В одном царстве-государстве жил добрый народ и правил им справедливый государь. Люди спокойно трудились, пестовали детишек своих
и никто даже в мыслях не смел зла содеять соседу, а всё потому, что
в государстве с некоторых пор через каждых четверть века сажали
на престол нового царя. Старый царь в почёте и в достатке доживал
свой век, ни о чём больше не заботясь. Царём же мог стать каждый
добрый человек, ежели на него на всенародном сходе укажут выборные
люди. Но это было только пол дела. Народный избранник должен был
уйти в чащу лесную, сроком на три дня и вернуться с царской печатью на челе или не вернуться вовсе. Кто ставил такую отметину на лоб молодому человеку - никто не знал, а царствующий муж хранил молчание, уверяя, что ничего не помнит.
От того люди не больно-то зарились сесть на престол, считая, что
лучше крестьянствовать на земле, чем гореть в адском огне. А в том,
что не вернувшихся постигала такая участь, никто не сомневался.
В тот год долго судили-рядили выборные люди, решая кого послать
за царской печатью. Каждый, если речь заходила о его сыне, поспешно махал руками, выискивая в нём какой-нибудь изъян. Три дня решали.
Всех молодцев перебрали, а идти за царской отметиной оказалось некому.
Грустные думы бередили душу престарелого царя. Поглядывая на
старшего сына он украдкой вздыхал. "Сын мой да ум у него свой. Кто
знает, какое испытание выпадет на его долюшку. Ежели послать его,
совладает ли, хватит ли умишка рассудить и правильную дорожку выбрать? Самоуверен, всё ему без особого труда доставалось, а там ещё
неизвестно как повернётся..."
Жалела своего первенца и матушка-царица, но при этом хотелось ей,
чтоб сыночек был лучшим среди лучших. А сын ловил на себе родительские задумчивые взгляды и понимал, что неспроста это, сказать
только не решаются. Уединившись, ходил он по высокому берегу реки,
а в голове мысли в тугие узелки вязались и выходило так, что кроме
него и идти больше некому. Взял царевич камушек, подбросил на ладони и загадал: "Докину до другого бережка
этот камушек - ворочусь домой с царской отметиной на челе, а нет -
пропадай моя головушка! Не к лицу мне за матушкин подол хорониться.
Надо испробовать, может и мой ум да силушка на что-то сгодятся".
Подбежал к самой воде да как зашвырнёт камешек. Тот перелетел
через быструю реку и затерялся в прибрежном лозняке.
- То-то же! - хмыкнул он.
Пришёл царевич во дворец, глядит, а батюшка с матушкой сидят
пригорюнившись. Поклонился сын родителям поясно и говорит:
- Не ты ли батюшка меня уму-разуму учил? Не ты ли матушка с малых
лет велела честь свою блюсти да с чистой совестью в глаза людям
глядеть?
- Верно, говоришь, сын мой, - качнул седой головой царь-отец.
- Кому ж, как не мне, по стопам твоим идти, батюшка? Тебе Боженька
помог испытания выдержать и меня, думаю, милостью своею не обделит.
А уж чему быть, тому не миновать. Благословите сына своего в путь-
дороженьку.
Стал царевич на колени и смиренно голову склонил. Переглянулись
царь с царицею и, благословив кровинушку свою, велели, не мешкая в
дорогу собираться.
Рано утром проводила матушка сына до лесной тропинки, перекрестила
и трижды поцеловала. Поправив дорожный мешок, зашагал царевич неведомой тропинкой. Идёт и на солнце поглядывает, а оно будто нарочно за
деревья прячется. Лес всё гуще. Не заметил, как с тропинки сошёл,
а найти её так и не сумел. Решил идти наугад. Шёл, шёл, притомился,
решил передохнуть и перекусить малость.
Только сел, вдруг навалилась дремота. Проснулся царевич,
оглянулся и глазам своим не поверил: лежит на богато убранной постели, а рядом на высоком стуле человек в красном дорогом платье сидит, лицо золотой маской прикрыл. Сел молодец, глаза протирает и про себя думает: «Наверное, снится мне это".
- Я не причиню тебе зла, добрый молодец. Никто в моем замке не
посмеет обидеть тебя. Но коль ты сам по доброй воле пришёл, то
должен три испытания пройти. А пока умойся с дороги и садись к столу.
Сидит царевич за накрытым столом и диву даётся. На золотых блюдах
яства разные, а вино наливают медведи, да так ловко, будто всю жизнь
только этим и занимались.
- Не бойся их гостенёк дорогой. Они смирные, - направляясь к столу
молвила молодая хозяйка.
- Какая ж тут еда, когда медведь за спиной стоит. Об одном только и
думаешь: как бы самому не стать медвежьим лакомством.
- Что ж, коли гостю кусок в горло не идёт, то можно и отослать
прислугу, - разливая по чашкам чай, со слащавой улыбкой ответила хозяйка.
"Когда сядет хозяин за стол чай пить, то и лицо свое откроет, - невольно подумал царевич. - А после испытание мне назначит". Но этого
не случилось. Не стал человек в золотой маске чаёвничать с ними. Незаметно вышел за порог, прихватив пустой кувшин, сел на вороного коня
и ускакал в чащу лесную.
А хозяйка подкладывает гостю блинков, подчует медком, сама же глаз
с него не сводит и странные речи заводит:
- Уж как я рада гостю, как рада! Хоть нагляжусь на тебя, наговорюсь,
а то всё одна да одна. Видал муженька моего? - оглянувшись, приглушенным голосом спросила женщина. - Весь день в лесу пропадает, а мне, разнесчастной и поговорить не с кем.
Царевич слушает хозяйку, кивает головой, а про себя думает: «Сытно
едят, сладко пьют да не ладно живут. Знать бы, куда клонит хозяюшка,
как бы худого не вышло..."
- Погляди на меня, не уж-то тебе не жаль молодость и красоту мою?
Ну же, долгожданный мой, приласкай меня, прижми к сердцу горячему,
поцелуй в уста сахарные... Да не хмурься так, - ворковала обольстительница.
Чем больше слушал царевич хозяйку этого таинственного замка, тем
туже собирались брови на его переносице, тем ниже клонилась голова.
Ни есть, ни пить уже не хотелось. "Неладное задумала молодая хозяйка,
- бередили душу торопливые мысли. - Не женихаться я сюда пришёл...
И хозяин что-то долго не возвращается. Надо бы
дождаться его, поблагодарить за угощение и спросить, какое будет его
задание? Сколько ж можно за столом сидеть, а может самому поискать
хозяина?"
Только поднялся царевич из-за стола, как за дверью послышался медвежий рык.
"Не выпустят косолапые, видать мне тут придётся дожидаться. До чего же медленно бежит время, - думал о своем молодец. - Ну и приставучая эта хозяйка. Теперь вздумала слезами меня разжалобить. Может и
впрямь ей не легко жить с человеком, скрывающим своё лицо, только
ей не мешало б и меня понять. Добрый хозяин, как гостя дорогого,
принял меня, напоил, накормил, а я ему чёрной изменой отплачу. Нет-
нет, даже мысли оскорбляющие его я не подпущу... Скорей бы он возвращался".
Царевич заткнул ладонями уши и крепко зажмурил глаза. Мало-помалу
успокоившись, решил перехитрить хозяйку. Достал из кармана гребень и
стал тщательно расчесываться, глядя на своё отражение в начищенном до
блеска самоваре. Прежде он никогда так долго не рассматривал своё
лицо. За этим занятием и застал, приехавший вечером, хозяин. Поужинав
с хозяевами царевич лёг спать в отведенной ему комнате. Пустое времяпрепровождение за остывшим самоваром в ожидании хозяина хуже всякой работы измотало его силы. Коснувшись подушки, он тут же уснул.
Утреннюю тишину разорвал удаляющийся конский топот. "Пора и мне
вставать", - подумал молодец. Торопливо поднялся с постели, умылся и
стал дожидаться хозяина. В дверь постучалась хозяйка и пригласила
гостя к утреннему чаю. Оказалось, что хозяин уже уехал куда-то по
срочному делу и им опять придётся коротать день вдвоем.
"Как же не везёт мне, - допивая третью чашку чая, раздумывал царевич. - Опять начнёт приставать скучающая хозяйка. Что же придумать мне сегодня?"
Он ощупал карманы, но вспомнил, что гребень забыл на умывальнике,
безнадёжно вздохнул. Ничего подходящего под руками не оказалось. А
хозяйка, разгадав его мысли, хохоча, подсела к нему поближе и стала гладить по плечу. Уворачиваясь от её ласк, он как-то неловко повернулся и нечаянно прислонился рукой к накалившемуся самовару. Страшная
боль пронзила всё его существо. Огромный волдырь вскочил на руке.
Царевич дул на него, пытаясь облегчить нестерпимую боль. Хозяйка же
разочарованно посмотрела на гостя и скрылась за дверью. Вскоре медведь
принёс на маленьком подносике баночку с мазью. Молодец смазал обожженное место. Боль немного утихла. Потом он сел в кресло у окна и
просидел до самого вечера.
С первыми сумерками вернулся хозяин. Узнав о случившемся несчастье
самолично омыл рану водой из кувшина, и ожога как не бывало. Ужинали
молча, думая каждый о своём. Вскоре в замке погасили свет. Царевичу
не спалось. Его мучили смутные догадки. "Неспроста хозяин куда-то
уезжает. Прошло уже два дня, а мне не удалось даже поговорить с ним.
Завтра непременно расспрошу его обо всём", - решил царевич и, повернувшись на бок, уснул.
Утром опять разбудил его удаляющийся конский топот.
- Проспал! До чего же мне не везёт! Опять весь день томиться в ожидании.
Слова застряли в горле, как только услышал скрип отворяемой двери.
- Доброе утро, соколик мой! А я, живя в лесу, уже привыкла вместе
с птицами просыпаться. Вижу, что и тебя покинул сон. Тогда, пожалуй
к столу, гостенёк дорогой.
Хозяйка торопливо вышла и плотно прикрыла за собой дверь. Через
малое время в столовую вошёл царевич и сразу обратил внимание, что
чай уже разлит по чашкам, а самовар унесли исполнительные медведи.
Хозяйка, хитровато поглядывая на него, принялась есть медовые пряники
и отхлебывать чай из блюдца.
- Благодарствую хозяюшка, - слегка поклонился ей царевич. - Мне бы
сегодня хотелось, с вашего позволения, чаёк со сливками попить или
с медком.
Женщина и рта не успела открыть, чтоб отдать нужное распоряжение
медведям, как царевич достал с полки горшочек и, сняв с него крышечку,
понюхал.
- Что ты, милый! Там же перец...
Смачно чихнул молодец и, будто бы нечаянно, выронил горшочек из
рук. Вскоре, хохотавшая над неуклюжим гостем хозяйка, тоже начала
чихать. Чихая, они поочередно кланялись друг дружке, вытирали выступившие слёзы и снова чихали. Через пару минут даже медведи в замке
чихали на все лады.
На сей раз, хозяин быстро вернулся в замок и взял за руку гостя
повёл к коновязи. Оба сели на коней и поехали лесной тропинкой.
Ехали долго пока не достигли родничка. Слезли с коней и подошли
к бурлящей воде. Царевичу о многом хотелось спросить, но считал
неудобным приставать с вопросами. Оставалось только ждать, когда хозяин замка сам расскажет обо всём. А тот снял с лица золотую маску
и, захватив в сложенные горсти вздыбившийся гребешок воды, умылся. В тот же
миг страшная уродливость лица исчезла. Теперь перед царевичем стоял
человек немногим старше его, но летний ветерок воровал влагу и кожа
опять стала морщиниться. Царевич понимающе вздохнул и опустил глаза.
- Потому-то я и ношу на лице эту маску, - грустно промолвил хозяин замка. - Но не всегда я был таким как сейчас. Давным-давно, когда
и леса тут ещё не было, пас я в этой долине телка. Вдруг задрожала
земля и из-под земли забил родничок. Глупый телок попил из него водички и, вдруг закружился на месте, на моих глазах превращаясь в медведя. Я мальцом ещё был, испугался, заплакал. А он и не взглянул на
меня, страшно зарычал и убежал. Откуда ни возьмись, появился старичок в белой одежде. Он погладил меня по голове и сказал, что меня
назначил Вседержитель стеречь этот родничок, чтоб случайно простолюдины
не смогли испить этой водицы, а только допускать до него людей с
особым знаком на теле. Мне же, малому, велел раздеться до гола и
искупаться в нём.
Царевич посмотрел на родничок и удивился.
- Как же тут искупаешься, коли этот родничок можно шапкой прикрыть?
- Вот и я так же усомнился, а старичок велел мне закрыть глаза и
не мешкая прыгать в воду. Я не раздумывая, прыгнул. Долго летел вниз
и чудилось мне, что в колодец сиганул. Вода холодная, в ушах шум, а
мне радостно так, щекотно. Через какое-то время выныриваю. Старичок
подул на меня. Тут я такую легкость в себе ощутил и не заметил, что
как облако в небо синее поднимаюсь. Поглядел с высоты на землю-матушку
и медленно так опустился. Стою нагишом, как младенец перед матерью
и улыбаюсь. Чувствую, будто бы в груди живой огонёк зажёгся.
- То-то же! Живи и помни: стеречь тебе этот родничок до скончания
дней твоих.
Я кивнул головой, а старичок в тот же миг исчез, как и не бывало.
С тех пор ни голода, ни страху я не ведаю. Живу, годы не считаю и
сколько ещё проживу - не ведаю.
- Не уж-то не скучно вам жить в лесу?
- Всякое было. По первости тянуло к людям. Родителей не было, а с
мальчишками поиграть хотелось. Подрос, стали сомнения закрадываться
в душу. Иной раз так затоскую по родным местам, по друзьям-приятелям,
так обидно станет, что, как отшельник сижу тут, всеми забытый, так невмоготу станет, что по-волчьи выть хочется. А, однажды, поддавшись искушению, ушёл, но не на долго. Раскаявшись, назад воротился. Дружки, с которыми в лапту играл, состарились давно, а меня время, как камушек вода, обтекает.
То ли в награду за моё долготерпение, то ли как новое искушение,
пришла ко мне девица. Я гляжу на неё и глаз отвести не в силах. И я
ей, видать, приглянулся. Говорит она мне:
- Никуда не денется твой родничок. Прикрой его камушком, обложи
ветками и иди ко мне в замок.
Откуда тут взялся этот замок, я и теперь сказать не могу. Видать
так же в одночасье, как этот родник появился. Это уже, когда опустел
этот край, лесом зарос. Да-а, сколь лет минуло! Так вот, послушался
я её. Родничок камушками обложил, мхом укрыл, чтоб де случайный прохожий не заметил и в замок ушёл. Стали мы с нею, как муж с женою,
жить. Веселее так-то, хоть поговорить есть с кем. Прибегу, проведаю
свой родник, подправлю там ежели чего и опять к своей красавице возвращаюсь. Как-то раз, подхожу я к родничку, а немного поодаль
старуха сидит. Колючими глазищами так и зыркает. Спрашивает она меня:
- Ты что ли хранитель Серебряного Родничка?
- Я. Только не велено мне, без особого знака, простолюдинов к воде
подпускать.
- Была б я простолюдинка, то о нём и не узнала б никогда. Да ты не
бойся, воды не убудет. Я только умоюсь той водой.
- Что ж до сей поры не откинула камушек? - спрашиваю её.
Ничего не ответила она мне на это. Сверкнула глазищами и ушла.
Воротился я в замок, а моя женушка платком голову накрыла, сидит
и плачет горькими слезами. Стал я расспрашивать её, а она только одно
твердит, будто бы чёрная тень украла её красоту.
Утром возвращаюсь я к родничку и ещё издали, увидел белые одежды
старца. Страшно мне, ослушнику, стало. Пересилил себя, подошёл, поклонился да тут же и повинился перед ним, а потом и совета попросил у
мудрого старца. Тот только вздохнул и велел поступать как
сердце мне подскажет, Я, поразмыслив, решил, что женщине красота
куда как нужнее, а я как-нибудь так проживу. Только я так подумал,
в тот же миг налетел горячий ветер. Я только и успел, что глаза прикрыть. Тогда-то и стало мое лицо вроде печёного яблока. Старик посмотрел и сжалился надо мной. Велел умыться и позволил ту воду с собой в кувшине носить, а в особых случаях, когда нужно снять маску, умываться ею.
- А как же жена? - спросил царевич.
- Вернулась к ней её прежняя красота, только за то, что подговорила меня покинуть Серебряный Родник, Вседержитель наказал её одиночеством. Одна-одинёшенька сидит она, у окна все дни дожидаясь мужа.
Я у родничка нахожусь, а с нею видимся мы только при свете свечи
и то пока не иссякнет вода в кувшине.
- Выходит, что вы обое наказаны.
- Так да не так. Я отдал жене красоту, а себе оставил то, что
никто не в силах у меня отнять.
- Что же?
- Благородство души, молодой человек, - подняв вверх палец
ответил человек в маске.
- А что за странная прислуга в вашем замке?
- Это те молодцы, которые не выдержали испытания.
- Выходит и мне предстоит стать медведем. Сегодня уже третий
день, а я так и не успел ничего сделать, - еле слышно промолвил
царевич.
- Ты выдержал испытание, друг мой. В отсутствии мужа, ты ни разу не позволил себе даже взглянуть на чужую жену.
Царевич изумлённо посмотрел на собеседника, а тот обмакнул свой
перстень в родниковой воде и приложил ко лбу будущего царя. Страшная боль пронзила всё тело молодца, но в следующее мгновение всё
забылось. Он оказался у ворот дворца, в котором вырос. На башне
заиграли трубы, возвещая народу о приходе нового государя.
Не раз ещё силился он вспомнить, что происходило за те три
дня, когда уходил на испытания, но это ему не удавалось, как и
всем предшественникам. Только когда сгоряча, хотелось кого-то
наказать, чудились медведи, которые будто бы следят за ним и
грозятся увести в чащу лесную. Царь умывался холодной водой и отменял наказание. Народ считал его справедливым и милостивым государем,
а о его странных предчувствиях никто даже не догадывался. Потому
все любили своего государя и считали самым храбрым во всем царстве-
государстве. Впрочем, он и сам, считал себя таковым.
12 апреля 2003 г.