Четыре рыцаря Магроса
Теперь Мантабан, Балин и Мирваланг примерили на себя должность офицеров. Конечно кроме гнома, он, как вы помните, являлся командиром громовского отряда.
За спинами светлых рыцарей шла небольшая армия, которую им предстояло вывести из дворца. Глаза освобождённых пленников блестели, словно жемчуг, правда, немного мутный, однако теперь уже ничто не могло погасить этот блеск надежды.
Самые здоровые воины держали в руках мечи и топоры, и поверьте, если бы между ними и их домами встали вражеские полчища, они не задумываясь обрушились на вражеские ряды, направляемые патриотической яростью, помноженную на героизм, который до предела закалилась в былых славных сражениях. Теперь эти свободные люди могли сокрушить вражеские армии, подобно острым вилам, которые вонзаются в стог сена.
Отряд посетил склады цитадели и теперь за спинами рыцарей маршировали воины, которые были сродни молниям, готовым вот-вот поразить любое препятствие на своём пути. Теперь это свободное войско было прекрасно вооружено, каждый был облачён в лёгкий гоблинский доспех, у каждого было, по меньшей мере, два вида оружия, обычно это были лук и сабля, гномы брали арбалет и топор. Один трион отыскал на складе оружие-монстра. Это было что-то вроде пяти-уровнего арбалета, оно было похоже на пять арбалетов, которые положили друга на друга и скрепили так, что получилось страшилище, у которого было пять зарядов.
Воины были грязные голодные и избитые, но сейчас их тела наполнились силой, они понимали, что их свобода зависит только от того, как искусно они будут крушить врага. Гномы постоянно что-то кричали и махали топорами, выкрикивая ругательства в адрес тех, кто, по-видимому, причинил им больше всего неудобств. У эльфов на устах были имена их избранниц. Те эльфы, которые были обессилены и не могли идти… всё же шли сами, и словно в бессознательном состоянии шёпотом повторяли имена своих эльфиек.
- Диаланда, Диаланда. Жди меня. Я иду… я скоро приду к тебе.
Трионы, как только их освободили, вышли из камер покорные словно дети, и по началу они были даже мрачны, но сейчас они объединились в группы, и их тревога сменилась оптимизмом, на смену трауру пришло трионское чувство юмора, которое в любой ситуации не давало опустить им носы. Гарсаксов было очень мало. Они выбрали в арсеналах самые большие мечи, а сейчас шли в самой первой линии, сразу после рыцарей. Героические честолюбивые гарсаксы как всегда были преисполнены своего солдатского максимализма. «Если воевать, то только в непосредственной близости к смерти».
Эльфийского тринадцатилетнего мальчика нёс в своих руках старый гном. У мальчика не было глаз, вместо них из орбит вылезали кошмарные нагноения, его уши были похожи на две лепёшки, по которым пробежал табун лошадей. Мальчик больше не мог плакать, он хрипло стонал, произнося одно лишь слово.
- Мама… мама…
Это маленькое войско ходило по коридорам, постоянно вооружаясь и пополняя свои рюкзаки. И горе тем гоблинам, которые пытались остановить этих людей. Теперь ничего не могло остановить эту огненную армию. Эти солдаты вкусили свободу и уже ни за что на свете не собирались её отпускать. Воины сметали остатки гарнизона, как язык муравьеда слизывает обитателей сонного муравейника. Среди спящего гарнизона набралась сотня боеспособных солдат, и они немедленно были посланы на отряд воинов. И это было их роковой ошибкой… Лучше бы эти гоблины мирно заснули в столовой вместе с остальным гарнизоном. Отряд во главе светлых рыцарей разделались с ними как стая матёрых волков с шайкой больных шакалов.
Вскоре пёстрый отряд воинов достиг той платформы, с которой три рыцаря спустились во дворец, будучи в ящиках с едой. Сверху свисали несколько канатов, по которым воины незамедлительно начали карабкаться. Первым лезли рыцари. Через минуту все очутились на поверхности. Глаза людей ослепило снежной белизной.
- Мы успеваем, - произнёс Мантабан, глядя на солнце.
- В гавань, - произнёс гном, и вся группа направилась за рыцарями.
Всё шло, как было запланировано. Удача благоволила им в этот день, к тому же на их стороне была сила. За плечами героев шли отчаянные мужчины, которые готовы были пронзить любого, кто посягнет на их жизнь и свободу. Эта орава беспрекословно подчинялась своим спасителям, воздавая им почести, какие обычно воздают любимым командирам. Конечно, отрядом управлял Мирваланг, у него был бесценный опыт полководца, а в этот день Балин и Мантабан увидели, что их друг обладает поразительным тактическим чутьём, и является неплохим военным стратегом. За время побега из подземелья старый гном не дал погибнуть ни одному воину…
Воины шли по латовратской пустоши, на которой кроме сугробов не было ровным счётом ничего. А снег всё валил и валил. Валил так, что невозможно было разглядеть лица тех, кто шёл возле тебя. Вдруг один из эльфов закричал:
- Башни! Кажется, я вижу башни!
- Значит мы уже у порта, - произнёс Мантабан.
Лучникам даже не пришлось давать приказ, чтобы они поразили стрелами башенных стрелков. В оконные проёмы укреплений со свистом залетели стрелы и убили гоблинских лучников. Башни стояли у самых скал, а между ними возвышались высокие деревянные ворота. Трудно было себе представить лучшее место для гавани. Она была окружена скалами, а единственный проход к ней заграждали башни и ворота.
Ещё мгновенье и от ворот остались одни щепки. Гномьи секиры прорубили в них дыру, и ворота не пришлось открывать. Вся гавань встала на уши. Гоблины, словно муравьи, бегали и копошились в бесплодной суете. Протрубили тревогу… гавань вооружалась. Мирваланг и его воины совсем не хотели никого убивать… правда не хотели. Но все гоблины поголовно вступили в народное ополчение. Даже старики и дети. И все они были убиты… даже старики и дети.
Отряду на данный момент нужно было только судно и больше ничего. На мёрзлой серой глади стояла одна гномья шхуна, которую гоблины приспособили для торговцев. Шхуна начала отделяться от берега, якорь поднимался со дна. Старый рыцарь дал приказ, и беспощадные эльфийские стрелы пронзили всю команду корабля.
Мантабан, всё больше волнуясь, поглядывал на солнце, непогрешимый временной ориентир той эпохи. Эльф смотрел то на ворота, то на корабль, и уже отрешился от суеты сражения. Но вот наконец-то волнение рыцаря рассеялось, лик озарила широкая улыбка, а объятия распахнулись в душевном дружеском порыве.
Через дыру в воротах пролезли Робин с Тулуа. Они вошли в гавань так, как обычно входят в дом нежданные гости, которые боятся смутить хозяев своим визитом. Робин входя в гавань, был уверен, что три его друга не оставят ему ни одного гоблина, потому он даже не стал вынимать меч из ножен. По всей площади форта не осталось ни одного гоблина, который имел желание сразиться и умереть. Вилморгцы прознали ярость свободолюбивых мужчин Светлого Материка. И они надолго запомнят тот день, когда четвёрка светлых рыцарей, имея столько сил, сколько хватило бы на захват нескольких островов, довольствовались только Латовратом и, не утеряв чести, прошли сквозь все препятствия и преграды.
Мантабан был рад снова видеть перед собой любимого друга, но он был рад вдвойне оттого, что Робин прекрасно держался на ногах. Его осанка приобрела свойственное ему незыблемое благородство, взор был спокоен и даже дружелюбен… и даже к гоблинам.
- Наконец-то я вновь могу увидеть своего друга!
- Наконец-то мой друг ожил!
Вскоре отряд забрался на судно, и оно беспрепятственно отчалило от берега. За много миль от острова не было ни одного вражеского корабля. Рыцарям сопутствовала удача.
- Хе-х! – засмеялся Мирваланг, - они даже гномий флаг не сняли. Ну что-ж прекрасно! Нам будет проще причалить к Магдому.
- На Алую Волну?
- На неё самую.
Воины быстро распределились, каждый занимался своим делом, т каждый как мог, обслуживал корабль. Гномы, в частности уже оккупировали мачту. Сотня воинов растворилась в каютах корабля. Буря в их сердцах поутихла, долгожданная свобода была у них в руках. В таких ситуациях, когда необходимо коллективное сплочение во имя борьбы за свободу, интересно наблюдать, как меняются люди. Гномы успокоились, забыли все свои обиды и не думали о привычных им мелочах, трионы бросили острить и наравне с надменными величественными гарсаксами ещё минуту назад били врага. Гарсаксы в этот день не проявляли свой почти эгоистичный героизм, а эльфы… Эльфы сейчас просто искали стрелы для продолжения боя, потому что те стрелы, что у них были, они оставили в гоблинах.
Корабль отдалялся от берега. Латовратцы до сих пор не могли ничего понять. В гавань, которая напоминала потревоженный муравейник, зашла гоблинская пехота. Мужчины стояли у бортов шхуны и посмеивались над ними. Гномы махали гоблинам руками. Судно быстро уплывало в сторону Магдома.
Небо не переставало щедро дарить снег. Промёрзшие паруса наполнял холодный ветер. Вода не могла сковаться льдом, виной тому были волны. Казалось, что в этот день она была чёрного цвета.
Рыцари сняли с себя обязанности офицеров, так как среди освобождённых гномов нашлось немало командиров. Светлые рыцари стали простыми воинами абордажной команды корабля.
Воины перевязали раны. Эльфы обнаружили на шхуне склад оружия и сразу же закинули себе на плечи колчаны с новенькими стрелами. Также шхуна везла триста килограмм риса. Был назначен повар, и очень скоро вся команда пообедала. Гномы каким-то образом достали вино… причём магдомское(?)
Один из трионов известил капитана, что под кормой плавают драконы. Как только об этом узнали четыре рыцаря, они рассказали ему о чёрных крестах, а капитан ответил:
- Моя гипотеза подтвердилась. Но в таком случае на этом корабле должен быть горн. Я заметил, гоблины постоянно трубят в какую-то трубу, после чего водяные драконы выполняют то или иное действие.
Мужчины начали искать горн по всему кораблю. Вскоре он был найден. Капитан по-особому протрубил в него, и драконы исчезли и никогда больше не приближались к шхуне с чёрным крестом на днище.
… Гоблины восточного дворца так и не смогли доходчиво объяснить рептилиям, что тем необходимо атаковать корабль с чёрным крестом.
…Шхуна плыла и плыла. Это было самое приятное путешествие Мантабана во всей его жизни… Этот густой холодный снег… эти стойкие люди кругом, которыми можно восхищаться… эта спокойная бесконечная вода.
- Но всё же мне хочется побыстрей добраться до дома, дружище Балин. Я уже который день жажду встречи с моей прекрасной Сеордиль… Юной, чистой, ласковой, доброй Сеордиль.
От воспоминаний о девушке душа юноши взлетела к звёздам, чистые эльфийские глаза источали свет, а плечи расправились, словно крылья.
-…её глаза, - прошептал парень, и в тот же миг снег перестал идти, а из-за облаков выглянуло солнце.
Путешествие тянулось долго. Оно было более чем приятным для моряков, потому что корабль шёл домой. Мантабан был спокоен как далёкая синева, которая расстелилась перед его глазами. Мирваланг был разгорячён и возбуждён, потому что уже пятые сутки подряд рассказывал команде истории из своей собственной жизненной хроники. При этом он размахивал руками, выпучивал глаза, время от времени делал интонацию голоса слишком интригующёй. Поэтому круг людей вокруг старого эмоционального рыцаря постоянно расширялся.
- … наш корабль причалил к Нантскому островку. Нашей команде было поручено доставить посла к Нантскому королю. Мы все слезли с корабля, даже матросы, и все были при оружии. Нантские дозоры оставались невозмутимы, они заметили нас, но видимо поняли, что мы приплыли с мирными целями.
Перед нами раскинулось небольшое поле, на котором стояло несколько домишек, мельница и маленький заводик. Островок был мал, и на нём была лишь одна деревушка. Нам сперва показалось, будто наше судёнышко больше этого острова. Как только наши сапоги ступили на Нантскую землю, мы заметили, что островитяне начали суетиться, они сбежались со всех домов, и мы сперва посчитали, что они принялись строить лагерь. Они таскали с завода какие-то железные палки, дети приносили лопаты; мужчины волокли большие деревянные ящики. Один из наших воинов двинулся в их сторону, чтобы уверить их, что мы прибыли с мирной целью. Как только наш гном приблизился к их лагерю, раздался мощный хлопок, похожий на взрыв и бедняга упал на землю; а его доспех был пробит в двух местах; так как если бы его насквозь пробила стрела. Мы не хотели воевать с ними, к тому же среди них был простой крестьянский люд. Однако мы поняли одно – нанты обладают мощным оружием, которое способно поразить цель с любого расстояния и, причём наповал. Наш капитан велел принести с судна крепкие железные щиты. Мы поняли; что они настроены враждебно и решили разбить эту кучку. Как только щиты были у нас в руках, мы заметили, что нанты похватали лопаты и каждый начал усердно рыть яму… Ха! Кто-то из наших воинов пошутил тогда, «они так сильно нас испугались, что готовы копать для себя могилы». Мы встали в защитное построение, закрылись щитами и двинулись на них. К тому времени нам стало ясно, что они копали что-то вроде заграждения от нас. Они выкопали длинную траншею вокруг своего поселения и затаились в ней с оружием в руках. Как только наши воины подошли к траншее ближе, чем на сорок метров, раздались взрывы и хлопки! Наши щиты выворачивало на изнанку! Нам был не ведомо, из какого оружия они стреляют и, какие разрывные стрелы они заряжают в свои самострелы. Они высовывались из траншеи; наводили на нас свои палки; потом их командир давал команду и из их железных трубок выстреливал столб дыма и в нас летели железные шарики. Их оружие было смертоносным; и если бы не наши щиты мы бы оставили на этом поле свои кости. Воевали они прекрасно. Они одновременно поднимались в своей траншее и все разом стреляли по нашему строю. У них была своя тактика ведения боя и; смею заметить; она была идеальна. Я теперь понимаю; почему гоблины больше не суются на их острова. А мы тогда сражались с ними и; поверьте, держались не столько на силе; сколько на храбрости. Их снаряды могли пробить наши латы и кирасы, а если даже после выстрела доспех оставался целым, то снаряд рикошетил в соседнего воина. Некоторые из выстрелов были настолько сильными, что некоторых наших воинов выбивало из строя. В том бою я понял некоторые вещи – их самострелы были очень неточными, я слышал, как некоторые снаряды попадали в днище нашего корабля. К тому же они очень долго заряжались. Нанты были страшны только в первые секунды боя. Как только выстрелы утихли, командир приказал нам рассыпаться и напасть с разных сторон. Мы прыгали в траншею и крушили нантских воинов; а они были уже не в силах нам противостоять. Наши решительные действие повергли их в шок; а потом они пришли в ужас; когда испытали на себе гномью ярость! Видимо до сей поры, они были не знакомы с нашей отчаянной отвагой. Видимо нанты привыкли; что их превосходное оружие помогало им отбить любую атаку и напугать любую армию. Однако они не знали; что детям гор не важно с кем воевать! Нашим отчаянным головам без разницы каким оружием обладает враг; и каково его количество…
…нанты уготовили нам сюрприз. Как только наши воины атаковали фланги вражеских заграждений; два ящика; набитые взрывчатым веществом взорвались, и часть наших воинов разлетелась на кусочки. В эту же секунду нанты взмолились о пощаде. Этот бой был выигран нами. Мы взяли нескольких пленных. О! Каким кровопролитным было это сражение! И это был первый раз за всю историю войн; когда со стороны гномов погибло больше воинов; чем с вражеской. Перед тем как умереть; гном оставляет на своём топоре как минимум кровь двух врагов. С начала боя нас была сотня; нантов же – сорок; а после этой мясорубки нас стало в два раза меньше.
После боя мы объяснили им; что эта резня - колоссальное недоразумение. Нанты приняли слишком поспешные действия и решили; что мы пришли их грабить и убивать; а мы; гномы просто нашли повод подраться; так как нас раздразнили. Один из нантов уведомил нас; что у них считается, если сосед пришёл на их землю с оружием; значит, он пришёл воевать. Он сказал: «Даже если кто-то пришёл к нам с мирными целями; но у него на поясе висит меч; он оскорбляет нас своим неуважением к нашим традициям»…
Один добрый крестьянин предупредил нас; что очень скоро сюда прибудут крупные силы королевства; так как с нашим визитом на остров от берега отчалил почтовик. Нам пришлось возвращаться на корабль и на всех парусах нагонять их яхточку. Все наши воины и половина матросов налегли на вёсла; и вскоре мы обогнали даже ветер. Мы понимали; что сейчас может развязаться война. Нам без труда удалось захватить их судно. Мы снова причалили к острову и уже с новыми пленными вошли в деревушку. А уже через минуту мы перевязывали друг другу раны. Командир рассказал им о нашей истинной цели; и нанты пообещали нам помочь подготовиться к визиту в столицу Нантского королевства.
Это было моим первым путешествием в Люрцель. Воистину он был величайшим из городов. Дворцов в нём было столько же; сколько в Магдоме дреолов. Архитектура их зданий была многим лучше нашей. Столицу окружали огромные крепости; бастионы и башни. И я не удивлюсь; если они являлись самыми несокрушимыми на всём Магросе. Нанты к тому же лучшие стекольные мастера. Вы бы видели какие волшебные окна украшают их жилища! А купола их храмов состоят из золота; что меня крайне удивило. Их вероисповедание сильно отличается от нашего…
Нанты очень умный народ. Они могут из простых дешёвых металлов создать крепчайший сплав… А недавно они научились строить летающие приспособления; которые способны перевозить до двадцати человек.
Но мне не понравилось, как они относятся к пище. Они выгоняют на поле людей словно скот; потом те работают; садят; поливают; собирают урожай; что-то мудрят. И никому из них нельзя отвлекаться от работы. Отношение к крестьянам у нантов очень неуважительное. Я вижу в этом сходство со страной орков. Нанты зациклены на работе; для них это смысл жизни. Они разводят скот в таком же огромном количестве; как орки; они удобряют свои поля их фекалиями. Это ужасно! То ли мы гномы! У нас в домах - орлы; которые приносят нам куропаток; которыми можно так чудно пообедать; предварительно обжарив их в своих каминах. Ну, сами посудите; куда лучше выпить вина и пойти на охоту за барашками; чем в поте лица разводить коров; потом покрывать их испражнениями землю; чтобы из неё выросли овощи; которые потом ты сам и ешь. У нантов также как и у орков строятся тюрьмы; в которых сидит множество людей за всякого рода преступления. Однако наряду с тягой к воровству и убийствам в нантах уживается высокое душевное благородство. Их народ в любой час готов сплотиться для борьбы с врагом. Нантам присущ героизм не меньше чем гномам.
Мы подарили Нантскому королевству пятьдесят орлиных пар; наши лучшие секиры и щиты; кольчуги и латы. Теперь у них было и магдомское оружие; только его мы принесли в дар; тогда как гоблины и орки бросали свои мечи; когда уносили ноги с Нантских островов.
После того; как Мирваланг рассказывал одну из своих историй; он скрывался в трюме корабля, чтобы вдали от чужих глаз опрокинуть бутылку вина. Потом он возвращался к гномам и начинал новое не менее увлекательное повествование. И с каждым своим уходом в трюм; рыцарь делался всё раскованней и раскованней; а речь его была всё более эмоциональной и живой.
Во время этого путешествия Робин был крайне немногословен и молчалив, на его челе зияла затаённая грусть поверх благородного смирения перед провидением. Робин ни с кем не разговаривал и никогда не начинал разговор первым. А если ему желали доброго утра, он улыбался и отвечал взаимностью. Если у Робина интересовались о причине его тоски, он также сперва показывал свою простецкую бесхитростную улыбку и говорил, что просто скучает по дому и его мучают некоторые душевные переживания минувших лет. Гарсакс таки не открыл никому своего сердца.
По вечерам, когда вся команда уходила спать и палуба становилась пустой, Робин выходил на неё, вставал у борта и тихо пел… Он пел на гарсацком. В его песнях преобладали минорные настроения. Робин становился ветром, который вырвался из ночного леса оказался в безжизненной пустыне, он был подобен мотыльку, который порхает над пожелтевшими виноградными плантациями, он был сорвавшимся жёлтым листком, который стремительно летит по пыльным дорогам, повинуясь мощным порывам могучего ветра. Никто не слышал, песен Робина. Лишь Мантабану удалось застать друга за этим занятием, но эльф решил постоять в стороне, и не выдавать своего присутствия, чтобы позволить гарсаксу закончить песню.
В один из вечеров, когда солнце ещё не закатилось за горизонт, Мантабан решил поговорить с Робином. Он застал друга в задней части судна у борта, где никто никогда не ходил. Робин стоял и смотрел вдаль сквозь густой снегопад, опёршись рукой о меч.
- Почему вы обнажили свой меч, друг мой? – внезапно спросил эльф, заходя со спины к воину.
- Мой меч… - слегка растерялся великан, - мне так легче. Когда мой клинок не обременяют ножны, я чувствую, что моё сердце более расковано.
- Вы можете со мной поговорить, Робин?
- Конечно, Мантабан. Это самое малое, что я могу для вас сделать.
- Вы стали замыкаться в себе. Вы ни с кем не разговариваете. Вы выходите из своей каюты только по ночам. У вас грустное лицо, хотя все мы живы, мы спасли этих людей, а вы скорбите… почему?
- Вы заблуждаетесь. Я очень счастлив. Ведь у меня есть трое таких отчаянных верных друзей, каких у меня доселе не было. Я имел счастье помочь в вашей миссии. Я совершил захватывающее путешествие на Вилморг, которое я никогда не забуду. У меня много причин, быть довольным своей жизнью, и я вижу каждую из них. Вы, мой милый Мантабан, наверное, принимаете мою задумчивость за тоску. Тогда я вам сразу скажу, я не разу не впал в уныние с того момента, когда этот корабль отчалил от Латоврата.
- Но вы всё ещё что-то скрываете.
- Мне уже нечего от вас скрывать. Вы знаете меня больше чем кто-либо.
- А вы уверены, что вы достаточно искренни со мной?
- Абсолютно. А если, у меня есть тайны от вас, то вы можете увидеть их все как на ладони, пользуясь тем, что я вам рассказывал в отсутствие Балина и Мирваланга.
- Да-да, вы правы, наверное, я недостаточно проницателен.
- Спасибо, друг, что вы интересуетесь состоянием моей души. Я ценю это. И вы сделали меня ещё более счастливым, уничтожив мои сомнения, в том, что вы трое – это те, в ком я могу видеть настоящих друзей.
Мантабан улыбнулся.
- Как мне приятно слышать ваш голос, - сказал он, - говорите ещё.
- Что я вам могу ещё сказать?
- Всё что угодно. Говорите, ради бога, а я вас послушаю.
Робин замолк и задумался.
- Расскажите мне о Кэде, расскажите о кэдских воинах, о ваших сражениях…
После того, как Мантабан произнёс последнее слово, Робин горестно вздохнул и опустил голову. Его вздох был похож на дыхание ветра, который только что повалил на землю тысячелетний дуб, извечного своего соперника. Такой вздох мог произвести только тот человек, который устал побеждать, но не устал сражаться. Это был вздох воина, меч которого является продолжением его руки, а сердце которого бьется не для себя, а для Кэда и для друзей.
- Сражения, - тихо медленно шёпотом повторил великан и поднял взор к звёздам, - я могу рассказать вам бесчисленное количество историй… ах боже… - Робин осёкся, - как же мне надоел вид крови. Ну, раз уж вы просите, я расскажу вам о сражениях. Я расскажу вам, чем отличается ведение боя гарсаксов от ведения боя, например, гномов и эльфов.
Гарсацкий офицер обязан уважать и любить своих солдат. Но любовь эта проявляется совсем не в сохранении их жизней. Конечно же, офицер обязан поощрять честь своих воинов, посылая их на превосходящего врага, офицер Кэда должен предоставлять своим солдатам в полной мере показать себя во славе. Кэдский командир никогда не пошлёт всех своих воинов в бой, например, на орков, если вторых будет в два раза больше количеством, чем гарсаксов. Гарсаксы могут победить врага, который превышает их количество в десяток раз. Ведь не один достойный гарсацкий полководец не допустит того, чтобы его солдаты не смогли насладиться отчаянной резнёй в полной мере. Гарсацкий командир лучше оставит большую часть своих сил в арьергарде, и пошлёт на неприятеля горстку кэдских мечников, чтобы хоть они остались сыты боем. А войска, которые остались стоять позади, не преминут уступить бой своим соратникам, показав тем самым свою вежливость и почтение. А вы слышали, друг мой, о таком страшном кэдском слове «реондилья»?
- Нет, поведайте мне.
- Реондилья – это лютый кошмар оркских офицеров. Это слово заставляет вражеское войско закрыться щитами со всех флангов, это слово, а точнее крик, повергает в ужас командование врага, отчего орчьи офицеры покидают свои места и съеживаются в комок. Реондилья – это скорость клинка и непробиваемый щит. Сейчас я расскажу вам, как впервые гарсаксы начали использовать оригинальный тактический приём под названием реондилья. Мне удалось побывать в том сражении, когда кэдский майор первый раз в истории войны прокричал это могучее слово.
И так, мы с орками встали друг напротив друга. Наш командир прокричал: «реондилья!» Из рядов нашей армии вышли офицеры со щитами и короткими мечами, и направились на вражеское войско…
- Значит реондилья – это офицерская атака?
- Не совсем. В том сражении в бой было брошено сто солдат. Среди них были только офицеры. Я был в числе той сотни, я носил звание младшего майора, но не командовал людьми, так как не хотел, чтобы от меня зависели людские жизни. По сути, я был простым рядовым, не смотря на офицерские знаки отличия. Вражеская орда насчитывала около пяти тысяч воинов. Когда от наших отрядов оторвалась кучка офицеров и устремилась на них, орки залились смехом. Их стрелки сделали залп по нам, но мы закрылись щитами, и никто не получил и царапинки. Потом их мечники вытащили свои мечи, не переставая смеяться над нашим пустым, как они предполагали, манёвром. Среди нашей сотни были наилучшие воины, которые тысячу раз меняли шкуру, теряли тысячу литров крови и миллион раз братались со смертью. Офицеры Кэда были быстры и проворны, они обладали искусством отбивать десяток ударов одним взмахом меча. Гарсацкий офицер имел силу слона и реакцию кобры. Как только мы приблизились к оркам, они навалились на нас всей свой массой и это была их роковая ошибка. Мы парировали все их удары, да так ловко, что они валились на землю, а мы прорвались во внутрь их строёв всё глубже и глубже. Потом мы рассыпались в их армии и посеяли в ней полнейшую неразбериху. Их офицеры что-то выкрикивали, приказывали, мы искали их по голосу и по ярким расшитым мундирам, после чего протыкали их своими мечами. Это и была наша цель. Офицеры! Рядовых солдат мы почти не трогали, ну конечно, если те не заграждали нам путь. Ну, как можно объяснить упрямому орку, чтобы тот ушёл с дороги. Поэтому нам пришлось попотеть, прежде чем прочистить путь к командирам. Мы шли по трупам простых орчьих бойцов. Наши сто воинов рассыпались по полю и кружились в кровавых воронках, чтобы прорваться дальше. Их стрелки стреляли по нам, но убивали лишь своих, командование орков нервничало, приказы отдавались неверно или вообще не отдавались, по понятным причинам. После такого боя я адски устал, я протыкал по нескольку бойцов и крошил своим щитом их черепа, ни одна моя мышца не отдыхала, я думал, что вот-вот разорвусь на части. Мы всё шли и шли вперёд. Вскоре мы обнаружили, что вокруг нас пустошь. Валяются лишь трупы, бегают оставшиеся в живых ошмётки их войск. «Неужели», - подумал я, - «мы так разошлись, что истребили всё их войско, как офицеров, так и рядовых». Но нет. Оказывается орки просто отошли от центра, образовав, таким образом, вокруг нас кольцо. Последовала команда «Собраться!!!» Мы немедленно образовали отряд. Нас тогда осталось пять десятков. Мы были уставшими и расплескали все свои силы на прорыве и уже не в силах были повторить подвиг, зато мы навели ужас на них, и показали им настоящий ад. Ад поражения и страха. Мы показали их собственную слабость. Однако мы понимали, что под влиянием своего страха, они растопчут нас своим количеством, и таким образом сохранят остатки СВОЕЙ воинской чести. Мы знали, что и сейчас мы унесём несметное количество орчьих жизней, но они всё равно нас убьют. Мы проиграем будучи победителями… мы умрём, и они выиграют… Вдруг наш командир начал петь песню. У него был громкий бравый голос, который обычно предавал нам сил и надежды, нагонял ужас и страх в сердца врагов. Однако сейчас его глас был втрое страшней и могущественней оттого, что его горло пересохло, и уста почернели от крови и пота. Его мужественный звериный рык слышали все орки, но самое главное – мы подхватили слова и теперь песню о кэдской доблести кричали пять десятков кэдских уст. Мы готовились снова сцепиться в яростной схватке! Наши воины начали приводить себя в порядок, мы вытерли кровь с наших шей, выровнялись по линии, прижали щиты друг к другу, пожелали удачи. Попрощались… - Робин остановился, чтобы кашлянуть и вдохнуть воздуха, - в наших сердцах не была ни страха, ни предсмертной тоски, ни даже горечи поражения, что показалось нам тогда очень странным. Мы понимали, что храбро сражались, и славно погибнем за честь кэдской короны. Я слышал, что кто-то даже смеялся в нашем отряде… Мы снова пошли в бой, смелые и отчаянные. Как вдруг… Кольцо вокруг нас начало рассыпаться. Потом мы услышали, что нам подпевают тысячи ртов с разных сторон, да так громко, что земля начала дрожать. Нет. Это наши гарсацкие отряды маршируют нам на выручку. Орки позорно отступали... Они, вероятно, ощутив на себе офицерскую атаку, посчитали, что тысяча гарсацких воинов, которые приближались к ним, сражаются также блестяще, как наша сотня. И они… просто бежали. Бежали, спасая свои жизни, а наши солдаты, свежие и голодные до крови и славы, рвались вперёд, оглушая поле боя славным боевым гимном.
Каждого воина, который хоть раз был послан в реондилью, называли реондилем и глубоко уважали. Реондиль очень редко доживал до третьей реондильи. Лишь небольшое количество офицеров возвращалось живыми после такой атаки.
Теперь гарсацкая тактика ведения боя предполагает широкое использование реондильи. Порой такая атака способна спасти тысячи жизней молодых гарсацких воинов.
Великан закончил свою историю о реондилье и, посмотрев на звёзды, сказал:
- Мантабан, а сейчас я должен вас покинуть. Я очень благодарен, что вы навестили моё бедное больное сердце…
- А также доброе и благородное.
- Как и ваше, друг мой.
Друзья обнялись.
- Наверное, будет лучше, - начал эльф, - если не вы покинете это место, а я? Ведь корма корабля по ночам принадлежит вам.
- Просто здесь очень тихо и я могу смотреть на небо и звёзды.
- Понимаю, Робин. У нас с вами много общего. Доброй ночи.
- До утра.
Корабль заснул. Небо укрыло его одеялом из снега, точно добрая мать, уложившая спать своего ребёнка, потом и оно отправилось почивать.
Три раза позади корабля показывались гоблинские суда. Гномы брались за такелаж, судёнышко давало рывок вперёд. В корабле был весельный отсек, воины разом спускались в него, и кораблик устремлялся вперёд, как водомерка. Это был один из тех редчайших случаев, когда желание вернуться домой возобладало в гномах над желанием кинуться в славный и рискованный бой
В одно солнечное волшебное утро экипаж корабля был разбужен радостным возгласом смотрящего. Эльфийский зоркий глаз увидел береговою линию страны гномов. Она была длинная и узкая и укутана белой прозрачной дымкой.
- Через сутки причалим к Магдому; - сказал охмелевший бородатый капитан, затаив в сердце тёплую радость; - я пока что ничего на горизонте не вижу, это значит - до земли не меньше девяноста километров.
Экипаж корабля встал с кроватей, чтобы вглядеться вдаль; но землю смогли увидеть только избранные эльфы. И вся команда решила продлить свой сон, чтобы на следующий день; как только борт стукнется о берег; проснуться и со свежими силами устремиться к земле; прильнув к ней устами.
…Мантабан прогуливался по пустой палубе и слушал смех чаек. Как только до его ушей дошла радостная весть, он подошёл к борту и посмотрев вверх, загадочно улыбнулся.
- Спасибо тебе, - прошептал он.