Афганец

               
Задание нашему звену было совсем простым – полёт по маршруту на предельно малой высоте.  Иначе говоря, по определённому маршруту мы должны пройти так, чтоб нас «не  видел» ни один расположенный даже близко, даже на возвышенности  радиолокатор. Наше звено  к таким полётам было вполне готово,  и ничего особенного в этом задании никто из нашей  четвёрки  не усмотрел.  Просто ещё раз потренироваться в выдерживании своего места  в строю, уделяя, как  и в любом полёте,  особое внимание круговой осмотрительности,  а в этом – особенно строго сохраняя  высоту, так как на предельно малых высотах «шутки с барханами» (а они будут мелькать совсем  рядом, под самым фюзеляжем твоего самолёта)  недопустимы.
Запустили двигатели; ведомые поднятием рук просигналили готовность.   Подрулил к взлётной полосе, жду разрешения  руководителя полётами на выруливание группы  для взлёта.    Ждать пришлось долго. Оно и понятно: лётный день очень насыщен. За шестичасовую смену полк выполнял  больше сотни вылетов.  В них приходилось часто использовать  форсажные режимы работы двигателей, посадки   выполнялись с малыми остатками топлива. По правилам,   установленным  «Наставлением  по производству полётов»,  в первую очередь   производится  посадка  самолётов  с малыми остатками топлива,  а затем  уже  взлёты.   Вот и  пришлось  ждать,  когда руководитель  разрешит  вырулить  на полосу. 
Вырулили, не задерживаясь, взлетели; довернул на курс первого отрезка маршрута, засек время ("пустил секундомер").  По боковым зеркалам и перископу убедился, что ведомые заняли установленные места в строю.  Маршрут изучен, знаком.  Рельеф местности  прост:  ни столбов, ни мачт, ни вышек тут нет.  Только и видны одни барханы.  Они где чуть повыше, где несколько пониже. Лети на малой высоте,  даже и на   предельно малой,  сколько хочешь.  Ничто не мешает. Только  бы топлива хватило.  Но не  расслабляйся – не зацепись фюзеляжем за песчаный нанос.  На такой скорости  (850 км в час) это будет последним твоим маневром в небе.  Вот впереди уже видна колея заброшенной железнодорожной ветки,  которую мы пересечём наискосок, через двадцать секунд возле неё появится заброшенное станционное здание, наполовину засыпанное песком, затем ещё секунд через пятнадцать и сама колея уйдёт  навеки под  барханы, которые тут поглощают всё,  не  оставляя на  поверхности  ничего бесхозного.  А как же?  На то и  Кара–Кум – чёрные пески. Настоящая пустыня.   В ней и жизнь только возле воды, то есть в оазисах, хотя и в самих песках тоже  встречаются  признаки  чего–то живого.
Да, пустыня…  Мёртвое место. Правда, безжизненно это пространство только снаружи.   Пришлось мне быть  в такой же, нет, в ещё более жестокой пустыне  Сахара.  Вынужден был «прогуливаться» по восточному берегу Нила,  снимая кроки разбившегося самолёта.  И в небольшой расселине, среди камней вдруг заметил растение. Небольшой кустик сантиметров тридцать высотой с сочными  толстыми  листьями.  Подошёл к нему, опустился на колени и под одним из листочков обнаружил плод, по форме и цвету  напоминавший маленький огурчик. Местного переводчика с собой не было, да и вряд ли он внёс бы  ясность,  что это за пустынное чудо и как оно добывает влагу.  Срывать диковинную  прелесть мне было жаль.  На небольшом расстоянии от этого жильца пустыни я обнаружил  экскремент животного.  В этом районе я много летал и убедился, что в радиусе трёхсот километров нет ни одного зелёного кустика, ни одного озерка, ни, конечно,  никакого поселения.  А, оказывается,  животные бегали. Да и пресмыкающиеся, и насекомые в пустынях живут.  Вот тебе и «мёртвая пустыня», а жизнь в ней теплится.  Правда, условия не для человека.  Он в ней  долго  не выдержит  без  посторонней  помощи.

Осмотрелся:  ведомые  на месте,  идут  с  небольшим превышением  относительно меня. Правильно, так и должно быть.  А почему это небо впереди меня   вдруг стало оранжевым?  Да, с жёлто–оранжевым оттенком от самой подстилающей поверхности.  Впечатление такое, будто мой МиГ вот–вот упрётся  конусом  воздухозаборника в оранжевую стену высотой  «до небес».  Присмотрелся.  Поднялся повыше и  удивился: резко, без всякого перехода начиналась  воздушная масса,  «насыщенная песком».   «Афганец»!*  Видимость в  нём   намного меньше, чем  нужна  для  производства  взлётов и посадок.  А на аэродроме идут интенсивные полёты.   Набрал ещё высоту, теперь меня «видят» радиолокаторы.  Запросил  у них  удаление от аэродрома и доложил руководителю полётами, что с этого  удаления  на аэродром движется воздушная масса с ограниченной видимостью.  «В воздух не выпускайте, срочно всех сажайте».  Тут же раздалась его  команда: «Всем на посадку!»  Первыми  он будет сажать тех, у кого остаток топлива мал.  А наша группа выполняла полёт «спокойный»,  с  нормальными  режимами  работы  двигателей,  она  и на посадку  пойдёт последней.  Беречь топливо!  Я набрал высоту семь тысяч метров (там никому не помешаю, да и расход топлива с высотой уменьшается) и направился  «домой».  С этой высоты видно, что  «Афганец» надвигается на наш  аэродром.  Только бы все успели   приземлиться.   Когда по радиообмену я понял, что на посадку заходят последние самолёты, то  начал снижение.  С большой  высоты было отчётливо видно,  что «Афганец» уже подошёл к  аэродрому  вплотную.  Дал  команду  ведомым  растянуться  на  безопасные  дистанции  и посадку  производить  сходу.  Приземлиться  вовремя  мы успели: вторая  пара заканчивала пробег после посадки  уже  в  самом  «Афганце» –  с рулёжной полосы  она  была  не видна.  Но… все  уже  на земле,  а это – самое главное.

*  Афганец – так в Средней Азии называют воздушную массу, насыщенную песчаной пылью.  Видимость в «Афганце» позволяет лишь с трудом   ехать  по дороге с твёрдым покрытием.