*
Прииск, станция, дневник наблюдателя – странные, завораживающие меня слова. Видать, в детстве недозанимался в кружке юных натуралистов.
Не хлебнул полярной романтики по самое небалуй.
Но Джека Лондона обожал и не предам его, отказавшись от обожания.
*
Йхвх.
*
-- Дорогие девки, кабаки, спортивные автомобили – примерно так характеризует признаки счастья большинство моих приятелей.
И я с ними не спорю, сам такой.
*
В Анечку Гегечкори я был влюблен с шестого класса. А она в меня нет. Но в восьмом классе все поменялось.
С этими школьными влюбленностями, вообще, беда.
В девятом, опять произошел переворот в отдельно взятых головах. Образовалась некоторая взаимность.
Потом мы поженились, потом разошлись, потом поженились снова, потом развелись официально.
Наконец, я запутался окончательно.
Мы были две стороны одной монеты, точнее она была аверсом, а я ребром этой денежки.
И чтобы раз и навсегда решить проблему взаимопонимания, Анечка ушла от меня к моему товарищу, и зажила с ним счастливо. Я сделал вывод, что проблема во мне, и не ошибся.
Периодически встречая своего товарища на улице или в магазине, я слышу от него:
-- Ах, какая Анечка прекрасная женщина!
-- Еще бы – отвечаю я ему – кто бы сомневался.
И мы идем выбивать, он – капусту, а я – копченого угря (не понравился).
*
С Анечкой мы не встречаемся в магазинах, избегаем встреч, боимся из монеты превратиться в купюру.
Не знаю, грызет ли меня по ночам тоска (я крепко сплю), но с момента нашего расставания все пошло не так.
Покупая в ближайшем киоске пачку сигарет, я замираю на секунду. Мне чудятся странные вещи: отголоски наших разговоров, неосторожно брошенные слова, искаженные смыслы.
«Вот, что это значило на самом деле» – примерно такие мысли забивают все остальные.
Забываешь сдачу, натыкаешься на подростков стоящих за пивом, покупаешь у бабки около дверей пакет яблок.
Выходишь на улицу и бросаешь только что открытую пачку сигарет в урну. Надкусываешь яблоко – сладкое.
Я потом возвращаюсь и достаю сигареты.
С интересом разглядываю мусор.
Один раз в помойном баке около подъезда нашел прижизненное издание Троцкого. Лев Давыдович пламенно писал о мировой революции.
А-а-а, лучше бы я нашел прижизненного Блока.
В четырех экземплярах.
*
Сегодня пойду записываться на курсы арабского языка при местном медресе. Потом напишу Анечке письмо с цитатами из классической восточной поэзии.
Иногда мне кажется, что она вернется. Не может не вернуться, мы же созданы друг для друга?
Для взаимного терзания и выморочного бытия.
Но были же моменты мягкого счастья.
Когда мы покупали арбузы в необычайно теплом августе не-помню-какого-года. Но точно перед выпускными экзаменами.
И гуляли с этим недоеденным арбузом по набережной.
У нас везде набережные, потому что город стоит на слиянии двух великих рек. Это как в Англии – куда не идти, всегда выйдешь к морю.
Гуляли и возвращались домой довольные. Усталые, пыльные, с ощущением важности ускользающей радости.
Никогда больше, я так остро не чувствовал свою и ее молодость и предназначение.
Все казалось в тему, везде чудились знаки. Целые комплексы знаков и посланий. Царапина на боку проезжающего автомобиля становилась записью в книге судьбы. Афиши на заборе – намеком на оставленные в комнате предметы.
Закорючки принятых решений.
Рассыпанные буквы непонятного алфавита.
Сухой цвет. Хворост. Иногда – бамбук.
Понятного.
Понятого.
Переведенного на единственно нужный язык – язык любви и доверия к жизни.
*
Йхвх, это слово (традиционно) транскрибируется на девяносто девять языков. И всегда в единственно верном смысле.
А знаки, часто воспринимаются нами в удобном на данный момент значении.
В последствии, оказываясь предупреждающими, а не поощряющими к тоске и сожалениям.
*
Лев Давыдович прав – революция неизбежна.
А я не прав – мир совершенен.
И прииск, станция, дневник наблюдателя, Джек Лондон, все было не зря.
И вовремя.
Жаль, что я этого так и не понял.