Полковник ВЕРШИНИН
Досадно, что я не помню его имени-отчества. Мелькнул он в моей жизни, ничего реально не сделал, а только мысль заронил, да надежду. Однако так вышло, что жизнь мою повернул. Бывает и такое.
Как я говорил, в Ашхабаде жилось и служилось мне замечательно. Однако ситуация в стране начинала ухудшаться, национализм поднимался – всё же шёл 1990-й год. Сама Туркмения являла тогда собой оазис тишины и спокойствия. И всё же…
Пришла пора делать вывод: как-то выбираться из Средней Азии или оставаться там же.
Поскольку мне в Ашхабаде нравилось, особых усилий, чтобы оттуда уехать, я не предпринимал. Да что там говорить: о том, что Советскому Союзу осталось жить только год, в Туркменистане не чувствовалось вовсе! Так чего же было дёргаться?..
Тут-то и проявился в моей жизни этот Вершинин.
Как-то находился я в очередной командировке в Ташкенте. И в номере гостиницы КЭЧ оказался с этим самым полковником. Он приехал из Львова, где служил в военном политическом училище. И как-то сошлись мы с ним характерами. Нет, немного не так, не то, чтобы сошлись. Просто я принимал его таким, как он есть, не лез с ним в особые споры, а больше слушал. А поговорить и повещать он любил. Вот и вышло, что он больше говорил, а я слушал. Ну покажите мне полковника, которому такое положение дел не понравится?.. С другой стороны, он оказался в Ташкенте впервые, а я город знал неплохо. И водил его куда-нибудь, когда выдавалось свободное время.
Как-то в «Зеравшане» - этот питейный комплекс, наверное, помнят все, кому довелось бывать в Ташкенте – я ему запачкал брюки. Это сейчас можно купить что угодно – тогда ассортимент в магазинах богатым не назовёшь. У Вершинина имелся великолепный по тем временам летний костюм – лёгкий, серый, со стальным отливом. Пили мы пиво и ели деликатесных для советской действительности цыплят табака. Макаю я куриную ножку в соусницу, а мясо соскальзывает с косточки, рикошетит от стола – да прямиком ему на брюки. Пятно – жирное, да ещё в томатной подливке!.. Полковник оказался на высоте – ни слова упрёка или досады! И денег на химчистку не взял.
Так вот, он-то первым и произнёс слово «Академия».
Вариантов вырваться из Средней Азии имелось всего несколько. Один из них – поступить в академию, в частности, в Военно-политическую им. Ленина. Это являлось мечтой абсолютного большинства политработников отдалённых округов, конкурсы в этот вуз были сумасшедшими, и потому в сознание чётко впилась мысль о том, что в ВПА без блата поступить невозможно. Об этом я и сказал соседу по номеру.
- Помогу! – заверил он.
В результате не помог. Не смог или не захотел – не знаю. Звонил я ему во Львов, несколько раз звонил, он мне что-то говорил невразумительное, но в общем-то пальцем не пошевелил, чтобы выполнить своё обещание. Однако я не держу на него зла. Потому что с его подачи я вдруг поверил, что и простые смертные, пришедшие в журналистику «от сохи», способны поступить в академию. И начал действовать в этом направлении. Как именно следует действовать, подсказал Олег Исмагилов, тогда сотрудник газеты «Фрунзевец» (ныне проживает в Санкт-Петербурге).
И в результате я поступил-таки на редакторское отделение академии. Закончил его. И с тех пор служил в Москве. И уволился в запас здесь же.