Отец. По-детски я звал его тятя. Взрослые подражали детскому лепету, поэтому в памяти и закрепилось это обращение. Помню раннее впечатление. Отец вернулся с промысла и принёс кулёк конфет. Подушечки, карамель с фруктовой начинкой. Это был редкий гостинец, поэтому вкус не помню, как это в памяти от всегдашнего завтрака, который состоял из кусочка чёрного хлеба посоленного и сдобренного каплей растительного масла. Этот кусочек давали и приговаривали: - «Скоро будет обед…», но как это скоро, я не понимал. Казалось, что проходило долго, живот подводило под рёбра, хотелось есть. Вот этот всегдашний кусочек чёрного хлеба вспоминается и набегают слюнки. Устойчивый рефлекс.
Отец. Помню его простуженный кашель. Он усугублял его куревом. Курил махорку. В избе у печи в лоханке постоянные плевки и окурки. Туда же сыпали уголь и отправляли на топку в печь, уничтожая скверну. Пол в избе земляной. Периодически увлажнялся, чтобы прибить пыль. Регулярным антисептиком была жижа из разведённого в воде конского навоза, которым затирали пол, чтобы угнетать насекомых, блох и вшей. Топчан, на котором постоянно отдыхал дед Евсей, старенький дедушка, мамин отец. Две металлические кровати, кажется чугунные, литые, таких больше никогда не видел позднее, когда жить стали лучше. Деревянный стол и короб для посуды. Землянка, в которой мы жили, до сих пор стоит на своём месте и понемногу разваливается. Её построил отец, перебравшись в посёлок из тех мест, где нас уже ничто не держало. Работу механика паросиловых установок на руднике отец потерял по инвалидности и были ещё какие-то таинственные причины, которые мне никогда не узнать… Время было послефронтовое, как говорили, т.е. после отечественной, которую Великой Отечественной Войной мы тогда ещё не называли.
Отец. Израненный вернулся с фронтов. Одного лёгкого нет совсем, второе урезанное. Туберкулёзник к тому же. Тяжёлая контузия. Иногда при обострении болезней начинал заикаться. Но мастер был на все руки. Жестянщик, плотник, печник… Многие имел навыки в домашнем хозяйстве. В советской анкете был пункт «социальное происхождение». Я постоянно затруднялся обозначить своё происхождение. По отцу, по матери? Как? В первом моём паспорте было написано «иждевенец». Так я и повторял. Это значило, что после смерти отца мне выплачивали пенсию до совершеннолетия, как сироте фронтовика. Но в анкете так и подмывало написать из рабочих. Крестьянское происхождение казалось не столь благородным. А по существу из рассказов матери понятно стало, что отец прошёл все стадии классов, от крестьянской бедноты, ремесла до рабочего в руднике. Родился отец в 1903 году в семье сельского кузнеца. Это было моей гордостью, я потомок кузнеца. Звучало. «Мы кузнецы и дух наш молод, куём мы счастья ключи…» – песня школьной юности.
Отец. Сапожничал. В колоду, которая стояла в прихожей, я за его спиной забивал гвозди, которые он перед этим ровнял, добывая из ветхого барахла. Он оглядывался от подслеповатого оконца ко мне и отбирал молоток, чтобы не повторять свою кропотливую работу по собиранию гвоздиков. Я с рёвом требовал «О-о из-ни!», что означало «Молоток и гвозди». Конечно, мне всё это рассказывали, когда я подрос, чтобы понимать достаточно многое ко времени, когда отца уже не было в живых и остро его не хватало. Память сейчас эти рассказы хранит, как самое святое об отце.
Когда мне было пять лет и пять месяцев, отец умер. Был студёный январь. Фотография снятая у гроба с отцом зафиксировала этот день. Я, самый маленький на фото, стою повесив нос на край гроба. Рядом были неузнаваемо близкие мои родные. Дед Евсей стоит в центре. Слева дядя Гриша, мамин брат. Мои братья и сёстры. Тётя, мамина сестра. Все из маминой родни. Отцовской родни нет. Память требовала её узнать и мы с мамой ездили, когда мне исполнилось 13 лет, в село, где родня отца ещё сохранилась. Дядя Семён, фронтовик, старший брат отца. Дядя Андрей, контуженный фронтовик, инвалид, онемел от контузии. Памятник со звездой героям революции на могиле, в которой по братски с другими жертвами колчаковцев похоронен дед Пётр, кузнец.
Отец. Нескончаемые воспоминания, которые никому кажется кроме меня не дороги… Лежит в могиле на заброшенном кладбище, где кажется чудом ещё стоят несколько и других крестов. Всё это в центре теперь разросшегося посёлка Ак-Коль. В российском паспорте нового образца в 2002 году взял я себе отчество Ак-Кольевич при смене фамилии. Нет больше ни одного из семьи моего отца. А народ, кто знает меня здесь, по-прежнему зовёт меня Прокопичем. Пусть память об отце будет устной и вместе с моим словом утонет в море человеческого разума. Грядёт 65-летие Победы в ВОВ и вряд ли найдёт отца юбилейная медаль. Медаль ефрейтору орудийного расчёта, отцу, была дана во время войны и где-то затерялась… Она одна и ценится, как реликвия того яростного времени.
Ко дню поминовения усопших 13 апреля 2010 года.
Дубна