На фото: крепость Крон-Шлосс (нынешний Кронштадт), что стоит на острове Котлин, Санкт-Петербург.
Глава 2 – Рассказывает Леонтий Котлин
Вот и остался Левонтий на вольных работах. Ну, пить-есть надо, да и семья того требует, чтобы где-нибудь кусок добыть. А чем добудешь, коли у тебя ни хозяйства, ничего такого нет. Подумал-подумал, пошел стараться, золото добывать.
П.П. Бажов, «Сказ про Великого Полоза»
1
Этим утром я, как у меня давно вошло в привычку, вышел во двор, выпить чашечку кофе и хорошенько покурить. Жена не разрешает курить в квартире.
Куда-то, как обычно по утрам, спешили люди. Двое подростков, дожидаясь, пока отец почистит машину от выпавшего ночью мокрого снега, с видом знатоков вели беседу об антивирусе Касперского… «Я поставил твою версию, а порт всё равно виснет». «Значит, так поставил. Ты зайди в сетап или поменяй драйвер…»
Воробьи возились в песочнице… Сизый голубок, потрясая зобом, охотился за голубкой. Сирень набухла почками, но ей мешали шлепки грязного снега, что скопился за зиму. Снег напоминал морскую пену, что остаётся на берегу после хорошего шторма. Давно не бывал я на море, давненько не бывал в лесу…
Стайка птиц проманипулировала в воздухе и остановилась на ветвях берёзы. «Грачи прилетели»… Саврасов… Старые голландцы… Великий и непонятый Брейгель… Его персонажи… Одиночество, одиночество…
Чья-то коляска скрипела у подъезда: скрип-скрип, туда-сюда… Дворник, молодой черноглазый татарин, широкой лопатой отбрасывал снег с тротуара. Мы дружески поздоровались. Мне всегда приятны те, кто добросовестно наводит чистоту.
С улицы потянуло ветром, и это был отнюдь не самум. Я понял, что чересчур легко оделся… Бежать домой? Бежать?.. Смакуя глоток за глотком горячий кофе, покуривая да подумывая, бродил я под окнами, поминутно стряхивая пепел с сигареты, и размышлял над вчерашним разговором.
«Дорогой Леонтий Палыч, я прочла ваш материал и ничего не поняла. Какая-то бочка, какой-то богатырь, что рос-рос, а потом перестал расти… Волшебство, магия… Какой-то остров Руян… Откуда вы его взяли?»
«Но ведь это ремикс на тему пушкинской сказки! Только я отнёс этот сюжет ко временам славянского язычества, и…»
«А-а, язычества… Об этом сейчас кто только не пишет… Читателю будет неинтересно. Не подходит это нам… сейчас. Тем более, как-то с эрпэцэ не хотелось бы ссориться…»
«Знаете, давайте всё-таки различать. Есть РПЦ, а есть русская православная вера…»
«Всё равно. Ваш роман не подходит в серию!»
«Но это просто коллаж на тему русских сказок…»
«А-а… Вы бы и свой язык сюда привесили. Поймите. Непонятно это будет читателю. «Коллаж». Нет у нас такой серии… Разве что, если бы мы каким-то образом, с вашей помощью, допустим, изыскали бы средства…»
«Знаете, девушка, вы мне очень напоминаете мне одного священника из Волошской пустыни. Когда я попросил его помочь с розыском места последнего упокоения одного из моих не столь далёких предков (он был настоятелем одного из тамошних храмов), то услышал такой ответ: «да-а… это сложно… у нас столько дел… вот и колокольня в храме обветшала…»
«Ах, так вы бывали в Волошской пустыни? Не может быть! Как интересно. Вот и напишите об этом!»
«А я и написал, и именно об этом. И о многом другом. Вы внимательно читали?»
«Скажите, сколько вам лет? Уже за пятьдесят? Видите ли, мы стремимся развивать молодые таланты…»
«Гончаров, между прочим, первую книгу написал в тридцать восемь... А если, к тому же, вспомнить о Шарле Перро…»
«Это который Гончаров? Из реалити-шоу? Он ещё и пишет? Как интересно!»
«По-моему, нам не о чем с вами разговаривать.»
«Не обижайтесь, не обижайтесь, дорогой Леонтий Палыч! и приходите поскорее с новым материалом, вы ведь знаете, мы всегда вас ждём с нетерпением…»
«Могу я поговорить с Главным?»
«Главный вам скажет то же самое…»
«И всё-таки?»
«Завтра, завтра, приходите завтра…»
Что значит «не подходит в серию»? Почему «не подходит»? Разве писатель не имеет права на свободное изъявление своих мыслей? И разве в литературе «фэнтези» обязаны навечно воцариться Гарри Подтеры и прочие гоблины? Что, принеси вам даже Достоевский свой роман, вы скажете: «ах, какой несделанный детектив!», и прогоните прочь, как гоните меня?
А я пишу, между прочим, свои миры как они есть! И герои мои – не измышленные хоббиты, а живые, взятые из реальности, люди! И язычество и магию я учил по первоисточникам, а не по стандартам современных дроводелов!
Я не спал всю ночь, размышляя, что же скажу назавтра Главному. И теперь была самая пора подумать, что же в действительности ему скажу.
Хлопали двери подъездов. Люди торопились кто на работу, кто в школу. Теснились машины – у нас во дворе их не менее сотни штук, а проектировщики, как обычно, маракуют свои чертежи из расчёта «гладко было на бумаге…»
Со странным привкусом было кофе. Да, «было», а не «был»! Я всегда не терпел подобного укоренившегося насилия над языком!
Резкий звук сирены пронёсся над двором. Мимо рвущихся на проспект машин пробиралась «неотложка». Чувство тревоги пронзило меня. Хотя, что тут особенного? Кому-то в утро сделалось плохо, а, мэй би, кто-то и отдал концы. «Умер под утро, во сне, тихо и незаметно…» Хотел бы и я когда-нибудь так же…
Машина «скорой помощи» причалила к моему подъезду. Что ж, поглядим, кто будет на этот раз.
Эх, доктора, доктора! Здесь, рядышком, на ваших близоруких глазах погибает человек, великий писатель своего времени, чьего мастерства и умения никак не признают безграмотные чиновники от литературы! А чего им всем, собственно, нужно? Чтобы автор был в состоянии сам оплатить издание своих трудов! Коммерция, ребятушки, коммерция!
Санитары несли из дверей подъезда носилки, покрытые белой простыней. Вместе с ними поторапливался врач, что поддерживал на лице лежавшего кислородную маску...
Я приблизился к носилкам. Интересно, но моего вмешательства никто не заметил, когда я нагнулся и помог втолкнуть носилки в карету. Я бросил взгляд на лицо того, кто находился в них…
И тут же меня закрутило-завертело, подняло-приплюснуло!..И я понял, кто лежал на этот раз в носилках!
И я оказался в этом самом лесу…
…где и повстречал меня задумчивый светловолосый молодец лет двадцати пяти.
2
Покуривая трубочку, посматривал он в мою сторону, ничему, казалось, особенно не удивляясь. Казалось, для него люди материализуются из воздуха каждый божий час, и что в том такого особенного?
Я огляделся. Ни домов, ни машин, ни носилок с моим же бездыханным телом…
Лес, лес, и сосны до небес… Быть может, это и есть тот самый пресловутый «тот свет»?
И что прикажете делать дальше?
Вся эта сцена напомнила мне известный эпизод из «Рая без памяти», отца и сына Абрамовых. Когда-то я был знаком с сыном и удостоился чести получить автограф этого мастера…
Чтобы удостовериться, что всё это не сон, я посмотрел на свою ладонь. Ладонь была как ладонь, и обручальное кольцо было на месте. Я ущипнул себя за палец – было больно…
– Тоже чего-то хлебнул, бедолага? – сочувственно спросил парень.
Одет он был по-походному: прочный, крепко сшитый костюм, крепкие, с широкими носами, сапоги. В руках тяжёлый двухметровый посох, резьба на котором показалась мне знакомой.
Точно такие же цветки, и руны, и дракончики были на посохе Таргрека…
– А это и есть посох Отшельника, – улыбнулся он. – Ну-ка, покажи, что выпил.
Я совсем забыл, что всё ещё держу в руке чашечку с остатками кофе на донышке.
– М-м-м! – сказал он, испробовав холодного кофе и сплюнув на землю. – Похоже, да не то. Ты не загадывал желания?
Только тут до меня дошло: он говорил на незнакомом мне языке, однако всё сразу было понятно. Я отрицательно покачал головой.
– Посиди, погрейся у костра, – предложил он, поднимаясь с бревна. – Смеркается, а дров у нас маловато. Ты, вообще-то, кто будешь, откуда? Как зовут?
– Леонтий Зорох, писатель.
– Кто?!. Хм-м… – его пронзительные серо-голубые глаза так и впились в меня. – Линтул Зорох? Сам Линтул Зорох Жлосс?
Меня никогда так не звали.
– Н-нет. Просто… Леонтий. Можешь… называть меня так.
– Ваша скромность делает вам честь, сударь.
И он задумчиво затянулся трубкой.
– Писака, значит?
Я промолчал. Как-то странно, уважительно произнёс он грубое слово «писака».
– Ну, да, – продолжал он и завершил:
– Вот ты-то мне и нужен. Я – Тинч Даурадес! – протянул он мне руку, на запястье которой был наколот дельфин, обвившийся вокруг якоря. – Художник, иллюстратор, олеограф, ну… скульптурой занимаюсь иногда. Рисую неплохо, но Хэбруд… редактор… задал мне задачку, написать воспоминания. Может, договоримся? Я расскажу, а ты распишешь, как и что… Искал я вдохновения и загадал желание… Но, признаться, никак не думал, что вдохновение может приходить просто так, на двух ногах.
Интересно, откуда он знает о Таргреке? Ведь я же выдумал его, Таргрека-Отшельника!
– Вы…
Он как-то очень неожиданно легко переходил от простецкого «ты» на вполне уважительное «вы». Впрочем, для тагркоссцев это вполне обычный способ вести разговор…
Господи, какие ещё «тагркоссцы»? Ведь выдумал я и их, тагркоссцев!
– Вы, наверное, маг?
– Я пишу о волшебстве и магии.
– Значит, вы учёный человек в этой области?
– Да нет. Правда, я многое читал по этому предмету.
– То есть, вы исследовали этот предмет.
– Да нет же! Большая часть того, о чём я пишу – выдумано мною самим.
– Хм… То есть, вы открыли многое из того, о чём до вас не писал никто? И вы говорите, что вы – не настоящий маг? Вам кажется, что вы придумываете миры, хотя Таргрек говаривал, помнится: мы не выдумываем, мы вспоминаем…
Логика его рассуждений одновременно льстила мне и смущала меня.
– Скажите, – продолжал он задумчиво, – будь у вас в руках такая фляга… какое желание вы загадали бы первым?
И он протянул мне флягу.
– Выпейте глоток, – прибавил он своим молодецким хрипловатым басом. – Тем более что сумерки, прохладно, а вы одеты слишком уж легко.
З А Г А Д А Й Ж Е Л А Н И Е ! – бросилась мне в глаза надпись.
Господи! И буквы были ТЕ САМЫЕ!!!
– Ну и? Что изволит загадать господин писатель… романов… романов «фэнтези»?
Я решил более не удивляться его телепатическим способностям. И, в конце концов, тот свет… так тот свет. Если я помер и если, слава Богу, мне всё равно, то более – какая разница, что булькает во фляге, а если что-то не слабее сорока – великолепно, мой спортивный костюм продувает вечерним ветром…
Боже, какой-такой вечерний? На улице – утро! Хотя… на какой-такой улице?.. Вокруг лес… И… чего загадывать-то? Вернуться обратно? А надо ли?
– Будьте осторожны, – предупредил он. – Желания-то эта фляга исполняет, но как-то странно…
– Хочу… – начал я… и неожиданно для самого себя выпалил:
– Хочу вернуться в свою истинную реальность!
И отхлебнул.
Господи! По вкусу это был коньяк!
И – ничего не произошло. Только что-то тёплое и пряное спустилось по пищеводу в желудок.
Минуту Тинч выжидающе глядел на меня в упор. Затем выхватил флягу у меня из рук и запрятал глубоко в карман куртки.
– А говорите, что не маг, – усмехнулся он. – Правда, желаньице-то… Кто знает, который из наших миров реален, а какой нет? Вам… никогда не приходилось видеть странные сны? Ну, у меня был сон, как будто у меня не две руки, а четыре. Знаете, это удобно. Стою за мольбертом, в одной руке палитра, в другой – кисть, в третьей – бутылочка пива, в четвёртой – хвостик от селёдки… А может, сны – это такая же реальность? Такие же страницы жизни, которые мы привычно не оцениваем по достоинству?.. Хорошо ещё, что мы оказались здесь в привычном для нас облике…
Он, оказывается, был и философом, мой неожиданный друг…
– ЛадЫ! – тем временем продолжил он. – Побережём зелье до следующего случая. Кого-то, сердцем чую, ещё занесет в этот вечер на эту полянку. И… подведём итоги. В наличии – один художник и один писатель. Воды нет, еды не предвидится, даже хвоста от селёдки. Всю ночь «загадывать желания»? Жаль его, зельица. А вдруг ещё пригодится?
Я присел к костру и закурил. Он, попыхивая трубкой, не без интереса поглядел на мою «кэмелину», но ничего не сказал. Рядом со мной находился человек, который ничему не удивляется. А если удивляется, то никогда не покажет виду. Ну, истинный тагркоссец!..
– Давайте, я помогу набрать дров, – неожиданно для себя сказал я.
– Давай, – согласился он. – Я буду ломать сучья, а ты – переносить и складывать их у костра. В своей обуви ты только ноги поранишь… Потом, нам надо будет соорудить что-то вроде палатки на случай ночного дождя. Растянем мой плащ на валежинах, а понизу набросаем сухих листьев… Я никогда раньше не бывал в таком лесу, а ты, Леонтий?
Он впервые назвал меня по имени, и странно… я чувствовал всё больше уважения к этому парню. Как его… Тинч? Тинч Даурадес? Очень знакомое имя…
Впрочем, не успели мы перетащить и пары сухих стволов, как затрещали кусты, и из зарослей крапивы и малинника на поляну, ведя в поводу коня, вступил вооружённый воин.