Вожделенные канцелярские сокровища для примерных учениц привозят раз в месяц в центральный магазин «Пионер», куда стекаются школьники всего города. Вот туда мы и отправились с Ленкой, моей лучшей подругой, чтобы купить новенькие гладкие тетрадочки розового цвета, совсем девчачьи, не то что серо-зеленые из шероховатой бумаги. Еще мы ищем тонкие стержни с фиолетовыми чернилами, набор фломастеров, мягкие "стирашки", календарики, книжные закладки, переводилки, акварельные краски и еще много всякой всячины. Мы носимся по просторному залу, не пропустив ни одного отдела, буквально носом прилипаем к прилавкам, тычем пальцем в понравившуюся безделицу, вываливаем кассирше целую кучу монет из целлофанового пакета.
Сложив все свои приобретения в раздувшийся портфель, мы весело шагаем к остановке. Дома мы будем раскладывать покупки на столе, с любовью поглаживать каждую коробочку, нюхать краски и выравнивать тетрадочки ровной стопочкой. А пока стоим с бесформенными сумками, оттягивающими руки, и ждем транспорт.
До «Градуски», где нас ждет пересадка на привычный трамвай, можно доехать на троллейбусе или автобусе. Мне вообще больше троллейбусы нравятся, но как оказалось, они не ходят: обрыв на линии. С замирающим от дурного предчувствия сердцем залезаем на автобус номер 13. У меня нет автобусных талончиков и деньги уже потрачены. Нехитрая детская логика подсказывает, что два троллейбусных талона сойдут за один автобусный: в сумме они дают 8 копеек, а это на три копейки больше автобусного пятачка. Пробиваю два талона и сижу, сжимая их в потной от волнения руке. Время от времени озираюсь по сторонам: нет ли контролеров? Автобус номер 13 – это длинная желтая «гармошка», поэтому впереди плохо видно, что происходит сзади. Ленка совсем не дергается, у нее законный автобусный билет.
В самый разгар нашего щебета о сокровищах вдруг слышим голос:
– Ваши проездные документы!
Ленка протягивает продырявленный талончик толстой женщине с красным лицом. Рядом молча стоят двое мужчин в черном. Контролер поворачивается ко мне:
– Где твой билет?
Я протягиваю мокрые и мятые кусочки серой бумаги с зелеными знаками. Брови женщины стягиваются к переносице и вздыбливают вертикальные изломы на лбу. Пытаюсь объяснить, что троллейбусы не ходят, но мне надо домой. Морщины на ее лбу не исчезают. Она не верит. Я прибегаю к помощи математики, стараясь убедить, что за проезд заплатила больше положенного. Женщина неумолима. Она кивает мужчинам:
– Выводите ее из автобуса.
Меня берут за руки в районе предплечья и вытаскивают из транспорта. Этот как раз наша остановка, потому Ленка выходит следом.
Женщина тут же начинает громко стыдить меня на глазах у прохожих:
– Как тебе не стыдно! А еще пионерский галстук носишь! Сейчас отведем тебя в отделение милиции, будешь там свои сказки рассказывать. Какая школа? Будем сообщать директору и родителям.
Я пищу в ответ:
– Пожалуйста, не надо в школу! Я штраф заплачу, только не сообщайте в школу!
– Где живешь?
– Тут недалеко, давайте за деньгами сбегаю, быстро принесу.
Тетка переводит взгляд на Ленку, сидящую неподалеку на чугунном заборчике:
– А эта что – с тобой?
Я киваю. Контролерша зовет мою подругу:
– Эй, девочка! Иди быстро сюда!
Потом она тычет пальцем мне в грудь и говорит:
– Даю тебе двадцать минут. Неси три рубля штраф, – жирный палец перескакивает на грудь Ленки, – А ты будешь пока тут. Если она не принесет деньги, ты нам все расскажешь про школу и родителей.
Смотрю на бедную Ленку, аж сердце в пятки уходит, до того страшно за нее, и себя жалко. Обещаю мигом вернуться и со всех ног бегу домой, не дожидаясь трамвая. По дороге меня пронзает осознание, что мама еще на работе, а отчим в командировке. Где брать три рубля? Я почти в отчаянии. Воображение рисует страшные картины. Как Ленка сидит в милиции и дает показания, а потом и знать меня не хочет. Как меня вызывают вперед при всех на школьной линейке и снимают пионерский галстук, исключая из пионеров. Как бедная мама плачет в кабинете директора, и потом меня ждет грандиозная порка. Стыд-то какой!
Слезы соскальзывают по щекам на грудь, разлетаются от бега в стороны, мешают смотреть. Мы живем в частном секторе, дороги по весне развозит сильно, так что несколько раз проваливаюсь в грязь по колено. Времени совсем мало, поэтому не обращаю внимания на комья прилипшей глины, хотя понимаю, что за это тоже влетит от мамы.
Домчалась до места и встала, уперев руки в колени, чтобы отдышаться. «Что теперь делать?» Тут я вспоминаю, что бабушка подружки Наташи всегда дома. Она живет через пять домов от нас. Несусь к ней:
– Теть ...хыхых.. Нин! Теть Нин! – кричу, открывая калитку, еще задыхаясь, – Помогите мне! Хыхых... дайте три рубля! Я потом отдам, когда мама придет...
Нина Ивановна во дворе делает уборку. Седые волосы собраны в пучок. Глядит внимательно из-под очков на раскрасневшуюся девочку в грязной одежде. Задумалась. Потом снова начала сгребать мусор в кучу и отвечает:
– Ну во-первых, здравствуйте!
– Здравствуйте, теть Нин! Извините...
Она продолжает:
– А зачем тебе три рубля?
«Эх, - думаю, - время истекает, а тут вопросы…» Сбивчиво тараторю про канцтовары, про талончики, про неходящие троллейбусы, про Ленку и исключение из пионеров и добавляю в конце:
– Теть Нин, дайте мне три рубля, пожалуйста, я отдам! А то Ленку там в заложниках держат.
Старушка вытирает руки о передник и идет в дом. Я немного успокаиваюсь и восстанавливаю дыхание. Нина Ивановна протягивает мне хрустящую зеленую бумажку:
– Вот держи, но с одним условием.
– Каким? – в этой ситуации я готова на все.
– После придешь ко мне и все подробно расскажешь. Договорились?
– Ладно, теть Нин! Спасибо!
Прячу свой пропуск на свободу и несусь обратно на «Градуску» вызволять Ленку. Я опоздала, но контролерам было не до меня: они останавливали все автобусы и шерстили в поисках «зайцев». Ленка стояла под охраной одного из мужчин в черном. Приближаясь к ним, я ощущала себя спасительницей Ленки, хотя по-настоящему, она страдала из-за меня. Ожидание избавления от злых контролеров и бег на длинную дистанцию заставляли мое сердце бешено колотиться.
Я протянула банкноту женщине. Та сунула ее в карман и сказала:
– Теперь идите отсюда, чтоб я больше вас здесь не видела!
А мужик в черном еще зачем-то цыкнул и притопнул на нас:
– Кыш!
Мы с подружкой перебежали на другую сторону шоссе. Я извинилась перед Ленкой, но она заверила, что я ни в чем не виновата, это просто люди такие недобрые попались и что она совсем на меня не в обиде, хотя и страшно было стоять там одной.
– Но я знала, что ты обязательно придешь, даже не сомневалась! – заверила меня подруга.
– Конечно, я бы тебя не бросила, – подтвердила я.
Потом мы попрощались с Ленкой. Она села на трамвай, а мне с такой грязной одеждой не хотелось позориться.
Дома я сначала переоделась, а потом пошла к Нине Ивановне. Старушка по-прежнему находилась во дворе.
– Ну, явилась? – вскинулась она на меня, – бери вот грабли, помогай!
Я послушно ухватилась за деревянную ручку и стала собирать сухие веточки и бумажки в траве. Нина Ивановна заулыбалась и потом поинтересовалась:
– Уладила свою проблему? Расскажи все, как было.
Я поведала ей все от начала до конца, не забыв при этом перечислить все покупки, которые до сих пор еще не доставала из портфеля, так торопилась к Нине Ивановне. Потом подумала о маме и разрыдалась. Даже не потому что мне попадет, а еще потому, что отчим пропил всю зарплату, и мы опять живем на одних макаронах. Три рубля для мамы будут целой трагедией. Я плакала и плакала, не стесняясь. Пожилая женщина вдруг подошла ко мне и обняла, прижав к себе.
Сквозь плач я услышала ее слова:
– Теперь я знаю, что ты – честная девочка, никого не обманула. И знаешь, что? Давай, это будет наш с тобой секрет?
– Как это? – я оторвала опухшее лицо с красным хлюпающим носом от ее груди и посмотрела ей в глаза, – Вы маме не скажете?
– Нет, – твердо ответила Нина Ивановна.
– Но ведь три рубля – это большие деньги!
– Да, это немало для пенсионерки... Давай договоримся так: ты поможешь мне сделать субботник во дворе. И мне хорошо, и ты деньги отработаешь!
– Конечно, теть Нин! Я с удовольствием помогу!
– Вот и хорошо! – Нина Ивановна приставила метлу к стене дома и вытерла лоб, – Ты тут пока погреби, а я чайку поставлю...
Старушка заковыляла к дому, а я с утроенной энергией замахала граблями.
Нина Ивановна сдержала слово, мама до сих пор не знает эту историю. Но за грязную одежду мне все же попало...