Январь 1994-го. Заходили с приятелем на лед Финского залива по светлому времени. Приличный мороз с ветром, глубокий снег, узкие полозья санок и чересчур теплая одежда чертовски мешали нашему продвижению от Васильевского острова в сторону Кронштадта. Изрядно устав, но дойдя через полтора часа до места, промахнулись с глубиной, затем нашли то, что искали. Выбившись из сил при бурении лунок и установив палатку, рядом были еще пять с такими же фанатами ночной ловли плотвы на глубине, слегка отметили начало рыбалки. Быстро темнело, но жизнь налаживалась. Явственно грезились кем-то обещанные 18 килограммов мерной рыбы - я даже санки взял вместо ящика, так как не шутки шутить пришли.
Свеча горела. В палатке было светло, чисто как в келье и морозно. На душе легко и спокойно. Разговоры обо всем. Саня поймал маленького ерша. Вдруг тряхнуло, будто по стулу ударили сбоку паленом. Даже вода в лунке трепыхнулась. Выскочили из палатки, как ошпаренные. Соседи сказали, что это от идущих по фарватеру судов – бортовые огни действительно были видны менее чем в сотне метров. Заодно и узнали, что у всех не клюет – видать перегиб погоды: поперло на мороз, ветер прекратился, а небо прояснилось. Санину настойку на калгане тоже приговорили – делать-то нечего! Мы были под хмельком, но самую малость. Приемничек, развлекавший нас, быстро скис. От мороза и тишины стало зябко. Тем временем соседи дружно снялись, видать норовили успеть до закрытия метро. Мыслей уйти с ними не было – мы люди серьезные, женатые и упорные!
Однако не клевало! Лед от мороза потрескивал все чаще и все громче – с оттягом, как артиллерийский выстрел. За пологом палатки стояла ночь. Почти по всему кругу огни Санкт-Петербурга, а сверху - звезды. В центре этой полусферы только мы в полном одиночестве. Решили сниматься, чтобы как раз успеть к открытию метро. Обратно шли легко. Бодро маршировали, чтобы не замерзнуть – чистые каппелевцы! Мои санки и санин ящик вели себя неприхотливо – не рыскали на курсе и почти не требовали усилия. А мы разговаривали, разговаривали, разговаривали!
Но как-то странно было идти без напряжения - через минут тридцать обратили внимание, что снега на льду почти нет. "Сдуло ветром, наверное?" - думал я. Буя в человеческий рост, вмерзшего в лед и замеченного, когда шли к месту ловли, тоже и в помине не было. "Может быть не заметили? И лед какой-то черный, гладкий – хоть на коньках катайся. Да он еще и потрескивает!" - продолжал я невольно отмечать.
Дальше рассуждать не было возможности – пришлось действовать. Александр, терзаемый сомненьями, более молодой и менее ленивый, разобрал бур и провернул им разок – другой. Успел при этом что-то воскликнуть непереводимое, как шнек резко провалился в лунку до самого изгиба. Только при последующей встрече он скажет мне, что тогда его смутила даже не толщина льда, она была никакая, а то с каким усилием течение пригнуло бур ко льду.
Осознание того, что мы – два моряка сообща умудрились заблудиться и выйти на фарватер Большой Невы пришло, когда мы уже выползали на пузе по своим же следам. Сложное чувство – чередование смятения и апатии преследовало меня какое-то короткое время, может несколько секунд, но запомнилось на всю оставшуюся жизнь. Тогда казалось, что сейчас, ни с того, ни с сего, из темноты появится в огнях большое судно и пройдет по нам молодым, здоровым и пушистым. О том, что можно просто провалиться под лед в тот момент не думалось.
Через несколько минут бег на пузе прискучил, на душе полегчало, мы встали в полный рост – маршировать уже не хотелось, разошлись подальше друг от друга, чтобы тонуть по отдельности и долго - долго шли по своим следам к покинутому почти час назад месту ловли. Помню, что уже стало светло, и мы взяли гостиницу в качестве верного ориентира на берегу Васильевского острова, ночью неверный пеленг дал я, как местный житель, и без энтузиазма, молчком, двинулись в свой второй поход. Проходя по тропе рядом с рыбаком в целлофановом мешке, отметили его бодрое, я бы сказал, довольное шуршание. Но рыбалки уже не хотелось. Рыба -18 килограммов мерной плотвы даром была не нужна. Безразличие заполонило все.
Медленно шагая к берегу, устав от нервного и физического напряжения, отметил боковым зрением, голову ворочать тоже не хотелось, что вереницы рыбаков нового дня во встречном направлении выдвигаются к своему «месту отдыха». А между тем, день задался, на удивление, ясным, солнечным, с голубым небом - царский подарок для Питера, но очень морозным. До метро было далеко: как приговоренный долго и терпеливо ждал свой трамвай, в котором впервые за рыбалку по-настоящему позволил себе замерзнуть, наверное, для полноты ощущений. Саня уехал чуть раньше, озябший и молчаливый. Это была наша предпоследняя совместная рыбалка.
Прижимая локтём под мышкой ледобур, так как пальцы уже не слушались, поднялся на пятый этаж, нажал кнопку звонка и все-все сказал дочери о ее нерасторопности, пока она с глазами, полными слез, стягивала с меня промерзшие варежки.