«Помолчи» - он не мог уже больше ее слушать сейчас. А она все не прекращала и не прекращала – набирая воздух в свои легкие, она как будто не то чтобы хотела вздохнуть полной грудью и начать дышать так, как не дышала никогда раньше – нет, наоборот, она выплескивала наружу весь этот бесценный дым в глупых упреках и в лживые красноречия. И глаза,… они совсем ничего не выражали, словно те два одиноких кратера, что затерялись на темной стороне Луны. А он хотел тишины. Просто чтобы собраться и наконец-то уйти из этого места. Куда? Да в никуда, лишь бы только не слышать этих слов, этой ярости и чувства вины за то, что не смог тогда сказать ей «нет». Поэтому он молча собирал вещи, ходил по квартире и думал о смысле своей никчемной (как он считал в тот момент) жизни. А она все так же стояла на одном месте, лишь только поворачиваясь за его движениями и не прекращая даже ни на минуту свой длинный и нудный монолог. Она хотела, чтобы он наконец-то услышал ее, хотела своего понимания; он же, слушая эти речи, понимал, что никогда не сможет принести ей то самое счастье, о котором она так давно мечтала. Да и вообще, как они так давно уже могут находиться вместе. Они же друг друга на дух не переносили, особенно когда ругались, но все же продолжали жить вместе. Вроде это стало привычным, вроде бы никто ничего с виду менять в их жизни. Но если бы кто-то из них переборол свой страх, то было бы совсем по-другому. А так, постоянные скандалы были для этих стен совсем не впервой.
Крики не прекращались. Он уже почти не воспринимал ее слова – они пролетали мимо его ушей, оседая на старых фотографиях и памятных для них обоих вещах. Кстати, о фотографиях. Он вдруг заметил, что рамка, под которой стояла их любимая фотография – такие молодые и такие в чем-то еще неопытные, но безумно любившие друг друга люди – была разбита. Подняв ее с пола, он поднес фотографию к лицу и, зажмурившись, долго пытался подобрать слова, обличающие того человека, который это сделал. Она же, заметив это все, мимолетом произнесла, что, убираясь в квартире, случайно толкнула ее рукой. Это было даже не оправдание, а глупая отговорка, чтобы вновь продолжить свою триаду. Он быстро вынул фотографию из-под грубого стекла и сунул ее вместе с очередной вещью в чемодан. И продолжил собираться.
Через некоторое время он слушал в ее разговоре ту самую фразу, которую он так боялся услышать… «И куда ты пойдешь? Сейчас же ночь. Все спят, да и ничего путного не работает в это время» «Куда-нибудь. Лишь бы уйти» А она знала, что максимум, что он сделает – выйдет во двор и постоит на улице, чтобы потом подняться вновь на свой этаж и стоять всю ночь под дверью, боясь позвонить или постучать в дверь. А она бы не спала всю ночь, думая о том, что ей надо быть немного толерантной, ну или хотя бы сдержанной с ним,… да, пора брать эту проблему в свои женские руки.
Он вдруг сел. И закрыв руками все лицо, тяжело вздохнул. Он не хотел никуда уходить, но и понимал, что когда-то он должен будет это сделать. Сейчас или потом – это не столь важно. Лишь бы сделать. А она,… она подошла к нему, и ничего не говоря, начала вытаскивать его вещи из чемодана, беря каждую вещь с такой нежностью, будто это было частью ее самой. Он был благодарен ей безумно в этот момент, но не мог ничего сказать – это было видно по его глазам. Они будто подсвечивались неоном изнутри и лишь иногда поблескивали под светом тусклой маленькой настенной лампы. А она это ощущала, и, дыша полной грудью, ничего не хотела ему отвечать. Ну и правильно. Ночь же теперь обещала быть очень спокойной и мирной. Лишь сон мог их разлучить в эту минуту…