Я мчался к тебе. Совсем недавно мы столкнулись в одном из бесконечных коридоров, набитых сплетнями и опасной для жизни смесью женских духов, и это столкновение, словно Большой Взрыв, стало необратимо расширять ободранные желтые стены, и с моих губ сорвался поцелуй, и скоро из коридорного сплетения я уже умел выхватывать запах т в о и х духов и ловить т в о и позывные. С тех пор прошло не так много времени, но я мчался к тебе – потому что я мчался к тебе каждую секунду своей новой жизни, и теперь всё вокруг превратилось в черный тоннель, в конце которого стояла с распущенными волосами ты, а мои глупые глаза не могли выдержать такого яркого света, и я слёзно щурился. И пока Вселенная – вся в звёздах и лунах – улетала назад, я слышал м у з ы к у, которая разносилась по всему миру и владела всем: и мной и тобой, и всеми звёздами этими и лунами, и всё вокруг стало двигаться в такт этой м у з ы к е и уже не могло остановиться, никогда не могло остановиться… И вот, когда я коснулся её, скрипка чуть не сошла с ума и после, измученная, долго вглядывалось в грязно-розоватую пелену над огромным городом, где голоса и молчание, взгляды и прикосновения вместе составляли огромное безымянное существо; над огромным городом, где так чутко спала ты и, я верил, тоже слышала м у з ы к у. Тогда я чуть не погиб: звуки, как разрывные пули, вонзились в меня и начали дробиться на мелкие кусочки, и она осталась во мне, поселившись на кончиках пальцев.
Скоро ты оказалась совсем близко, и я, с трудом зажимая раны, стал рассказывать тебе о том, что случилось со мной ночью, и в комнату ворвалась м у з ы к а, а ты сказала, что эти звуки наводят на тебя тоску, что всё это похоже на выпускной в музыкальной школе и что скрипка напоминает тебе об одном неприятном типе.