3. ОБРАЩЕНИЕ.
И переезд прошёл успешно. И новое место оказалось хорошим. И казённое жильё, как выяснилось - это очень неплохо: когда дом с работой - в одном здании, это, конечно, минус, но и немалый плюс. И с языком не обнаружилось практически никаких проблем. И сработались быстро.
И всё было так хорошо и замечательно целых первые полгода.
А потом понадобилось планово проверить работу аварийных служб, и из переходов он еле выполз. По какому поводу устроили целый тарарам с пробами воздуха, замерами фона, внеплановым профосмотром, токсикологией, психиатрией и прочая, прочая, прочая.
И ничего не нашли.
Он оклемался и полез снова. Но уже квадратно-гнездовым методом и со всеми возможными страховками. Составил план и пошёл к начальству. Потому что "плохо" было не везде, а "совсем плохо" - во вполне конкретном месте.
- Ну и что там?
- Не знаю. Непонятно. Темно, холодно, жутко. Вроде в гости к смерти пришёл, а её дома не оказалось. И ты сидишь и ждёшь.
- Оригинально.
- А что здесь раньше было?
- Ничего не было. Пустое место. Буквально пустое - ничего не строилось.
- Так может, не зря - не строилось. А мы чего строиться решили? А как же его перед тем проверяли?
- Как положено, так и проверяли. Не слышал никто ничего. И сейчас не слышит - ты один там в обморок падаешь. Ты чем такой особенный?
- Да обычный я. Как все.
- Именно, что как все. Ладно, делай перерыв, будем думать.
Но стоило ему перестать навещать подземные страхи, как страхи начали навещать его. И сны теперь состояли исключительно из холода, тьмы и ужаса. И дальше явно просматривались две дороги - либо в психушку, либо разрывать контракт, что тоже безумие.
- Можем перевести.
- А где гарантия, что оно меня там не найдёт, раз неизвестно что. Нет, не годится. А эту мою самодеятельность санкционировать никак нельзя?
- Можно. Попробовать.
Мысль была столь же простой, сколько полоумной - раз это что-то начало сниться, значит есть смысл возле него и поспать. Ну, не так, чтобы буквально, но - поспать, в общем. С реанимационной бригадой под боком, на всякий случай.
Судьбы порой ходят странными путями и сломанными лестницами.
* * *
Чернокнижниками они слыли давно. Так давно, что, казалось, всегда. И косились на них всегда, но взглядами всё обычно и заканчивалось. Пока у папы Григория не открылась идиосинкразия на ересь, а у князя Коломана - страсть на земли, по которым рядом с ним и побежали domini canes.
Он не возражал, чтобы косились. Меньше будет желающих протянуть к замкам жадные руки - реактивы стоят труда и денег, да и книги дороги. А жизнь даже грабителям иногда дороже.
Его же интересовала не столько жизнь, сколько то, чем она неизменно завершалась. Это было непонятно. К пониманию очень хотелось хотя бы приблизиться, но пока попытки были тщетны. Зато он научился распознавать само скорое завершение. И иногда получалось отодвинуть его - в неразличимую даль. Причём было совершенно всё равно, кого подстерегал конец - порой биологическая жизнь прекращалась, и ничего поделать было нельзя. Но порой, если иссякавший ручей жизни подпитать - а пищи для него вокруг колоссально много, и грабить никого не нужно - она снова разливалась полноводной рекой.
У него была репутация, хотя брался за немногое: унять боль и проводить к лодке Харона. Он не брал их жизни. Он и сам не смог бы толком объяснить, что делал. Но те, с кем рядом он шёл, уходили в покое и мире. А иногда - возвращались. К жизни и здоровью. И он всегда знал - сможет ли помочь вернуться. И всегда говорил об этом прямо. Так что репутация была. И слухи ей не мешали.
А слухи бывают полезными. Именно их волна донесла до него, что псы взяли след. Он задумался ненадолго - и перевёз в запасной домик всё, что представляло ценность. Упаковал и спрятал. Вернулся уставший до изнеможения - но теперь точно знал, что забрать что-нибудь из сохранённого не удастся никому, кроме него самого. Мир для этого достаточно сложно устроен.
Выспался. Отдохнул. Собрался к вечеру забрать кое-какие мелочи - и уйти совсем.
Не успел. И со злым отчаянием подумал, что не разглядел собственного конца.
Одинокое здание в естественной котловине было немалым и массивным. Когда арестанта вытолкнули из повозки, он глянул - и холодная тоска поднялась от сердца. Бессмысленная мучительная боль - и неизбежная смерть. Зачем?
Сутана и крест. Он возненавидел в ту минуту и то, и другое, и был уверен, что сбережёт эту ненависть навсегда.
Его сволокли куда-то под землю и швырнули в узкую длинную каморку, начисто лишённую источников света. Он чуть удивился, но подумал, что инквизиторы может, тоже спят по ночам. В каморке было промозгло холодно и сыро - по полу растеклась тонким слоем ледяная вода. Он попытался определиться с размерами обиталища - и наткнулся на что-то.
Что-то оказалось телом. И тут он слегка подзабыл о холоде, темноте и всём том, что ждало вскоре.
В этих условиях мёртвое тело должно было разлагаться. Не ледник, всё-таки. Во всяком случае, мумифицироваться оно никак не могло. А то, обо что он споткнулся, было совершенно сухим. Но рассыпаться не собиралось.
Он присел на корточки, протянул руку - тело было приковано к стене. И оно не было мёртвым. Уж отсутствие-то жизни он определить мог. Но и живым оно тоже не было.
Предельно сосредоточился - он о таком слышал. Слышал, но никогда не встречался. Не-жизнь-не-смерть. И ошейник не простой - господа инквизиторы, оказывается, не только святой водой да молитвами балуются. Ну, так и он побалуется - пока может.
Когда оказался в каморке снова - уже не смог бы. Он весь был покрыт кровью. Трудно сказать, чего на нём было больше - ран или кожи. Руками невозможно было пошевелить. Голова раскалывалась.
Он хорошо знал, что самое страшное, часто - не то, что происходит в камере пыток. Там - все заняты делом: палач хочет кое-что услышать, пытаемый - старается не сказать. Если есть в чём признаваться, конечно.
А вот когда выжившего на допросе узника бросают после в одиночку... Уходят шок острой боли и сосредоточенность умолчания...
Умереть. Сейчас. Быстро.
Последняя задача: добраться до найденного тела - он ещё ночью заметил, какие у того необычно твёрдые и острые ногти.
Вправить себе вывихнутые плечи не сможет - придётся так. Не очень понятно, как, но придётся.
Проверить сказки. Вскрыть себе вены и напоить этого псевдопокойника. Даже если тот не поднимется - сам он точно умрёт. Но если поднимется - будет ещё лучше.
Слабость. Тьма.
Он не хотел!
Выбора не было.
Странно, а как это очнуться исхитрился? Или это он так умер?
Голова не болела. Совершенно. Тело тоже. Попытался пошевелиться - запросто.
Прислушался к собственному сердцу - и не услышал. Как и дыхания, впрочем.
Он был всё в той же камере. И не один.
Ну и зачем, спрашивается?
Он не произносил этого вслух - он вообще не понимал, как можно говорить, если не дышишь. Но сосед услышал - и даже ответил:
- А я ещё таких не видел, чтобы сами. И цепь снял. Любопытно.
- А меня ты видел?
Сосед задумался:
- Тебе кровь нужна - и побольше. И мне тоже.
- Сейчас будет.
Тех, кто пришёл за ним, он услышал издалека. Поднялся, прижался к стене. Темнота ему больше не мешала - какая разница, есть ли свет, если видишь не глазами.
Он знал то, чего, возможно, не знал его сосед. Можно всё оставить, как есть - и остаться покойником. Но если успеть завершить обряд - можно получить шанс. Это тоже не обычная жизнь - но значительно к ней ближе.
Дверь открылась. Вошедший гигантом не был и, приложенный головой к стене, послушно обмяк. Второй последовал примеру напарника.
Он никогда не пробовал пить кровь. Но хорошо знал, что такое жизнь. И сейчас - пил обе. Почувствовал удивление соседа - а, неважно.
Бросили опустошённые тела и вышли в коридор.
Дальше он действовал, как механизм. Взять ключ. Открыть камеру. Поймать первую попавшуюся сутану, взять её жизнь - "без пролития крови" - и отдать тому, кто в камере. Просто. Одну за одной.
Его совершенно всерьёз пытались остановить кропилом. Ещё бы с кислотой - он бы понял.
Заполненных камер оказалось не очень много, во всяком случае, сутан хватило на всех.
Сквозь море человеческого ужаса к нему просочилась холодная отстранённость. Вот не думал, что такие могут чувствовать.
Оглянулся - сосед стоял, прижавшись к стене коридора. Вот не думал, что такие могут бояться.
- Ты ещё голоден?
- Нет.
- Тогда собери живых, посмотрите себе какую-нибудь одежду, найдите, где здесь деньги хранятся - людям нужны и выходите наружу. У меня ещё дело есть.
Палача он нашёл мёртвым - сердце. Но был ещё один. В сутане. Глава миссии. Так горячо желавший услышать о дьяволе, словно собирался торговаться о собственной душе. Вполне возможно - цепь в холодном подземелье хранила следы именно этих рук.
Тогда у него не было такой возможности, но сейчас, вспоминая допрос, чернокнижник искренне удивился. Инквизитор ничуть не меньше тех еретиков, которых явился изводить, был убеждён в реальности сатаны. А кроме того - и в возможности сделки. И какой-то выгоде от неё.
Это было выше понимания. Даже если допустить, что правы все - зачем бы распорядителю ада выполнять условия договора, если душа одной стороны, на самом деле, автоматически переходит в ведение другой в момент проставления подписи.
А репутация превосходно одними слухами создаётся - зачем же ещё утруждаться? Ради гипотетического зла?
Этот одержимый монах с горящими глазами и едва не пеной у рта требовал признания в поклонении какой-то жабе, пожирании младенцев, вырезании сердец. Ещё бреде каком-то. И был уверен, что всё это не только возможно, но и принесёт какие-то плоды.
Чернокнижник с трудами отцов католической церкви был знаком крайне плохо и сейчас пообещал себе исправить это упущение при первой же возможности.
Он остановился решив, что стоит проверить, не осталось ли где кого. И осторожно растёкся вниманием по всему зданию.
Когда собрался снова - подумал, что эти стены не должны больше стоять. Они были только видимостью камня. А на самом деле состояли из крови, боли, ужаса и отчаяния. И здесь истерзанные люди до последней минуты обращались к тому богу, в отречении от которого их обвиняли.
А за всем этим на этом клочке земли стоял тот самый человек, которого он сейчас разыскивал.
Дверь была закрыта изнутри на засов - он её просто вышиб. Осмотрелся. И едва не расхохотался - в комнате главы местной инквизиции стояло зеркало! Да, такое же как все - мутное и кривое, но зеркало. Почти в человеческий рост. Конфискат, что ли? Ну, логично - зачем зеркало мёртвому еретику. Живому монаху полезнее.
Живой пока монах стоял напротив двери. И буквально лучился ненавистью. "Maleficus", - шипение прозвучало проклятием. Их взгляды встретились: "И если дом разделится сам в себе, не может устоять дом тот", - вспомнилось чернокнижнику. Что ж, придётся делить.
Он позаботился, чтобы его противник не мог шевелиться, и поставил зеркало между ними, обратив тыльной стороной к себе. Мерзко, конечно, но почему справедливость должна быть только на небесах?
Он не мог сказать точно, сколько времени прошло - забыл часы перевернуть, но результат его удовлетворил.
То, что лежало теперь напротив, было совершенно безжизненным телом.
Зато в зеркале билось то, что ещё недавно было инквизитором.
Замечательно.
В подвалы, где у помещений были земляные полы безо всяких покрытий, он перетащил зеркало, выбитую дверь и мёртвое тело. Дальше было сложно, но справился - на двери осталась только кучка пепла. Которым он, усмехнувшись, аккуратно засыпал стеклянную поверхность уложенного зеркала. Выкопал яму, положил на самый низ дверь, потом - осторожно - зеркало и засыпал всё землёй.
Подумал, прикинул масштаб работы, плюнул и сделал то, что делать вообще-то запрещено. Так что очень скоро вокруг импровизированной могилы лежали ряды самостоятельно явившихся тел.
Первый этап прошёл успешно.
Он сегодня столько всего через себя пропустил, что его тело давно и полностью восстановилось. Но это всё же не повод бегать, как Адам до грехопадения. И вообще где-то здесь должна быть его собственная одежда, и даже практически целая. Нашёл - довольно быстро. Огорчился, что ничего для себя полезного больше не обнаружил - но что с этих возьмёшь. И вышел на улицу.
Оказалось, что всё ещё ночь. Судя по луне - слегка за полночь.
- А почему все до сих пор здесь торчат, я не понял? Чего нет - лошадей, телег, денег? В чём дело?
Он забыл, что не говорит, и ещё не привык, что понимают. Мужчина средних лет обернулся:
- Что нам делать?
- То есть как? Вы откуда-то сюда взялись? Что вам мешает туда же и вернуться? Деньги нашли? Жить на что, будет?
- Нашли. Это плохие деньги.
- Золото не бывает ни плохим, ни хорошим. На этом - кровь. Ваша и таких, как вы. Вот и обратите его на пользу - вам и таким, как вы. Какой смысл в том, что оно останется лежать здесь?
Нашёл бывшего соседа по камере:
- Нас лошади боятся?
- Обычно - нет.
- Можешь вывести?
Посмотрел на людей - они были, в большинстве своём, целы (перед тем хорошо потрудился), но слабы. В принципе - можно попробовать. Он подходил к каждому, осторожно брал за руки - и тихо радовался тому, как розовеют губы и оживают глаза. Человек покачал головой:
- Это надолго?
- Ну, если сутками не есть - то не очень.
Собеседник улыбнулся:
- Еды здесь на всех нет, но хлеб нашли. Пока хватит.
Бывшие арестанты разделили казну, разобрались по местностям и послушно разъехались. Нет, ну в самом деле - что людям у тюрьмы делать, когда дом есть?
А собеседник остался.
- Вам некуда ехать?
- Есть. Я хочу увидеть всё до конца.
Странно. На "совершенного" вроде бы не похож, но он так мало этой их иерархией интересовался... Да какая разница.
- А не боитесь, что я потом проголодаюсь?
Человек промолчал, но не уехал. Ладно.
Главная опасность здесь как раз не он, а то, чем он собирается заняться. Как бы это так сделать, чтобы всё как следует вышло. Если фундамент оставить - получится граница. Это их в начале обезопасит, а потом будет уже не важно.
Он отогнал зрителей в сторону, сам подошёл ближе. Для зрителей - он не делал ничего. Но из здания вдруг рассыпалась во все стороны всевозможная живность, отирающаяся рядом с человеком - крысы, мыши... Собак здешние монахи почему-то не держали, а кошки сюда, видно, не добрались.
Потом здание начало сыпаться само. Дерево и камни обращались в песок - крыша, внутренние стены, перекрытия. Внешние стены осыпались ровно настолько, чтобы получилась коробка, немного не до конца заполненная песком.
А потом - из него восстали тени. Их было много, и нельзя было сказать, что это. Сначала они просто возвышались над поверхностью, словно размышляя, затем - начали разворачиваться к одной точке внутри коробки, и, наконец, одна за другой стали подбираться к привлёкшему их месту и уходить назад в песок. Наверху не осталось никого. Внешние стены и фундамент рассыпались в пыль.
Он опустился на землю.
Всё.
Когда подошёл к ожидавшей компании, единственный живой в ней покачал головой:
- Ты - не человек.
Он подумал немного, заставил лёгкие наполниться воздухом и протолкнуть через пересохшие связки. Голос прозвучал чем-то средним между сипением и шипом:
- Нелюдь.
Человек сел верхом, отъехал немного и остановился, склонив голову. Бывший сосед по камере удивился:
- Что он делает?
- Молится.
- О чём?
- О нас с тобой.
- Зачем?!
- Думает, что так хорошо. Пусть - и нам вреда никакого, и ему приятно. Ты со мной поедешь?
- Нет. Ты - не такой. Такими становятся, когда тысячу лет проживут.
- Не думаю, чтобы мы с тобой встретились через тысячу лет. Я могу ещё что-нибудь для тебя сделать?
- Ты, когда кровь пьёшь, ещё что-то берёшь. Что?
- Пошли, крысу какую-нибудь поймаем - покажу. Ты днём спишь? Если научишься делать, как я - не будешь.
Сосед впечатлился и опыт перенял быстро:
- Здорово. А солнце?
- Ну, с солнцем я тебе не помогу, но шляпу и перчатки люди зачем придумали?
- Ладно. Прощай.
- Прощай. И благодарю тебя.
Он вернулся в подготовленный домик ещё до рассвета. Нужно было начинать новую жизнь. В которой он зависел от чужой крови и чужой жизни. Но у него было одно преимущество - он, действительно, не был мёртвым. Через несколько недель он сможет окончательно определиться, за сколько времени его тело должно совершать полный круг метаболизма. Это определит частоту биения сердца и дыхания. Есть как нормальный человек он не сможет - тело, всё-таки, спит. Но крови нужно будет немного - недостающую энергию можно откуда угодно взять, вон хоть с деревом пообниматься.
И нужно начинать искать, как себя правильно "разбудить". Потому что оставаться вампиром несчётные века он не намерен.
* * *
Deja vecu.
Темно. Холодно. Камень вокруг. Он лежит. И есть кто-то рядом.
Воспоминания взорвались, и он так заорал, что сам себя в чувство привёл.
- Тише, тише. Всё нормально. Ты меня слышишь?
- Слышу.
- Мы тебя сейчас отсюда заберём. По твоим ощущениям - можно?
- Можно. Всё нормально.
- Носилки!
- А что со мной здесь реально было - расскажете?
- Любопытный какой. Помер ты.
- Совсем?
- А, ну это ты мне тогда скажешь - что там делал. Потому что не совсем. Замер - и снова ожил. И в зеркало будешь смотреться - не пугайся особенно.
Он не уверен, что вообще в них смотреться будет. Наощупь бриться начнёт.
- Ну и сказали бы заранее, что такого страшного увижу - я бы приготовился.
- Седой ты.
А чернокнижник тоже седой был. Ещё до всей этой истории.
- Знаешь... Здесь такой кошмар лежит.
Он уже и забыл, как это шикарно - болеть. Когда ты лежишь, а вокруг все бегают с участием и вниманием: "а не нужно ли чего".
Жена, правда, глянула - чуть в обморок не упала. Всё равно придётся объясняться.
Потому что историю он видел о предке - по прямой. И не спрашивайте, откуда он это знает. Понял. А раз предок - значит, вампиром он быть всё-таки перестал. И как? И что теперь, головой о стенку биться - требую продолжения? Толку-то.
Люди к нему приехали - на одного посмотришь и хочется быстренько самому в землю закопаться. А их таких трое сразу.
Но моральное удовлетворение он получил - потому что озадачил историей всех троих крепко. Он и сам озадачился. Что теперь в том зеркале делается - никто не представляет, и можно ли его выкапывать - это ещё вопрос. А дальше лежать оставить - предок, конечно, постарался на совесть, раз за семьсот лет ничего не изменилось, но жить на бомбе тоже как-то не хочется. Могла и подпортиться, за такой срок.
Историю надо на магнитофон записать. А то у него уже язык болит, в пятый раз её во всех подробностях пересказывать. И каждый новый узкий специалист своими мелочами интересуется. Хорошо, хоть специалисты по инквизиции ничего нового для себя не нашли.
А семью всё-таки собрали. Отец ходит - чёрной тучей.
- Пап, ну ... делать-то что-то нужно. И, боюсь, никто, кроме вас, не знает - что.
- Да что тут можно не знать?! В Риме что, экзорцисты перевелись?
- А они там когда-нибудь были?
- Да были, были. В Ватикане всё было. Папы приходят и уходят, а службы своё дело знают.
- Но это же не живое. Это - предмет.
- Не буди во мне зверя. Какая разница? Суть не меняется. Их недоумок, пусть работают. А ты садись и рассказывай.
- Что?
- Всё. Во всех деталях.
Ночью, безуспешно пытаясь заснуть, он снова прокручивал в памяти отдельные моменты. И мысли забрели куда-то совсем-совсем далеко.
Допустим, жил-был бог. Создал землю и всякую живность, а потом устроил на земле рай, досоздал ещё людей и поселил в нём. Причём людей сотворил "по образу и подобию" - это может оказаться важным. Пара людей могла делать всё, кроме поедания плодов с дерева познания добра и зла. То есть они жили, никак происходящее вокруг не классифицируя - трудно предположить, что по раю гуляли львы и щипали травку. Люди просто принимали всё "как есть" - раз что-то происходит, значит, так и должно быть, и это хорошо. А потом они с запретного дерева плодов покушали, и оказалось, что в раю им больше оставаться нельзя. Почему?
Потому что сотворены "по образу и подобию". Ангелы - нет, а люди - да. Способными к со-творению. Мир таков, каковым мы его ощущаем. Пока первые люди не классифицировали окружающее, оно было одним. Как только они занялись анализом - мир переменился. Их никто не изгонял из рая - рай просто перестал существовать, в силу того, что люди, в нём живущие, изменились.
И, кстати, в этот момент мир перестал быть сотворённым - он стал творимым. Бог с тех пор живёт где-то отдельно и смотрит, как человечество изменяет его базовую модель. Периодически направление развития ему не нравится, тогда он индуцирует пророков. Новые пророки появляются не потому, что предыдущие плохие или говорили "не то". А потому, что человечество проповедям внимать-то внимает, но следом и интерпретирует. И снова идёт "не туда".
То есть в тварном мире есть только начальные условия и воля человеческая и больше ничего.
А психика человека устроена двумя способами: одни считают, что их жизнь зависит преимущественно от них самих, а другие - исключительно от внешних влияний. И религии, понятное дело, создаются вторыми, а не первыми. И раз есть добро и зло, значит, есть благой бог и злобный дьявол - очень логично.
Но все, кто религии развивает, в то же время чувствуют, что бога в этом мире нет. Почему же они решили, что дьявол есть?
Тьфу, дурак. Потому что они его создали. Как можно не верить в то, что ты своими же руками сделал? Они его сами придумали, сами испугались, и сами с ним бороться начали. Отсюда такое исступлённое требование подтверждения сношений с сатаной - не будет подтверждений, придётся согласиться, что он - выдумка. А выдумкой он быть не может, потому что тогда придётся согласиться и с тем, что жизнь человека зависит от него самого. Всё, круг замкнулся.
И, это всё, конечно, хорошо, но не объясняет, что с зеркалом делать.
Но эта проблема решилась без его участия. Приехала бригада, эвакуировали всех на трое суток, упаковали блок земли вместе с содержимым в саркофаг - и уехали. И всё стало нормально.
Сны, правда, порой интересные сниться стали. Специфические. Но потерпевший претензий не имеет.
=====
4. ОХОТНИКИ
Они встретились. Это должно было случится - раньше или позже. У него была цель, и он терпеливо шёл к ней - день за днём, неделя за неделей. И преследование, наконец, завершилось.
Они встретились. По опыту и расчётам охотника, вампиру больше негде было устроится на днёвку - этот старый заброшенный дом был единственным пригодным местом. И охотник пришёл туда - перед полуднем. Едва ли не перевернул весь дом вверх дном. Попытался сломать себе шею в погребе. Заглядывал в такие щели, что, даже будь искомый ламия лаской - там бы не протиснулся.
Наконец, пыльный, взмокший, уставший и злой, попытался отодрать доски от намертво заколоченных окон.
- Не трогай.
Охотник рассчитывал застать жертву беззащитной, но с оружием не расставался почти никогда. Движение было мгновенным, уже следом он вскинул голову на звук - серебрёный стилет торчал из стропил рядом с вампиром. Который сонным никак не выглядел.
- Хорошо стоишь. Вот так и стой. Тебе что от меня нужно?
Охотник подумал, что вопрос дурацкий. Идиотский, вопрос-то. Что нужно - и так понятно. А пошевелиться не получается.
Как - не получается?! Амулеты действовали всегда и безотказно. Безотказно - всегда! Он пытался ещё и ещё - тщетно. Поднял глаза на вампира: "Взгляд, как у змеи, мерзость".
Вот сейчас он боялся. До холодного пота. Не смерти как таковой - любая жизнь когда-нибудь заканчивается. Такого вот посмертия. Стать нежитью - холодной, расчётливой, бесстрастной - убить, чтобы насытиться и отбросить мёртвое тело, как ветошь.
- Ты не ответил.
- А ты не знаешь.
- Знаю. Хочу услышать. Так что?
- Ты... Ты - бешеный волк! Нет, хуже. Волк не понимает, что делает, но ты - ты всё понимаешь. Ты - чудовище, одиночка - даже такая мразь, как ты сам, не терпит тебя! Десять..., - у говорившего перехватило дыхание, он сглотнул. - И рыцари храма - ты держал их, как скот. Мы нашли их тела - что ты с ними сделал, ублюдок?!
- А что они сделали со мной?
- Они не смогли обратить тебя в пепел. Это - единственная их вина. Но она многажды искуплена.
- Нет! - он помолчал. - У нас много времени. Можем поговорить. Они умерли, это верно. Жаль. Я был слеп и не мог думать. Не стоило так спешить. Убивать можно долго - и много раз. Пока не надоест. Я слишком поторопился. Я расскажу тебе кое-что - заткнуть уши ты всё равно не сможешь.
"Она не знала, кто я. Никто не знал - волки не охотятся у дома. А чтобы спокойно провести ночь - убивать не нужно.
Мы встретились случайно. А потом ещё - случайно, снова и снова. Она была влюблена. А мне было странно. Её взгляд, её тепло... Она была красива. Чёрные волосы, вьющиеся под рукой; глаза - как она смотрела на меня иногда; алые губы, нежная кожа. Её танец.
Я оберегал её - от всего, чего мог. Дарил мелочи, которые так любят девушки. А потом я уехал, ненадолго - у меня были дела.
Знаешь, я бы с удовольствием залепил тебе пощёчину - за твой смех. Но нужно самому слазить и тебя отпускать. Я запомню.
Я уехал. А через два дня появились они. Те, двенадцать. Охотники на нежить. Они приехали за мной. А нашли её.
И просто... развлеклись. Не все, правда. Некоторые.
Я никому там не сделал зла. Я жил среди них, как человек. Но те - сказали, а все... - промолчали.
Я поймал его потом - того, кто донёс.
Они пытали её. Хотели знать, где моё логово - в котором я от них спрятался. А она не понимала, о чём они говорят.
Ты знаешь, что делает бич с живым телом? Как шипит железо, когда запекает свежую кровь? Слышал, как ломаются - твои кости?
Она сошла с ума. Она уже ничего не смогла бы им сказать, даже если бы знала.
И тогда они потащили её на костёр. Прикрутили к столбу - цепями. И не дали задохнуться.
А я ничего не знал.
Я задержался. Возвращался и представлял, как она будет рада - мои подаркам и моим рассказам.
Кто-то шарахнулся от меня - как от... бешенного волка. Но нашлись и те, кто рассказал. И тогда я начал свою охоту.
На вас легко охотиться - вы не прячетесь. Так что я недолго искал.
Я поговорил с ними - с каждым. И тоже... поигрался. Не слишком - они нужны были мне живыми и сильными.
А потом я убил их - всех. Я пил - их кровь, их жизнь - одного за другим, до последней капли. И не мог остановиться. Под конец мне стало казаться, что я пропитан этой кровью, как губка. Я весь состоял из одной живой крови.
Я не знал, сколько времени прошло, день сейчас или ночь, и вряд ли смог бы ответить, где я. А когда понял, что живых больше нет - лёг и уснул. В тот раз у меня было логово.
Не знаю, когда и как вы нашли их тела - я не интересовался. Может быть, там были крысы.
Я вернулся. Не к дому - мне нужно порой золото, но я не храню его так, чтобы до него легко было добраться.
К ней.
Ты любил когда-нибудь, охотник? Ты терял? Ты знаешь, как это - когда мысли тонут в холодной трясине, когда сердце рвётся на дыбе, когда костёр - внутри?
Что ж ты не смеёшься?
Я не выдержал. Ушёл. Шёл, пока мог идти. Свернулся на земле, как будто она могла похоронить мою боль.
Я не выдержал. Я выл, как волк - и какой-то волк ответил мне. Сообщил, что у этого куска земли уже есть хозяин. И где-то здесь его подруга выкармливает их щенят."
Он замолчал. Лёг на балку, закинул руки за голову. Обращённому в живую статую охотнику оценить время было тяжело, но, по его ощущениям, прошло часа полтора - не меньше. Наконец, лежавший потянулся, сел, выдернул стилет, оценил расстояние. Лезвие глубоко вошло в старые доски; вампир приземлился рядом, чуть задержавшись у самого пола. Самым тщательным образом обыскал охотника, сложил всё его оружие в его же мешок, а сам мешок запер в потемневший от времени, но крепкий, окованный железом сундук у стены. Ключ, широко размахнувшись, забросил на чердак.
Охотник проследил за ним взглядом:
- Тебе всё равно не уйти отсюда.
- Это ещё почему?
- Этот дом проклят.
- Интересно.
- Здесь жил колдун. Чернокнижник. А когда его злодеяния превзошли все возможные пределы, те силы, которым он служил, поднялись из глубин и пожрали его. Но его чёрная душа по-прежнему сторожит дом. И никто не может войти сюда безнаказанно.
- А как же ты выходить собирался?
- У меня есть амулет.
Вампир рассмеялся:
- Да на тебе этих амулетов - никакой кольчуги не надо. И очень они тебе помогли?
В следующее мгновение охотнику показалось, что его окунули в кипяток. Вырвавшийся крик перекрыл собой звук падающего тела - возвращение одеревеневших мышц к действующему состоянию было медленным и мучительным.
Победитель постоял немного, полюбовался поверженным противником и с сожалением произнёс:
- У меня времени нет, ждать, пока ты поднимешься. Да и желания особого тоже. Так что, за мной должок.
И направился к двери.
Но просто так уйти, и в самом деле, не удалось. Стоило ему подойти поближе, как стены подёрнулись тёмным муаром, а дверной проём окаймился траурной рамкой. К которой откуда-то из бесконечности закрытого выхода стало приближаться нечто совершенно невыразимое. Единственная мысль охотника, которая оказалась жива среди прочих, замерших теперь так же, как недавно тело, была: "Деймос".
Вампир остановился. Подождал, пока потусторонний охранник не встанет перед самой границей, поднял голову и спокойно, отчётливо произнёс:
- Пошёл - вон.
И видение пропало.
Он открыл пошире дверь, встал на пороге, оглядел окрестности и обернулся:
- Ты не очень-то тут устраивайся - он только до заката... пошёл. Стемнеет - вернётся. А вообще, стоит пожить на свете лишнюю пару сотен лет - и чего только о себе не услышишь.
Дальше потрясённый охотник имел возможность наблюдать, как одетый в лёгкие штаны и тонкую рубашку вампир на залитом солнцем дворе седлает прибежавшего на свист коня.
- Эй, послушай!
- Ну?
- Ты почему меня не убил?
Вампир оглянулся, повёл плечом:
- Ты мне ничего не сделал. Оплеуху я тебе должен. А кровь мне больше не нужна.
Солнце усталой головой клонилось к подушке за горизонтом. Охотник, изрядно намаявшийся с затерявшимся ключом и упрямым замком, успел разозлиться, трижды проклясть и без того проклятый дом и его, не менее проклятого, хозяина, успокоиться, отпереть, наконец, сундук, собраться и слегка поужинать.
Ветер нашёптывал что-то листве, вечер потихоньку гасил краски. А одинокий человек, окружённый сумерками, всё сидел на ступеньках крыльца, задумчиво жевал травинку и смотрел в ту сторону, куда унёсся галопом его несостоявшийся трофей.