Алехандро был молодым красивым парнем из какой-то неведомой мне гватемальской деревушки. Каждый вечер, около восьми тридцати, он приходил со своим пылесосом на наш этаж, и тщательно пылесосил даже самый последний закуток бесконечных рядов офисов.
Его английский был почти несуществующим, но природная разговорчивость брала своё. Увидев меня, Алехандро всегда выключал свой пылесос и пытался общаться.
— Тебе повезло, что ты русский, Жерри, — говорил он частенько, — Вам, русским, легче. Русский язык — он, как английский. А вот испанский...
Тут он замолкал, грустнел, вздыхал, разводил руками
— Испанский и английский — это два совершенно разных языка. Понимаешь?
Я грустнел, вздыхал и разводил руками вместе с ним, хотя не очень понимал своего везения.
Алехандро рассказал мне про то, как он нелегко, нелегально пробрался в Америку три года назад. С тех пор он каким-то образом легализовался и работал на четырёх работах без выходных и отпусков. Алехандро копил деньги на счастливую жизнь. Это всё, что он здесь делал.
Счастливая жизнь рисовалась просто. Он должен был заработать много-много денег, вернуться домой богатым человеком, и жениться на девочке, которая ждёт его возвращения в неизвестной мне деревне.
— Вот она, моя Мирабелла!, — гордился Алехандро, показывая мне фотографию.
На фотографии, вопреки ожиданию, обманчиво построенному на звонком имени, была не черноволосая испанская красавица, а вполне блёклая, совсем ещё юная девушка-подросток. Мирабелла стояла в полный рост у видавшего виды мопеда Suzuki: вполне американская девочка — в джинсах, кроссовках и белой футболке с блестящей надписью bebe.
— Это я её приодел, Жерри, — с гордостью водил пальцем по фото Алехандро, — Она из бедной семьи. Это дорогая одежда. Понимаешь?
— Сколько же ей лет? Она выглядит совсем молодой?
— Ей девятнадцать (Алехандро делает руками два взмаха растопыренными ладонями, загибая большой палец правой руки при втором взмахе). Ей было 16 когда я уехал. Это любовь, Жерри. Понимаешь?
Я понимаю. Я киваю головой. Я смотрю на фотографию
— Она ездит на мопеде?
— Это брата. Я деньги послал — брат купил.
Из его рассказов я понял, что деньги, которые он здесь зарабатывает — огромное состояние там, в гватемальской деревне.
— Когда я приеду домой, мы с Мирабеллой будем ездить в город, и там я куплю все билеты в кино — и они будут показывать только для нас двоих. Больше никто. Весь сеанс только для меня и моей Мирабеллы. Я был мальчик (Алехандро показывает рукой, каким он был маленьким мальчиком), и у нас с братом никогда не было денег ходить в кино. Мы залезали высоко на дерево (Алехандро показывает рукой высоко над головой) и смотрели про вашу русскую войну (Алехандро стреляет из воображаемого автомата, и кидает воображаемую гранату куда-то в сторону кабинета моего начальника). Теперь мы будем одни: я и Мирабелла. Всё кино. Понимаешь?
Разумеется, я понимал его. Что может быть плохого в такой жизни?
— Я посылаю им деньги каждую неделю. Американские доллары по проводам. И одежду тоже посылаю: маме, Мирабелле, брату. Мирабелла любит меня. Она ждёт. У тебя есть дети? Я тоже буду отец, когда приеду богатый. Мои дети будут ходить в лучшую школу, и никому из них не надо будет работать на четырёх работах без выходных. Понимаешь?
Мне нравился этот парень. Какая-то простая природная честность была в его лице. Что-то безвременное, общее для всех людей было в его мечте о счастливой жизни. Я радовался его появлению каждый вечер, и даже ловил себя на мысли, что с удовольствием жду его.
Я рассказал ему о своём городе, показывая фотографии на стенках своего маленького офиса. Несколько иллюстраций художественных работ менялись на моём компьютере: Пикассо, Эль Греко, Ботеро, Тиссо, Ренуар.
Никого из этих художников Алехандро, конечно, не знал, и я с удовольствием отвечал ему на вопросы о том, почему нарисовано так, а не иначе.
Особенно его заинтересовала картина Джеймса Тиссо "Каин и Авель"
— Почему они идут за руки? Это геи?
— Нет, Алехандро. Это братья. Каин и Авель. Ты, наверное, слышал про Каина, который убил своего брата Авеля? Нет? Странно.
И я, как мог, пересказал ему библейскую историю.
История расстроила Алехандро
— Получается, что из двух братьев один был хороший, а второй нет?
— Получается так
— Хороший брат Авель, — произнёс он задумчиво, а потом, вдруг, с жаром — Это плохо, когда убиваешь брата. Понимаешь? Мама не сможет пережить. Это, как сразу двух сыновей потерять. Это плохо, Жерри.
— Да уж чего хорошего, — согласился я
Однажды Алехандро сказал, что увольняется через месяц
— Я еду домой, Жерри! Я заработал достаточно, чтобы ехать жить дома! Я считаю дни на календаре (Алехандро показал рукой в воздухе, как он вычёркивает дни из воображаемого календаря)
— Я рад за тебя, Алехандро! Очень рад!
В последний день перед увольнением я сделал необычный для себя поступок. Я пригласил его посидеть в соседний бар. Мы выпили мексиканское пиво Dos Equis и даже обнялись на прощание на парковке у бара.
Вместо Алехандро пылесосить наш офис стал угрюмый бразилец с неприятным бельмом на глазу.
Прошло лет семь. Может больше. Я совершенно забыл про Алехандро и наши с ним беседы. Мало ли какие были у меня знакомые в этой непонятной и сумасшедшей стране! Даже привычный звук вечернего пылесоса не напоминал мне больше Алехандро. Да и людей, включающих этот пылесос, сменилось с тех пор два десятка. Разве всех упомнишь?
И вот, однажды, мне позвонили снизу. Кто-то ждал меня в проходной, и секьюрити попросило спуститься.
Я вышел из лифта и огляделся вокруг. Никого из знакомых я не увидел.
Я подошёл к офицеру охраны, назвал своё имя — и он указал мне на человека в дорогом костюме, читающего The Wall Street Journal в одном из кресел для посетителей
— Простите? А-а. Тут, видимо, какая-то ошибка. Мне сказали, что вы хотите меня видеть
Человек поднялся мне навстречу, улыбнулся, протянул мне руку — и я узнал Алехандро! Да, несомненно, это был он!
— Привет! Удивлён? — сказал он, и я с изумлением обнаружил, что он говорит по-английски практически без акцента.
— Алехандро! С ума сойти! Какими судьбами?!
— Я теперь Алекс, — улыбнулся мужчина, — У меня своя инвестиционная компания в Нью-Йорке, — с гордостью добавил он — Много воды утекло, Джерри. Очень много...
Я выписал ему временный пропуск, и мы поднялись в кафе на третьем этаже.
— Я не был уверен, работаешь ли ты по-прежнему здесь, или перешёл в другое место. Но вот, оказался в Бостоне, и решил попробовать. А ты здесь!
Я смотрел на него, и не мог поверить тем изменениям, которые произошли с ним за эти годы
— Я смотрю, Алекс, что у тебя всё получилось! Всё вышло, как ты хотел — ты теперь богатый. Ты, наверное, можешь и здесь купить все билеты на сеанс в кино для себя, и (я задумался на секунду, вспоминая) и Мирабеллы.
— Нет, Джерри. Всё получилось не так, как я хотел. Совсем не так.
И он рассказал мне, как всё было.
Вернувшись в свою деревню, Алехандро узнал, что его собственный брат уже больше года женат на Мирабелле.
Маленький Хозе (Алекс показывает руками, какой маленький был Хозе, когда он вернулся) лежал в кроватке, а потучневшая Мирабелла опасливо поглядывала то на мужа, то на внезапно приехавшего Алехандро. Что-то пыталась объяснить мать, но Алехандро не слышал, что она говорит.
В доме была служанка — и вообще, по всему было видно, что семью вполне устраивало то, как складывались дела: Алехандро присылал деньги из Америки, и на эти деньги можно было вполне сносно жить. Поэтому никто и не сообщил Алехандро ни о свадьбе, ни о рождении ребёнка.
В баре, куда Алехандро пошёл запить своё горе, старик-никарагуанец достал откуда-то мачете — клинок с выпуклым лезвием — и положил его перед Алехандро
— Послушай старика, Алехандро. Не будь посмешищем. Иди и убей брата. Зарежь его — будь мужчиной. Женщина слаба — оставь её жить. А брата зарежь. Он украл у тебя то, что должно было быть твоим. Иди. Убей.
Алехандро выпил ещё, щедро расплатился, взял клинок.
Всё, о чём мечталось столько лет — рухнуло. Люди, которых он любил — предали его.
Он вошёл в дом, достал клинок.
Закричала мать. Прижала к груди ребёнка Мирабелла. Брат побледнел, шагнул навстречу
— Убей меня, Алехандро, но не тронь её. Убей меня и живи с ней. Давай только выйдем в поле. В поле пойдём, Алехандро. Здесь не надо. Я не хочу, чтобы она видела.
Алехандро в эту минуту очень хотелось убить брата, но он посмотрел на мать, и вспомнил про Каина на картинке.
Алехандро прошёл мимо брата, с силой вонзил мачете в стену комнаты, обернулся на пороге, сказал опешившим людям
—Я Авель. Хороший брат. Я больше сюда не вернусь
И он ушёл.
Приехав обратно в Америку, он решил жить здесь всегда.
Деньги, накопленные на счастливую жизнь с Мирабеллой, он пустил на учёбу. Сначала занимался английским, потом поступил в самый дешёвый комьюнити колледж. Вечерами работал. Оказалось, что учиться ему легко. Всё давалось с ходу, как бы само собой. Он получил грант на продолжение обучения. Закончил неплохой университет в штате Нью-Йорк.
И вот теперь занимается инвестициями
— Фирма у меня небольшая, но оборот у нас приличный. Есть перспективные клиенты. А у тебя как дела?
— Да так. Без особых изменений... Алекс, а что у тебя с личной жизнью?
— А личная тоже хорошо. Моя fiancе занимается с детьми, больными аутизмом. Детский психолог. У нас есть дочка. Почти год.
Алекс достал фотографию и показал мне.
Смешная девочка в костюме зайца держала за руку высокую белокурую женщину
— На Хеллоуин снял, — пояснил Алекс, — Это Джудди. Моя fiancе. А это, как ты понимаешь, моя дочь. Мирабелла.
Алекс помолчал несколько секунд, повернулся ко мне, сказал
— Спасибо тебе, Джерри
— За что? — удивился я
— За Каина и Авеля. Спасибо
—Ну, это не мне спасибо, — улыбнулся я, — Это ведь не я придумал
— Не ты придумал, но ты рассказал, — рассмеялся Алекс
Прощаясь, он дал мне свою карточку. Написал на ней домашний телефон
— Звони, Джерри! Будешь в Нью-Йорке, заезжай. Поболтаемся по Манхэттену
Я проводил его до дверей, и мы обнялись, как тогда, много лет назад
— Заезжай и ты ещё, когда будешь в Бостоне
— Обязательно заеду
Я поднялся к себе наверх. Сел у компьютера. Посмотрел на визитку.
Под цветастым логотипом большими тёмно-синими буквами было написано: "ALEX ABEL: THE GOOD BROTHER, Inc."