Шутов смотрел на труп и думал: «Какого черта мы здесь делаем? Статисты. Мало ли людей травятся сейчас водкой? Дешево - но сердито! Не наш это вопрос. Ох, не наш! Не последствия расследовать нужно, а причину искать»!
Их вызвали на предприятие – «Завод точной механики». Кто вызвал, капитан не знал. Его озадачил полковник: ноги в руки и вперед.
Шутов ехал в «Газели» и плевался: «Когда же черт возьмет тебя»? Уже тогда ему казалось, что до истинной причины трагедии не доберется, сумеет лишь снять «вершки». И сумеет ли?
Когда подполковнику Фоменко присвоили звание полковника, он готовился к проводам на пенсию: обычно в таких случаях присваивали очередное звание перед отставкой. На его место капитан не метил: Шутов боялся старости - старости кабинетной.
Но что-то где-то застряло, и Фоменко уже полковником продолжал работать.
До завода они добрались быстро. Дольше стояли у ворот, дожидаясь, пока охранник до кого-то дозвонится. Тот, наконец, открыл ворота и объяснил, как проехать к цеху. У отдаленного здания полукругом стояла толпа. Водитель понял, что им туда, и уверенно подогнал машину.
Встретил их худощавый невысокий мужчина в очках. Одет он был в черный костюм с тисненым рубчиком и под тон ему галстук.
- Начальник цеха. Семен Ильич Панфилов.
- Капитан Шутов, - представился за всех капитан. – Предложите лишним уйти отсюда.
Через минуту из заводских остались только начальник цеха и молодая женщина в белом, местами перепачканным пылью халате.
Шутов смотрел на плачущую заводскую медсестру, и ему стало жалко девчонку - саму пора было укладывать в «скорую».
- Почему? Ну почему это случилось в мое дежурство? Именно в мое! - Она стояла возле трупа и причитала. - Второй раз попадаю в передрягу.
Перед ней лежал молодой мужчина лет тридцати. На нем был распахнут синий халат, голова была запрокинута - медсестра делала искусственное дыхание и массаж сердца. Рядом валялись кислородная подушка и рассыпавшийся саквояж с медицинскими препаратами.
Все попытки девушки оказались тщетными: рабочий умер.
Она устала стоять и села на самодельную скамейку, откинувшись спиной на корпус здания.
Мужчина, прежде чем умереть, выбрался наружу - ему не хватало кислорода в помещении. Второй труп находился в мужском туалете и лежал рядом с умывальником. Предпенсионного возраста человек умер сразу. Если первый еще боролся за жизнь, то у этого не хватило сил даже на это.
Капитан вышел из туалета, вернулся к медсестре, присел рядом с ней и обнял за плечи:
- Успокойся девочка, не плач, - офицер не знал, как помочь девушке, - хочешь, поделюсь панацеей? Как бы тебе плохо не было, вспомни своих близких. Тебе плохо, но они не знают. А узнают? Тебе их не жалко будет?
Мужчина большими пальцами вытер слезы под глазами медсестры, встал, поднял ее за плечи и сказал:
- Приведи себя в порядок, нам еще работать.
Утром офицеры отчитывались о проделанной работе. Так получилось, что они были рядом, но не вместе. Лейтенант выехал на происшествие, случившееся недалеко от завода, на котором пришлось побывать капитану: в пятидесяти метрах от предприятия взорвался бензовоз. У ближайшего к происшествию заводского корпуса вышибло стекла на окнах, обращенных к дороге. Из работников завода пострадали только два человека.
- Повезло, - отметил Синицын, - могло быть хуже.
- Что ты этим хочешь сказать, лейтенант? – спросил полковник.
- Обед был. Разбежались все. Только двое заблудились. Вот их осколками и посекло. Хорошо хоть задницами к окнам стояли – они и пострадали.
- Задницы?
- И задницы тоже.
- Да, сейчас там весело. Два таких происшествия в один день, – заметил Фоменко, - им теперь не до плана. И почему это произошло?
- Если честно, товарищ полковник, это можно узнать только на спиритическом сеансе. Водитель остановил пустой бензовоз и стал открывать горловину. Это гипотеза. Крышку заело, и он грохнул по ней молотком. Был бы бензин в цистерне, может, и пронесло, но там были только пары. От искры разгорелось пламя. В возможность такого, даже дедушка Ленин предупреждал. Кусочки водителя в анатомичке. Кусочки машины собирают цыгане. Есть еще одна версия, но я в нее не верю: водитель открывал горловину с сигаретой в зубах. По обоим вариантам – это несчастный случай.
- А зачем ему понадобилось лесть на цистерну? – спросил полковник.
- Что он лазил на цистерну, сообщил единственный свидетель - дед, которому под восемьдесят лет. То ли флаг водрузить, то ли деда напугать. Взрывом, естественно. Дед сказал, что раньше заикой был.
- Все шутки у тебя на уме, лейтенант. А ты, капитан, чем обрадуешь?
- У меня не лучше. Двое рабочих мучились похмельем и решили поправиться. Что-то выпили и отравились. Что они пили, выяснить не удалось. Заводская медсестра ничего сделать не смогла и вызвала сразу же «скорую». А те - нас. Когда мы приехали, «скорой» уже не было. Медэксперты сейчас колдуют над содержимым желудков.
Зазвонил телефон и полковник поднял трубку.
- Знаешь, капитан, все не так-то просто. В желудках обнаружен цианистый калий, - сказал он, когда закончил разговаривать по телефону. – Медики удивились не меньше моего. Так что вы с лейтенантом езжайте обратно на завод и начинайте расследование.
Офицеры поднялись и направились к выходу.
В цеху их приезду никто не удивился. О недавнем происшествии ничто не напоминало: работа вернулась в размеренный ритм.
«Конечно, прошли почти сутки, - подумал Шутов. – Жизнь продолжается. Она замерла только для родственников погибших и то ненадолго. Время лечит».
Они с лейтенантом хотели разделиться, но потом передумали, и оба направились к начальнику цеха. С ним капитан уже был знаком, а Синицына представлять не стал.
- Дело дрянь, Семен Ильич, - начал он прямо с порога, так как тот был один в помещении, - люди отравились цианистым калием.
В кабинете нависла тишина. Мужчины прошли и расселись на стульях напротив письменного стола.
- Вы слышали, что я сказал? Этому есть хоть какое-то объяснение?
- Есть, - начальник цеха начал приходить в себя. – На заводе используется цианистый калий. В гальванике. Но при его разливе присутствует целая комиссия, включая инженера по технике безопасности, - он закурил и предложил офицерам. - Это три-четыре человека плюс рабочие. И сразу же разводится электролит. Он заливается в рабочую ванну, а остатки циана опечатываются и возвращаются на склад на место хранения. Все эти операции рабочие производят в противогазах и в присутствии комиссии. В таких условиях утечка исключается.
- И тем не менее.… Вызовите сюда мастера участка, на котором работали погибшие.
Начальник цеха позвонил, и через пять минут в кабинет вошел среднего возраста полноватый мужчина в очках и представился:
- Измайлов, начальник участка.
Капитан объяснил ему, от чего погибли рабочие, и предложил:
- Расскажите все, что вы думаете по этому поводу.
- А что тут думать? Все ясно, как божий день! Мужики решили унять головную боль морской водичкой. Знаете что это такое? В бутылку, на треть заполненную флюсом, доливают столько же воды, добавляют горсть соли и взбалтывают. Представляете, что такое флюс? Это спирт, в котором разведено немного канифоли. Используется при пайке в соседнем цехе. После всех этих манипуляций канифоль выпадает в осадок и остается та самая морская водичка – соленая водка.
- Ну, а причем здесь цианистый калий? – спросил лейтенант.
- Сейчас и про это расскажу, - ответил Измайлов. – Мы сдаем свои детали в соседний цех через гальванический участок: они должны быть покрытыми. А в этом болоте не всё всегда получается. Довольно часто не идет пайка на серебряных деталях. А чтобы перепокрыть их серебром, нужно разбирать всю сборку. Вот какой-то Кулибин и нашел выход – стали добавлять серебряный электролит во флюс, и пайка пошла. А в нем - электролите - как раз и содержится циан. И ведь мужики знали, да напоролись.
- Посуду, в которой эти алхимики спирт выделяли, искали? – спросил капитан.
- Искали. Не нашли. У нас с этим строго. Прячут так, что не найдешь.
- И все же, Семен Ильич, - сказал Шутов, обращаясь к начальнику цеха, - организуйте в конце смены поиски и позвоните мне, если что найдете. Он протянул Панфилову свою визитку.
Лейтенант переписал необходимые телефонные номера и через полчаса они, вызвав инженера по технике безопасности, были уже в сборочном цехе. Все подтвердилось. И выявилось, что пропала тара с двумястами граммами флюса.
- Кругом Кулибины, - заметил Шутов. – А знаешь, лейтенант, как гонят самогон в местах не столь отдаленных? Там тоже отыскался свой изобретатель. Ставят кастрюлю, наполняют ее брагой, в нее втыкают тэн и, установив блюдце, накрывают все целлофановым пакетом. Из верхушки пакета лепят перевернутый конус для стока и ждут, что быстрее произойдет: то ли пакет развалится, то ли нагреватель взорвется. А чаще дело выгорает, и с блюдца сливают драгоценную жидкость.
- Все всё знали и в итоге два трупа, - сказал капитан, когда они уже ехали назад в машине. – Всем теперь и достанется. Или как в том анекдоте: директору – замечание, начальнику цеха – выговор, а мастера уволить за профнепригодность! Мастеру сборочного цеха не позавидуешь.
- А ты бы хотел наоборот? – спросил Синицын. – Хорошего директора не так-то просто найти. Спроси вон моего отца, он тебе расскажет. В свое время - при Горбачеве - вошло в моду выбирать директоров. И понавыбирали добреньких да покладистых. И стали заводы сыпаться как карточные домики. Сразу прекратили. Кстати, заглянем к моим, перекусим?
- Давай, - согласился Шутов и на ближайшем переулке свернул в сторону дома родителей лейтенанта. Синицын позвонил и предупредил, чтобы что-нибудь подогрели на двоих.
Встретила офицеров мать лейтенанта.
- Здравствуйте. А папы нет, он на работе, - сообщила женщина, - я не стала его тревожить.
- А нам не папа нужен, а твоя стряпня, - ответил сын, разуваясь и приглашая капитана на кухню. – И побольше, и побольше.
Мужчины с удовольствием ели борщ. Хозяйка заметила, что гости проголодались, и что результат ее трудов пришелся по душе, и невольно улыбалась.
- Как же вы готовите такой шедевр? – спросил Шутов. - Кривить душой не буду - понравилось блюдо. В ресторане такого не пробовал. А ведь женюсь и нужно чем-нибудь удивить будущую супругу. Поделитесь секретом.
Капитан вытащил диктофон, включил и подсунул под хлебницу.
- В ресторанах борщ не предлагают, насколько знаю. Юрка, не льсти, рецептом и так поделюсь.
- Не льщу. Это констатация факта.
- Тогда пиши протокол, товарищ капитан, - пошутила женщина, присела рядом и усмехнулась, увидев диктофон. - Отвариваешь мясо с мозговыми косточками, добавляешь круглую картошку и, пока все это варится, делаешь зажарку: в обжаренный на сковородке лук до золотистого цвета добавляешь натертые сырые свеклу и чуть позже морковь.
Хозяйка увидела, что тарелки пусты, спросила:
- На второе что будете?
- Ничего, Ирина Витальевна, - откликнулся Шутов, - добавьте еще борща, если есть.
- Мне тоже, - поддакнул сын.
Мать Синицына наполнила тарелки вновь и продолжила:
- Когда смесь прожарится, нужно добавить томатную пасту и подержать все еще пару минут на огне, слегка помешивая. Потом нужно вытащить все из бульона: мясо - чтобы избавиться от косточек; картошку - чтобы помять ложкой на сковородке с поджаркой. Затем это все вернуть в бульон.
- Вот-та-та, - не удержался от замечания капитан, - не думал, что так сложно.
- Не сложно, на первый взгляд так кажется, - ответила Ирина Витальевна, - но это еще не все. Все опять нужно поставить на огонь и добавить шинкованной свежей капусты и нарезанный болгарский перчик, потом порезанный мелко зубчик чеснока, петрушку, укроп и лавровый лист. Соль и красный перец по вкусу.
- Вот теперь все, - подвела итог мать Синицына. - Дальше кипятишь борщ минуту-другую и ждешь, когда объявится голодный сын. Тебе, Юра, такое не осилить - времени и терпения не хватит. Приходи как-нибудь с Татьяной, я ее многому научу. Сашкину жену, наверное, не успею – когда он еще женится - а с твоей поделюсь кулинарными секретами. Мужу и сыну нравится, как я готовлю.
Женщина увидела пустые тарелки и вновь поинтересовалась, что подать на второе. Но мужчины согласились лишь на кофе.
Ирина Витальевна составила грязную посуду в раковину и начала мыть.
- Теперь на работу? – спросил Шутов, допив кофе, - пора и честь знать.
- Конечно. Что тут делать? Что можно, уже съели.
Женщина хотела возмутиться, но только шлепнула сына по затылку.
- Спасибо за угощение, Ирина Витальевна, - подытожил разговор капитан, – Было очень вкусно. А рецепт я дам послушать Татьяне.
Через полчаса мужчины были в отделе. Только прошли к себе, как следом зашел полковник. Специальных планерок он не проводил – вызывал по мере необходимости. То их, то старшего лейтенанта Петрова и лейтенанта Сергеева. Иногда всех вместе, но такое случалось редко.
Уже полгода, как они переехали в новое здание, и все не могли привыкнуть к простору – раньше офицеры теснились как селедки в банке. Даже Шутов с Синицыным теперь имели отдельную комнату, хотя понимали, что это ненадолго. И Фоменко стал заглядывать в просторное помещение чаще, чем раньше в их старую конуру.
- Что удалось выяснить? – спросил полковник, усаживаясь за свободный стол.
Капитан, чтобы и самому освежить все в памяти, перемотал диктофон и включил. Все разговоры на заводе он записывал.
«Отвариваешь мясо с мозговыми косточками, потом добавляешь круглую картошку», - раздался голос Ирины Витальевны.
Шутов попытался выключить диктофон, но полковник его остановил:
- Не выключай, капитан, узнаем, чем вы занимаетесь в рабочее время.
Минут пять все молчали - слушали.
«…. и ждешь, когда объявится голодный сын», - закончила излагать секреты кулинарии Ирина Витальевна.
- Это моя мать учила нас с капитаном готовить борщ из пистолета, - пояснил Синицын, - а то мы на нашей работе перебиваемся все больше в сухомятку.
- Из пистолета? Не из топора?
- Из топора варят кашу, товарищ полковник. А из пистолета – борщ.
- Хорошо, передам своей старушке ваш рецепт – пусть проверит. Вам, судя по звяканью ложек, понравилось. А ты, Шутов, перемотай куда надо, послушаем.
- И что мы имеем? – спросил и сам же ответил через некоторое время полковник. - Несчастный случай. Оформляйте документы. Прокуратура или родственники могут предъявить претензии к администрации завода, но это уже не наша головная боль.
- И ты, лейтенант, - обернулся он к Синицыну, - оформляй свой бензовоз.
Фоменко ушел, офицеры расселись на подоконнике у открытого окна, закурили.
- Знаешь, Саша, медсестра говорила, что это второй случай у нее. И первый, как я понял, произошел недавно. Тогда я не придал этому значения, а вот сейчас вспомнилось. У тебя есть ее телефон?
- Нет, но это не проблема, узнаю у начальника цеха. - Синицын потянулся за телефоном, но тот сам заверещал.
Офицер слушал и молчал. По его лицу вдруг потекли слезы. Шутов понял, что что-то произошло, и ждал окончания разговора. Лейтенант все еще держал трубку у уха, но капитан заметил, что разговор закончился.
- Саш, что случилось?
- Отец звонил. Мама умерла, - ответил он, всхлипнув. - Понимали, что вот-вот, и все равно …
Шутов знал историю Синицыных. В свое время мать обратилась к врачу с болями в низу живота. Женщина-врач сказала, уточнив ее возраст, что это связано с климаксом, и предложила придти через месяц, если боли не утихнут. Та пришла раньше – боль замучила. Приняла ее другая – первая была то ли в отпуске, то ли еще где, но врач сразу велела сдать анализы. А вечером им позвонили. Трубку взяла Ирина Витальевна, но просили мужа. Его пригласили в больницу. Он сходил и узнал, что у жены рак матки. Тогда же ему сообщили, что обратись они две-три недели назад, он был бы излечим.
Муж ничего не жалел: заплатил хирургу до операции, заплатил и после, но поразило его то, что у жены после нее случился завороток кишок. Повторную операцию делал другой хирург. И Синицын-старший услышал потрясшую его фразу, услышал случайно, можно сказать, подслушал: удалял опухоль коновал.
Счастье, гулявшее по квартире Синицыных, как у себя дома, покинуло их. Мужчины готовы были вернуться на раскладушки и жить сколько угодно в неудобствах, как в старые времена, готовы были променять будущее на прошлое. Готовы…. Но ничего изменить не могли.
Ирина Витальевна просила мужа не искать виноватых: «Пришло мое время».
А дальше началась химиотерапия. Одна, другая, третья. Пока сама мать не отказалась: химиотерапия разрушала не только раковые клетки, но убивала и все живое, что поддерживало ее организм.
Шутов вышел, он знал, что в таких ситуациях лучше побыть одному, но через пять минут вернулся - не выдержал:
- Сашка, знаешь, у меня нет панацеи на такой случай, но обезболивающее есть. Мы будем с тобой делать мир лучше. Ты и я. Слышишь меня?
Следующий день был посвящен похоронам. Все было скромно, людей не так уж много. Машин, правда, было столько, что все, кто пришел, разместились в них и отправились на кладбище. Была даже милицейская «Газель». И был катафалк. Тот, который отвозил убитых.
«А ее убили или она сама умерла?» - спросил сам себя Шутов и не смог ответить.
Он увидел Ирину - сестру Татьяны - и подошел к ней, кивнул в знак приветствия:
- Виделась с Сашкой?
- Нет.
- Найди, побудь с ним, поговори. У меня не получается: смотрит сквозь меня, как через стекло - не видит.
Утром лейтенант вышел на работу.
- А ты зачем пришел? – спросил капитан, встретив Синицына. – Я же велел тебе отлежаться.
- Так было б еще хуже. Мы ведь с отцом давно смирились, ожидали этого со дня на день, - ответил лейтенант. – Чудес не бывает. Мать сама про это говорила.
- Наверное, ты прав, впрягайся. Я дозвонился до медсестры, но она ничего вразумительного не сказала. А я хорошо помню ее фразу, что это второй случай. Меня интересует первый. Поеду один.
- Вдвоем. Не хочу оставаться.
Капитан специально сел в машине на пассажирское место.
- Надо подумать, - объяснил он, - а ты рули.
Подъехав к заводоуправлению, офицеры прошли на медпункт и отыскали медсестру. Она не удивилась, увидев их, и пригласила в процедурный кабинет.
- Я не поняла по вашему звонку, что хотели узнать, зачем нужна?
- А мы хотели узнать, - сказал капитан, - про первый случай, о котором вы вскользь упомянули.
- Какой еще случай? Мало ли что сказала в запарке!
- Как хотите, - согласился Шутов, - можем и в цехах поспрашивать.
Девушка нахмурилась, но сдалась:
- Вы правы, лучше сама расскажу, чем кто-нибудь переврет.
Капитан достал диктофон и включил. Медсестра опять сморщилась, покосилась на прибор, но от комментариев воздержалась.
- Панфилова ведь недавно назначили начальником цеха, до этого он там же работал замом. А пять месяцев назад – Никонов Антон. Любили мы с ним друг друга. Пожениться собирались. В сентябре в Египет думали слетать, да не довелось. Умер он.
Девушке с трудом давались слова, боль об утрате еще не улеглась.
- Как-то в пятницу решили мы поехать ко мне после работы – родители как раз уехали на дачу. Он с работы захватил бутылку водки. Видели в кабинете холодильник? А вино у нас дома всегда стоит: я, да и мои тоже, водку не признаем. На его машине и поехали. Пока я душ принимала, он стол накрывал, ну и принял стопку между делом. Вышла я из ванной, а Антон лежит на полу, корчится. Я в «скорую» звонить. Приехали, да поздно. Ох, и досталось мне тогда. Сама ведь пробовала помочь. Да и парня жалко – мочи нет. Вот, собственно, и все.
- А где вы живете? - спросил Синицын.
Женщина назвала адрес.
- Кировский – не наш район, поэтому и не знаем, - заметил он.
Когда офицеры ехали обратно, Шутов спросил лейтенанта:
- У меня в Кировском РОВД никого, может быть, у тебя знакомые есть?
- Есть. Семен. Меня во Фрунзенский район направили служить, а его туда. Так наши тропинки и разошлись. Что хочешь узнать? Не было в водке циана и не могло быть – не выдумывай. Медсестра ведь сказала, что водка паленой оказалась.
- Звони.
Лейтенант позвонил и минут пять переговаривался. Шутов не прислушивался – думал о своем.
- Н-да, капитан, не было тумана, так ты нагнал, - откликнулся на молчаливый вопрос Синицын. – Семен говорит, что когда расследовали это происшествие, ни одного эксперта не было, хоть мораторий с бандитами заключай: кто в отпуске, кто на больничном. Вытащили одного - что ближе живет - полуживого, тот за пять минут заключение сделал: паленая водка. Еще до ухода на больничный он такую же проверял при отравлении. Выдал акт и уехал досыпать. Сам понимаешь, он никогда не признается, что схалтурил.
- И что теперь будем делать, лейтенант? – спросил Шутов, когда тот припарковывался. - Придется мне идти на поклон к Фоменко.
- Мое мнение знаешь. На пустом месте работу ищешь.
Капитан знал, что полковника трудно будет уговорить, но не думал, что настолько:
- Ты думаешь, что просишь, Шутов? Какая эксгумация? У них дело давно пылится в архиве, а тут ты со своими версиями. Ты же их напрямую обвиняешь в очковтирательстве. Ты хочешь меня со всеми перессорить? И у нас дело закрыто! Закрыто? Ты его закрыл?
- Нет еще.
- Вот и иди, закрывай. Уйди с глаз моих долой.
Капитан вернулся к себе, но надежду не потерял. Подобное у них уже происходило раньше по другим вопросам: полковник отказывал, но через некоторое время, взвесив все за и против, давал добро.
На следующий день Шутов, придумав незамысловатый предлог, отправился к Фоменко. Обсудив все, что приготовил, он не уходил и уже собрался начать разговор из-за которого, собственно, и пришел, но полковник опередил его:
- И не мечтай, капитан. Тема закрыта. После обеда чтоб дело было сдано.
- Дайте мне трое суток, товарищ полковник.
- Настырный ты, Шутов. Двое, и ни часа больше.
«На безрыбье и рак рыба, - подумал капитан и пошел разыскивать Синицына. – Надо все продумать с лейтенантом».
- Знаешь, Саша, - начал он говорить, когда офицеры уселись на подоконнике и закурили, - я сегодня всю ночь не спал.
- Ну и как, Татьяна была довольна?
«Шутит, - подумал капитан, - значит, ожил после похорон».
- Не дает мне покоя смерть начальника цеха и двух рабочих, - продолжил разговор Шутов, не обращая внимания на реплику. - Совпадение? Не думаю. Начальник цеха был молод. Таких, как правило, рвет от паленой водки. Гибнут те, у кого луженый желудок, и тот на такие мелочи не реагирует. А Никонов выпил всего стопку и сразу умер. И водку принес с завода. Улавливаешь, к чему веду?
- Тоже мне - бином Ньютона! Ты свои басни полковнику расскажи. Он поаплодирует.
- Рассказал. Он дал два дня для проверки этой версии.
- Шутишь? На пустом месте нашли себе работу?
- Приказы начальства не обсуждаются. Поедешь со мной на завод?
- На эксгумацию Фоменко не решился, - продолжал Шутов разговор уже в машине. – Так что наша исходная гипотеза – Никонов отравлен цианистым калием. В цехе нам никто ничего не скажет - побоятся начальства.
- И какого рожна мы туда катим? – удивился лейтенант.
- Мы едем в отдел кадров. Возьмем список тех, кто уволился за последние двенадцать месяцев, и будем их пытать.
Они подъехали к огромной проходной завода, в одном здании с которой находились бюро учета и отдел кадров. В отделе сразу поняли, что хотят от них, и препятствий чинить не стали. Через полчаса офицеры просматривали список, состоящий из восемнадцати фамилий. Там же были указаны адреса и номера телефонов, если они имелись.
- Большая текучка в цехе. Тебе не кажется? – спросил лейтенант.
- Да, конечно, - кивнул Шутов, - но оно и к лучшему: будет кого пощипать.
- Вот-так-так! Знакомые есть лица. Невзоров В. В. Уволился одиннадцать месяцев назад. Знаешь, кто такой Невзоров? Водитель цистерны, что недавно почил в бозе. Я начинаю верить в твою версию – уж слишком плотно здесь все переплелось. Заглянем в цех, раз так близко от него? Дело я уже закрыл, но чем черт не шутит.
- Согласен.
Кабинет начальника был открыт, но он был пуст. Офицеры вернулись в цех, встретились с начальником участка Измайловым, попросили его найти Панфилова.
- Мы будем ждать в кабинете, - предупредил Шутов.
Не успели они закурить, как появился хозяин кабинета:
- Здравствуйте. Чем обязан?
- Мы, собственно, уже по другому вопросу, - ответил лейтенант, поздоровавшись. – Вы в курсе, что недавно взорвался бензовоз, и погиб водитель? Невзоров. Он ведь не так давно работал у вас?
- Конечно, в курсе. Три человека отпрашивались у меня на похороны. А взрыв был такой, что в соседнем корпусе стекла повылетали. Еще бы про такое не знать.
- Расскажите о нем, что это был за человек?
- Работник был неплохой. У нас большая текучка, и людей узнаешь по-настоящему не скоро. Проработал почти два года. Оказалось, что у него отобрали права после аварии на этот срок, и ему нужно было где-то перекантоваться. Вот и пришел к нам. Если бы он это не скрыл, вряд ли у нас работал. Восстановив права, ушел на автостоянку, что около завода, или на вторую автобазу. Точно не скажу. Одни говорят так, другие – эдак. Уже, наверное, год прошел, как Невзоров уволился.
Лейтенант посмотрел на Шутова, приглашая к разговору, но тот только развел руками.
- Тогда все.
Офицеры попрощались и ушли.
- Так, где же он все-таки работал? Уж ты-то, лейтенант, знаешь наверняка.
- На второй автобазе. Про автостоянку слышу впервые. Поехали туда, она рядом – за заводом.
- Согласен.
- Командир, ты подозрительно покладистый сегодня.
- Вся энергия ушла на уговоры шефа, - устало заметил капитан. - А мне понять нужно, что произошло, тогда и успокоюсь.
Завод располагался на окраине города, окруженный микрорайоном. Пятиэтажные дома чередовались с двенадцатиэтажными, попадались и сталинские трехэтажки с крутой крышей и девятиэтажки необычной формы. Кое-где среди домов – как на опушке среди леса - были построены детские сады. Планировка казалась очень гармоничной. И все утопало в зелени.
- А ведь здесь довольно красиво, - заметил капитан, выруливая на автостраду. - Умудрились все же не нагромоздить домов-кирпичей. Не люблю районы из одних пятиэтажек.
Рядом с автострадой, при выезде из микрорайона, расположилась автостоянка. Чуть меньше футбольного поля, она была обнесена высоким металлическим забором из прутьев. У шлагбаума, перекрывающего въезд, стояла довольно высокая башня, на вершине которой по периметру располагались перила. Венчала башню крыша, под которой был закреплен прожектор. Рядом со стоянкой ворчал бульдозер, выравнивая довольно внушительных размеров площадку – хозяева решили увеличить владения.
С правой стороны, прерывая частокол забора, находилось довольно широкое одноэтажное здание, выстроенное почему-то с мансардой. Его левую часть занимала пара огромных ворот с надписью: «Мойка машин», следом шли три окна. Они тоже были большими, и своеобразный рисунок решеток на окнах только украшал их.
Вся площадь стоянки была заасфальтирована. Асфальтовая дорога от ворот и до самой автострады не имела ни проплешин, ни латок от ремонта: была чистой и ровной. Чувствовалось, что здесь делалось все продуманно и с любовью.
Шутов остановился недалеко от шлагбаума, съехав на обочину. Офицеры подошли к башне и стали разглядывать стенд с перечнем услуг. Здесь можно было не только оставить машину, но и отремонтировать.
- Смена масла, шиномонтаж, мойка машин, подготовка транспорта к техосмотру, - начал Синицын читать вслух, - мелкий и крупный ремонт, срочный ремонт машин, восстановление машин после аварии. Косметический ремонт любых транспортных средств. Окраска частичная и полная.
Капитан, зачем ты остановился перед шлагбаумом? – не смог воздержаться от комментариев лейтенант. - Загоняй свою старушку – вернут девочкой.
Смотри, что тут есть, - он поднял вверх указательный палец, - скупаем иномарки, попавшие в аварию и не подлежащие восстановлению.
Офицеры заболтались и не сразу заметили подошедшего к ним охранника.
- Вам что-то нужно, товарищи милиционеры? – спросил он.
- Мы бы хотели встретиться с хозяином этого Богу и мирянам угодного заведения, - сказал лейтенант.
- Сейчас вызову, - ответил мужчина и ушел в башню.
Через несколько минут к ним подошел полный, невысокий, лысый мужчина, а охранник опять вернулся к скамейке у въезда.
«Точная копия Хрущева, - подумал Шутов, - ему бы выступать в театре двойников».
- Хозяин автостоянки. Чем могу быть полезным? – он представился офицерам, а сам критически рассматривал «шестерку» капитана.
- Мы не машину пригнали ремонтировать, - внес ясность Синицын и протянул свое удостоверение. – Мы пришли к вам в связи с гибелью Невзорова. Знаете такого?
«Хрущев» утвердительно покачал головой:
- Работал у нас. Несколько человек сегодня были на его похоронах.
- А по моим сведениям, - сказал лейтенант, - он подвизался на второй автобазе.
- Правильно, на второй. Там работают по скользящему графику, и в свободное время он подрабатывал здесь. Около года назад мы приобрели грузовик: невыгодно брать в аренду, а нужен. Теперь сами, когда он простаивает, сдаем его. Вот Невзоров на нем и шабашил.
- Он брал его в аренду? Я правильно понял? А для чего, знаете?
- Да, - ответил хозяин, - и для чего, тоже знаю. Еще бы! Он каждый раз чистил машину здесь. Стружку металлическую нанялся вывозить с заводов в цветмет и во вторчермет. У наших соседей-заводчан какие-то заказы выполнял. Работу себе сам искал. Меня это устраивало, так как машину он брал, когда была свободной, и по первому требованию возвращал. Грузовик уже окупился, хоть старый. Скоро поменяем на новый.
Я уже веду переговоры, чтобы договоренности Невзорова сохранились за нами. Чего уж теперь, раз такое случилось.
- А вот скажите, - спросил Шутов, когда понял, что лейтенант узнал все, что хотел, - у вас заполнено только около половины автостоянки, а вы еще расширяетесь?
- Это сейчас. На ночь все будет заполнено вдоль дороги до самой автострады. А у наших постоянных клиентов свои места. Скоро крышу возводить будем.
- А ЧП у вас случались?
- Не без этого, но по мелочи, серьезных мы не допустим. Один раз «чайник» при выезде со стоянки задел иномарку, так охранник с вышки увидел. Если бы не заметил, были проблемы. Уладили все в одночасье, прямо здесь и произвели ремонт за счет виновника. А ремонт мы научились делать, - не выдержал хозяин, чтобы не похвастаться. – Вы думаете, мы зря покупаем битые иномарки? Берем только новые или почти новые, разбираем их на запчасти. В магазинах принимают только заказ на детали для иномарок, а мы сразу ставим. Клиентов, конечно, предупреждаем, гарантию даем и хорошую скидку. Вся мансарда забита запчастями. Все внесено в компьютер, вся информация там. И автомеханики работают в три смены. Потому и не отказываемся от срочного ремонта. А чтобы не было у них простоя, каждая смена восстанавливает по битой машине, которую еще можно спасти. Видите, у здания «Тойота» стоит? Она из таких. У нее даже руль был раньше с правой стороны. Выставлена на продажу. От новой не отличить, но цена гораздо ниже. Рентабельность моего заведения семьдесят процентов, и это не предел.
Лейтенант понял, что хозяин сел на своего конька, и что пора его остановить:
- А есть тут люди, с которыми Невзоров больше всего общался, друзья?
- Конечно, я сейчас к вам пришлю одного. Через него Невзоров и вышел на меня.
Хозяин ушел. Мужчины выкурили по сигарете, обозревая владения полного, невысокого, лысого человека влюбленного в свою работу.
- Лучше бы Хрущев был похож на него, а не наоборот, - не смог сдержаться от восхищения Шутов. – Не внешне, конечно.
Офицеры увидели пожилого седого человека в рабочем комбинезоне двигающегося в их сторону. Он подошел к ним, продолжая вытирать руки тряпкой, и сказал:
- Шеф предупредил меня, что вы хотите поговорить о Невзорове. Что именно вас интересует?
- Предупредил? – вырвалось у лейтенанта.
- Сказал!
- Предупредил, значит, - Синицын вспомнил капитана в подобных обстоятельствах, и стал раскачивать ситуацию. - Вы, пожилой человек, значит, приготовились? А два офицера сейчас будут слушать лабуду, что вы им приготовили. Будут стоять и ждать, когда кто-нибудь, кому-нибудь, что-нибудь. А, может быть, это были вы: кто-то, кого-то, за что-то? Раз ваш шеф вас предупредил, я уже вам ни за что не поверю.
Синицын достал наручники, застегнул их на запястьях мужчины и подтолкнул его к машине. Тот, как рыба на льду, хватал ртом воздух. И только в машине отошел: «Мужики, вы совсем что ли, ох…ли? Я ведь даже слова сказать не успел».
Капитан думал почти так же: «Какая муха укусила Синицына?»
- И это хорошо, - заметил лейтенант, - береги словарный запас – пригодится.
Шутов остановил машину в безлюдном месте и повернулся лицом к Синицыну. Он не мешал ему, решив расспросить потом, только подыгрывал.
Лейтенант снял наручники, но прятать не стал:
- Что вы не поделили с Невзоровым? Что между вами произошло?
- Не понимаю, - ответил мужчина, - я ведь ничего не скрываю, я просто никому не успел рассказать!
- Никому, ничего? Начинай! Всё и нам. Театр двух зрителей перед тобой.
- О чем хоть речь? Что вам надо?
- Что ты изворачиваешься, дитя перестройки, глухой или прикидываешься? - Синицын потряс наручниками, и мужчина согласился с его доводами:
- Ладно, ладно! Это я предложил Невзорову заняться вывозом стружки. На заводе ЗТМ работает моя сестра, она и сказала как-то, что там проблема с ее вывозом. Я не помню дословно разговора, и по какому поводу начался, но он отложился у меня в памяти. Невзоров работал в механическом цехе, и я надсмехался над ним: под ногами лежали деньги, а он поленился нагнуться. И кто меня тянул за язык? Он воспользовался своим знанием завода и начальника цеха – наладил вывоз. Машину арендовал на стоянке.
Чуть ли не половина стружки шла налево. Потом начали списывать старые станки и вывозить во вторчермет как лом. Это официально. На самом деле переставляли бирки и под видом списанных вывозили «живые». В гараже Невзорова их перекрашивали, делали косметический ремонт и продавали.
Это все, товарищи офицеры. Виноват я перед Витькой, подначил его по пьяному делу, но кто же знал, что так все обернется? Так что найдите, кто его убил. Потом ведь стали под стружкой вывозить продукцию цеха. Вот такие вот дела! Это он уже мне позже, как бы в отместку, сообщил.
Потрясенные Шутов и Синицын сидели и молчали. А их пленник вдруг оглушительно захохотал. Он хохотал, и слезы текли по лицу.
«На нервной почве, - подумал Шутов, - скоро прекратит».
И тот замолчал. Замолчал и закурил.
- А вы знаете, - сказал он, - что наш генсек собирается все заказы Невзорова прикарманить. Думает и здесь деньжат срубить. Святая наивность. Генсеком мы нашего шефа зовем: очень он на Хрущева похож. Вот ведь разочаруется, когда его просветят.
Мужчина ушел, офицеры сидели в машине и думали об услышанном.
- К себе? – спросил минут через пять Шутов.
- Поехали. Не жалеешь, что не закрыл дело?
- А ты не жалеешь, что закрыл? И что вдруг на мужика накинулся?
- Страх я в нем почувствовал и напряжение. Понял, что врать будет.
Они ехали по летнему городу. Дорогу недавно отремонтировали: тут и там попадались асфальтовые латки. Капитан перестал выискивать колдобины и стал осматриваться по сторонам.
Ветерок продувал машину, шевелил волосы. С обеих сторон время от времени попадались огромные брезентовые зонтики, под которыми за столиками сидели люди. Пенистое пиво в кружках манило.
Шутов повернулся к лейтенанту и вопросительно посмотрел на него. Тот также молча помотал головой.
- Подбрось меня к филармонии, - попросил Синицын.
- Скажи уж прямо - до дома Ирины.
- Пусть будет так, Шерлок Холмс.
- Сделаю, Ватсон.
Простившись с капитаном, Синицын вошел в подъезд и поднялся на третий этаж. Он долго звонил, но никто не откликнулся. Огорченный, он стал спускаться вниз и в дверях подъезда нос к носу столкнулся с Ириной:
- Не спешите, мадам, там никого нет. Сам проверял.
- Здравствуй, Саша. И куда же мы тогда пойдем?
- А куда хочешь. Пошли на набережную, - предложил лейтенант.
- Ладно, только заброшу домой пакет и вернусь.
До набережной было не близко, но и не очень далеко. Они шли медленно. В это вечернее время людей попадалось мало: час «пик» уже миновал. Идти по пустынной улице, на которой днем не протолкнуться, было непривычно.
- Как хорошо, - сказала Ирина, - дневная духота спала.
- А знаешь, когда-то были летние кинотеатры, - вспомнил Синицын. – Сейчас бы посидеть под небом и посмотреть кино.
- Старый, советский фильм, - согласилась девушка, - только не боевик. Никакой американский фильм под открытым небом смотреть нельзя.
- Особенно если идет дождь.
- А что дождь? Под зонтиком фильм про любовь смотрится еще лучше.
Они бродили вдоль набережной и увидели двух рыбаков. Пристроились недалеко от них, но подходить не стали. За полчаса, что они наблюдали, те только меняли наживку - клева не было.
- Упертые какие-то, - отметил лейтенант. – Это болезнь. Я вот тоже одного мужика знаю, так тот расположится на базарчике где-нибудь в людном месте, раскидает на газете всякую дребедень: гвозди, шпингалеты, шурупы и сидит целый день. Никто у него не покупает, а он все равно не уходит.
Синицын и не заметил, когда они свернули в обратную сторону. Это Ирина взяла его под руку и ненавязчиво направила домой. Они шли по улице и разговаривали, когда трое подвыпивших парней подошли к ним, но, увидев на лейтенанте форму, развернулись и перешли на другую сторону улицы.
- Н-да, слабо связываться с милицией, - хмыкнул лейтенант. - Знаешь, Ирина, я, когда надеваю форму, словно попадаю в другое измерение. Профессия все же накладывает на нас отпечаток, хотим мы этого или нет. И, знаешь, что я сделаю завтра? Завтра я приду на работу в гражданском обличии.
Они остановились у подъезда. Синицын притянул девушку за талию к себе и попытался поцеловать, но она уперлась руками в грудь. Он сильнее прижал, руки ослабли, и она встретила поцелуй. Лейтенант не отпускал девушку, смотрел в лицо. Они просто стояли и молчали. Он вновь попытался поцеловать, но она увернулась и отступила на шаг.
- Пригласила бы хоть кофе выпить.
- Пожалуйста, моя мать готовит очень хороший, - девушка засмеялась, увидев в этот момент лицо Синицына. – Шустрый ты, Сашка, и до сих пор только лейтенант. Такой энергичный через звание скакать должен. У меня ведь парень есть.
- Был, - ответил лейтенант, нажимая ей указательным пальцем на кончик носа, - был и есть, только другой.
Утром лейтенант чуть не упал, увидев Шутова в точно такой же летней куртке, как на нем. Они случайно их купили: зашли за чем-то в универмаг и соблазнились куртками, на которых была масса карманов. Это понравилось обоим.
- Ну и Ирина, ну и штрейкбрехер, - запричитал Синицын.
- А причем здесь Ирина? Это ее сестра – Татьяна, моя невеста.
- Татьяна? Даже так! Тогда надо заглянуть к Фоменко, он наверняка сидит в такой же куртке.
Полковник, увидев их, удивился:
- Это что, теперь милиционеры так одеваются? Хотя вы, наверное, правы – нечего париться в форме.
Он вызвал их, чтобы узнать, насколько сдвинулось расследование за вчерашний день.
Лейтенант вкратце рассказал, с кем и о чем им удалось побеседовать, и теперь все трое сидели задумавшись.
- Не было печали, так черти накачали, - прервал молчание полковник, - твоя, Шутов, работа. И каковы ваши планы на сегодняшний день? Излагайте, не стесняйтесь. Одеждой удивили, удивляйте дальше.
- Молчите, в свободный полет собрались. Не будет свободного полета, - прервал затянувшееся молчание Фоменко, - хотя нет, у вас ведь еще сутки остались. Так что до завтра. Идите, работайте.
- А, правда, что мы сейчас будем делать? – спросил Синицын, когда они закурили у подоконника с открытым окном. - У меня голова кругом идет. Почему начальник цеха не сказал о том, что Невзоров продолжал ошиваться в цехе после увольнения. Он же вывозил стружку. Случайность?
- Ты здорово придумал с гражданской одеждой, - ни к месту высказался капитан, - мне сразу понравилось. А Панфилов потому и не сказал, что вывозили не только стружку, а еще и хорошие станки под видом списанных, и даже цеховую продукцию. Поехали на завод.
- Все замыкается на Панфилове, - продолжал Шутов уже в машине. – Он организовал свой параллельный нелегальный бизнес. И все беды отсюда: мешал начальник цеха – отравил его цианом. Вогнал иглой через шляпку грамм несколько электролита в бутылку водки, что стояла в холодильнике. Сам стал начальником цеха. Руки развязаны и практически никакого контроля.
- А двое отравившихся рабочих?
- Отравившиеся? Случайность.
- А Невзоров? Его смерть ни в какие ворота не вписывается.
- Его-то мы и будем сейчас вписывать. Сами не справимся - Панфилова колоть будем. Предлагай свои версии.
- Во-первых, несчастный случай, капитан. Во-вторых, он мог еще где-нибудь наблудить. Тут, как говорится, открывается бездонный край для фантазии. И, в-третьих, - Панфилов. С чего начали, к тому и вернулись. Тебе очень помогли мои версии? Мне тоже. Твои лучше?
- Третья отпадает: не убивают курицу, несущую золотые яйца. Первую тоже можно отбросить, хоть дело ты уже закрыл: слишком все здесь переплетено. Остается вторая. Если мы не сумеем раскулачить Панфилова, примем наркомовские сто грамм и атакуем. Кого? Сам не знаю, время покажет. Панфилов – темная лошадка.
Они подъехали к заводу и направились к проходной. Там их узнали, несмотря на то, что они сменили одежду, но пропустили, только проверив удостоверения.
В цехе Шутов зацепил начальника за рукав и дернул. Не останавливаясь, направился в кабинет. Панфилов пошел следом за офицерами.
- Почему вы не сказали нам, что Невзоров, уволившись, продолжал работать у вас? – спросил капитан, когда они расположились в кабинете начальника цеха.
- А вы спрашивали? И с какой стати?
Шутов заерзал на стуле. Он не хотел ругаться. Он готов был к любому ответу, но не к этому вопросу.
- Семен Ильич, вы чего-то недопонимаете. В вашем цехе погибли два человека, а если принять во внимание Невзорова – три. Несчастный случай это или нет – большой вопрос. Идет следствие, а вы сознательно скрываете информацию.
Капитан начал заводиться.
- Я сейчас надену на вас наручники и проведу через весь цех и, поверьте, у нас в отделе вам будет не так уютно, да и в цехе потом тоже, если вы, конечно, еще сюда вернетесь. Я имею право задержать вас на семьдесят два часа по подозрению в убийстве. И это только если подозрение не перерастет в обвинение. Вам это надо? Мне тоже не надо. Так что я сейчас буду задавать вопросы, а вы будете отвечать. И врать я вам не советую.
Капитан демонстративно вытащил диктофон, включил его и положил на стол.
- Ерунда все это, смерть рабочих – несчастный случай, - Панфилов ответил и закурил. – Видно невооруженным взглядом.
- Но ведь была еще одна – начальника цеха Никонова, после чего вы возглавили цех, - Шутов внимательно следил за лицом Панфилова и заметил, как тот напрягся, - и об этом вы тоже успешно умолчали.
- Но это уж точно здесь ни к чему.
- Это как сказать.
- Следствие определило, что он отравился паленой водкой.
- Правильно, водка была паленой. Экспертиза это определила. И были проведены рейды с проверками по всем подозрительным торговым точкам, но около вашего цеха несчастные случаи стали обычным явлением, - Шутов в упор смотрел на начальника цеха. – И сейчас поставлен вопрос об эксгумации тела Никонова.
Панфилов хотел что-то сказать, но передумал, махнул рукой. Капитан продолжал разговор:
- Лично я настаиваю на эксгумации и уверен, что выяснится много интересного. Вы никак не хотите это прокомментировать?
- Бог в помощь.
- Ладно, пусть будет так. А как вы объясните тот факт, что в вашем цехе списывались старые станки и под их видом отправлялись якобы во вторчермет, а на самом деле на продажу - хорошие? И что под стружкой вывозилась левая продукция?
Начальник цеха сник. Он загасил окурок и прикурил новую сигарету, но сразу же выбросил.
- Меня не в чем обвинить. Я это докажу, но здесь, похоже, мне больше не работать.
Панфилов выгнулся на стуле, потянулся и двумя кулаками стукнул по столу.
- Черт с ним, слушайте. Директор наш закончил «кулинарный техникум». Я хочу сказать – не по нашему профилю. Он не понимает слова «специалист». Для него идеал - человек с высшим образованием – любым – лишь бы в галстуке. И чтобы обязательно прогибался перед ним.
Шутов понял, что Панфилова прорвало, и он говорит о давно наболевшем. Не стал его перебивать и кивнул лейтенанту, чтобы и тот не мешал.
- Завод наш по старинке называется «Заводом точной механики». Теперь мы беремся буквально за все, - продолжал свой рассказ начальник цеха. – Недавно освоили «отверточную» технологию: стали собирать из импорта южнокорейские телевизоры. Сборка и регулировка – вот все, что нам досталось. Так директор все возмущался: «Имеете фрезеровщиков шестого разряда и не можете наладить регулировку». Конечно, он выбивает заказы, крутится, но …. Впрочем, хватит плакаться. Вернемся, как говорится, к нашим баранам, - он нагнулся и вытащил из нижнего ящика письменного стола папку, извлек из нее два листочка и протянул офицерам. – Вот, почитайте. Это объяснительные записки начальника участка Измайлова и механика, обслуживающего наши станки, - Платова.
Офицеры взяли по листочку и стали читать. Когда они хотели ими поменяться, Панфилов остановил:
- Они похожи. Не тратьте время. Как я заставил их это написать? Да очень просто! Я предупредил, что если они обо всем напишут, не буду предавать дело огласке. У них просто не было выбора.
Я сейчас вам кое-что поясню, чтобы все стало на свои места, - он сделал паузу, собираясь с мыслями, и продолжал: - Когда Невзоров уволился, он, скорее всего, уже имел договоренность с бывшим начальником цеха Никоновым по поводу вывоза стружки. Они занижали по документам ее вес раза в два. А ведь кроме стальной стружки сдавалась алюминиевая, латунная и бронзовая. А потом Платов попросил списать один уж очень старый фрезерный станок на запчасти: тот все равно большую часть времени простаивал. Кому пришла в голову мысль, что вместо него можно вывести хороший, сейчас уже не установить. Все будут валить на Никонова. Но факт остается фактом: были перебиты бирки завода-изготовителя и наши с инвентарными номерами переставлены со списанного станка на хороший. А Платов занялся капитальным ремонтом оставшегося - любую деталь можно изготовить в нашем цехе, даже шестерни - есть и зубонарезные станки.
Не взять начальника участка в долю было просто невозможно: он не без глаз.
Офицеры закурили. А начальник цеха освобождался от наболевшего:
- И дальше пошло-поехало: токарный станок, зубонарезной, еще один фрезерный. Даже я не сразу понял, что происходит. Станочный парк большой – остался со старых времен, а заказов мало. И людей куча уволились.
А тут Никонов погибает. Погибает, и все прекращается само собой. Когда меня назначили начальником цеха, я первым делом переговорил с этими друзьями. Взял с них объяснительные. Это видно даже по датам. Вот, собственно, и все. Я обещал им, что не обнародую эти документы, и вас прошу этого не делать. Все ведь прекратилось!
- А еще говорят, - заметил лейтенант, - что под стружкой вывозилась заводская продукция.
- Было дело. Но было очень давно. Об этом и директор узнал. До Никонова работал начальник цеха, который за это и поплатился. А зря! И меня тогда директор предупредил, что снимет, если все не прекратится. Я и тогда работал замом, но был простым исполнителем - подрабатывал на рабочем месте.
Зарплата была мизерная, и специалисты побежали. Начальник цеха искал разовые заказы нелегально и приплачивал рабочим. Все равно треть смены простаивали. За счет этого и сохранился костяк. Он пытался оформить все официально, но на заводе такие накрутки сделали, что от его услуг отказались, и пришлось все делать подпольно.
- Теперь вы все знаете, - подвел итог Панфилов.
- Все?
- Все! Прошу вас только выполнить мою просьбу: очень мне не хочется подставлять Измайлова и Платова.
- Ну и как тебе такой кульбит, капитан? – спросил Синицын, когда они шли к машине.
- Туман слегка рассеялся, но вопросы остались. Непонятна смерть Никонова и Невзорова. Поехали на автобазу, может, там что прояснится.
Автобаза представляла печальное зрелище: то тут, то там стояли остовы машин и автобусов, между ними под порывами ветра метались клочья бумаги; груды железного лома валялись вдоль забора.
Синицын засмеялся. Не выдержал и поддержал его Шутов:
- Что, лейтенант, вспомнил автостоянку и сравнил?
- Мысли читаешь, капитан. Что такое асфальт, здесь, наверное, уже забыли: даже латки не ставят.
Они прошли к водителю, моющему грузовик.
- Шеф, - спросил лейтенант, - подскажи, где народ и где ваш командир?
- Так разъехались все, а вам туда, - мужчина указал рукой на двухэтажное кирпичное здание, - во вторую дверь.
- Так ты что, здесь не был? - спросил Шутов лейтенанта.
- Нет. А зачем? Я, осматривая место происшествия и встретил директора автобазы. Он тоже был там.
На первом этаже - сразу после входа - стоял длинный стол и вдоль него пара таких же лавок. На нем валялось разбросанное домино и две переполненные пепельницы с окурками. Офицеры догадались, что им нужно на второй этаж. Там они и встретились с директором. Мужчина ругался с кем-то по телефону. Узнав Синицына, протянул руку, не прекращая разговора, и кивнул капитану.
- С подмогой пришел, лейтенант, - отметил директор, когда положил трубку, - одному, значит, не справиться. А дело-то плевое. Все шито белыми нитками.
- Вот и просветите нас, - вмешался капитан, - тоже хочется такой уверенности.
- Я ведь его уже почти уволил – дерьмо мужик, хоть и работник неплохой. Нехорошо говорить такое о покойниках, но чего не скажешь под дулом пистолета. Ты вооружен, лейтенант? – директор усмехнулся и повернулся к капитану, признав в нем старшего. – Как только он работает на бензовозе, так начинаются жалобы на качество бензина. То ли он семьдесят девятый пополам с девяносто вторым заливал, а выдавал за девяносто второй, то ли разбавлял водичкой. На такой цистерне пара канистр и незаметна, может быть. Я не знаю его технологии, да и не хочу знать. Решил только, как придет из отпуска водитель бензовоза, выгоню Невзорова к чертовой матери. Я так думаю, что отогнал он бензовоз в укромное местечко и химичил там – готовился к заправке. Да надоели «вверху сидячему» его козни – решил встретиться, побеседовать. Он, похоже, близко бычок выбросил или шваркнул чем-нибудь по горловине, чтоб поддалась. А сталь о сталь хорошие искры высекает. Вот и вся недолга. С автобазы он так и эдак ушел бы, а тут еще бензовоз прихватил. Говорю же, вредный мужик был. Но проводили мы его как положено, правда, в закрытом гробу.
Офицеры еще некоторое время слушали директора автобазы, но скоро поняли, что тот начал переливать из пустого в порожнее, и решили вернуться в отдел.
- Правильно я закрыл дело, капитан, правильно. Зря ты меня подначивал, - нарушил молчание Синицын, когда вывел машину с территории автобазы, - и твое нужно закрывать.
- Похоже, ты прав, лейтенант, только не дергайся так сильно, рули спокойно. А то «вверху сидячий» надумает с нами в полемику вступить, призовет к себе, - повторил Шутов слова директора.
Уже в отделе - в коридоре - их увидел Фоменко и, махнув издалека рукой, пригласил к себе.
- Ну что, гвардейцы в гражданском, вторые сутки на исходе, - сказал он, когда все расселись. - Пора подбивать бабки. Чем порадуете начальство?
Капитан достал диктофон, перемотал его и включил.
- Это исповедь начальника цеха Панфилова, - предупредил он.
Полковник слушал и изредка покряхтывал, несколько секунд сидел молча, когда запись закончилась.
- Отобрать у тебя нужно диктофон, капитан, - сказал он и повернулся к Синицыну. – Ты, лейтенант, понял, для чего Шутов этот спектакль с диктофоном устроил? Слышал фразу, что настаивает на эксгумации? Ради нее все, ради нее. Специально сказал Панфилову, но не ему - для меня. Третья попытка уже. Настырный.
Синицын, и как только ты с ним работаешь? Если он меня – своего начальника – так мордует, что ж тебе терпеть приходится! Где еще были? На автобазе? Рассказывай, лейтенант, а ты, капитан, спрячь свой диктофон.
Синицын рассказал о манипуляциях Невзорова с бензином и о мнении директора автобазы по поводу взрыва. От себя добавил, что с ним согласен.
- Хоть здесь без сюрпризов обошлось, - отметил Фоменко.
- Товарищ полковник, - спросил лейтенант, - а что будем делать с объяснительными записками? Панфилов ведь слезно просил не пускать их в работу.
- А что с ними нужно делать? Хищения прекратились, организатор мирно покоится и…. И знаете, что мы сделаем? Мы с вами заключим соглашение. Этот вопрос - на ваше усмотрение, а Шутов взамен перестает ко мне приставать с потрошением кладбища. Остаток дня в вашем распоряжении, - расщедрился полковник, - но к утру, чтобы дело было закрыто. Идите, работайте.
Офицеры шли по коридору, когда капитан обратился к напарнику:
- Знаешь, Сашка, позвони-ка Панфилову – обрадуй, скажи, что про объяснительные записки мы ничего не знаем и знать не хотим. Он сейчас, наверное, мысленно себе работу подыскивает. Пусть хоть на его улице будет праздник.
Синицын позвонил, как только они пришли к себе. Разговор несколько затянулся.
- Командир, начальник цеха просят нас к себе. У них есть, что нам сообщить, но это не телефонная информация. Они что-то вспомнили. Вызывать сюда или к нему отправимся? – офицер прикрывал рукой микрофон во время переговоров с Шутовым.
- А знаешь, поедем. Чует мое сердце, что нарыв прорвался, и все точки над i будут поставлены. О-хо-хо, эксгумация точно бы это сделала.
Мужчины шли к машине, а капитан все не мог успокоиться.
- А не позвонить ли мне - ради хохмы - жене Фоменко. А что? Пусть поинтересуется у мужа: как прошла эксгумация?
Лейтенант лишь хмыкнул и вдруг пропел: «Капитан, никогда ты не будешь майором».
Впереди показался завод. «Шестерка» сделала несколько поворотов у проходной, втиснулась в свободное место между машинами на стоянке и замерла. Офицеры вышли. Синицын включил сигнализацию.
- Немного осталось, потерпи. Сейчас Панфилов признается, что всех поубивал сам, и попросит нас никому ничего не рассказывать. Почему нет? И объяснение найдется: радел за удвоение валового продукта. Как вся страна – не мытьем, так катаньем. Ты ему вообще-то веришь?
- Кому - ему? Всем не верю. Тебе и то не всегда. – Мужчины шли к цеху и разговаривали. - У меня хватит пальцев на одной руке, чтобы пересчитать тех, кому я верю, давно не обманываюсь на треп при галстуках. Все ратуют за экологию, а я хочу посыпать нашу страну дустом: просто не представляю, как избавиться от брехливых пиявок. Самое интересное, что они между собой ругаются. И все правы. Одна половина телезала хлопает одним, вторая – другим. Смех невпопад и оплаченные аплодисменты гуляют из канала в канал, как находка режиссера. Они никогда не дадут придти простым зрителям на передачу - те будут хлопать не по сценарию. И не обольщайся, Сашка, прямой эфир умер вместе с коммунистами. Даже поют под фанеру. Но тогда замалчивали правду, а сейчас просто врут. Что лучше, тебе выбирать, но хрен редьки не слаще. Семь раз отмерь, один отрежь – это для нас с тобой. Верить можно только мне.
- Капитан, я тебя чем-то обидел или полковник тебя так завел? - Синицын пощелкал пальцами перед лицом Шутова. – На счет три просыпаемся: раз, два, три. Ну, вот и хорошо. Мы уже прибыли на место.
Мужчины шли по цеху в гражданской одежде и были такие же, как все. И не такие. Сейчас и здесь капитан впервые ощутил, что он бюджетник. «Рабочие что-то делают, производят, платят налоги, а с этих налогов нам платят зарплату, - думал он. – Я живу за их счет, и я работаю для них. Моя работа – гарантия их спокойной жизни и труда».
Он совсем по-другому взглянул на цех. Вдруг вспомнил телевизионную документальную передачу, из которой узнал, что немцы во время войны в месяц изготавливали тридцать подводных лодок, а какой-то наш завод – двести самолетов. Капитан шел и оглядывался на людской муравейник в синих халатах.
Панфилов даже не встал, когда офицеры вошли в кабинет, только протянул руку в сторону стульев, приглашая сесть.
«Он за день постарел, - отметил капитан, - помятый какой-то, осунувшийся».
- Прошу меня извинить, но я скрыл от вас один факт, - начал с признания начальник цеха, - эпизод, происшествие, если хотите. Не знаю, как это назвать, но знаю, что был не прав. Рано или поздно вы бы все равно вернулись к этому вопросу, так лучше уж сразу. Я ведь еще замом, когда директор предупредил меня, прикрыл в цехе все шабашки. И следил за этим. Что поделать? Законопослушный гражданин! Был и остался. А когда узнал, что под боком такое творится… Короче, состоялся у меня с Никоновым нелицеприятный разговор. Вечером дело было. Заказы пошли, и часто приходилось оставаться. Чуть до драки не дошло. Но не дошло, и на том спасибо. Глупый человек, я подумал, что после этого все прекратится, но прошла неделя-другая, и ничего не изменилось. Тогда и понял, что нам не плыть в одной лодке.
Панфилов смотрел на офицеров, переводя взгляд с одного на другого, словно проверяя: верят или нет.
- Мнительный я стал после этого. Что только не чудилось. Водка стояла у нас в холодильнике. У каждого своя. Конфеты. Мало ли для чего… У вас не стоит? И вот как-то заглянул в холодильник и не пойму: моя бутылка или нет. Моя - «Хлебосольная», его – «Столичная». Моя какая-то не такая. Пробка мне показалась подозрительной. Я тогда взял и переклеил этикетки. Дальше вы знаете. Вот такие вот дела. Нравится вам или нет, но все так и было. Это и есть то, что я хотел вам сообщить.
- Во дворе кол, на колу мочало, начнем все сначала. Да, капитан? – спросил лейтенант Шутова уже в машине. – Не знаю, как «вверху сидячий» к этому относится, но местные меня уже достали. Ты крути баранку осторожней, капитан. Я на твоем месте все же позвонил жене Фоменко, пусть поинтересуется насчет эксгумации. И я завтра с утра подойду к нему, оговорю точное время. Ты, командир, тормозни у зонтиков, выпьем по кружке пива.
Капитан остановил машину чуть дальше от павильона, на противоположной от него стороне.
- А чего мы бесимся? Панфилову спасибо сказать нужно, - продолжал прерванный разговор Синицын, сделав пару глотков пенного напитка. - Ну, представь: произвели мы эксгумацию, обнаружили отравление цианом. И что? Никонов сам себя отравил. Правда, не без помощи манипуляций с этикетками. И что? А если нет? Если из-за паленой водки? Тогда вообще не вопрос. Чего молчишь?
- Велик и могуч русский язык, - отвлекся от раздумий капитан.
- Ты, друг, хлебни пару глотков пивка. Перегрелся? Причем здесь это?
- Сейчас поймешь, объясню. – Шутов улыбался, оглядывая напарника. - Мне как-то один заводчанин рассказал, как они на выходные ездили от предприятия помогать колхозникам. Была раньше такая повинность.
Полупьяный тракторист пригнал тележку и оставил вместе с трактором посреди поля, а сам ушел под деревья спать. Они же должны были собрать сено и загрузить его на трактор. Стащили сухую траву в кучу и не знают, что делать: два рейса – полупустые, один – переполненный. Решили вывести за один. Закидали сено на трактор, а у того из-под стога только лобовое стекло видно. Тут и пришел тракторист, обошел копну, присвистнул и выдал тираду достойную пера Льва Толстого. Представляешь, одним словом – всего одним, но используя синтаксис: «Нахрена до хрена нахреначили? Схреначивайте на хрен, хрены хреновы». Но ждать не стал. Залез кое-как в кабину и уехал.
- Я так понял, что задачу свою мы выполнили: до хрена нахреначили. Дело, значит, закрываем? – спросил Синицын.
- Правильно понял. Закрываем.
- А скажи, капитан, когда ты Панфилову про эксгумацию говорил, ты полковника имел в виду?
- Лучше ты мне ответь, лейтенант, если бы я не сказал Панфилову про эксгумацию, он бы сознался про манипуляции с этикетками?
- И как только я с тобой работаю?! Значит, по домам?
- Значит, по домам.
- Поехали?
- Поехали.
****