Мой еврейский гражданский долг, или автозарисовка

Виталий Каплан
Возможно ли призваться в армию более одного раза? "Однозначно нет", ответите вы и ошибётесь. На земле обетованной возможно всё.
Призыв в армию дело ответственное, особенно, когда он происходит во второй раз. Первый раз случился в благополучно почившем в бозе Советском Союзе. Хорошая школа, которую лучше пройти заочно.
Второй раз произошёл в Израиле. Государство, находившееся в окружении враждебных стран, вынуждено было создать одну из самых профессиональных, мобильных и высокотехнологических армий в мире. Предстоящая служба в такой армии виделась серьёзным испытанием даже для такого правоверного еврея, как я.
Во всяком случае, так мне тогда казалось. Но не стану опережать события. Начнём по порядку.
На призывной пункт я приехал сам, без родителей. Как никак, не восемнадцатилетний пацан. Двадцать три года, такой возраст, когда родителей приезжают навестить по субботам, а чаще всего, только по праздникам. Приехать в таком "преклонном" возрасте на призывной пункт с мамой – нонсенс.
Проводы оказались традиционно многолюдными, шумными с песнями и плясками. Много было съедено, но ещё больше выпито. Песни пелись на злобу дня. Утром, по дороге на призывной пункт, в голове застряла одна, особенно полюбившаяся. "По танку стукнуло болванкой", хотя помню точно, вместо "стукнуло", мы пели совсем другое слово. Слово это, из соображений цензуры, приводить здесь не стану.
Так, напевая про себя, я вывалился из автобуса и направился к зданию с помпезным названием "Дом солдата". Оттуда мне предстояло выйду бойцом непобедимой израильской армии. Явиться назначили к десяти часам утра. То ли от волнения, то ли от выпитого накануне, но к месту назначения я подошёл уже в девять.
На скамейке перед входом сидел парень и читал газету на иврите. Присев рядом, я, как вежливый и культурный человек – поздоровался:
- Шалом.
- Шалём.
Парень ответил с таким ужасным русским акцентом, что сомнений в его происхождении не оставалось. Но всё же переходить на русский я не спешил. Кто его знает? Всё таки читает газету на иврите, может просто немного косноязычный.
- Тоже призыва ешься сегодня?
- Да.
Не удержавшись, осторожно спросил:
- Может, перейдём на русский?
Паренёк удивлённо взглянул и спросил:
- А ты говоришь на русском?.
- Не только говорю, но также пишу и читаю.
- Ну-ну, а я думал, ты коренной израильтянин.
- Конечно израильтянин, только русскоязычный.
Помолчали.
- Аркадий.
- Виталий.
- Ну, вот и познакомились.
- Ты в какие части попал?
- Не имею представления. Знать бы какие части есть вообще в этой армии. А ты?
- Тоже, но сейчас приедет Брамс и всё станет в порядке.
- Кто такой Брамс? - начал, было, вопрос Аркадий, но в этот момент напротив нас остановилось такси.
Оттуда вылез Брамс, собственной персоной. Не успев поставить ногу на тротуар, заорал
– Подушку взял?

- Нет, а что в армии не дают?
- Так я и знал. Дают, только маленькую.
С этими словами Брамс открыл багажник такси и вытащил оттуда подушку чудовищных размеров. Было непонятно, каким образом она там до сих пор помещалась. С победным видом я обернулся к своему новому знакомому:
- Ну как?  Сказал же приедет Брамс и всё будет в порядке. Тот слегка ошалел от такого напора, но счёл нужным промолчать, ожидая развития событий. Судя по улыбке на лице, происходящее ему определённо нравилось.
- Кто это? - спросил, Брамс, подозрительно прищурившись.
- Аркадий, мы только что познакомились.
- Откуда приехал?
- Из Сибири.
- Прими мои искренние соболезнования. А что, там тоже евреи живут?
- Жили, - сокрушенно ответил Аркадий.
Особого сожаления он явно не испытывал, зато в глазах читалось удовольствие от общения с Брамсом. А человек, способный не обижался на его шутки, был мне однозначно симпатичен. Брамс тоже разглядел в глазах парня что-то от настоящего человека. Его, как всегда несло. Брамс вещал:
- Значит так, вы должны держаться вместе, если хотите попасть в одну часть. Для этого будем играть в прятки.
- В какие прятки?
- Самые обыкновенные. Вас все, везде должны видеть, но никто не должен найти. Когда в здании останется человек десять, дадите себя поймать.
Задание понятно, и мы с Аркадием включились в игру. Примелькавшись по кабинетам, выходили покурить, а затем снова возвращались на место преступления. Когда позволили себя поймать, последний автобус был уже давно заполнен. Люди, вернее бравые защитники отечества, томились там больше часа. Флюиды негодования и раздражения распространялись далеко за пределами автобуса и были видны невооружённым глазом. Ситуация грозила приличной поркой, поэтому перед тем, как туда забраться, я предупредил нового друга, что мы не понимаем ни слова на иврите. Уловка давала возможность, не оправдываясь, просто занять свои места. Предстали мы перед глазами разъяренного автобуса с такими наивными лицами, что готовые разорвать нас на куски бойцы, потеряли дар речи.  Только всё оказалось напрасно, всех направляли в одну и ту же часть. То есть нас ожидал не один автобус, а более двадцати. И не час, а более трёх. Молча проглотив длинную серию проклятий на "незнакомом" языке, мы скромно заняли два пустых места на галёрке.
Служба, благодаря Брамсу, начиналась совсем неплохо.
Трёхнедельный курс молодого бойца проходил на одной из баз, расположенных под Иерусалимом. Туда, "по вине" того же Брамса, мы попали только под вечер. Нас построили на плацу, запретив пить, курить и говорить. Критически осмотрев совсем не стройные ряды, начальство принялось решать нашу дальнейшую судьбу.
Минут пять я честно стоял, анализируя ситуацию. Закончив предварительный анализ, подмигнул Аркаше и направился через весь плац к беседке. Тот, не раздумывая, последовал за мной. Пришло время устанавливать статус. Мы сели на скамейку и с удовольствием закурили.
От подобной наглости потеряли дар речи все: и командиры, и солдаты. Последние продолжали стоять, построенные в безмолвную букву "П". Бойцы с ужасом взирали на двух самоубийц, осмеливавшихся нарушить приказ. Ужас казался настолько неподдельный, что нам с трудом удавалось сдерживать смех.
Честно сказать, в армию я призвался со второго курса университета, успев закончить интересный и весьма познавательный курс "Символический интеракционизм", так что знал точно, весь мир – большая сцена. Каждый человек играет на ней роль, иногда меняя маски. Маска, припасённая мной для армии, была проработана уже давно. Единственное, что оставалось сделать - найти единомышленника, а лучше нескольких. Аркаша подходил на роль союзника как нельзя лучше. Во-первых, как оказалось, мы понимали друг друга без слов. Во-вторых, природный ум, интеллект, интеллигенция и чувство юмора, да ещё на таком уровне, найти в одном человеке практически невозможно. Только Брамс мог составить ему достойную конкуренцию. Но его здесь, к сожалению, не было, а в новом товарище все эти качества сочетались органически.
Но вернёмся к нашим баранам, вернее солдатам. Они, бедные, всё ещё стоят, затаив дыхание. Как сказано умными людьми задолго до меня – "Шоу должно продолжаться". И оно продолжилось. Офицеры, придя в себя, направились в нашу сторону. Их физиономии не предвещали ничего хорошего. Мы же ожидали их приближения с отнюдь не испуганным выражением лица, а наоборот, транслируя в окружающий эфир абсолютную безмятежность. Такое бесхитростное простодушие присуще скорее бравому солдату Швейку, чем грозным израильским "агрессорам".
- Солдаты, вы, что не поняли приказа? - спросил один из офицеров.
То, что язык не знаком и мы ничего не понимаем, он прочитал по нашим недоумевающим лицам. Весь его азарт пропал, а грозный вид сменился растерянностью. Офицер принялся озабоченно крутить головой в поисках переводчика. Толмача искали недолго, минут сорок. Курсантов просить не хотели, так что пришлось искать русскоязычного командира. Наконец появился переводчик с заспанным лицом, и на понятном языке задал тот же вопрос.
Секрет того, как не выполнить ни одного приказа, умудрившись не получить наказания, чрезвычайно прост.  Главное – никогда, ни от чего не отказываться и не спорить с начальством. Ты можешь ничего не делать, но если соблюдать эти два правила, никто и никогда не сможет подвергнуть тебя наказанию. Такие слова, как "нет", "не буду", "не хочу", "почему я?", должны быть полностью исключены из лексикона. На смену им грядёт совершенно новая риторика: "не понял", "не успел", "было невозможно сделать", "мне не дано этого понять", "ввиду тяжёлой болезни и хронического недосыпа".
Теория без практики остаётся всего лишь теорией. Данная прошла испытание временем и подтверждена на местности в Красной армии, что совсем не означало её вероятности и эффективности в израильской. Необходимо серьёзное эмпирическое исследование. Ну вот, теория существует. Объект исследования присутствует. Дело за малым – применить теорию на практике. Если она подтвердится, можно уже говорить о парадигме. А там и до докторской диссертации недалеко. Пишу так не потому, что такой умный от природы, как например Аркаша. Меня-то призвали после второго курса университета, где учился на факультете социологии. Там я чётко осознал, что многие социологические теории имеют практическое применение. С их помощью можно не только объяснить, но и спрогнозировать ситуацию.

Как раз прогнозом, а вернее конструкцией конкретной ситуации я сейчас и занимался. Контроль над ней был в наших с Аркашей руках. Поэтому на вопрос, понятен ли приказ, ответил в полном соответствии с теорией.

- Нет, командир, не понял. Просто очень плохо знаю иврит.

Офицер тут же смягчился и ласково объяснил, что можно делать, а что нельзя.

- Теперь всё понятно. Только у нас с другом есть небольшая медицинская проблема. Здоровье шалит. Годы-то, уже не те.

- Какая ещё проблема?

- Дело в том, что мы курим с семилетнего возраста. Проблема же заключается в том, что если не курить более часа, наступает никотиновый голод, что приводит к вспышкам ярости. Однажды я в таком состоянии силой забрал сигарету у маленькой девочки. Потом знаешь, как стыдно было. Аркадий, тот вообще, в шестом классе плюнул в директора школы, когда тот запретил курить в туалете.

- Какой голод?

- Никотиновый, ваше высокоблагородие.

- К офицерскому и сержантскому составам следует обращаться просто – командир, - медлительно, чуть заикаясь, проговорил офицер-переводчик.

- Никаких проблем, командир. Просто в Красной армии было принято именно такое обращение. Привычка. Там же за неправильное обращение били плетьми, вот и вбили. Ты уж прости, командир. Собаку Павлова знаешь?

- Знаю,- неожиданно для самого себя, вырвалось у парня.

- Так нас в Красной армии ими травили и тоже за неправильное, неуставное обращение.

Офицер, молодой парень лет двадцати, приехал в Израиль в тринадцатилетнем возрасте. Естественно, там, в армии не служил. Наморщив лоб, он тщетно попытался переварить информацию. Но в его сером веществе, видимо, произошло несварение. Он издал несколько странных утробных звуков и ушёл советоваться с вышестоящим начальством. Почему-то он не вернулся, хоть мы и прождали достаточно долго. Вот тогда я понял, что статус-кво установился.

Статус-статусом, а поселили всех в палатках. Да ещё по двадцать человек в каждой. По-моему, чересчур даже для курса молодого бойца. Но, к сожалению, моего мнения никто не спрашивал. Большого выбора не было, и мы с Аркашей решили, если уж попали в такое место, то постараемся получить от ситуации как можно больше удовольствия.

Взводом командовали три сержанта. Парень по имени Ярон и две девушки, Тали и Нэта. Были ещё и офицеры, но они редко спускались со своих высот в народ.

Наши отцы-матери командиры быстро разбили радужные надежды на получение удовольствия. Оказалось, в палатке не только спят. Её ещё и охраняют по очереди. Каждый по часу. Первым оказался эфиоп, спавший у самого входа.

Называя эфиопа эфиопом, я, конечно, не имел в виду национальность. По национальности, а вернее по исповеданию, он как раз еврей. Первых темнокожих евреев я увидел уже в Израиле и тут же вспомнил старый анекдот. "В автобусе сидит негр и читает газету на идиш. Заходит старый еврей. Долго и задумчиво смотрит на него. Потом, не выдержав, подходит и говорит: " Молодой человек, вам мало, что вы негр?".

Представитель племени Фалашмура, проживающего в Эфиопии – еврей. Неужели такое неисчислимое количество счастья может оказаться сосредоточенным в одном человеке?

Отстояв положенный час, чернокожий иудей должен был разбудить следующего, спящего рядом. И так по очереди. На моё еврейское счастье следующим был я, а за мной Аркаша. Проснувшись утром, я понял, что всё не так уж плохо. Так хорошо не высыпался уже давно. В квартире, где снимал комнату, жизнь бурлила двадцать четыре часа в сутки. Спать приходилось мало, а ещё учёба.

Сладко потянувшись, вышел из палатки и к удивлению увидел всё того же эфиопа. Тот опирался на автомат, видимо, чтобы не упасть от усталости, и был чернее обычного. Я уставился на него. Попытался сообразить, как же так получилось, что бедный парень всё ещё стоит на охране. Точно помнил, что меня никто не будил. Более того, я тоже никого не будил.

- Друг, почему ты меня не разбудил? - спросил я эфиопа без задней мысли.

Тот почернел ещё немного, сверкнул глазами и промолчал. "Чёрный квадрат Малевича", мелькнула в голове неожиданная мысль. Додумать её до конца не получилось, потому что появился выспавшийся Аркаша. Он подозрительно посмотрел на эфиопа и сказал, что тот вчера был светлее.

- Какой там вчера. Сейчас за пять минут он почернел уже несколько раз.

- Слушай, а чего он нас не разбудил?

- Не знаю. Спрашивал, но молчит, как партизан на допросе.

Наш диалог, естественно на русском языке, видимо вывел парня из ступора.

- Вы все расисты! - вдруг заявил он.

Мы воззрились на него с немым вопросом и, конечно, с негодованием. Обвинение казалось ужасно несправедливым. Эфиоп почернел в очередной раз.

- Когда я тебя попытался разбудить, - обратился он ко мне, – ты пообещал, что сломаешь обе руки, если ещё раз до тебя дотронусь. А ты, - обвинительный перст направился в сторону Аркаши, – пообещал сломать и две ноги после того, как твой друг сломает руки.

- Так ты что, так и стоял до утра?

- Так и стоял.

Мы с Аркашей недоумённо переглянулись.

- Ты такое помнишь?

- Нет, а ты?

- И я нет.

Сдерживая смех, нам с трудом удалось убедить парня, что всего этого не было. Если и было, то не со зла, а со сна. Наконец тот сменил гнев на милость и немного посветлел. Слава Богу, а то я уже стал опасаться, что этот представитель африканского континента превратится в чёрную дыру. Куда и затянет всех нас вместе с палатками и оружием.

Чтобы закрепить мир и дружбу, я пообещал научить эфиопа нескольким словам на русском. Парень проявил недюжинную способность к языкам. Фразу "Доброе утро, белый господин", что должно было означать "Доброе утро друзья", выучил довольно быстро. Каждое утро в течение следующих недель он будил нас этими словами. Конечно, мы сволочи, но как приятно просыпаться, когда тебя будят таким образом.

Так начался трёхнедельный курс молодого израильского бойца. Утро зарождалось с утренней пробежки. В первый же день я обратил внимание, что небольшая группа солдат вместо бега надевала кипы и уходила молиться в синагогу. Последовав за ними, выяснил, что являюсь Коэном (принадлежность к высшему духовному руководству). С тех пор каждое утро вместо бега направлялся в синагогу и занимал там почётное место.

Наши командиры были полны мотивации превратить нас в настоящих солдат. Они долго и нудно объясняли, что и как нужно делать, и чего делать нельзя ни в коем случае. Между нами, то есть командирами и подчинёнными, до конца курса должна соблюдаться "субординация". Обращение строго по форме. Все гражданские слова, типа "друг" и "братан", запрещены строжайшим образом. Лишь по окончанию курса проводился так называемый ритуал "отмены субординации", где уставные отношения сменялись на нормальные человеческие.

Начались бесконечные уроки, стрельбы, построения и… бег. Бег нравился меньше всего. Проблема утренней пробежки была мной уже успешно решена и заменена на невнятное бормотание в синагоге. Оказалось, что кроме утреннего существуют и другие забеги на различные дистанции, марш-броски, да ещё с носилками на плечах. Нет уж, увольте. Это точно было не для меня. Узнав, что на следующий день намечается именно такое событие, я бодро направился в санчасть. Там, чему совершенно не был удивлён, уже сидели Аркаша и знакомый парень по имени Игорь. Мы понимающе переглянулись.

От врача мы вышли уже со справками на руках. Каждый имел освобождение от бега, но по разным причинам. Ваш покорный слуга страдал варикозным расширением вен. Аркаша мучился от астмы, а Игорь маялся хроническим вывихом ноги.

Перед началом забега мы гордо продемонстрировали свои диагнозы сержанту. Тот странно посмотрел на нас, удручённо покачал головой и сказал:

- От бега освобождаю, но отдыхать не надейтесь.

Затем, не без удовольствия, указал на общественные туалеты, плац и палатку. Довольный собой, он распределил нас на их уборку. Как вы думаете, кому достались туалеты? Совершенно верно.

Дождавшись, когда хвост бегущей колонны исчезнет в пыли, мы естественно пошли спать. Через несколько часов, когда марафонцы, грязные и потные вернулись в часть, все вышеуказанные объекты были точно в таком же виде, в каком их вверили в наши работящие руки.

Тали, с таким видом, будто мечтала об этом всю свою жизнь, тут же отправилась проверять туалеты. Девчонка собиралась нарушить установленный нами статус-кво. Видимо получила задание проучить дерзкого бойца раз и навсегда. Решительная походка. Довольная физиономия. Она точно знала, что там увидит. Девчонка не ошиблась. Вышла из туалета с сияющим лицом и направилась в мою сторону.

- Пурлегран, или пурлипти?, - изящно поинтересовался я.

- Как?

- По-большому или по-маленькому?

Тали немного поскрежетала зубами, но смогла взять себя в руки.

- Солдат, почему не выполнил задание? - злорадно проговорила Афина (богиня войны в греческой мифологии).

Я, молча, продемонстрировал ей заусенец на мизинце. В ответ богиня продемонстрировала уменье пускать пар из ушей. Чтобы не оставаться должным, я сунул мизинец в рот и принялся сладко причмокивать. Это было последней каплей, если хотите, катализатором давно созревшего решения наказать фривольного солдата.

- За невыполнение приказа ты предстанешь перед судом командира части, - скорее прошипела, чем произнесла Афина.

- Да, но у меня болел пальчик. Только это помешало выполнить ответственейшее задание, возложенное на мои хрупкие плечи.

- Оправдываться будешь перед полковником. А теперь бери его, то есть палец и следуй за мной.

Сказать по правде, я был немного сконфужен. Теория, почти парадигма, трещала по швам. Ситуация выходила из-под контроля. Ничего не оставалось, как прибегнуть к помощи тяжёлой артиллерии. Изображая смирение, я опустил голову и безропотно последовал за посланницей Фемиды.

Проходя мимо телефона-автомата, остановился. Не спеша достал телефонную карточку и принялся набирать номер. За спиной послышался звук бульдозера, буксующего в речной гальке. Не оборачиваясь, я делал вид, что жду ответа от набранного абонента.

Конечно, жаль было девушку, зубная эмаль-то не восстанавливается. Да и зубные врачи в Израиле берут за одну пломбу, как за операцию на открытом сердце. Но на войне, как на войне. Выживает сильнейший. Наконец эмаль стёрлась и девушка, видимо, задела нерв.

- Солдат! Что ты себе думаешь?! Кому звонишь?!

- Как кому? Адвокату, - с невинным видом ответил я.

- Какому адвокату?

- Пункт 2346 армейского устава гласит, что каждый солдат имеет право на юридическое представление своих интересов.

- Какое ещё юридическое представление?- растерялась бедная командирша.

- Подпункт первый, пункта 2346 предоставляет право воспользоваться гражданским адвокатом. Пока он не приедет, я с места не сдвинусь.

В моём голосе появились стальные нотки.

- Я…я…я должна проверить,- заикаясь от волнения проговорила совсем уже не грозная, а просто испуганная девчонка.

Думаете, она вернулась? Хорошо ещё, что я не стал дожидаться, пока начальство станет проверять пункты военного устава. Долго пришлось бы ждать. Выкурив сигарету, вернулся в любимую палатку. В ней так хорошо спать, пусть даже без кондиционера и прочих удобств.

Не подумайте, что только мы с Аркашей делали проблемы. Весь взвод старался по мере своих возможностей. Просто у нас это получалось немного лучше.

На вечернем построении начальство долго хмурилось, видимо не зная, как начать разнос. Начать решили с эпитетов, приводить которые здесь не решусь. Вполне возможно, среди моих читателей есть женщины и дети. Для мужского пола любой страны эти эпитеты знакомы. Да и в любой армии они идентичны, с небольшой поправкой на ландшафт и геополитическую обстановку. Если страна имеет выход к морю, то к обычным эпитетам прибавляются "незаконно рожденный ихтиандр" и "лопстер-мутант". В горной стране обязательно появится "горный козёл". В пустыне же будут преобладать "тринадцатигорбые верблюды" и "беременные тушканчики". В Израиле были и море и горы и пустыни. Соответственно, перечень был долог и многообразен. Выдохшись, Ярон обвёл всех победоносным взглядом. В наших же глазах всё происходящее выглядело пародией на второсортные голливудские фильмы об армии.

- Вопросы есть? - подытожил "сержант-пародист".

Перед тем, как продолжить повествование, должен сказать, что в израильской армии ужасно любят всевозможные сокращения и аббревиатуры. Например, слово "машекиташ" означает – командир, который не является офицером и отвечает за социальные условия прохождения военной службы. К "машекиташ" вернёмся немного позже, а сейчас Ярон ожидал вопросов. Хотя на самом деле был уверен, что их не будет. Время позднее и все хотят спать. Любопытных ожидает не столько ответ всезнающего вождя племени, сколько справедливое негодование сослуживцев. Вождь, конечно, ответит и уйдёт спать, а вот сослуживцы останутся с любознательным солдатом на всю ночь. Вообще в любой армии всегда найдётся дежурный дурак, который на приказ «строиться», обязательно спросит: "С вещмешками или без?". Естественно, ответ будет: "С вещмешками, в полном обмундировании и с оружием".

Наш с Аркашей статус среди бойцов части позволял задавать вопросы в любое время и в любом количестве. Скажу без ложной скромности: этих вопросов даже ждали.

Существует два вида лидеров – формальный и неформальный. Мы принадлежали ко второму. Все знали, что наши "да" и "нет", сказанные где-нибудь в курилке, имеют силу предписания. Знали это и наши командиры. Даже если слова сказаны в шутливой или иносказательной форме, они воспринимались всеми, как указание к действию.

Ярон удовлетворённо кивнул и собрался уходить.

- У меня есть БэВэ.

- Что у тебя есть?

- БэВэ.

- БэВэ? Солдат, говори внятно. Какой ещё БэВэ?

- Большой Вопрос.

Аркаша, стоявший рядом со мной, хрюкнул и начал сползать на землю, где принялся содрогаться в конвульсиях, не в силах даже смеяться. Ярон разъяренно заорал:

- Солдат, что тебя так рассмешило? Твой друг - полный идиот. Если у вас слишком хорошее настроение, могу его испортить.

Взвод замер. Гнев Ярона мог материализоваться в ночной бег с препятствиями. Ночной бег –это действительно не смешно. Нам-то с нашими диагнозами всё равно, а каково остальным?

Аркаша продолжал некошерно хрюкать, но пытался встать на ноги. Ярон ждал. Вопрос мой был полной импровизацией. Конечно, я ожидал подобной реакции, но ночной бег мог подорвать даже мою репутацию. Пришлось помогать другу принимать вертикальное положение. Тот как-то особенно яростно хрюкнул напоследок и неожиданно посерьёзнел. Затем спокойно и обстоятельно принялся объяснять. Оказывается, смеялся он только потому, что ему послышалось что-то другое.

- И что тебе послышалось, придурок?

- Прошу прощения. Мне просто показалось, что он сказал МэВэ, а не БэВэ.

Тут пришла очередь удивляться не только Ярону и всему взводу, но и мне. Что такое МэВэ я не знал и даже не мог предположить.

- Ну и что такое МэВэ?, - осторожно поинтересовался сержант.

- Маленький вопрос, - не моргнув, произнёс мой друг.

Взвод превратился в стадо свиней, хрюкающих и валяющихся на земле. Сержант, пытаясь сохранить остатки авторитета, просто развернулся и пошёл в сторону офицерских общежитий. Только всё же я успел заметить на его лице едва заметную улыбку.

Пронесло.

Утром Аркашу вызвали на "ковёр" к начальству. Он вернулся задумчивым, сказал бы, даже загадочным. Помучив меня немного, всё же рассказал, что получил предложение, от которого невозможно отказаться.

- Ну-ну! Давай, рассказывай.

- Со мной говорил начальник части.

- О, какая честь!

- Говорит, мы с тобой неофициальные лидеры на базе.

- Это мы и без него знали. А что предлагал-то?

- Да погоди ты. Говорит, службу можно закончить по-разному. Разводит большой и указательный палец сантиметра на два, можно, мол, вот так, то есть остаться рядовым. Потом развёл пальцы сантиметра на четыре, а можно и вот так. И делает такую многозначительную паузу. Ну, я конечно, сразу "купился". Брови вверх, глаза навыкат. Рот приоткрыл. Даже слюну пустил для усиления эффекта. Показываю полковнику, что вроде заинтересовался. Тот полюбовался на моё личико и уже как-то обречённо, без пафоса, говорит – ефрейтором.

- Кем? Так и сказал? Не может быть. Вот это щедрость.

- Это ещё не всё. В случае заключения сделки, мы должны пообещать прекратить мутить воду в части.

- Он готов поверить нам на слово, или придётся поклясться честным ефрейторским?

- Короче, полковник ждёт ответа.

- А ты ему не сказал, что лучше дочь проститутка, чем сын ефрейтор?

- Не сказал. Как-то жалко старика стало. А что, может, примем предложение?

Мы весело рассмеялись. Тут Игорь, присутствующий при разговоре, вскочил и затряс указательным пальцем перед нашими лицами:

- Мы! Лидеры! Никогда не пойдём на уступки. Никаких сделок с начальством.

Мы с Аркашей понимающе переглянулись. У Игоря это наболевшая тема. Он, почему-то зациклился на лидерстве и очень болезненно воспринял то, что командир части не упомянул его имя в разговоре. Если мы просто развлекались, то Игорь воспринимал всё серьёзно. Парень он, в общем-то неплохой, и если ему так нравится считать себя лидером, пусть так и будет. Нам не жалко.

Единственные уроки, где мы не шутили и не позволяли делать этого другим, были тренировки с оружием. Во-первых, оно иногда стреляло. Во-вторых, умение обращаться с ним в нашей стране не роскошь, а жизненная необходимость.

Всё остальное нам, прошедшим советскую армию, казалось смешным и каким-то ненастоящим. Игрушечным, что ли. До того, как сюда попали, израильская армия представлялась эталоном порядка и дисциплины. То, что мы увидели, сильно озадачило. К солдатам относились примерно, как к овощам в теплице. Боже упаси кому-то простудиться. У сержанта тут же находился чистый носовой платок, и он преследовал сопливого бойца, где бы тот не находился. " Ну, высморкайся, ну пожалуйста, ну что тебе стоит. Да у тебя температура! Какой ужас. Немедленно к врачу и не забудь позвонить маме, чтобы она не волновалась".

Когда, по окончании первой недели сказали, что в наказание оставляют в части на выходные, мы страшно удивились. Неделя в армии, и уже всех отпускают на два дня домой? Видимо, чтобы мамы не волновались. Разве это не игрушечная армия, где солдат на выходные отпускают по домам?

В Красной армии за два года я ни разу не был дома. Хорошо это или плохо - не знаю, но здесь я чувствовал себя как в пионерском лагере.

Во всяком случае, оставшись на базе в выходные, мы не расстроились, а как раз наоборот - обрадовались. На самом деле, времени на общение после всех тренировок оставалось мало. Только ночью, после отбоя. В выходные же дни жизнь в части замирала, и мы были рады возможности общения друг с другом. Беседы с Аркашей доставляли истинное удовольствие. Мы говорили часами, и не могли наговориться. Аркаша умел не только шутить, но и поддержать разговор не любую тему. Умел и слушать, очень важная составляющая любого общения. Многие, пусть самые прекрасные рассказчики, забывают об этом и искренне удивляются, почему люди начинают их сторониться.

Аркаша подарил мне мир музыки. Этот мир открылся мне ещё в Союзе, примерно за год до репатриации. Тогда, к сожалению, я не успел его, как следует распробовать, но это уже совсем другая история. Немного грустная и совсем из другой жизни. Так что всё, что касалось музыки и музыкантов впитывалось мной с жадностью. С жадностью человека, вкусившего райское яблоко, но тут же лишённого его неземного вкуса и аромата.

На самом деле казалось, что мы с Аркашей знакомы уже много лет. Всё свободное время проводили вместе, и по отдельности нас практически невозможно было увидеть. В пятницу вечером, когда уже зашла суббота, мы удобно устроились в палатке. Насколько было возможно, конечно. Достали фляжки с тёплой, но всё-таки водкой и приготовились хорошо провести время. За разговором обе фляжки быстро опустели и нам конечно захотелось приключений. Уж не знаю почему, но мы ощутили острую необходимость позвонить Брамсу. Причём срочно. Незамедлительно!

Покопавшись в карманах и сумках, обнаружилось отсутствие телефонной карточки. Полное отсутствие. Абсолютное! Проклятый закон подлости срабатывал неукоснительно, не то, что мои социологические теории. Пришлось отправиться на поиски.

Обходя базу по периметру, наткнулись на уже знакомого эфиопа, который, как всегда, охранял что-то c автоматом. Поприветствовав его и услышав в ответ: "Доброе утро, белый господин", воспрянули духом. У Аркаши свои подходы к людям, и я предоставил ему инициативу.

Тот начал издалека:

- О, достойный представитель африканского континента. Свободный человек, сбросивший со своих плеч ярмо рабства. Великий охотник и бесстрашный вождь пигмеев и других хобитообразных племён. Наш темнокожий единоверец. Дай телефонную карточку, срочно позвонить надо, - и зачем-то добавил - Брамсу.

Эфиоп подозрительно глянул на него, но ничего не ответил. Только покрепче сжал свой автомат. Подсознательно он понимал, что ему говорят что-то непотребное. Но вычленить из речи Аркаши ничего конкретного у него не получалось. Сказав на всякий случай – "Ничего нет", он зашагал прочь. Но вы не знаете Аркашу, тем более не совсем трезвого. Отступать так просто, без боя, не в его стиле.

- Добросердечный Маугли, - начал он совсем уж ласково, - может, ты знаешь, у кого есть такая карточка? Если мы не позвоним, то Брамс очень расстроится. В таком случае придётся сообщить ему, кто послужил тому причиной. Ведь ты не хочешь, о кудреголовый, попасть обратно на галеры в качестве гребца?

Вот тут наш темнокожий единоверец и совершил ошибку, которая чуть не стоила нам жизни, а ему свободы, о которой так мечтали его предки. Он ответил высоким фальцетом, с неповторимым акцентом:

– Не зняю.

- Ах, не зняесь, а кто зняет?

- Не зняю.

Тут и я не выдержал и вступил в разговор:

- Подумай, мозет всё-таки зняесь?

- Не зняю.

- А что ты вообще зняесь?

- Не зняю.

- Кто был тридцать четвёртым президентом Америки, зняесь?

- Не зняю.

- Сколько будет дважды два четыре, зняесь?

- Не зняю.

- Кого синий ишак понюхаль, зняесь?

- Не зняю.

Всё это время эфиоп шёл быстрым шагом, почти бегом. Мы задыхались от смеха, но не отставали. Аркаша принялся опять похрюкивать, а я не мог уже даже смеяться, только повизгивал от восторга. Аркаша громко хрюкнул в очередной раз, и воинственно перенял эстафету:

- Что такое харяшё, а что такое плёхо, зняесь?

- Не зняю.

- Патриса Лумумбу зняесь?

- Не зняю.

Мы уже заканчивали третий круг по базе, когда Аркаша задал последний, судьбоносный вопрос:

- Мангисту Хайле Мариам зняесь?

- Зняю, - неожиданно серьёзно ответил несчастный эфиоп и передёрнул затвор автомата, - Он повесил моих родителей, - добавил он и направил автомат в нашу сторону.

Теперь роли поменялись. Мы убегали, только пятки сверкали. За нами гнался разъяренный мавр. Да ещё с оружием. Мавра совершенно не интересовало, молились ли мы на ночь. Мавр кричал фальцетом: "Зняю, белый господин, всё зняю".

Кто "зняет", чем бы закончился этот смертоносный марафон, если бы не чёрная кошка. Отважно бросившись под ноги взбешённому каннибалу, она прервала его кровавую охоту. Как две антилопы, спасаясь ото льва, мы помчались галопом к укрытию.

Как ни странно, спас нас Конфуций, много веков назад предвидевший такую ситуацию. "Трудно увидеть чёрную кошку в тёмной комнате, особенно когда её там нет".
Была ли там кошка? Позже, обсуждая чудесное спасение, мы так и не смогли придти к однозначному выводу.

Ночью заснуть, конечно, не удалось. Адреналин бурлил в крови. Хмель проходил, и я осознал, что чудом остался жив. Но в том, что произошло, виноват не только алкоголь. Такое состояние души я называю куражом. Кураж, это когда, кажется, что ты способен на всё. Как состояние влюбленности, перенесённое на другие жизненные ситуации.

Наутро мы вспомнили, что на следующий день назначен марш-бросок. Сегодня, в субботу, необходимо  принять меры по его предотвращению. Привычно заняв пост у санчасти, мы принялись ожидать прихода врача. Ждать пришлось бы ещё очень долго, но добрый медбрат снизошёл и напомнил, что сегодня выходной день. Марш-бросок должен случиться утром, получалось, что выловить Айболита до его начала мы никак не успевали.

Аркаша плотоядно оглядел ничего не подозревавшего медбрата и ненавязчиво подтолкнул его обратно в санчасть.

- Жди, - коротко бросил мне и исчез.

Что он там говорил, и как ему удалось настолько загипнотизировать бедного лекаря, осталось загадкой. Но факт остаётся фактом. Как в "Собачьем сердце" Булгакова, когда пришли выселять профессора из квартиры. Тот позвонил Самому, и попросил "такую бумажку", что бы "никто" и "никогда".

Бумажку мой друг выправил знатную. В ней говорилось, что предъявитель сего страдает астмой в тяжелейшей форме. Посему предписывалось на всём протяжении марш-броска неспешное движение в течение пятнадцати минут. После необходим десятиминутный отдых. Затем снова пятнадцать минут движения и так далее. Я прочитал рецепт и решил, что этого хватит на двоих. Каких там двоих, хватило на весь взвод.

Ярон долго осматривал вердикт, и никак не мог удостовериться в его подлинности. Но шедевр медицинской диагностики был настоящим, с подписью и печатью. Только скрежет зубов и игра желваков выдавали бурю чувств, бушующих в нём. Наконец сержант осознал, что приговор окончательный и скомандовал начало движения.

После третьей остановки, время которой отслеживалось нами по секундомеру с точностью до секунды, Ярон обречённо махнул рукой. Никто уже не пытался перейти ни на бег, ни даже на быстрый шаг. Движение колонны замедлилось до неспешного прогулочного шага. Марш-бросок стал походить на вальс-бросок, скорее вызывая лирическое настроение, нежели боевой армейский пыл.

- Им не видать теперь покоя, - задумчиво, почти на распев, проговорил тяжелобольной астматик, виновник происходящего здесь безобразия.

- Да, будет много перегноя, - так же задумчиво, но в рифму, поддержал его я.

Неспешно двигалась колонна.
Под гнётом комаров и зноя.
Вдруг мысль возникла благовонно.
Да, будет много перегноя!

Вмиг мы окутались туманом.
Под звуки скрипки и гобоя.
Ведомые одним обманом
Да, будет много перегноя!

Замшелый лист бровей коснулся,
Несясь под сенью, матом кроя
Кошмарный сон и я проснулся
Да, будет много перегноя!

И в тот же час порочным делом,
Без устали, не знав покоя,
Я б занимал младое тело.
Да, будет много перегноя!

Когда для нас , надежды сея,
Не изжила б страна застоя.
Поверь в скрижали Моисея.
Да, будет много перегноя!

Но ты борись под глас забвенья.
Очисть фурункулы от гноя.
Ты не получишь наслажденья.
И будет много перегноя!

Но только так, в честь Мельпомены,
Ещё в эпоху мезозоя,
Ты не почувствуешь измены.
Ведь будет много перегноя!

Вот так, перекидываясь рифмами, мы шли около получаса, когда вдруг ощутили, что шумовой фон вокруг нас изменился. Вернее, исчез вовсе. В колонне шли человек сто, но стояла абсолютная тишина. Мы прервали рифмоплётство, осознав, что все собрались вокруг и очарованно ловят каждое слово. Солдаты шли с раскрытыми ртами, завороженные таинством рождения стихов. То, как фраза "да, будет много перегноя" неустанно появлялась каждое четверостишие, вызывало в них сакральный восторг. Они искренне думали, что это таинство. Мы-то знали, как легко играть словами. Достаточно знать, что папа является рифмой на слово мама, остальное дело техники. Даже не техники, а смелости, решимости. Ну и, несомненно, куража. Большинство людей не пишут стихи только потому, что считают это привилегией Поэтов. На мой взгляд, это совсем не так.

Поэтов, к сожалению, очень мало, а вот умельцев подбирать рифмы к словам - предостаточно. Я нашёл простейший способ отличать поэта от рифмоплёта. Когда на просьбу: быстро, не задумываясь, подобрать рифму к слову "Европа", человек смущённо улыбается – он не поэт. Если говорит – антилопа – есть потенциал. Мизантропа – однозначно поэт.

"Не бойся, я могу хранить секреты.
Ведь мы не просто люди – мы поэты.
Простым, не нашей крови смертным, не понять,
Как просто словом рифмовать" - телепортировал мне Аркаша.

"Вот только сердца равномерный стук,
Вдруг прерывался временами.
Как исчезает всё вокруг,
Тогда стихи зову стихами" – послал я мысленный ответ.

Конечно, мы не стали развенчивать ореол, витавший над нашими головами. Даже Ярон, бесстрашный командир, смотрел на нас с уважением. Он, конечно, не понимал ни слова на русском, но видя, какими глазами смотрели на нас все остальные, тоже проникся.
Кстати, Ярона я назвал бесстрашным непросто так. До того, как стал инструктором в "учебке", он служил в боевых частях. Там в бою, настоящем, не игрушечном, получил ранение. Выйдя из больницы уже не смог вернуться туда, где служил. Теперь же ему приходилось противостоять двум клоунам, которых никак не мог понять.

С одной стороны, он считал нас олигофренами в лёгкой форме. Вот только временами закладывалось подозрение, что олигофреном делают его. Причём, так искусно и ненавязчиво, что поймать за руку не представлялось возможным.

Возьмем, к примеру, историю с "машекиташ". Помните, как это расшифровывается?
Командир, который не является офицером, и отвечает за социальные условия прохождения военной службы.

В один из первых дней курса молодого бойца Ярон сообщил на вечернем построении, что к концу второй недели в часть приедет "машекиташ". Можно будет обратиться к нему с любыми социальными проблемами. Как же он пожалел потом об этом.

Нам с Аркашей так понравилось это слово, что произносилось оно бесчисленное количество раз в день. День на третий все командиры, от Ярона до начальника части, перестали интересоваться, есть ли у нас вопросы. Всегда, в любой ситуации, в любое время суток, вопрос был один и тот же. "Машекиташ, где и когда?".

Слово произносилось с благоговением. В наших устах: "Где машекиташ?", звучало как вопрос о времени прихода Мессии. Начальство передёргивало. Многие даже считали диагноз Ярона преждевременным. Им казалось, что два русскоязычных солдата страдают не лёгкой, а весьма тяжёлой формой олигофрении. Поскольку, вопросом о "машекиташ" стали задаваться и другие бойцы в части, то и заразной.

Апогей эпопеи с "машекиташ" произошёл в городе Хедера. Нашу часть привезли туда для каких-то очередных учений. Пока ожидали прибытия автобусов, всех посадили буквой "П". Уж не знаю, кому в армии так приглянулась эта буква. Почему скажем не буквой "Ю", или твёрдым знаком?

Во всяком случае, приказали строго-настрого не вставать со своих мест под страхом расстрела. Начальство устроилось отдельно и с загадочным видом обсуждало стратегические планы наступления войск. Вполне возможно, я ошибаюсь, и обсуждению подвергалась тактика того же наступления. Вопрос отличия между стратегией и тактикой интересовал меня уже давно. Стратегия – искусство ведения войны, общий план. Тактика – всего лишь составная часть этого искусства. Только для того, чтобы узнать эту тайну уже стоило попасть в ряды доблестной израильской армии.

Так мы просидели минут пять. Я заглянул в честные глаза своего боевого соратника и увидел там, что мы засиделись. Стройной гармонии буквы "П" предстояло быть нарушенной. Мы редко обсуждали планы совместных действий. Когда парень с девушкой понимают друг друга без слов – это любовь. У мужчин совместные действия, спонтанные, без предварительного обсуждения, по-моему мнению, настоящая дружба. В будущем надо провести социологическое исследование на эту тему: "Корреляция мыслей, как фактор прогноза мужской дружбы", примерно таким образом. Теория, выведенная во время сидения в букве "П", может, принесёт известность, и имя моё поместят где-то между такими мыслителями, как Маркс и Энгельс, вытеснив оттуда Ленина.

Погрузившись в приятные мысли, я встал и неспешным шагом направился в сторону группы стратегов. Аркадий, естественно, бодро шагал рядом.

Нас заметили. Лица стратегов из глубокомысленных стали превращаться в изумлённые. Глаза щурились в попытке опознать злостных нарушителей. Издали командиры стали походить на группу китайских челноков, сидящих на баулах. По мере нашего приближения глаза расширялись, и китайцы превращались в общество страдающих от болезни Грейвса на отдыхе. Чтобы не делать сноску скажу, болезнь Грейвса ещё называют Базедовой.

- А где тут машекиташ? – спросил я и простодушно моргнул.

- Да, где? Мы уже всю автобусную станцию обошли. Нигде нет. И в справочной ничего не знают, – поддержал разговор Аркаша, который тоже усиленно моргал.

Всё это мы проговорили на иврите со страшным русским акцентом, старательно его утрируя. Затем перешли на русский, чтобы закрепить эффект. Каждый выдал пятиминутную тираду на родном "великом и могучем". В наших речах русские слова чередовались с единственным словом на иврите "машекиташ", которое произносилось десятки раз.

Выговорившись, мы замолчали, но всем видом выражали желание получить ответы на заданные вопросы. Абсолютный шок – наиболее подходящее слово. Наверное, даже получив известие о начале войны с Сирией, они не оказались настолько поражены.

Первым пришёл в себя Ярон. Помогла практика общения с нами. В полголоса он принялся нашёптывать что-то своим коллегам. По мере нашёптывания лица принимали понимающие выражения. Появились те слащавые улыбки, с которыми обычно говорят с умалишенными, соглашаясь с их навязчивыми идеями. Улыбки, как нельзя лучше, выражают мысли: "Да-да, конечно. Прямо сейчас из воздуха появится машекиташ. Только не кусайтесь, пожалуйста".

Я уж было решил полаять для убедительности, но передумал. Только сказал печально:

- Твоя моя не понимай, - после чего грустно, но с достоинством удалился.

Аркаша задержался на секунду, чтобы произнести обвинительную речь:

- Нет машекиташ – плохо, есть машекиташ – хорошо.

Сказал и гордо последовал за мной.

Посеянное нами зерно уже к утру проросло в чутких офицерских душах. На утреннем построении Ярона распирало от гордости:

- Солдаты! - так начал свою речь и замолчал.

Паузу он выдерживал около минуты, чтобы дать прочувствовать серьёзность момента. Когда буква "п" созрела, с пафосом продолжил, косясь в нашу сторону:

– Сегодня! До обеда! Отменяются все занятия! К нам едет….

Следующая пауза затянулась до двух минут. "Неужели ревизор?", подумал я. К сожалению, озвучить мысль не смог, так как не знал этого слова на иврите.

- Машекиташшш! - прогремел голос сержанта, который вложил в слово всё, чего натерпелся за эти дни. - Машекиташ будет принимать в офицерском корпусе до часу дня. У кого имеются проблемы, могут к ней обратиться. Только не все сразу.

- Надо же, машекиташ ещё и женщина, - смеясь, произнёс Аркаша.

Свободное время в армии необходимо использовать с наивысшим коэффициентом полезного действия. Соответственно, минут через пять весь взвод преспокойно уже спал в палатках.
Часа через два разъяренный рёв Ярона ворвался в наши сладкие сны. Судя по новым, ещё не знакомым эпитетам, тот всё это время просидел у компьютера в сайтах народного фольклора. Будь в тот момент у меня под рукой ручка с бумагой, точно записал. С таким новоявленным лексиконом можно претендовать на диссертацию, скажем, на тему "Использование животных в армейской терминологии".

Необходимо срочно спасать честь взвода, пока сержант не перешёл границу дозволенного. Среди ребят затесалось несколько лиц кавказской национальности, которые действительно не знали иврита. Стоило им понять несколько слов из речи Ярона, особенно удачные сравнения солдат с мировой фауной, и ситуация могла просто выйти из-под контроля.
С невинным выражением на лице подошёл и тихонько спросил:

- Где машекиташ?

Как и предполагалось, сержант запнулся на сложнейшей фразе, типа – "Вы жертвы генетических мутаций инфузории-туфельки, размножающейся в радиоактивной среде". Командир как-то обмяк, сгорбился и, всхлипнув, присел на кровать. Бывший боец спецназа был жалок. Парень он, в общем-то, неплохой, только горячий почём зря.

- Друг мой,- начал я не по уставу, но на чистейшем, литературном иврите, - послушай историю, произошедшую с одним моим палестинским другом по имени Гассан Абдурахман ибн Хоттаб, который проживал в секторе Газа. Парень в то утро опаздывал на очередной сионистский шабаш. Хоттабыч, как звали его друзья, решил перебежать дорогу на красный свет, да ещё в неустановленном месте. Едва нога покинула бордюр и коснулась проезжей части, как чьи-то сильные руки схватили за ворот рубашки, втащив обратно на тротуар. В ту же секунду огромный грузовик промчался точно в том месте, где только что стояла его нога. Хоттабыч обомлел и обернулся с намерением поблагодарить неожиданного спасителя, но на удивление никого не обнаружил. То есть людей вокруг оказалось много, но каждый спешил по своему делу. Не было никого, кто стоял за спиной и ожидал благодарности. Зато Хоттабыч обнаружил, что его восприятие окружающего мира удивительным образом изменилось. Над головами людей, в виде ореола, парили цифры. Цифры отсчитывали обратный ход. Вот мальчик, над головой которого с трудом можно было сосчитать нули, парила цифра 497660000. Старик с числом намного меньшим – 20736000. Беременная женщина, над головой которой витало – 248832000. Внутри неё, над ещё не родившимся младенцем – 497664000. Числа мелькали, непрерывно изменялись, но неуклонно уменьшались. Хоттабыч заворожено смотрел на эти числовые выражения человеческих судеб. Неожиданно его взор вычленил необычно короткое число – 20. 19, 18, 17, 16. Девушка не спеша подошла к машине, пискнула сигнализацией и открыла дверь. 15, 14,13. Хоттабыч не стал дальше раздумывать и бросился к ней. Бесцеремонно схватил за плечи и с силой выдернул из машины.
Тот же, а возможно и другой грузовик , на огромной скорости врезался в несчастный автомобиль. Смял, сплющил, раздавил. Хоттабыч моргнул и цифры над головами людей исчезли. Вернулось обычное восприятие мира. Он тут же вспомнил о шабаше и не стал ждать, пока девушка, пребывающая в ступоре, обернётся. Просто развернулся и заспешил по своим делам.

Ярон, загипнотизированный повествованием, слегка подёргивая глазом, смотрел мне в рот. Слова Аркаши: "Это очень грустная история", привели его в чувство. Сержант встал, отдал честь и, не говоря ни слова, вышел из палатки. Не знаю, показалось или нет, но смотрел он поверх голов.

Спать расхотелось и по праву "лидера" я скомандовал – "Машекиташ!". По тому же праву зашёл к ней первым. Девушка лет восемнадцати обрадовано засуетилась.

- Да, пожалуйста. Проходи. Не стесняйся. Я ответственная за социальные условия прохождения службы. Можно обращаться с любой проблемой, всё останется между нами, - на одном дыхании выпалила она.

- Холост.

- Как?

- Холост. Не устроен. Студент. Предпочитаю серьёзные отношения. Извращенок и любительниц одноразовых встреч прошу не беспокоиться. Да, и по уставу на каждой воинской базе должен быть кондомат! Исправный! У нас его нет.

- Но я…но…я…я….

- Если ты заикаешься, то не нужно комплектовать по этому поводу. Просто повторяй по несколько раз в день – "Корабли лавировали, лавировали, да и не вылавировали". Или, например – "Сшит колпак, да не по-колпаковски, вылит колокол, да не по-колоколовски. Надо колпак переколпаковать, перевыколпаковать. Надо колокол переколоколовать, перевыколоколовать". Или на худой конец – "Из под пригорка, из под подвыподверта зайчик приподподвыподвернулся". Да не пугайтесь вы так, барышня "худой конец" я употребил так, для красного словца. У меня с этим, слава Богу.

Скороговорки произнес, конечно, уже по-русски. Подождал несколько минут. Реакции не было. Я вежливо попрощался и вышел из кабинета. За мной в очереди стоял Аркаша. Вкратце пересказал ему разговор и принялся ожидать развития событий.

Мой друг вошёл, сел и произнёс:
– Холост.

Через пять минут Аркаша, выталкиваемый из кабинета машениташью, всё ещё декламировал: "Карл у Клары украл кораллы, а Клара у Карла украла кларнет. Если б Карл у Клары не крал бы кораллы, то Клара у Карла не крала бы кларнет".

На пятом холостяке "машекиташ" сломалась. С заплаканными глазами она выскочила из кабинета и умчалась в неизвестном направлении.

Вечернее построение проходило в напряжённой атмосфере.

Ярон отсутствовал.

Присутствовали две его помощницы и офицер, обычно не снисходивший до бесед с нами, простыми смертными. Мы преданно смотрели в его карие очи, всем видом выражая "раскаяние". К большому удивлению, речь была коротка. Несправедливо предположив, что взводу видимо, не хватает нагрузки, нам сообщили о завтрашнем мероприятии. Мероприятие проходило под кодовым названием – "полевые испытания". Подъём в пять утра. Небольшая пробежка километров на пятнадцать, не больше. После собственно полевые испытания. Рытьё окоп. Бег с препятствиями, то есть перепрыгивание этих же окоп. Отработка реагирования на ядерный взрыв. Вспышка слева, вспышка справа. Слева – падение в прыжке, головой в противоположную сторону. Справа – соответственно наоборот. На закуску процедура исполнения приказа с омерзительным названием – "Пазацта". Слово ещё противней чем "машекиташ". Расшифровывается как: "Падай, ползи, смотри и стреляй". Упражнения на "Пазацта" были обещаны к концу дня. Коротенько, часа на три, максимум на четыре. Затем пробежка обратно на базу, пока не стемнело. Времени до восхода луны останется немного, соответственно пятнадцать километров придётся бежать в темпе. Без остановок.

Офицер плотоядно улыбнулся и пожелал спокойной ночи. Девчёнки-сержантки наслаждались произведённым впечатлением.

- Ну-ну! - только и смог выговорить Аркаша, когда они тоже удалились.

- Что будем делать?

- Утро вечера мудренее. Будет день – будет пища.

На том и порешили.

Проснулись мы в отличном настроении, отдохнувшими и полностью готовыми к предстоящим трудностям прохождения воинской повинности. Голень Аркаши кровоточила так, что на неё страшно было смотреть. Я уже не говорю о запястье моей правой руки, оно просто сломалось! Рука опухла и походила на надутую резиновую перчатку, надетую на бутыль с брагой.

Меня увезли на "скорой помощи" в больницу, а вот другу повезло меньше. Получив освобождение от тяжёлых армейских ботинок и разрешение ходить в тапочках, ему всё же пришлось отправиться со всеми в поле. Не бегом - в командирской машине, но на базе остаться не удалось.

В такой ситуации расчёсанный комариный укус не произвёл должного эффекта. Требовались кардинальные меры. Перелом оказался в самый раз. Простой граненый карандаш в умелых руках может творить чудеса. Как волшебная палочка. Стоит им поводить по запястью примерно полчаса, и оно волшебным образом опухает, как при переломе. Этим фокусам я был обучен ещё в юности и применял в экстремальных ситуациях, в советской армии в том числе. А что работало там, неизменным образом функционировало и здесь. Это не теория и даже не парадигма – аксиома.

Рентген, как ни странно, не показал перелома, но чересчур осторожный врач решил перестраховаться. Перед ним, как-никак, находился защитник отечества, а не простой гражданин или гражданка. Перелом, не перелом, но, по его профессиональному мнению, небольшая трещина в кости точно присутствовала.

Рассчитывал я только на тугую повязку. Получил же совсем неожиданно гипс. На всё запястье, до локтя.

К обеду меня вернули в часть. Гордо прошёлся по всем местам, где мог встретить начальство и продемонстрировал свеженький гипс. Выполнив и даже перевыполнив программу минимум, я отправился в любимую палатку спать. Сделал дело – гуляй смело. Или как говорится на идиш – "Видел я ваши учения в гробу и в белых тапочках!". Взвод объявился к вечеру, терзая моё нежное обоняние. Однополчане бросились к раненному солдату проявить сочувствие. Как будто я, а не они, подвергался целый день полевым экзекуциям. Я гордо продемонстрировал гипс, мастерски простонал на "бис" и, наконец, встретился глазами с Аркашей. Взгляд говорил – "Сволочь! Уважаю!". Он протянул руку для рукопожатия. Запястье с гипсом потянулось навстречу. Дождавшись, когда друг аккуратно, очень бережно, вложил свою ладонь в мою, сильно сжал пальцы "переломанной" руки. Аркаша вскрикнул от боли, улыбнулся и уже озвучил:

- Ну ты и сволочь! Уважаю!

После отбоя Аркаша рассказал, как он провёл день. Надо заметить, история не менее интересная. Приведу её целиком, как услышал.

История Аркадия.

"Короче, на место полевых мучений я доехал с комфортом. На командирском автомобиле. Затем мне, как раненному, вручили полевую рацию. Сказали, мол, всё равно ходить не можешь, так хоть сиди и слушай. Она что-то бубнила всё время армейскими кодами, понять о чём - не представлялось возможным, да не очень-то и хотелось. Наши вояки дружно рыли окопы, а я от безделья и скуки принялся собирать полевые цветы. Сержант подошла и строго спросила:

- Боец, тебе что, делать нечего?.

Я нежно так взглянул ей в глаза. Затем улыбнулся соблазнительно, как только мог и протянул букет.

- Это вам, прекрасная фея.

Нэта ужасно засмущалась:

- Аркадий, - говорит, - так нельзя. Ты солдат, а я твой командир. И до конца курса между нами должна соблюдаться строгая субординация.

- Но сударыня,- говорю я ей. - Вы не только мой командир, но и прекрасная девушка. Эти лютики так подходят к цвету ваших глаз, да и букет завянет до окончания курса. Скажу по секрету, - я прошептал, наклонившись к уху девушки, - ты похожа на мою маму в молодости.

- На маму?

- Именно, но обещаю сохранять субординацию до окончания курса.

- Какая там субординация, вы со своим другом отменили её с первого дня.

Представляешь, после этих слов она расплакалась и убежала. В ту же секунду ожила рация. Мне мало было понятно из-за дурацких кодов и сокращений, но то, что говорили о тебе – точно. Показав Нэте жестами, чтобы подошла побыстрей, попытался разобрать бред, доносившийся из динамика. Девушка подбежала и прислушалась. Затем принялась бухтеть в трубку. По мере того, как получала ответы на своё бухтение, лицо её мрачнело всё больше. Она украдкой посматривала на меня и тут же отводила взгляд. Будто боялась, что я смогу что-либо прочесть по её глазам.

- Солдат…. Аркадий. Я расскажу тебе кое-что по секрету. Пообещай только, что не предпримешь никаких необдуманных действий. Сядь, пожалуйста и не волнуйся.

- Да я вроде и так сижу.

Она взяла меня за руку, посмотрела прямо в глаза и прошептала:

– С твоим другом произошло несчастье.

- Нет! - простонал я и сжал руку, которую девушка так и не убрала, - Что с ним, сестра? Говори. Не молчи. Не рви душу на части. Имеющий уши – да услышит. Имеющий глаза – да увидит. Не скрывай ничего. Стой, не говори. Тихо! Всё, готов. Неси свои страшные вести, посланница тьмы. О, горе мне! Ну! Ну же!

Нэту передёрнуло от этих слов. Она странно взглянула и содрогнулась всем телом. Не будучи уверенной, ещё до моего страшного монолога, стоит ли посвящать меня в тайну, теперь поняла точно, что совершила ошибку. Она содрогнулась ещё раз, уже намного сильнее. Колбасило девочку не на шутку. Даже стал опасаться, не перегнул ли  палку. То, что говорил на иврите, уже видимо не удивляло. Смысл же слов настолько поразил неискушённое сознание, что теперь надо было выводить её из этого состояния. Несколько секунд искал подходящую фразу. Нашёл:

- Слушай, а где здесь уборная? От вашей пищи у меня в животе происходят чудеса пищеварения.

- What? – Почему-то перешла на английский Нэта.

- My name is Arkadiy. A am a soldier in Israel Defense Forces.

- What?

- You can torture me, I shall not tell you anything!

- А…

- Что "а", тебя пытать надо? Говори, что стряслось-то, синий ишак тебя понюхал.

"Синий ишак" произвёл необходимое впечатление, и девочка вышла из ступора.

- Твой друг сломал руку, – быстро выпалила она, пока я не успел сказать ещё что-нибудь.

- И всё?

- Всё, - приободрённая такой равнодушной реакцией, обрадовано воскликнула Нэта.

- О горе мне!- Запричитал я и попытался посыпать голову песком.

Песка вокруг не наблюдалось, так что пришлось водрузить на голову несколько травинок и изображать таким способом горе. После этого меня освободили даже от сидения рядом с рацией и предоставили кровать в офицерской палатке. Мои трудолюбивые сослуживцы только что установили её в тени. Вернулся я в часть тоже на машине, ну а дальнейшее тебе известно".

Дослушав рассказ друга, я даже пожалел, что не находился с ним там, что бы лицезреть такую сцену воочию.

Утром я принялся искать "рукодельников". Они и так всю жизнь были вокруг меня, а уж со сломанной рукой…. Как говорится: "Сам Бог велел".

Вообще "рукодельник" – призвание. Дословное значение слова – тот, который знает какое-либо ремесло, умелец. Я же вкладываю в эту единицу речи совсем другой смысл. Мой "рукодельник" не столько умеет делать любую работу, сколько жаждет её. Причём своей работы ему, всегда мало. Его отличает бескорыстное, но и бессмысленное стремление помочь ближнему. Скажем, заметив замешкавшегося инвалида на пешеходном переходе, "рукодельник" вцепится в его коляску и будет бескорыстно бежать с ней, не обращая внимания на вопли несчастного – "Мне совсем в другую сторону". Если направить такую бурную энергию в нужное русло, то "рукодельник" станет полезным подспорьем в любой ситуации. Поэтому, самое главное – правильная организация. "Рукодельники" должны действовать, как единый организм. Каждый должен иметь свою должность, свою функцию. "Рукодельник" Боря был назначен постельничим. "Рукодельник " Давид получил почётную обязанность шнуровальщика обуви. Он же имел честь и чистить эту самую обувь. "Рукодельник" Дан гордо нёс мой автомат по дороге в столовую.

Перед входом в столовую стоял Ярон, пришедший наконец-то в себя. Хоть он и вернулся в строй, но был бледен и, время от времени, бросал подозрительные взгляды поверх наших голов. Сержант набрал побольше воздуха и гаркнул:

– Двадцать раз отжаться!

Тишина. Ни одного движения.

- Вы, русские придурки! Когда выучите иврит?

Тишина.

- Смотрите, тупицы, показываю один раз, – Ярон упал в пыль и бодро отжался двадцать раз.

Тишина.

- Всем делать так, как я показал.

Тишина.

- Взвод идиотов. Показываю ещё раз для особо тупых. Повторяйте вслед за мной, - Ярон снова нырнул в пыль и уже с трудом, но отжался двадцать раз.

Аплодисменты.

- Толпа уродов, - заключил сержант и, не оборачиваясь, зашёл в столовую.

Сделав небольшой перекур, столь необходимый после изнурительных физических упражнений, мы последовали за ним. Вход заслонял собой начальник столовой. Как все начальники столовых во всём мире, для этого ему не требовалось особых усилий. Обойти такое препятствие просто невозможно. Шире деревенской дороги. Столь необъятную фигуру дополнял гигантский баклажан, росший у исполина между щёк, по всей видимости, называемый носом. Я смотрел на это произведение искусства и думал, что парень, видимо, не выходит из дому в ветреную погоду. Его же на ветру будет разворачивать, с таким-то парусом.

- Первый взвод, отойдите в сторону. Сейчас очередь четвёртого взвода, - сочный голос владельца овощеобразного носа соответствовал внешности.

Первыми стояли, конечно, мы с Аркашей. Слова начальника столовой не вызвали никакой реакции на наших, лишённых выражения лицах.

- Что, не понимаете иврит?

Никакой реакции. Туповатые лица. Опустошённые взгляды.

- Русские?

Равнодушный кивок.

- Всё понятно.

Начальник столовой обречённо махнул рукой и посторонился. Знал по опыту: объяснить "таким" что-либо просто невозможно. Он даже тайно подозревал, что изучение иврита "таким" не особенно поможет.

В столовой между "рукодельниками" произошла ссора из-за того, кто понесёт для меня поднос с завтраком. Мой недосмотр – не спорю. Такие функции распределяют заранее.
Победил "рукодельник" по имени Косой-Игнат, новый репатриант из Аргентины. Себя он почему-то называл Хосе-Игнасио. Очень активный парень, воспринимающий службу как священный долг. Игнат не одобрял наши с Аркашей подвиги. Практически не зная иврита, никак не мог этого объяснить, ни нам, ни начальству. Помощь сослуживцу со сломанной рукой воспринималась им, как вынос раненого с поля боя. Такую мотивацию необходимо поощрять. Неуклюже поковырялся вилкой в тарелке, держа её в левой руке. Тяжело вздохнул, безнадёжно опустил вилку на стол и с горечью на лице отодвинул от себя еду. Косой, как истинный "рукодельник" тут же завладел вилкой. Я, конечно, поартачился для приличия, но затем милостиво позволил  покормить себя. Такого Аркаша выдержать уже не мог и стал медленно сползать под стол. Там тихонько повизгивал, закрывая рот ладонью, чтобы не вспугнуть сердобольного "кормильца". Аргентинец же войдя в роль, ничего не замечал. Более того, по окончании трапезы, даже не забыл вытереть салфеткой мой рот.

Барствовать нравилось. К вечеру настолько свыкся с новой ипостасью, что забывшись, протянул Аркаше ноги, ожидая помощи в снятии ботинок. Когда через несколько секунд понял, что ничего не происходит – удивлённо воззрился на нерасторопного "рукодельника". Встретив возмущённо-весёлый взгляд, осознал, что обратился по ошибке к другу. Мало того, к другу, знающем правду о моём увечье. Мы так хохотали, что среди "рукодельников" начались волнения. На лицах проявились смутные подозрения, что "предмет их слепой благодетели" страдает не в той мере, в какой представляет им.

В четверг сообщили, что всех отпускают на выходные домой. Причём нас с Аркашей в первую очередь. Два инвалида основательно опостылели начальству. Встреча лицом к лицу с нами не сулила командирам ничего хорошего. Каждому, независимо от должности, звания и рода войск, предъявлялись гипс и тапочки. Затем следовал длинный обвинительный монолог на русском языке, с вкраплениями на иврите, типа машекиташ, пазацта и кондомат. При этом жестикуляция выражала чрезмерное страдание. В пятницу с утра мы уже стояли той самой буквой "П". Чистые, побритые и, на удивление начальства, послушные.

Дома, вернее, у друзей, где я снимал комнату, с нетерпением ожидали моего появления. Всё было давно готово. Намечалась знатная вечеринка, на которую были приглашены Аркаша и Игорь. Естественно с подругами. Дома мне позволили всласть выспаться. Ребята считали, что солдат израильской армии, как и советской, должен стойко и мужественно переносить все тяготы и лишения армейской службы. Я не стал развенчивать ореол страдальца и вовсю пользовался предоставленными привилегиями и поблажками. То есть, не участвовал ни в уборке, ни в приготовлении закуски, ни в сервировке стола.

К вечеру появились первые гости. Совершенно неожиданно нарисовался Брамс. Назначенное время встречи всегда было для него не больше, чем ни к чему не обязывающая рекомендация. Договариваясь, допустим, на семь часов вечера, Брамсу сообщали, что встречу назначили на шесть. Тогда была надежда, что к восьми он появится. Брамс вошёл и заполнил собой всё пространство, и физическое и ментальное. Он одновременно жарил что-то на кухне, громко говорил и при этом внимательно слушал. Такой был человек. Личность, прямо скажем, неординарная. Обладая безграничным кругозором, мог поддержать разговор на любые темы, начиная от техники и заканчивая искусством. Причём разговор мог не только поддержать, но и вести его на таком уровне, что даже специалисты в той области, о которой шла беседа, не могли ничего добавить. Брамс, конечно, не был "рукодельником", он был близким другом. Но всё же к его помощи я иногда прибегал. Особенно в ситуациях, когда сталкивался с профессионалами (или профессионалками) в области знаний, о какой не имел никакого понятия. Если такие люди, замечая пробел в образовании, принимались грузить меня с чувством превосходства, то просто в следующий раз я приходил с Брамсом.

Однажды я познакомился с художницей по имени Ася. Выслушал двухчасовую лекцию о том, под каким углом и на каком расстоянии необходимо смотреть картины, решил отомстить. На следующее свидание пришёл с Брамсом, причём даже не удосужился рассказать ему, о чём речь. В тот вечер Ася успела только произнести имя французского художника Клода Моне. "Моне?", заинтересовался Брамс, и вот уже ей пришлось выслушать такую же лекцию. Но с такими подробностями из биографии несчастного художника, о которых он и сам никогда не подозревал. В последующем общении со мной Ася старательно обходила тему высокого искусства.

Итак, Брамс царил на кухне, с неизменным полотенцем на шее, а гости продолжали приходить. Гостей в доме любили. Достаточно рекомендации одного из членов компании, и человек мог приходить в дом в любое время дня и ночи. По любому поводу и без оного. Сам я попал сюда по рекомендации всё того же Брамса. Вернее, он взял меня с собой на празднование Нового Года. Тогда, после некоторых печальных событий, я проживал в машине. В маленьком Фиате. Со всеми вещами и попугаем Кешей. Если я ещё ходил на работу и возвращался в автомобиль только переночевать, то пернатый друг находился там двадцать четыре часа в сутки. Судьба у этой птахи была необычна, но сейчас разговор не о ней.

Празднование Нового Года затянулось до утра. К тому времени я был уже в таком состоянии, что не мог добраться даже до машины. Пришлось рассказать хозяевам квартиры о своём бедственном положении. Они так расчувствовались, так прониклись, что предложили остаться жить у них. Поселили в комнатке, в которой помещалась только кровать, но в моём положении выбирать не приходилось. Как оказалось, потом, и жалеть не пришлось ни разу. Народ, собиравшийся в квартире оказался в основном "качественный", интересный и весёлый. Только вот пили там слишком много, что сильно мешало учёбе в университете. Пришлось жить по принципу: "Если водка мешает учёбе, то ну её на фиг, эту учёбу".

Сегодняшняя вечеринка обещала быть особенной. Во-первых, повод – меня отпустили из армии на побывку. Во-вторых, как виновник торжества, имел право выбирать гостей. В-третьих, заказывать музыку. Лёва, имеющий в своём репертуаре песни всех времён и народностей, обещал петь только то, что попрошу я.

Наконец-то вся компания в сборе. Аркаша и Игорь пришли с девушками, что вызвало определённое волнение в мужских рядах. Нина, подруга Аркаши, вообще произвела фурор, но все держали себя в рамках приличия. Народ чинно расселся за столом, согласно купленным билетам. Только вот "человеку без шеи" не повезло. Парень жил по принципу: "Рожденный пить – любить не может". Женскую часть нашей компании он попросту терпел. Терпение же заканчивалось в тот момент, когда девушки пытались увести разгулявшихся кавалеров по домам. Вот тогда Олег (так звали "человека без шеи") начинал сильно нервничать, что было чревато необратимыми последствиями.

Не повезло ему сегодня потому, что напротив усадили жену Игоря. Заметьте, не Лёву с гитарой, как обычно, а какую-то незнакомую девушку. Всё бы ничего, если не платье Ларочки. Вернее, отсутствие такового. Вырез платья смутил даже человека, не рожденного для любви. А вырез был знатный. Заканчивался где-то в области пупка. Конечно, "человек без шеи" спокойно выдержал бы. И не такого от нас натерпелся. Только вот Ларочка всё порывалась, перегнувшись через весь стол, положить в его тарелки закуски. При этом вырез распахивался настолько, что фантазии места уже не оставалось. Уж не знаю, какие цели она преследовала, но бедный парень никак не мог сосредоточиться на том, для чего был рождён.
Спасая своё зрение от косоглазия, Олег не выдержал и, подхватив наполненную тарелку, ретировался на другой конец стола. Отдышался и только тогда открыл банкет:

- Друзья, а не взбодриться ли нам вином?

Это было традиционное открытие всех вечеринок. Вопрос естественно риторический. Ответ подразумевался в самом вопросе. Наполнились бокалы и рюмки. Началось!

Пили в тот вечер особенно много. Даже больше, чем обычно. Виноват был, конечно, я. Репертуар, заказанный у Лёвы, состоял в основном из песен на идиш. Петь такие песни могли не все. Соответственно тот, кто не пел – пил. Аркаша, который прекрасно пел, участвовать в хоре не смог. В самом начале вечера он неосторожно похвастался "рождённому пить", что родом из Сибири. Тот воспринял сказанное, как личный вызов. Но часа через два повеселел и принялся искать тетрадку с ручкой. Ни лист бумаги, ни даже несколько листов, которые тут же нашлись, его не удовлетворили. Когда Олегу что-то от кого-то надо, это сразу выходит за рамки его личной проблемы. Ни есть, ни пить, ни даже говорить становилось просто невозможным. Всем пришлось включиться в поиски, хоть и не по своей воле. Создавалось впечатление, что невидимый оператор нажал кнопку и запустил гигантский поисковый механизм. Наши беспорядочные хождения из комнаты в комнату, походили на игру марионеток, двигающихся против своего желания. Марионеток дергает за нитки невидимый хозяин, наш же сидел у стола и хмурил брови. Для сходства с Леоновым из "Джентльменов удачи" ему не хватало только задрать майку на живот, выставить вперед два пальца и процедить сквозь зубы – "Сколько я зарезал, сколько перерезал".

Я опустился на стул рядом с Олегом и вкрадчиво, осторожно спросил:

- Скажи мне друг, а для чего, собственно, тебе так сдалась эта злополучная тетрадь? И сколько листов по твоему мнению в ней должно быть?.

- Нужна мне общая тетрадь, листов на сорок. Ну, помнишь, в которых мы писали в Союзе.

- Понятно, но зачем она тебе, Олежка, именно сейчас. До завтра никак не потерпишь?

- Это ведь ты привёл Аркашу, - его обвинительный перст упёрся в мою грудь.

- Ну, он мой армейский друг, я же тебе рассказывал.

- А почему ты не рассказывал о чудесной девушке божественной красоты, которая пришла с ним?

- Олежка, какая девушка, что на тебя нашло вдруг?

- Я женюсь на ней!

Меня бросило в холодный пот. Уже услышать от Олега о том, что ему понравилась девушка – нонсенс. А тут, девушка друга. Голова пошла кругом, уже не от выпитого вина.

- А…, - попытался я открыть рот, что бы сказать хоть что-то, когда "человек без шеи" перебил меня.

- Ладно, проехали, шутка. Проблема совсем в другом. Представляешь, твой друг сказал, что родом из Сибири.

На какое-то время я перестал соображать, что происходит. Примерно то, что я делал со своими командирам в армии ещё вчера, сегодня сделали со мной. Причём так элегантно, что я даже не заметил ничего подозрительного. Я просто весело рассмеялся. Как хорошо было находиться дома, среди друзей. Между тем, Олег не поддержал моего веселья:

- Так вот, сибиряк твой сказал мне, представляешь - мне, что умеет пить. Я, конечно, обрадовался – достойный собутыльник редкость в этой стране.

- Ну…

- Аркаша обманул. Выпил бутылку водки и стал меня избегать. Нашёл я его на балконе, где он, якобы, дышал свежим воздухом. Налил…

Пауза затягивалась. Я терпеливо ждал окончания рассказа, опасаясь очередного подвоха.

- Твой друг не допил рюмку до конца!

Страшное обвинение.

- Согласен Олег. Это беспредел! Я с ним обязательно поговорю, но тетрадка-то, зачем понадобилась?

- Как зачем? Чтоб твой друг рисовал в ней рюмки. Перед тем, как садиться за стол в следующий раз, он обязательно должен потренироваться на бумаге. Поверь моему опыту – нескольких листов ему не хватит.

Во всём, что касается спиртного, "человек без шеи" шуток не понимал и не принимал. Пришлось клятвенно обещать, что Аркаша будет тренироваться в армии, под моим присмотром, и под мою же ответственность. На этом инцидент был исчерпан. Компания вернулась за стол, как ни в чём не бывало. Такие происшествия были у нас обычным делом.

Нинка, та самая, на которой хотел "жениться" Олег, выглядела какой-то уж слишком задумчивой. Присутствуя при нашем с Олегом разговоре, она, естественно, сделала правильные выводы. "Валить надо из этого притона, да поскорее", читалось в глазах. Новые друзья ей совсем нравились. По всему было видать, что девушка сообразительная и прекрасно понимает, чем закончится вечер для любимого. Она подсела к Аркаше и, не обращая внимания на гневные взгляды Олега, принялась что-то нашёптывать тому на ухо. Лицо любимого не сразу приняло осознанное выражение. Шептать пришлось минут пять. За это время мой друг, с лёгкой подачи "человека, рождённого пить", успел принять ещё пару-тройку рюмок.

Вняв, чего хочет дама, Аркаша попытался пошептать что-то в своё оправдание. Парень тут же наткнулся на стальной взгляд и потух. Видимо, такой взгляд был ему очень хорошо знаком. Закрепляя успех, грация шепнула ещё пару фраз и Аркаша попытался принять вертикальное положение. Шёпот производил впечатление не только на объект, которому адресовался. Народ в ближайшем радиусе незаметно рассосался, инстинктивно стараясь держаться вдали от эпицентра опасности. Так змея шипит, а потом резко бросается и кусает первого попавшегося. Так вулкан клокочет перед извержением, а затем раскалённая лава поглощает всех, виновных в пробуждении каменного исполина, и не имеющих к этому никакого отношения.

Девушка, держа моего боевого соратника за ухо (а может, просто поддерживая за воротник – я плохо разглядел), гордо дефилировала к выходу. "Ещё один сгорел на работе", читалось в сочувствующих взглядах. Аркаша обречённо семенил ногами, будто его вели на заклание. Все смущённо отводили глаза, не решаясь встать на пути грозной грации. Спасение пришло как всегда неожиданно и в последний момент. У двери, как грозный ангел с мечом у входа в рай, стоял Брамс. Мощная фигура полностью заслоняла проход. Глаза пылали как два раскалённых угля. Стальной взгляд вперился в угли и поплыл. Расплавился, как плавится самая прочная сталь в доменной печи. Брамс спокойно, но довольно зловеще произнёс:

– Аркадий некоторые вещи будет делать только потому, что он мужчина. Сейчас он вернётся к столу, а ты – на место!

"Место" прозвучало как приказ, ослушаться которого просто нельзя. Так был восстановлен порядок. Не успели провозгласить тост за чудесное избавление Аркаши, как раздался испуганный голос Игоря:

- Ребята, там, в ванной голая девушка.

- Игорю больше не наливать, - со смехом сказал кто-то из ребят, - Игорёк, приляг в спальне и отдохни. Знаешь, в ванной люди иногда купаются, при чём обычно без одежды.

- Да, но она в ней спит. Абсолютно голая и без воды.

Сие становилось интересным и все дружно пошли поглазеть. Ванная действительно оказалась не заполнена водой, и в ней безмятежно спала девушка. Народ столпился у входа и принялся обсуждать ситуацию. Мнения расходились по двум основным вопросам. Первый – будить или не будить. Второй – налить воды или нет. То, что девушка обнажена, никого не интересовало. А что - имеет право. Сквозь толпу протиснулся заинтересованный парень. Посмотрел на безобразие, узнал в спящей свою жену, махнул безразлично рукой, мол, это же всего лишь моя жена, и вернулся к столу.

Как закончился вечер, помню плохо, но знаю точно, что всё прошло прекрасно. Странно только, что на следующий день Аркаша не позвонил. Скорее всего, был занят рисованием рюмок в общей тетрадке. Я решил его не беспокоить. В любом случае завтра встретимся в армии и он сам всё расскажет. Так и произошло. Аркаша был в полном восторге от нашей компании. Единственным омрачающим фактором являлось то, что "грация" запретила со мной дружить. Последней каплей стала поездка домой, когда Нинке всё-таки удалось вырвать своего ненаглядного из лап одного ангела по имени Брамс, и второго ангела по имени "человек без шеи" (я специально проверял – вход в рай охраняли именно два ангела).
Аркаша сел в машину, нажал на газ, закрыл глаза и сказал – "Рули".

В последний совместный вечер в армии Аркаша показался мне необычно грустным. На вопросы о причине плохого настроения, просто отнекивался. Но, конечно, долго не выдержал и рассказал в чём дело. Одна из сержанток, та, которой подарили букет цветов, рассказала-таки по секрету ещё одну страшную тайну. Днём состоялось распределение солдат по различным частям и оказалось, что мы с Аркашей попали в разные места. Сообщить об этом должны были только завтра, но никто из командиров не хотел брать такую неприятную обязанность на себя. Пока все спорили, Нэта тихонько выскользнула из командирской и побежала к Аркаше. Оказывается, букет полевых цветов подарен не зря и оказал своё обычное действие даже на сержанта израильской армии.

На следующий день судьба, в лице израильских военачальников разбросала нас по разным частям. Случайное знакомство, зародившаяся у стен хайфского "Дома солдата", переросло в дружбу. Дружба прошла испытание временем. С тех пор прошло двадцать лет, а мы с Аркашей помним те три недели так, будто всё произошло только вчера.

Хайфа, март 2010.