Пуня

Алик Малорос
     Его отец по фамилии Круг был директором небольшого магазина в большом городе, управлял делами без махинаций, и жил на одну зарплату. Его мать Валя работала там же продавщицей, и отвоевала директора для себя, тот ушёл от первой семьи, образовав новую. Вскоре у директора и его бывшей подчинённой родился сын Олег, и его мать после рождения ребёнка ушла с работы, стала воспитывать сына. Поначалу всё шло, как у всех, ребёнок рос, пачкал пелёнки, в меру кричал, требовал мамино молоко и внимание. Но с года жизни маленький Олежек стал прибавлять в весе больше, чем дети его возраста, поэтому мать не отдала его в садик, а дни напролёт возилась с ним, гуляла во дворе, возила по врачам, словом, не отпускала от себя.

     Когда Олегу исполнилось семь лет, его отдали в районную среднюю школу. И сразу же начались неприятности. Весил мальчик намного больше, чем его юркие, бойкие одноклассники, и над ним в классе и на улице стали вначале потешаться, а затем и вовсе травить. Он мог бы придавить обидчика своим крупным телом, и тому бы не поздоровилось, или ударить своей толстой рукой, если бы ему это удалось. Но ни разу неуклюжий мальчик-гора не поймал этих юрких лилипутов, и всякий раз, попытавшись отомстить, он уставал, садился на скамейку, или просто на землю, и громко плакал, и кричал, если это было в его дворе:

-Мама! Мама!-

     Двор был большой, зажатый между двух длинных, 12-ти- и 9-тиэтажного крупнопанельных домов в окраинном районе города. Поэтому крики обиженного Олега Круга отдавались эхом во дворе, будоражили жителей, на эти крики выходила чаще всего мать, но обидчиков к этому времени уже не было, оставался один её сын, и мать не знала, как его утешить, а главное, как прекратить эти страдания сына. В воскресные и выходные дни, на праздники, когда отец был дома, он  выходил на крики сына, пытался договориться с мальчишками во дворе, чтобы они не обижали его сына, и через несколько лет мучений для Олега настал относительный мир во дворе. В школе он не успевал, ему нужны были дополнительные уроки, кое-как он окончил 8 классов, а затем оставил школу навсегда.

     Жил он с родителями в большой трёхкомнатной квартире не на первом, и не на последнем этаже, и с трудом, пыхтя, поднимался наверх по лестнице, когда не работал лифт. А в этом доме с лифтами постоянно что-то случалось: то кто-то застрял, то лифт не вызывался, то нужная кнопка сгорела, детишки баловались спичками, разрисовывали стены цветными мелками, мусорили в подъездах, бывало, и гадили в лифтах и лестничных пролётах. Одно слово – Салтовка, окраина, спальный район. В стране совершались постоянные изменения, а вскоре они коснулись и его, которого во дворе его сверстники давно уже называли Пуней. Отец его, и после перестройки сохранивший должность директора магазина, внезапно умер от инфаркта, который уже не был первым, мать резко постарела и сильно сдала, редко выходила посидеть на скамейке  возле дома, ни с кем не разговаривая, обиженная на весь свет из-за ранней смерти мужа, неудачного сына, внезапно навалившихся бедности и нездоровья. Она тоже была крупная, полная, с толстыми ногами, и неподвижно возвышалась у входа в подъезд. Подходивших к ней с участием женщин встречала раздражёнными, колючими ответами, и продолжала носить в себе своё горе.

     Её сын после окончания обучения в школе для неполноценных детей устроился на работу в кооператив, где работали такие же, как и он, не вполне отвечавшие требованиям времени физические или умственные инвалиды, получал мало, и как он будет жить дальше, она не представляла. И тоже преждевременно умерла, когда первые ласточки капитализма провозгласили долгожданную свободу от тирании большевиков.

     Наиболее юркие из сверсников Пуни стали предпринимателями, сбив себе первые капиталы сомнительными средствами, а он боязливо ходил по ставшей вдруг огромной и нежилой квартире, выходя на работу, и прячась снова в норку после работы. Но не дают спокойно жить боязливым карасям в омутах проворные щуки, охочие до свежего рыбьего мясца. Как-то в выходной день в дверь Олега позвонили. Он поначалу не подошёл, решил не открывать: его мир был здесь, среди вещей его мамы, папы, их фотографий, а тот мир, снаружи, был не его, его там не любили, в лучшем случае жалели. Позвонили ещё раз, а потом стали звонить каждый день, настойчиво, требовательно, даже что-то кричали. И в один из дней у Олега проснулось любопытство, он открыл дверь, предварительно взяв её на цепочку. В щель он увидал женщину приятной наружности, в очках, прилично одетую. В руках у неё были какие-то бумаги, и она говорила, говорила без умолку, кажется, что-то предлагала, какой-то договор, почти кричала, что это срочно, что она к нему уже много раз приходила, но его не было дома, а теперь нужно срочно подписать, времени уже совсем не осталось. Олег только и понял, что это женщина из ЖЭКа, но он платил за квартиру, правда, у него была задолженность, но скоро он получит зарплату, и заплатит. Эта женщина внушала Олегу доверие, и он,  просто чтобы отделаться от неведомо откуда взявшейся напасти, решил подписать бумаги. Всё равно ему в них не разобраться, а его полусестра, дочь его умершего отца от первого брака, не захотела с ним знаться, и не поможет ему. Он взял бумаги, которые ему протянула эта настойчивая женщина в щель, решил всё же их просмотреть, стал по слогам, шевеля губами, прочитывать слова, ничего не понял, нашёл свою фамилию, а женщина уже кивала ему из-за двери, говоря, что против фамилии он и должен подписаться, и это словечко «должен» вдруг окончательно сломило его непокорность этому напору. Олег стал искать ручку, но женщина уже протягивала в щель, сквозь которую она наблюдала за муками нерешительности хозяина квартиры, шариковую ручку:

-Подпишите, а ручку можете оставить себе, ещё пригодится,-

произнесла посетительница, и Олегу почудилось, что на её лице на миг появилась снисходительная улыбка, как у его первой школьной учительницы при взгляде на него, не знавшего правильный ответ на вопрос. Он, покраснев от смущения, подписал в нужном месте, перевернув страницу, подписал ещё в одном месте, как сказала посетительница, и ещё раз. Затем протянул ей, не открывая двери, в щель бумаги, и женщина убрала их в папку, а папку положила к себе в сумочку. И ушла.

     Через несколько недель Пуню выселили из его квартиры, которую согласно подписанного им договора, он продал за кругленькую сумму. Мошенники перепродали квартиру новым украинцам, и те въехали в неё. А Пуня нашёл пристанище в общежитии предприятия, где у него есть койка, на которой можно лежать. И сидеть, вспоминая прежнюю жизнь, которая кажется теперь раем.

      12 апреля 2010 г.