Четыре рыцаря Магроса
Эскадра Гротто встретила ещё одну вражескую флотилию. Она так же насчитывала пятнадцать судов. Гномы достойно отбили эту атаку. Иглорезы подстрелили около двенадцати драконов и потопили все гоблинские корабли. Магдомские суда вели эффективный огонь по врагу, все баллисты нижних палуб поражали водяных драконов, а орудия верхних – пробивали корпуса вилморгских судов. В этом сражении было всего две абордажные схватки, и обе выпали на долю Упрямца. Четыре светлых рыцаря первыми бросились на палубу гоблинского судна и повергли множество врагов, прежде чем на ней оказалась лихая команда Гротто. Однако сражение прошло не гладко. Гоблинские снаряды отправили на дно фаворита эскадры – Первосвет.
Эта баталия прошла быстро. Гоблинские суда были потоплены их же оружием, которые были установлены после того, как гномы сокрушили первую гоблинскую флотилию. В этом бою Гротто не стремился брать суда на абордаж, так как абордажные команды его иглорезов были уменьшены за счёт того, что увеличились расчёты корабельных орудий. На этот раз гномы победили за счёт огневой мощи и за счёт метких орудийных выстрелов. Медные листы спасли гномов от губительных гоблинских огненных атак, а огромный арсенал орудий, что имелся на иглорезах, не подпустил врага к судам.
Этой победе были не так рады как прошлой. Гномам почти не удалось насладиться сочной насыщенной абордажной резней. К тому же Гротто запретил командам доставать вино из трюмов, несмотря на то, что гномы всей командой уговаривали его и даже обвиняли в том, что он не заботится о моральном духе своих воинов. Гротто словно был в полусне, он ходил по судну и о чём-то размышлял, лицо его было томным и нахмуренным. Он беседовал со своим новым рулевым и узнавал у него, каким образом можно подплыть к Гатару с другой стороны, изменив намеченный маршрут. Рулевой говорил ему, что это невозможно - «путь на Гатар только один. С левой стороны опасные рифы, а с правой – нас потопит артиллерийский огонь соседнего Мижтигара» Командир нервничал, но не прикасался к выпивке, он каждую ночь ставил по двенадцать смотрителей, а сам не ложился спать и подолгу смотрел в воду. Гротто был крайне суеверен, мёртвый альбатрос лишил его покоя. Если бы мёртвая птица упала в воду, это не произвело бы такого эффекта на адмирала. Если бы альбатрос рухнул на палубу Упрямца, Гротто был бы весьма обеспокоен и начал бы готовить себя к худшему. Но птица пала прямо в жестяное блюдо капитана и разбросала всю его утреннюю пищу. Это был самый красноречивый знак для Гротто, что скоро всем его гномам придёт конец, а все его корабли будут потоплены, причём самым ужасным способом. Гротто с каждым днём становился всё тревожнее и тревожнее. Он не с кем не разговаривал и отдавал странные приказы. Он велел, чтобы все баллисты его кораблей были заряжены бронебойной стрелой. Он приказал, чтобы артиллеристы выкатили их наружу и наклонили прицелами в воду.
Шли восьмые сутки с того дня как корабли покинули порт Алая Волна. Погода с того дня, когда экипажи праздновали победу, так и не сменилась, небосвод, словно был накрыт ледяным куполом, на небе не было ни одного облачка, ослепительно белый однообразный небосвод венчал океан. Ветер перешёл на сторону врага, матросам пришлось поднять паруса, а гребцам пришлось налечь на вёсла в эту чужую тёмную ночь. В трюмах Упрямца завелись черви, они испортили всю провизию, которую гномы запасли на месяц. Гротто с большой тревогой воспринял эту весть. Он ходил по палубе и размышлял вслух:
- Нужно свернуть с нашего курса. Нельзя идти на Гатар. Он нас погубит. Путь, по которому мы идём, уготовит могилу в океанских глубинах…
Капитан готовился к худшему…
Гротто из экипажа каждого иглореза выделил по двенадцать людей, которые должны были стоять у бортов и следить за спокойствием воды вдоль бортов.
На эскадру опустилась ночь. Моряки разошлись по своим каютам. На Упрямце пахло вином и свежезасоленным мясом. Сегодня гарпунерам пришлось подстрелить белуху, чтобы экипаж Упрямца лёг спать сытым. До этого трюмы флагмана были пусты, потому Гротто велел освободить их от испортившихся сухарей и баранины. После того, как драконьи потроха растеклись по палубе адмиральского судна, в пищевых блоках царила губительная дизентерия.
По грот-мачте карабкался Робин. Как только он дополз до платформы, послышался голос:
- Как вы узнали, где я нахожусь?
- Я прошёл всё судно вдоль и поперёк, вас нигде не было. Спать нам пришлось ложиться без вас. Балин и Мирваланг уже легли, а мне захотелось повидаться с вами.
- Ну что ж, залазьте ко мне, мой друг, посидим вместе, - проговорил эльф, прислонив макушку к остову мачты, - какая сегодня прекрасная ночь. Не замечаете, Робин.
- Вы правы. Так много звёзд, - произнёс гарсакс, перебрасывая вторую ногу на твёрдое покрытие и садясь рядом с эльфом, - луна сегодня очень большая.
- Обычно такое бывает перед серьёзными испытаниями.
- Или в самый сложный период путешествия.
- Вы правы.
В воздухе пахло солёной водой и окончанием холодного октября. На реях сидели озябшие чайки и, крепко держась синими лапками за промёрзшее дерево, наклонялись от ветра вперёд-назад. О борт разбивались слабые ленивые волны. Тихо стукаясь и переворачиваясь, по палубе что-то катилось. В ночной морской тишине раздавались мерные шаги часовых.
- Что это вы, Мантабан, решили провести ночь здесь?
- Я проявил инициативу на одну ночь стать часовым. До пяти утра я обязан находиться на этой платформе и всматриваться вдаль, чтобы вовремя заметить наступающего врага.
- И что же вас побудило назначиться часовым?
- Я понял, что сегодня не смогу заснуть. Да и сон мне пока не нужен. Мне сейчас хочется помечтать и посозерцать прекрасные творения бога, предаться своим размышлениям.
- Тогда я вас полностью понимаю, мой друг. Если я прервал вашу мысль, я удалюсь немедленно и нисколько не затаю обиду на вас, если вы попросите меня оставить вас.
- Робин, я не знал, что вы настолько учтивы. Это прекрасная черта.
Робин встал с места, чтобы пожелать другу приятной ночи и удалиться.
- Что вы, что вы! Садитесь со мной. Вместе полюбуемся небом, если вас, конечно, не клонит в сон.
- Ну что ж, - произнёс великан, снова подсаживаясь к эльфу, - посижу с вами. Ночной отдых меня прельщает меньше, чем разговор с вами. Слишком много времени я не проводил в ночных беседах с другом, который любит такие беседы в той же мере, что и я.
- Прекрасно, - произнёс Мантабан и улыбнулся.
- Ну, тогда поведайте мне, какие мысли заполняли вашу голову до того, как я вас посетил?
Мантабан откинулся назад и глубоко вздохнул, при этом блаженно улыбаясь. Так обычно делают в жаркий июньский день, когда садятся в тень яблони.
- Мои мысли как всегда занимает Сеордиль, - произнёс он.
- Сеордиль. Вы от неё без ума?
- Ах, Робин. Вы произнесли сейчас её имя, и я понял, оказывается, слышать его из чужих уст намного приятнее, чем из своих. А из уст такого душевного друга, как вы, слышать имя Сеордиль в сто крат приятнее. Я всё отдам ради того, чтобы она была счастлива. Я бы отдал за неё свою жизнь, но я сперва должен спасти её отца и брата. Я бы пожертвовал собой ради её благополучия после того, как исполню обещание, но умерев, я непроизвольно вызову слёзы на её глазах.
- Вы сейчас по настоящему счастливы, мой друг, - произнёс гарсакс с интонацией глубокого понимания.
- Вы тоже счастливы, Робин.
- Я не считаю себя несчастным, но я также не думаю, что я счастлив.
- Вы ведь не потеряли способность мечтать?
- Мечтать?
- Тот, кто может самозабвенно придаваться мечтам, вызывая в своей душе тёплые и светлые образы, может по праву считать себя счастливейшим человеком во вселенной. Не говорите, что вы не умеете мечтать, Робин, я вижу по вашим глазам, что в вашем сердце зарождались самые яркие и самые добрые грёзы.
Робин слушал друга, не отрывая своего взора от его уст. Эльф ждал, пока Робин выразит свое не согласие или согласие по поводу сказанных им слов, но гарсакс просто смотрел на эльфа своими великодушными глазами, которые, кстати сказать, слегка отличались друг от друга по форме и размеру.
- Вы напоминаете мне меня, только с другой стороны, - произнёс великан и положил на плечо эльфа свою широкую тёплую ладонь.
- А вы когда-нибудь любили?
- Я предавался этому чувству тысячу раз.
- Неужели? Никогда бы не подумал…
- Но я никогда не получал ответного чувства.
- Как это печально. А почему же?
- Когда я любил какую-то девушку, я любил её в тайне от неё и от всех. Вся моя любовь выпала на мою молодость. Я был пуглив, застенчив и крайне скромен. Наверное, я был слабохарактерным. И я очень сильно старался избавиться от всех этих негативных черт…
- Наверное, юношество любого человека начиналось, так как вы описали.
- Нам пришла весть, что мой отец погиб в гарнизоне, защищая крепость. Я решил, что пора испытать себя на прочность и пошёл записываться в действующий эскадрон. Мне тогда было шестнадцать лет. Я был тогда очень высок и очень худ. Мой рост был как сейчас. Я любил ставить над собой эксперименты, любил доказывать себе что-то, и постоянно давил слабака внутри себя. Я шёл по жизненному пути, везде видя знаки судьбы, и постоянно искал сложности, чтобы любой ценой решить их и, в конце концов, полюбить себя, чего я до сих пор не научился делать. Нет, нет, я говорю не об эгоизме.
- Я прекрасно понял, о чём вы говорите. Продолжайте.
- Как замечательно, Мантабан, что вы меня понимаете. Просто, если бы я полюбил себя, мне бы удалось по настоящему полюбить другого человека. Сейчас мне тридцать лет. Тот застенчивый шестнадцатилетний юноша превратился в того, кого вы сейчас видите…
- Право сказать, удивительные изменения.
- Я воевал четырнадцать лет…
- Сколько??? Четырнадцать!? Вы так долго сражались, а выглядите на двадцать лет, хотя на войне годы, прожитые годы стоят гораздо дороже, а один год считается за несколько. Как вы могли променять прекрасные юношеские годы на проливание чужой крови?
- Увы, Мантабан, я сам выбрал такой путь жизни.
- Ведь у вас есть дом в Кэде. У вас есть сад. Я думаю, он великолепен, под стать вашему благородству.
- Да, всё это у меня есть, - произнёс Робин и глубоко вздохнул, - сейчас там живёт только мать, она не видела меня уже четырнадцать лет…
- Мне жаль вашу мать, - прошептал эльф и потрепал друга по плечу.
- Мне тоже, Мантабан. Я боюсь думать, мой друг, что он решила, что меня уже нет в живых, - опечаленно проговорил Робин.
- Боже мой, как же так? Ведь у вас такое большое сердце! Такая тёплая широкая душа! Как же вы могли такое допустить? Мать - это святыня… что же вы за человек, Робин? Я думал, что достаточно знаю вас, а оказалось, нет.
- Но прошу вас, мой друг, не думайте, что у меня железное сердце. Из железа сделаны только мои обещания, которые я даю самому себе.
- А для чего же вы подвергаете таким пыткам свой дух и свою бедную матушку?
- Это всё ради любви. Ради любви. Как бы абсурдно сейчас не звучала эта фраза.
- Поясните.
- С семи лет я любил одну девочку. Но наверно во мне тогда было сильно выражено женское начало, потому что я сильно боялся своих чувств. Позже эта девочка стала девушкой, я вырос и по-прежнему стеснялся сказать ей о своих чувствах. . . Мантабан, я поверить не могу, что рассказываю кому-то об этом.
- Продолжайте, прошу вас. Сейчас мы с вами взрослые и понимающие люди. Старые слабости должны казаться нам забавными.
- Её звали Сиверния. Она дала мне понять, что полюбит только самого сильного чистого и благородного человека Кэда. Я поставил перед собой цель стать искусным воином, а позже завербоваться в светлый орден. Но для этого нужно было много и эффективно воевать. Я убивал врагов целых четырнадцать лет и только недавно меня заметили и сделали светлым рыцарем. Но эти четырнадцать лет на самом деле не прошли как четырнадцать лет, они прошли для меня словно полвека. Я чуть было не помешался рассудком. Мне приходилось биться по шесть, по семь часов подряд. До полного изнеможения. Я знал, для чего я всё это делаю, и поэтому перед вами, Мантабан, сейчас сидит не спившийся безумный рубака, который кроме цвета крови ничего не помнит.
- …
- Я дал себе слово стать идеалом для Сивернии. После того, как мы спасём родственников вашей Сеордиль, я поеду к Сивернии и спрошу у неё, готова ли она полюбить нынешнего Робина Стрейчша.
- А что если у неё уже есть любимый человек?
- Тогда я буду бороться со своим отчаяньем.
- Вы думаете, что сможете жить дальше, зная, что понапрасну потратили лучшие годы своей молодости, а ваша мечта потерпела крах?
- Мне будет очень плохо первый год, моя печаль будет томительней и глубже чем сама смерть. Но я перенаправлю свою тоску в иное русло…
- Вы и вправду великий человек, Робин.
- Спасибо вам и на этом, мой добрый друг Мантабан, - прошептал гарсакс и опустил свою голову
- Я думаю, что когда Сиверния увидит нового Робина Стрейчша, она броситься к вам на шею и никогда не отпустит воевать такого благородного и великодушного гарсакса, как вы.
- Спасибо, Мантабан. От ваших слов мне становится теплее, - произнёс Робин и широко улыбнулся. Это была его первая настоящая улыбка за последний год.
Два друга провели всю ночь, тепло беседуя на общие темы и любуясь ночным небосводом. Мантабан рассказывал Робину о Сеордиль. Робин поведал своему эльфийскому другу некоторые эпизоды своего юношества, в промежуток жизни, когда ему было двадцать лет, как сейчас Мантабану. Светлые рыцари не заметили, как начало светать. Из-за тёмно-синей линии горизонта показалось блеклое осеннее солнце и предвещало своим холодным свечением что-то очень недоброе.
Плыть до Гатара оставалось около тридцати часов. Четыре рыцаря сошлись в своей каюте и обсудили свои действия. Они сверили карты, поговорили с Гротто, спросили, как доплыть до Латоврата. Гротто всё разборчиво объяснил, и теперь его могли понять и Мантабан, и Робин, и Балин. Оказалось, что Латоврат находился не далеко от Гатара. Между ними лежит лишь один гоблинский островок. Друзья начали снаряжаться. Они подняли на верхнюю палубу свою лодку и заранее приготовили и положили рядом с ней свои рюкзаки с вещами.
Ветер надул паруса Упрямца, Возмездия и Фрегата. Они неслись с огромной скоростью. Гротто был сегодня спокойным и доброжелательным. Хороший ветер был счастливым знаменьем для капитана, и он почти оставил свои опасения по поводу внезапной гибели всей эскадры от какой-то страшной неизвестной силы. На небе появилось солнце. Оно залило своим светом палубу и отражалось от белоснежных шёлковых парусов. Погода стояла прохладная, но солнечные лучи согревали сонных матросов и моряков. В одной из кают Возмездия обнаружилось огромное количество варёного пшена. Его достали и поровну распределили по экипажам трёх кораблей. Сегодняшним утром гномы завтракали растительной пищей, все они были рады смене рациона. От злаков бойцы набрались силы, их мышцы и сухожилия стали крепче, а их желудки поблагодарили своих хозяев за столь питательную пищу. Каждому гному было разрешено выпить по кружке вина. Морские волки будто ожили после такого чудного завтрака. Матросы намного быстрее обслуживали рангоут, гребцы заметно увеличили скорость движения судна, все воины желали новых абордажных боёв.
Гротто прогуливался по палубе и по своему обыкновению забивал трубку сухой травкой, как вдруг его судно тряхнуло так сильно, что из его рук выпала и трубка, и курево. Капитан не стал подбирать то, что выпало, он сломя голову кинулся к ограждению борта. Капитан был крайне взволнован, он всматривался в воду и бегал глазами вдоль борта. На воде постоянно вздымались бугры, а волны двигались неравномерно.
- Приготовиться! – закричал Гротто, а из его рта брызнула вспенившаяся слюна, - орудия к воде! Все по местам!
Вся эскадра повторяла действия Упрямца один в один.
Адмирал был очень испуган. Он торопливо забил свою трубку и стал нервно её раскуривать.
Под водой проплыла огромная тень, её можно было увидеть с любого судна Гротто. Гномы-бойцы припали к бортам и смотрели в воду, в ожидании дальнейших событий. Вдруг корма Возмездия была поднята над водой, потом иглорез шумно рухнул в воду. Несколько матросов, что сидели на центральной мачте, не смогли удержаться и упали в воду, а один разбился о твёрдую палубу.
- Баллисты! Вести огонь прямо в воду, цельтесь в большую тень! – кричал адмирал во всё горло и быстрыми шагами пересёк Упрямца вдоль, а потом посмотрел за борт.
В тот же миг на воде показалась неразборчивая тень круглого размера, а из того места верх поднялся столб воды. Он задел левый борт Возмездия, и оно начало раскачиваться влево-вправо.
Гротто всё это видел, из его уст вырвался неразборчивый тихий вопль, а после он продолжал командовать:
- Залп по этому пятну! Со всех бортов! Все иглорезы! Цельтесь в тень!
Вдруг Возмездие поднялось на огромной волне и его понесло влево. Только после того как днище поднялось над уровнем океана на пять метров, всем удалось увидеть, что под шипами иглореза – огромная чешуйчатая спина. Шипы не смогли проткнуть броню монстра, корабль просто встал ими на спину чудовища. Возмездие относило влево, оно неустойчиво двигалось по волнам и опрокинулось левым бортом в воду. В чудовище полетели снаряды орудий, но кроме специфического звона они ничего не произвели. Дракон был очень крупным, а его многоугольные чешуйки были подобны тысячам металлических щитов.
- Бог мой! Бог мой! – негодовал капитан, - вот какая участь должна была постигнуть нас в двух милях от нашей цели…
Возмездие начало медленно уходить под воду. Гномы перебрались в правую часть судна. Во все трюмы иглореза хлынула вода, а все боеприпасы, продовольствие и амуницию вытолкнуло на поверхность. Из воды поднялось что-то огромное и зелёное. Это что-то имело конусообразную форму, и было очень длинным и толстым. Это оказался хвост дракона. Как только это осознали гномьи экипажи, они оцепенели от огромных размеров этого зелёного зубчатого хвоста. Если хвост этого дракона больше любого судна в эскадре Гротто, то каким же огромным должны быть его когти и пасть. Хвост обрушился на Возмездие, в разные стороны полетели деревяшки и куски металла. Со всем этим в воздухе оказался экипаж со своими орудиями. Гномы кричали и проклинали чудовище всеми чертями. Возмездие рассыпалось на тысячу опилок, в воде плавали обломки и мёртвые гномы среди них. Через несколько секунд на всю эту кушу из воинов и дерева обрушился второй удар, Все, люди что уцелели после первой атаки хвостом, были раздавлены об воду или погрузились в неё очень глубоко. Очень и очень страшно было всё это созерцать. Те гномы, которые оказывались под водой, тут же шли в желудок менее крупным водяным драконам. Упрямец и Фрегат обстреливали монстра со всех своих орудий, все эльфийские стрелки вели стрельбу по дракону, но его крепкая чешуя превосходно защищала его от любой атаки. Уплыть от дракона не представлялось возможным, эти существа передвигались в толще воды быстрее, чем любая другая морская тварь.
Из воды поднялась голова дракона, она оказалась на одном уровне с Упрямцем. Пасть дракона была направлена в правый борт флагмана. Артиллеристы дали залп, в огромную морду полетели бронебойные гоблинские снаряды, они взрывались и вонзались чудовищу в пасть. Один снаряд попал ему в глаз и дракон наполовину ослеп. Разъярённое чудовище зарычало жутким ледяным голосом, а экипаж флагмана почувствовал зловонный запах полупереварившегося человеческого мяса. Гротто подошёл к правому борту и достал свою широкую секиру. Он, не моргая, смотрел на чудовище, и устойчиво стоял на палубе. Дракон из всего экипажа удостоил взглядом лишь адмирала, смелости которого мог позавидовать любой офицер. Гротто ждал, что дракон опуститься брюхом на Упрямца и потопит его, а капитан лелеял мысль распороть ему брюхо своим боевым топором. Но он понимал, что если дракон массой своего тела рухнет на палубу иглореза, тот в один миг уйдёт под воду. Поэтому Гротто надеялся решить всё одним мгновением. Адмирал надеялся за секунду до удара оказаться рядом с шеей монстра и перерубить артерию на ней. Но у дракона были другие планы. Он со всей своей силы ударил острой макушкой в середину правого борта. Судно было расколото на две части, металлические листы были покорёжены и погнуты, все заклёпки слетели, мачты рухнули в воду, все паруса разорвались, вся система рангоута не подлежала починке после такого жёсткого урона. Гротто свалился назад и покатился в носовую часть судна, где пребывала четвёрка рыцарей и полсотни эльфийских стрелков. Вся абордажная команда Упрямца находилась на корме. Гротто вскочил на ноги, перечислил все ругательства, какие только знал, и с остервенением метнул свою секиру в голову дракона. Топор засвистел в воздухе и вонзился монстру в нос. Дракон начал трясти своей пастью и издавать жуткое рычание. Его нос не защищала чешуя, как на туловище, поэтому оттуда побежала кровь. Она была точь-в-точь как человеческая, и такого же ярко-красного цвета. Дракон сделал то же самое, что обычно делают львы, когда оказываются один на один со слабой загнанной жертвой. Он ударил своей исполинской когтистой лапой по носовой части судна, чтобы уничтожить Гротто. Но тот был резв словно росомаха, он в два прыжка оказался у носовой части Упрямца. Потом капитан яростно вынул из ножен свой острый как бритва меч и ждал, когда монстр опустит одну из своих конечностей на носовую часть флагмана. Через долю секунды жуткий монстр полностью потерял зрение. Губительная стрела Мантабана вонзилась ему в здоровый глаз, за ней полетели ещё несколько, и каждая последующая метко вонзалась рептилии в кровоточащее око. Дракон обезумел от гнева. Он поднял вверх свою пасть и зарычал так громко и страшно, что вода в радиусе километра покрылась мелкой рябью, а палубы под ногами моряков задрожали. Дракон оттолкнулся и нырнул в воду между двумя разделёнными частями иглореза, которые чудом держались на плаву. Кормовая половина с грохотом столкнулась с носовой частью и все, кто были на палубе, оказались в воде. Робин, Мантабан, Балин и Мирваланг плюхнулись в воду и сразу же подплыли к поломанной мачте флагмана. Они вскарабкались на не неё и инстинктивно обнажили оружие. Сверху на них падали гномы, эльфы и крупные обломки от когда-то непобедимого Упрямца. Рыцари одновременно нырнули под воду, задержав дыхание на одну минуту. Когда деревянные и металлические части иглореза перестали сыпаться на них, друзья вынырнули и быстро вскарабкались на медный лист, который ровно лежал на воде и качался на волнах, как опавший лист дерева. Под ними плавали несколько водяных драконов, рыцари чудом не были ими замечены. Зато они видели как из воды высовываются хищные морды ящеров и тянут вниз команду. За спинами рыцарей раздался всплеск, они повернул свои головы. Из воды вылезло остриё огромного клинка и произвело множество брызг, потом послышалось:
- Чёрт вас всех подери! Отправляйтесь на рога морским чертям! Твари поганые!
- Гротто, вы живы, - прошептал Мирваланг.
- Разве меня можно убить!? Судно жалко. ЧЁРТ!
- Тише, - прошептал Мантабан, - под нами снуют драконы.
В этот момент несколько эльфийских стрелков оказались в пасти молодого водяного монстра. Капитан вскарабкался на широкий импровизированный плот и сел на него. Он осмотрел место крушения его эскадры. На плаву оставался только Фрегат. Гротто наблюдал за отчаянными попытками этого судна отбиться от драконьей стаи. Все шипы на этом иглорезе были поломаны, ведь они и так загубили слишком много зелёных тварей. Адмирал смотрел на свой последний иглорез очами, полными надежды. Его переполнял гнев и желание сразиться с любым из драконов сейчас же. Фрегат пошатнулся, потом из воды вынырнул дракон и залез на его палубу. Корабль не пошёл ко дну. Он еле еле держался на плаву. Все мачты Фрегата развалились и попадали за борт, около ста гномов погибли под широким брюхом чудовища. С другой стороны на него запрыгнул второй дракон, оба чудовища чуть было не столкнулись лбами. А судно, корпус которого был в прекрасном состоянии, стремительно ушло под воду. И в этот раз Мантабан внёс свою существенную лепту в этот нечестный бой. Сокрушительные стрелы эльфа, древки которых, были из чёрного дерева, вонзились ящерицам в глаза. Оба дракона потеряли зрение и свалились в воду, издавая отчаянное страдальческое рычание. Но Фрегат не поднялся из глубин, он уже ушёл очень глубоко под толщу чёрных океанских вод. Наверх всплывали редкие воины, которым хватало дыхания добраться до поверхности. Но эти гномы в тот же миг шли на корм другим водяным драконам. Гротто сидел на деревяшке с закрытыми глазами и совершенно не двигался. С разных сторон по-прежнему раздавались крики гномов и эльфов, которых поедали голодные монстры.
Моряки, которые оказывались в воде, старались тут же вскарабкаться на что-нибудь плавающее и затаиться там. Драконы собирали с поверхности гномов, которые оказались без укрытия и беспомощно трепыхались на водной поверхности. Мантабан стремился поражать всех монстров, которые выныривали из воды. Эльф мог только отстреливать им глаза, не более того, чешуя драконов была очень крепкой. Эльф стрелял только большими чёрными стрелами, которые прекрасно подходят для уничтожения монстров. Он припас пять десятков таких стрел, когда покинул Светлый Дом и поскакал в Вальду с капитаном Межевилем. Трое его друзей просили его угомониться и не поднимать лишнего шума, но парень не слушал их. В душе юноши бушевал праведный гнев.
Через четверть часа драконы перестали таранить корабельные обломки, чтобы отделить их от спасающихся воинов и поглотить вторых без деревяшек и железок. Вода стала спокойной, около пятидесяти моряков были живы, но они были разбросаны на большой площади. Все кому удалось спастись, лежали на досках без единого движения. Гротто по-прежнему сидел на деревянной доске, которая когда-то была частью левого борта. Он положил свои кисти на колени и поник головой. Он не хотел поднимать свой взор, чтобы не видеть обломки его эскадры и деморализованных воинов, которые спрятались в этих самых обломках и боялись ненароком сделать лишний вдох, чтобы их не услышали драконы.
- И что же вы теперь намерены делать? – шёпотом спросил Мантабан у капитана.
- А как вы думаете, молодой человек, - печально произнёс он, подняв свою тяжёлую голову, - что здесь ещё можно сделать? Нужно как-то добираться до Магдома. Штурм Гатара не состоится, да простит меня мой король.
В океане стояла гробовая тишина. Обломки мирно плавали по воде, на них безмятежно, словно трупы, лежали отчаявшиеся гномы, которые не представляли своего дальнейшего будущего. Робин, Мантабан, Балин и Мирваланг так же безмолвствовали. Парадокс, но среди обломков не было ни одного мёртвого воина. Всех их проглотили монстры. Около получаса корабельные останки лежали на водной глади и тихонько постукивались друг о друга. Команда Гротто была похожа на мертвецов. Они так тихо лежали на досках, что любой принял бы их за покойников и не стал бы поднимать из воды. Но они были живы и до сих пор преданы адмиралу Гротто, который в свою очередь был предан своей команде, но сейчас в его голове инкубировались замыслы, которые вскоре сподвигнут его спасти всех уцелевших бойцов его команды.
«Плот» Гротто начал отплывать от медного листа со светлыми рыцарями. Это было очень символично, так как именно в эту минуту друзья собирались попрощаться с капитаном и своими силами добраться до Латоврата.
- Как хорошо, Мирваланг, - молвил трион, - что вы попросили нас надеть наши рюкзаки. Так мы бы мы искали их в этом всём хламе.
- Нам нужно найти лодку и вёсла, иначе нам не добраться до их острова, - шептал гном.
- Господа светлые рыцари, - произнёс Мантабан, всматриваясь в воду, - кажется, водяные драконы покинули нас, и нам пока нечего бояться.
- А вы думаете, что если мы будем пересекать океан на лодке, драконы нас не слопают? – спросил гарсакс.
- Вы правы, Робин, нужно что-то придумывать.
- Друзья, а вы не задумывались над одной вещью… - интригующе прошептал Робин, а всем друзьям стало понятно, что сейчас этот гарсакс скажет что-то очень важное, и это наверняка поможет им пробраться к гоблинам.
Рыцари пододвинулись ближе к великану и ждали, пока тот продолжит начатую им фразу.
- Вы не находите странным, что эти рептилии, мозг которых не больше мозга свиньи, знают какие корабли им топить, а какие – нет? Они различают гномьи суда и суда гоблинов, хотя снизу они почти одинаковы.
- Действительно, Робин, - сказал гном, - ваши мысли идут в нужное русло. Рассказывайте нам скорее, что вы придумали.
- Когда один из драконов рухнул на палубу Упрямца, я увидел, что у него на груди и на спине – рисунок чёрного креста. И если у каждого водяного дракона на теле такой крест, значит он помогает им различать своих от чужих. Мне кажется, друзья мои, что гоблины рисуют чёрные кресты на наружной поверхности дна каждого своего судна, чтобы драконы понимали, что это их хозяева и их нельзя убивать.
- Вы гений, Робин! – Мирваланг обхватил своей ладонью плечо гарсакса.
- Но я ещё не уверен, что моя гипотеза верна…
- С точки зрения логики, - сказал эльф, - вы абсолютно правы. Вы подсказали нам решение нашей задачи. Теперь всё будет гораздо проще.
- Сделать на лодке чёрный крест, - молвил Балин, - можно с помощью какой-нибудь чёрной одежды.
- Совершенно верно, Балин, - произнёс гном, - но где вы видите здесь нормальную лодку?
- Смотрите, - окликнул всех эльф, - там, я вижу сразу две.
- Но среди них нет нашей.
- Можно взять любую. Я думаю, Гротто найдёт для своих людей транспорт, - сказал Мантабан, - кстати, нужно сказать ему о вашем наблюдении. Так мы хоть как-то поможем его беде.
Друзья пересели на одну из уцелевших шлюпок, нашли два весла и принялись искать среди обломков какое-нибудь ненужное тряпьё чёрного цвета. В итоге они нашли несколько чёрных плащей, связали из них что-то похожее на верёвку и перетянули её вдоль лодки. Потом они нашли ещё одежды и протянули поперёк. Таким образом, рыцари повысили свои шансы выжить в этом гоблинском океане.
На горизонте виднелась очень тоненькая полоска земли, правда кроме Мантабана её никто не смог увидеть, но друзья поплыли именно в ту сторону. Это был не Латоврат, потому что до Латоврата нужно было плыть целые сутки. Однако светлые рыцари медленно, но верно приближались к цели. На вёслах сидели Робин и Мирваланг. Эти два титана гнали лодочку с огромной скоростью. Вёсла трещали и гнулись в мощных ладонях гнома и гарсакса. Рыцари менялись каждые полчаса. Мирваланга и Робина заменяли Мантабан и Балин. Но эльф с трионом старались не уступать по темпу своим друзьям. Рыцари рассекали океан и сверялись с картой островов. Друзья вспоминали то, что им рассказывали моряки Упрямца и научились, кстати, неплохо распознавать гоблинские острова. Великая удача следовала по пятам за рыцарями, доказательством этому являлось то, что за десять часов гребли им не повстречался ни один вражеский патруль.
Теперь корабли Светлого Материка могли безбоязненно бороздить воды гоблинского океана, потому что королева всех водяных драконов слепа и испуганна. Она спрячется в свою огромную пещеру глубоко под водой и просидит в ней пол века, питаясь больными животными и теми, кто в силу своих природных особенностей не в состоянии быстро плавать. Теперь корабли светлого альянса будут входить во вражеские воды так же безнаказанно, как до этого момента гоблины входили в воды Магдома и Трионии. Да и Гоблинский океан перестанет зваться Гоблинским, а с нынешнего дня будет носить имя Магдомский. И всё это благодаря молодому беспечному пареньку из Ширфенблоу.