слеза

Мария Мирославовна
Что-то невидимое, легкое, эфирное кружилось вместе с хлопьями снега и падало на города, скамейки, деревья, людей, зимние пальто, теплые сапоги, руки. Весь ее одинокий образ приковывал к себе внимание серых, бескрайних, разверзнувшихся небес. Пятна мокрых растаявших снежинок рисовали незамысловатый узор на светлой ткани балоневой одежды. Она сливалась со снегом, с пасмурным днем, с холодом, с отчаявшимися попытками тепла задержаться еще хотя бы на день. Подведенные коричневым карандашом глаза щурились от белизны горизонтов. Белая морось оседала на ресницах как мотыльки, хлопала, пыталась жить, но таяла от тепла струившихся слез. Они стекали по щекам и дарили облегчение, убивали снег. Мысли вились неправильными перспективами, стремились подхватываемые легкими порывами ветра, танцевали танец первых зимних дней. Грусть. Снедающая, успокаивающая. Руки. Руки покоились на коленях, прикрывая капрон цвета «мокко» и не пытались греться. Они лежали вверх ладонями и не понимали почему их так опрометчиво бросили на произвол судьбы. Французский маникюр негодовал . Пальцы начинали алеть и кричать красным цветом, предупреждая об опасности. Снег пока еще таял на линиях судьбы, любви, жизни… Мороз нашел жертву и не спеша смакую каждый миллиметр захватывал человеческие владения, видя полную безучастность владелицы этого счастья. Тонкие , аристократические пальцы сводило легкими судорогами, кольца были кусочками льда, обжигали кожу . Снежные комья лежали в ладонях и понимали, что страх миновал. Руки уже не чувствовали. Они были мертвы. Они отдали последнюю честь и смирились. Их цвет был не живым, не жилым. И только нечаянная дерзкая слеза соскользнула с полосатого шарфа и растопила снежки. Они стекали по рукам от поцелуев одумавшихся губ, от извиняющего взгляда . Жизнь пробивалась миллионами иголочек и покалываний. Жизнь скручивала все в невыносимою боль. Для жизни нужна слеза. Неужто надо плакать, чтобы пробилась жажда к жизни? Неужели только это способно растопить лед наших душ?