Анна никак не могла уснуть, хотя, казалось бы, должна была отрубиться, не донеся голову до подушки. Слышала, как в соседней комнате тихонько переговариваются её маленькие сыновья. Старший, восьмилетний Андрейка, уговаривал четырёхлетнего Сашу закрывать глазки и спать. Сквозь ситцевые шторы на двери слабо пробивался непогашенный в кухне свет…
Предыдущие десять дней молодая двадцатисемилетняя женщина жила то ли в каком-то параллельном мире, то ли в аду. Жизнь перевернулась так внезапно, в один миг, что Анна ещё до сих пор не осознала, не верила: она – вдова…
Вдова… Какое страшное, чёрное слово! Конечно, Анна видела вдов, сочувствовала им, жалела. Да, тяжело терять опору, да, дети – сироты. Однако всё это проходило, не затрагивая её лично. Её жизнь только-только начиналась, впереди ещё столько долгих счастливых лет… И вот костлявая старуха с косой в один миг перерубила нить, соединяющую «до» и «после». Что было «до», Анна знала. Было нелёгкое, но счастливое детство, учёба, сначала в школе, потом в университете, были мама и папа, которые всегда готовы поддержать, помочь и советом, и делом…
Была любовь, первая, неповторимая, ради которой Анна после второго курса перешла на заочное отделение. Появился первенец Андрюша, в котором не чаяла души вся семья. Свекровь пылинки сдувала и с любимого внука, и с невестки. Жалела молоденькую мать, старалась сделать всё, чтобы та отдохнула, лишний час поспала.
– Не подхватывайся ни свет ни заря, Аннушка. Пока молодая, поспи, знаю, хочется. По себе знаю, тоже молодой была. А сейчас уже сон и не берёт, да и время на него тратить жалко, не так много его, времени, уже осталось. А с внуком я и сама справлюсь, мне это только в радость. Да забудь ты эти деревенские обычаи! Прошли те времена, когда в семью мужа брали не дочь, а работницу, и всю работу на неё взваливали. Когда-нибудь и сама будешь свекровью, и её понежишь…
Пять старших сестёр Кости, мужа Анны, тоже во всём помогали молодухе, где советом, а где и делом. А Костя, тот вообще души не чаял в молоденькой жене! Он был на десять лет старше Анны, выхватил в жёны почти со школьной скамьи и баловал её, словно маленького ребёнка. Да и делал это, ловелас, умело! К тому времени он уже отслужил в армии, откуда с несколькими друзьями-сослуживцами завербовался в Сибирь, на лесоразработки. Приобрёл специальность тракториста, вальщика леса. На тракториста и учиться не пришлось, так как служил парень в танковых войсках и специальность механика-водителя получил в учебке. А ещё Костя был отменным гармонистом! Приезжая в отпуск к родителям, он неизменно становился заводилой сельской молодёжи. На вытоптанном пятачке возле клуба собирались парни и девчонки, гармонист растягивал меха своей трёхрядки, и начинались танцы. Часто к молодёжи присоединялись и старшие, послушать гармонь, попеть да и потанцевать тоже, как они говорили, «тряхнуть стариной».
От подростков так и вовсе отбоя не было! Их пытались прогнать домой, мол, спать пора, но где там! Прятались в густых кустах сирени и жасмина, с завистью глядя на танцующих, подсматривали, кто кого домой провожает с вечёрки, кто с кем целуется…
В один из таких вечеров Костя и заметил Анну. Она весной этого года заканчивала сельскую среднюю школу. Училась отлично, учителя пророчили ей медаль. Ни с кем из мальчишек ещё не дружила, никто домой не провожал, ни разу не целовалась. И даже в мыслях у неё не было, что высокий, статный, чернокудрый красавец, избалованный вниманием взрослых девушек, обратит внимание на неё, высокую, худющую, нескладную пигалицу. Единственным украшением Анны была длинная, до колен, и с руку толщиной тёмная коса. А так, как говорится, «ни спереди, ни сзади».
Но Костя что-то приметил в девчонке этакое, чего не было у других красавиц. Весь вечер он наблюдал за ней, танцующей постоянно с одной и той же подружкой.
Танцы закончились, молодёжь, кто – парами, кто – гурьбой, стала расходиться по домам. Анна с подружкой, которая жила по соседству, тоже поспешили домой. Через несколько минут их догнал… Костя!
– Что же вы, девушки, одни, без провожатых? Не боитесь? Вдруг украдёт кто? – от мягкого грудного голоса парня у Ани что-то затрепетало в груди, словно пойманная в силок птичка…
Так началась их любовь, первая, чистая, большая…
В деревне секретов нет, и скоро все судачили об этой паре.
– Что он в ней нашёл такого, – недоумевала молодёжь. – Неказистая, нескладная…
– Испортит, лоботряс, девку, и укатит снова в свою Сибирь! – ворчали старухи. – Ему уже жениться пора, детей заводить, а она-то ещё соплюха!
Не испортил. Не укатил. Женился. 26 июня Анна получила в школе аттестат зрелости, медаль, а в сельсовете – свидетельство о браке. Родители договорились свадьбу сыграть в конце августа, когда в колхозе закончится уборка хлебов, поспеют в огородах овощи. Поросёнка к тому времени откормят, молодняк домашней птицы подрастёт. Костя уже работал механизатором в МТС, а Анна уехала в город поступать учиться. Так решили на семейном совете.
Девушка поступила в университет, потом была свадьба, а после свадьбы Анна поехала на учёбу. До города было недалеко, поэтому то она приезжала на выходные домой, то Костя навещал жену. Жила она в семье дяди. Первую сессию сдала успешно, а к летней у Анны вырос большой живот, ходить было трудно, ноги отекали, одолевали жара, вонь от выхлопных газов и плавящегося асфальта. Экзамены и зачёты за первый курс Анна сдала все, хотя и не так блестяще, как в первую сессию… В конце июля на свет появился маленький Андрейка. Молодая мама перевелась на заочное отделение университета.
Незаметно пролетело четыре года. Сынок подрос, хорошо разговаривал, стихи, сказки запоминал и рассказывал вечерами, когда собиралась вся семья. Анна получила свободный диплом, она уже два года преподавала в школе, которую не так давно окончила сама. Костя работал механиком в МТС.
Однажды, в середине лета, Константин получил письмо от своего однополчанина и друга Сергея Селиванова, с которым после армии вместе уезжал в Сибирь. Они и до этого переписывались, только нечасто. Так, изредка сообщали о событиях в своей жизни, делились воспоминаниями об армейских буднях, о работе в тайге. Мужики, они вообще ленивые на счёт писем.
Так вот, Сергей, который так и осел в Сибири, обзавёлся там семьёй, приглашал Костю на работу. «Новый леспромхоз открывается, специалисты позарез нужны. А ты же и вальщик хороший, и механизатор. Костя, да ты же танкист, в конце концов! Приезжайте! И жильё сразу получите, и подъёмные выдадут, и даже дорогу оплатят. Что ты в свое деревне киснешь?».
Костя дал письмо Анне, а сам стал каким-то задумчивым и часто рассказывал жене о сибирских красотах, об охоте, рыбалке, о людях, добродушных и бескорыстных.
– Понимаешь, там совсем другая жизнь. И люди другие, – Анна слушала мужа и представляла себе и просторы тайги, и синие озёра, и могучую Обь, о которой она знала только из уроков географии. И ей очень хотелось увидеть всё это своими глазами.
И они уехали. Андрюшка остался с бабушкой и дедушкой.
– Устроитесь, осмотритесь на месте, а там видно будет. А сейчас не дам внука везти невесть куда! – спорить со свекровью было бесполезно.
Сибирь встретила Аню и Костю приветливым «бабьим летом». Стояла ясная тёплая погода, в аэропорту (в посёлок «только самолётом можно долететь») их уже ждал Сергей на директорском уазике. Погрузили чемоданы в машину и поехали в посёлок. Новые срубы домов радовали глаз. Улицы широкие, ровные, в центре высилась двухэтажная школа, рядом клуб, детский сад, почта и сельсовет. Чуть поодаль – участковая больница со стационаром на пятнадцать койко-мест. Посёлок строили со знанием дела и с душой. Не рубили всё подряд, в каждом дворе росла то ёлочка, то берёзка, то кустик рябины или черёмухи. В некоторых палисадниках догорали последние астры и ноготки.
В общем, посёлок понравился, квартира – тоже. Трёхкомнатная, просторная, с каким-то особенным, незнакомым Анне запахом смолы и свежестроганного дерева, она показалась женщине сказочным теремом.
Сергей приготовился к приезду друга. В одной из комнат стоял раскладной диван и тумбочка, в кухне – большой деревянный стол, длинная скамейка и пара табуреток. Возле плиты хлопотала его жена Ольга. Вкусно пахло отварной картошкой, укропом и ещё какими-то незнакомыми Ане, но, тем не менее, приятными ароматами. Познакомились. Мужчины вышли на веранду покурить, а женщины быстро, в четыре руки, стали накрывать стол. Ольга была старше Анны, но обе сразу потянулись друг к другу, быстро нашли общий язык. И говорить им было о чём: о детях (у Сергея с Олей уже подрастали две девочки), о жизни здесь, в Сибири, о будущей работе. Анна надеялась, что в школе и ей найдётся место преподавателя. Она – дипломированный филолог, да ещё с правом преподавания иностранного языка… А здесь не так много специалистов, тем более в новом посёлке.
Через полчаса стол ломился от всяческих яств: жареные караси блестели хрустящими золотистыми боками, картофель исходил аппетитным парк;м, солёные рыжики так и просились в рот… А на плите в большой алюминиевой кастрюле томился целый глухарь! Глухарь и сам по себе хорош, но юшка, в которой он доходит – это вообще сказка! И никаких приправ не надо: ни перца, ни лаврушки, только испортят вкус. Густая, наваристая, юшка без всяких приправ была самодостаточным лакомством!
Сергей достал из-под стола и выставил бутылку водки, Анна извлекла из сумки добрый шмат сала, припасённого из дому, и все сели ужинать. За разговорами время пролетело незаметно. Мужики говорили о работе, перспективах на будущее, женщины – о своём: о детях, об обустройстве на новом месте. Потом Оля ушла домой, Анна прилегла на диван и незаметно уснула. А Сергей с Костей так и проговорили до самого утра…
Всё наладилось удивительно гладко, Костю уже на следующий день оформили вальщиком леса, в тот же день он прошёл инструктаж по технике безопасности, получил спецодежду и бензопилу «Дружба». И завтра – на работу. Анна сходила в школу, поговорила с директором, который неожиданному специалисту обрадовался, как матери родной. Штат преподавателей был недоукомплектован, учителей не хватало, поэтому Анну приняли с распростёртыми объятиями. В тот же день на попутке она съездила в районо, и её без промедления приняли преподавателем иностранного языка, а также русской литературы в 9-10 классах.
Скоро Костя получил подъёмные выплаты, постепенно обзавелись необходимой мебелью, кухонной утварью, сшили и повесили шторы. Жизнь вошла в накатанную колею.
В новогодние каникулы Анна слетала домой, забрала Андрейку, кое-какие вещи, и вернулась в посёлок. Два года пролетели незаметно. Костя работал уже бригадиром-вальщиком на верхнем складе, Андрюшка ходил в садик, Анна ждала второго ребёнка. Снова родился мальчик, Сашенька. Костя часто подшучивал над Сергеем с Ольгой:
– Подождите, вот вырастут мои сыновья и уведут ваших девчонок. Моими дочерьми станут. Так что старайтесь, сына себе родите!
Хорошо, в общем, жили, дружно, в достатке, так как заработки здесь были очень даже неплохие. И приоделись, и квартиру обставили, и в отпуск каждый год летали. Костя уже поговаривал о покупке автомобиля. Сашенька рос здоровеньким, крепким, как боровичок. Да и не мудрено в таких местах, в тесном общении с природой!..
В тот морозный январский день Анна, как и всегда, проводила мужа на работу. Детей будить не стала, в школе каникулы, ни ей, ни Андрейке идти не надо. Да и Сашеньку в такую стужу в садик не поведёт, пусть дома посидит. А морозец знатный, крепкий, по-настоящему сибирский! Минус 44 по Цельсию – это вам не шуточки! И на работу в лес при такой температуре не надо было ехать – актированный день. С рабочими в клубе проводили учёбу по технике безопасности, политзанятия, лекции читали. Но оплачивались эти дни не по среднему заработку (при сдельно- премиальной системе оплаты труда эти заработки были очень высокими), а по тарифу. И выходило раза в два меньше. А план не сделает бригада, так ещё и премии месячной не получит. Поэтому бригады, которые хотели, ехали на работу, чтобы не отстать от плана, какие не хотели, что ж, вольному воля. Руководство леспромхоза тоже было заинтересовано в перевыполнении плана, поэтому закрывало глаза на то, что дни актированные.
Костя уехал, Анна растопила печь, поставила варить обед. Скоро проснулись мальчишки. Накормив завтраком, она отправила их в детскую играть, а сама перемыла посуду, подтёрла полы и села чистить картошку. Мясо уже сварилось, надо щи готовить. На улице уже совсем светло, это при том, что зимой день короткий, рассветает поздно, и только часам к одиннадцати становится совсем светло. Анна закончила чистить картошку, встала и пошла раздвинуть шторы на окнах. Обратила внимание на то, что стайка ребятишек бегает туда-сюда возле их дома и заглядывает во двор.
– Наверное, забросили что-то в палисадник, а теперь не знают, как достать. Там же снегу по шею насыпало, – подумала она и вернулась к плите.
А минут через пятнадцать дверь без стука распахнулась, и на пороге встал Сергей, бледный, взъерошенный, в распахнутом полушубке, и трясущимися губами тихо произнёс:
– Анна! Отведи детей к соседям! – непослушные пальцы отрывали пуговицы с полушубка одну за другой.
– Серёга, что случилось? – Анна таким Сергея не видела никогда, и поэтому сердце быстро-быстро застучало, а потом и вовсе куда-то провалилось. – Костя? Что с ним? – каким-то седьмым или десятым чувством она поняла: пришла беда…
– Детей уведи, мать твою! – Сергей ещё больше побледнел, хоть казалось – больше некуда. Потом, не дожидаясь Анны, завернул Сашу в одеяло, сдёрнутое с кровати, на плечи Андрейки набросил Анино пальто, висевшее на вешалке у двери, и выскочил на улицу. Через минуту он вернулся уже без детей. Анна сидела на кровати немая, с пустыми глазами, и даже не шелохнулась, когда дверь снова открылась, и четверо мужиков внесли одеяло, на котором лежал кто-то окровавленный. Кто-то… Костя!..
Под окнами стоял автобус, а у калитки потихоньку собиралась толпа. Одни испуганными глазами смотрели в окна, другие молча, с опущенными головами стояли у крыльца.
Потом было долгое ожидание. Ожидание родителей, и Костиных, и Аниных. Они уже пятые сутки сидели в Новосибирском аэропорту, моля Бога, чтобы погода установилась хотя бы на час, чтобы полетели самолёты, и они успели попрощаться с сыном и зятем. А природа словно взбесилась. На смену трескучим морозам пришла такая пурга, что и машины не рисковали выгонять из гаражей, не то что самолёты выпускать! В посёлок же зимой, кроме как на самолёте, добраться не на чем.
Уже потом Анна пыталась вспомнить хоть что-то и… не могла! Мозг заблокировал память, стёр эти дни из её сознания. Не помнила, где и с кем были её дети, ели они или нет, не помнила приезда родственников, похорон, поминок… Сама не ела, не пила, не спала. И не плакала. Просто в кому впала. Тётя Тамара Никитина, соседка из-за стенки, которая и забрала детей к себе, уговаривала женщину поесть, попить, даже водку наливала:
– Выпей, голубушка, расслабишься, уснёшь, отдохнёшь, сил наберёшься. Тебе же ещё хоронить надо будет, а ты свалишься и не проводишь в последний путь!
Анна покорно открывала рот, соседка вливала ей спиртное, и оно тут же выливалось обратно. Анна не могла глотать. Словно кто-то невидимый перетянул ей глотку тугим канатом. Она онемела, оглохла, почернела лицом. В густых тёмных волосах появились серебряные нити. Соседи, друзья, коллеги, Сергей с Ольгой не оставляли её одну ни на минуту. Неотлучно здесь находилась и медсестра. Сергей с ребятами из Костиной бригады установили ночное дежурство у гроба. А утром приходили женщины. И так семь бесконечных суток…
Потом, когда ушли последние поминальщики и остались только родственники, Сергей с Ольгой да тётя Тамара с мужем привели Андрейку с Сашей, Анна встала в дверном проёме, окинула взглядом опустевшую комнату и закричала. Не зарыдала, не заплакала, а именно закричала, завыла, словно раненная волчица… И ей стало чуточку легче. Взгляд стал искать детей…
Позже, когда Анна придёт немного в себя, Сергей расскажет ей, что произошло в лесу. Костя, как обычно, подпилил толстую сосну, зашёл к ней с другой стороны и стал валить дерево. Сосна вздрогнула и стала падать в ту сторону, в которую направила её опытная рука лесоруба. Но мёрзлая древесина не выдержала этой встряски, верхушка треснула, отломилась и полетела вниз, на землю. Когда мужики подбежали к Косте, тот уже не дышал. И каска, и голова раскололись пополам. Так и не заглохшая пила вжикала в стороне.
А после девяти дней, сразу же после поминального обеда, родственники улетели домой: и Люба, Костина сестра, с мужем, и свёкры, и Анины родители. Свекровь всё уговаривала невестку на время отправить детей с ними, мол, одной легче будет справиться с горем. Только Анна крепко прижимала к себе сыновей и на все уговоры мотала головой: «Нет! Нет!».
И вот сегодня наступила ночь, когда она осталась дома только с ребятишками. От накопившейся усталости валилась с ног, поэтому решила лечь спать пораньше. Не спала ещё, слушала, как Андрейка рассказывает сказку Саше, полоска света из кухни пробивалась сквозь неплотно задёрнутые шторы. Женщина легла поудобней, так, как она всегда любила спать: на животе, обняв руками подушку и отвернув голову вправо. Ещё раз прислушалась к шёпоту ребятишек…
И вдруг… кто-то сверху вцепился пальцами ей в плечи, навалился и стал вдавливать в подушку. Боли не было, только дышать стало тяжело. Анна неимоверным усилием приподняла голову и еле слышно произнесла: «Андрюша!». И тут услышала сиплый шёпот, даже не шёпот, а шелест какой-то: «Тише!». Словно даже лёгкий ветерок пролетел возле уха и всколыхнул волосы у виска.
Раздвинулись шторы на двери, ведущей в детскую.
– Что, мама? – на пороге стоял старший сын.
– Принеси мне попить, сынок, – Анна опустила ноги на пол, села на кровати. Прислушалась. Тишина, ни дверь не скрипнула, ни снег на мёрзлом крыльце не треснул. Взяла у сына стакан с водой, попила. Ещё какое-то время посидела, прислушиваясь. Уже и дети уснули. Она тоже легла под одеяло, но до утра так и не сомкнула глаз.
А утром, одеваясь, увидела на плечах отпечатки пальцев, по четыре спереди и по одному сзади. Чёрные отпечатки, словно кто сажей намазал. Попробовала отмыть – не отмываются. Ольга увидела через несколько дней эти отпечатки и протянула:
– Крепенько же тебя кто-то держал! Да и неудивительно: ты то в могилу рвалась, то в обморок падала. Медсестра от тебя ни на шаг не отходила…
Прошёл месяц, другой, уже третий на исходе. Давно отвели сороковины. Анна вышла на работу, которая вместе с детьми и друзьями не давала ей окунаться в невесёлые мысли. Отпечатки на плечах так и не сходили, даже цвет не меняли, чёрные и чёрные. Однажды женщина показала их тёте Тамаре и рассказала, что произошло той ночью.
– Домовой приходил, – авторитетно заявила старуха. – «Вдовью метку» поставил. Надо было спросить, к худу иль к добру?
Анна не верила ни в Бога, ни в Дьявола, ни в домовых. Но объяснить эти «вдовьи метки» так и не смогла. До сих пор…