День выдался особенно жарким. С востока по небу медленно катился раскаленный шар солнца, и воздух дрожал в знойном мареве. Земля во многих местах потрескалась, а листья на деревьях поникли под густым слоем серой пыли.
Вилька с самого утра ушел на рыбалку: вдруг повезет и он принесет домой несколько карасиков или плотвичек. Все будет помощь маме. Женю намеренно не позвал: при каждой поклевке он шумно визжал и тем самым, как казалось Вильке, отпугивал рыбу. Если они иногда и рыбачили вместе, то сидели в разных местах.
В этот раз бабка Фрося и сама не пустила бы внука на речку: за день до этого весь его улов забрали два упитанных гитлеровца и заставили бабку Фросю приготовить завтрак. Она жарила им, случайно забредшим в ее бедную ветхую избу, мелкую рыбешку, боясь не подчиниться им.
- Тэбья нэту рыпки, - говорил Женьке лопоухий немец, набив рот только что жареными карасиками. - Твойя в рьечке... - и показывал толстыми волосатыми пальцами, как плавает рыба. – Там она...
Веснусчатое, как сорочье яйцо, лицо Женьки вспыхнуло огнем. Он готов был вцепиться острыми ногтями в холеную физиономию фашиста, исцарапать его до крови, а его самого выгнать вон. Но силы были неравные.
Вилька рыбачил один. Долго не было клева, и он, наблюдая за поплавком, вспоминал своих учителей, школу в Свердловске. Видел и масловскую, разграбленную, где теперь стояли немецкие лошади, и люто ненавидел захватчиков, которые принесли на его землю несчастье и неволю.
Все прожитые годы Вилька больше любил одиночество. Часто, лежа в траве на берегу Гнилопяти, разглядывал высокие облака, плывущие над ним: вот тачанка с пулеметчиками, а рядом - дракон, а еще дальше - белый парус. Пока он рассматривал парус, дракон превращался в темную огромную гору. И интересно ему было наблюдать за всеми изменениями в высоком родном небе, происходящими на его глазах.
Вяло катила свои воды Гнилопять. Рыба в такую жару пряталась поглубже и там неподвижно стояла. Клева не было. Вилька смотрел на "мертвый" поплавок и думал, что через такую речку можно запросто перепрыгнуть хорошему спортсмену. Там, дальше, зеленел пышной травой берег, за ним - небольшая возвышенность, похожая на опрокинутую тарелку, где пацаны зимой катались на лыжах. То был заброшенный хутор в пять дворов и большой сад. Вилька хотел было проскочить туда и поискать вишен, но передумал: вдруг начнется клев. Так и сидел, наблюдая за поплавком. Через несколько минут со стороны хутора послышалась какая-то возня и громкая команда. Вилька прислушался: да, явно говорили по-русски. Он-то не глухой! И тут же увидел: с возвышенности на Масловку медленно выползли три легких танка. Он оторопел: за танками бежали бойцы. Они уже были хорошо видны.
Бросив удочку, Вилька стремглав побежал домой.
Лишь потом он узнает, что небольшой отряд советских воинов с тремя танками был окружен. Он пробирался к своим, на восток. Три разведчика, посланные на рассвете в Масловку, обратно не вернулись, но капитан Зеленцов, выводивший людей из окружения, решил, что в селе всего-навсего горстка немцев, и повел своих бойцов, голодных и измученных, в атаку. На самом деле в центре Масловки находилось около роты гитлеровцев.
- Мама... Мамочка...- восторженно лепетал задохнувшийся от бега Вилька.-Там, на хуторе, наши солдаты. Они сейчас наступают. Бегут с горки на наше село. Я сам их видел.
- Неужто? - всполошилась Марьяна. - А немцы?
- Молчат почему-то. Не стреляют.
Марьяна засуетилась, наводя на столе порядок. Влажной тряпкой протерла клетчатую клеенку.
- О боже, боже! Они же подпускают наших поближе и побьют их. Что же делать? Как дать им знать?
- А если наши побьют? Ты не допускаешь этого?
- Допускаю, сынок. И хочу этого...
И в это же время послышалась частая пулеметная стрельба и отдельные взрывы.
- Вот и все... - отчаянно заломила руки Марьяна. - Погибнут...
Вилька насупился и подошел к окну.
- Не погибнут наши, а придут в село. Вот увидишь, мама. Мы встретим их.
- О соколы родные! - шептала Марьяна, боясь за них и радуясь. - О спасители наши! - Сняла с головы платок, побежала на кухню и металась от стола к печке и от печки к столу. Затем открыла деревянный сундук и вытащила оттуда новую вышитую скатерть. Тут же накрыла стол и разгладила дрожащей рукой смятые ее концы. Она знала, она понимала, для чего и для кого эта скатерть. Открыв заслонку в печке, торопливо стала раскладывать огонь. В уме прикинула, что надо приготовить еду на человек десять, а то и больше, и налила большой чугунок воды. Не вернулись бы домой немцы. Будет беда...
...Небольшой отряд советских бойцов наступал на Масловку. Фашисты открыли по нему ураганный огонь. Вспыхнули один за другим все три танка: в небо потянулись черные столбы дыма.
Снова прикрыв голову темным платком, Марьяна сидела за столом, покрытым праздничной скатертью, и тихо плакала.
В печке медленно догорал огонь.
Вилька по-прежнему стоял у окна, спиной к матери, и видел на возвышенности три дымящихся бугорка. Прислонившись горячим лбом к прохладному стеклу, скрипел зубами, кусал губы и давал себе клятву, что отомстит фашистам за их злодеяния.
В этот день плакала вся Масловка: отряд советских воинов был полностью разбит.
Продолжение: http://www.proza.ru/2010/04/14/574