Лиственная аллея

Евгений Григоренко
               
 Это лето, теплое и влажное, желало удовлетворить всех. Если бы это было возможно с людьми… Насекомые, – конечно, беда. Но от пожилых людей чаще слышались жалобы на недомогание, на участившиеся приступы хронических хворей, и, на свалившиеся откуда-то внезапно. Молодежь терпела, вздыхала, выслушивая их. А врачи нехотя соглашались –  подтверждали всплеск нездоровья у населения. И слышалось, будто капризничает родное солнышко или еще где-то дальше в глубинах вселенной зарождается непонятная новая эра, в которой человечеству может и не найтись места.

 Леночка, высокий прямой ледокольчик с огромными серыми глазами на бледном лице, спешила к тетке Ирине сквозь людскую тесноту  мокрого тротуара. Здоровье любимой родственницы последнее время заметно ухудшилось. О своей болезни тетка все давно знала и к врачам обращаться уже не желала. Недоверие здесь было ни при чем – просто ничего нового в кабинетах больше не слышала. Да и не очень хотелось теперь слышать от посторонних это новое. Сама же о снизошедшей немочи повторяла почти с любовью – легка и неспешна, как смерть одуванчика. Леночка с младенчества считала ее второй матерью – своих детей у тетушки не было. Да и муж Ирины, как-то в ее отсутствие тихо исчез. Казалось, за вещами должен был появиться. Но, очевидно, зная супругу, сделал широкий жест. Женщина брала вещи в руки, смотрела на них, встряхивала, и опускала обратно. В тайне от окружающих кое-что подкупала к ним. Возможно и перед собой искупая прошлую вину.

 Настоящая мать была намного старше Ирины. Замуж вышла поздно. И Леночка получилась поздним ребенком. Говорили, даже не очень желанным. В запоздалом том браке счастья никто не искал. Мать начала болеть раньше сестры, с непонятным укором поглядывая на дочь. Получила группу инвалидности. Стала относиться к своему здоровью аккуратнее. Поэтому и теперь рассчитывала прожить долго. Обременяться больше ничем не хотела. Многих  беспокойств себе не позволяла. За любое нарушение собственного режима выговаривала легко и отчетливо. Считала  это правильным и оправданным, потому что даже близкие вскоре начинали забывать о ее недуге. Хотя находиться рядом с ней было в тягость и раньше. Отчего Леночка еще девочкой убегала к Ирине навестить и «отночевать».

 Теперь девочка выросла, и считалось, что у нее был жених: Сашенька, Алексашка, Обалдуй, странный парень, захваченный еще с каких-то детских соревнований. Он то исчезал, то появлялся. И каждый раз, узнаваемый только внешне, с разночтением мыслей и мнений. Но ей с ним было легко, общалась без проблем, хотя и выставлялась не современной – с кем бы спорить, на кого обижаться? Родители Леночки сразу дали понять, что это уже их жизнь со всеми последствиями. И с непонятной надеждой поглядывали на Ирину. А тетка полюбила принимать молодежь. Старалась понять их надежды. И быстро установилась своей и самому Сашеньке. Поэтому Обалдуй забегал уже к ней и один:  посоветоваться, повидаться, занося что-нибудь по мелочи – ну как тортик к чаю!

 И сегодня Леночка заметила Сашеньку у теткиного подъезда еще с противоположной стороны улицы. И поначалу улыбнулась себе. Но вспомнила – о встрече не договаривались. И вообще пришла раньше обычного! Движения замедлились. Взгляд насторожился. Хотя ничего вразумительного в голову не приходило, даже когда открывала знакомую дверь – ключи у нее были свои. Да и квартира по «дарственной» принадлежала уже ей. Только они это ни перед кем не афишировали – тайна сохранялась в них сама собой. Будто бы для новой собственницы этот факт ничего не мог поменять ни в жизни, ни в настроении.
   
 Алексашка развалился в комнате на диване, в ожидании теткиной стряпни и чая. Леночке удивился не сильно. Вопросы задавал ради приличия, заранее согласный на все, что ему ответят, и все же с обычным подтекстом, будто специально не договаривая.
- Рано… Стало можно?.. Или случилось что?..
- Не рано. Как и было – нельзя. И всегда что-нибудь случается, если быть внимательным. Зачем беспокоил тетку? Проголодался – приготовь сам! Или маменькин сынок ничему не хочет учиться?
- Ну, не готовке же? Что-то принес – только разогреть. Сюда ближе…
- Тем более, если только разогреть.
- Не дразнись. Не позволила она. Сейчас поужинаем. Улыбочку…
- Нет, развалился фотограф – улыбочку шимпанзе – будьте любезны – спасибо-пожалуйста!
Вошла тетка – когда-то она входила бесшумно. Теперь выдавало дыхание, тяжелое, сиплое, как и голос.
- С тем, что ты от меня сейчас услышишь, мне тоже когда-то было трудно согласиться. Мужичка нужно привязывать к дому своей необходимостью в нем. Тем более такого! Чтобы бегунка одомашнить – нужно заразить его ленью. Мамаша находила время посюсюкать вокруг него, а вот вовремя обслужить едва ли могла. Поэтому в этом и нужно стараться понравиться. Что молчишь, Обалдуй? Зачем опять хлебных котлет понабрал? И эту сладкую размазню – сам говорил, – какую не любишь?
- Не для себя старался.
- Да мне сладкое – на кончике ножа только.
- Я еще не знал, куда ноги понесут.
- Слышишь, Ледокольчик, этим ногам особое внимание и уважение потребуется. Только думаю, следующий раз желудок подскажет, где кормежка была лучше. То, что ты принес, даже Нюрка есть отказалась.
- Да дорогие же… Ценники были…
- Настоящее и дорогое – связь необязательная. Покупай – в  чем уверен. Сейчас пожарится картошечка, рыбка – все просто и сердито будет.

 Потом они сидели на крохотной кухоньке – ужинали. Сияли глазами друг на друга. Говорили больше женщины. Молодой человек, подъев все с тарелок, от добавочного чая отказался, поблагодарил и спешно подался к дверям. Но вдруг вернулся – прервал общий вздох раздражения.
- В выходные в Лиственную Аллею… На природу… Где ночуешь? Куда заехать? Что нужно тебе – припаси.
- Да, я еще… не знаю. Созвонимся.

 Мягко щелкнула дверь замочком и женщины снова долго, и молча сожалели глазами. Молчание с другом, молчание с врагом – главное, чтобы вы понимали друг друга. И тогда сомнения становятся успокоительным для вашего гнева.
 - Леночка, замуж, таким образом, ты никогда не выйдешь. А тебе, чтобы узаконить этого паренька, и нужно только одно усилие.
- Я не уверена в нем, Ира. Такое впечатление, что делали- делали мужичка, а потом надоело и бросили. Вот и получился какой-то кривобокий недоалмаженный графинчик.
-  Согласна, сыновей у матерей одиночек быть не должно. Да и дочек тоже. Они порождают только болезненный эгоизм и безответственность. И все же, так ли уж много нам известно о пареньке? За столько лет, ты даже не обратила внимания на тему, с которой  он начинает разговариваться. О культуре человека говорят его интересы. Но другой вариант со своим характером едва ли найдешь.
- А вдруг, рассердится кто-то и меня отыщет?
- Ну, мне ли не знать твою правду о боге ушедшем ночью… Может быть, тогда все было и красивым, но не твоим. Нам ли с тобой не предугадывать, как зарождается ложь, у говорящего правду? Зачем продолжать рисовать, во что никогда не верила? Не девочка уже.
- А жить где?
- Не унывай, избавлю скоро от некоторых соблазнов.
-  Ты что, опять, Ира?..
- Давай уж мы то с тобой не будем друг перед дружкой сказки на стол выкладывать. Все мы знаем, все нам известно. Недолго уже. И, что собственно плохого в удачных похоронах? Во всяком случае, я уже знаю, что вам сохранить на завтра. Поэтому и хочется поглядеть на тебя в белом. И потом, это глупость, что долгий путь делает победу более желанной – от долгого пути устаешь. И на радость не остается сил. Пора учитывать и это. Предполагаемый вымпел, конечно не знамя, но пока ему еще можно помочь подрасти до флажка. Чтобы было чем размахивать в праздники. В праздники бывает грустнее всего.

 Ночью Леночка долго ворочалась. Перед глазами маячили очертания предстоящего отдыха. Иллюзия счастья в Лиственной Аллее мешала все же заснуть. А утром взяла и позвонила ему. Вероятно, не совсем вовремя.
- Слушай, а если не ждать выходные? Я, например, – могу.
- На буднях там никого… Мы одни будем…
- Вот и хорошо. Я устаю от людей в городе. И природа в одиночестве ближе к нам, а мы к ней. Возможно, нам что-то подскажет?
- Ладно. Подумаю. Перезвоню. Скорее всего – да.

 На следующий день они стояли у ярко-зеленной аллеи вековых лиственниц. Их встречал щит с крупными броскими буквами объявления:
 «Уважаемые, не будьте оккупантами на временно захваченной территории. Чтобы вся эта красота сохранилась, нужно совсем немногое – помнить о наших детях, которым также захочется где-то отдохнуть. Пусть они вспомнят о нас здесь по-доброму. Я в состоянии оплачивать охрану из своих доходов. Но пока, к сожалению, ее содержите вы. Фантики от конфет и пустые банки многим обходятся недешево».

Руслан».

- Не нравится, Ледокольчик?
- Все верно. И в то же время – неприятно. Идем внутрь – там прохладнее. Вот и ветер нас подгоняет туда.
- Да и не холодно совсем! Спасибо – нашелся нормальный мужик, как и когда-то другой, посадивший для нас красоту.
- Не холодно?.. Посадивший?..
- Ну да. Лиственницы у нас сами не воспроизводятся. И вот так аккуратно и ровно... А эти лиственницы теперь будто создают свой обособленный мир в этом лесу. Я вот что однажды здесь надумал. Если вселенная безгранична, то и миры в ней бесчисленны! О разнообразии жизней в этих мирах можно только догадываться. Думаю, фантазируй – и не ошибешься! Мы живем в одном мире и поэтому должны соблюдать правила своего мира. При этом каждый имеет отношения с другими мирами. Неважно, каким образом! Делиться знаниями о тех мирах – пожалуйста! Но насаждать чужие законы здесь или оспаривать их там – не надо! Каждый из нас, в конце концов, тоже мирок! И опять же раздражаться не надо, если твой мирок кому-то неинтересен. Скорее всего, они добрые, но у них другие интересы. И это тоже хорошо! А может, мне это деревья нашептали? Или он? Может, его дух здесь остался? О том, что мы не умираем, а переходим из одного мира в другой, я тоже здесь подумал!
- Надо же – разболтался!? И ты что-то знаешь о том мужике?
- Я – да. Это Андрей Битов. Вернулся из Сибири, привез семена и посадил аллею. С друзьями копал пруд. Вручную! Докапывали, правда, те, кто стер о нем память. Но аллея выросла, пруд выкопали, и вся красота осталась людям. Вроде – ерундовый подвиг.
- Значит, это аллея Битова…
- Он об этом не думал даже.
- Это тебе так хочется думать. Он же многого не успел. И о многом, скорее всего, никогда не узнаем. Так чаще всего и случается с негромкими подвигами.
- Узнаем, если приходить сюда чаще. Здесь еще пионерский лагерь был. Потом.
- Я когда-то приезжала сюда с папой. Там еще что-нибудь осталось? Нас тогда туда не пустили. А музыку слышали.
- Нет – ничего не осталось. Война тут была. Руслан уже в стороне ресторанчик построил. Это место пока не отвоевал.
- А ведет себя – как бы хозяин!
- Без этого «как бы хозяина» и лиственницы бы попилили. Он прав – мы своим детям злейшие враги!
- У тебя есть дети?
- Должны будут быть.
- А чем кормить будешь – хлебными котлетами?
- Зачем так?
- Просто интересно. Дети – это хорошо. Но они еще и кушают. И одевать их надо, чтобы над ними хотя бы не смеялись. И выучить тоже надо, чтобы их жизнь была обязательно немного лучше твоей. Думаю, никто ничего против этого не скажет, – она старалась улыбаться по-доброму и заинтересованно, но кончики губ все равно выдавали скрываемую брезгливость.
- Думаешь – правильно. У твоих детей по-другому и не будет.
- Обещаешь?
- Нет. Твои дети не могут быть моими.
- Какой же ты, Сашенька, жук навозный!..
- А меня не Саша зовут, а Леша. Алексей Сашин. Ребята в команде перекрестили в Алексашку. Еще тогда!.. Так что, будем знакомы, Леночка!

 Мелодия вызова телефона прозвучала неожиданно, и сейчас неприятно. Она достала трезвончик из сумочки трясущимися руками, и показалось, что недруг смотрит на них не то с иронией, не то с брезгливостью. Поэтому отвернулась на каблучке и отошла. Голос матери был раздосадован еще больше. Она требовала ее немедленно к себе! И знать она не хотела, где находится сейчас ее дочь! Тетушка их все-таки оставила. Естественный наиважнейший момент Ириной был выбран неудачно. Высказаться Леночке будет теперь не перед кем.
Веселая прохлада лиственниц куда-то исчезла. Она почувствовала себя раздетой, без малейшего прикрытия перед незнакомым человеком. А вокруг был зловещий холод, совершенно пустое место и темные тяжелые тучи поздней осени. Ее всю дико затрясло, и незнакомец подхватил обжигающе горячими руками падающее тело. Она попыталась расцарапать ему лицо. Но человек справился с ней. Увез домой. Кажется, он приходил проводить Ирину. Потом еще раз она видела его. С молодой женщиной. На кладбище. В родительскую субботу. Они останавливались возле могилки тетушки. И Ирина им улыбалась с таким же сожалением, как и ей.

Из книги «Садик напротив Вечности» 2009год
ISBN  5 – 904418 – 28 – 1