посвящается матери моего отца Марии Антоновне
Отчаянно зеленела трава. Охапка свежих тюльпанов, бережно опущенных на землю, рдела словно запёкшаяся кровь. Их было двое: мать и могила неизвестного солдата. Каждый год в один и тот же день приходила она сюда. Её сухая фигурка казалась вторым памятником у могилы. Слёз на лице не было - они закипели однажды глубоко в груди, да так и застряли там горьким комом на всю жизнь. Мать подолгу стояла у могилы, глядя перед собой погасшим, невидящим взором.
В памяти всплывала тревожная ночь сорок четвёртого. Спала она неспокойно, время от времени просыпаясь и снова впадая в забытье. Всю ночь её навязчиво преследовал один и тот же сон. Она брела по занесённому сугробами лесу, с трудом переставляя одеревеневшие ноги. Шаль сбилась с плеч и тянулась за ней следом. Холод сковывал движения, мать зябко поёживалась, пытаясь тёплым дыханием согреть окоченевшие руки, и упорно шла на голос сына. Вот он совсем близко - мать протянула руки навстречу его рукам, и в этот самый момент Петя стал постепенно удаляться от неё, пока совсем не исчез. Ей хотелось закричать, но она не смогла и от бессилия проснулась в холодном поту.
А в эту самую ночь её восемнадцатилетний сын освобождал родной город. Это был его первый бой и ... последний. Получив сообщение о его гибели, мать словно окаменела от горя. Это была уже третья похоронка. В самом начале войны пришло сообщение о смерти старшего сына, потом мужа Игнатия. Лишь Иван дошёл до Берлина и вернулся домой живым, но без руки.
Горе надломило мать, но не раздавило, да и нельзя ей было не думать о будущем; ведь на руках у неё оставались младшие Аня и Павлик. И сейчас, глядя на скромный памятник, она вспоминала светлые, пушистые головки внуков. Мать думала о том, что дети не должны умирать раньше своих родителей. Это противоестественно. Они не должны погибать ни теперь, ни позже. Никогда.