ПИСАТЕЛЬ-НЕВИДИМКА [продолжение]
Экскурс по его живому тернистому следу
(к 80-летию Г.П.Гунькина, 1930-2006)
6.
Что касается работы над текстом, тут особых проблем не предвиделось. Приобрел сканер; освоив минимум операторских премудростей, отсканировал одну за другой все сто с лишним страниц журнальной публикации, переводя каждую из них в формат, поддающийся дальнейшему редактированию и другим необходимым операциям. После этого, при тщательной общей вычитке текста, в нескольких местах выправил обнаруженные ошибки, опечатки. Вот, пожалуй, и вся предварительная подготовка к изданию.
Много сложней была вторая составляющая задачи: а) поиск юридических, финансовых и прочих возможностей издания; б) обязательная подготовка сопроводительной статьи – обзорно-аналитического характера; в) изыскание дополнительных сведений, материалов, так или иначе сопричастных «Откровению», – в первую очередь, стремясь выявить Автора или его наследников.
По пунктам а) и б) мне здесь сказать нечего, да и не к месту, а вот с пунктом в) можно сейчас разобраться. В этой части поиска самым урожайным, даже решающе результативным выдался 2007-й год. Но все-таки начну с более раннего.
В середине 2006 года вышла из печати, после многих лет неопределенности, злоключений, «Хроника казни Юрия Галанскова». На заключительном этапе ее подготовки я решился, воспользовавшись “оказией”, прервать нелепый, гнетущий, никем не объявленный обет умолчания вокруг «Откровения Виктора Вельского»: высказать публично мое частное мнение об этом уникуме, как бы невзначай втоптанном историей в ничтожество. При этом позволил себе непозволительную вольность: обозначил – как наиболее вероятный – приоритет Галанскова в вопросе о пока еще не выявленном Авторе «Откровения». Правда, не преминул оставить себе “уголок для сомнения”, памятуя о всемогущем “соблазне принять желаемое за сущее”. Цитирую по книге (стр.82):
“Здесь нельзя не вспомнить одно удивительное произведение, опубликованное Галансковым в его крамольном альманахе (выход нескольких экземпляров которого «в свет» привел, напомню, к незамедлительному аресту Юрия). Это сложнейшая исповедальная вещь, творение невероятной духовной силы, глубины, масштабности. Оно представлено было как бы под псевдонимом, внедренным в заглавие: «Откровения Виктора Вельского», без обозначения авторства. У меня лично сложилась уверенность в том, что откровения эти, полные провидческих предчувствий и озарений, буквально распираемые гибельными метаниями, дерзостными вызовами, - вышли из-под пера самого издателя «Феникса-66». Во всяком случае, читая сегодня этот причудливо перекрученный, богоборческий и богоутверждающий, самоистребительный (во имя спасения человека и человечности, ради науки бессмертия) монолог Виктора Вельского, - я вполне натурально слышу голос Юрия, его порывистые интонации, легкое дыхание… Хотя в душе каждого из нас всегда остается уголок для сомнения. Ведь сильней всего на этом свете – соблазн принять желаемое за сущее…”
Такая вольность с приоритетом далась мне нелегко. Я не мог вообразить себе: с какими глазами – в случае ошибки – предстану настоящему Автору, его родственникам. На протяжении многих месяцев вплотную вел раскопки этого авторства: расспрашивал на сей счет Веру Лашкову (она участвовала в распечатке текстов для «Феникса-66»), Аиду Тапешкину (феноменальный поэт, самый надежный приближенный друг Галанскова), рыскал по разным источникам, мемуарам, кропотливо пересматривал стихи, прозу, письма Юрия – выискивая и находя немало лексических, тематических, идейных и прочих перекличек с «Откровением». Но прямых подтверждений авторства Галанскова, несомненных улик обнаружить так и не смог. А необходимость – всерьез определиться с подлинным Автором – становилась всё острей, неотвратимей.
Очевидным для меня было одно: Виктор Вельский – лишь подсобный, фигуральный псевдоним автора; он здесь просто главный персонаж. С истинным Автором у него, быть может, немало общего, но совмещать их в одном лице, в одной судьбе – некорректно, более того: недопустимо. Как же нам найти Невидимку-Автора? Где он? Почему до сих пор скрывается? Жив ли? Может, правда – скончался в 1964-м? Все эти вопросы неотвязно преследовали меня. Ведь в любом случае – при нынешней-то вольнице – настоящее имя Автора должно же было в конце концов всплыть! Коли не лично от него, так через родных, друзей, знакомых. Не в Бермудском же треугольнике он обитал и творил!..
Множество реалий, вся возможная аргументация настойчиво, даже грубовато, подталкивали меня к единственно правдоподобной версии: подлинный автор – Юрий Галансков. Но я отдавал себе отчет: дело обстоит вовсе не столь убедительно. Так что проблема эта (кто персонально написал «Откровение»), став для меня важным историко-литературным фактором, обернулась еще и туго затянутым, многопланово хитросплетенным узелком. С позволения читателя, подзадержусь еще (максимально, ручаюсь, кратко) на данном мотиве.
Самый весомый и основательный довод (так внушал я себе) – явное родство душ: Юрий Галансков и Виктор Вельский (из-за плеча которого выглядывает анонимный Автор, сумевший талантливо вылепить невероятно емкий образ незаурядного современника – в неподдельно живом, драматичном становлении и развитии). Давайте на минутку сопоставим, сравним их ключевые “параметры”.
О Галанскове здесь уж не нужно особо распространяться. Фигура редкостно самобытная, несгибаемая, жертвенная (во спасение Человека и Человечности, ради всеобщей нерушимой Свободы, с обеспечением Мира в подлунном Мире). Он замахнулся на несбыточное – всерьез поставил перед мировым сознанием и политической элитой грандиозную практическую цель: “создать общество разоруженных государств и умов”. Было время, когда его имя не сходило со страниц мировой печати. Находясь в концлагерном заточении, уже стоя на краю бездны, 33-летний поэт наотрез отказался подать просьбу о помиловании. “И не во имя чести и достоинства, не самоцель, не самолюбие и тщеславие, а просто – должен же быть кто-то выстоявший, кто бы имел право говорить”, читаем в его письме от 27 февраля 1971. Чистая цельная душа, гармоничная личность, однако ж ни в коей мере не икона, не образец для подражания. Противоречия, недостатки, слабости – у него как у всякого смертного; он плоть от плоти нашей обыденности. И все-таки похоже на то, что он шел единственно приемлемым для него, уготованным ему путем: на голгофу.
Вельский – в чем-то (особенно в единоличном образе действий) натура иного склада. Но по внутренней сути – того же порядка, того же роста и размаха. Запредельно искренняя, страстная, самоотверженная, при этом биполярно (порой до абсурда) настроенная; тут тоже клокочет темперамент масштабного дерзновенного мыслителя: он устремлен всем существом в верховные эмпиреи, дабы оттуда, не щадя живота своего, заняться проповедью самодельного (“дома рощенного”) учения, нового Святого Благовествования, способного перекроить всю панораму земного бытия.
Ну, как говорится, чем же они не близнецы-братья? Разве монолог «Откровения» не мог быть вложен в уста главного персонажа Юрием Галансковым?
(Автор монолога, смею полагать, во многом разделяет искания Вельского, солидарен с ним в постановке ребром острейших, насущных, фундаментальных вопросов; но с не меньшей уверенностью можем мы утверждать: не слишком-то близки лично Автору неуёмные сумбурные метания Вельского из крайности в крайность, всякого рода маргинальные, максималистские его фантазмы, балансирующие на грани безумия, а то и за этой гранью. Так что Вельского незримо сопровождает всюду как бы личная тень Автора – сторонний пристальный наблюдатель, исполненный ясного ума и трезвой оценки всего происходящего, хотя ни малейшим намеком он этой оценки не выказывает, в поведение своего плода-изделия не вмешивается.)
Почти в самом начале данного очерка, коснувшись давней беседы Галанскова в больнице Дубровлага с коллегой-политзэком Вагиным, я уж отчетливо выявил (возможно, слишком скоропалительно) не просто родство душ, но и чуть ли не тождественность – между Галансковым и Вельским (в тандеме с Автором). То есть: четкость эта возникла еще задолго до того, как я получил доступ непосредственно к тексту «Откровения». Когда же пять-шесть лет назад журнальные его оттиски предстали мне воочию и началось живое их прочтение, - как-то незаметно, не раз и не два, я и вовсе: стал ловить себя на иллюзии прямого контакта с Юрием. Именно тогда исподволь заронилось в уме и пустило реальный росток диковинное зернышко: а что, если написал это не кто-то, а он…?
С каждым новым днем новые догадки, соображения, зачастую внезапные, случайные, повели к тому, что росток всё глубже и прочней укоренялся в моем соблазненном сознании. Достаточно, казалось бы, позиции Юрия в «Фениксе-66»: открытым своим вызовом, предпосланным тексту «Откровения» и швыряемым в лицо Власти, он явно наводил след на самого себя – как на истинного автора сей крамолы. Прозрачно, с улыбкой озорства (что очень даже в его натуре и характере), Галансков словно бы намекал “органам”: не надо искать черную кошку в темной комнате, где этой кошки нет! И будто лез на рожон: "Вот он я! Хватайте, если посмеете!..".
Но! Но! Но! Не углубляясь здесь в эти нюансы, один другого притягательней и эффектней, я все-таки обязан был вынести “ничейный” вердикт (если уж совсем по-честному – выкинуть белый флаг): ни один из доводов в пользу авторства Галанскова, равно как и вся совокупность таковых, не могли уверить меня в полной правоте такой версии. А с другой стороны: несмотря на все поисковые усилия, не нашлось и не предвиделось никакой альтернативы – сколь-нибудь внятной и более убедительной. Возникла прелюбопытнейшая тупиковая коллизия. Она-то и отразилась в вышеприведенном моем абзаце из «Хроники казни…».
Не прошло и года – с тупиками и заторами вокруг «Откровения» стала происходить невероятная (внешне весьма прозаическая) метаморфоза: они начали стремительно, прямо у меня на глазах, саморазрушаться. Так вскрывается весной широкая река: с глуховато мощным, поначалу пугающим, не совсем понятным шумом, скрежетом…
(Продолжение следует)