если ты Бог,
просто выключи свет во всем мире,
присядь рядом
и дай мне заснуть в пустой квартире
пропахшей сожженным бензином.
Подарю не чашку, не картину, не книгу, не роман и даже не галстук. Не знаю, о чем сейчас пишу – о любви или сексе? Как праздничный гусь, нашпигована противоречиями и страхами, не всегда нужными эмоциями, словами. Наверное, я стала циничной за последние два года, но в этом никто не виноват. Стечение обстоятельств, в котором я чувствую себя жертвой.
Я привыкла молчать, еще с детства. Сложно быть девочкой, повернутой на себе. Видишь, даже сейчас говорю – я. Боюсь сама себя, не говоря об остальных. Все нежное и светлое спрятано куда-то глубоко, как в подвал.
Пришла эпоха циников, с горящими от желания глазами. После секса кто-то обязательно должен закурить, а другой сказать: «Мне было очень хорошо». А что бывает после любви? Разочарование, пустота, вопрос: «Как жить дальше?».
Я не хочу сходить с ума: постоянно зацикливаться на ком-то одном, пусть даже любимом, стоять на задних лапках и прибегать по первому требованию, слепо поклоняться идеалу, чтоб рано или поздно разочароваться. Можно прогнуться, но главное – не сломаться. Ты в самом потаенном уголке моего сердца, вдали ото всех; не образ, запечатленный однажды, а весь ты, со всеми настроениями и словами. Это все настолько личное, что об этом не должен знать никто. Моя любовь не шлюха, моя любовь не звезда: ей не нужен никакой пиар. Правда, сейчас вошло в норму, выворачивать себя наизнанку, выкрикивая в многомиллионную толпу: «Я люблю его!», а потом замолкать, и будто ждать ответа миллиона. Наверное, так правильно сейчас – пусть все знают. А не страшно, что любовь порвут на куски, а потом смешают с грязью?
Дьявол больше не нужен: сегодня легко можно продать кому-нибудь свою душу, а тело возьмут как бонус – для ощущений поострее. И как мы все хотели, об этом напишут лучшие глянцевые журналы этого города.
«Я люблю тебя» - как мало слов, но так много значений и цветов. Какого цвета моя любовь к тебе? Не знаю, она лежит глубоко, а выходит лишь во сне. Знаю, что у неё светлые стены, мягкие простыни, осень за окном. Я тогда смотрела в потолок и улыбалась, пока ты не видел; руки дрожали, а дыхание сбивалось, как сумасшедшее; из приоткрытого окна был слышен гул машин, и это значило, что там тоже есть жизнь. Просыпаясь утром, я заталкивала обратно эти сцены. И это любовь? Она не шлюха, и не звезда.
Люблю, значит берегу: от чужих глаз, любопытных ушей, нехороших мыслей. Моя любовь не fake: она не пропивает, не прокуривает и не протрахивает себя неизвестно где и с кем. Есть вещи, которые limited edition, да еще и «не для продажи». Это личное. Я не заставляю никого любить меня, и не продам за это душу Дьяволу: даже Джину не под силу заставить кого-то что-то делать против своей воли. Можно только жить дальше и или ждать. Стриптизерши раздеваются для всех, потому что это их работа. Что проще – оголить душу или тело? Пусть лучше мужчина разденет, и для этого не важен повод.
Художники рисуют красками, все остальные – словами. Я рисую с абсурдом. С точки зрения стилистики и логики мне стыдно ставить даже двойку. Я просто ловлю момент: мысли сами сбегают с кончиков пальцев, слова слетают с языка. Запомни меня такую, какая я сейчас, в 1:00 по Москве. Через час я буду совсем другая. Того, что я вижу сейчас, уже никогда не будет.
Каждый придает словам особое содержание и форму. Верность может быть дешевой проституткой, или беспомощной больной собакой, в хорошем случае – разумным существом. Ревность всегда кусает изнутри голодными собаками. Откровенность не носит одежду, а если прикрывается хотя бы маленькой тряпочкой – это уже не откровенность. За циничностью прячут себя, чтобы скрыть уязвимые места.
На этих страницах всего одно предложение много тысяч раз. Это личное, интимное. Как заговор любовников. Как секс во сне. Как воспоминания о чем-то нужном. Моя любовь не шлюха, моя любовь не звезда. Я хранила те моменты себя в письменном столе, пытаясь меньше вспоминать. Маленькими котятами они мурлыкали в животе. Я совсем не жалею, что решила тебе отдать это дорогое, что хранила давно. Когда я была той, что осталась на страницах – не помню. Я не знаю, что ты увидишь в том моменте, я не представляю, что ты видишь во мне сейчас. Мы разучились писать письма от руки, потому что их потом нельзя уничтожить – рукописи не горят. Между нами теперь есть маленькая тайна.
Запомни меня той, что на исцарапанных страницах – в те дни я была честна даже сама с собой. Запомни меня той, что в 1:34 – в эти минуты я стала еще более честна с тобой.
Моя любовь не шлюха, моя любовь не звезда: я пока придумываю, как жить дальше.
Секс был только во сне: это такая патология жизненная, хотеть тех мужчин, которые не хотят меня трахнуть. Любовь засела между лопатками: не скулит, не вырывается, думает о чем-то; мы с ней уже привыкли друг к другу. Любить уже совсем не больно. Во сне любовь сменяется сексом, в светлой комнате на мягких простынях; из приоткрытого окна слышна жизнь – город жив.
Москва, 1:39. На улице влажная осень. Пустая улица. От фонарей апельсиновый свет на асфальте. Мы живем только здесь и сейчас. Запомни меня такой, засыпающей в мегаполисе, в 1:44. Мысли, доходящие до абсурда, девочка, убегающая от глупости.