***
Я люблю посидеть на досуге с хорошей книжкой. Больше всего мне нравятся приключения. А Сашка, мой друг, обожает всякую мистику. Ему постоянно мерещатся параллельные миры, порталы и прочая муть. С такой фантазией Сашке самому нужно книжки писать. Я как-то раз ему по глупости так и сказал. Сказал и забыл. А Сашка, оказывается, это принял всерьёз. Когда летом он приехал ко мне в деревню, у нас состоялся такой разговор:
– Знаешь, Леха, я тут подумал. Неплохо бы написать бестселлер.
– Бест что? – не понял я. Слово показалось смутно знакомым.
– Бестселлер, - ровным голосом сообщил Сашка. – Это - сверхпопулярное произведение.
Я поперхнулся. Сколько дружу с Сашкой, а всё не могу привыкнуть к масштабности его замыслов.
– Круто, конечно. Только, чтобы бестселлер написать, нужно быть как минимум талантливым автором. Или я что-то не понимаю?
– Конечно, не понимаешь, – радостно сообщил Сашка. – Успех можно просчитать.
- Как? – не понял я.
- Да, очень просто. Понять, чего хочет современный читатель.
– И чего же он хочет? – спросил я не без сарказма.
– Острых ощущений, конечно. Лучше всего писать детективы или книги ужасов.
– Да ну?
– Напрасно иронизируешь, – сказал Сашка. – Мы непременно прославимся.
- С чего бы это?
– Конечно, придется постараться, набраться терпения. – Невозмутимо ответил Сашка.
– У меня нет литературных способностей, – мрачно сказал я. – И потом, в летние каникулы я хочу отдыхать, а не чахнуть над каким-то бестселлером.
– А тебе не надо чахнуть, – бодро сообщил Сашка. – Придумывать-то я буду. Представь, я в кресле–качалке. Бабочки летят на светящийся абажур. Ты держишь в руках толстую тетрадь, а я диктую, диктую…
Сашка как всегда отвел мне почётную роль пишущей машинки. Что ж, мы люди не гордые. Значит, будем писать детектив. Ну, если останется время на речку и рыбалку, тогда можно попробовать.
– А где ты возьмёшь сюжет для детектива? – спросил я.
– Детектива? Мы будем писать ужастик!!! – Заговорщически сказал Сашка и подмигнул.
***
В общем, все было неплохо. Мы целыми днями лоботрясничали. Купались, загорали, изредка помогали бабушке в огороде, ходили в лес за ягодами, словом, нормально отдыхали. Сашка не лез ко мне со своими глупостями. Я уж было решил, что он забыл про писательские амбиции, и вздохнул с облегчением. Но он ничего не забыл. Однажды вечером, дня через три после этого разговора, мой приятель заявил:
– Сюжет наметился.
Я замер с бубликом в руках.
– Сюжет ужастика, что ли?
Сашка кивнул. Он намазал хлеб толстым слоем варенья, поднял на меня ясные глаза и деловито сказал:
– Мы войдём в историю, как самые юные авторы. Старина Кинг скончается от зависти. Я уже вижу толпы поклонников, жаждущих получить наш автограф.
– Что, такой крутой сюжет? – я недоверчиво смотрел на Сашку. Стать знаменитым - его пунктик. Хорошо, что он пока не додумался стать самым юным заклинателем змей или глотателем шпаг. Увы, я вынужден участвовать во всех его проектах. Как-никак, друг. Не сомневаюсь, что в один прекрасный день Сашка всё-таки станет знаменитым. А я? Доживу ли я до этого?
- Круче не бывает, – в преддверии мировой славы Сашка стал важным и значительным. Он царственно поедал бутерброд. Клубничное варенье лениво капало на скатерть. Сашка не обращал на это внимания, его взор был устремлён к светлым горизонтам. – Герои попадают в страшные передряги. В заброшенном городе на них нападают монстры, но они чудом остаются в живых.
– М-да-а, – сказал я. Даже с моими скромными литературными данными было ясно, что до бестселлера сюжет не дотягивает. – И это всё?
– Твой скепсис понятен, – не обиделся Сашка. – Но главное, Лёха, в ужастиках - это детали. – Он поднял вверх указательный палец. – Задача написать так, чтобы у читателя мурашки забегали.
– Это понятно! – Я начал раздражаться. – Но я не стану тратить драгоценные каникулы на какую-то туфту, ясно? Таких сюжетов пруд пруди. Проклятое место, страшные монстры. Все это было сотни раз. Если придумаешь нормальный сюжет, так и быть, буду помогать. А нет, сам записывай свой бестселлер. Мне скучищи и по школьной программе хватает.
– Да, друг называется, – разочарованно протянул Сашка. – Соавтор. Ты в критики лучше иди, у тебя получится.
– Все, Сашка, отстань, – отмахнулся я от него. – Не мешай чай пить.
– Ладно, – сказал Сашка, – подумаю ещё. Я чувствую приближение музы, слышу шелест ее крыльев…
***
Следующие два дня прошли спокойно. Я получал удовольствие от солнца и речки, а Сашка сидел под яблоней с глубокомысленным видом.
– Я понял. – Сказал он на третий день. – Насчет сюжета ты был прав. Лучше написать готический роман. Это модно. Есть даже движение такое – готы. Ходят в черном и тусуются на кладбищах. Стильные ребята, хмурые только немного. В моем доме один гот живет, Васей зовут. Восьмиклассник из соседней школы. Он мне про это движение много рассказывал, звал с собой.
– Куда, на кладбище? – съязвил я. – В гости к покойникам?
– Ну, да. – Серьезно отвечал Сашка. – Они собираются на старом немецком кладбище, в красивом склепе. Песни поют, надгробия изучают.
– Бр-р-р, – меня передернуло. – Надеюсь, у тебя хватило ума не пойти? Надо же, гот Вася. Вот смех-то!
– Хватило, – вздохнул Сашка. – А жаль. Иногда полезно задуматься о вечном. А Вася, между прочим, серьезный парень.
– Хорошо-хорошо. Так что за роман-то?
– Роман? Ах, да. Значит, два мальчика…
В общем, задумка мне понравилась. Мрачновато немного выходило, но в этом и был весь фокус. Роман-то готический. Словом, я согласился быть соавтором и секретарем в одном лице. Сашка меня убедил, что для погружения в тему нам нужно побывать ночью на сельском кладбище. Убеждать он всегда умел. Если честно, то я согласился отправиться с ним на кладбище ещё и по личной причине. Я представил себе, как осенью приду в школу и на перемене небрежно скажу: "Был я как-то ночью на заброшенном кладбище…" Вокруг сразу соберётся кучка одноклассников, Соня Карамелькина тоже подойдёт. В её глазах появится блеск, она будет завороженно меня слушать. Ради этой сладостной минуты я готов залезть в самую глухую дыру!
Бабушка ничего не подозревала. В её детстве никто не хотел стать всемирно известным автором готических романов. Дети мечтали быть космонавтами, покорителями Севера или героями целины. Бабушка кормила нас оладьями и поила парным молоком. Подперев голову рукой, она с умилением смотрела, как исчезает её варенье, и свято верила, что мы самые послушные дети на всём белом свете. Поэтому, когда часов в девять вечера я заявил, что мы идём спать на чердак, она не удивилась.
"Спите, деточки, спите. Набирайтесь силёнок", – сказала бабушка и уткнулась в телевизор. Там шел её любимый сериал. Когда бабушка его смотрит, она полностью выпадает из реальности. В это время можно беспрепятственно осуществлять свои дерзкие планы.
Мы с Сашкой тихонько спустились с чердака по приставной лестнице и дунули в соседнее село, где располагалось полузаброшенное кладбище. Идти надо было километров десять. По дороге Сашка рассказывал всякие ужасы. Его послушать, так покойники по кладбищу только и рыскают, особенно в полночь. Я слушал всю эту галиматью в пол-уха. Не хватало ещё проникнуться готической психологией! Шагая с Сашкой в ногу, я продумывал будущую речь в классе. Одноклассники обалдеют! У меня не будет конкурентов. Что может рассказать о летних приключениях средний московский шестиклассник? Как лежал кверху пузом с мамой-папой на курортах? Или как разучивал в летнем лагере глупые стишки? На моем фоне все эти рассказы будут выглядеть, по меньшей мере, несолидно. Я подожду, пока все они выскажутся, а потом начну свое повествование. Я хорошо себе представил широко распахнутые Сонины глаза, и покраснел от предвкушения. Между тем, на поля опустился туман. Сашка занервничал.
– Ты, Чёлушкин, какой-то бесчувственный, – сказал Сашка. – В такую погоду упырям самое раздолье, а тебе хоть бы хны. Ты что, нисколечко не боишься?
– А чего мне бояться? – удивился я. – Пусть покойники сами меня боятся. Вот ты веришь во всякую нечисть, тебе и страшно. А я знаю, что это чушь. Поэтому мне нормально. Я даже бутерброды с собой прихватил с колбасой. Вдруг есть захотим.
– Ладно-ладно, пристыдил, – кивнул Сашка. – Бутерброды – это хорошо. А что, Лешка, ты вправду сможешь на кладбище бутерброды жевать? Кстати, сегодня полнолуние, забыл предупредить.
Сашка носится с лунным календарем, как с писаной торбой. Он утверждает, что лунные сутки как-то влияют на нашу жизнь. Может, на Сашкину жизнь они и влияют, а вот на мою точно нет. Мне наплевать, полнолуние или новолуние. По-моему, человек должен на разум полагаться, а не на положение планет.
Чем ближе мы подходили к кладбищу, тем сильнее сгущался туман.
– Ты смотрел мультик "Ежик в тумане"? - спросил я, желая поднять Сашке настроение, и вдруг раздался жуткий вой. Мы остолбенели. Это был протяжный вой, полный нечеловеческой скорби. Сашка схватил меня за руку. Я почувствовал, как он затрясся от ужаса.
– Что это? – пролепетал он.
– Не знаю. Думаю, собака, – не очень уверенно сказал я. Моя бодрость тут же испарилась без следа. Страх липкой рукой схватил за горло. Нечеловеческим усилием воли я взял себя в руки.
– Это оборотень, – обречённо сказал Сашка. – Он превратился. Сейчас найдёт нас и разорвёт на куски. Это в лучшем случае.
– А в худшем?
– Покусает. Тогда мы сами станем оборотнями. На нас будут охотиться с серебряными пулями и осиновыми колами. – Сашка продолжал мелко трястись.
– Тьфу! – разозлился я. – Не стыдно? Сын культурных родителей в дремучие суеверия подался. Слушать противно! Идёшь или нет?
– Может, в следующий раз? – спросил Сашка. – Не к добру этот вой, ой, не к добру.
– Я что, зря десять километров протопал? – меня зло разобрало на Сашкину трусливость. – Обратно столько же, между прочим. Ради чего? Ну, повыла собака, и что теперь? Кто бестселлер хотел написать, я или ты?
– Если бы писатели переживали всё, о чём пишут, – резонно возразил Сашка, – они бы умирали после первой своей книжки. Или во время её написания, что ближе к истине.
– Понятно. Трусим, значит. Ну, я один на кладбище пойду, а ты как знаешь. Я привык дела до конца доводить.
– Я с тобой! – тотчас согласился Сашка. Перспектива остаться одному его не прельстила. Мы побрели дальше. Никто больше не выл, кругом царила тишина. Сквозь туман виднелись кресты и покосившиеся надгробия. Чем ближе мы подходили к кладбищу, тем меньше мне хотелось туда лезть. Но признаваться в этом я не желал. В конце концов, один из двоих просто обязан быть смелым. Хотя бы с виду. Мы перелезли через низенькую ограду и очутились среди могил. Сашка как воды в рот набрал.
– Что дальше? – спросил я. – Будем полночи ждать?
– Н-н-не з-з-знаю, – Сашка начал заикаться. – А н-н-надо?
– Это ты должен знать, – огрызнулся я. – Ты у нас по упырям профессор.
Сашка затравленно озирался по сторонам. Вид у него был прежалкий. Его страх передавался мне, и я боролся с ним из последних сил. В принципе, дело сделано. Можно с чистой совестью отправляться восвояси. Но мне захотелось наказать Сашку за трусость.
– Будем ждать полуночи, – решительно сказал я. – Иначе в романе не будет хватать достоверности. Смотри, какая милая могилка, даже скамейка есть. Давай тихо посидим, покушаем и пойдём домой. Потом своему Васе-готу расскажешь, что ночевал на кладбище. Он-то наверняка по ночам дрыхнет. А ты ему нос утрёшь.
Я приоткрыл калитку, и мы втиснулись в огороженное пространство. Сели на скамейку. Говорить не хотелось. Хотелось одного: поскорее сделать отсюда ноги. Чтобы скрасить ожидание, я достал из кармана пакет с бутербродами и начал разворачивать. И вдруг в тридцати шагах от нас раздалось зловещее урчание. Я замер. Сашкины глаза вылезли из орбит. У меня волосы встали дыбом, руки-ноги отказались служить. Мерзкое урчание приближалось. Казалось, отвратительные мертвецы окружают нас со всех сторон. Где-то рядом раздались хриплые ругательства, и из могилы неподалеку начал медленно подниматься покойник. В свете бледной луны он выглядел чудовищно большим и опухшим. Туман скрывал его нижнюю часть, поэтому казалось, что мертвец парит в воздухе. Я дико заорал и швырнул в него свёрток с бутербродами. Метнулась серая тень, но я уже мчался прочь. Рядом несся Сашка, жалобно скуля. Мы перемахнули через ограду и помчались по дороге обратно. Вслед раздавался протяжный вой. Не знаю, сколько километров мы пробежали без передышки. По моим ощущениям, до деревни долетели минут за тридцать. С обезьяньей ловкостью вскарабкались на чердак, завалили дверь всякой всячиной. Залезли с головой в спальники и затаились. Через полчаса я высунул нос. В окно светила полная луна. На дворе было тихо. Нас никто не преследовал. Сашка лежал в своем спальнике тихо-тихо и не шевелился. "Может, помер от разрыва сердца?", - подумал я, и шепотом позвал его:
– Саш, ты спишь?
– Нет, а ты? – еле слышно отвечал мой друг.
– Ужас, да?
– Я предупреждал, – обреченно зашептал в ответ Сашка. – Они в полнолуние активизируются. Нам повезло, что живыми выбрались. А ты не верил.
– Теперь верю. Они сюда не придут?
– Не должны, – успокоил меня Сашка. – Они с кладбища не могут уйти.
– Может, ты ко мне в спальник залезешь?
– Ага, – обрадовался Сашка. – Может, лучше ты ко мне?
Ему было страшно вылезать наружу, я это понял. Я быстро расстегнул свой спальник и нырнул к Сашке. Было тесно и жарко. Всю ночь мне снились покойники. Они гонялись за нами по деревне. У них были полуразложившиеся лица и длинные бледные руки. Пару раз мертвецы все-таки схватили нас, но мы закидали их бутербродами, и они отстали. Проснулся я совершенно разбитым и кое-как вылез наружу. Ярко светило солнышко, мычали на лугу коровы, кудахтали куры. Ночное происшествие казалось диким сном. Я слез с чердака, умылся колодезной водой. Стало немного легче. Через час вылез Сашка. Он был бледный, хмурый и помятый. Бабушка накормила нас гречневой кашей с молоком и отправила на почту. Ей должны были передать какие-то журналы и посылку. Мы нехотя поплелись в соседнее село, то самое, около которого располагалось злополучное кладбище. Всю дорогу мы уныло молчали, а когда подходили к почте, навстречу попалась похоронная процессия. Четверо угрюмых мужчин несли гроб, обтянутый красной тканью, следом шли заплаканные женщины в черных платочках.
- Кошмар продолжается. - Сказал Сашка. - Вымысел просочился в реальность. Я читал, что у некоторых писателей так бывает.
– Наверное, у особо гениальных. Вроде тебя, Грымов. Ты придумываешь, а окружающих засасывает в твой личный кошмар. – Съязвил я.
– Наверно, – В Сашкином голосе появилось безразличие. Он на глазах впадал в апатию. Мне тоже было плохо. Жизнь предстала в самом мрачном свете. Когда мы понуро вошли в помещение почты, там было всего две женщины. Одна сидела за стойкой и считала газеты, другая, почтальонша в цветастом платье, что-то увлеченно рассказывала. Мы подошли поближе.
– Степаныч совсем спятил, – говорила почтальонша. – Это ж надо додуматься: ночевать в вырытой могиле!
– Да он просто пьяный был, – Отвечала другая женщина. – С пьяных глаз и не такое привидится.
– Точно, – поддакнула цветастая.– Говорит: копал могилу, не заметил, как заснул. Сам, небось, пол-литра за вечер выдул и отрубился. Говорит, покойники кинули в него какой-то едой, а Жучка все слопала. Где это видано, чтоб покойники едой кидались? Бомжи это ночевали на могилке, а Степаныч со своим псом их спугнул. Вот умора. Манька говорит, он ночью прибежал, закрылся на все замки и до сих пор на улицу носа не кажет. Его теперь на кладбище и миллионом не заманишь. Ой, учудил!
Мы с Сашкой переглянулись. Ночной ужас медленно рассеивался. Забрав посылку и журналы, мы бодренько потрусили домой. Страшный покойник оказался трусливым сельским пьяницей, а куча злобных упырей – всего лишь его голодной собакой. Жизнь возвращала свои радостные краски.
– Да, – сказал Сашка. – Одно плохо в этой истории.
– Да что плохо-то? – Не понял я. У меня самого словно гора с плеч свалилась.
– Роман не получится. Переживания не настоящие.
– Переживания-то как раз, настоящие. А что покойник липовый, читатель никогда не узнает.
– И то верно! – обрадовался Сашка. – Про Степаныча рассказывать не обязательно.
Роман мы так и не написали. Весь месяц стояла славная погода, потом белые грибы пошли, а я обожаю их собирать. По утрам я бегал на рыбалку, даже щучку поймал! Сашка помогал моей бабушке в саду. Он любит в земле ковыряться. Говорит, ему это занятие сосредоточиться помогает. В общем, славное было лето!
Про кладбище я не стал в классе рассказывать. Все-таки покойник был ненастоящий. А вот про пойманную щуку рассказал. Соня слушала меня, раскрыв рот. Ее глаза блестели от восхищения. Вот так-то!