Эдвард Шеффилдский, седьмой граф старинного рода Южного Йоркширского графства, был идеален. То есть – абсолютно. Высокий – выше многих своих друзей, стройный, длинноногий, с овальным лицом идеальной формы, широко посаженными синими глазами, соблазнительным изгибом тонких губ, и с длинными гладкими струящимися по спине черными волосами – своими, никаких париков граф не признавал принципиально. У графа был родовой замок Шеффилд, восходящий своей историей к первым завоеваниям викингов, одни из лучших в Южном Йоркшире охотничьи угодья, суконная фабрика, поставляющая ткани даже в королевский дворец, состояние в трех английских банках, а так же скрытая «пиратская» деятельность по экспорту-импорту некоторых товаров, не одобряемых парламентом. Графа Шеффилдского обожали во всех престижных и модных кругах высшего английского общества, дамы считали его загадочным, обворожительным «бунтарем»; мужчины, хоть и завидовали нещадно, признавали его порядочным и интересным собеседником, человеком слова; кроме того, он считался одним из самых завидных женихов на предстоящий лондонский сезон. Очень немногочисленные друзья и приближенные особы считали, что у Эдварда уравновешенный характер, недюжий интеллект, деловая хватка и еще масса явных и скрытых талантов. И почти никто не знал, как отчаянно блистательный граф Шеффилдский устал от жизни к своим тридцати годам.
Он действительно устал. Он вел эту размеренную, однообразную жизнь, сколько себя помнил: отец рано начал приучать единственного наследника к делам, как будто предчувствовал свою близкую кончину. В двадцать два Эдварду уже пришлось брать в свои руки управление замком и всеми делами их семьи, с чем он блестяще справился, благодаря природной деловой хватке и расчетливому уму, но за восемь лет ему осточертели эти бесконечные совершенно одинаковые балы, приемы, охотничьи сезоны, обязательные визиты к нужным людям, инспекция и без него идеально работающей фабрики… В тридцать лет ему стало казаться, что ему шестьдесят, и ничего в его жизни уже не может случиться: осталось только наконец-то выбрать себе жену и обеспечить себя хотя бы одним наследником, но от наличия еще пары человек в огромном замке кардинально в его жизни ничего не изменится. Наверное, ему бы хотелось путешествовать, повидать Европу, страны Азии, далекую Россию. Но оставить свое налаженное хозяйство он не мог – не имел права. Оставалось, стиснув зубы, рассылать приглашения на очередной ненавистный прием в честь закрытия охотничьего сезона, с тоской приглядываться к расфуфыренным барышням на выданье, и с ужасом думать о том, как его будут рвать на клочки через три месяца в Лондоне.
- Нельзя так мрачно смотреть на мир, - наставительно поднял трясущийся узловатый палец верный старый Джейкоб – семидесятилетний слуга третьего поколения графов Шеффилдских. Он был одним из немногих людей, которым позволялось выслушивать жалобы и брюзжание внешне успешного нынешнего хозяина замка. Старик Джейкоб нянчил с пеленок и самого Эдварда, и его отца, поэтому обращался он со своим хозяином достаточно вольно.
- Эх, Джейкоб, - горестно вздохнул граф. – Тебе легко говорить! Тебе не надо жениться и заниматься всякой ерундой, которая у меня уже вот здесь! - Эдвард выразительно провел ребром ладони по своему горлу. - К тому же, ты можешь представить, что у нас в замке появится какая-нибудь капризная девица?
- Найдите не капризную, - безапелляционным тоном отрезал Джейкоб, безуспешно пытаясь застегнуть негнущимися пальцами пуговицы на жилете графа.
- Они все капризные, - скривил губы граф. Он бережно отвел от живота руки верного слуги, и ловко застегнулся сам.
- Не пристало молодому лорду самому делать такие вещи, - смущенно потирая больные пальцы, по привычке одернул Эдварда Джейкоб. Они оба знали, что старик уже не может выполнять свои обязанности, но Эдвард был привязан к нему, и не представлял рядом со своей избалованной персоной никого другого.
- Когда вы женитесь, милорд, я наконец-то смогу уйти на заслуженный покой, - слуга снова завел разговор, который так не нравился его господину.
- Это еще почему? – сразу нахмурился Эдвард.
- Потому что молодая жена не потерпит рядом со своим мужем дряхлую развалину вроде меня, – смиренно, но твердо, ответил Джейкоб.
- Моя молодая жена будет терпеть все, что угодно мне! – прорычал Эдвард, и Джейкобу пришлось, закатив глаза и покачав головой, в очередной раз уступить своему упрямому воспитаннику.
Но судьба явно не желала идти навстречу молодому графу: буквально на следующее утро Джейкоб не появился в покоях своего господина, чтобы помочь ему умыться и одеться. Эдвард полежал в постели, раздумывая, что могло случиться и стоит ли ему ждать дольше, потом решительно встал, совершил утренний туалет сам – уж очень хотелось есть, чтобы думать о приличиях - и отправился выяснять, по какому случаю о его персоне забыли в этом доме.
Джейкоб нашелся в своей каморке, которая находилась прямо под комнатами господина. Он лежал на своей старой кровати, бледный как смерть, и выглядел на все девяносто. Рядом со стариком сидела дородная Бетти – горничная и бывшая нянька Эдварда.
- Что случилось? – граф обеспокоенно вглядывался в лицо старого слуги. Бетти поджала губы.
- Случилось то, что уже давно должно бы, Ваше Сиятельство, - да, Бетти тоже иногда могла напомнить надменному лорду, что качала его на руках тридцать лет назад. – Разве ж можно в таком-то возрасте так работать?! Джейкоб-то, поди, не мальчик уже, чтобы летать по первому вашему зову с первого этажа на третий, из подвала в башню, да обратно – и этак-то по десяти раз на дню!
Эдвард поморщился: он не так часто общался со своими слугами, и простая деревенская речь резала слух.
- Ответь мне лучше на вопрос, что с ним? – начал он терять терпение.
- А я почем знаю? Переутомился, али сердце – кто его разберет. Да только не смог он встать сегодня, и ладно еще я невдалеке проходила, услышала, как стонет кто-то. Слабый, как младенчик – ни рукой пошевелить не может…
Эдвард слушал причитания няньки и хмурился все больше. Он, конечно, понимал, что Джейкобу недолго осталось жить на белом свете, но не хотелось думать, что так скоро, возможно, придется расстаться с верным другом, единственным по-настоящему близким человеком после смерти родителей.
- Я пришлю доктора. И, Бетти, не оставляй Джейкоба одного, я распоряжусь, чтобы Элиза выполнила сегодня за тебя твою работу.
Бетти сочувственно и благодарно покачала головой, но, когда милорд уже почти вышел из убогой каморки своего слуги, окликнула хозяина.
- А вы-то сами как? Кто вам прислуживать будет?
Эдвард остановился на пороге. Действительно. Теперь нужно кого-то искать, хотя бы на время. «Эх, старик, ты все-таки добился своего» - грустно подумал лорд.
- Если позволите, Ваша милость, у Джейкоба внук приехал погостить намедни, парень неплохой, расторопный, делать ему нечего, только девок наших по сеновалам тискать, так пусть послужит Вашему-то Сиятельству, глядишь, и вам веселее будет с молодым-то, и он остепенится, к рукам-то прибрать ежели…
Эдвард поморщился, как от головной боли – Бетти своими речевыми оборотами могла вывести из себя кого угодно.
- Ладно, зовите этого вашего внука, надеюсь, он окажется не таким уж оболтусом, а то я его не к рукам приберу, а в королевскую армию на службу отправлю, - Эдвард дернул плечом и решительно вышел из комнаты.
За завтраком граф был раздражен, ему взялся прислуживать молодой грум, который был несомненно хорош в уходе за породистыми лошадьми, но в гостиную к господам его пускать явно не следовало. В результате Эдвард уехал на фабрику в пресквернейшем расположении духа, совершенно не ожидая от этого дня ничего хорошего.
Вернулся Эдвард уже к ужину, уставший, злой, по колено забрызганный грязью. Кинув поводья смущенному утренней неудачей в качестве лакея Джону, он отрывисто произнес:
- Кобылу разотри получше. И пусть Дже…кто-нибудь распорядится, чтобы мне приготовили ванну и ужин.
Джон согнулся в приличествующем поклоне и поспешил увести взмыленную красавицу Цирну долой с гневных хозяйских глаз.
Эдвард замедлил шаг в огромном холле своего замка, подумав – не зайти ли проведать старика Джейкоба, но решил сначала привести себя в порядок. Поднявшись по широкой лестнице, граф пружинистым шагом направился к своим покоям, как вдруг его внимание привлекли…ноги. Стройные мужские ноги, обтянутые темно-коричневыми лосинами и обутые в низкие кожаные сапоги, какие носят крестьяне и ремесленники. Они перегораживали графу проход в собственную спальню, так как их владелец сидел на полу, прислонившись к стене, и бессовестным образом спал. Эдвард остановился в паре шагов от необычного явления. Сейчас бы надо рявкнуть, схватить паршивца за шиворот, хорошенько встряхнуть и отправить на конюшню – откуда он, несомненно, и явился – с напутствием получить там дюжину плетей за нерадивость. Но граф решил не торопиться, ибо эти ноги, пожалуй, были первым приятным событием за сегодняшний день. Они были хороши: сильные, стройные, ладные, с округлыми коленками, изящными лодыжками…и переходили в такую аккуратную маленькую задницу, что граф почувствовал умиление. О том, что первого жениха Англии интересовали вовсе не женщины, знало всего несколько человек. Во-первых, Джейкоб, который знал про своего господина больше, чем он сам, во-вторых, старинный приятель и сосед граф Гарри Освальдский, питающий такую же слабость к юношам, как и Эдвард, ну и собственно несколько юных чаровников, имевших счастье делить постель со столь знатной персоной. Сейчас же Эдвард чувствовал, как настроение стремительно улучшается, и продолжал свой неторопливый осмотр, гадая, откуда под его дверями взялся столь очаровательный молодой человек и с какой целью он здесь спит. «Если его прислал Гарри, я буду должником его проницательного сиятельства всю свою жизнь!» - улыбаясь, подумал граф, обласкав взглядом стройное гибкое тело, изящную шею, продолговатое лицо с острым подбородком и такими пухлыми губами, что Эдвард сыто и довольно вздохнул, предвкушая приятный вечер. А еще у незнакомца были удивительные волосы: густые, темные, но не сверкающе черные, как у самого графа, а теплые темно-коричневые с сочным медным оттенком. Они были не так уж коротко острижены, как требовала крестьянская «мода», некоторые пряди доставали до плеч, а спереди падали на глаза. Эдвард подумал, что волосы парня наверняка мягкие на ощупь, как китайский шелк… «Вот сегодня я это и проверю» - мысль была настолько приятной, что по телу поползли ненавязчивые мурашки.
Громкое урчание в животе – совершенно не приличествующее благородным особам – оторвало графа от восторженного созерцания «своего подарка» - как он уже успел окрестить спящего юношу. Присев на корточки рядом со спящим пареньком, Эдвард ласково прикоснулся к его щеке. Тот вздрогнул, распахнул глаза - «Какие ресницы, о, мой Бог!» - сонно моргнул пару раз и тут же неуклюже поднялся на ноги. Эдвард, уже давно поднявшийся одним легким движением, все с той же доброжелательно-вопросительной улыбкой ждал, когда юноша сообразит, где находится, и объяснит свое загадочное появление. Пока же Эдвард смог с нарастающим удовольствием прибавить к несомненным достоинствам своего визави выразительные карие глаза и довольно высокий рост.
- Го…господин граф, милорд, простите великодушно, я…долго ждал вас и вот… - прелестник был смущен, но без излишнего подобострастия. Легкий румянец окрасил вполне загорелые скулы, а глаза с нескрываемым любопытством и даже оценивающе оглядывали графа. Эдвард выдержал паузу, дождавшись, когда взгляд юноши пройдется по его торсу, бедрам, вернется к лицу и стыдливо опустится вниз.
- Кто вы, милое дитя? – спросил граф своим самым медоточивым голосом.
«Дитя», которому все же было уже за двадцать, удивленно вскинул взгляд и озадаченно произнес.
- Эм…ну, я Уильям. Уильям Грэмм, внук старого Джейкоба. Мне сказали, что вам требуется слуга, вместо деда… Ну, вот он я – готов служить, - парень неловко поклонился и снова уставился на графа в ожидании приказаний.
Парящее настроение, предвкушение незабываемой ночи, сладострастное томление – все рухнуло в один миг. Эдвард стиснул зубы, смерив предполагаемого любовника тяжелым взглядом, развернулся на каблуках и, резко вскинув руку, указал на дверь спальни.
- Моя спальня. Поможешь мне раздеться, затем приготовишь мне ванну и отдашь распоряжение на счет ужина. Уже служил у кого-нибудь?
Уильям удивленно вскинул брови, не понимая причину столь резкой смены настроения своего нового господина, но затем, сделав непроницаемое выражение лица, открыл тяжелую дубовую дверь, и поспешил с ответом, пропуская графа вперед.
- Нет, милорд, никогда. Но я быстро учусь. И…дед много рассказывал о вас, о ваших привычках и требованиях… - парень потупился, снова мило порозовев, но тут же метнул из под опущенных ресниц быстрый взгляд: проверить, как реагирует хозяин на его смиренный вид.
«Он не прост…не деревенский дурачок, я это чувствую. Надеюсь, Джейкоб рассказывал про меня только то, что можно рассказывать посторонним, пусть даже они и родственники».
Раздражение не уходило. Мало того, оно словно еще увеличилось от того, что граф обманулся в своих ожиданиях на счет симпатичного незнакомца. Эдвард устало плюхнулся на резной деревянный стул и вытянул ноги.
- Ну что ж, самое время тебе проявить свою расторопность и показать свои знания относительно моих привычек. Поторопись с одеждой и ванной!
Парень еле заметно вздохнул и опустился перед лордом на колени. Граф задумчиво наблюдал за склоненной головой, удерживая себя от желания прикоснуться к каштановым прядям и проверить, так ли они мягки на ощупь, как ему показалось на первый взгляд. Пальцы Уильяма скользнули по ноге хозяина под коленом, осторожно стягивая сапог, непроизвольно сжали лодыжку под тонкой шерстью прогулочных лосин. Эдвард плотнее сжал губы. Не то, чтобы он не допускал возможности заводить интрижки со слугами – это было настолько распространено среди английской знати, что почти не скрывалось. Но обычно речь шла не об однополых отношениях, которые предпочитали не афишировать. Почему-то задрать юбку хорошенькой горничной считалось чуть ли не обязанностью заботливого господина. А вот сдернуть штаны с симпатичного лакея – ни-ни! Но Эдварда заботило даже не это – в конце концов, в своем замке он сам себе господин, и его слуги не стали бы сплетничать о подобных вещах. Но Уильям был внуком Джейкоба – человека, который вырастил графа, практически заменил ему вечно занятого отца. Этот факт накладывал табу даже на откровенные мысли о милом молодом человеке, что не могло не усиливать раздражение и мрачное настроение лорда.
Тем временем, Уил вполне аккуратно снял с графа верхнюю одежду, оставив его в рубахе и панталонах. Следующие пятнадцать минут Эдвард наслаждался видом Уильяма, взмокшего от спешки и тяжести ведер с водой, которые пришлось таскать из кухни в подвале.
- Если его милость позволит… - заговорил парень, переводя дыхание после последнего подъема по крутой лестнице замка. – я мог бы гораздо быстрее справиться, если бы мне помог Джон или кто-то еще из незанятых слуг… Простите за то, что смею высказывать свое мнение, но…
- В моем владении каждый занимается своим делом, - отчеканил граф, гипнотизируя Уильяма твердым взглядом. – Хорошие слуги никогда не бывают незаняты, запомни это, Уил, если хочешь служить мне.
Кислая мина юноши послужила Эдварду хорошей наградой за сегодняшние страдания. На самом деле граф ценил в людях ум и сообразительность, и требовал того же от своих слуг. Мысленно он взял на заметку слова Уильяма, но поощрять его пока не спешил. Он словно мстил парню за то, что тот оказался таким соблазнительным и – недоступным.
Правда, еще через четверть часа из головы Эдварда исчезли все мысли о мести и неудачном дне: он лежал в горячей ванне, вдыхал аромат дорогого лавандового масла и тихо постанывал, подставляя натруженные за день плечи и шею на удивление умелым рукам нового слуги.
- Вам нужно почаще разминать мышцы, мой лорд, - сосредоточенно выдохнул Уил в его затылок. – В противном случае вас могут мучить головные боли и бессонница.
- Ммм… - Эдварда так разморило, что было лень не то что говорить, но даже думать. Вернее, одиночные мысли появлялись в расслабленном мозгу графа, но они были слишком легкомысленны и недостойны того, чтобы облечь их в слова. Например, такие как: «Опусти руки ниже, милый мальчик, у меня там тоже мышцы, которые нужно размять…», или: «Меня определенно будет мучить бессонница, но совсем по другому поводу».
Одну мысль, более пристойную, чем остальные, Эдвард все-таки поймал и озвучил:
- Где ты научился так прекрасно делать массаж?
- Мне приходилось разминать плечи и спину деду после тяжелого дня. Я частенько гостил у вас в замке, милорд, правда, вы этого не знали, потому что дед не хотел обременять вас моим присутствием.
Очередное упоминание о родственных связях Уильяма с Джейкобом мгновенно вернуло замечтавшегося лорда на землю. «Нельзя, нельзя даже думать о нем. Этот мальчик должен остаться неприкосновенным, иначе я не смогу смотреть в глаза Джейкобу!»
Ужин прошел на удивление спокойно. Уильям неплохо справлялся, во всяком случае, не хуже Джона за завтраком, но его ошибки вызывали гораздо меньше раздражения. Эдвард даже счел приятным обучение нового слуги премудростям обеденного этикета. Он спокойным тоном подсказывал и поправлял Уила, невольно любуясь его легким смущением и сосредоточенным видом.
- Принеси мне сигары – они в кабинете в левом верхнем ящике комода. После приготовь мне постель.
День закончился не так уж плохо. Эдвард не спеша выкурил свою любимую смородиновую сигару – контрабанда с Индийских островов, затем зашел проведать старика Джейкоба, который выглядел уже более живым, но еще слишком слабым. Верный слуга чуть не плакал оттого, что подвел своего господина, но граф заверил его, что Уил со всем отлично справляется.
Уже лежа в большой кровати, закрытой тяжелым бархатным балдахином, Эдвард, которого только что касались теплые робкие пальцы слуги, помогающего переодеться ко сну, думал о том, что нужно наведаться к Гарри, у которого в поместье всегда гостило несколько милых покорных юношей, готовых скрасить одиночество хозяина и его друзей. «Иначе моего благородства надолго не хватит».
- Вам больше ничего не нужно, милорд? – тихий голос в темноте спальни прозвучал особенно…искушающе.
«Иди сюда и согрей мою постель»
- Нет, ничего. Спокойной ночи, Уильям.