Если бы вещи умели разговаривать. Книжный шкаф

Петербургская Мария
   Здравствуйте. Позвольте мне представиться — Аксентий Павлович Грымов. Возможно, это несколько странно, что я намекаю вам на то, что ко мне нужно обращаться по имени-отчеству, но я так воспитан, и ежели уж вы вознамерились меня слушать, то стало быть готовы к причудам немолодого уже *кокетливо вздыхает* сударя.
   На этом моменте было бы уместно рассказать вам о моем происхождении. Оно берет начало еще в 18 веке, когда одни из лучших столяров Санкт-Петербурга бережно вытесывали меня в своих мастерских по эскизам самого *горделиво повышает голос* Растрелли! Я был предназначен для кабинета Императрицы. Мой изысканный фасад, украшенный резными деталями из красного дерева, стал, могу вам сказать без лишней скромности, достойным украшением покоев Ее Величества. Знаете, я всегда восхищался ее вкусом, с самого первого момента, как я занял свое место, меня наполняли книги лишь высшей марки, а самой большой чести удостаивалась последняя полка — на ней лежали те книги и газеты, которые Ее Высочество изволила часто читать и перечитывать. Порой мне до сих пор кажется, что дерево источает тонкий запах ее духов... Ах, простите, я, кажется замечтался. То было золотое время, период моего духовного наполнения ; я был совсем еще неопытный, как те молодые дубы, что пошли на мое изготовление. Но царский дух незаметно проникал в мои поры и остался в них до сих пор. То время, за которое я сменил не одну королевскую эпоху и семью подарило мне крепость характера, веру, статность и светские манеры, что так трудно найти в сегодняшнем мире, *скривился* , по правде говоря, с современными шкафами мне и поговорить-то не о чем! То ли дело мои старые друзья! Я был знаком с Лаврентием Громушкиным, письменным столом Александра Сергеевича Пушкина, заочно дружил с Павлом Астафьевым, любимым креслом Сергея Юльевича Витте. А уж Мадам Шерер! Ох ну и была плутовка! *смеется* Приходила ко мне, когда в соседних покоях у Марии Николаевны бывали перестановки (а они бывали ой как часто!). Разговоры у нас с ней часами затягивались, сплетница она еще та была, но уж больно милая и открытая, так, что и пристыдить-то ее за это никак не получалось. Где сейчас мои милые друзья … *вздыхает*.
   Период моей жизни, который я практически не помню, трудно было находиться в сознании, валяясь в подвале под какими-то тряпками и обломками, связан с советским правлением (это я вычитал в многочисленных газетах, пытаясь потом,многим позже, восстановить свое прошлое). Я до сих пор помню, как первый раз за долгое время меня коснулись лучи солнца. Они так тепло и ласково пригрели меня, прошлись по запыленному стеклу в дверцах, по позолоченным ручкам, по причудливо изогнутым ножкам. Потом несколько пар рук вытащили меня в центр большой комнаты, где было много-много окон, и я щурился, глядя на соскучившееся солнце. Меня бережно очищали от пыли и грязи, покрывали блестящим лаком и всё время восторгались моим возрастом, *кряхтит и покачивается* , да, ребятушки, долгожитель перед вами еще тот! Так о чем это я? Ах, простите, почему-то никто не упоминает, что возраст — это, конечно, хорошо, но склероз, как говорится, никто не отменял *посмеивается*. С тех самых пор я стою в Эрмитаже, в полностью воссозданном кабинете Императрицы. Жаль только, что настоящий экспонат — только я, те копии, что пытаются быть похожими, ну например, на Мадемуазель Фонтэн, тумбочку под вазы с цветами, в подметки им не годятся, так, искусно сделанные подделки, душу-то им никто неотреставрирует... 
   Каждый день я вижу много людей. Я являюсь центральной композицией не одной тысячи фотографий. Про меня рассказывают экскурсоводы. Но, ежели у нас с вами зашел такой откровенный разговор, признаюсь вам - мне бывает иногда очень грустно. Никто ведь даже не спросит, как я себя чувствую, как у меня дела. Никто не любит слушать занудного и дряхлого старика, я им … всем ... неинтересен. Интересно только то, как я сияю, чисты ли мои полки, и правдива ли на мне бирка «XVIII век». А ведь у меня столько историй, чтобы всем рассказать, может, я мог бы раскрыть великие тайны, но … Кого волнует мнение книжного шкафа. Простите, ребятушки, я, кажется, совсем устал сегодня. Идите, идите скорее к следующему экспонату, а то экскурсовода потеряете и пропустите что-нибудь действительно интересненькое. А я, с вашего позволения, вздремну немного, а то ночью я так люблю смотреть на звезды, что даже не до сна … *зевает*. Спасибо.

   Двое маленьких детей с интересом наблюдали за старинным книжным шкафом.
  - Мама, мама, ну он движется, я тебе честно говорю, я слышала, как он вздыхает! Саш, Саш, ну скажи ей, она мне не верит!
  - Теть Света, ну правда, он как живой! Смотрите, дверцы похожи на глаза и нос, а стоит он как будто на настоящих ножках!
  - Дети, хватит говорить ерунду! Пойдемте, а то наша экскурсионная группа вон куда уже ушла, отстанем еще!
   Маленькая девочка, взмахнув голубыми лентами, обернулась, задумалась о чем-то и послала в его сторону воздушный поцелуй: «Шкафик, ты не вздыхай так, я к тебе как-нибудь еще приду».