По потолку ползала большая черная муха. Двухчасовая,- подумал Олег, глянув на китайский будильник. Эта мысль слегка развеселила и оживила его. Он стал представлять себе все эти бактерии и вирусы, которые по заверениям всяких ученых дядек в несметном количестве водятся на мушиных лапках, брюшках и крылышках. Вот собираются они в своем вирусном аэропорту, выстраиваются в очереди и оживленно обсуждают открытие сезона мушиных перелетов. Нервничают по поводу задержки первой мартовской двухчасовой мухи, киряют в барах, прощаются с провожающими родственниками, срутся с таксистами, сливают выпитое пиво в сортирах, читают рекламки туристических маршрутов, сдают вещи в багаж. Короче говоря, обычная предвзлетная суета.
Охренеть просто, какие мысли в голову лезут.
Олег наблюдал за мухой минут пятнадцать. За это время она не сделала ни одной попытки взлететь, а все ползала и ползала по своему потолку с трудом шевеля ногами и время от времени останавливалась, чтобы перевести дух, собраться с мыслями и, может быть, посрать. Вирусы и бактерии нервничали в ожидании, а муха назло им упорно не собиралась взлететь. Да она просто клала на свои прямые обязанности и откровенно саботировала. Ей было наплевать на мнение окружающих.
И почему это первые весенние мухи всегда такие здоровые и жирные?- подумал Олег. Спят ведь всю зиму, нихрена не жрут, и мало того, что не подыхают при этом, так еще и выглядят по весне на миллион долларов. Странно все это. Обдумывал эту мысль пару минут, крутя и так и эдак, а потом плюнул и выкинул из головы. Муха тем временем переползла на стену.
- Ты все ближе и ближе к своей смерти, - тихо сказал Олег, - все ближе и ближе. Проползи еще каких-нибудь 80 или 90 сантиметров, и тебе конец.
Тапок тихо лежал под диваном и ждал свою первую в этом году жертву. Он мелко дрожал от нетерпения и просто рвался прыгнуть Олегу в руку, превратившись в беспощадный разящий меч. Но нет, еще не время, еще чуть-чуть осталось, главное не спугнуть. Муха ползла все ниже и ниже. Тапок и Олег ждали своего часа. Наконец невидимая граница зоны поражения была пересечена. Олег медленно спустил ноги с дивана, стараясь не скрипеть древними пружинами, опустил руку, взял тапок - этого прирожденного убийцу - и так же медленно стал во весь рост готовясь к решающему удару. Он был молниеносен, непобедим, стремителен. Самый быстрый засранец на всем диком западе. У мухи просто не было шансов спастись. Хлопок, как звук хлыста, всколыхнул воздух в комнате, и все было кончено.
Что за дерьмо? – подумал Олег, рассматривая упавшую на пол муху. Та лежала невероятно сплющенная, но из нее не вылезло ни капли мушиного говна или кишок, как это обычно бывает в таких случаях. Совершенно ничего. Муха была абсолютно пустая. Одна сплошная оболочка снаружи и вакуум внутри. Она была как мумия, из которой жрецы извлекли все внутренности. Так вот как это происходит! Взрослая муха засыпает осенью, отъевшись и набрав критическую массу. Всю зимнюю спячку она сама себя жрет, потихоньку растворяя и превращая в ничто все свои внутренности. А весной просыпается этаким полутрупом, без кишок, с одними инстинктами, и ждет, когда ее трахнет другая пустотелая муха, чтоб отложить яйца и окончательно подохнуть с чувством выполненного долга. Да, природа знает толк в таких делах.
Олег почесал затылок, загоняя мысли про все эти мушиные дела поглубже в мозг, и встряхнулся. Ладно, пора приводить себя в чувство. Валяться полдня на диване, тупо перещелкивая по кругу все восемьдесят каналов кабельного телевидения, конечно хорошо и приятно, но это в конце концов надоедает. «Надо бы пожрать чего-нибудь сообразить». С этой мыслью Олег направился на кухню к холодильнику. Идти было не далеко. Однокомнатная квартира не располагала к длительным прогулкам и затяжным марш-броскам. В этом ее достоинство и ее же недостаток.
Проходя мимо входной двери, Олег услышал, как резко открылась дверь соседской квартиры и мужской голос издал дикий вопль, полный какого-то злорадного торжества и в тоже время печальный и безысходный.
- Меня колбасит! Меня Колбасит! МЕНЯ КОЛБАСИТ! – орал сосед - парень лет двадцати семи. Наркоман со стажем и на вид, как куча дерьма. Вечно грязный и вонючий. Он жил со своей старой бабулей, у которой постоянно отбирал пенсию на свои ширки и траву. Что можно было купить на мизерные старухины деньги, совершенно не понятно, но тем не менее раз в месяц, если не удавалось с****ить пенсию по-тихому, он стабильно заводил свою шарманку:
- Давай деньги сюда! Деньги, ****ь, давай сюда я тебе говорю нахуй! Куда ты опять засунула свою ****ую пенсию? Я щаз тут разнесу все нахуй! Ты поняла меня? Ты поняла меня?
Одно и тоже, пока старушка не сдастся. Он, наверное, других слов и не знал. Каждый раз одно и тоже. Менты забирали его несколько раз по жалобам соседей. ****или пару дней в обезъяннике, да только смысла никакого. Говорили, что мол, когда он старушку укокошит, тогда и дело можно будет заводить. Каждый месяц повторялась та же самая история. Олег живо представил себе соседа, стоящего в проеме своей двери в грязных, вечно приспушенных на жопе спортивках, волосы не чесаны, худая грудь и ввалившийся живот, изо рта с гнилыми зубами разит, как из общественного туалета в зоопарке. Вот стоит этот уёбок и на весь дом вещает, как его колбасит. Может для него в этом есть какой-то кайф, а может мозги уже поплавились от наркоты? Да ну и хер с ним.
По пути на кухню Олег зашел в туалет и хорошенько отлил, подумав, что неплохо было бы выпить пивка. Но за ним нужно было бы выходить в маркет, а выходить ужасно не хотелось. И хотя на улице стоял солнечный весенний денек, но выходить из дому не хотелось катастрофически.
Холодильник оказался пустым. Совершенно пустым. Так бывает, когда целую неделю не покупаешь продукты, а мама живет в другом городе и не может тебе в этом деле помочь.
- Вот гадство, все-таки придется выйти.
Натянув джинсы, куртку и ботинки, Олег вышел, закрыл дверь на ключ, проверил, надежно ли закрыта, спустился со второго этажа и вышел на улицу.
Солнце действительно сверкало во всю, непристойно и неумолимо обнажая все это весеннее говно хрущевских двориков. Снег таял, и из-под него лезло все непотребство, скопившееся за долгую зиму. Великолепная картина. И за что только люди любят весну? Что хорошего в ее сырости, ветрености, черноте и грязности? Нихрена хорошего нет. Вода течет везде, и куда не глянь, повсюду грязь и дерьмо, дерьмо, дерьмо. Ступить некуда. А до маркета еще предстояло плестись минут 15.
Олег вытащил сигарету, прикурил и двинул через дворы к магазину. Вокруг творилась совершенно не понятная история. Солнце светило, воробьи орали во всю глотку, Старушенции вперемешку с котами облепили все подъездные лавочки, дети носились по лужам и грязи совершенно не обращая внимания на злобные окрики курящих и сосущих пиво мамочек. Детям было совершенно наплевать на все эти «стой, я кому сказала», «а ну не лезь туда, сейчас по жопе получишь», «вылезь из лужи сейчас же». Дети не слушали их. Дети рассекали тонны грязи и миллионы кубометров воды своими маленькими детскими ногами, махали в воздухе своими маленькими детскими руками, и были счастливы своими маленькими детскими мозгами. Это просто невероятно, что можно вот так искренне и чисто радоваться солнцу, грязи и лужам. На это способны, наверное, только дети и идиоты. Вот кто по настоящему счастлив. Все остальные только играют в счастье.
Ну, как бы там ни было, а ручьи текли, дети орали, воробьи орали вместе с детьми, грязь бросалась под ноги, а маркет неумолимо приближался. Вот уже и вход, с его автоматически-раздвигающимися дверями, которые реагируют на приближение человека в самый последний момент, как будто играют с ним в игру «Кто первый свернет». И ты каждый раз идешь и думаешь: ну вот сегодня точно они не отступятся от своей затеи и не откроются, а ты расшибешь себе нос об ухмыляющееся стеклянное полотно. Но каждый раз в самый последний момент на двери нападает паника, и они судорожно открываются, впуская тебя в нутро храма Благ Цивилизации.
Канонизированные Рекламой шоколадки, сухие завтраки из семи злаков, натуральные картофельные чипсы и газировка, стиральные порошки и сухие дезодоранты, которые не дают тебе потеть 24 ЧАСА. Все это было аккуратно разложено на полочках в соответствии с Планом мерчендайзеров, которые всеми силами пытались одурачить как можно большее количество людей и подсунуть им под нос совершенно не нужные вещи.
Ну, меня вы не проведете,- подумал Олег, взял корзинку и ступил на вражескую территорию. Передвигаясь короткими перебежками, он старался делать как можно меньше остановок. Пельмени – захват, в корзину; сосиски – к пельменям; хлеб – проверка на свежесть - этот нет, этот нет, вот, этот годится. Что еще? Ага, майонез – есть. На финишной прямой заход в отдел спиртных напитков. Упаковка пива из шести бутылок. Кажется все. Теперь в кассу.
Суббота – лучший день для похода за продуктами. Так, наверное, думает большинство людей, потому что в субботу количество посетителей маркета увеличивается в 200 раз и пропорционально с этим почему-то уменьшается количество работающих касс.
Люди стояли в очередях, и, отдав дань золотому тельцу, медленно толкали перед собой свои потребительские тележки или держали в руках свои потребительские корзины, заполненные в зависимости от приносимой жертвы. Пристроился в хвост очереди и Олег со своими пельменями, сосисками и пивом. Он стоял и смотрел от скуки на эти маленькие полочки возле касс, и вдруг понял, что мерчендайзеры все-таки подловили его. Да, система работала. Она ни за что не хотела отпускать клиента просто так. Его непременно нужно было одурачить, обвести вокруг пальца. И если это не удалось сделать в основном зале, то тут в игру вступали кассы. Они все были обставлены маленькими полочками, обвешаны корзинками с леденцами, жевательной резинкой, шоколадными батончиками, пакетиками растворимого кофе. Все это пестрело и манило протянуть руку и взять, заполучить, поиметь. Нужно оно было или нет, это уже другой вопрос, оно просто просилось, и не было сил ему отказать. Особенно все это цветное изобилие влияло на детей. Ну не мог ребенок выстоять 20 минут в очереди, спокойно взирая на такие близкие конфеты. Он тянул родителя за руку и из всех своих детских сил, пуская в ход хитрость и шантаж, выпрашивал кусочек красивой, но совершенно не нужной забавы. И родитель не мог ему отказать. И покупал. Да, система работала. Вот и Олег стоял, и, погрузившись в какой-то транс, взирал на все это. Желейные конфеты, кофе, быстрорастворимые супы и презервативы. Зачем тут были презервативы, оставалось загадкой. Неужели человек, обойдя весь зал и став в очередь, вдруг решит, что сегодня неплохо было бы потрахаться? Может и так.
Из размышляя над всем этим, Олега вывел резкий, противный и гнусавый голос.
- Вы крайний? – вопросил этот голос, и Олег чуть не подпрыгнул на месте от такой неожиданности.
«Мать твою, честное слово, ну нельзя же так подкрадываться к людям? Я чуть в штаны не наложил с перепугу! Господи боже, что за херня тут происходит?»- подумал он и обернулся. Перед Олегом стоял классический представитель пролетариата. Мужик лет 50-ти в кепке, потертой кожаной куртке и отвисших джинсах. В руках пролетарий держал двухлитровую пластиковую бутылку пива и упакованную в пенопластовую ванночку и полиэтиленовую пленку вяленую плотву. Глаза его ничего не выражали.
- Я,- сказал Олег и отвернулся.
Расплатившись на кассе и сгрузив покупки в фирменный пакет, за который почему-то магазин брал деньги, тем самым продавая свою рекламу, а не платя за нее, Олег покинул магазин и вышел на улицу. За сорок минут ничего коренным образом не изменилось. Грязь все так же сверкала на солнце, мусор перекатывался ветром, собираясь под стенами в кучки, воробьи и дети орали, ручьи текли. А чего можно еще ожидать? Весна.
Что же дальше? Можно конечно позвонить кому-нибудь из друзей и попить пива в компании, но видеть никого не хотелось. Хотелось побыть в одиночестве. В этом тоже есть своя прелесть. Иногда это просто необходимо. С этой мыслью Олег отправился домой по старой, много раз уже хоженой дороге.
Подъезд, второй этаж, ключ в замок. Воду в кастрюлю, кастрюлю на плиту. Закипела. Посолить. Пельмени в воду. 15 минут. Готово. Майонез. Остатки черного перца. Неплохо. Сигарета. Диск с Реквиемом по мечте в плеер. Зажигалкой пробку с пивной бутылки.
Очень даже неплохо.