Вишенка

Анна Боднарук
     В углу двора, у поросшего мхом невысокого каменного забора, растет
  высокая раскидистая липа. В тени густой кроны уживались только широколистые лопухи на тонких ножках и глухая крапива. Этот забытый   хозяевами клочок земли был к тому же укрыт от постороннего глаза стеной полуразвалившегося хлева. Здесь покоилась прохлада и даже в полуденный
  зной кое-где поблескивала утренняя роса. Медленно путешествовали
  улитки, неся на себе сероватый снаружи и чисто выбеленный изнутри,
  домик с широким раструбом вместо входной двери. Иногда проходила
  кошка, мягко и осторожно ступая по влажной земле, принюхиваясь ко всему
  и брезгливо фыркая. Пробегали торопливые ящерицы, чирикали воробьи,
  сновали ласточки, носившие в клювиках ил от тихого, еле заметного в
  траве ручья.
     Заброшенный, одичалый уголок огорода облюбовали дети: девятилетняя,
  тоненькая, как стебелек, Анюта и шестилетний Николка -  босоногий мальчишка
  в полосатеньких коротковатых штанишках, с крест-накрест перекинутыми через худенькие плечики лямочками. Около выпиравшего из
  земли камня застилали пятачок земли, тут же сорванными лопухами и, усевшись
  на них, раскладывали свои пожитки: тряпичные, сшитые самой девочкой,
  куклы, с нарисованными чернильным карандашом точками вместо глаз, чуть
  загнутыми бровями, прямым носом и синими губами. Все это не бралось
  в расчет любящей ее "мамочкой", какою считала себя девочка. Тут же
  потемневшими от времени, с наполовину сломанной клешней ножницами
  вырезались из подаренных кем-то лоскутков косыночки, юбочки, поясочки.
  Николка что-то строгал старым ножом, лежавшим на завалинке у порога
  и служившим теперь скромную стариковскую службу - очищать сапоги в слякотную
  погоду. Мальчонка долго тер нож о камень, плевал на него и
  опять тер, счищая въевшуюся ржавчину. Усердно сопя и обзывая его
  "старой шкрябалкой", он вырезал на зеленом, переходящем в светлую
  желтизну прутике окошки-узоры, состоящие из тянущихся в ряд зазубринок поглубже и чуть поменьше, но уже вразнобой по всей окружности.
     Дети играли себе тихо. Темноволосая головка девочки и русявая
  мальчика выглядывали из лопуховых зарослей. Мать, выносившая из печи
  золу, которую ссыпали за углом хлева на одном и том же месте уже
  много лет кряду, где даже крапива отступилась от этого щелочного
  места, украдкой выглядывая из-за ствола старой липы, полюбовалась на
  детей и с тихой улыбкой исчезла за высоченными подсолнухами.
     Утробно гудели шмели, визгливо перелетали с цветка на цветок глухой крапивы осы, где-то вверху славили добрый день синички, дробно
  постукивал дятел. Все было буднично и в то же время покойно. Растущая вишенка-трехлеток, невесть как зародившаяся между камнем и забором, как бы исподволь, завоевывала себе пространство, тянула тонкие
  веточки, кидая жидкую тень на спину покатого камня, которого облюбовала
  кошка с бледно-серой пушистой шерсткой. Девочка выстраивала своих
  куколок, прислонив их к дремлющей кошке, накидывала лоскуток ей на головку, а та только глубже прикрывала лапкой розовый носик и изредка
  поглядывала на поглощенных игрой детей.
     К исходу лета туда, за хлев тянулась протоптанная детскими ногами
  тропинка. На нижних ветках вишенки свисали разноцветной бахромой
  тряпичные лоскутки, бумажные вырезки слегка покачивались на ниточках.
  А на самой нижней веточке была устроена маленькая веревочка-качелька,
  на которой поочередно качались куколки. Ярусом выше, наклонив еще
  неокрепшую веточку, красовался самолетик с торчащим вверх картонным
  хвостом. Бумажными корабликами, белыми голубками были украшены остальные ветки, до которых могли дотянуться детские руки.
     Кошка по-прежнему лежала на прогретом камне. Два полосатых котёнка бегали туда-сюда за привязанным суровой ниткой к наклоненной
  липовой ветке, кроличьим хвостом. Николка мастерил маленькую тележку,
  а Анюта в лежащей на боку корзине с оторванным «ухом» стелила кроватки
  для своих кукол и поругивала котят, воровавших у нее самых маленьких
  куколок. Она находила их в лопухах, грязных и растерзанных, жалела
  их, шила им новые платьишки и усаживала рядком за столик.
     В тот день мама пекла хлеб. В печи дотлевали угли. В приставленном
  чугунке томилась фасоль. А в старой сковородке с искривленной ручкой пекся низенький хлебец, который мама называла "пидпалок". Хлебный запах заманил детей в дом, и они заворожёно глядели на вспыхивающие, покрывающиеся тусклой золой угли, сидели на лавке у стола, поджидая обед.
     Мимо ворот протарахтела подвода и остановилась у ручья. Редко ка-
  кой возница проезжал мимо, не напоив коней из раскопанного ставочка.
  Николка любил поглядеть на коней в это время, выглядывая из-за забора, взобравшись на выступающий из земли камень. Поерзав маленько и
  решив, что еще успеет поглядеть на коней до того момента, когда мама будет вынимать хлеб из печи,  выскочил за дверь. Но вскоре, за хлевом послышался Николкин плач. Он плакал так, будто страшное горе постигло
  этого маленького человечка.
     Анютка, а за ней и мама, выбежали во двор. Срезав путь, пробираясь
  между шершавыми листьями подсолнуха, девочка выбежала на тропинку,
  огибающую хлев. Николка стоял на выступающем камне, глядел на дорогу
  и горько плакал. А за дорогой стоял возница и острым складным ножиком обчищал ветки со срезанной под самый корешок вишенки. Слегка тронутые
  осенним румянцем листья, привязанные к веткам лоскутки ткани,
  бумажные голубки валялись в дорожной пыли.
     Девочка оглянулась на то место, где еще недавно росло деревце.
  Отброшенная к стене хлева корзина валялась среди выроненных кукол,
  деревянных колесиков, выстроганных Николкой. Испуганные котята, затравленными зверьками глядели из куста глухой крапивы. Уютный, тихий уголок был вытоптан, разграблен.  Желтеющей костью из земли торчал пенёчек, где росла их вишенка.
     - Дяденька, зачем ты срезал нашу вишенку?! - отчаянным голосом, переходящим в плач, спросила Анюта. Но возница, не поворачивая головы,
  уже цеплял к вишневому батожку ременной хлыст. - Мама, мама, иди сюда!
  Посмотри, что дядька сделал! Он в нашем огороде вишенку срезал...
     Взволнованная женщина торопливым шагом подошла к плачущим детям.
  Глянула на то место, где любили играть дети, на возницу, запрыгнувшего
  на воз, присыпанный соломой, укоризненно спросила:
     - Что ж ты сделал, человече?
     Возница оглянулся на нее, полоснул недобрым взглядом и вытянул коней новым батогом. Испуганные животные рванулись вперед. Дребезжащая телега, подмяв под себя валяющиеся ветки с белеющими корабликами,
  покатилась, подпрыгивая на ухабах. Плачущие дети прильнули к матери
  и, всхлипывая, рассказывали ей о случившемся. Соседка Наталка, выглядывая из-за разросшегося виноградника, качала головой.
     - Вот так-то, Манька. Нет хозяина, а вдову с малыми ребятами любой
  обидит и не оглянется...
     В тот день дети по-настоящему почувствовали горький вкус сиротства
  и ощутили на своих макушках горючие вдовьи слезы…
     От корня срезанного деревца выросли три вишенки. Да и дети выросли.
  Но с того самого дня там больше не играли. Даже кошка с котятами,
  навсегда покинула осиротевший, выпирающий из земли камень.

                19 февраля 2001г