Все произошло обыкновенно. Приехала в гости знакомая. Вручила подарок ко дню рождения. Пообщались. Уехала. Знакомая была художницей, а подарок – ее картиной. Первой настоящей картиной у меня дома: на холсте, маслом.
Оставшись один, я огляделся по сторонам. В одной стене моей комнаты окно, в другой дверь, третью занимают полки с книгами. На четвертой оставалось почетное пустое место. Обычно я устремлял на него взгляд, сидя за письменным столом и стараясь сосредоточиться. Сюда я и повесил картину. Посмотрел, чтобы висела ровно, и лег спать.
Необычное я заметил только утром, и то не сразу. В окно падал, как всегда, луч солнца – не прямой, а отраженный одним из стекол стоящего напротив дома. Серое с голубым боролись за власть над осенним небом, и два больших тополя во дворе торопливо сбрасывали остатки листвы. Солнце, попавшее в комнату обманным городским путем, тянулось к картине и, не дотянувшись, замирало возле нее. Но картина была полна собственным светом. Она жила и дышала, как жил и дышал мир за окном.
Новое окно выглядывало в Париж, на Монмартр. Там было тепло и туманно. Там тоже росли два дерева: одно прямое, другое изогнутое – словно ему помешали когда-то, но со временем оно снова устремилось вверх. Возле прямого дерева, лицом к изогнутому, сидел художник. Он не пользовался успехом. Поодаль теснилась пестрая толпа, обступившая, видимо, преуспевающих конкурентов. Около этого художника не было ни души. Пустовал даже стоящий поблизости столик маленького уличного кафе. Художник работал. Вокруг него, прямо на земле, валялись отброшенные листы неудачных набросков. Расстегнув воротник и впиваясь кистью в небольшой мольберт, он работал. В Париже время шло к вечеру, а густая зелень деревьев говорила о разгаре лета. К мне в комнату доносился шелест пролетающих машин и дребезжанье трамваев, но понять, из какого окна несутся звуки, было трудно.
Этот день я прожил с недоверчивым ощущением соседства с новой жизнью, текущей за новым окном. Когда склоняющееся к закату солнце заглянуло, наконец, в мое обычное окно по-честному прямо, его желтый луч коснулся картины и соединил оба окна. В эту минуту можно было представить, что он тянется из Парижа и растворяется в московском небе... Во дворе шаркала метлой, собирая листья, наша круглая деловитая дворничиха. На Монмартре работал неразгаданный художник. Свет из двух окон смешивался на моем письменном столе.
Заполночь я подошел к почерневшему окну. В доме напротив, двумя этажами ниже меня, светилась незашторенная комната. За столом сидел знакомый мне издали бородач. Много лет мы с ним гасим последними свет в наших домах – иногда раньше сдаюсь я, иногда он. Почему-то мы ни разу не встречались на улице. Сегодня он комкал лист за листом, едва написав несколько строчек, и бросал их прямо на пол. Я обернулся. На Монмартре неутомимо работал художник. Вокруг валялись листы неудачных набросков.