Впервые в жизни я увидел ее на фотографии. Такой небольшой черно-белый фотоснимок формата 9x12, совершенно не старый, наоборот, два месяца назад сделанный - 29 апреля 2003 года. На фото девушка лет 16-17. Волосы у нее темные и длинные; глаза подведены черным карандашом, а губы накрашены очень яркой помадой; одета она была в светлую майку, шею скрывал белый полупрозрачный платок. Девушка не смотрела в объектив фотоаппарата, скорее куда-то в сторону. Было отчетливо видно, что фотография "случайная".
Честно говоря, не знаю, откуда у меня эта фотография, но нашел я ее у себя в бумагах. Просто так, решил перебрать все письма фанатов и - о-па! – что-то новое! Поначалу не мог понять, где я ее видел, ведь в год мы с Серегой бываем не в одном десятке городов. Несмотря ни на что, я просто был очарован этой девчонкой. Она покорила меня! Я не мог ничего нормально делать, плохо спал ночами, практически ничего не ел. И с каждым днем мне все больше и больше хотелось ее найти. Пробовал обращаться к гадалке - вдруг меня приворожили - но она лишь шутя, отнекивалась:
- Да ты, парень, сам кого угодно приворожишь!
Но мне было не до шуточек. Главное - найти ее.
После месяца безделья, я решил заняться поисками. Естественно, гастроли и все остальное продолжалось. Я решил совмещать приятное с полезным! Сереге ничего не говорил.
Первым делом я еще раз изучил фотографию. Глядя на нее можно сказать о том, что она не принадлежит к числу таких людей, которые таскаются по концертам и закидывают звезд игрушками. Но тогда как ее фотка попала ко мне? Ладно, это совершенно другой вопрос. Дальше. Мне кажется, что она принадлежит к числу таких людей, которые тратят время на что-то более глубокое. Такие, как она, не шатаются без дела и не прожигают молодость в подъезде с банкой коктейля. Но я могу ошибаться в своих догадках – внешность часто бывает обманчива.
Мне бы стоило дать ей имя. Маша? Не подходит. Катя? Так кошек называют. Ира? Но она ведь не первоклассница! Нет, все эти простецкие имена не подходят. Тут все очень серьезно. Даже какой-то там Матильдой или Роксаной не обойтись! Дельце тут попахивает Лили... Да, Лили или Лилит – то, что надо! Первая женщина на Земле, и первая женщина, в которую я влюбился. Хотя, какая женщина? Девушка! Да, а я еще и не верил в любовь с первого взгляда!
Лилит была со мной повсюду: я вложил ее фотографию в свою кожаную записную книжку и носил ее в заднем кармане джинс. Все время, когда открывал ее, я любовался на свою Лилит. И каждый раз я находил в ней что-то новое, так радующее душу.
С поисками моей дамы сердца дело обстояло довольно сложно: я просто не мог предположить, каким образом я ее буду искать, ведь я о ней ничего не знаю. Только имя, которое сам же и придумал. И суждено мне было мучаться, если бы не Сережа со своими диетами.
- Понимаешь, - говорит, - я не знаю, как называется эта диета. Но с помощью Интернета можно хоть иголку в стоге сена найти. Главное побывать на всех сайтах, связанных с диетами, и есть шанс, что обязательно найду нужную!
Точно! Как я сразу не догадался, что можно попробовать найти мою Лилит через Интернет! С появлением такой гениальной идеи я стал строить планы ее поиска. Но как, имея только ее фотографию и придуманное имя, можно найти ее в многомиллионном пространстве? Не исключено, что она может прятаться: под гламурным ником «Milashka Twix» или «Bentley» может быть не блондинка Катька из Питера, а моя Лилит. Но я об этом вряд ли узнаю. А в принципе, других зацепок у меня нет и даже не намечается: «спина» фотографии пуста, как гладь умершего озера.
Все же неслучайно она ко мне попала. Просто так фотография не могла заползти в мои бумаги, а если же все-таки чья-то неосторожность, то значит так и должно было случиться. Что-то нас связывает невидимыми цепями, и это твердо. Вот только почему-то она тянет мою сторону, а я не знаю, как ухватиться за нее.
Почему-то мне кажется, что я ее сразу найду. И что она мне еще больше понравится, без лишних сомнений, а потом все будет хорошо. Но пока это не случится, мне суждено только мечтать и думать, как бы сократить между нами расстояние.
Поиски мои начались раньше запланированного - в конце августа 2003 года. На концертах, сквозь слепящий свет софитов, я вглядывался в бьющуюся в непонятной эйфории толпу. В блаженных лицах искал знакомые черты строгости и изысканности. Наверное, даже если бы она и была в этой кончающей на каждый звук толпе, я бы ее с трудом узнал, хоть выучил каждую складочку лица наизусть. Потому что минус в том, что я знаю ее такой, какая она на фото – загадочная, строгая, живая. Мне сложно представить в ее глазах всю ту туманность и отсутствие признаков жизни, так присущие ревущей массе. Скорее, ее глаза хранили в себе весь смысл жизни далеко-далеко, но он звал громким голосом. Ну а если бы ее не было в толпе, то она могла наблюдать за всем происходящим из какого-нибудь темного угла зала, и даже кулис.
Я бесцельно ходил по незнакомым городам, рассеянно вглядываясь в лица девушек; красивые и не очень, манящие и отталкивающие, простые и сложные. Самые необычные оседали в памяти, но за ближайшим поворотом напрочь улетали из головы. Подобно сумасшедшему шептал ее имя и много-много ждал; часами сидел в кафе, болезненно реагируя на каждую проходящую за окном девушку – вдруг она? Я надеялся, верил, любил, мечтал. В голове рисовался тот день, когда мы встретимся. Это обязательно будет весна: солнце, голубое небо, птички поют; впервые в жизни я увижу ее улыбку и не поверю, что нашел свою мечту, свою Лилит.
В какой-то серый депрессивный день ноября вся надежда стала тонуть в холоде отравленной воды из-под крана. Пепельница уже несколько дней «терпела» гору окурков, а желания все выкинуть не было. У меня настал период, когда желание увидеть Лилит становилось все сильнее, а возможность ничтожнее и ничтожнее. В такие дни ребенок под ребрами начинает громко плакать, сотрясая все тело. И ты уже не принадлежишь себе, потому что ребенок проснулся. Начинается психоз, постепенно переходящий в нестерпимую боль. Я уткнулся лицом в подушку, зажав между зубами наволочку. Кое-как сдерживая слезы, я сжимал ее сильнее и сильнее, даже когда челюсть свело, не отпускал. Ощущение пустоты впереди, душевная боль, необратимость ситуации толкали выпустить все режущее наружу. Но я терпел до последней капли, а потом разревелся. Хорошо, что никто не видел меня в таком состоянии: двое суток спал под транквилизаторами, чтобы почувствовать себя человеком. Или получить передозировку...
Однажды я долго смотрел на ее фото. Может, сейчас что-то найду? Только дата. А почему бы и нет? Поисковыми системами я изнасиловал эту дату насколько только возможно. Фанатично заходил по каждой ссылке, что-то сохранял, придумывал новый способ, много читал, искал смысл. Я чувствовал себя маньяком, желающим влезть в чужую жизнь и начать процесс разрушения в глубине. Теперь я понял, как чувствуют себя фанаты: еще большая жалость проснулась к этим людям, калечащим себя ради недостижимого. Я тысячу раз говорил себя, глядя свысока на обезумивших фанаток, что таким не буду. Но... меня сломала девушка, даже не в реальной действительности, а но фотографии. Кто знает, сколько между нами тысяч километров, но она засела внутрь меня и теперь вместе с кровью непрерывно льется по венам. Лилит разрушает меня, сначала пробравшись в мозг, а теперь раздирая сердце.
Поиски по сети принесли результаты. Я нашел чей-то дневник, вместе с той роковой фотографией. Строчка за строчкой, слово за словом, буква за буквой - я медленно сходил с ума, читая страницы чьей-то темной жизни. Боясь заснуть на самом интересном месте, пил литрами кофе, а потом вздрагивал от каждого шороха. Я пытался выучить эту жизнь наизусть, наивно полагая, что это жизнь моей Лилит. Тут было все: воспоминания из детства, стихи, краткий пересказ событий прошлых лет, фотографии. Я вглядывался в каждую фотографию, лишь бы найти ее. Хочу сказать, было несколько фотографий, на которых одна совершенно неприметная девушка походила на Лили, но я не был уверен, что это она. Ведь девушка на фото была старше нее максимум на 6 лет. Но в этом деле может быть все, что угодно, и необходимо проверять каждую возможную и невозможную версию.
Мысль о том, что я ее нашел, не давала покоя. Не может же быть так просто? Столько страданий, ожиданий, надежд, а отгадка так проста. У меня есть ее дневник, есть возможность связаться с ней, но сомнения остались. В момент все расстояние сократилось. Ее жизнь была мне известна до мельчайших подробностей, новые образы поселились в голове, и я даже успокоился. Но как же горько было вновь возвращаться в суровую действительность с новостью о том, что это вовсе не та жизнь, которая тебе нужна. Это не ее дневник, не ее мысли и чувства тоже чужие. Приобретенное расстояние растаяло на глазах, и мы снова далеко.
Но все же она была там, в чужой для меня жизни: задумчивым лицом на фотографиях, кусочком чьих-то воспоминаний, парой строк на темном фоне.
Ее нежно называли Амэ. В японском это означало дождь. Со всем моим странным отношением к этому природному явлению, теперь оно приобрело для меня новый смысл. Когда начинался дождь, я спешил выйти на улицу, чтобы прочувствовать всю его прелесть. Тяжелые капли падали на плечи, и, закрыв глаза, я представлял, что это она меня обнимает. Амэ, но все же моя Лилит. Я жадно ловил каждую каплю, стоя с закрытыми глазами под серым небом и тихо благодарил Бога, что он посылает мне такое облегчение. Мимо меня пролетала жизнь с ее причудливыми людьми, а я стоял на месте, и было уже все равно на косые взгляды.
Спустя какое-то время я узнал о ней больше. Ей 23, она не модель и чувства у нее не фальшивые. Амэ была самой простой девушкой, которая посвятила себя помощи больным детям. Мне сразу же вспомнились все детские дома, все больницы в которых нам с Серегой приходилось быть. Я помню эти глаза детей, которые не могут жить на широкую ногу, как многие из нас. Они лишены того, что у нас уже в порядке вещей: у кого-то нет родителей или же есть, но их сложно назвать семьей; кто-то болен раком или другими не менее серьезными заболеваниями; у них нет возможности носить дорогую одежду, отдыхать заграницей, хвастаться самыми лучшими игрушками. Но они радуются жизни! Как бы она их не покалечила, чего бы не отняла, в глазах этих маленьких детей живет надежда, что все будет хорошо, а сердце не устает находиться в режиме ожидания. Они умеют радоваться привезенным игрушкам, неожиданным посетителям, шоколаду «Аленка». Они доверчивы и наивны, что, глядя на них, больно подумать, как эти беззащитные крохи будут жить в этом жестоком мире с теми качествами, которые так легко растоптать? Я смотрел в их глаза, сияющие от неподдельной радости, и иногда ловил нотки грусти: им хотелось иметь хотя бы маленькую часть того, что есть у нас, развращенных жизнью людей, а я в глубине души завидовал их счастью просто любить сам факт того, что ты живешь...
В марте 2004 года я докопался до ее дневниковых записей. Теперь это была точно ее жизнь. Я чувствовал, что скоро найду ее. Знаю, что все будет так, как я и рисовал себе: я, она, весна, улыбки, солнце. Интересно, она догадывается о том, что где-то есть я? Чувствует ли она мою любовь?...
"20.06.03 - гуляю по Смоленску. Хороший город. Сегодня устраиваем концерт в местном ДК. Конечно, там не будет супер-пупер звезд, но я надеюсь, что денег соберем достаточно, чтобы отдать их в местный Детский дом. Пусть хотя бы одежду новую детям купят, а то мне просто больно смотреть на них. Эти ободранные платья, юбки, свитера - нет, не могу. А кормят их там не лучше собак. И они там такие худенькие. Бедняжки! Я не могу так просто бездействовать. Будь у меня много денег, я бы все им отдала! Мне ничего не надо, лишь бы все они были счастливы. Но я просто бессильна перед этой ситуацией.
24.06.03 - я уже в Брянске. На смоленском концерте собрали не очень много денег, но все равно деток осчастливили чем смогли. У меня прямо на сердце хорошо от этого стало. Они такие счастливые! Как они обрадовались! Это просто нельзя передать словами. Я даже не удержалась и заплакала. Пришлось уйти и ждать Лизу на улице, чтобы дети не видели моих слез и не расстраивались.
Потом мы вместе с оставшимися игрушками поехали в больницу. И опять-таки дети были рады этим малозначащим для нас игрушкам. Им приятно было чувствовать, что их любят. И какой-то маленький зайчик или мишка значил для них многое. И они уже не чувствовали себя одинокими наедине со своей болезнью. Страшно осознавать, когда конец вот-вот может наступить.
Мне больно это писать, но я должна. Необходимо с кем-то поговорить, пусть даже это будет какой-то тупой дневник. Я не могу оставаться наедине со своей болезнью. Она меня губит все быстрее и быстрее. Что я сделала? Сложно выдержать этот напор, даже лекарство не помогает. Пью снотворное и боюсь умереть: не то от него, не то от рака. Но надо собраться, ведь еще столько надо сделать"...
Мне было больно это читать. Слезы сами катились из глаз, как в прошлый раз. Но сейчас эта боль была другая, даже не моя, а ее, и это резало еще сильнее. Да, я любил ее и стал бояться потерять свою Лилит. Как же я жалел, что меня не было тогда рядом. Как я проклинал судьбу, что в тот день, 20 июня, мы не встретились на улице Смоленска. Как я боялся читать ее дневник дальше, предчувствуя плохой финал. Я смог бы отдать все, что у меня есть, лишь она жила. Любая жертва была бы для меня мелочью по сравнению с ее спасенной жизнью. Мне не страшно терять все, что накоплено долгими годами работы, ведь я буду со своей мечтою; я буду таким же, как и дети из детдома, счастливым от самой жизни, от моей Амэ.
Последние записи в дневнике гласили о том, что она сейчас находится дома, в Выборге.
"4.03.04 - я дома. После двух недель в воронежской больнице я решила приостановить свою деятельность. Но мне так не хочется лежать в постели и бессмысленно наблюдать за жизнью в окно. Мне хочется помогать детям, а не бездельничать. Все, завтра же куда-нибудь поеду.
6.03.04 - никуда не смогла поехать. У меня все болит. Я не могу ничего делать, даже больно вздохнуть. Лежу в кровати пластом. Кажется, я медленно умираю. Ничего не ем и не пью, боль просто адская!
10.03.04 - хочу поскорее умереть. Приходил доктор: вколол обезболивающее и сказал, что скоро все прекратится. Но как скоро - неизвестно. Господи, за что мне такая боль? Я от этих уколов превращаюсь в растение, но все без смысла! Хочу вырезать себе все внутренности и выкинуть их подальше. Я не могу уже терпеть. Помогите..."
Как загнанный в угол зверь, я чувствовал конец. Напряжение повисло над головой и застряло сухим комком в горле. Мне нужно срочно ехать в Выборг, чтобы успеть. Если я не сделаю это сейчас, то потом может быть поздно: она плавно ускользнет из моих рук, и встретимся мы только в другом мире, если это будет возможным. Совсем не животный страх остаться неуслышанным бился в каждой клетке тела. Сердце стучало так сильно, что еще чуть-чуть и оно, разорвав кожу, выберется наружу.
В Выборге я нашел ее благотворительную организацию. Перетряс всех, от мала до велика, лишь бы узнать, где она. Поздно ночью сидел на подоконнике в гостинице и, глядя на насыщенную луну, представлял, как она бессонными ночами тоже ею любуется. Облегчение и одновременно тревога подступали с обеих сторон: я ее нашел, нас отделяет один маленький шаг. Нет, она не должна ускользнуть после всего того, что я пережил; мы не можем не встретиться после таких испытаний судьбы; ей нельзя умереть, так и не увидев человека, который любит ее больше жизни.
На следующий день, рано утром, мне сказали, что она умерла. Земля постепенно уходила из-под ног, в глазах потемнело. Я отошел от телефона и сел в кресло. За окном вставало солнце. Зажав между пальцами сигарету, я спокойно смотрел на светлеющее небо; ожидание той секунды, когда же сорвусь, давило на уши. Но я так и не переступил свой эмоциональный порог.
Мечта умерла в сантиметре от меня. Как раз в тот момент, когда я почти схватил ее. Один миг – и все, конец. С осознанием этого необратимого конца, с чувством несправедливости жизни, я несколько дней пьяно ходил по чудесному городу Выборгу, надеясь, что когда-то по этим улицам ходила она, и, может быть, он все еще хранит в себе ее запах.
Первый раз я увидел ее на фотографии, последний – в гробу. С лицом полным облегчения, она лежала на шелковой подушке в строгом черном платье. Мне не хотелось принимать факт ее смерти, но он был таким же железным, как кресты на соседних могилах. Она умерла. Моя Лилит, моя большая мечта уйдет навсегда под землю, забрав с собой большую часть меня. Где-то в глубине души она останется значительным отпечатком на всю жизнь. В моменты особой грусти я буду вспоминать ее, и понимать, что все-таки я счастливый человек. Я видел свою мечту и неважно, что она уже умерла – для меня она всегда будет живой и чуть-чуть сбывшейся.