Он часто ходил по этой улице, и никогда не видел этой девушки. Однако, она расположилась здесь – с мольбертом, красками, какими-то баночками, так, будто была здесь далеко не гостьей. Художники сидели тут довольно редко – да, конечно, центральный бульвар, но ведь не Арбат, и далеко не Москва, чтобы творить прямо на улице – тут не слишком люди понимают подобное творчество. Если ты художник – иди, рисуй на берег реки, или на худой конец – пейзаж за окном. Однако девушка рисовала прямо тут, посередине аллеи. И именно сегодня, в последний день уходящего года, как будто, у нее не было других дел. Несмотря на десятиградусный мороз, ее руки были без перчаток, а кисти так легко летали над мольбертом, что казались удивительными бабочками. Ему стало невероятно интересно, что именно рисует незнакомка. Ведь тут и в округе-то ничего интересного нет. Подходя ближе, он увидел, насколько прозрачны ее голубые глаза. Крохотный укол страха отдался болью в сердце. Но у странной незнакомки удивляли не только глаза. Ее кожа была восхитительно белой. «Вот когда начнешь верить в сказки про Снежную Королеву», - подумал он.
Холст оказался таким же белым, и в первый момент он даже не понял, что на нем действительно что-то нарисовано, но, приглядевшись, сообразил, что на картине нарисован снег. Вот уж точно, кто поймет этих женщин, прийти сюда в такой мороз, чтобы рисовать снег. Неожиданно он сообразил, что подошел слишком близко, и теперь, промолчать – просто не представляется возможным. Перебирая в голове сотни вариантов обращения к незнакомым девушкам, он отвергал один за другим. Девушка была очень красива, и не хотелось портить впечатление о себе какими-то банальными словами. Ее хотелось… спрятать от этого холода. Может быть, тогда ее пальцы станут хоть чуть-чуть розовыми? И на щеках появятся иные краски? А то ведь Снежная королева, ни дать, ни взять.
- Ты рисуешь снег?
Очень глубокомысленная фраза, ничего не скажешь.
Она не повернула головы. Как будто разговаривая сама с собой, произнесла:
- Нет, не снег.
- А я вижу здесь только снег.
- Возможно. Ведь люди обычно и видят то, что им хотят показать.
- Так ты философ? И это философская картина? Белый квадрат?
- Я рисую судьбы.
- Чьи?
- Тех людей, которые хотят их видеть.
- И чья это судьба – такая белая?
- Твоя.
Почему от ее ответа ему не стало смешно? Он даже на секунду не подумал, что это шутка. Зато мысль о том, что он сходит с ума – возникла.
- Я разве хочу увидеть свою судьбу?
- Да, конечно, иначе ты не увидел бы меня. Посмотри, сколько людей вокруг, и никто не видит меня и моей картины.
Он обернулся. Действительно. Улица жила по своим, давно известным правилам. Никто не удивлялся, глядя на художницу. Более того, прохожие смотрели… мимо. Или даже … сквозь них. И вновь страх, только теперь не колкий – а холодящий.
- Это моя судьба?
- Да. А разве ты в ней не видишь чего-то, что хотел бы видеть?
- Я тут ничего не вижу, кроме снега.
- Хорошо, давай нарисуем.
Ему показалось, или у нее в голосе на самом деле появились игривые нотки. Кто она – Бог? Нет, Бог мужчина должен быть. Тогда должно быть – Проматерь? И какое отношение Проматерь может иметь к его судьбе?
- Садись напротив, чтобы мне было тебя лучше видно. Мне будет так проще рисовать. И говори, что я должна добавить в картину твоей судьбы.
- Нарисуй мне любовь.
- А какая она, твоя любовь? Страстная, как кровь?
Он задумался.
- Нет, пожалуй, в судьбе я бы не хотел иметь такую. Просто для разнообразия – да, а ты ведь рисуешь серьезную картину.
- Тогда яркую, как солнце?
- Нет, если она будет все время яркой, я перестану замечать остальные краски жизни. Ведь на солнце нельзя долго смотреть – когда отводишь взгляд – все вокруг кажется черным.
- Так какую же любовь нарисовать в твоей судьбе?
- Наверное, чистую. И очень большую.
Ее правая рука с тонкой кистью легко запорхала над картиной.
- Что еще?
- Нарисуй мне дом.
- Интересная последовательность – вначале любовь, а потом дом. Знаешь, в прошлые века мужчины выстраивали иную последовательность.
- Ты хочешь мне прочитать лекцию о том, что мужчины обмельчали?
- Что ты! Я просто размышляю вслух. Хорошо, дом. Какой он должен быть? Огромный, с верандой, камином и садом?
- Ты так странно говоришь. Вот до твоих слов мне именно такой дом и хотелось. А теперь я понимаю, что все это неважно. А ведь ты ничего не сказала против. Почему так происходит?
- Не знаю. Должно быть, ты раньше никогда не пытался поговорить со своей душой.
- Ты душа?
- Нет, но я – отражение ее чаяний и надежд. Так, какой дом рисуем? С фонтанами и статуями по краям дорожки?
- На вид ты такая холодная, а остришь, словно – огонь. Нет, мне не нужен в судьбе дом, похожий на музей.
- Давай думай быстрее, что рисуем-то?
- Нарисуй дом, где меня ждут.
- Твоя чистая любовь?
- Да, моя чистая любовь.
Она управилась всего лишь несколькими мазками.
- Один вопросик: а чем освещать-то дом? Свечи, люстры, керосинка?
- Не надо рисовать этого, какая разница, чем его освещать. Если меня там ждут, до дом будет освещен нашей любовью.
- Хорошо, еще есть пожелания?
- Да, конечно. Нарисуй мне счастье.
- А разве это уже не счастье – чистая любовь, и дом, где она тебя ждет?
- Нет. Счастье – это то, что невозможно спрятать в доме. Оно такое, что его нельзя описать словами. Но оно наполняет восторгом и радостью, оно дает силы жить и дарит желание делиться им со всеми.
- Так оно не имеет отношения к дому и любви?
- Имеет, но оно больше их, понимаешь?
- Нет.
Девушка нахмурила бровки.
- Если счастье больше любви, то зачем тебе любовь?
- Ты нарисуй, а я разберусь, когда оно наступит.
- Сейчас, осталась всего минутка.
Он нетерпеливо встал с места, обошел мольберт и взглянул на холст, по которому все еще порхала кисть художницы. Холст был абсолютно белым.
- Но здесь же ничего нет!
- Напротив, тут есть все, о чем ты просил. Просто за счастьем, которое ты не смог описать, но подчеркнул, что оно очень большое, стало не видно всего остального.
- Ты хочешь сказать, что счастье не так уж и важно?
- Ты сам ответил на все вопросы в своей судьбе, - она покачала головой, и в ее очень прозрачных голубых глазах мелькнула тень грусти.
- Я хочу перерисовать свою судьбу!
- Тогда начни прямо сейчас!
Неожиданно он понял, что ее уже нет рядом. Нет мольберта, кистей и самой картины… Лишь белый снег, укутавший аллею к празднику своей белой торжественностью.
Начать прямо сейчас… Наверное. Особенно, если ты все же смог поговорить со своей душой. Она, конечно, не скажет ничего нового, но то старое, о котором она предложит задуматься – может стать началом для новой судьбы. Особенно в Новый год.