Глава 4. Шепот за бортом

Глава 4. Шепот за бортом

Резкий запах аммиака ударил в нос и Хэтчер почувствовал, как сознание, мелкими обрывками, изрезанных ножницами газет, возвращается к нему. Первое, что увидел он, открыв глаза – улыбающегося Роджера Питерсона.
- Ну ты и напугал меня парень. – прохрипел тот, пряча пузырек в карман. – Я уж думал, что ты концы отдашь сегодня. Рад, что это не входило в твои планы. – он протянул матросу руку, предлагая помощь.
Стивен принял помощь и встал на ноги. Левый бок непрестанно жгло, возможно, от удара во время падения. Тем не менее, боль не затихала, а как казалось, разгоралась с новой силой, словно кто-то там внутри подкидывает свежих дров, в очаг его страдания.
- Я тоже рад тому, что все еще дышу. – попытался пошутить Хэтчер.
Матрос осмотрелся вокруг. Узкое помещение с низким потолком, тянувшееся примерно футов двадцать, после чего разветвляющееся в две противоположные стороны. По всей видимости, после потери сознания, его занесли в один из коридоров и оставили там. Если бы не старшина, он мог бы пролежать здесь еще долгое время. Стивен проникся благодарностью к этому человеку, хотя едва знал его, и с еще большим трудом доверял его неживой улыбке, которую тот ежеминутно демонстрировал каждому встречному.
- Благодарю за помощь. – дрожащим голосом произнес Хэтчер.
- Не стоит. – отмахнулся Питерсон, не переставая одаривать матроса все той же улыбкой. – Я всего лишь проходил мимо и заметил, что ты лежишь без сознания. Вот и решил оказать помощь, в меру своих сил.
- Я не только об этом, старшина Питерсон. – добавил матрос. – Ведь в тот день, во время шторма. Я ведь тогда чуть не погиб. Если бы не вы, у меня так и не хватило бы сил самостоятельно добраться до спасительного укрытия. Вы спасли мне жизнь.
- Да уж. – согласился Роджер. – Ты и напугал меня тогда. В тот момент ты походил на жену Лота, бросившую взгляд на сгорающий в огне Содом и превратившаяся в соляной столб, без чувств, без жизни. Ты не двигался. Повернув лицо к ветру, ты лишь продолжал смотреть на надвигающуюся стихию, дрожа от страха, немея от ужаса.
- Так оно и было. – согласился Стивен. – Я не мог ни бежать, ни кричать от ужаса, взывая о помощи. Я был подобен камню, увы лишь – не столь стоек и незыблем.
На это Питерсон лишь пожал плечами.
- Все мы испытываем страх перед смертью. – сказал он, смотря куда-то в пустоту. – И ты, и я и капитан, стремящийся от вести от нас, нависшую на головами, чашу рока. – старшина вновь посмотрел в лицо своего собеседника. Дважды спасенного. – Я тоже боялся, так же как и ты испытывал страх, глядя в лицо бездне, но мне помог ты, почти так же, как я помог тебе, Стив.
- Как это? – удивился Хэтчер. Разговор явно не нравился ему. В любой момент, матрос ожидал, что Роджер потребует награду, попросит выполнить что-нибудь для него. Солгать, украсть, а возможно, даже и убить. Лично для себя Стивен решил, что не станет делать ничего из этих пунктов. Он не хотел рисковать вновь.
“Впрочем, о чем это я?!” – улыбнулся себе Хэтчер, понимая, какую глупость допустил в свой разум. – “Ему ничего не нужно”.
- Я почти допустил ту же ошибку, что и ты. – признался Питерсон. – Ту же ошибку, что и большинство людей, находившихся в тот момент на верхней палубе. Те люди, как и ты, смотрели в сторону бушующей стихии, и оставались стоять на местах, пораженные ужасом. Но чего, неужели шторма?! Неужели именно он навлек страх на команду, видавшую такое, что большинство и не присниться в страшном сне?! Неужели именно только буря повинна в том ужасе, который читался в глазах людей?! Не верю. – в глазах старшины пылал пожар. Стивен даже отшатнулся, почувствовав опасность. – И потому, чуть не взглянув в ту сторону, чуть не поддался искушению увидеть то, что могло напугать людей столь мужественных, что ни одна из стихий могла сломить их волю, кроме той, которую послал нам тот злополучный день. А потом я увидел тебя.
- Меня?! – переспросил Хэтчер.
- Да. – кивнул, в знак подтверждения всего вышесказанного, Питерсон. – Тебя, пораженного ужасом, неспособного пошевелиться или издать хоть какой-нибудь звук. И я не решился. Вместо того, я двинулся в твою сторону, стараясь не поднимать глаз, не открывать свой разум ужасу, настигшему большинство людей, которых ныне нет с нами. Так мы и спаслись. – подытожил Роджер, тяжело вздохнув и опуская голову на грудь. – Ты и я. Ты благодаря мне. Я благодаря тебе. Мы помогли друг другу и потому, о твоем долге ко мне не может быть и речи. Хотя…
- Что? – спросил Хэтчер, предвидя самое худшее. Но для себя он давно решил, что несмотря ни на что, останется твердым в своих решениях. – Ты что-то хотел?
- Да-да. – как бы неуверенно, с некоторой опаской, словно боясь обидеть или оскорбить, произнес Питерсон. – Но это не просьба, а скорее просто вопрос. Один единственный, и я надеюсь, ты найдешь время ответить на него.
- Ты спас мне жизнь. – кивнул Стивен. – Спрашивай что хочешь.
Роджер еще около минуты смотрел в пустоту, словно там ища ответа, как поступить, а потом произнес:
- Ты догадываешься, о чем я могу спросить?
Хэтчер кивнул в знак подтверждения, но хотел, чтобы старшина произнес это в слух.
- Сейчас, когда мы оба живы, меня мучает только один вопрос: Что ты видел там, в этой черноте? Что заставило тебя и остальных членов команды смотреть в нее, не отрывая взгляда, боясь пошевелиться, потерять контакт?
Хэтчер неопределенно покачал головой.
- Хотел бы помочь, но не могу. – ответил он, не отрывая взгляда от глаз старшины. – Я ничего не помню, кроме толстой непроницаемой стены черных туч, двигающихся в нашу сторону. Помню, как поглощали они корабли, один за другим, словно цепки. Помню, как в лицо падал снег черный, как и тучи его принесшие. Помню, как не мог пошевелиться, и как вы спасли меня, выведя из этого состояния. Почему не мог идти самостоятельно – не знаю. Этот вопрос мучает меня до сих пор, но я не нахожу ответа.
- Понятно. – единственное, что произнес в ответ Питерсон. Сказать, что он был разочарован рассказом матроса, было бы неправильно. Скорее незнание Стивенсоном чего-то ожидаемого услышать Роджером погасило в том искру надежды, найти ответы, которые искал.
- Простите, если не смог помочь. – на всякий случай добавил Хэтчер. – Но я и в самом деле не помню ничего необычного. Уверен, что знал бы, если такое произошло.
- Согласен. – вновь улыбнулся Питерсон. Однако в этот раз улыбка получилась вымученной. Было видно, что не такого ответа он ожидал. – Ты сказал правду, и я цену, что ты старался припомнить все детали, указать на все возможности. Не твоя вина, что их не оказалась. Я прошу еще об одном. Если вдруг тебе что-нибудь вспомниться, какая-то несущественная на первый взгляд деталь, образ – ты скажешь мне.
- Скажу. – пообещал Стивен. – Только и у меня вопрос.
- Спрашивай. – сказал Роджер. – Если смогу, буду рад помочь.
- Зачем вам это? Что вы хотите узнать? К какой тайне прикоснуться? – спросил матрос.
По всей видимости, старшина ожидал подобного вопроса, потому и ответил не колеблясь.
- В нашем мире много секретов, нераскрытых тайн, загадок. То, что произошло там, не было случайностью. Я почти уверен в этом, Стив. – Хэтчер отметил, как загорелись глаза Питерсона, как затряслись руки, мышцы шеи напряглись, словно готовы были разорваться от напряжения. – Это аномалия, как называет ее капитан – она и многие другие, лишь следствие чей-то воли. Злой воли, преследующей собственные цели.
- Воли? Чьей? – Стивену все больше казалось, что он разговаривает с безумцем.
Казалось Роджер хотел что-то сказать, но в последний момент передумал, или, быть может, не нашел подходящих слов.
- В мире много загадок. – как бы оправдываясь вновь повторил Питерсон. – Они не подвластны человеку.
- Может и не стоит, в таком случае, и пытаться?! – допустил матрос. – К чему открывать ящик Пандоры, выпуская в мир еще большее зло, нежели то, что пожирает в нас все доброе уже сегодня?!
Старшина не ответил. Всем своим видом он хотел показать, что разговор на данную тему, можно считать законченным.
- Мы вошли в туман. – почти прошептал он.
Стивен бросил в его сторону напряженный взгляд.
- Как давно? – спросил он.
- Только что. – с полным спокойствием в голосе ответил Питерсон. – Мы вошли в зону тумана около минуты назад.
“Как вы узнали об этом?” – хотел спросил Хэтчер, но вовремя остановился. Ему почему-то не захотелось больше разговаривать с этим человеком. Несмотря на всю его заботу, двукратное спасение жизни, располагающий к беседе тон – старшина оставался все тем же загадочным, неискренним, неразгаданным человеком, находиться в опасной близости, с которым порою смертельно опасно.
Его жажда узнать правду, маниакальное стремление погрузиться в секреты, которых, возможно, и вовсе не существует, отталкивали. Да и было ли то спасение, та самая забота о судьбе одного единственного матроса – холодным расчетом, в надежде выведать секреты, которые таил в себе шторм. Ведь старшина не мог смотреть в его сторону, не опасаясь за собственную жизнь, и потому, решение спасти одного из тех, кто уже погрузился своим разумом в саму сущность кошмара, не было простым героизмом. О, конечно же, нет. Это было самое трезвое решение, самое безопасное. Стивен это понимал. Только сейчас, в этот момент – увидел все как есть, без ширмы лжи и обмана.
Хэтчер чувствовал, что не может далее находиться с ним наедине? Не может выносить его испытывающий взгляд.
“Думает ли он, что я лгу? Предполагает ли то, что мне есть что скрывать, прятать от этого человека, дабы он никогда не узнал то, чего так неистово жаждет?” – промелькнуло в голове у Стивена. – “Если опасность, что он все-таки не поверил моим словам, счел их неискренними?”
- Думаю, что мне уже немного лучше. – сказал Хэтчер, выдавливая из себя улыбку на манер Питерсона. – Лучше бы мне пойти отдохнуть.
- Ты не хочешь посмотреть на туман?! – удивился Роджер.
- А что не видел в тумане? – попытался рассмеяться матрос. Вышло как-то наигранно, без чувств и актерского таланта. – На моем веку их было достаточно, чтобы успеть надоесть.
Старшина с сомнением посмотрел на своего подчиненного.
- Едва ли этот туман похож на те, что доводилось тебе видеть на родине. – произнес вдруг Питерсон. Улыбка на его лице отсутствовала и это пугало еще больше. – Да и где-либо еще, куда забрасывала судьба этот корабль, на протяжении всей войны.
Больше всего, Стивену хотелось сейчас зарыться лицом в подушку, но старшина недвусмысленно требует его присутствия на верхней палубе. Зачем? Надеется, что проснуться воспоминания? Но как разбудить воспоминания о том чего не было?! Хэтчер с каждой секундой все сильнее убеждался, что влип в какую-то неприятную историю, и рано или поздно придется расплачиваться за игру с судьбой.
- Хорошо. – прошептал Стивен. – Взгляну мельком и то час, назад в каюту. Мне еще восемь часов рабочая смена предстоит. Не хотелось бы лишиться последних сил, перед самим процессом.
Питерсон лишь улыбнулся в ответ, все той же, ничего незначащей, улыбкой. Хэтчер еще не знал, что скоро лишиться сна на очень долгое время.

Судовой журнал капитана линкора США Айова “Разящий” Ричарда Кэрролла
2 день после шторма
Несмотря на полное отсутствие свободного времени, а так постоянным напряжением, от отсутствия полной информации о состоянии судна (Стивенсон так и не представил мне полный отчет), я все же нашел себе время на заполнение судового журнала. В том случае, если судьба наша сгинуть в этих водах (о недопущении подобного я ежеминутно молюсь), эти записи (надеюсь, что они сохраняться и кто-нибудь разыщет их, прежде чем время возьмет свое) будут единственным доказательством нашего существования. Знаком того, что мы все-таки существовали, жили, умирали за свою страну. Впрочем, надеюсь, что этого не произойдет.
Не имея иной альтернативы, кроме как следовать строго намеченному курсу (о том, насколько он верен, требуется спросить у навигатора) корабль вошел в зону тумана. Скорость понизилась до шести узлов и продолжает падать. Главный механик Роберт Стивенсон получил от меня четкие указания, держаться на уровне не менее четырех узлов. Отклонение ни в ту не в другую сторону недопустимо. Так как радары все еще продолжали молчать, мы оказались ослеплены и не могли с полной уверенностью утверждать, где находимся в данный момент. Тучи, как туман скрывали от нас небо, так что даже о таком простом ориентире, как звезды можно было забыть. Одинокий корабль, разрезающий волны в полной темноте, во мраке неизвестности.
Что прятали эти полупрозрачные стены? Какую тайну скрывали? Нам еще многое предстояло выяснить и многому научиться. По-другому нельзя было выжить, спастись, вернуться домой.

- Эй, Алан. Торопись, а не то не успеешь к обеденному столу! – прозвучал веселый голос матери.
Мальчик восьми лет поднял глаза в сторону звука. Его загорелое с маленькими веснушками лицо было испачкано мокрым песком. На подбородке, щеках и даже на лбу скопились частички грязи.
“Обед – это, конечно, хорошо! Пироги, фрукты, бифштекс.” – подумал Спад младший, и как бы в ответ на это утверждение, в животе предательски заурчало. – “Однако не стоило бросать дело на полпути”.
Песочный замок, который на протяжении последних трех часов, Алан усиленно строил, возводя башни, ворота, непреступные стены, и даже бойницы, в виде крохотных едва различимых отверстий, был почти готов. Так не хотелось оставлять его на растерзание соседских мальчишек, таким уязвимым, недостроенным, брошенным без гарнизона.
- Алан! – прозвучал материнский голос вновь. – Немедленно домой! – тон в ее голосе был более настойчивым. Она начинала сердиться.
Хиллари Спад было тридцать лет, но стоило ей улыбнуться, как случайные люди ошибочно узнавали в ней двадцатилетнюю красавицу, которой она вышла замуж за тридцатисемилетнего фермера Билла Спада, и была относительно счастлива, хотя никогда по настоящему не любила мужа. Но ей нравилось в нем несказанно хорошее качество, которое напрочь отсутствовало у ее отца – он никогда не распускал руки, никогда не бил свою супругу. Хотя сама Хиллари до замужества не видела в этом ничего предосудительного. Это было естественно, как поцелую за утренним завтраком или ночные ласки. Потому и велико было ее удивление, что за такие проступки, как не постиранная вовремя рубашка или остывший ужин, не следовало заслуженных телесных наказаний. Для нее это оказалось чудесным открытием. За это миссис Спад была благодарна своему мужу, но вот любить – чувствам не прикажешь.
Спад младший вбежал на кухню, где все это время находилась Хиллари. Она одарила мальчика материнской улыбкой и поманила к столу.
- Алан. Присаживайся. Ты опять задержался. – с наигранным укором произнесла мать. – Если вечером такое же повториться – ты останешься без ужина. О`кей?
- Хорошо. – без всякого интереса к разговору, ответил Алан. Он мог говорить что угодно, да и поступать, как вздумается. Пока отец находился в поле – все было замечательно, и мать позволяла ему любую шалость. Она просто не могла сердиться на единственного ребенка. Особенно после рождения семерых мертвых младенцев – “неудачных попыток”, бывших до Алана. То единственное чадо, Хиллари берегла как свою собственную жизнь, и могла бы отдать больше, если бы имела.
Ей помогала дородная кухарка Франческа, с широким и добродушным лицом. Тем не менее, Алан ненавидел ее. Виной всему стеклянный глаз, заменяющий кухарки настоящий. Она потеряла одно из окон своей души во время осеннего сбора урожая, когда соломинка вошла в глаз, вызвав последующее загноение, которое и привело к столь невосполнимой потере. От Франчески на кухне, по правде, было мало толку, и Хиллари держала ее скорее из жалости, нежели по необходимости. Той просто некуда было идти, а мать Алана была доброй женщиной. Хотя доброта в ее понимании несколько отличалась от общепринятой.
Каждый раз, когда та смотрела в его сторону, Алан замирал от ужаса и отвращения, но не мог отвести взгляда от безжизненной стекляшки и из чувства такта улыбался ей в ответ. Хотя каждую ночь, после того, как по всему дому гас свет, и все засыпали, он становился на колени у своей постели и просил у Бога смерти для Франчески. Алан не выносил ее взгляда, улыбки, наставительных советов. Все это надоело ему.
- Вот и славно. – улыбнулась Хиллари. Она вновь помолодела и готова была разбивать сердца одиноким парням с соседних ферм. – Садись за стол.
Мальчик не преминул воспользоваться просьбой матери. И все было бы хорошо, если бы не Франческа. Упокой Господь ее душу, вместе с ее отвратным телом.
- Алан, ты помыл руки? – со всей возможной лаской, на какую была способна, спросила она.
Спад младший посмотрел на собственные руки, вымазанные грязью и песком, в котором он недавно игрался. Чувство негодования закипало в нем, а затем и гнев. Не тот, что заставляет с яростью бросаться на обидчика, а скорее – лютая ненависть. Ненависть к одноглазой Франческе.
- Да, Алан. – кивнула Хиллари. – Ты должен вымыть руки. В противном случае останешься без обеда. Ты меня понял?
- Да, мама. – ответил Алан, бросив в сторону кухарки взгляд, полный ненависти и острого желания отомстить. Что ж, возможно, придет то время, когда такая возможность представиться. Мальчик не исключал ее.
После обеда, а он показался, действительно, вкусным, несмотря на то, что большую часть работы выполняла та же одноглазая Франческа, Алан поросился на улицу. На протяжении всего обеда мысли о его сказочном замке, построенном “по чертежам” картинки из старой книги, из библиотеки отца, когда тот разрешал сыну рыться в его вещах, ни на минуту не покидали его.
Спад младший торопился успеть завершить строительство до заката солнца, но без получения разрешения от матери не мог покинуть дом. Тем более, что одноглазая Франческа не преминет воспользоваться моментом, чтобы еще раз выразить его матери свое личное отношение к непослушанию ребенка, и без сомнения пригрозит рассказать все мистеру Спаду, когда тот вернется с полей.
- Я хочу еще немного погулять, мамочка. – попросил ее Алан. – Мой замок еще не достроен.
Хиллари бросила острожный взгляд в сторону одноглазой Франчески, словно испрашивая разрешения, требуя совет. Кухарка же, словно не заметив скользкого взгляда своей хозяйки, продолжала намывать посуду, в огромной металлической чаше, полненной на четверть теплой водой.
Хиллари вновь повернулась в сторону сына.
- Ты можешь идти, Алан, но прошу тебя, не задерживайся слишком долго. – попросила она, приблизив мальчика к себе и целуя в лобик. – Иначе, ты заставишь меня волноваться. Ты же не хочешь, чтобы я волновалась, Алан?
- Нет, мамочка. – спешно ответил Спад младший. – Я приду, как только ты меня позовешь. Ни минутой позже.
- Обещаешь? – голос ее стал чуть более строгим. Хотя едва ли Хиллари могла когда-нибудь по настоящему злиться
- Обещаю, мамочка. – утвердительно кивнул Алан, и поцеловал мать в щеку.
- Тогда, ступай. – произнесла растроганная Хиллари. – И помни, что обещал.
- Я запомню. – улыбнулся Алан в ответ, и выскочил на крыльцо, где теплое солнце встретило его появления едва осязаемыми ласками своих прозрачных лучей.
Алан был счастлив покинуть дом, где его выводила из себя сама мысль лицезреть одноглазую Франческу, и выслушивать ее наставления, словно она имела на него какие-то права, как мать или отец. Впрочем,  сейчас – это не важно. Неумолимо приближалась осень, а с ней и школа, которую необходимо посещать, по меньшей мере, пять раз в неделю, а из-за расстояния в семь миль, которое приходиться проделывать на своих двоих, в школах установили спальный класс, где школьники могли оставаться на ночь. Значит, что в течение всего учебного года, Алану можно лишь изредка проживать на ферме, которая ему порядком надоела. Большей частью из-за кухарки, с ее стеклянным глазом.
Чем ближе Алан подходил к месту своих обычных игр, тем тяжелее становилось на душе. Он уже заметил как неподалеку Том Дэспер и Джон Янк, соседские мальчишки восьми (Джон), как и Алан, и одиннадцати лет (Том), гоняли ворон, которые заполнили своими черными, довольно массивными, для птиц, телами большую часть поля.
- Привет, Алан. – крикнул Джон. У него были серого цвета глаза и сухие, растрепанные волосы, цвета меда. Мальчишка был худощав, в отличие от своего более зрелого товарища, которых хоть и не выделялся большим ростом, тем не менее, был довольно коренаст и широк в плечах. – Решил помочь нам в ловле дичи?! Извини, но в команду никого не берем. Вали отсюда!
- Не очень то и хотелось! – крикнул в ответ Алан. – У меня и без вас есть достойное занятие.
Последние слова дались ему с большим трудом. Он едва прошептал их, потому что, в этот миг мир вокруг него обрушался, подобно стенам непреступной крепости, подобно его замку.
Именно его замок, обрушенный и разграбленный, заставил Алана замолчать, с немым ужасом взирая, как его творение, которому он посвятил несколько дней своей жизни, труда, пота и немного крови (как того посоветовала Лизи Стар – соседская девчонка, неровно дышащая в его сторону). Теперь же все это оказалось разрушено, а Спаду младшему оставалось лишь беспомощно смотреть, как обрушились его планы на сегодняшний вечер, как погасла искра того мальчишеского восторга, с которым он шел сюда, в надежде отвлечься от дурных мыслей, которые регулярно посещают его на ферме.
Алан увидел, как замок, с его шестью башнями ныне лежал в руинах, как неаккуратно была снесена стена, оставляя несколько нетронутых мест, явно намекающих на возможное восстановление, как безжалостно сравнялись с землей крохотные домики честных фермеров, живущих неподалеку от замка. Но самая главная находка – это след ботинка, в самом центре его творения, словно немой памятник вандализму, утроенному здесь в отсутствие Алана. След, очень напоминающий тот, которые оставляют ботинки Тома Дэспера.
Позади Спада послышались тихие смешки. Алан развернулся и посмотрел в глаза тому, кто сотворил такое с его замком. Том Дэспер с той же довольной ухмылкой, какую делал всегда, когда совершает какую-нибудь гадость ближнему, взирал на него без всякой тени сожаления о содеянном. Напротив, ему было даже приятно видеть Спада таким разбитым, потерянным. Словно свежие силы вливались в него, с каждой слезой, пролитой по его вине.
- В чем дело, Алан? – прозвучал насмешливый голос Джона. – Ты что-то потерял?
На глазах Спада младшего скопились слезы обиды. Он чувствовал себя таким ущемленным, раздавленным, как замок, который он так долго строил, на который опустилась здоровенная лапа Дэспера.
- Это сделал ты! – визгнул Алан, понимая какой жалкий вид, он сейчас производит.
- Сделал что?! – прозвучал непонимающий голос Тома. – Разрушил строение, незаконно возведенное на нашей земле?!
- Да-да. – закивал Джон. – Здесь не твоя земля, а нашего папеньки.
В подтверждение своих слов, он ногой расчертил линию, указывающую территорию, отделяющую земли Янков от земли фермы Спадов.
- Вот! Видишь?! – указал Том, на едва различимую кривую линию измятой травы, отмеченную Джоном. – За эту линию ты никогда не должен заходить, в противном случае, можешь вернуться к своей мамочке с разбитым носом. Ты все понял?!
От обиды и горечи в горле, Алан едва мог говорить.
- Это… это земля моего отца. – всхлипывая проговорил Алан. – Он разрешает мне и только мне здесь играть. Это вы находитесь на чужой земле, а не я. Вы…
Том не стал дожидаться продолжения, а с силой ударил Алана в лицо, а затем, когда тот упал – несколько раз по спине. Боль была такой, что не хотелось дышать. Осталось просто глотать ртом воздух, как рыба, оказавшаяся на суше. Тогда он впервые подумал о море. Никогда до того прежде, видения безбрежного океана не являлись Алану в таких красках, как это было сегодня, как и никогда, до того памятного дня, ему не было так больно.
Спад помнил, что прикусил губу и рот наполнился соленой кровью. Он попытался встать, но последовал новый удар, а вспышка боли, сопровождающая его, затмила даже то, что он испытывал до этого.
“Мама!” – хотел закричать Алан, но из горла вырвался лишь хрип, а потом он услышал голос одноглазой Франчески, говорящей с ним губами Тома:
- Ты всегда был дураком, Алан. – визжала она, сверля своим единственным глазом. – Не моешь руки, ругаешься, я даже видела, как ты курил сигареты и залазил под юбку малышки Лизи. Как ты думаешь, что на это скажет отец?! Будет правильным, если он выпорет тебя, как следует, чтобы ты ни сидеть, ни лежать не мог, а только корчился от боли и продолжал звать свою мамочку, словно плаксивая девчонка.
- Нет! – вскрикнул Алан. – Я ненавижу тебя, проклятая уродина.
На лице Дэспера отразилось непонимание, и даже страх. Он отошел от корчившегося от боли тела, не желая продолжать экзекуцию.
“С него хватит”. – решил Том.
Лучше вернуться к старому занятию: гонять по полю ворон. В конечном счете, они повеселились достаточно, а если у мальчишки не хватает чувства юмора, он может идти нажаловаться отцу.
“А вдруг и вправду расскажет?!” – мелькнуло в голове у Дэспера, но он тотчас отбросил эту мысль. Алан был слишком горд, чтобы опускаться до банального ябедничества и никогда не расскажет мистеру Спаду, что здесь приключилось на самом деле. – “А может на всякий случай, припугнуть еще раз?” – подумал он и развернулся в сторону Алана.
- Послушай как сюда, девчонка. – начал Том, но Спад не дал тому возможности договорить.
Ярость прожгла его разум. Ярость и боль, в сумме с ненавистью к смеющейся над ним, в этот миг, одноглазой Франчески. Он уже не видел ребят, что так жестоко пошутили над ним, не видел руин замка, разрушившие его мечты на спокойную работу. Слышал только ненавистный смех кухарки и ее стекляшку, взирающую на него дьявольской отметиной, с пылающим внутри огнем.
Алан не знал, откуда взялись силы, чтобы подняться, встать на ноги. Да и не хотел знать. Он почти не чувствовал боли. Только злость, ничем незамутненную ненависть к этой женщине.
Потом он с большим трудом вспоминал, как в его руке оказался кухонный нож, и зачем он вообще взял его с собой (возможно, хотел сделать окна в замке более детально правдоподобными). Тем не менее, он я криками и плачем бросился на одноглазую Франческу. В какой-то момент, Алану показалось, что ее стеклянный глаз распахнулся в изумлении, а сама она вдруг стала чуточку меньше ростом и не столь жирной, какой Спад привык ее видеть каждый день.
Алан нанес удар, чувствуя всем телом, как лезвие вошло во что-то мягкое. Франческа повалилась на бок и начала кричать. Мальчик слышал лишь оскорбления и угрозы. Даже сейчас, когда жизнь ее висит на волоске, она продолжает угрожать Алану – все рассказать отцу. Потому Спад наносил один удар за другим, пока кухарка не умолкла навек.
Наблюдая за тем, с лезвия ножа стекала тягучая багровая масса, Алану почему-то захотелось смеяться. Он почувствовал себя гораздо лучше в тот момент, когда одноглазой Франчески не стало на свете.
Только когда, до слуха Алана донесся истерический визг Джона Янка, и он увидел лежащего в двух футах окровавленного, но все еще живого Тома Дэспера со стекленеющим взглядом, Спад понял что только что натворил. Он стал убийцей.

Сон тонким покрывалом скользил вниз, возвращая разум обратно, в мир живых, в мир, который существовал здесь и сейчас, в нашей реальности. Воспоминания далеко детства испарились, оставив место блаженному вздоху, когда начинаешь понимать, что все увиденное тобой всего лишь сон, и ничто не заставит тебя вернуться туда обратно. Ни Бог, ни дьявол, ни что-то среднее между этих понятий.
Старший уорент-офицер третьего класса Алан Спад открыл глаза, безвольно всматриваясь в потолок каюты. Боль в горле вновь вернула его в сознание, чтобы напомнить о себе, причиняя все большие и большие страдания, подобно кислоте разъедая разум.
Но одно лицо никак не желало оставлять Алана, даже за пределами сновидений, за той спасительной чертой, которая отделяет мир живых и мир мертвых. Ведь именно во сне, эта грань становиться как никогда тонкой. Ее так легко преодолеть, пройти, разорвать тонкие путы, и заглянуть в пустоту неизвестности.
Именно в этой пустоте и ждал его Том Дэспер, с ненавистью взирая гниющими глазами в лицо своего убийцы. Спад старался забыть тот случай, но Том не хотел забывать. Мертвые ничего не забывают и не умеют прощать. Они ждут. Ждут своего часа, ждут часа мести.
- Зачем ты здесь? – спросил Спад у призрака, витающего по каюте. Лицо его оставалось таким же пугающе детским, как в тот момент, когда был убит. На лице, шее и теле все еще угадывались неуклюжие шрамы, нанесенные тупым кухонным ножом. – Ты давно уже мертв. Тебя нет.
Истлевшее, но с все еще угадывающимися чертами, лицо Дэспера приблизилось к лицу Алана. Офицер даже мог почувствовать его едва различимое холодное дыхание, от которого на лице начал проявляться серебристый иней.
“Значит и мертвые умеют дышать?!” – подумал Спад, игнорируя едва различимый у самого края сознания шепот. – “Пускай по-другому, но все же, умеют. А так же очень хорошо умеют помнить злое, как если бы то было единственным, ради чего они возвращаются вновь, являются во снах, дышат в затылок, ожидая подходящего момента для мести”.
- Нет. – улыбнулся Том. – Я все еще здесь с тобой. Пока жив ты, буду жить и я, потому как в аду нет места. Он переполнен из-за количества проклятых душ, ежесекундно попадающих туда. Я не могу вернуться без своего убийцы, не могу обрести покой, не будучи отмщенным.
Алан почувствовал, как холодные пальцы Дэспера касаются кожи на его шее, как медленно сжимаются они, затрудняя дыхание, вытягивая жизнь, ее остатки. Мертвые умеют мстить. Для этого они продолжают существовать после смерти, ради этого они покидают ад. Спад умирал, не способный сделать и глотка воздуха. Он терял волю к жизни, терял ту крохотную нить, которая вела к спасению, и ничего не мог с этим поделать. Человек не властен над призраками, не властен над грехами, которые совершил, и чувство вины за которые будут давать жизнь подобным Тому. Он не мог ничего.
- Ну уж нет, приятель. – услышал Спад на самом краю бездны, в которую вот-вот готовился упасть. – Так просто я тебя не отпущу. Это не в моих правилах.
Сквозь сновидения умирающего от отсутствия кислорода разума, Алан услышал голос доктора Шона Маккреди, несмотря ни на что, продолжающего сражаться за его жизнь. Он не желал так просто отдавать своего пациента в руки смерти, не позволял ее обманчивым миньонам провожать его к последней тропе, к финальной гавани, откуда нет возврата. Компромиссов в этой борьбе нет, и никогда не будет, а каждое поражение – означало смерть.
В один момент Алан почувствовал, что хватка Тома ослабла, а рука, казавшаяся такой реальной и нечеловечески сильной, начинала таять, словно сон, словно смущающий разум кошмар, в бесконечной попытке своей поймать новую жертву. Он увидел отражение гнева на истлевшем лице Дэспера. Узрел его боль от осознание того, что месть так и не свершилась, что тот, кто некогда лишил его жизни, сам продолжает наслаждаться ей, оставляя его в этом сером пограничье между мирами, вынуждая день за днем скрывать от стражей, следящих за устройством миропорядка, как в жизни, так и в смерти, от самого сотворения мира, до наших дней.
Открыв глаза, Спад увидел обеспокоенное лицо Маккреди и двух санитаров, с явным интересом рассматривающих его, словно видели впервые. На лицах каждого так и читалось: Как этот парень все еще жив?! Это не внушало уверенности, и уже тем более повышало край благодарности, которую офицер испытывал в отношении своего спасителя.
- С возвращением. – ответил Шон на кивок благодарности, сделанный Аланом, после осознания того, что этот человек только что сделал для него. – Надеюсь впредь, вы не станете нас так пугать.
Маккреди старался это скрыть, но лицо его выражало крайнюю озабоченность, словно он сам не верил, что человек, который в данный момент лежал перед ним, мог выжить.

Чувства, которые испытываешь, находясь в тумане трудно передать словами, сложно озвучить, невозможно понять. Они так же призрачны, непонятны, бесплотны и столь же хрупки, как и сама человеческая жизнь. В них легко запутаться, потеряться, сгинуть навсегда, никогда не найдя дорогу домой. В какой-то момент, кажется, что стоит протянуть руку, и ты коснешься тумана, почувствуешь, какой он на ощупь, познаешь его, но это обман. Как обманчива жизнь, как обманчивы люди, как обманчива смерть, в своей вечной охоте за человеческими душами.
Будучи лишь призраком, видением, он, тем не менее, был везде. Словно белое покрывало окутывал он корабль, но Кэрроллу больше пришлось по душе сравнение с паутиной, которое дал Леонард Райт. Туман действительно походил на паутину, охватившую все и вся, бывший везде, но неуловимый. Что самое страшное – ему не было конца, не было края, заплыв за который, “Разящий” мог вырваться из плена.
Температура на поверхности корабля поднялась до минуса восьмидесяти градусов по Фаренгейту и оставалась на этой отметке уже более часа. Впрочем, это мало беспокоило капитана, учитывая те природные аномалии, с которыми ему и его команде представилось столкнуться, в этих южных водах, не так далеко от Антарктики. Больше всего Ричард опасался столкновения с каким-либо крупным объектом, будь то айсберг, скалы и корабли, потерянные во время шторма. Любая оплошность могла привести к неприятностям, неприятности к поломке, а уж поломка, если так случиться, может привести и к затоплению линкора. Чего никак не мог допустить его капитан.
Кэрролл медленным прогулочным шагом двигался вдоль борта корабля. Всматриваясь в эту непроглядную мглу, он хотел понять, что скрывается в ее утробе, где ждет очередная опасность, кто противостоит им, в их тяжелом поиске. Холодное пустота отвечала скорбным гробовым молчанием. Лишь изредка шум волн, бьющихся о борта корабля, говорил о том, что они все еще на земле, а не плывут где-нибудь в глубинах черного космоса, где нет ничего кроме тьмы и печали по потерянной родине.
Глухо звенели якорные цепи, эхом отдаваясь в глубинах корабельных палуб, словно сдерживая собой руки могучего титана, прикованного к скале за мятеж против богов, за то, что некогда принес людям огонь, наперекор воли небес. Кэрролл помнил эту историю, и в чем-то был согласен с наказанием, примененным к приговоренному. Титан не предвидел последствий своих действий, не отдавал себе отчет, ни разу за все то время, которое посвятил выполнению своего плана, не задумывался, как человечество распорядится его даром, как применит то, что было подарено от всего сердца, и за что была вручена такая суровая награда. Он ошибся. Веря в лучшее в людях, за то и был наказан, за то и получил суровую расплату.
Где-то вдалеке, на другой стороне верхней палубы, Ричард услышал беседу матросов, несущих вахту. Они о чем-то спорили, и, кажется на повышенных тонах. Желая узнать причину столь оживленной беседы, капитан спешным шагом направился в сторону, откуда доносился шум. Он не знал в чем дело, но крики, нарушающие это сонное безмолвие, идущего тихим ходом корабля сквозь завесу тумана, резало слух, мешало восприятию. Этому следовало положить конец.
Обогнув флагшток с установленным флагом, пройдя мимо орудийной башни, Кэрролл вышел на открытое пространство, где у самого борта, по левую сторону от носа корабля, четверо матросов о чем-то оживленно переговаривались. Было ясно видно трое из них, стараются что-то объяснить другому, занявшему исключительно противоположную позицию в споре, при этом часто срываясь на крик, едва не перерастающий в рукоприкладство.
- Я же сказал, что не оставлю этого просто так! – кричал тот самый матрос, которого пытались утихомирить трое товарищей. – Я пойду капитану и все расскажу. У меня нет сил, все держать в себе. Я не могу молчать. Я не могу. Вы не понимаете меня?! – крик перерастал в истеричный хохот, а затем так же резко затихал, словно осознание окружающей действительности, на краткий миг, возвращалось к матросу.
- Успокойся, Адам. – попытался урезонить его высокий широкоплечий матрос с темными волосами и характерным шрамом на левой щеке. Это был матрос Гарольд Норт – один из тех, кто служил на “Разящем” еще во время тихоокеанской компании. Ричард запомнил его как умного и рассудительно парня, без лишних амбиций и пустых стремлений, к высотам, которые мог никогда не достичь. – Тебя примут за сумасшедшего и запрут в одной из кают для пленных. Ты этого хочешь?!
- Я не сумасшедший! – взвизгнул тот и, потеряв равновесие, рухнул на пятую точку. – Я говорю только то, что видел.
- Но это же бред, дружище. – продолжил Гарольд. – Трудно даже представить такое, а не то чтобы поверить. Я понимаю как тебе тяжело, особенно, после того как мы потеряли Билла и Фрэнка, но всему есть предел. Либо ты успокаиваешь, и идешь с нами либо, нам придется сдать тебя старшине. Ты же не хочешь попасть к нему в немилость?
У матроса, которого назвали Адамом, ответа не нашлось. В голубых глазах его читалось сомнение, как если бы он пытался принять ту истину, которую пытался втолковать в его голову Норт. Пытался, но не мог.
Тем не менее, Гарольд приблизился к сидячему без движения матросу и протянул руку, предлагая помощь. Адам покачал головой, ясно говоря, что не желает помощи от предателя. Тот лишь в ответ пожал плечами и, убрав руку, поравнялся с товарищами. Один из тех, чьи имена Кэрролл не знал, потому как, они пришли служить на корабль незадолго до начала экспедиции Берда, что-то прошептал на ухо Норту. Тот согласно кивнул, но в слух не проронил ни слова.
Адам встал с холодного пола верхней палубы. По бледному лицу и синеющим губам было видно, что холод начинал вытягивать из него жизнь, но матрос не сдавался, в надежде доказать свою правоту.
- Вы еще увидите. – прохрипел он, потирая немеющие щеки. – Что я окажусь прав. И вот тогда посмотрим, кто из нас окажется посмешищем, а кто человеком, доблестно выполняющим свой долг перед страной и кораблем, на котором поклялся служить.
Гарольд посмотрел на него как на умалишенного.
- Ты не оставляешь нам выбора, Адам. – произнес он, бросая ленивые взгляды на матросов, стоявших неподалеку.
Те, словно понимая немой приказ своего негласного командира, двинулись в направлении смутьяна. Об их намерениях судить было рано, впрочем, Кэрролл и без того понимал, что ни к чему хорошему это привести не может. Он видел, как затравленно озирался Адам, в надежде найти выход из положения но, по всей видимости, не видел ничего. В противном случае, он давно бы заметил, наблюдающего за сценой капитана “Разящего”, потому как взгляд его несколько раз проходил в опасной близости от того места, где Ричард остановился, но так и не зафиксировал взгляд. Не заметил того, кого так хотел увидеть, и что-то рассказать. Впрочем, у Адама, сейчас, были свои заботы.
- Не подходите! – крикнул матрос. Голос его донельзя был жалким, но Кэрролл не мог его осуждать, после всего, что все они пережили – тронуться рассудком мог каждый. – Я не позволю вам заставить меня замолчать!
Как бы в подтверждение своих слов в руках его блеснул нож. Намерения матроса были, более чем, ясны.
- Не глупи, Адам. – Норт вышел вперед, поднимая вверх ладони и показывая, что не вооружен. – Мы просто хотим помочь.
- Я тоже хочу всем помочь! – крикнул Адам, и бросился в противоположную от Гарольда сторону.
Матрос в один прыжок нагнал беглеца и сбил того с ног. Нож вылетел из рук несчастного и полетел в сторону орудийной башни, не так далеко, где стоял, наблюдающей за этой сценой, капитан Кэрролл.
Адам, поваленный на палубу и обездвиженный более сильным Нортом, закричал, словно его обожгло кипящим маслом. Крик, от которого в жилах стыла кровь, а руки начинали трястись. Потому как не один человек не мог так кричать, даже когда жизни его угрожала опасность.
- Лежи смирно, Адам или, клянусь Богом, и размажу твое лицо по палубе. Пока ты не заткнешься. – прошипел Гарольд. Было видно, что крик человека, с которым он прослужил, по меньшей мере, около двух месяцев, если и не напугал, то точно заставил почувствовать себя неуютно, в обществе сумасшедшего.
Ричард решил, что настало время вмешаться, и вышел на свет, показываясь на глаза матросам, словно Христос,  явившийся людям.
- Отставить, матрос! – крикнул Кэрролл, ни к кому конкретно не обращаясь. Тем не менее, и Гарольд, и Адам отказались от борьбы и, поднявшись на ноги, замерли по стойке смирно. Те двое матросов, которые решили сохранить нейтралитет, во все глаза смотрели в сторону капитана, не зная, молчать или говорить.
- Капитан Кэрролл. – прозвучал несколько обескураженный голос Норта. – Старший матрос Гарольд Норт. К вашим услугам. Что-то случилось?
- Об этом следовало спросить у вас. – прозвучал строгий голос капитана. – Ваши крики разносились по всему кораблю, и не могли не остаться без моего внимания. Как вы можете это объяснить?
- Мы… у нас произошел спор. Мы потеряли контроль и общались на повышенных тонах. – неуверенно ответил Гарольд. – Только и всего. Мы готовы понести любую ответственность.
Кэрролл перевел взгляд в сторону матроса, которого звали Адамом – причине всего конфликта. Матрос был невысокого роста, худощав и глаза испуганно бегали, как у сумасшедшего.
- У тебя есть другое мнение, сынок? – обратился он к матросу, которому явно было “что сказать”.
- Матрос Адам Прайс, капитан. – представился парень. На первый взгляд ему можно было дать не больше двадцати. – И да. У меня есть, что добавить к вышесказанному, и чем скорее вы прислушаетесь к моим словам, тем больше людей мы сможем спасти.
- Я тебя слушаю. – Ричард весь обратился в слух. – Можешь говорить смело.
- Капитан Кэрролл. – вмешался Гарольд, бросив в сторону Прайса предостерегающий взгляд. Он говорил о том: “еще слово и тебе несдобровать”. – Поверьте мне, это не стоит вашего внимания.
Ричард жестом приказал тому молчать. Ему претило опускаться до разборок “корабельных крыс”. Тем не менее, долг капитана никто не отменял, и иногда приходилось “марать руки”.
- Молчание, матрос. – приказал Кэрролл. – В противном случае я запру весь ваш квартет, до конца путешествия, а учитывая обстоятельства – неизвестно когда мы достигнем суши. На вашем месте, я бы хорошо подумал, прежде чем нарушать субординацию и перечить мне. Я понятно объясняю?
- Да, капитан. – сдался Норт. – Как вам будет угодно. – добавил он чуть тише, продолжая сверлить Адама суровым взглядом.
Ричард указал пальцем в сторону Прайса.
- Матрос, ты можешь говорить смело. – приказал он, не снимая маску суровости со своего лица. Он не собирался нянчиться с этими парнями и уж тем более потакать их паранойи, но они должны знать, что капитан заботиться и о каждом в отдельности, как любящий отец, заботиться обо всем своем семействе. – Что тебя беспокоит.
Адам посмотрел на капитана с чувством благодарности. Нет, даже нечто большее – Кэрролл был в этот момент, для него спасителем, лучом света во мраке безнадежности.
- Да-да, капитан. – закивал он. Глаза его непрестанно моргали, что говорило о невменяемости матроса, но Ричард нашел в себе силы выслушать этого человека. – Люди, капитан. За бортом находятся люди, которые просят о помощи. Возможно это выжившие после шторма. Капитан, прошу вас.
Слова, сказанные Прайсом, лишь подтверждали догадки Кэрролла. Он имел дело с сумасшедшим, однако какая-то часть его сознания зацепилась за слова матроса и не отпускала Ричарда так просто. В голове его поселилось сомнение, медленно перерастающее в нечто большее. Капитан стал бояться, что сам заразился безумием, которое охватило несчастного Прайса, но не желал признавать в себе подобного недуга. Нет, такого не могло быть. Это немыслимо, невероятно.
- Откуда у тебя такая информация? – спросил Кэрролл, желая до конца оставаться “добрым капитаном”. – Где находятся те, как ты говоришь, чудом спасшиеся во время шторма? Разве ты не знаешь, что корабль ушел далеко от того места, где случилось несчастье? Да и кроме того, даже если ты видел или слышал что-то полчаса назад, нашей скорости хватило, чтобы давным-давно оторваться от них.
- Мне это известно, капитан Кэрролл. – кивнул в знак подтверждения всего вышесказанного Адам. Глаза его перестали бегать, а смотрели неотрывно в сторону Ричарда, и от этого взгляда холодело в груди. – Тем не менее, я настаиваю на немедленной проверке моих слов. Я прошу вас спасти людей за бортом, пока не стало слишком поздно.
В этот момент, Кэрролл понял, что выбора у него не было. Пришлось подчиниться этому сумасшедшему, потому как, если тот окажется прав (в чем все, включая капитана, сильно сомневались), они могли спасти чью-то жизнь. Даже, если эта жизнь человека с другого корабля экспедиции. Но вряд ли кто-то мог выжить в этих холодных водах, и уж тем более у него оставались силы звать на помощь. Впрочем, капитан счел нужным проверить слова матроса, нежели терзаться остаток жизни сомнениями и вопросами их порождающими: А сделал ли он все правильно? Достаточно ли приложил сил, чтобы спасти всех своих людей из этой ловушки, устроенной неподвластной человеку стихией.
- Покажи мне это место, сынок. – голос Кэрролла показался матросам хриплым и обеспокоенным, словно он в полной мере проникся паранойей Прайса.
Узрев в глазах капитана понимание и, что более важно, веру, Адам кивнул и указал в сторону носовой части корабля.
- Это случилось там, капитан. – сказал он, бросив испуганный взгляд в сторону Гарольда Норта. – Именно там я впервые услышал голоса, взывающие ко мне о помощи.

Кэрролл двинулся в сторону, куда указывал матрос. В данный момент, его мало беспокоило, идут ли те четверо за ним или продолжили свой неоконченный спор. Капитану было все равно. Сейчас, он лишь надеялся проверить слова Прайса, и если то, на чем так яростно настаивал матрос, окажется лишь бредом его больной фантазии, со спокойной душой отправиться спать в свою каюту.
Когда капитан проходил мимо флагштока, то заметил, как один из младших офицеров (кажется, это был двадцатисемилетний энсин Джек Грей), наклонился за борт, почти переваливаясь всем своим телом, за спасительное ограждение. Казалось вот-вот, и случиться падения, выжить в котором, человеку, не представлялось возможным.
- Энсин! – окликнул Кэрролл парня.
Тот повернул голову в сторону капитана. В глазах его читался немой ужас, а губы предательски дрожали. Думалось – он увидел нечто пугающее.
- Капитан Кэрролл. – прошептал Джек. Подбородок его дрожал, а зубы, ни то от холода, ни то от страха, выбивали ритм. – Я слышу их. Я слышу их, капитан.
- Энсин Грей! – крикнул капитан, в надежде докричаться до его сознания. – Слышите кого? Кого вы слышите, черт вас возьми.
Джек посмотрел на капитана стеклянными глазами, словно часть сознания его находилась где-то далеко, за гранью этого мира.
- Я слышу тех, кто шепчется за бортом. – произнес Грей слова, заставившие Ричарда затаить дыхание. – Они взывают ко мне.
Произнеся последние слова, энсин Джек Грей перевалился за борт “Разящего”, и в тишине, окутанной белым туманом, упал в пустоту. Туман скрыл его тело от посторонних глаз.
- Нет! – успел крикнуть Кэрролл, когда осознание случившегося медленно проникала в его разум, подобно сорнякам, засоряющим огород. Это казалось невозможным и все-таки это произошло.
К борту подскочил испуганный Норт. Кожа его лица была белее снега. Он, как и Кэрролл не ожидал увидеть нечто подобное.
- Я же говорил, что они там. – прозвучал ровный голос Прайса. – Они зовут. Вы слышите.
Он приблизился к борту, к той опасной точке, с которой только что сорвался (или все-таки прыгнул энсин Грей). Глаза Адама смотрели в молочное безмолвие тумана, в тот самое место, куда только что упал офицер, а губы шептали невнятные слова, ни к кому конкретно не обращенные.
- Они зовут. – констатировал он, наклонившись чуть сильнее, едва не переваливаясь через заграждение. – Взывают о помощи. Мы должны идти.
Прежде чем, Прайс сделал финальный рывок и не отправился следом за погибшим энсином, Гарольд, не дожидаясь распоряжений капитана, рванул того за шубу и с силой двинул кулаком в челюсть. Послышался хруст, и в какой-то момент, Норт испугался, что несколько перестарался. Он склонился над упавшим матросом, чтобы проверить его состояние, и потому пропустил ответный удар.
Гарольд не ожидал от поверженного Прайса такой прыти и потому, матрос вырвался из окружения и бросился в сторону борта, в надежде успеть прыгнуть вниз, в пугающую черноту океана и такую манящую.
- Они зовут. – вновь прозвучал голос Адама. Лицо его оставалось безжизненным и мертвым, как и у энсина Грея, за миг до прыжка.
Но он не успел. Прозвучал выстрел, и матрос Прайс со стоном повалился на палубу, не дойдя полшага до заветной цели. Позади него, тяжело дыша, стоял Ричард Кэрролл, все еще сжимая в руках пистолет. Тело его не прекращал бить озноб, а разум отказывался верить в очевидное.
Массовое помешательство. Как такое возможно?
Гарольд Норт подбежал к раненному Прайсу. Несчастный лежал, дрожа и тихо стеная, когда руки лежали на простреленной ноге, в надежде остановить кровь. В глаза его вернулось осмысленное выражение. Адам понимал, где находился и что чуть было, не натворил. Понимание этого, в купе с болевым шоком, заставили его потерять сознание.
- Медика сюда! – рявкнул капитан, обращаясь к окаменевшим от происходящего матросам, бывшим с Нортом. – Срочно!
Никто не отреагировал на приказ Кэрролла. Вскинув пистолет, он выстрелил еще два раза. Тишину разорвали выстрелы, а так же крики проклятие и призывы к подчинению.
- Я же сказал, быстро! – Ричард толкнул одного из парней, что тот чуть не повалился навзничь. Но это помогло.
Они, словно очнувшись от долгого сна, бросились в сторону двери, ведущей к внутренней части корабля. Проводив их внимательным взглядом, капитан повернулся в сторону Гарольда, продолжающего оказывать первую помощь раненному матросу.
- Матрос Норт. – окликнул он парня.
- Да, капитан. – ответил тот, продолжая прижимать к ране, плотный слой ткани.
- Мне требуется организовать десантную команду, дабы спуститься и проверить, что там внизу, в этой черноте. – распорядился Кэрролл.
- Капитан? – не понял его Гарольд. Ему очень не хотелось спускаться туда, где возможно находиться то, что свело с ума двух здоровых и сильных людей из команды “Разящего”.
- Нам нужно выяснить, что побудило двух членов моей команды к суициду. Что стало причиной психоза. Этот корабль не сдвинется с места, пока я не выясню причину. – пояснил капитан. – Вы поняли меня, или вам так же требуется разъяснять все по нескольку раз?!
- Я вас понял, капитан Кэрролл. – кивнул матрос. – Выполню все, как прикажите.
- В таком случае, можете идти. – приказал Ричард. – Я лично прослежу за раненным.
Впрочем, в этом уже не было нужды. Кэрролл видел, как к ним уже бежало, по меньшей мере, около восьми человек, среди которых капитан узнал и главного корабельного доктора Шона Маккреди и первого помощника Райта и еще кого из старших офицеров. В тот момент их груди его вырвался вздох облегчения. Когда чувства подсказывали, что он находиться в относительной безопасности, когда людей много, когда ты не один.
Только в этот миг, нарывшего его чувства защищенности и бесстрашия, Кэрролл услышал голос энсина Грея:
- Капитан, помоги нам. – вопил он, пробираясь в само основание разума, вгрызаясь словно голодный червь в труп своей жертвы. – Здесь холодно и мокро, как в аду, капитан. Ведь ада – это место куда рано или поздно причаливают все корабли. Ад это место, в котором всегда надеться место для сотни новых душ. Ад – это место, где всегда холодно. Вам нужно подождать. Вам нужно спасти нас. Вам требуется лишь сказать…
Райт оказался рядом с капитаном на секунду раньше остальных. В глазах его не было страха, лишь любопытство.
- Капитан? – спросил он. – Что произошло?
Кэрролл поднял глаза и посмотрел на первого помощника стекленеющими глазами.
- Стоп машина! – приказал Ричард, краем сознания понимая, что приговаривает корабль, но сил сопротивляться не оставалось.
- Есть, стоп машина. – ответил Леонард.
Через какое-то время корабль замедлил ход, пока и вовсе не остановился. Приказ капитана “Разящего” был выполнен в короткие сроки, словно сама судьба желала, чтобы все было именно так, а никак иначе.