По ту сторону боли. глава 21

Владимир Осколков
                Глава 21

     Сегодня у Вадима было прекрасное настроение. Жизнь снова улыбалась ему своей редкой и оттого столь желанной улыбкой.

     Утром Марина Николаевна, взглянув на разукрашенное лицо сына, ничего не сказала, только вздохнула и спросила:

     - За что?

     - За девушку, - Вадим попытался улыбнуться разбитыми губами.

     - О-о! - мамин взгляд потеплел. - Кто она? Ты меня познакомишь с ней?

     Вадим угукнул, уплетая за обе щеки яичницу и запивая горячим сладким какао.

     - Вадим, ты слышал, что Саша собирается снимать для себя комнату?

     - Нет, - Вадим удивлённо посмотрел на маму. - А чего это он придумал?

     - Говорит, что вырос из коротких штанишек. Что ему надоело встречаться с девушками на квартирах у приятелей, что не хочет нас - и в первую очередь тебя - этим стеснять. Да и в самом деле, если он вдруг надумает жениться, куда ему вести молодую жену? К нам, в нашу тесноту?

     Узнав эту новость, Вадим сперва огорчился - они были дружны с братом, мелкие конфликты и непонимания остались в далёком детстве -, но потом сообразил, что тем самым Саша даёт и ему, Вадиму, возможность для более свободных встреч с друзьями и... да, и с девушками тоже.

     И на работе всё складывалось на редкость удачно. После обеда, часа за два до окончания смены, начальник попросил Вадима отвезти папку с документами в контору, занимающуюся вопросами стандартизации и находящуюся на другом конце города, и после этого он мог быть свободен, в институт возвращаться не обязательно. С поручением Вадим справился быстро и до назначенного свидания со Светланой у него ещё оставалось без малого четыре часа.

     Поразмыслив немного, чем бы ему заняться в эти часы, Вадим решил всё-таки, пересилив себя, сходить к Павлу. В его душе жило непонятное чувство вины перед ним. Надо было внести ясность в эту непростую ситуацию. И Вадим, словно подталкивая самого себя в спину, пошёл к Смирновым.

     Дверь открыла Анна Васильевна. Вадим жадно вглядывался в её лицо, страшась увидеть на нем печать горя и отчаяния. Но нет, Анна Васильевна была, как всегда, приветлива и радушна. У Вадима немного отлегло от сердца. А когда он увидел Павла, сидящего на своем обычном месте, у старого письменного стола, то успокоился окончательно.

     Павел смущённо взглянул на гостя и спросил:

     - Ну, небось удивлён видеть меня живым?

     - Да что ты, Паша! - поспешно ответил Вадим. - Я обрадован...

     - Удивлён, удивлён, я же вижу. Как же, решил уйти – и вдруг сижу себе, живёхонек-здоровёхонек! Что это Павел, такой волевой - и передумал?! Не то, чтобы передумал, но... - Павел жестом предложил Вадиму присесть, помолчал минуту-другую. - Понимаешь, Вадим, как всё получилось. В тот самый вечер мама пошла принять ванну. Момент для сведения счётов с жизнью был самый что ни на есть подходящий. Я взобрался на подоконник, выглянул наружу, посмотрел вниз. Очень зримо представил себе, как летит к земле моё тело, как ударяется оно об асфальт, как медленно гаснет жизнь в глазах... Мне не было страшно, не было противно. Просто было безмерно грустно. Оставалось сделать последнее движение и... И вот тут за спиной у меня раздался голос. Точнее говоря, не за спиной, а прямо где-то в моей голове. Какой это был голос, Вадим! Какой голос! Я даже затрудняюсь описать тебе его, слов таких не найдёшь в русском языке. Бесконечно добрый, мягкий, терпеливый, но в то же время непреклонно-убедительный. Он сказал: "Не делай этого!" - "Почему? - спросил я. - Всё уже решено." - "Ты ещё не исполнил своё предназначение в этой жизни." - "Какое предназначение?" - "Думай сам... ищи... пробуй..." И всё! Как это ни странно, но во мне не осталось и капли желания покончить с собой. Кто это был? Я не знаю. Может, Ангел-хранитель, а может... сам Господь Бог?..

     Вадим слушал Павла, раскрыв рот: "Ну и дела!"

     - После этого я всю ночь думал. О жизни, о смерти, о Боге, о вере... Теперь я хочу покреститься.

     - Ну так покрестись!

     - Нет, Вадим, ты не понял. Я хочу принять обряд крещения. Как полагается - в церкви, в купели. Ты поможешь мне в этом?

     - Ну разумеется, Паша, о чём разговор! Только надо разузнать хорошенько, как всё это делается. Я не знаю этого, меня-то крестили совсем ещё младенцем.

     Разговаривая с Павлом, Вадим то и дело отгибал рукав рубашки и поглядывал на часы: не опоздать бы к Светлане! Путь ведь неблизкий - от Черёмушек за вокзал. Павел заметил его беспокойство и спросил:

     - Ты куда-то торопишься?

     - Да, Паша, извини! У меня сегодня встреча назначена. Очень для меня важная.

     Отчего-то Вадиму не хотелось открываться перед Павлом, что спешит он на свидание с девушкой. Ещё, чего доброго, подумает, будто Вадим кичится этим перед ним, только-только отошедшим от края пропасти. Когда-нибудь потом, со временем, он познакомит их друг с другом.

     И лишь одно крохотное обстоятельство немного омрачало сегодняшний ясноликий день. Оно ютилось в самом дальнем уголке души Вадима, однако своим присутствием напоминало, что отнюдь не всё в жизни столь безоблачно и беспроблемно.

     Примерно с месяц тому назад Вадим набрался смелости и отослал-таки два своих лучших, как он считал, рассказа в редакцию краевого литературного альманаха "Алтай" и теперь с нетерпением ожидал ответа, ну хотя бы какой-нибудь реакции оттуда. Никто из его ближайшего окружения и не подозревал, что Вадим пописывает рассказы, а ему было очень важно узнать мнение профессионалов о своём творчестве. Именно настоящих специалистов, а не доморощенных критиков из "Истока".

     Но дни проходили за днями, а почтовый ящик оставался пуст. "Наверное, мои рассказы настолько никудышные, - расстроено думал Вадим, - что их давно выбросили в корзину и отвечать мне никто не собирается." Он хотел было забросить это дело, но писательский зуд уже не давал ему покоя. И Вадим переделывал старые произведения, начинал создавать новые, увлечённо и самозабвенно погружаясь в бескрайний океан словотворчества.

     К дому Светланы Вадим подошёл по другой, соседней улице. И не потому, что он испугался новой стычки со вчерашней компанией. Вовсе нет! Просто из-за того, что, согласитесь, некрасиво приходить на свидание к девушке свежепобитым. Конечно, шрамы украшают мужчину, но... не сейчас. Вот после свидания - пожалуйста! Сколько вашей душе будет угодно! Вадим был готов биться с любой шпаной, отстаивая своё право дружить с понравившейся ему девушкой, и не считал это чем-то геройским. Ну что поделаешь, если так жизнь устроена?

     К дому Светланы он пришёл загодя и теперь ожидал её, стоя немного поодаль от дорожки, что вела к дому, облокотившись на ограду палисадника. Сердце его сладко замирало от предвкушения скорой встречи с этой чудесной девушкой. Он всё ещё не мог окончательно поверить в то, что ему удалось познакомиться - и подружиться! - с ней. Господи, какое же это счастье - иметь такую красивую, такую милую, такую долгожданную подругу!

     Вадим посмотрел на часы. До назначенного времени оставалось ещё двадцать минут. Куда они пойдут гулять сегодня, он не знал. Да какая разница - куда?! Он готов был идти хоть в преисподнюю, только бы шагать рядом со Светланой, держать её за руку, слушать её щебечущий голосок, вдыхать тонкий аромат духов и тонуть, тонуть в этих небесных, бездонных глазах-омутах...

     Он потоптался на месте, разминая затёкшие ноги, и в это время из прохода показалась знакомая фигурка. Светлана! Не оглядываясь по сторонам, она быстро перешла на другую сторону улицы и пошла по тротуару в направлении вокзала.

     Вадим оторвался от ограды и бросился следом за ней:

     - Светлана! Светлана!

     Девушка, вздрогнув, как от удара хлыстом, остановилась и медленно повернулась. Вадим подбежал к ней.

     - Светлана, здравствуй!

     - Здравствуй...

     Голос её был сухим и отнюдь не радостным, она старалась не смотреть в глаза Вадиму, отводя взгляд в сторону.

     - Светлана, ты не узнаёшь меня?! Это же я, Вадим!

     - Узнаю...

     Вадим слегка растерялся. Он совсем не так представлял себе начало их свидания. И, огорошенный такой холодностью, теперь не знал, как продолжить разговор.

     - Ну что, Света, куда пойдём?

     - Никуда я с тобой не пойду, - неожиданно отрезала девушка.

     - Как это?! - опешил Вадим.

     - А вот так! Никуда я с тобой не пойду! И не ходи больше за мной! - голос её стал злым, она почти кричала. – И вообще, у меня уже есть парень! Понял?! А ты мне не нужен, не нужен!!

     Светлана резко повернулась и побежала прочь.

     Ничего не понимая, Вадим остался стоять, точно пригвождённый к месту. В голове билась одна мысль: "Как же так?! Как же так?!"

     Он хотел было догнать девушку, потребовать от неё объяснений, однако ноги не слушались его. Так он и стоял, пока платье Светланы не скрылось из виду.

     Дневной свет медленно меркнул в глазах Вадима, потянуло знобким холодом. "Почему, ну почему она так поступила? Чем я мог обидеть её? Сегодня - вроде ещё не успел... Вчера? А что было вчера?"

     С трудом передвигая ноги, Вадим медленно стронулся с места, словно перегруженный "товарняк", и побрёл по улице, не видя сам, куда идёт. Он вспоминал вчерашние их со Светланой разговоры, вспоминал всё до последнего словечка, пытаясь там отыскать ключ к сегодняшнему ледяному отпору девушки. И не находил. Всё было абсолютно пристойно. Да Вадим никогда и не позволил бы себе ничего оскорбительного в отношении Светланы. Он скорее откусил бы себе язык, чем разрешил обидному слову сорваться с него.

     Темнело всё больше и больше. Это с западной стороны на город наваливалась грозовая туча. Громадная, иссиня-чёрная, злобно ворчащая громовыми раскатами, она жадно пожирала голубизну неба.

     В авангарде наступающей грозы мчался ветер, бешено взметающий пыль, закручивая её в спираль и поднимая выше самых высоких деревьев. Совсем опьянев от ощущения собственной безнаказанности, он хватал девчонок за подолы платьев и те, взвизгивая и смеясь, придерживали руками трепетавшую ткань. Ветер ерошил им причёски, то и дело толкая в грудь и сбивая дыхание, и кружился, кружился вокруг них в своём буйном танце.

     Оставив хохотушек в покое, он набросился на зазевавшуюся дворнягу и давай её трепать за уши, за хвост, то по шерсти, то против шерсти. Бедная собачонка испуганно припала к земле, прижав уши и тихонько поскуливая, словно бы говоря разбуянившейся стихии: "Вот видишь - я тебе не сопротивляюсь, поэтому и ты оставь меня в покое." Всё живое спешило попрятаться кто куда, избегая встречи с ветром-хулиганом, и только небольшая стайка голубей бесшабашно кувыркалась серебристыми блёстками высоко в воздухе, под самой тучей, упрямо не обращая внимания на призывно распахнутую дверцу голубятни.

     Вадим брёл и брёл куда-то, не разбирая дороги; вышел на широкий проспект, пошёл вдоль ограды центрального городского парка.

     Упали первые тяжёлые капли дождя, оставляя на пыльной земле круглые грязные оспины. Небо будто бы примеривалось, как ему половчее промочить землю и, видя её полную безропотность, опрокинулось стеною ливня.

     Застигнутые врасплох прохожие кинулись искать убежища: кто под густые кроны деревьев, надеясь отстоять там до окончания непогоды; кто под навесы магазинных витрин или под балконы нижних этажей. Вадим чисто машинально, вслед за другими, зашёл в павильон троллейбусной остановки.

     Стихия разошлась не на шутку. Небо стремительно швыряло вниз изломанные ветвистые стрелы молний, пронзая ими толщу туч и целясь в Землю. Та вздрагивала от испуга и боли, а Небо, в упоении своей грозной силой, разражалось хриплым раскатистым хохотом. И пуще прежнего хлестало Землю плетью ливня. Стук капель, барабанивших по крыше павильона, сливался в один монотонный, заглушающий все остальные звуки, гул. Автомобили с зажжёнными фарами, вовсю махая щётками "дворников", мчались по улице в веерах брызг, оставляя за собой пенные следы, как заправские катера на морской глади.

     Перед глазами Вадима всё ещё стояло злое лицо Светланы, выкрикивающей жестокие слова. Что же случилось? Что заставило её так резко переменить своё отношение к Вадиму?

     "Погоди, я вчера, кажется, сказал ей про свою болезнь... Ну да, сказал. Когда она собралась идти домой. И после этого..." Вчера Вадим, ослеплённый своим неожиданным счастьем, не заметил перемены в её настроении, но вот сейчас всё предстало ярко и выпукло. "Ах, какой же я дурак! Ну зачем, зачем я сказал ей об этом?!" - корил он себя. - "А что, - тут же спросил его внутренний голос, - ты думаешь, если бы она узнала о твоей болезни позже, тебе бы не было так больно от вашего разрыва?"

     Хотелось разрыдаться от обиды и бессилия. "Конечно, зачем ей нужен такой - хромой да колчерукий! Кому вообще он такой нужен?!" Вадиму вспомнились слова Павла, сказанные им сегодня: "Ты знаешь, Вадим, я понял - никому мы не нужны, кроме наших мам!" И ведь прав, ох как прав оказался его мудрый друг! Только родная мать ещё как-то может понять сына-инвалида и принять его таким, со всеми его комплексами и проблемами. А этим девчонкам подавай непременно красавца, без изъяна и щербинки! Несправедливо, обидно и больно!

     Борясь с душившими его чувствами, Вадим, не помня себя, вышагнул из-под крыши, прямо в водяную завесу. Сзади раздались громкие предостерегающие возгласы оставшихся - он не слышал их. Рубашка и брюки в одно мгновение промокли, липко прильнув к телу; захлюпали захлебнувшиеся лужами туфли - Вадим не ощущал этого. Отчаяние достигло своего апогея, и Вадим расплакался. Слёзы текли по щекам, смешиваясь со струями дождя, и хорошо, что прохожих на улице не появлялось и стыдиться было некого.

     Вадим шёл и плакал, и вместе с ним небеса оплакивали его первую и такую несчастливую влюблённость. Ливень немного поутих и теперь тихонько шелестел о листву деревьев, словно шепча: "Плачь, юноша, плачь... Лучше выплакаться сейчас, чтобы в дальнейшем, когда жизнь ещё не раз подставит тебе подножку, ты смог держать удар стойко и беспечально."

     Небо постепенно светлело, капли дождя всё мельчали и мельчали, и вот первый лучик закатного солнца робко пробился через истончившуюся пелену туч и ласково, подбадривающе коснулся щеки Вадима. А на востоке, на тёмном фоне небесного холста торжествующе зажглась семицветная арка, символизируя победу над мрачной стороной бытия и приглашая войти под свои своды, в страну веры, надежды и любви.