Елена Сомова. Фрагмент романа "Религия мира"
Глава 3. Опять апельсины
А как замечательно было во сне!.. Апрельский волшебный свет... музыка... накатывающие волны страсти... Смешной лилипут, шаловливый гном, а вовсе не чертик, повелевающий судьбами, играющий ими, так же, как он жонглирует цветными шариками-минутами в сахарной глазури... Вот сейчас повернусь на бок – и продолжится мой сон... Вот... сейчас. Бегают, бегают, подлетают высоко в воздушном пространстве и струятся радужными песчинками шарики-минутки... Это уже апельсины... Много апельсинов. Сладких. Профессор бережно очищает их, разламывает на дольки, подсаживается ближе ко мне и шепчет, едва сдерживая набегающие волны: «Открой ротик, птенчик, Аленка моя. Денисику надо подкрепиться, витаминку-апельсинку маленькому надо». А этот «Денисик» пинается внутри моего живота, видно, ему не терпится к папочке на ручки.
Фу ты ну ты, и зачем нам нужен этот бандидо-хулигано Дениска?! Он и так уже испинал мне все внутренности. А Профессор такой довольный – любит поискать его макушечку на моём необозримых размеров животе и ощутить резвые постукивания: «Так мы с ним общаемся, – говорит. – Он чувствует, пинает прямо в ладонь, молодец, парняга!»
Пока эти два блаженных «общаются» сквозь стенку моего живота, я немного скучаю. Нет, это не дело. Может, меня здесь и нет совсем, а есть только обалдевший от счастья Профессор с его зародышем. Нет, он мне весь живот растянет, шустрый такой. Как же я буду с таким животом ходить потом по улице? Нет, мне уже всё это порядком надоело.
«Денисик, слышишь папочку? Сынок, мы зимой на лыжах будем кататься в нашем парке. Ты, мама и я, вместе поедем. Тебе понравится, сынок. Я расскажу тебе о Сократе, ты в совершенстве будешь владеть языками. Слышишь меня, сынок, это я, твой папа!»
Эти два «сынка» меня даже не замечают. Что бы такое «сморозить»? Незаметно тянусь к столику, хватаю с тарелки бутерброд с сыром и весело шлёпаю этим бутербродом по профессорской лысинке: такой милой, родной, иногда благоухающей одеколоном. Профессор тянется рукой к моей руке с бутербродом, целует её и ест из моих рук бутерброд, но всё же даёт мне два раза откусить. Я кусаю специально поменьше, потому что знаю, что мой Профессор стал неохотно есть и спит неглубоко: то укроет мое выставленное из-под одеяла плечо – я чувствую сквозь сон его дыхание, то принесёт с кухни апельсин, зная, что утром меня будет мутить, но апельсины помогают. Нет, когда родится его любимый Денисик, то апельсины будет есть только он, а может я просто дура, что так думаю, но ребёнка я уже не хочу. Пусть лучше мы с Профессором сами съедим все апельсины. И никому не дадим. Ну, разве что гному. Да он сам уже вскарабкался на дольку оранжевой свежести и ест, довольный, лакомится моим апельсином. Ладно, пусть отведает. Всё-таки хорошо, что это оказался не чёртик, а гном, – у него такая забавная шапочка с кисточкой – такого же цвета, что и та, для Дениски. Её профессор купил вчера и никак не налюбуется: положил на трёхтомник Давида Юма и долго смотрел на неё, будто шапка эта привлекает его больше, чем я.
Опять звонок. Не дадут побыть в апреле.
фотография: это мой внук Сережа, 2008 г.