Тесть и теща выслали нам в Североморск пару ведер своей картошки. Кто заказывал – не знаю, но допускаю личную инициативу заинтересованных лиц. Приехав как-то на большой сход из Росты домой, корабль стоял в заводе, обнаружил соответствующее извещение. Выходит, что в воскресенье надо ехать в Мурманск на багажную станцию и забирать посылку?! «Медвежья услуга. Головная боль!» - про себя обозначил я «гуманитарку» и что-то даже прокомментировал по этому поводу жене. Наталья, как мне показалось, заняла нейтральную позицию: дескать, не просила, ничего не знаю, но и ничего не имею против.
Чуть свет встал. Приехав на вокзал Мурманска, нашел багажную станцию. Холодный и продуваемый пакгауз оказался заваленным в человеческий рост ящиками, тюками и прочими упаковками. Кладовщица сказала, что при разгрузке что-то напутали и внавал пошли три вагона, впрочем как и все в стране в целом. Где мой ящик – никто не знает, а главное – и не собирается искать. Самообслуживание!
Дав два обстоятельных круга по этой свалке, рискуя свернуть себе шею или сломать ноги, не найдя свою картошку, кипя от досады, сказал кладовщице, что приеду повторно как только найдется мой груз. Где-то в глубине души шевелилось легкое удовлетворение от подтверждения своего прогноза, что из этого геморроя ничего хорошего не получится.
Менее чем через неделю пришло повторное извещение, не доставившее мне радости. Убивать очередной выходной не было желания: в четверг вечером после схода с корабля, с большим трудом поймав такси, отправился на злополучную станцию.
Однако все пошло неважно как только доехали до шлагбаума в границах железнодорожной станции. Простояв безрезультатно 20 минут, устав от причитаний и вздохов таксиста, который гундел, что смена у него заканчивается, рассчитался и отпустил такси в полном убеждении, что мурманские таксисты рвачи и сволочи – лет семь - восемь до этого, опаздывая в аэропорт, с малолетней дочерью вынуждены были где-то посреди дороги в лесу пересаживаться в другое такси из-за такого же гундоса, который «закончил».
Пришел по темноте. Знакомая кладовщица молча указала мне на аккуратный «армейский» ящик, обработанный умелыми и заботливыми руками тестя. Задача наполовину решена!
Я в шинели – капитан 3 ранга. Выволок ящик в "предбанник" конторки. Ящик тяжелый, но приспособлен под переноску двумя. Как-то странно металлически погромыхивает картошка в ящике – как будто в нем, и впрямь, гранаты Ф-1. «Приехали! Картошка же явно заморожена! Да и немудрено: пакгауз не обогревается, ноябрь на исходе, - подумал я с тоской - но не бросать же добро?!»
На улице, между тем, сильный ветер поднялся. Зябнувшие рядом с багажной станцией под болтающимися фонарями водители все, как один, отказались ехать в Североморск – дескать, объявлено штормовое предупреждение. Мне до этого казалось, что ветер - препятствие только для моряков и летчиков. Обещанные мною за перевозку не малые деньги никого не прельстили.
Пораскинув мозгами, пришел к выводу, что нет картошки – нет проблемы! Отозвав в сторонку одного водителя и обрисовав нелепость ситуации, сказал, что дарю ему свою картошку и помог забросить ящик в кузов грузовика: пусть там теперь брякает.
Прождав больше часа, замерзнув на ветру, вдоволь наматерившись, но доехав к ночи домой в Североморск, все как есть рассказал Наталье с просьбой не выдавать родителям печальные итоги гуманитарной операции.
Прошло лет восемнадцать, и я однажды понял, что теща знает все и обиженно отводит взгляд, когда нечаянно заходит разговор об этом. И я ее понимаю, так как либо ей, либо тестю надо было кланяться в ноги какому-нибудь деревенскому водителю, чтобы из далекой алтайской Маралихи за 120 километров отвезти и сдать груз на багажной станции Алейска.
Несмотря на это, осенью 1991 года мы все же успешно получили очередной гуманитарный ящик в Санкт-Петербурге: везли его через весь центр на Зил-130 на Васильевский остров.
Да и как не везти?! Картошка-то, и впрямь, золотая!