Из жизни Поспелова

           Роман

           Скажите мне: в чем провинился я?
           Искал ли я богатства и почета?
           Набил сундук награбленной казной?
           Иль чересчур наряд роскошен мой?
                У. Шекспир, Генрих YI


                ЧАСТЬ  ПЕРВАЯ

                САВЕЛЬЕВ И ДРУГИЕ


                ГЛАВА I
                СОВЕЩАНИЕ В ОБКОМЕ

   Белый особняк Долгопольского областного комитета КПУ представ-лял собой большой четырехэтажный куб. По широкой улице Гоголя, на которую он выходил фасадом, было ограничено движение авто-транспорта, поэтому первый секретарь Лимановского горкома КПУ Юрий Савельевич Савельев оставил свою бежевую «Победу» в од-ном из близлежащих переулков, а сам направился к обкому пешком.
   Каждый раз, приезжая сюда, он вспоминал, что и его горком распо-ложен на улице Гоголя, и он бы тоже с удовольствием запретил дви-жение автотранспорта по ней, меньше было бы шума и гари, но рядом с горкомом находится милиция, КГБ и прокуратура, поэтому приходи-лось терпеть.
   Он шел и чувствовал, что ходьба дается с трудом - сказывалась си-дячая работа. Да и годы - уже за пятьдесят. А жизнь, какая была! Чего стоят три года в партизанском отряде. Голод и изматывающее лаза-ние по горам: то за немцами, то от них. Потом эти годы были призна-ны героическими, и ореол партизана вознес его на немыслимую вы-соту - первого секретаря горкома партии! И теперь ему, с семью клас-сами образования и партийными курсами, приходится руководить широколобыми педагогами и врачами. Трудно это дается, но усвоен-ные на курсах постулаты, до сих пор позволяют выходить победите-лем из любого трудного положения.
   Он вошел в широкий холл. Пусто. Неужели опоздал? Посмотрел на часы. Так и есть - уже минута как началось. Наскоро сбросил пальто гардеробщице и, отмахнувшись от вахтера, устремился вверх по мраморной лестнице к Голубому залу, где должно проходить совеща-ние. Уже в зале осторожно сел в ближайшее свободное кресло и на-чал слушать.
   С основным докладом выступал начальник управления областной милиции. Самый рядовой доклад. Цифры раскрытых преступлений, анализ работы городских и районных отделов, освещение нескольких проблем и, наконец, заверение, что милиция области готова выпол-нить поставленные перед органами ХХ съездом партии задачи по борьбе с «злочинцами». Потом поправился, сказав «преступниками». Под жидкие аплодисменты занял свое место в президиуме.
   Затем выступил областной прокурор. Его речь была насыщена фак-тами. Когда он коснулся дел в Лимановске, Савельев насторожился. Оказывается, прокурору не нравится, что, вместо того, чтобы выпол-нять четкие указания партии на искоренение преступности, некоторые народные судьи города, придираясь к процессуальным мелочам, прекращают судебные расследования и отправляют дела в милицию на доследование. Если так пойдет и дальше, сделал вывод прокурор, мы можем дожить и до того дня, когда преступников начнут освобож-дать из-под стражи прямо в зале суда. Послышались возмущенные выкрики. Председательствующий на совещании второй секретарь об-кома вынужден был наводить порядок.
   Юрий Савельевич мог бы возмущаться вместе со всеми. Мог, если бы это не задевало его самого. Ну, ничего. Впереди предстоит высту-пление начальника лимановской милиции. Возможно, он как-то смяг-чит тягостное впечатление от доклада прокурора. И вот Корнейчук на трибуне. О ужас! Даже обычные дежурные обещания, которые и про-жженные прохиндеи произносят с трибуны бодрым голосом, он мям-лит. Под молчание зала этот боевой офицер, как мокрая курица, по-плелся на свой насест.
   Когда выступили все записавшиеся и председательствующий, за-дав риторический вопрос: «Больше нет желающих?», собирался за-крывать прения, как из зала раздался крик: «Есть», и к сцене начал пробираться невысокий человек, одетый в черный костюм. Присмот-ревшись, Савельев узнал в нем судью второго городского участка Ивана Акимовича Ладыгина. Ну, уж этот не даст себя и город в обиду уж определенно выручит.
   Примерно год назад, Юрий Савельевич ознакомился с его личным делом. Ладыгин с 1939 по 1946 годы работал в центральном аппарате Лаврентия Берия, а затем был направлен в Ташкент, где возглавил Следственное управление Узбекской республики. Благодаря свое-временному отъезду из Москвы, он не попал под репрессивные жер-нова, которые перемололи весь аппарат Берии и его самого. В Лима-новск Ладыгин приехал, как писал в автобиографии, по причине бо-лезни жены. Став адвокатом, он завоевал авторитет и вскоре его из-брали заведующим адвокатской конторы.
   С судейскими кадрами в городе было трудно, поэтому Савельев и заинтересовался Ладыгиным. Вызвал к себе, и они быстро договори-лись. Кандидат в судьи поставил лишь одно условие (квартира у него была): никто не должен вмешиваться в его судейские дела. Никаких звонков. Даже первый секретарь горкома партии не должен влиять на судебные решения. Надзор за его работой, как и положено, по закону, будет осуществлять прокуратура. Такой ультиматум первому секре-тарю еще никто не выдвигал, но он согласился. Ладыгина выбрали судьей. С тех пор нареканий на его работу не было, а его личный кас-сационный показатель был равен ста процентам. Правда, жаловался на придирки судьи начальник милиции, но Савельев, доверяя судье, приказал милиционеру терпеть.
   Ладыгин зашел за трибуну. Над нею была видна только его голова, увенчанная торчащими во все стороны волосами. Его голос, усилен-ный микрофоном, звучал зычно и убедительно. Но слова… Лучше бы он их шептал.
   - Областной прокурор боится, что скоро судьи будут выпускать на свободу преступников, - напомнил выступающий. - Это полнейшая ерунда.
   Председательствующий что-то сказал в сторону трибуны, но судья продолжал, не обращая на него внимания.
   - Ерунда в том смысле, что народные судьи, в большинстве своем, люди благоразумные и лучше кого-либо знают, как опасен преступ-ник, гуляющий на свободе. Я действительно прекратил несколько дел и направил их на доследование. Скажу откровенно, некоторых фигу-рантов уголовных дел мне действительно хотелось отпустить на свободу из-за надуманности предъявленных им обвинений, но толь-ко отсутствие такого прецедента в нашей уголовной практике меня сдерживало.
   В зале послышался возмущенный шумок.
   - Вот и вам, как и мне, это кажется диким. А что прика¬жете делать, когда берешь  уголовное дело и видишь в нем белые нитки. Есть об-виняемый, есть его признательное заяв¬ление, но нет главного - веще-ственных улик! Обвиняемый на первом же судебном заседании отка-зывается от своих показаний, ссылаясь на то, что его принудили их дать, и не признает себя виновным. Дело начинает рассыпаться. Про-курор продолжает бездоказательно бубнить о виновности человека, а адвокат не оставляет камня на камне от этих обвинений. Что прикаже-те в этом случае делать судье? Вы все помните знаменитую формулу Вышинского о «царице доказательства». Так вот, даже в то бесправ-ное время карающие органы стремились соблюдать букву закона. Я не идеализирую то время, но хочу отметить, если, и получено было признательное показание, то оно, как правило, подтверждалось ве-щественными доказательствами. Сейчас знамя Вышинского продол-жают трепать наши славные милицейские следователи: расследова-ние считают законченным, если обвиняемый сломлен и послушно повторяет внушаемые ему слова. Дело уходит в суд, с подсудимым начинает работать адвокат, и дело сразу приобретает другую окраску. Если товарищ прокурор хочет, чтобы все сто процентов уголовных дел получали обвинительные решения, ему надо добиться от соот-ветствующих властей отмены института адвокатов, то есть убрать их вовсе из судебного процесса! И тогда безграмотному милиционеру будет очень легко протаскивать состряпанные им дела через суд. А пока на его пути стоит грамотный юрист, все неподтвержденные ма-териалами дела обвинения отметаются! Вспомните, как на Западе, - продолжал Ладыгин, - там адвокат вступает в следственный процесс с первой минуты задержания человека. Если бы так было и у нас, очень многие дела даже до суда не дошли бы. Я до сих пор говорил о вещественных доказательствах. А сколько допускается процессуаль-ных нарушений! Опять-таки на Западе только на этом основании суд зачастую оправдывает обвиняемого. Наш же адвокат, вступая в дело при передаче его в суд, хватается за голову. Он сталкивается с мас-сой нарушений как процессуального, так и уголовного кодекса. Отчего это происходит? Повторюсь. Это результат не злонамеренности, а повальной юридической неграмотности наших милиционеров. Что прикажете в этом случае делать грамотному судье, как не отправлять дела на доследование? Это и не нравится товарищу прокурору. В этой ситуации есть два пути исправления положения. Первый, убрать из судебного процесса адвокатов. Второй, научить следователей не только азам юриспруденции, но и многому другому, что делает чело-века полноценным юристом. Третьего пути нет.
   Судья вышел из-за трибуны и начал спускаться по ступеням в зал. Его остановил голос председательствующего:
   - Товарищ Ладыгин, вы понимаете, что охаяли всю милицию?
   Тот, оглянувшись через плечо, спросил:
   - Вы требуете от меня извинений?
   И, не дожидаясь ответа, направился к своему месту. Савельеву, си-дящему в конце зала, было видно, что многие, как диковинку, прово-жали Ладыгина взглядом. Чем для него обернется этот эпизод? Из зала стали выходить, а он все сидел, переживая случившееся. Подо-шел Корнейчук и, будто ничего не случилось, спросил:
   - Что это вы, Юрий Савельевич, не на своем месте сидите?
   - Это ты не на своем месте сидишь! - зло ответил Савельев.
   - Извините, Юрий Савельевич, но я имел в виду место в зале. Ведь мы всегда сидим в пятом ряду.
   Савельев не успел ответить: из-за спины милиционера выглянул молодой человек и, представившись инструктором обкома, сказал, что Юрия Савельевича вместе с товарищем Ладыгиным ждет Влади-мир Кондратьевич. «Началось», - подумал Савельев и, обращаясь к милиционеру, приказал:
   - Разыщи Ладыгина и пусть на полусогнутых летит в приемную пер-вого секретаря обкома. Проследи, чтобы не сбежал! - это он уже вы-крикнул вслед.
   - Вас проводить? - спросил услужливо инструктор.
   - Сам дорогу знаю, - буркнул Савельев и не спеша, пошел из зала.
   В приемной ему сказали, что ждут вместе с судьей. Вот и он пока-зался в дверях, а за его спиной Корнейчук. К нему и обратился Са-вельев:
   - Ты, Максим Петрович, побудь здесь, можешь понадобиться, а мы с Иваном Акимовичем зайдем к «хозяину».
   В громадном кабинете первого секретаря обкома Юсина
уже находился второй секретарь и областной прокурор.
Савельев в этом кабинете всегда чувствовал себя козявкой,
 а сейчас, когда назревала выволочка, вообще пал духом. Им
не предложили даже сесть. Юсин начал с судьи:
   - Товарищ Ладыгин, я слушал ваше выступление на совещании, и у меня возник к вам всего один вопрос. Критикуя милицию, вы имели в виду конкретных лиц, ну, скажем, Иванова, Петрова, Сидорова, или вообще всю милицию?
   Судья сделал шаг вперед и твердо ответил:
   - В массе своей милиция, товарищ первый секретарь, юридически безграмотна и развращена безнаказанностью. У меня есть основания говорить так обо всей милиции.
   Прокурор воскликнул:
   - Вы - злопыхатель, Ладыгин!
   - Подожди, Георгий Иванович, - остановил прокурора Юсин и, обра-щаясь к судье, сказал:
   - К вам, товарищ Ладыгин, больше вопросов нет. Можете идти.
   Зато к Савельеву вопросы были.
   - Как получилось, Юрий Савельевич, что человек с таким настрое-нием и такими космополитическими взглядами стал судьей?
   Савельев, переминаясь с ноги на ногу, ответил:
   - Судью очень трудно подобрать, Владимир Кондратьевич, поэто-му…
   Юсин его перебил.
   - Труднее, чем первого секретаря горкома?
   - Как сказать, - пожал плечами Савельев, - где-то, может быть, и труднее.
   Юсин, не скрывая неудовольствия, язвительно сказал:
   - И вы добровольно отказываетесь от партийного контроля над су-дом, считая это выходом из трудного положения? Кто вам позволил нарушать принцип верховенства партии над всеми сторонами жизни страны!? Почему вы не сказали ему, что судья в первую очередь коммунист, а только потом уж блюститель закона?! Мне говорили о ваших выкрутасах, но я до сих пор не верил, что такое может статься.
   Савельев промолчал. Не дождавшись возражения, Юсин заключил:
   - Даю тебе, Савельев, месяц сроку, чтобы этого космополита не только в суде, но и в адвокатуре не было! На помойку его! Иди!
   Уже выходя из кабинета, Савельев представил себе, какие трудно-сти его ожидают при выполнении приказа первого секретаря обкома. До выборов народных судей осталось чуть больше года, Ладыгина не переизберешь, значит, придется снимать. Допустим, он его вызо-вет и, под угрозой исключения из партии, заставит написать заявле-ние об освобождении от занимаемой должности. Но как он сможет помешать ему стать адвокатом? Ведь по знанию юридических наук ему нет равных в городе!
   - Приедешь домой и сразу ко мне, - сказал он Корнейчуку, выйдя из кабинета.
   Сидя на заднем сиденье «Победы», он всю дорогу молчал. Шофер, разгадав настроение начальника, вел машину осторожно, тщательно объезжая ухабы и колдобины.
   - Ты чего плетешься?! - недовольно спросил Савельев.
   Водитель прибавил газу, и машину тут же тряхнуло.
   - Ты что, ослеп?!
   Шофер продолжал молчать, понимая, что начальству досталось и теперь оно «выпускает пар».
   Войдя в свой кабинет, Савельев вызвал к себе заведующую секто-ром учета и потребовал справку об образовательном уровне мили-ционеров - коммунистов. Справку принесли, а Корнейчука все не бы-ло. Посмотрел на разграфленный лист и увидел, что графа о высшем юридическом образовании пустует. Были ветеринары, ученые агро-номы, механики, а юристов не было! Вот он, подбор кадров! Как он раньше не додумался вникнуть в эту проблему? Попросил личные дела адвокатов-коммунистов. Все они, если не с высшим юридиче-ским, то со средним специальным образованием.
   Корнейчука все не было. Приказал разыскать. С большим опоздани-ем тот появился.
   - Где ты шляешься?
   - Машина поломалась, Юрий Савельевич. На старье ездим.
   - Как ездите, так и работаете! Садись, разговор длинным будет.
   Показав Корнейчуку таблицу, спросил:
   - Ты знаешь об этом?
   - Для меня не новость, Юрий Савельевич, с беспартийными еще ху-же. Да и у меня-то за плечами всего милицейская школа. Учиться не-когда было, воевали. А что касается агрономов и ветеринаров бегут люди из села и сразу к нам.
   - Так, выходит, Ладыгин прав?
   - Не хотелось об этом говорить, Юрий Савельевич, но он прав
   - Так что? Теперь к ордену его представлять или путевку в санато-рий дать?
   - Тогда не только моя голова слетит, но и ваша, Юрий Савельевич.
   - Ты за мою голову не беспокойся. Первой все равно будет твоя!
   Корнейчук снял милицейскую фуражку и вытер платком вспотев-шую лысину. Положил фуражку на колени и только после этого ска-зал:
   - А не правильнее ли будет снять ее у «возмутителя спокойствия»?
   - Что ты ему предъявишь? Выборы через год, законы не нарушает.
   Маленькие глазки Корнейчука превратились в щелки.
   - Безгрешных людей, Юрий Савельевич, не бывает. Это еще Иисус Христос заметил. Извините, если не к месту сказано.
   - Болтун ты, Максим Петрович.
   Снисходительное замечание первого секретаря приободрило на-чальника милиции, и он сказал:
   - Я в курсе, Юрий Савельевич, что Ладыгин ваш человек, поэтому и не трогал его. Давно надо было прибрать его к рукам.
   - С чего ты решил, что он мой человек?
   - Так вы же его ставили.
   - Я и тебя ставил. Выходит, и ты «мой человек»?
   - До гроба, Юрий Савельевич!
   - Брось ты это, не люблю.
   - Понятно, товарищ первый секретарь. Так разрешите заняться Ла-дыгиным?
   - Как это заняться?
   - А так, что он через пару месяцев сам сядет на скамью подсудимых.
   Савельев задумался. Оказывается, не все потеряно. Правильно ум-ные люди говорят, что нет безвыходных положений, а есть безыс-ходные дураки. Только срок что-то велик.
   - Даю тебе на это двадцать дней, - сказал он.
   - За это время мы не успеем осудить.
   - Этого и не требуется. Достаточно снять с работы и посадить.
   - Будет сделано, Юрий Савельевич! - с пионерским энтузиазмом заявил милиционер.
   - Теперь иди. И не забудь - двадцать дней!
                ***
   Корнейчук завернул за угол и сразу очутился у своей вотчины. Де-журному приказал разыскать капитана Косихина и направить к нему.
   Не успел сесть за стол, как дверь распахнулась, и послышался бод-рый голос его заместителя:
   - Разрешите, товарищ подполковник?
   - Входи, - буркнул Корнейчук, усаживаясь за стол.
   - Слыхал, досталось нам, Максим Петрович? - спросил Косихин, са-дясь напротив.
   Начальник не спешил с ответом. Вынул из ящика стола пачку «Бе-ломора», вытолкнул из нее папиросу и щелчком пальца направил пачку к заместителю. Молча сделали несколько затяжек, и только по-сле этого Корнейчук проговорил:
   - Как говорят, нет худа без добра. На этот раз добра даже больше, чем худа.
   - Это хорошо, - ответил Косихин, усаживаясь поудобнее
   Подполковник сделал паузу и, увидев, как напряглось молодое ли-цо заместителя, чуть ли не выпалил:
   - Савельев сдал нам Ладыгина!
   Ему было приятно видеть радостное изумление подчиненного и слышать его глупый вопрос:
   - Как сдал?
   - С потрохами! Можно сажать!
   - Когда?
   - Да хоть сейчас! Чем раньше, тем лучше! - радостно ответил Кор-нейчук.
   - Вот это новость!
   - Дано двадцать дней, чтобы упрятать его в кутузку.
   - А там?
   - Все будет зависеть от нашего уменья. Сможем предъявить обви-нение и засудить - честь и хвала нам.
   - У-ух! Аж не верится! - проговорил капитан и прищурился в пред-вкушении «пиршества».
   - Берешься за это дело? - спросил Корнейчук.
   - С превеликим удовольствием!
   - Когда представишь соображения?
   - Хоть сейчас, товарищ подполковник.
   - Что-то очень быстро. Не забывай, с кем будешь иметь дело.
   - Не забываю, но и дело верное.
   - Говори.
   - Мы обвиним его во взяточничестве. В КПЗ сидят две мелкие спе-кулянтки. Мы хотели их уже сегодня отпускать, но теперь придержим. Пусть сначала дадут признательные показания о вручении взятки на-родному судье Ладыгину Ивану Акимовичу. Разработаем сценарий, и они будут повторять его даже  во сне.
   - А если на суде откажутся от своих показаний?
   - Припугнем. Откажутся - сядут вместо Ладыгина.
   - Согласен, Но не забывай, что срок всего двадцать дней.
   - И недели хватит, Максим Петрович!
   - Ну, иди, Борис Павлович, действуй.
   Уважительное обращение к подчиненному говорило о полном к не-му доверии.
   Капитан Косихин так и понял, поэтому с небывалым рвением взялся за дело. Он, после недолгого раздумья, пригласил к себе старшего лейтенанта Горелова. Этот следователь особенно часто «страдал» от строптивого судьи, поэтому усерднее всех будет «рыть землю копы-том».
   - Разрешите, товарищ капитан?
   - Входи, Горелов. Заждался.
   - Я уходил на место происшествия.
   - Что-нибудь серьезное?
   - Да нет. Обоюдная драка.
   - Тогда садись и слушай.
   Косихин поставил перед следователем задачу в недельный срок упрятать Ладыгина в кутузку. Горелов с энтузиазмом приступил к вы-полнению задания.
                ***
   Несколько дней спустя город узнал: за взятки арестован народный судья Ладыгин. Чуть позже появились подробности. По городским предприятиям стал ходить следователь милиции. Он рассказывал об успешной борьбе органов с преступностью. Главным фигурантом в его повествовании был судья Ладыгин. Он брал взятки с обвиняе-мых, снижал сроки или отправлял дела на доследование. Рабочий класс одобрительно хлопал в ладоши.

                ГЛАВА II
                БЕЗ КАССАЦИИ
   Как известно, беда не приходит одна. Только отрапортовал Савель-ев в обком, что судья Ладыгин уличен во взятке и находится под стражей, как со вторым секретарем горкома Филипповым случился непредвиденный казус. Этот уравновешенный и невозмутимый чело-век попался на крючок провокационной выходки некоей гражданки Латыповой.
   Она добивалась получения благоустроенной квартиры, положенной в связи с болезнью. Очередь, даже льготная, как сообщил жилотдел горисполкома, еще не подошла. На внеочередное получение кварти-ры не имела права.
   Филиппов, который вел личный прием граждан, так ей и сказал:
   - Ваша очередь, Эльвира Алексеевна, на получение благоустроен-ной квартиры еще не подошла, поэтому остается ждать.
   - Я буду ждать ее в вашем кабинете! - резко бросила Латыпова и, освободив стул, стоящий у стола, пересела к стене.
   Второй секретарь удивился подобному нахальству. В стенах горко-ма такого еще не было - это не домоуправление. Он некоторое время всматривался в худое, изможденное лицо, обрамленное плохо ухо-женными черными волосами, а потом, играя басовыми нотками в го-лосе, спокойно сказал:
   - Это бесполезно, Латыпова, квартиры дают в горисполкоме, а не здесь.
   - Ничего, я дождусь ее здесь, - ответила та с истерическими интона-циями, - вы позвоните куда следует, и мне принесут ордер на таре-лочке с голубой каемочкой.
   - Вы преувеличиваете мои возможности, - терпеливо разъяснил он. - Сидя здесь, вы квартиру никогда не получите.
   - Брехня! - воскликнула Латыпова. - Будто мы не знаем, как тут ваши делишки делаются!
   - И все же выйдите из кабинета, - чуть повысил голос Филиппов, - а то…
   - Что «а то…»? Милицию вызовете?
   Филиппов видел, как сверкнули ее глаза, еще царапаться бросится. Он закрыл журнал приемов, взял его под мышку и направился к две-ри, стараясь держаться подальше от этой истерички.
   - А то я выйду сам, - закончил он фразу и тут же очутился за две-рью, оставив Латыпову в кабинете.
   Машинистке сказал, чтобы поглядывала, а ожидавших его приема в коридоре пригласил следовать за собой:
   - Я буду работать в другом кабинете.
   Вечером, зайдя в свой кабинет, он увидел дремавшую Латыпову.
   - Вы все еще здесь?
   - А вы что, уже дали мне квартиру? - издевательски спросила та.
   Едва сдерживая гнев, Филиппов зашел в первую же комнату и по-звонил.. Два милиционера прибыли быстро.
   - Где она? - спросил сержант.
   - В моем кабинете, - ответил секретарь, показывая нужную дверь.
   Они вошли, и сразу же раздался истерический визг. Филиппов судо-рожно оглянулся - не слышит ли кто другой эту сумасшедшую? Кори-дор был пуст. Он зашел в ближайший кабинет и, прикрыв дверь, стал прислушиваться к происходящему в коридоре. Вот Латыпову вы-толкнули из кабинета и уже тащат вниз по деревянной лестнице к вы-ходу. Он подошел к окну и выглянул наружу. Милиционеры, ухватив ее под руки, волокут в отдел. «Так тебе и надо, дура набитая, еще и тумаков получишь», - злорадствуя, подумал он.
   Прошел месяц, суматошный курортный сезон 1961 года был в са-мом разгаре, и этот эпизод начал забываться. Но вот на стол Савель-ева положили июльский номер сатирического журнала «Крокодил», где черным по белому была описана неприглядная история произо-шедшая в городе Лимановске Долгопольской области. Второй секре-тарь горкома Филиппов А.М. был представлен в статье в роли сол-дафона, который терпеливую разъяснительную работу с массами подменяет грубым милицейским наскоком.
   - Как ты додумался до такого? - спросил Савельев строго, ударяя ладонью по развернутому журналу.
   Только вошедший Филиппов, не понял вопроса.
   - На, читай!
   - Неужели у нее «рука» в Москве? – спросил удивленный Филиппов, просмотрев статью.
   - Какая разница, где у нее рука, - досадливо ответил Савельев. - Те-перь отмываться придется.
   И чуть подумав, добавил:
   - Только отмоемся ли? Рассказывай, как было дело.
   Филиппов добросовестно, ничего не утаивая, доложил.
   - Почему со мной не посоветовался, прежде чем милицию вызы-вать?
   - Вас в этот день в горкоме не было, Юрий Савельевич.
   - А где я был?
   - Не знаю, - ответил Филиппов. - Кажется, утром позвонила ваша же-на и сказала, что вы приболели.
   - Ну вот, а говоришь, что не знаешь. Мог бы позвонить.
   Филиппов пожал плечами. Обычно «болел» Савельев после обиль-ной выпивки.
   - Не хотел беспокоить, - ответил он.
   - Не хотел, не хотел, а тут захотел.
   - Кто знал, что так получится?
   - На то мы тут и сидим, чтобы все знать и предвидеть. Жди теперь птичку-невеличку с когтями коршуна.
   Так он за глаза называл инструкторов обкома. Обычно он говорил: «Посмотреть не на что - просто птичка-невеличка, а сколько власти в коготках!» Все прекрасно знали, что инструкторы обкома партии - первые кандидаты на замещение руководящих партийных должно-стей в районах и городах области. От их усердия во многом зависела их будущая карьера, поэтому ни с кем не церемонясь, «копали» ста-рательно: каждое освободившееся с их помощью место предназна-чалось для одного из них.
   - А пока птичка не прилетела, - продолжал Савельев, - я сам займусь этим делом. Нужно побеседовать с теми милиционерами. Пусть они на бумаге изложат «прелести» той гражданки.
   - Она была похожа на сумасшедшую, - вставил Филиппов.
   - Ну, ты теперь что угодно наговоришь.
   - Да нет, Юрий Савельевич, у нее действительно не все дома. Есть смысл сделать запрос в психдиспансер.
   - Сам знаю, что делать. Иди.
                ***
   Сначала был звонок от второго секретаря обкома, а затем «приле-тела» и «птичка-невеличка». Ею был тот инструктор, который тогда, на совещании в обкоме, передавал Савельеву поручение явиться к первому секретарю. Юрий Савельевич узнал его улыбнулся и при-ветливо сказал, пожимая протянутую руку:
   - О, старый незнакомец! Садись и скажи, как тебя величать.
   - Поспелов Владимир Николаевич, Юрий Савельевич.
   - Очень приятно слышать такую известную фамилию. Не родствен-ник тому?
   - Однофамилец.
   - Да и о чем я спрашиваю? Был бы родственник, не ошивался бы здесь, на краю света.
   Поспелов слышал в обкоме о привычке первого секретаря лима-новского горкома партии грубовато-фамильярно обращаться с людьми. Там это относили на счет его истинно пролетарского проис-хождения, невысокого образования и партизанского прошлого, по-этому и не пытались перевоспитывать.
   - Наверное, - сухо согласился Владимир Николаевич и тут же сказал:
   - Может, перейдем к цели моего приезда? Вам звонил Анатолий Александрович?
   - Звонил, - односложно ответил Савельев. Полез в стол, достал от-туда серую папку скоросшивателя и, протянув гостю, сказал:
   - Тут то, что я уже успел сделать.
   Поспелов, беря папку, поднялся со стула.
   - Укажите, пожалуйста, комнату, в которой я бы мог работать.
   - А вы не хотели бы послушать мое мнение по этому вопросу? - спросил недовольно Савельев.
   - Чуть позже, Юрий Савельевич. Я сначала составлю собственное мнение, а потом послушаю вас. Сейчас могу сказать только одно: с народом надо обращаться очень осторожно.
   - Это что, огнестрельное оружие?
   - Опаснее, Юрий Савельевич. Вы знаете, с чего началась революция 1905 года?
   - Знамо дело. С Кровавого воскресенья, когда у Зимнего 9 января…
   - Не совсем точно, Юрий Савельевич. Кровавое воскресенье было последствием того, что случилось раньше, 3 января.
   Выдержав паузу, Поспелов продолжил:
   - На Путиловском заводе в Петербурге была такая незаметная фигу-ра, как мастер Тетявкин. Вот он и поджег, образно выражаясь, бик-фордов шнур революции, уволив с работы по пустому поводу четы-рех рабочих. В их защиту, можете себе представить, забастовали сра-зу 150 тысяч пролетариев. Сначала в Петербурге погас свет, переста-ли ходить трамваи, у магазинов сгрудились очереди, а уж потом со-стоялось то побоище, о котором вы вспомнили. Так что все возникло из-за пустяка. А какие последствия! Теперь понятно, почему партия должна заботливо относиться к жалобам и просьбам трудящихся?
   - А я-то, дурак, думал, что партия просто заботится о благе народа, исходя из своей пролетарской сущности, а тут, оказывается, револю-ции боится!
   - Не передергивайте, Юрий Савельевич. Забота о благе народа - первостатейная задача партии, но нельзя забывать и о капиталисти-ческом окружении. Там так и ловят наши ошибки и возводят в сте-пень. Нельзя лить воду на их мельницу.
   - Не теряйте времени на пустые разговоры, Владимир Николаевич.
   Поспелов умолк, а Савельев, не скрывая недовольства, вызвал секретаршу и сказал ей, куда провести представителя обкома партии.
   Папка хранила в себе три тетрадных в клеточку листика. Два испи-саны милиционерами, описывавшими одинаковыми словами хули-ганские действия гражданки Латыповой, а третий листочек содержал жалостливые слова ее самой о неблагоустроенной квартире, в кото-рой течет крыша и валятся потолки, но главное - нет туалета и ванны. Она осуждала себя за необдуманный поступок, просила простить ее и ускорить выделение ей благоустроенной квартиры.
   Поспелов удовлетворился этими бумагами, понимая, что с мили-ционеров он большего не вытянет, а Латыпова ничего нового не ска-жет. «Виноватая я, но дайте благоустроенную квартиру». Осталось побеседовать с самим Филипповым. Он созвонился с ним по теле-фону, и второй секретарь пришел к нему сам. Пожали друг другу руки, и началась неспешная беседа двух людей, которые одинаково мыс-лят и оба правильно понимают задачи момента, стоящие перед стра-ной. Поспелов с удовлетворением отметил, что второй секретарь приятный собеседник и добродушный человек. Он спросил:
   - Скажите, Алексей Михайлович, как получилось, что вы, мягко вы-ражаясь, некорректно поступили с гражданкой, которая пришла в гор-ком, как она думала, за правдой?
   - Хорошо, что вы задали мне этот вопрос. Мне его еще никто не за-давал, да и я никому не говорил о причине, приведшей к таким по-следствиям. Дело в том, Владимир Николаевич, что у меня серьезно больна жена. В то утро она просила меня пораньше прийти с работы. Я объяснил ей, что у меня сегодня приемный день, поэтому, наобо-рот, задержусь. Потом она звонила и просила прийти пораньше - ей было плохо. Когда я вошел в кабинет и увидел, что Латыпова все еще сидит там, то был просто ошарашен. Попросил ее выйти, но она про-должала свою песню. Я понял, что конца всему этому не будет. Сна-чала думал оставить ее в кабинете под присмотром вахтера, но пред-ставил, как приду утром, а там труп висит…. Ведь могло быть такое?
   - Вполне, - согласился Поспелов.
   - Вот тогда и пришла мысль вызвать милицию.
   - Вы перед этим поставили в известность первого секретаря?
   Филиппов замялся.
   - Видите ли, он был в тот день болен, его не было на работе.
   - Мы знаем о «болезни» Юрия Савельевича, продолжайте.
   - Собственно, и все. Пришли милиционеры, она подняла страшный визг и стала отбиваться
   - Вам не приходила мысль, что нужно было бы извиниться перед Латыповой?
   Филиппова будто ударили хлыстом по лицу. Увидев, что обидел че-ловека, поспешил исправиться:
   - Будем считать, что этого вопроса не было.
   Собеседник облегченно вздохнул.
   Поспелов уехал, и вскоре из обкома поступил звонок. Савельеву разрешалось разобрать персональное дело коммуниста Филиппова на бюро горкома и вынести ему выговор без занесения в карточку учета. Такое указание позволяло оставить Филиппова в прежней должности. Это устраивало Юрия Савельевича. Состоялось заседа-ние бюро, обком получил об этом сообщение и направил в «Кроко-дил» информацию о том, что зло наказано.
   К сожалению, редакция журнала с этим не согласилась и выступила с комментариями, в которых обвиняла горком и обком в том, что они прикрывают и даже оправдывают Филиппова, который недостоин быть секретарем горкома партии.
   Обкому ничего не оставалось, как вызвать Филиппова уже на свое бюро. Ему был вынесен выговор с занесением в учетную карточку, что равносильно увольнению с работы. Позже он был назначен ре-дактором городской газеты.
                ***
   А тем временем следователь Горелов, развернув активную дея-тельность, подвел дело Ладыгина до такого состояния, что его можно было передавать в суд. Он вызвал обвиняемого для последней бесе-ды. Бывшего судью привезли из областной тюрьмы, и вот он трет за-пястья, с которых только что сняли наручники.
   - Ваше «Дело» небольшое, Иван Акимович, поэтому прошу вас пря-мо в моем кабинете ознакомиться с ним, - сказал следователь, при-двинув к обвиняемому тощую папку.
   - Вы сплошь и рядом, Горелов, нарушаете процессуальный кодекс.
   - Давайте не будем об этом, - остановил его следователь. - Можете потом жаловаться прокурору, судье, а сейчас читайте и распишитесь.
   - Почему меня держат в одиночке?
   - Какой вы непонятливый, Иван Акимович. Это в ваших же интере-сах. Узнают уголовники, что рядом бывший судья с ними пребывает, могут невзначай и убить.
   - Я уже слышал эту отговорку и все равно требую посадить меня в общую камеру.
   - Вы выдвигали это требование прокурору?
   Ладыгин кивнул.
   - Видите, и прокурор не хочет рисковать.
   - Я не новичок в вашей казуистике, поэтому знаю…
   - В нашей казуистике, Ладыгин. Вы больше меня проработали в ор-ганах и поэтому более меня успели наворотить. Попадись я в ваши руки…. Да что там. Читайте.
   Бывший судья привычными движениями перелистал дело и распи-сался на последнем листе.
   - Когда у меня будет адвокат? - спросил он, отодвигая папку.
   Горелов, будто не слыша вопроса, открыл последнюю страницу, удовлетворенно хмыкнул и только после этого, сделав скорбную ми-ну, сказал:
   - К сожалению, Иван Акимович, ваши бывшие друзья - адвокаты, как сговорились. Отказываются вас защищать. Их письменные отказы у прокурора.
   - Я давал фамилию и адрес киевского адвоката.
   - Этот человек умер год тому назад. Справка об этом есть.
   - Я буду думать.
   - Думайте, Иван Акимович, ваше право, только, как говорят, «иных уж нет, а те далече». Соглашайтесь на адвоката от государства.
   - Кого вы мне предложите?
   - Не я, Иван Акимович, а кому положено. Видимо, адвокат будет от областной адвокатуры. Судить ведь вас будут там.
   - Это я знаю, - хмуро ответил Ладыгин - Согласен на того адвоката.
   - Вот и ладушки, Иван Акимович. Если у вас ко мне вопросов нет, то с Богом.
                ***
   Несколько дней спустя в камеру к Ладыгину пришел адвокат. Ему было не более тридцати лет. Он представился, назвав себя Михаилом Ивановичем Лобановым. Иван Акимович его не знал.
   - Вы давно в адвокатуре? - спросил он.
   - Как посмотреть, - ответил Лобанов. - Мне кажется, что уже целую вечность в ней мыкаюсь, а, если сверить с календарем, то чуть больше года.
   - Выходит, вам работа в тягость?
   - Видите ли, я привык разоблачать преступников, а тут приходится защищать.
   - Вас что, за уши тащили в адвокатуру?
   - Почти так, Иван Акимович. Побеседовали со мной в одном месте и сказали, что в адвокатуре работают одни старики с отсталыми взгля-дами. А нужна там молодая поросль, кипучая кровь. Я же в то время ходил в кандидатах партии, поэтому не мог отказаться. Только год прошел, а, кажется…
   - Вот что, Михаил Иванович, не обижайтесь, вы мне, как адвокат, не подойдете. Я от вас отказываюсь.
   На удивление, Лобанов не огорчился.
   - Я и сам не особенно стремился вас защищать, Иван Акимович. Де-ло, как мне показалось, абсолютно проигрышное. Есть явка с повин-ной взяткодательницы и свидетельские показания той, что подкинула ей деньги для этой цели. Эти показания вы ничем так и не смогли оп-ровергнуть.
   Лобанов посмотрел в свой блокнот и продолжал:
   - Демченко М.Е. заявляет, что отблагодарила вас за то, что вы не за-судили ее сына. Вы дали ему всего год, тогда как прокурор требовал пять лет. Этот факт подтверждается материалами дела.
   - Подтверждается и тот факт, - сердито заметил Ладыгин, - что про-куратура обжаловала этот приговор, а областной суд оставил их про-тест без удовлетворения.
   - Да, этот факт имеет место быть, - согласился Лобанов, - но вы знаете, что говорят по этому поводу?
   - И что же такое говорят?
   - Что председатель областного суда - ваш старый дружок, поэтому и шел у вас на поводу. Кстати, я слыхал, что его должны скоро переиз-брать.
   - Не вы ли метите на его место?
   Лобанов покраснел, как девица от первого поцелуя.
   - Что вы, Иван Акимович, мне еще рано, - воскликнул он горячо.
   Девица на его месте сказала бы, что она не такая…
   - Ну, что ж, Михаил Иванович, краснеть вы еще не разучились, по-этому посоветую, пока не поздно: бросьте адвокатуру, идите на ка-кое-нибудь предприятие юрисконсультом, там вы меньше принесете вреда.
   Лобанов молча защелкнул портфель и, когда открылась дверь ка-меры, сказал через плечо:
   - Не знаю как я, а вы уж точно лет восемь не будете приносить стра-не вреда.
   После тюрьмы Лобанов поехал не в свою контору, а прямиком в областную прокуратуру. В приемной областного прокурора он только назвал свою фамилию, как был пропущен. Было приятно осознавать, что Бабаев его ждал. В кабинете, кроме его хозяина, сидел почти не-знакомый Лобанову адвокат. Он только появился в их конторе.
   - Садись и рассказывай, - предложил прокурор Лобанову.
   Тот смущенно посмотрел на адвоката. Бабаев заметил этот взгляд.
   - Говори. Это свой человек.
   - Все получилось так, Георгий Иванович, как вы предвидели. Лады-гин наотрез от меня отказался.
   - Что он говорил?
   - Ничего существенного и тем более нового.
   - Ты сказал ему о безысходности его дела? И что он?
   - Промолчал.
   - Ну, хорошо, Михаил Иванович, иди. Ты хорошо справился со сво-им делом.
   Прокурор вышел из-за стола и пожал молодому адвокату руку. Тот густо покраснел. Почувствовав это, резко повернулся  и поспешил к двери.
   - Ишь, какой прыткий, - сказал Бабаев, садясь за стол. - Я уже давно заметил - чем резвее человек, тем он глупее. Видно, не зря его напра-вили в адвокатуру.
   - Там место для глупцов? - не скрывая иронии, спросил адвокат.
   Прокурор досадливо отмахнулся.
   - Да нет! Наоборот. Слишком умных, разбавили глупцом. Чем их там больше, тем нам легче. Но давай к делу, Борис Трофимович. Теперь твоя очередь. Надеюсь, от тебя Ладыгин не откажется. Заяви ему, что видишь возможность свести срок до минимума. Мы будем требовать восьмерку, а ты ему пообещай тройку. Мол, первый раз под судом, да еще такие заслуги перед родиной.
   - Не учи, Жора, не первый год замужем.
   «Глупец» Лобанов не знал, что новый адвокат - старый друг Бабае-ва и тот, согласовав вопрос в обкоме, пригласил его в Долгополь, по-обещав должность председателя областного суда,  а пока попросил помочь засудить строптивого судью.
   - Ты не знаешь, Боря, с кем будешь иметь дело. Это умный и опыт-ный человек. Он семь лет проработал в центральном аппарате Берии. Там почти всех шестерок Лаврентия посадили, а кого и расстреляли, а с него, как с гуся вода.
   Поразмыслив, продолжил:
   - Меня тревожит его спокойствие. Он-то знает, что обвиняют его об-лыжно. Что в подобных случаях делает обычный человек? Апелли-рует к прокурору, требует очных ставок, жалуется на предвзятость следователя и мало еще на что, а этот ничего подобного себе не по-зволяет, только и всего, что просится в общую камеру.
Не может быть, чтобы у него в рукаве не было прикупа. Так вот, дело в суд не пойдет, пока не будет ясности. Чувствую, здесь какая-то хит-рость.
   - Да какая тут может быть хитрость, - возразил Борис Трофимович. - Я читал дело. Оно небольшое, и все умело схвачено.
   - Это так. Прокола вроде не должно быть. Но зачем он из одиночки рвется в общую камеру? Не тебе говорить, что судьи и милиционеры не любят встречаться на равных со своими бывшими клиентами Оп-ределенно он что-то хочет передать на волю. Что?! Вот это и следует узнать.
   На следующий день к Ладыгину пришел новый адвокат - Лысенко Борис Трофимович. Его Иван Акимович видел впервые.
   - Вы давно в Долгополе? - спросил он.
   - Всего месяц, - ответил адвокат и пояснил: - заболела жена, и я был вынужден из Сибири ехать к теплу.
   - И у меня примерно такая же ситуация была, - сообщил Ладыгин, - только мы бежали из Средней Азии от жары.
   - Бывает и такое, - согласился Лысенко.
   - Вы познакомились с моим делом? - спросил Ладыгин, начиная проникаться доверием к человеку, который только недавно появился в области и наверняка не успел попасть в зависимость от властей.
   - Познакомился очень внимательно и могу сразу, Иван Акимович, сказать, что оправдательного решения не обещаю.
   - Если бы и пообещали, не поверил бы. Да и я, будучи судьей, не-смотря на полную абсурдность дела, не решился бы вынести оправ-дательный приговор, а отправил бы дело на доследование. И только тогда, если следователь не дурак, то должен был после этого отпус-тить человека на все четыре стороны.
   - Вот и хорошо. Но снизить срок до минимума постараюсь.
   - Как вы это думаете сделать? Разжалобить суд?
   - Ну, зачем так? У вас есть заслуги перед Родиной, да и, естествен-но, никогда не имели судимости.
   - Все это так, но, боюсь, не поможет. Уж очень жаждут они моей кро-ви.
   - Кто они, позвольте узнать?
   - Они. Не будем персонифицировать. Вы человек новый, поэтому нет смысла называть фамилии. Вы их все равно не знаете.
   - Выходит, адвокату нечего делать в этом суде? Так, по-вашему?
   - Почти так, но…
   Ладыгин посмотрел в зарешеченное окно и глубоко задумался. Лы-сенко не торопил его. Он спокойно рассматривал этого человека. Не-высок ростом, умный взгляд. Как же ты так сумел подзалететь, голу-бок? Чем насолил начальству?
   - Ладно, Борис Трофимович, - прервал его раздумья Ладыгин, - вы-бирать мне не из чего.
   Он всмотрелся в глаза адвоката, да так, что тому захотелось отвес-ти взгляд. Но Лысенко удержался, и, напрягшись, выдавил из себя обиду:
   - Вы мне не доверяете?
   Глаза Ладыгина недобро сверкнули и он, со злой иронией, ответил:
   - Я не в детском саду, Борис Трофимович, и не ведерко для песка у меня сейчас отбирают, а свободу. И поэтому хотел бы я доверить свою судьбу проверенному человеку. Да где его взять? Вот прислали вас. Допустим, я откажу вам, придет другой. Что от этого изменится? Тому хлыщу, что был перед вами, я однозначно никогда бы не дове-рил этого дела, а вам, пожалуй, доверю. И не потому, что у вас чест-ное лицо и взгляд спокойный. Скольких негодяев на своем веку я ви-дел с более кротким взглядом и с лицом ангела, поэтому и не явля-юсь последователем Ламброзо. А доверю вам лишь потому, что вы у нас новый человек и, думаю, не успели обрасти ракушками. Такие вот дела, Борис Трофимович.
   - Я вас внимательно слушаю, Иван Акимович.
   Ладыгин еще некоторое время всматривался в лицо адвоката, по-том, глотнув воздуху, проговорил:
   - Была, не была. Слушайте задачу, Борис Трофимович. Вам нужно будет завтра съездить в Лимановск и в городском обществе «Знание» получить справку о том, что я, имя рек, по их командировке с такого-то по такое-то число находился в городе Киеве. Я там выступал с докладом на конференции. Когда получите справку, передадите ее мне в тот же день. Повторяю - в этот же день.
   - Понятно, Иван Акимович, я выполню ваше поручение, - заверил адвокат, и они расстались.
   На другой день Лысенко в десять утра был уже на автостанции Ли-мановска. В обществе «Знание» ему выписали справку, в соответст-вии с записью в журнале. Он этим не удовлетворился и потребовал первичные документы. Бухгалтер снял с полки папку, полистал ее и, найдя нужную страницу, поднес адвокату.
   - Проверяйте, - сказал он, оставаясь стоять сзади.
   Тот обернулся и недовольно спросил:
   - Вы можете не стоять у меня за спиной?
   - Могу, - без смущения ответил бухгалтер и, выйдя из-за спины, стал сбоку.
   - Что-то не понял, - проговорил адвокат, вглядываясь в его одутло-ватое лицо.
   - Что тут не понять? -  удивился бухгалтер. - Я не могу допустить, чтобы из этой папки исчез хоть один документ, касающийся Ладыги-на. Если он прислал вас за этой справкой, значит, она очень важна для него.
   - Вы допускаете, что я могу изъять отсюда документы без вашего согласия? - не скрывая возмущения, спросил Борис Трофимович.
   - Отвечу однозначно: нет, не допускаю. Но я, как видите, человек далеко не молодой и всякого успел навидаться. К вашему сведению, я не всегда работал в этой конторе.
   - Дело ваше, - смирился Лысенко, - стойте, только я ничего не соби-рался отсюда тибрить.
   - Вот и смотрите внимательно. Все там на месте - и билетики, и гос-тиничные счета. Сверьте с ними отметки прибытия и убытия в коман-дировке.
   - Не учите, сам все знаю, - ответил адвокат, захлопывая папку.
   - Ну, как? Все в порядке?
   - Думаю, что да. Только почему вы так волнуетесь?
   - Это вам показалось. Хотя, по правде сказать, что-то подобное я действительно испытываю. Вы знаете, в нашем городе мало кто ве-рит, что Ладыгин мог связаться с теми спекулянтками. Не тот уро-вень. Люди думают, что все это подстроила милиция. Он им изрядно насолил. Так вот, я не хочу стать невольной жертвой этих разборок.
   Лысенко успел до шестнадцати часов побывать и у Ладыгина. Вру-чил ему справку. Тот посмотрел и удовлетворенно хмыкнул.
   - Спасибо, Борис Трофимович, этот документ останется у меня, и в нужный момент я уже в суде передам вам его для приобщения к делу.
   - Вы не боитесь, что вас обыщут и отнимут его?
   В ответ Ладыгин слегка улыбнулся:
   - Теперешние вертухаи - народ весьма неопытный.
   Лысенко уже подходил к двери камеры, когда Ладыгин его оклик-нул:
   - Извините, Борис Трофимович, у вас, конечно, есть записная книж-ка…
   Лысенко обернулся и вопросительно посмотрел на клиента.
   - Вы не могли бы показать мне свою последнюю запись?
   - Зачем это вам?
   - Не обижайтесь, так, небольшая проверочка.
   Адвокат достал из внутреннего кармана пиджака книжицу в черном клеенчатом переплете и протянул ее Ладыгину со словами:
   - Надеюсь, обыскивать не будете?
   Взглянув на последнюю запись, Ладыгин вернул книжку хозяину и сказал:
   - Будто все в порядке. А где тот листик, что вы отсюда вырвали?
   Лицо Лысенко передернулось.
   - Вы переходите все границы приличия, Иван Акимович, - гневно сказал он. - Если хотите знать, то я оставил этот листок в туалете об-щества «Знание»!
   - Извините и постарайтесь понять меня, ведь я вас абсолютно не знаю, - спокойно ответил Ладыгин и добавил: - Не могу вспомнить, по какому поводу, но было сказано: «Забудь надежду, всяк сюда входя-щий». Так вот, каждый, попадающий в это мерзкое место, - он топнул ногой, - забывает о приличиях, ибо для того, чтобы из него выбрать-ся, все средства хороши, в том числе и самые гадкие.
   - Понимаю вас и не обижаюсь, - поспешно заверил Лысенко и уси-ленно застучал в дверь.
   Из тюрьмы он направился прямо в областную прокуратуру. Бабаев внимательно выслушал его доклад и радостно воскликнул:
   - Я говорил тебе, что у него голова работает? Ты помнишь числа, когда он был в командировке?
   Лысенко достал из брючного карманчика для часов бумажный свер-точек, расправил его на ладони и подал прокурору. Тот подержал его перед собой и вернул со словами:
   - Перепиши в блокнот, а то, не дай бог, потеряешь. Завтра приедет следователь с делом, и тогда сверим даты. Постарайся после двух часов быть на месте. Перед тем, как выслать за тобой машину, я по-звоню.
                ***
   В приемную областного прокурора вошел незнакомый Горелову че-ловек и, кивнув секретарше, прошел в кабинет. Загудел зуммер, и та, не поднимая головы, буркнула старшему лейтенанту:
   - Заходите.
   Горелов переступил порог и остановился в дверях, прижимая к боку тощую папку.
   - Давай сюда, - сказал ему прокурор, показывая пальцем в сторону незнакомого милиционеру человека. Тот сидел у приставного стола, где лежал небольшой блокнот в черном переплете.
   Горелов положил папку рядом с блокнотом и остался стоять.
   - Садись, - разрешил прокурор.
   Лысенко полистал папку, положил на нее раскрытый блокнот и све-рил даты.
   - Совпадают, Георгий Иванович, - почти радостно сказал он.
   - Ну, ну, - проговорил прокурор и потянулся к папке.
   Лысенко пододвинул ее ближе. Бабаев всмотрелся, и лицо его при-няло цвет свекольного салата. Он пронзил взглядом милиционера. Тот еще не знал, в чем прокололся, но то, что это случилось - понял, поэтому съежился. Прокурор, кивая на Горелова, сказал тому, что с блокнотом:
   - Вот из-за таких мудаков разваливаются самые верные дела. Пока-жи ему!
   Лысенко пододвинул папку и блокнот к Горелову. Тот некоторое время тупо переводил взгляд с даты в блокноте на заявление Дем-ченко. Незнакомец ткнул пальцем в дату на заявлении:
   - Смотрите. В этот день ваш подследственный не мог получить взятку от этой женщины, он был в Киеве!
   - Откуда я мог это знать? - только и произнес ошеломленный мили-ционер.
   - Должен был знать! - закричал Бабенко, - Мало он лупил вас, без-мозглых, мордой об стол! Я видел Ладыгина всего один раз у Юсина, но и этого было достаточно, чтобы понять, что он из себя представ-ляет! А ты уши развесил. Сидит человек в одиночке, ни на что не жа-луется, ну и лады!
   Некоторое время прокурор отдыхал от праведного гнева, а потом сказал, обращаясь к Лысенко:
   - Найди свободный кабинет и поработай с этим мудаком над делом. Исправьте все даты в соответствии с той справкой.
   Потом, переведя взгляд на следователя, желчно произнес:
   - Вот так вы работаете в своем Лимановске! Если запорешь это де-ло, Горелов, добьюсь, что станешь рядовым советской милиции и весь остаток жизни простоишь столбом на углу самой паршивой ли-мановской улицы.
                ***               
   Еще через месяц, глубокой осенью, состоялся суд над Ладыгиным. Читались материалы дела, вызывались свидетели. Адвокат настой-чиво опрашивал Демченко, пытаясь поймать ее на противоречиях, но безуспешно. Она упрямо повторяла заученные слова, и Лысенко по-думал, что Горелов хорошо с ней поработал.
   Адвокат понимал, что справка о киевской командировке его подза-щитному теперь совершенно не нужна, но все же не преминул напом-нить о ней. Ладыгин, глядя куда-то в пространство, с горечью сказал:
   - Ты предал меня, Лысенко!
   Внутренности адвоката на мгновение дрогнули от осознания своей причастности к этой душевной трагедии, но он тут же взял себя в руки и, сделав огорченное лицо, ответил:
   - Вы ошибаетесь, Иван Акимович. Если вас кто-то и предал, так это бухгалтер из общества «Знание». Уж очень он суетился, когда выпи-сывал эту справку. Завтра я зайду к вам в камеру, и мы напишем кас-сацию.
   - Кассации не будет!
   - Даже если вам дадут на полную катушку?
   - Даже тогда!
   - Как знаете, - пожал плечами Лысенко.
Ладыгина осудили на восемь лет. Кассацию он не подавал.

                ГЛАВА III
                ВТОРОЙ СЕКРЕТАРЬ
   Петляет горная дорога, «ЗИМ» натужно преодолевает перевал и вот, после нескольких поворотов, открылся амфитеатр города-курорта Прибрежного. Машина затормозила у административного здания са-натория имени Орджоникидзе. Пассажиры прошли в вестибюль. В его центре произрастала большая финиковая пальма. Ее вершина уходи-ла в отверстие в потолке и скрывалась в высоте.
   Поспелову, инженеру-строителю по профессии, было интересно само решение вопроса по сохранению пальмы. Ведь строителей все-гда считают истребителями живой природы. Не успел он насладиться созерцанием южной красавицы, как к нему подошел кто-то из работ-ников санатория и спросил:
   - Вы  товарищ Поспелов?
   Получив утвердительный ответ, сообщил:
   - Для вас телефонограмма в приемной главного врача.
   Поспелов поднялся по мраморной лестнице на второй этаж и в при-емной прочитал: «Товарищу Поспелову. Вам надлежит немедленно вернуться в обком партии. Дунаев». Подписано вторым секретарем обкома. Это серьезно. Что могло случиться?
   Его размышления прервал тот же сотрудник санатория.
   - У входа, товарищ Поспелов, вас ждет «ЗИМ», на котором вы прие-хали. Я попросил водителя задержаться, зная, что одному из прие-хавших товарищей придется возвращаться.
   - Спасибо, - буркнул Поспелов и расписался под телефонограммой.
   В вестибюле остановился у большого зеркала в резной позолочен-ной раме. В сияющем стекле отражался представительный мужчина в сером костюме, чуть выше среднего роста, зачесанные назад свет-лые волосы слегка вились. Но лицо… Лицо было мрачным и слегка растерянным. Попробовал сам себе улыбнуться - губы не подчини-лись, и вышло что-то вроде жалкой ухмылки. Поправил сбитый в сторону галстук и направился к выходу.
   Всю обратную дорогу размышлял над причиной вызова. Отпуск был согласован на самом высоком уровне, вчера он получил отпуск-ные и путевку в санаторий, в кабинете устроил небольшой мальчиш-ник, принял пожелания хорошо отдохнуть и вот отдохнул. А что, если, уходя с работы, не закрыл сейф или оставил в нем ключи? Могли и по этой причине вызвать. Скажут: закрой сейф, получи выговор по административной линии и езжай снова туда, откуда приехал.
   Досадуя на себя и на неудачное начало отпуска, решил заехать вна-чале домой, а потом уже в обком. Удивил Оксану своим внезапным возвращением и сразу бросился к столу, в ящик которого всегда клал ключи. Они на месте. Значит, не забыл их в сейфе. Не переодеваясь, уже под вечер, поехал на работу. Стараясь никому не попадаться на глаза, прошел в свой кабинет и убедился, что сейф закрыт. Зачем то-гда вызывали?  Ничего не придумав, направился к заведующему строительным отделом, при котором состоял инструктором. Началь-ник, прямо с порога, сказал:
   - Иди сразу ко второму секретарю. Он тебя ждет.
   - А вы не пойдете?
   Не приучены инструктора самостоятельно посещать высокие каби-неты.
   - На этот раз иди один.
   Хотел спросить, зачем он понадобился Дунаеву, но, подгоняемый начальником, не спросил и направился к приемной второго секрета-ря. Увидев отпускника, секретарша вскочила с места и скрылась за высокой дверью, обитой коричневой кожей. Тут же выскочила и, ос-тавив дверь приоткрытой, сказала:
   - Заходите.
   Анатолий Александрович приветливо улыбался. Чему радуется? Какой подвох приготовил?
   - Хорошо отдохнул, Владимир Николаевич? - спросил Дунаев шут-ливо.
   - Лучше не бывает, - в тон ему ответил Поспелов.
   - Тогда поговорим о деле, - уже серьезно сказал второй секретарь, - садись.
   Установилась недолгая тишина.
   - Есть мнение, - прервал ее Дунаев, - рекомендовать тебя, коммуни-ста Поспелова, вторым секретарем Лимановского горкома партии.
   Если бы та пальма, которую он рассматривал несколько часов на-зад, внезапно завалилась, он не был бы так огорчен, как этим пред-ложением. Даже работая в обкоме, он не чувствовал себя партийным функционером. Большую часть рабочего времени он проводил на строительных площадках и никогда не скрывал, что после службы в обкоме хотел бы стать главным инженером, если не начальником, ка-кого-нибудь проектного института. Видя замешательство собеседни-ка, Дунаев сочувственно сказал:
   - Я понимаю неожиданность данного предложения, но уже завтра в Лимановске будет проходить партийная конференция, на которой те-бя  выдвинут на эту должность. Так что времени для раздумий нет. Соглашайся сразу.
   - Нет, Анатолий Александрович, я не хочу становиться вторым сек-ретарем. Подыщите другого.
   Спокойный кабинет взорвался бранью.
   - Ты где работаешь? Мать твою так! Ты что крутишь жопой?! Ты что строишь из себя целку?! Ты знаешь, что сам Юсин уже дал согласие на твое назначение?!
   Поспелов попытался что-то объяснить, ссылался на жену, которая не захочет ехать из областного города в почти деревню, но был оста-новлен негодующим возгласом:
   - Я тебя предупредил! - и затем: - Выйди и жди!
   Ждать фактически не пришлось. Дверь распахнулась, и Дунаев, махнув Поспелову рукой, направился в сторону первой приемной. Выдвиженец остался под дверью, а Дунаев скрылся в кабинете Юси-на. У секретарши раздался зуммер, и она сказала Поспелову:
   - Заходите.
   Он вошел в заветный кабинет и остался у двери, подперев ее спи-ной. Первый секретарь обкома, навалившись грудью на стол, некото-рое время рассматривал ослушника, потом угрожающе проговорил
   - Бунт на корабле? Знаешь, что с такими раньше делали? Вешали на реях. Сейчас не то время, но, учти, кара будет не менее суровой. Во-просы есть?
   Вопросов не было.
   - Иди, и чтобы завтра был в Лимановске на партконференции! Сво-боден!
   Поспелов невольно, как солдат, повернулся через левое плечо и вышел за дверь. Секретарша только мельком взглянула на него и сразу поняла, что парню досталось. Занялась бумагами. Вскоре из кабинета вышел Дунаев и на ходу сказал:
   - Отъезд от обкома завтра в восемь тридцать. Не опаздывай.
   Почти всю ночь Поспелов не спал, выслушивая упреки Оксаны в мягкотелости, слюнтяйстве и других смертных грехах. Его попытки объяснить жене обстановку и последствия ослушания не могли унять ее «справедливого» гнева.
   Убеждая Оксану в безвыходности положения, он и сам проникся по-ниманием того, что уготованная ему судьба стать вторым секретарем горкома партии имеет силу повеления небес и поэтому не подлежит обсуждению и тем более осуждению. Он - солдат партии и если ко-мандир приказал лечь грудью на амбразуру, то он, не раздумывая, должен сделать это.
   В назначенный час он был у парадных дверей обкома. Машина Ду-наева на месте. Потоптался возле нее, пока не вышел «сам».
   - Садись впереди, - приказал он Поспелову и остановился у задней дверцы машины. Тому ничего не оставалось делать, как распахнуть ее перед ним и бесшумно закрыть.
   Когда выехали за город, Дунаев спросил:
   - Что жена?
   - Остается в Долгополе, - мрачно ответил Поспелов.
   - Не вздумай изворачиваться. Если не пройдешь, пеняй на себя, предупредил Дунаев.
   - Не все будет зависеть от меня, - попытался возразить Поспелов.
   - Глупости! Я зачем туда еду?
   Всю остальную дорогу молчали. Въехали в город. Поспелов при-сматривается к неприглядным домам, будто первый раз видит их. Дунаев, проследив за движением его головы, сказал:
   - Не нравится? Станешь хозяином города, тебе и карты в руки.
   Подъехали к городскому театру. На площади множество машин де-легатов партконференции. Тут же, поигрывая полосатыми палками, прохаживаются гаишники.
   - Иди в зал, - сказал Дунаев, а сам направился в кабинет директора театра, где перед началом конференции обычно собираются наибо-лее значительные люди города. Перед входом в зал лицом к лицу столкнулся с Савельевым. Тот удивился и, пожимая руку Поспелову, спросил:
   - Что тебя занесло сюда?
   Увидев, как смутился гость, высказал догадку:
   - Наверное, Филиппова менять будешь?
   Поспелов что-то промычал в ответ - ему было велено не разглашать до поры до времени решение обкома.
   - Понятно, - проговорил Юрий Савельевич и направился к директор-скому кабинету.
   Догадываясь, что придется выступать, Поспелов прошел ближе к сцене и занял место у центрального прохода. Партер был заполнен, в ложах разместилась пресса, балкон и бельэтаж были пусты. Театр Поспелову понравился. Для такого невзрачного городка, как Лима-новск, он был даже очень хорош.
   Работа партийной конференции шла по обкатанному сценарию: от-четный доклад горкома и ревизионной комиссии, многочисленные выступления, растянувшиеся на весь день. Во время последнего пе-рерыва у сцены сгрудились члены горкома и секретари парторгани-заций для предварительного обсуждения состава горкома партии. Как обычно, предложенный список повторял уже знакомые фамилии, как вдруг промелькнула новая: Поспелов, инструктор строительного от-дела обкома. «Кто такой? Почему не знаем?» Вел совещание Дунаев, он и пригласил кандидата в состав горкома выступить перед товари-щами по партии. Рассказ Поспелова о себе был вялым и равнодуш-ным. Казалось, он говорит о неинтересном человеке, и как воспримут местные партийные тигры его биографию, ему безразлично. Под бди-тельным взглядом второго секретаря обкома все единодушно прого-лосовали за включение пришельца в список кандидатов в состав гор-кома.
   По окончании процедуры Дунаев, отозвав Поспелова в сторону, сказал:
   - Если ты и на конференции будешь так же бубнить, то я сам отведу твою кандидатуру, и тогда можешь в Долгополь не возвращаться.
   Теперь Поспелов на трибуне. На этот раз говорит более внятно. Его оставили в списках для тайного голосования. Против него проголо-совала треть делегатов. У него, как сейчас бы выразились, оказался самый низкий рейтинг из всех кандидатов в члены горкома.
   Закончилась конференция, и начался самый неинтересный, но са-мый значимый этап партийной жизни - выборы членов бюро и секре-тарей горкома. Неинтересный по той причине, что все предлагаемые персоналии заранее расставлены по намеченным местам. Членам горкома остается их поддержать, если хотят и в дальнейшем состоять в большом ансамбле под названием «КПСС».
   Значительной эта процедура была оттого, что избирали не просто партийных функционеров, а небожителей или, если хотите, вершите-лей судеб городского масштаба. Поэтому было важно примерить ка-ждую кандидатуру на себя, как платье или пиджак. Сам процесс при-мерки не предполагал выбора, но знать заранее, где будет жать или болтаться, хотелось.
   Дунаев предложил Савельева на должность первого секретаря гор-кома, и все за него проголосовали. Теперь Савельев ведет пленум и, сохраняя видимость демократии, спрашивает у членов горкома, кого бы они хотели видеть вторым секретарем. Посыпались фамилии из-вестных в городе партийных деятелей. Ни один из них не назвал фа-милию Поспелова. За них это сделал Дунаев, добавив, что это канди-датура обкома партии и ее поддержал сам Юсин. Открытое голосова-ние подтвердило авторитет областного комитета партии и политиче-скую зрелость членов горкома.
                ***            
   На следующий день состоялось принятие дел у Филиппова. Эта процедура не заняла много времени. Поспелов подумал, что второму секретарю отведено не так уж много обязанностей, а тем более прав. Эта мысль подтвердилась, когда он пришел к первому секретарю. Тот порылся в бумагах, что-то прочел и только после этого поднял глаза на Поспелова. Они были серого цвета, слегка мутными. Зато слова были четкими и резкими.
   - Итак, Поспелов, ты должен всегда помнить, кто здесь первый сек-ретарь. Не вздумай без меня решать какие-либо серьезные вопросы. Вот Филиппов засамовольничался и где он теперь? Даже в бюро не выбрали, хотя он, как редактор городской газеты мог туда попасть. Хорошо если членом исполкома выберут. Учти и другое: лимановцы не любят пришельцев. Это ты мог почувствовать во время выборов, поэтому без моей поддержки никак не обойдешься. Сегодня позна-комься с работниками горкома, а завтра посети горисполком. Тебе много придется работать с его председателем. Я поручу тебе кон-троль за работой городских служб. Там много недостатков, вот и бу-дешь их исправлять.
   Когда Поспелов выходил из кабинета, Савельев остановил его.
   - Забыл подсказать. Когда соберешься в горисполком, то предвари-тельно позвони председателю, а то просидишь под дверью и опозо-ришь не только себя, но и весь горком.
   Поспелову хотелось сказать, что до такой мелочи он бы и сам до-думался, но промолчал, понимая нежелательные последствия такого ответа.
   Замелькали трудовые будни. Поспелов с удовольствием вникал в строительные проблемы города и вскоре понял, что невыполнение планов строительно-монтажных работ приобрело в городе хрониче-ский характер. Много времени уходило на встречи, ублажения и про-воды республиканского и союзного начальства. С их потребностями, а порою и капризами, приходилось считаться, ибо от них во многом зависело обеспечение города самыми насущными материалами, ко-торые были в постоянном дефиците.
   Кончился курортный сезон и, казалось бы, должно стать легче, но тут навалилась другая беда. Зашел утром Поспелов в кабинет Са-вельева доложить о выполненной работе и получить указания на те-кущий день. Тот, не поднимая головы, читал свежую почту. Вдруг вы-ругался и, обращаясь к Поспелову, сказал:
   - Слушай, что пишет: «Поставка кровельной стали в ваш адрес будет осуществлена в объемах и сроках, предусмотренных нарядами»! Так это ж завалить годовой план оцинковальному заводу! А как обещал! Как распинался!
   Поспелов удивился опасению «завалить годовой план» при выпол-нении поставок в срок и в предусмотренных объемах. В осторожных словах высказал свое мнение. Тот изумленно посмотрел на второго секретаря, а потом спохватился:
   - Так ты всего не знаешь! Строители заваливали сдачу важного объ-екта из-за отсутствия кровельной стали. В нашем городе этот дефи-цитный материал есть только у оцинковального завода. Я позвонил в Киев и договорился, что этому заводу, в порядке исключения, выде-лят сверх лимита необходимый металл. Под мое честное слово ди-ректор завода отпустил строителям все, что они просили. Летом при-езжает тот тип из Киева, подтверждает договоренности. Я его пою, кормлю - и вот результат!
   Савельев как-то жалко посмотрел на Поспелова и, разведя руками, добавил:
   - Такого еще не было. Первый секретарь будет виноват в невыпол-нении государственного плана!
   Когда Поспелов перечитывал телеграмму, пытаясь уловить в ее тексте тайный смысл, послышался странный хрип и какой-то глухой стук. Посмотрел, а Савельев, склонив голову на столешницу, хрипло дышит.
   Поднятые по тревоге инструктора, положили его на диван и вызва-ли «Скорую помощь». Врач определил - инсульт сосудов головного мозга и увез его в больницу.
   Когда прошло первое потрясение, Поспелов позвонил в обком пар-тии и доложил о случившемся. В ответ долго молчали, и вот в трубке голос Дунаева.
   - Мы так поняли, что болезнь надолго?
   - Похоже на то, - ответил Поспелов завтра наведу справки в больни-це и тогда доложу более подробно.
   Только сказал это, как раздался возмущенный голос Дунаева:
   - От кого я слышу: «наведу справки?». Да ты должен поставить всех на уши, а не «наводить справки»! Тебе главный врач больницы дол-жен два раза в день докладывать о состоянии здоровья первого сек-ретаря горкома партии, а ты -«наводить справки»!
   - Понял, Анатолий Александрович.
   - И еще. Если Савельев будет транспортабельным, мы заберем его в свою больницу. Выясни этот вопрос обязательно.
   - Слушаюсь, Анатолий Александрович.
   - И последнее: на время болезни Савельева будешь исполнять его обязанности.
   - Слушаюсь.
   - Не слышу в голосе энтузиазма!
   Поспелову действительно нечему было радоваться, но он послуш-но взбодрился:
   - Слушаюсь, Анатолий Александрович!
   - То-то же. Ну, давай.
   Положив трубку на рычаг, Поспелов долго сидел в темноте, пыта-ясь представить себя в роли первого лица в городе.
   Вошла секретарша и спросила:
   - Свет зажечь?.
   - Не надо.
   Она вышла, а Поспелов продолжал думать. Как в городе воспримут его внезапное возвышение? Ореол партизана позволял первому сек-ретарю горкома быть порою просто бесцеремонным. В нем хорошо совмещались властность и благодушие, вспыльчивость и снисходи-тельность, но отрицательные черты все же преобладали. Но это все относили на «издержки производства».
   Каким быть Поспелову? Ведь сразу же начнут сравнивать. Как не хотелось юлить. Нужно быть самим собой. А какой он «сам собой»? Эх, нет Оксаны под боком, та бы подсказала. Как никогда почувство-вал себя одиноким. Заняться переездом? Нет, не время. Сколько проболеет Савельев, сумеет ли вообще вернуться на работу?
   Поспелов не стал занимать кабинет первого секретаря, остался в своем и сразу же понял, что совершил ошибку. Савельеву продолжа-ли звонить, даже из обкома. Далеко не всем технический секретарь могла посоветовать позвонить по другому номеру, поэтому Поспело-ву приходилось вскакивать и опрометью бежать через приемную, чтобы ответить на вызов. Поняв, что «китайские церемонии» излиш-ни, он уже на следующий день сидел за столом первого секретаря. Некоторые из посетителей добродушно интересовались: «Осваивае-тесь?» или «Этот стул пожестче?» Он в ответ кивал головой. На са-мом деле стул был мягче, но сознавать, что именно ты на нем си-дишь, было как-то жутковато. Как-никак, хоть и волей случая, но он стал первым лицом в городе и теперь его слова настолько значимы, что он почти физически ощущал их вес. Было от чего коленям задро-жать.
   При всем том его не оставляла мысль, что Савельев где-то рядом и наверняка думает: как этот зелень-парень без него обходится? Преж-де чем принять решение, он прикидывал, как бы Савельев поступил в этой ситуации? Было ощущение, что тот за ним подглядывает.
   Через две недели из Долгополя нагрянули врачи и, отметив улуч-шение здоровья Савельева, увезли его в столичную больницу имени Куйбышева. Поспелову стало легче от осознания того, что теперь за ним никто не подсматривает.

                ГЛАВА IY
                СТРОПТИВЕЦ
   Первый неприятный «щелчок по лбу» Поспелов получил совсем с неожиданной стороны. Шла зима и курортные проблемы отошли на второй план, как вдруг один лишь телефонный звонок повернул все вспять. Звонил человек, представившийся: Москаль Дмитрий Оста-пович, заведующий административными органами Львовского обко-ма партии. Он в Лимановске и просит принять его по личному вопро-су. Получив согласие, Москаль не заставил себя долго ждать, потому что звонил из горисполкома, который располагался недалеко от гор-кома.
   В кабинет вошел среднего роста мужчина, одетый в темный костюм, натянутый на животе, на груди орденские колодки, белая рубашка без галстука. Когда поздоровались, сказал, протягивая удостоверение личности:
   - Извини, что без галстука. Думал, обойдусь без захода в горком, но не получилось.
   - Так что случилось? Чем могу быть полезен? - спросил учтиво По-спелов.
   - Ничего страшного, но, признаться, неприятно. Я привез свою младшую дочь в санаторий «Ласточка». Она у меня там уже два раза была и всегда без проблем, а тут главный врач уперся и ни в какую.
   - Так и «ни в какую»?
   - Понимаешь, зима, а он заявляет, что у него нет свободных мест. И не принял дочь. Показал ему удостоверение, а он мне: «Езжайте в облздравотдел и там решайте свой вопрос. Дадут путевку, возьмем вашего ребенка, а так ничем помочь не могу». Это он со мной так раз-говаривает, а что с другими?
   От возмущения высокий лоб Москаля покраснел и покрылся испа-риной, а глаза из-под очков сверкнули недобрым огнем.
   - Поможешь? - с надеждой спросил он.
   - Попытаюсь, - неуверенно ответил Поспелов и потянулся к селек-тору.
   - Что значит «попытаюсь»? - удивился львовянин, - разве ты не первый секретарь?
   - Подождите с вопросами, - остановил его Поспелов, - дайте перего-ворить с человеком.
   Он приказал секретарю соединить его с главным врачом «Ласточ-ки». Пока это делалось, заглянул в список руководителей предпри-ятий города и против наименования санатория прочел: «Тавровский Аркадий Моисеевич». После первого же звонка поднял трубку и ска-зал:
   - Здравствуйте, Аркадий Моисеевич.
   И услышал в ответ:
   - Здравствуйте, Юрий Савельевич.
   - Вы разве не знаете, что Савельев болен?
   - Извините, привычка. Я вас слушаю, товарищ Поспелов.
   Этот небольшой обмен словами вызвал у Владимира Николаевича такой взрыв негодования, что он готов был прекратить разговор, но не сделал это, понимая, как важен он для его гостя.
   - У меня тут товарищ Москаль из Львовского обкома партии. Он го-ворит, что встречался с вами.
   - Да, был с ним разговор. К сожалению, товарищ Поспелов, ему я ничем помочь не могу. Видно, он вам пожаловался, и вы решили по-содействовать ему. Сразу скажу, что и вам ответ будет тот же.
   - Как вы смеете?! - невольно вырвалось у Поспелова.
   - Таков порядок, товарищ первый секретарь, не я его устанавливал, и нарушать его я не могу даже в угоду вам.
   Поспелов в гневе бросил трубку на рычаг и растерянно посмотрел на Москаля. Тот понял результат разговора, поэтому не стал ничего спрашивать, а только сказал:
   - По этому негодяю тюрьма плачет.
   - Почему ты так решил? - задал вопрос Поспелов, от растерянности и сам перейдя на «ты».
   - Таких типов учить надо, - жестко ответил Дмитрий Остапович. - Он не тебе плюнул в лицо, он партию ни во что поставил!
   - С этим человеком я разберусь, - заверил Поспелов, - а сейчас да-вай я позвоню в «Смену», это санаторий 4-го главного управления, и все улажу.
   - Если бы мне нужна была «Смена», я туда бы и пошел, а так мне нужна «Ласточка» и больше ничего!
   - Ты где остановился?.
   - В гостинице. Запиши мой номер телефона.
   Москаль, едва кивнув на прощанье, вышел из кабинета. Поспелову было очень стыдно - не смог выполнить простейшей просьбы высо-копоставленного партийного чиновника. Что уж тогда говорить о бо-лее сложных проблемах? Он приказал секретарю вызвать Тавровско-го, а пока пригласил к себе заведующую организационным отелом горкома. Поспелов за короткий срок своего пребывания в этом учре-ждении уже успел убедиться, что Екатерина Сергеевна Максимова о коммунистах знает все. О руководителях даже больше, чем они знают о себе.
   Ей было за пятьдесят, но двигалась легко, волосы пышной копной возвышались над головой, лицо моложавое и приятное. Она вошла и остановилась у двери.
   - Вызывали, Владимир Николаевич?
   - Мне нужны сведения о главном враче «Ласточка».
   - И вас Тавровский заинтересовал?
   - А кого еще?
   - Товарищ Савельев им уже занимался. Дело в том, что на Тавров-ского постоянно пишут жалобы две сотрудницы его санатория. Врач и бухгалтер. Проводили проверки, вызывали этих женщин в горком, объясняли, что главный врач никакой не преступник, а просто стро-гий руководитель. Тавровский сумел врача - жалобщицу уволить по статье, но она восстановилась через суд. И здесь не врач допустил нарушение закона, а председатель профкома, который решал вопрос увольнения при отсутствии кворума.
   - Вас послушаешь, Екатерина Сергеевна, так коммунист Тавровский сущий ангел.
   - Вы знаете, Владимир Николаевич, я так не заявила бы ни об одном коммунисте, но о нем, скажу. Нет, он не ангел, он просто глубоко по-рядочный человек.
   - Удивительно, - односложно ответил Поспелов.
   - Вам нужно что-то против него?
   - С чего вы взяли? - деланно удивился Поспелов. - Принесите мне все, касающиеся его, бумаги.
   Через минуту Максимова принесла нужную папку, при этом сказала:
   - Сегодня получена еще одна жалоба на Тавровского, но от тех же лиц.
   Он только успел их просмотреть, как секретарь доложила, что в приемной ждет главный врач санатория «Ласточка». Буркнул:
   - Пусть заходит.
   Тавровский стремительно, как будто прыгал в холодную воду, во-шел и от двери поздоровался. Поспелов указал ему на стул, но не по-дал руки для пожатия. Пусть знает, что им недовольны в этом доме. Одет главный врач был в простенький, но хорошо отглаженный кос-тюм. Лицо свежевыбрито, а на голове, как говорят, три волосинки.
   - Объясните, почему вы отказали львовскому товарищу в размеще-нии его ребенка в санатории? - спросил Поспелов официально отре-шенным тоном.
   - Все очень просто, Владимир Николаевич. Путевки распределяет облздравотдел через городские и районные поликлиники. Санаторий «Ласточка» областного подчинения, поэтому в нем бывает очень ма-ло детей из других мест.
   - Но неужели вы не могли, в порядке исключения, принять дочь Москаля?
   - Не мог, Владимир Николаевич. Меня постоянно проверяют, но до сих пор ни одна комиссия ничего предосудительного не нашла. Если я сделаю так, как хочет тот человек, это будет служебным нарушени-ем, и меня можно будет уже завтра привлекать к административной ответственности.
   - Это будет завтра, Аркадий Моисеевич, а я привлеку вас уже сего-дня к партийной ответственности!
   - Не привлечете, Владимир Николаевич. В уставе партии не написа-но, что горком должен и, тем более, имеет исключительное право за-ниматься устройством граждан в санатории без путевок.
   - Это демагогия, коммунист Тавровский! - в беспомощном гневе вос-кликнул Поспелов и добавил уже спокойнее, но с явной угрозой:
   - Я бы не советовал вам пререкаться с горкомом партии, иначе вам будет очень трудно работать.
   - Я вас понял, Владимир Николаевич.
   - Вы ничего не поняли, Аркадий Моисеевич! Поймете чуть позже, но тогда будет поздно каяться.
   - Посадите как Ладыгина?
   Поспелов чуть поперхнулся, но, взяв себя в руки, строго сказал:
   - Учтите, горком партии никого не сажает! А, насколько мне извест-но, Ладыгина осудил наш советский суд за взятку. Вывела же его на чистую воду гражданка, которой стало невмоготу терпеть его финан-совые притязания!
   - Извините, Владимир Николаевич, вы лично знали Ладыгина?
   - Я только слыхал его выступление на совещании в обкоме партии и был, как и другие коммунисты, очень возмущен.
   - Вот здесь и зарыта собака.
   - Что вы хотите этим сказать?!
   - А то, что Ладыгина посадили не за взятку, а за «неправильное» выступление.
   - Вы оспариваете решение советского суда?
   - Мы не дети, Владимир Николаевич. Просто я хорошо знаю Лады-гина, поэтому и утверждаю, что он не мог опуститься до взятки.
   - Откуда вы его знаете? - с подозрительным любопытством спросил Поспелов.
   - Это давняя и длинная история.
   - Ничего, коль завели о нем разговор, продолжайте.
   - Будет ли вам интересно?
   - Партии все интересно.
   - Тогда слушайте и, по возможности, не перебивайте. Это было в далеком 1946 году. Я тогда служил начальником госпиталя, который размещался в большом гарнизоне под Москвой. И вот повадился к нам генерал-майор, начальник гарнизона. Как выпьет, так и является в госпиталь, и каждый раз уводит с собой какую-нибудь медсестру. Врачи терпели, терпели и, в конце концов, пожаловались мне. Я при-казал никого без моего соизволения не отпускать.
   И вот сижу вечером в кабинете, как забегает дежурный врач и шеп-чет испуганно: «Пришел». Я сразу понял, в чем дело, и выхожу в ко-ридор. Генерал «беседует» с хирургической медсестрой. «Товарищ генерал, не могли бы вы пройти в мой кабинет?» - спросил я вежли-во. «Не мешай!» - отмахнулся он. «Тогда, - говорю, еле сдерживаясь, - покиньте госпиталь и больше сюда по своим амурным делам не при-ходите!» «Ты мне будешь указывать?! А ну-ка, смирно!»
   Вижу, со всех дверей высунулись мордочки в белых шапочках. «Ну, - думаю, - если сдамся, то уже от стыда мне здесь не работать». Отве-чаю ему: «Здесь госпиталь, товарищ генерал, а не плац и даже не ваш кабинет. Здесь лечат, а не маршируют. А сейчас покиньте помещение, иначе я призову персонал и вас выведут отсюда под белы ручки». - «Ты у меня поплатишься!» - взревел он и, как птичка, выпорхнул за дверь.
   Я не долго наслаждался одержанной победой. Уже на следующий вечер за мной приехали, и я очутился в камере временного содержа-ния при военной прокуратуре, а в госпиталь наехала комиссия и шер-стила всё и всех. Только она ничего не «накопала», и прокуратура за-нервничала. Ночью меня вызвали на допрос, и следователь доволь-но глупо предложил: «А ну рассказывай, что натворил!» Я попросил предъявить мне обвинение. «Предъявим! - пообещал следователь, - а теперь колись!» Мне не в чем было сознаваться, и под утро меня от-правили снова в камеру. Там не давали спать. Не положено, и всё. Вечером снова вызвали на допрос. На этот раз следователь настаи-вал, чтобы я сознавался в том, что сбывал на сторону лекарства, со-держащие наркотики, прелюбодействовал с сотрудницами. На это, видите ли, у него есть признательные показания аж пяти медсестер! На мою просьбу показать их показания что-то грубо ответил... Сижу некоторое время без допросов,и тут меня куда-то переводят. Посади-ли в машину, долго везли. По звукам многочисленных автомобиль-ных гудков определяю, что въехали в большой город. Это могла быть Москва. Заскрипели ворота, и меня вывели из машины. Не-большой, как колодец, двор, затем лестница вниз, и я в подвале. Той же ночью меня лифтом подняли на какой-то этаж, и я очутился в тускло освещенном коридоре. Завели в комнату, в которой сидел во-енный в чине майора. По синему канту на погонах я понял, что попал в КГБ. Сел на стульчик у стены и жду.
   Следователь представился: Ладыгин Иван Акимович. Меня еще удивила его необычная прическа. Она, как ореолом, обрамляла его голову. «Вы знаете, в чем вас обвиняют?» - спросил он. Я ответил от-рицательно. «Вот и я никак не пойму», - сказал он, листая дело. «Под протоколами, где стоит ваша подпись, нет криминала. В бумагах где доказывается вина, ваши подписи отсутствуют. Почему?» Я ответил, что не мог подписать явный наговор на себя. «Тогда как вы тут очу-тились?» Я пожал плечами.
   Он понял, что задал вопрос не по адресу, поэтому улыбнулся и предложил: «Рассказывайте что хотите. У нас впереди целая ночь, и я готов вас слушать». Я изложил ему все свои жизненные перипетии и, как сейчас вам, свою версию моего пребывания в заключении. Он пе-респросил фамилию генерала и записал ее. Он не стал меня задержи-вать до утра, и я имел возможность выспаться. Через два дня  Лады-гин вызвал меня к себе и объявил, что отпускает на все четыре сто-роны ввиду полной невиновности. «Неужели в военной прокуратуре это не могли понять?» «Наоборот, они это поняли, но не хотели пор-тить отношения с известным вам лицом. Под надуманным предлогом они направили вас к нам, надеясь, если мы вас и отпустим, то не на них обрушится гнев начальника. Как видите, «ларчик просто откры-вался».
   Я вернулся в госпиталь и там узнал, что приказом министра оборо-ны уволен из вооруженных сил. В партии, правда, и на том спасибо, оставили. Три года назад я приехал в Долгополь и получил назначе-ние в Лимановск главным врачом санатория «Ласточка». Ладыгин уже был в этом городе судьей. Я с ним созвонился, и мы много раз сиде-ли с ним за рюмкой чая и не могли наговориться. Это были чрезвы-чайно интересные встречи.
   Тавровский замолчал, углубившись в воспоминания. Поспелов же лихорадочно обдумывал свои дальнейшие действия. Он понял, что этого человека на испуг не возьмешь, и не из тех он лизоблюдов, ко-торые из желания угодить начальству пойдут на любые нарушения.
   - Беда еще и в том, - прервал его мысли врач, - что я не могу позво-нить в облздравотдел. Вернее, позвонить могу, но ответ, заранее знаю, будет отрицательный.
   - Почему вы так уверены?
   - Дело в том, что известные вам дамы пишут не только в горком. Они не оставляют своим вниманием и облздравотдел. Заведующий товарищ Миров, чувствует себя беспомощным под градом их обвине-ний в мой адрес.
   - Откуда вы знаете, как чувствует себя ваш начальник? - недоволь-но спросил Поспелов. - Он вам докладывал?
   - Конечно, нет, но говорил, что уже не рад что связался со мной, та-ким «правильным». Ему, видите ли, легче наказывать или миловать разгильдяев, чем сознавать, что к кому-то и придраться нельзя.
   - Не слишком ли вы высоко о себе мните?
   - Вы считаете, что это «высоко»? - искренне удивился Тавровский. - Нет, уважаемый Владимир Николаевич, я так не считаю. Я так же не-угоден начальству, как любой другой нарушитель инструкций, зако-нов и всего прочего. Со мной трудно работать, потому что я не иду на компромиссы, так как знаю, к чему они ведут.
   - И к чему они ведут?
   - К разгильдяйству.
   - Я вижу, у вас тут целая теория разработана.
   - Поверьте, Владимир Николаевич, что я сам чувствую свою ущерб-ность, вижу, как страдают люди от моей неуступчивости, внутренне мучаюсь, но ничего не могу с собой поделать.
   - Вам бы, Аркадий Моисеевич, не врачом быть, а командовать сол-датами.
   - Ошибаетесь. Армию цементируют уставы и наставления, там даже разгильдяй вынужден подтягиваться до среднего уровня. А в лечеб-ной работе главную роль играют совесть врача, чувство ответствен-ности и профессионализм. Средненькие врачи - плохие врачи, Вла-димир Николаевич, поэтому такие, как я, нужнее в медицине, чем в армии.
   - Вижу, у вас есть ответ на все жизненные проблемы.
   - Отнюдь, Владимир Николаевич, но кой что в запасе действительно есть. Вы не догадываетесь, почему товарищ из Львова хочет устро-ить своего ребенка именно в «Ласточку»?
   - Он говорит…
   - Я знаю, что он говорит. Он говорит, что дочь его уже два раза была у нас в санатории и необходимо принять ее и в третий. Согласен, ре-бенок нуждается в лечении, но в прошлые два раза у него были пу-тевки, а на этот раз нет. Почему? Подозреваю, что он уже побывал в облздравотделе и получил отказ. Тогда приехал сюда и пытается об-ходным путем устроить ребенка в санаторий.
   - Вы сами говорите, - напомнил Поспелов, - что ребенок нуждается в лечении, а прежде вспомнили о совести врача. Как это согласуется с вашим отказом лечить ребенка?
   - Это в больницу, Владимир Николаевич, принимают человека, до-вольствуясь показаниями болезни, и не спрашивают, в этом случае, даже паспорта, а в лечебные учреждения должно быть направление, то бишь путевка. В нашем здравоохранении других вариантов нет.
   - Вот и неправда. Я звонил в санаторий «Смена», а это не облздра-вовская лечебница, и главный врач согласен принять эту девочку да-же без путевки, потому что понимает, кто просит.
   Тавровский грустно посмотрел на высокого руководителя,  который по определению должен быть умным и понятливым, а оказался…. Вздохнул и ответил:
   - У того врача, Владимир Николаевич, начальство в Киеве, а у меня под боком. При этом ни вы, ни я не знаем, какие права ему отпущены. Мне, например, категорически запрещено принимать детей без путе-вок. Да, - как бы опомнился Тавровский, - я задавал вам вопрос: «По-чему львовский товарищ хочет именно в «Ласточку» поместить сво-его ребенка?» Сам же и отвечу. Он понял, что здесь его ребенку помо-гут лучше, чем в достославной «Смене». Там антураж богаче, кормят лучше и оклады у персонала повыше, но лечат хуже, чем в «Ласточ-ке». Вы удивились? А тут все понятно без вопросов. Наш санаторий беден, и это заставляет его персонал напрягать все силы, чтобы вы-жить. В «Смене» - сонные мухи, у нас - осы! Мы в постоянном поиске, и это приносит результаты. Не хочу сказать, что у нас нет недостат-ков. Они есть, но мы не скрываем их, выявляем и ликвидируем.
   - Ну, вы уж совсем загордились, Аркадий Моисеевич, - отметил По-спелов.
   - Пожалуй, вы правы, Владимир Николаевич. Я увлекся. Простите.
   Тавровский как-то сразу осунулся и стал похож на старого местеч-кового еврея. Он вытер лысину цветным платком и замолчал. Губы его опустились и стали напоминать дужку навесного замка. Поспелов понял, что его собеседник замкнулся и больше ничего интересного от него не услышит.
   Первый секретарь поднялся и, протягивая руку Тавровскому, груст-но сказал:
   - Я вас понял и больше не задерживаю.
   Ладонь врача оказалась вялой и влажной. От пожатия осталось не-приятное ощущение, как и от беседы с ним. В слабую плоть этого ев-рея вселился гордый и могучий дух его библейских предков и он, сам не сознавая этого, мучится от такого «подарка» судьбы
   Поспелов тут же набрал гостиничный телефонный номер Москаля и, услышав его ответное бормотание, сказал, что с «Ласточкой» ничего не выходит, но есть вариант со «Сменой».
   - Подавись ты своей «Сменой», - грубо ответил львовянин, и в труб-ке послышались гудки.
   Буквально на следующий день из Долгополя позвонил Дунаев и, не скрывая неудовольствия, спросил:
   - Это правда, что говорит товарищ Москаль?
   Поспелов похолодел - нажаловался!
   - А что он говорит?
   - Не придуривайся! - возмутился Дунаев. - Спасовал перед каким-то евреем из заштатной лечебницы! Как можно до такого опуститься?
   - У него, Анатолий Александрович, веская причина не принимать ре-бенка без путевки - запрет облздравотдела.
   - Да в гробу я видел этот облздравотдел! По-твоему, он выше пар-тии?!
   - У меня нет рычагов, чтобы заставить отменить это решение.
   - Авторитет партии - вот твой самый сильный рычаг! Почему им не воспользовался?
   - Пробовал, но Тавровский оказался крепким орешком. И потом, Анатолий Александрович, почему бы вам не позвонить заведующему облздравотделом и заставить его выдать ребенку Москаля путевку?
   - Ты еще учить меня будешь?
   - Извините, - проговорил Поспелов нерешительно, - но мне кажется, это самый верный путь помочь…
   - Вот так, - прервал его Дунаев, - даю тебе месяц сроку, но чтобы тот строптивец на своей шкуре испытал, что значит не выполнить волю партии! Если не отправишь его на помойку, то вместо него полетишь вверх тормашками! Все!
   Поспелов медленно положил трубку на рычаг. Что делать? При-знаться, ему до чертиков надоело стоять грозным утесом между высшими партийными органами и народом. Людям непрерывно вну-шается, что «партия и народ едины», предполагая под единством без-условное следование линии партии. Только она знает, что нужно на-роду, только она - носитель совести и ума. Даже ему, и. о. первого секретаря горкома, беспрерывно внушают, что его мнение ничего не значит, если оно хоть на йоту отклоняется от идеально правильных установок обкома. Чем выше взлетают ее обитатели, тем безгрешнее они становятся.
   Он знает, что даже самые точные инженерные расчеты, сделанные в тихих кабинетах, подвергаются критическому осмыслению на строительных объектах, и когда находят ошибку, никого это не вво-дит в шок, а наоборот, все замечания принимаются с благодарно-стью. Да и как иначе? А в общественной жизни, которую не выверишь математическими формулами, какое-то жуткое окостенение! К чему это приведет?
   Поспелов горько усмехнулся. Задал бы он сей вопрос Оксане, то определенно ответ был бы таким: «Думай о себе, а не о мировой ре-волюции!» А ведь она была бы права. Но кому нужны его стенания? Коли уж оказался на партийной стезе, и не хочешь очутиться на по-мойке, то будь добр иди по избранному пути и никуда не сворачивай.
   Он, конечно, может под каким-нибудь предлогом уйти с партийной работы, но кем он станет после этого? Мастером или прорабом на чахлой стройке? (Других в области нет). Сможет ли выматываться ради лишнего куба бетона или возиться с пьяницей, сорвавшим дневное задание? Заглядывать в рот прощелыге с удостоверением пожарного или другому инспектору? Это уже не для него. За годы ра-боты в партийных органах он привык к уважительному к себе отно-шению.
   А раз так, остается терпеть и не строить из себя стратега. Так что велел Дунаев? Отправить Тавровского «на помойку». Что ж, с этого и начнем. Он порылся в папке, которую принесла Максимова, и нашел последнюю «цидулку» жалобщиц,из «Ласточки». В ней были сплош-ные эмоции, но это не помешало Поспелову наложить резолюцию: «Городскому прокурору. Прошу внимательно рассмотреть изложен-ные в письме факты и принять по ним необходимые меры. Срок 20 дней». Он не знал, что до него Савельев давал такой же срок началь-нику милиции для расправы над Ладыгиным. Совпадение? Нет - сис-тема.

                ГЛАВА Y
                СТРОПТИВЕЦ-2
   Прошло пять дней отведенного Поспеловым срока, но ни прокура-тура, ни милиция не спешили порадовать успешным ходом разбира-тельства. После одного из совещаний в горкоме Владимир Николае-вич попросил городского прокурора зайти к нему. Не дожидаясь во-проса, Деев сообщил:
   - Признаться, Владимир Николаевич, я пока в тупике с делом Тав-ровского.
   Поспелову была неприятна такая голая откровенность. Прокурор может подумать, что у горкома партии нет других дел, как только на-казывать строптивых, поэтому недовольно сказал:
   - Об этом чуть позже, Петр Николаевич, а сейчас оцените, с точки зрения закона, вот такую практику. По представлению горисполкома городские суды принимают решения об административной высылке граждан за пределы области. Вина их, как правило, заключается в том, что они не регистрируют проживающих у них «диких» курортни-ков.
   - Вы правы, Владимир Николаевич, такие случаи в нашем городе есть, хотя их меньше, чем могло быть.
   - Продолжайте.
   - С точки зрения права, Владимир Николаевич, эти действия проти-возаконны. Наш облисполком при принятии решения по этому вопро-су не совсем корректно сослался на закон о тунеядстве. Областная прокуратура закрыла на это глаза и не подала протест. Я же, не стре-мясь быть католиком больше папы римского, все же стараюсь свести до минимума применение этого постановления в нашем городе. Это пока все, что я могу сделать.
   - Но жалобы по этому вопросу поступают. Как прикажете на них реа-гировать?
   - Отправляйте в прокуратуру. Мы найдем, что ответить. А от кого жалоба?
   Поспелов открыл папку и, перебрав бумаги, вынул одну из них.
   - Вот, пожалуйста. Общественный контролер коммунист Присядько М.М., жалуется на самого начальника милиции.
   Деев неожиданно улыбнулся.
   - Вам смешно? - удивился Поспелов.
   - Это вообще анекдот, Владимир Николаевич. Я знаю этот случай. Некто Григорьев очень насолил и милиции, и общественным контро-лерам. Он демонстративно не регистрировал своих курортников. Ко-гда его штрафовали, в сберкассу не торопился. Короче говоря, он был наиболее наглым из всех нарушителей. Я дал согласие на при-влечение его к ответственности. Суд приговорил его к двум годам административной высылки за пределы области. И что бы вы дума-ли? Уехал Григорьев, но на следующее лето являются инспектора в его дом для проверки и находят там Григорьева и кучу людей, прие-хавших аж из Якутии.
   Вызвали милицию, обвинили в нарушении постановления суда, а он, поиздевавшись вволю, предъявляет командировочное удостове-рение выданное ему якутским министерством здравоохранения для сопровождения в город Лимановск жителей Якутии. Вот так этот су-кин сын сумел обойти все мыслимые и немыслимые законы и поста-новления. Милиция взяла под козырек - человек на работе. Товарищ Присядько не смог с этим согласиться и теперь пишет во все инстан-ции. Писал в прокуратуру, мы ему отвечали. Теперь решил и вас по-беспокоить. Адресуйте эту жалобу прокуратуре, и я заберу ее с собой.
   Поспелов сделал нужную надпись.
   - Ну а теперь о Тавровском.
   - С ним дело сложнее, - ответил Деев, - мы подняли заключения ко-миссий и ничего существенного в них не нашли. Послали в санаторий следователя. И вот буквально вчера он доложил, что оснований для уголовного преследования Тавровского нет.
   Увидев, как поскучнело лицо секретаря, поспешно добавил:
   - Но мы не думаем на этом останавливаться. У Корнейчука есть, хо-рошо показавший себя следователь Горелов, и мы надеемся, ему удастся найти зацепочку в этом деле.
   После небольшой паузы, Деев, чуть смущаясь, спросил:
   - А, собственно, если не секрет, что натворил Тавровский?
   Поспелов смутился не меньше прокурора. Ответил, тщательно под-бирая слова:
   - Достаточно будет знать, Петр Николаевич, что он на прицеле у об-кома партии.
   - Понятно, Владимир Николаевич. Будем стараться. Разрешите ид-ти?
                ***
   Санаторий «Ласточка» находился в десяти километрах от города. Когда-то, еще до революции, какой-то меценат построил его за собст-венные деньги, предназначив для лечения детей. До войны здесь ле-чили костный туберкулез, а совсем недавно он стал кардиологиче-ским.
   Территория санатория поделена забором на две неравные части. В одной, меньшей, располагался непосредственно санаторий, а в дру-гой - его жилая и хозяйственная зона. Если до революции санаторий был рассчитан на 80 человек, то после войны в нем лечились уже 300. Росла и численность обслуживающего персонала. Селили его в хо-зяйственной зоне, под жилье приспосабливались дореволюционные и довоенные хозяйственные постройки. На большее не хватало средств.
   Капитан милиции Горелов (уже повысили) знал о неудачной попыт-ке своего сослуживца подвести Тавровского под уголовную статью, поэтому не стал копаться в бухгалтерских папках, а, одевшись в гра-жданский костюм, пошел в «народ».
   Жилые бараки располагались буквой «П», поэтому Горелов, нахо-дясь в середине двора, оказался в самой гуще событий, а они клоко-тали не хуже камчатских гейзеров. Бурлили внутри квартир, выпле-скивались наружу. Здесь не принято было считаться с чьим-либо са-молюбием. Если не помогали слова, в качестве «царицы доказа-тельств» выступали кулаки, а то и кухонный инвентарь. Среди этого бедлама, пугливо оглядываясь на незнакомца, прошмыгивали суту-лые фигуры со свертками под мышками.
   Сначала все это забавляло Горелова, но когда дело дошло до руко-прикладства, он едва сдержал себя, чтобы не ввязаться (инстинкт милиционера срабатывал). «Впору милицейский пост выставлять», подумал. Но тут заметил, что по квартирам  ходит какое-то должност-ное лицо, у которого под мышкой вместо папки потертый фибровый чемоданчик без ручки. Капитан вскоре понял, что этот грузный, нето-ропливый мужчина снимает показания с электросчетчиков. На гнев-ные протесты потребителей электричества он отвечал коротко: «Я научу вас советскую власть любить!» или «Вот обрежу провода, то-гда попрыгаете!»
   Но тут некая пожилая женщина вывела его из равновесия, и он раз-родился тирадой:
   - Ты шо, Клава, буровишь? У тебя не лампочки электричество жрут, а «козел». Вон какие «жучки»! Любишь греться, люби и платить. Вот составлю акт, тогда будешь знать, как воровать электричество.
   - Составляй! - крикнула та, возмутившись. - Составишь на нас, а мы составим на тебя! Ведь ты тоже воруешь!
   Электрик остановился, долго смотрел в глаза разоблачительницы. Потом сказал:
   - Я тебе сто раз говорил: «Воруй, Клава, но не жадничай». А ты? За месяц всего на 8 копеек нагорело. Совесть есть?
   - А ты сколько платишь?
   - Я плачу каждый месяц не меньше рубля.
   - Тебе хорошо говорить. Ты получаешь больше, да за халтуру в ме-сяц не меньше десятки имеешь!
   - Клавдия Игнатьевна, - перебил ее электрик, - знай: покуда не пере-станешь считать чужие, своих денег никогда не будет! Вот так, а пока пишу тебе пятьдесят копеек.
   - Не имеешь права! У меня счетчик в порядке!
   Электрик отмахнулся от нее и подошел к скамье, на которой сидел Горелов.
   - Есть закурить?
   - Вижу, трудная у тебя работа, - сказал милиционер участливо, про-тягивая пачку «Норда».
   - Да так ничего, но когда снимаешь показания счетчиков, изнервни-чаешься. А ты кто такой будешь?
   - Да вот работу ищу. Сантехник я.
   - Жилье понадобилось?
   - И жилье тоже.
   - Да, к нам только из-за прописки или жилья и идут. Платят гроши, а работаешь как на каторге. Ну да ладно, сам увидишь. Тебе надо к зав-хозу. Сейчас он должен быть дома. Поговори с ним.
   - А где он живет?
   - В «Дворянском гнезде».
   - Что за «Дворянское гнездо»?
   - Да так, дом, в котором живут наши «дворяне» - заместители глав-ного врача. Его недавно построили. Мы на нем почти даром вкалыва-ли.
   - Как это «почти даром»? Что, расценок не было?
   - Какие расценки? Завхоз, так мы называем заместителя по АХЧ, на-рисовал план, главный утвердил и лады.
   Горелов насторожился, но, чтобы не вспугнуть словоохотливого собеседника, спросил:
   - А что это ты с теткой ругался?
   - С Игнатьевной? Так она дура. Как говорят, жадность фраера сгуби-ла. Она накручивает счетчик так, что скоро санаторий ей будет дол-жен, а не она ему. Я им всем говорю: «Знайте меру». Большинство слушает, а она как сбесилась. За месяц, видишь ли, у нее нагорело всего два киловатта.
   - У вас разве не бывают контролеры энергосбыта?
   - А что им тут делать? У санатория общий счетчик, а в квартирах от-считывающие. Контролеры следят за показаниями главного счетчика, санаторий с него и платит, компенсируя часть денег за счет жильцов. Мне в бухгалтерии уже говорили, что доля оплаты санатория с каж-дым месяцем повышается. Вот и приходится ругаться.
   - А не лучше было бы строгость проявить? - задал вопрос Горелов и тут же прикусил язык.
   Монтер внимательно посмотрел на него и спросил удивленно:
   - Ты с луны свалился? Я же здесь живу. Только попытаюсь зажать, они мне такое устроят, что мало не покажется.  Понял?
   - Почти, - скромно ответил Горелов.
   Электрик докурил папиросу, бросил окурок в противопожарную бочку, наполненную протухшей водой, и раздумчиво сказал:
   - Хорошо, хоть Тавровскому еще не доложили, а то…
   - А кто такой Тавровский? - спросил Горелов, притворяясь простач-ком.
   - Да главный врач. Если он узнает, что тут нахально воруют элек-троэнергию, с ним кондрашка случится.
   Горелов, вспомнив «несунов» со свертками под мышкой, с издевкой сказал:
   - Пусть будет доволен, что только электричество и воруют.
   Удивленно взглянув на «сантехника», монтер заметил:
   - Наивный ты, видно, человек.
   И тут же, будто опомнившись, спросил:
   - А может, придуриваешься?
   - Ты угадал, - с усмешкой ответил капитан.
   - Что угадал? Наивный или дурак?
   - Что в лоб, что по лбу, какая разница? - ответил Горелов, поднима-ясь. - Так, где это «дворянское гнездо»?
   Электрик несколько растерянно посмотрел на него, хотел что-то спросить, но передумал и только махнул рукой.
   Горелов шел по аллее, обсаженной сиренью. Справа фруктовый сад, а слева пустошь. В конце сада, среди молодых туй увидел что-то среднее между сараем и домом. Строение было приземистое и нека-зистое, но на фоне того убожества, возле которого он только что си-дел, оно казалось дворцом.
   На обратном пути капитан немного заблудился, вздумав пойти не аллеей, а тропинкой. Очутился у глухого каменного забора, пошел вдоль него. Вот и дыра в заборе. Заглянул в нее и увидел две боль-шие кучи угля, березовые и еловые бревна. Вдалеке виднелись за-крытые металлические ворота, окрашенные в зеленый цвет. «Не ина-че, как топливный склад», - подумал Горелов и продолжил путь. Тро-па привела его к тем баракам, у которых просидел почти весь день.
   Пока ехал в город на попутной машине, обдумывал результаты «рейда», и в голове начал выстраиваться план. Он почувствовал в руках «бороду бога».
   Начальник горотдела милиции был на месте, и капитан направился прямо к нему, минуя своего непосредственного начальника майора Косихина.(и его повысили в звании) Он не хотел ни с кем делиться предполагаемым успехом.
   Корнейчук, увидев в дверях Горелова, заметно обрадовался.
   - Заходи, заходи, капитан. По лицу вижу - не пустой пришел.
   - Не знаю, - скромно ответил тот, садясь к приставному столу.
   - Говори, прокурор уже тобой интересовался.
   - Видите ли, товарищ подполковник, я подобрался к Тавровскому с тылу, - начал капитан с торжеством в голосе, - и оказалось, что с этой стороны он совсем не защищен.
   - Ну-ну, - поощрил Корнейчук.
   - По предварительным сведениям, - продолжил капитан, - он неза-конно построил на территории санатория дом.
   - Дом? Как это ему удалось?
   - Ну, дом - громко сказано. Домик на три небольших квартиры. А как удалось, не знаю. Это и следует узнать-проверить.
   - Это все? - почти разочарованно спросил начальник.
   - Не все, - твердо ответил Горелов. - У них там жильцы разворовы-вают электроэнергию, а оплачивает санаторий. Усматриваю халат-ность со стороны главного врача.
   - Согласен. Что еще?
   - Разохотились, Максим Петрович? - ласково поддел Горелов.
   - Давай, не томи душу.
   - Ну, дальше по мелочам. На топливном складе дыра в заборе. До-рожка от нее ведет к жилому фонду. Значит, разворовывают уголек у гражданина Тавровского. Провести инвентаризацию и привлечь его за разбазаривание народных средств.
   - А ты не задумывался над таким моментом? - спросил начальник. - Там есть жилфонд и, стало быть, прописка. Нет ли и тут злоупотреб-лений?
   - Как без них, Максим Петрович? Вы бы видели, какой там бардак.
   - Вот и хорошо. Мне кажется, что к главному врачу следует пристег-нуть и его заместителя по АХЧ.
   - Групповуха!? - воскликнул Горелов.
   - Вот именно, - подтвердил Корнейчук. - Начинай действовать. По-сылай из БТИ комиссию, пусть проверят, каким образом возвели тот дом, свяжись с энергосбытом - пусть направят туда контролеров. Придай им пару милиционеров, чтобы не побили. Я дам команду на-чальнику паспортного стола, чтобы провел самую тщательную про-верку паспортного режима. Что еще?
   - Направить из ОБХСС человека для проведения инвентаризации на складе?
   - Направь. Теперь все?
   - Кажется, все.
   - Ну, молодец, Иван Денисович. Иди, отдыхай, а завтра развернись так, чтобы не позже, чем через неделю Тавровский и его заместитель сели на казенные харчи.
                ***
   По истечении двадцатидневного срока прокурор Деев положил на стол секретарю горкома партии докладную записку. В ней сообща-лось, что следственный материал по делу главного врача санатория «Ласточка» коммуниста Тавровского поступил в суд. Прокуратура просит дать согласие на привлечение его к ответственности по соот-ветствующим статьям.
   Состоялось бюро горкома, и Тавровский был исключен из партии, что давало право прокуратуре продолжить его уголовное преследо-вание.
   Деев был уверен в том, что Тавровского иже с ним осудят, поэтому настоял, чтобы суд проводился показательно на территории санато-рия.
   Клуб санатория располагался на территории гаража в длинной по-лутемной комнате. На небольшой сцене поставили стол для суда, а рядом с ней, напротив друг другу, столы прокурора и адвоката. Под-судимых посадили на первой скамейке.
   «Суд идет!» - встали, сели. Началась нудная судебная процедура. Некоторое оживление у публики вызвала горячая речь прокурора, хо-тя и начал он ее с обычных, так знакомых всем, фраз: «Я думаю, что выражу общее мнение, если скажу, что наша жизнь, жизнь всего со-ветского народа после исторического ХХII съезда нашей коммунисти-ческой партии стала исполненной особого и нового звучания. Будто бы свежий бодрящий ветер пахнул нам в лицо, открыл перед взором далекие сияющие вершины того желанного будущего, к которому мы, безусловно, придем через каких-нибудь двадцать лет! Советский на-род и трудовой коллектив санатория «Ласточка» всецело одобряют политику партии и делают все возможное для осуществления ее предначертаний. Мы жили бы несравненно лучше, если бы нам не мешали всякие жулики - вольные или невольные слуги империализ-ма. И как же тут не выразить глубокое возмущение в связи с теми фактами, которые выявлены следствием и изложены в обвинитель-ном заключении. Тавровский и Маркович - два руководителя, кото-рым народ и партия доверили столь высокие посты, стали на путь хищений и попустительства массовым нарушениям в финансовой сфере деятельности санатория.
   Обвиняемый Тавровский грубо и целенаправленно, по-хамски, не побоюсь этого слова, в собственных интересах распоряжался фи-нансовыми средствами, отпущенными санаторию государством. Он строит хоромы своим приближенным, тогда как санаторные корпуса и палаты годами стоят без ремонта, чем подвергает опасности жизнь и здоровье больных детей, а сотни людей, работающих в санатории, живут в невыносимых условиях. О них бы вам побеспокоиться, граж-данин Тавровский, а не о каком-то Марковиче и иже с ним!
   Прокурор выдержал паузу и продолжил:
   - Обвиняемый Маркович хорошо усвоил методы руководства сво-его начальника и всюду следовал его примеру. Проверкой паспортно-го режима выявлено, что Маркович превышал свои должностные полномочия, заводил в заблуждение государственные органы, про-писывал на хозяйственной территории граждан, которые не имели к санаторию никакого отношения! Акт проверки имеется в деле. А что выяснили контролеры энергосбыта? Уму непостижимо!
   Горячая речь прокурора была выслушана при гробовом молчании присутствующих. Свидетели, а среди них были врач и бухгалтер, ко-торые неустанно жаловались, подтвердили факты, оглашенные в об-винительном заключении. Только адвокат посмел усомниться в их серьезности и достоверности. Он сказал в конце своего выступления:
   - Анализируя туманные и расплывчатые формулировки дела, мож-но сделать вывод, что мои подзащитные не так уж виноваты, как это хотел представить товарищ прокурор. Да, есть некоторые упущения в работе и у Тавровского, и у Марковича, но нет действий, подпадаю-щих под уголовную статью! Я прошу суд, при вынесении приговора, это учесть.
   Выступил и представитель облздравотдела, который по замыслу прокуратуры должен был выступить как общественный обвинитель. Он, обливаясь от волнения потом, заявил, что в практике облздрав-отдела известны нарушения, подобные изложенным в обвинитель-ном заключении, но никогда и никого еще за это не привлекали к уго-ловной ответственности.
   - Тем более, - сказал в заключение представитель, -
санаторий «Ласточка» на очень хорошем счету в облздравотделе, и в этом большая заслуга главного врача.
   Суд приговорил Тавровского к двум годам лишения свободы, а Марковича тоже к двум годам, но условно.
   После приговора Маркович так и остался сидеть на скамье подсу-димых, склонившись и обхватив голову руками. К нему подходили и сочувственно поздравляли. Тавровскому милиционеры не дали за-сиживаться. Проталкиваясь сквозь толпу, повели к выходу. Его со-провождали вздохи и напутственные слова. Чаще всего говорили:
   - Жалуйтесь, Аркадий Моисеевич, вас несправедливо засудили.
   «Преступника» Тавровского отправили этапом в сторону Воркуты. На его счастье, на одном пересыльном пункте ему удалось встре-титься с другим «преступником» - Ладыгиным. Тот выслушал эпопею друга, ознакомился с приговором и от имени Тавровского написал жалобу в Верховный суд СССР.
   Высшая судебная инстанция изучила дело и признала Тавровского невиновным в предъявленных к нему обвинениях. Через год он вы-шел на свободу, но глубоко больным и сломленным человеком. Он прожил еще два года и умер от сердечной недостаточности, вознеся на небеса мысль, что пререкаться с партией - это вредить здоровью и рисковать свободой.

                ГЛАВА YI
                ВОЗВРАЩЕНИЕ

   Разобравшись с Тавровским, Поспелов почувствовал удивитель-ный прилив энергии. Он постепенно  входил во вкус самостоятель-ной работы. Ему, партийному руководителю, было подвластно все, что может придумать самый изощренный ум. Перечить ему нельзя, игнорировать просьбы - тем более.
   Полновесной радости мешали мысли о возвращении в горком Са-вельева. Он пытался угадать разворот дальнейших событий, строил предположения, надеялся, но чаще всего очередной вызов в обком партии был не предложением занять вакансию, а что-то вроде выво-лочки или указания принять участие в каком-нибудь политическом мероприятии.
   Зная, что в обкоме будут спрашивать о здоровье Савельева, заез-жал в больницу, беседовал с врачами и обязательно заходил в пала-ту, чтобы перекинуться с больным двумя-тремя словами и иметь собственное соображение относительно его здоровья. Личные на-блюдения подтверждали прогнозы врачей в том, что выздоровление высокопоставленного пациента, если и наступит, то не скоро. Такая неопределенность давила. Так должна давить толща воды на боль-шой глубине. Имя силу, и скалу можно сдвинуть с себя, но не воду, которая окружает всего тебя и давит на каждую клеточку твоего орга-низма.
                ***
   И вот Савельева выписали из больницы. В обкоме не стали возра-жать против его стремления вернуться на работу, надеясь, что он сам попросит об отставке, когда поймет свою неспособность исполнять прежние обязанности.
   С трудом, поддерживаемый инструктором горкома, Савельев под-нимается по лестнице, ведущей к его кабинету. На площадке шефа встречают радостные сослуживцы. Среди них и Поспелов. Он широко распахивает дверь в кабинет перед Юрием Савельевичем, и тот пере-ступает порог. Остановился, словно птица повел головой и, отбросив руку инструктора, самостоятельно направился к столу. Поспелов ви-дел, как он тянет правую ногу, слышал тяжелое дыхание. Опершись о столешницу, плюхнулся на стул и на некоторое время замер, успо-каивая дыхание. Вот он провел ладонью по столешнице - нет ли пы-ли? Чуть придвинул к себе телефоны и сказал каким-то приглушен-ным голосом стоящему в дверях Поспелову:
   - Проходи и садись. А ты, - обращаясь к инструктору, - позаботься о чае.
   Инструктор вышел за дверь, а Савельев продолжал:
   - Знаешь, привык в больнице к чаю, теперь ничего другого пить не могу. Если бы я это раньше сделал, возможно, и не заболел бы так.
   - Да сколько вы там пили! - угодливо заметил Поспелов.
   Савельев хмуро посмотрел на второго секретаря и ничего не отве-тил. Инструктор неслышно поставил перед ними поднос с чайником и чашками на блюдечках, в тарелке лежали кубики сахара-рафинада и печенье.
   - Молодец, - похвалил его Савельев и, обращаясь к Поспелову, ска-зал:
   - Наливай, Володя.
   Тот невольно вздрогнул от непривычного обращения. Так называла его только жена. Неужели оценил? Дрожащей рукой разлил чай по чашкам. Савельев услышал дребезжание посуды.
   - Что, Володя, этой ночью кур воровал?
   - Нет, Юрий Савельевич, просто волнуюсь.
   - Понимаю, водку привычнее разливать.
   Принимая от Поспелова чашку, сказал:
   - Чокаться не будем.
   Отхлебнув, спросил:
   - Чем планировал сегодня заняться?
   - Вызывали в обком, но когда узнали, что вы выходите на работу, разрешили остаться. Особых мероприятий не назначал.
   - Что ж, так и будем весь день пить чай и смотреть друг на друга?
   - Да нет, Юрий Савельевич, работа всегда найдется. Видел в прием-ной человека, которого вчера не смог принять. Нужно будет с ним по-беседовать.
   - Что за человек?
   - Я о нем мало что знаю. Обком просил изучить его деловые и пар-тийные качества и доложить.
   - Так что ж ты тянешь?
   - Вчера задержался на кустовом партийном собрании работников торговли.
   - С этого дня заниматься торговлей я буду сам, - сказал твердо Са-вельев. - Ничего там не накуролесили?
   - Вроде бы нет. Вот, правда, реклама у нас плохо поставлена. На-пример, хлебный магазин. На витрине разложили глиняные подобия хлебных изделий. Противно смотреть.
   - А ты не смотри! Такие муляжи еще до войны на витринах лежали. И что?
   Несколько подумав, добавил:
   - Мне кажется, реклама это вообще мелкобуржуазный пережиток. Что, если убрать эти муляжи, и люди не найдут дорогу в хлебный ма-газин? Ерунда какая-то. По мне, так вообще, реклама тем нужна, кто хочет продать некачественную продукцию. Согласен?
   - Вполне.
   - Ну, вот и решили. Уберем те глиняные штучки, как не соответст-вующие нашему времени. У нас сейчас хлеба вдосталь, обойдемся без муляжей. А теперь давай займемся тем парнем, что ждет в прием-ной. Ты хоть фамилию его знаешь?
   - Вьюгин.
   - Сын Виктора Степановича?
   - Не знаю, - смущенно признался Поспелов.
   Затем спохватился:
   - Да, зовут его, если не ошибаюсь, Виктор Викторович.
   - Не ошибаешься.
   Савельев по внутренней связи приказал пригласить к нему заве-дующую организационным отделом Максимову с учетным делом Вьюгина В.В.
   Екатерина Сергеевна не заставила себя ждать. Она молча вошла и так же молча положила на стол папку. Савельев полистал ее и пред-ложил:
   - Рассказывайте.
   Максимова со знанием дела изложила биографию Вьюгина, заметив при этом:
   - Не пойму,  чем он мог заинтересовать обком партии.
   - А то, что он сын коммуниста с 1917 года, ни о чем вам не говорит?
   - Не говорит, Юрий Савельевич. Для обкома это не повод для вы-движения на руководящую должность.
   - А вы уверены, что это именно выдвижение, а не что-либо другое? Ну, например, взыскание.
   - Юрий Савельевич, вам ли не знать, что взыскания накладываются снизу вверх, а выдвижения идут сверху вниз?
   - Всяко бывает, - не согласился Савельев. – И кто сделал запрос?
   - Орготдел обкома.
   Савельев еще раз, более внимательно, пролистал учетное дело.
   - Вот, он работал главным инженером моторо-рыболовецкой стан-ции. Теперь я вспомнил, что у него был конфликт с директором Кик-надзе. Чем он закончился? Напомните.
   - Вьюгина перевели на оцинковальный завод инженером-конструктором. Планировали начальником техотдела с исполнением функций главного инженера, но директор возразил, мотивируя это тем, что ему нужен специалист по металлам, а не по рыбе.
   Теперь и Савельев вспомнил. Вьюгин по образованию ихтиолог, и Афанасий, когда его поставили директором завода, захотел назна-чить на это место специалиста. Он говорил: «Хватит, что директор не имеет специального образования, а тут еще и главный инженер. Это уже перебор». Он тогда поддержал его.
   И, обращаясь к Поспелову, пояснил:
   - Афанасий, его фамилия Бурага, заведовал у нас промышленно-транспортным отделом. Потом, когда решили выделить из горпром-комбината оцинковальный завод, он попросился туда директором. И какие отзывы сейчас о Вьюгине?
   - Звезд с неба не хватает.
   - Чем же он тогда привлек обком? - уже сам себя спросил Савельев. - Давай его сюда.
   - Мне выйти? - спросил Поспелов.
   - Сиди. Тебе, может, и придется им заниматься.
   Максимова вышла в приемную и вскоре вернулась с крупным муж-чиной, слегка припадающим на левую ногу. Волосы на голове вились, как у молодой модницы. Он остановился перед столом первого сек-ретаря. Савельев внимательно посмотрел ему в глаза и коротко ска-зал:
   - Садись. Как здоровье отца?
   - Какое уж тут здоровье, Юрий Савельевич, если ему уже далеко за семьдесят.
   - Да, ты прав. Тут только за пятьдесят, и уже…
   Савельев не договорил, а только взмахнул рукой, и всем стало по-нятным, что он хотел этим сказать. После небольшой паузы сообщил:
   - Вот тут тобою заинтересовался обком партии. Как ты думаешь, по-чему?
   - Не знаю, - виновато ответил Вьюгин.
   - А ты подумай. Без причины и чиряк не вскочит.
   - Разве только…
   - Ну-ну, - поощрил Савельев.
   - Отдыхал я этим летом в Гаграх и встретил на набережной своего старого друга Костю Воробьева. Вместе в Астрахани заканчивали ин-ститут. Разговорились. Он, оказывается, служит в аппарате ЦК партии в Москве, показывал корочки. Когда узнал, что я работаю рядовым инженером на лимановском оцинковальном заводе, удивился.
   - А почему он удивился? - спросил Савельев.
   - Ну, тут неудобно говорить.
   - А ты говори. Партии все надо знать.
   - Я хорошо успевал в институте, членом партии стал на фронте. Мне все предрекали хорошую карьеру, а тут…
   - Ясно. И что дальше?
   - При расставании Воробьев сказал, что поговорит обо мне в обкоме партии. Возможно, это и есть результат его разговора?
   - Возможно, - согласился Савельев. - А что у тебя было с Кикнадзе?
   - Честно?
   - В этом здании честно не только говорят, но и поступают, - заметил Савельев.
   - Извините. Кикнадзе боялся, что я стану вместо него директором.
   - А он говорил и писал, - вступила в разговор Максимова, - что вы, как главный инженер, не справлялись со своими обязанностями, пи-ли с рыбаками.
   Савельев, увидев, как смутился Вьюгин, поспешил ему на помощь.
   - Кикнадзе мог наговорить что угодно, лишь бы удержаться на сво-ем посту. Ведь он сейчас не директорствует?
   - Он сейчас работает инспектором рыбного надзора, - дала справку Максимова.
   Поспелов, слушая эту беседу и, созерцая одутловатое лицо Вьюги-на, подумал, что Кикнадзе, наверное, был недалек от истины. Поду-мал, но решил лучше промолчать, понимая, что его мнение чисто умозрительное и, что главное, идет в разрез с позицией начальника.
   - Ну, хорошо, - решил Савельев, - Екатерина Сергеевна на запрос подготовит положительный ответ. Иди, Вьюгин, передавай привет отцу.
   Виктор Викторович встал, но не спешил уходить.
   - Что-нибудь еще? - спросил Савельев.
   - Видите ли, Юрий Савельевич, неделю назад у меня был конфликт с Кикнадзе.
   - Подрались?
   - Хуже, Юрий Савельевич.
   - Тогда садись и рассказывай.
   Вьюгин рассказал, что на той неделе ездил с группой заводских то-варищей в Приморск для покупки камбалы. На обратном пути их ма-шину остановил патруль рыбнадзора во главе с Кикнадзе. Составили акт о нарушении правил торговли морепродуктами, выписали штраф и конфисковали рыбу. Если он еще не доложил в горком…
   - То доложит, - закончил фразу Савельев. - Разве он не мог сделать снисхождение старому знакомому?
   - Именно из-за меня и составил акт.
   - Значит, мстит, - заключил первый секретарь. - А он такой, что мо-жет через свое областное начальство выйти и на обком партии. Там тоже рыбкой интересуются. Если мы не укажем в партийной характе-ристике этот случай, то прослывем укрывателями, а укажем, то пла-кала твоя перспектива, Витя. Что будем делать? - спросил он и по-смотрел на Максимову.
   - Нужно выручать, - сказала та и добавила: - Пусть Виктор Викторо-вич подаст в суд на неправомерную конфискацию, купленной на рын-ке рыбы и…
   - Мы покупали непосредственно на рыбном заводе в Приморске, - уточнил Вьюгин.
   - А накладная была? - спросила Максимова.
   - Была, но Кикнадзе ее порвал. Он сказал, что таких накладных сот-ню выписать может.
   - Вот и хорошо. Езжайте снова в Приморск, выпишите дубликат на-кладной и укажите в исковом заявлении, помимо всего прочего, факт неправомерного действия рыбного инспектора.
   - Я уже думал об этом, - как-то кисло проговорил Вьюгин, - но бо-юсь, суд будет на стороне Кикнадзе, представляющего государство.
   - Это как сказать, - заметил Савельев. - Когда будешь знать, какому судье поручат рассмотрение дела, позвонишь Екатерине Сергеевне, и она передаст судье мое мнение. Понятно?
   - Так точно! - обрадовался Вьюгин.
   - Но как быть с ответом в обком, Юрий Савельевич? - спросила Максимова, - у нас осталась только неделя до отпущенного срока, а в суде вы знаете, как могут заволокитить.
   - А на что щука в озере? - задал вопрос Савельев и сам же ответил: - Чтобы карась не спал. Позвоните этому же судье и укажите ему нуж-ный нам срок. А ты, Виктор, не тяни резину и сегодня же езжай в При-морск за накладной, а завтра, чтобы исковое заявление было в суде. Понятно?
   - Будет сделано! Разрешите идти?
   Когда Вьюгин, припадая на левую ногу, вышел из кабинета, Савель-ев спросил:
   - А что это у него с ногой?
   - Фронтовое ранение, Юрий Савельевич, - ответила Максимова. - Он воевал в танковых частях.
   - А я подумал… - проговорил Савельев, но фразу так и не закончил.
   Он взял карандаш и что-то хотел отметить для себя, но карандаш выпал из пораженной болезнью руки, и покатился под стол. Взял другой, но результат был тот же. Откинулся на спинку стула, и было видно, как осунулось его лицо. Максимова поспешно спросила:
   - Я могу быть свободна, Юрий Савельевич?
   - Иди, - ответил тот и отодвинул от себя папку.
   Когда остались вдвоем, Савельев сказал:
   - Такие вот пироги, Володя. Левой рукой писать не научился, а пра-вой не могу. Что будем делать?
   - Будете вызывать стенографистку и диктовать ей.
   - Это так, но  кто будет резолюции на документах накладывать?
   Поспелов смущенно промолчал. Савельев, прикрыв глаза, ждал от-вета. Не дождавшись, спросил:
   - Чего молчишь?
   - Думаю, здесь я ничем не смогу вам помочь.
   - Вот и я так думаю. Останусь первым секретарем, люди будут по-прежнему подчиняться, а за спиной начнут посмеиваться. Какое ува-жение будет народ иметь к партии, если во главе городского комитета инвалид сидит? Если бы  я был председателем артели инвалидов, то в самый раз, а боевым отрядом советского общества должен руково-дить человек здоровый! Вот такое мое мнение. А твое?
   - Мне думается, Юрий Савельевич, что спешить с этим не надо. Пройдет время, здоровье восстановится. Какие еще ваши годы?
   - Эх, Володя, Володя, не ожидал я от тебя такого лицемерия. Ведь ты часто бывал в больнице, и разве тебе не говорили, что мозговые изменения неизлечимы? А все мои беды оттуда.
   Поспелов густо покраснел и стал оправдываться:
   - Никакого лицемерия, Юрий Савельевич, врачи как раз и говорят, что упорная тренировка может привести к возрождению функций ру-ки. А голова у вас как была светлая, так и осталась. А это главное для умственного работника. Помните Рузвельта? Каким больным был, на коляске возили, а избирали президентом целых четыре срока.
   - Сравнил что-то с пальцем, - недовольно пробурчал Савельев. - Неужели ты думаешь, что его поставили бы во главе ЦК нашей пар-тии? Ни в жизнь!
   - Хорошо, Юрий Савельевич, не понравился вам Рузвельт, напомню о Владимире Ильиче. Последний год жизни по болезни он не выезжал из Горок и руководил партией номинально.
   - Опять сравнил не то, с чем надо, - досадливо поморщился Савель-ев. - Кто Ленин, а кто я? Ленин был знаменем революции! Я же всего навсего партийный чиновник, которых у партии сотни тысяч!
   Раздался телефонный звонок. Савельев снял трубку левой рукой и прижал к уху. Что-то слушал, отвечая односложно «спасибо» или «да».
   - Приеду, - проговорил он и положил трубку на рычаг.
   Посидел некоторое время молча, потом сказал:
   - Звонил Юсин. Поздравлял с выходом на работу, и спрашивал, смогу ли я приехать в Долгополь. Вот так - первый секретарь обкома интересуется у городского секретаря: сможет ли он приехать? Дожи-ли. Нет, я все же, как бы ни хотелось продолжать работать, этого де-лать не буду. Завтра поеду в обком и прямо там сделаю заявление об отставке. Решено.
                ***
   Через день Поспелов снова встретился с Савельевым и тот сказал, что к его просьбе об отставке отнеслись с пониманием, но велели по-быть секретарем, пока не подыщут замену. Владимиру Николаевичу такое решение вопроса оставляло мало шансов на повышение в должности. Быть ему, наверное, вечно вторым лицом в горкоме. Зря он согласился идти на партийную работу. На хозяйственной службе были бы большие перспективы.
   Савельев увидел помрачневшее лицо второго, но успокаивать не стал. В обкоме так и сказали, что Поспелов еще не дорос до первого руководителя партийной организации города.

                ГЛАВА YII
                СМЕНА ВЛАСТИ
   Замену ждали полгода. Савельеву за это время здоровья не приба-вилось, наоборот, ему все труднее становилось подниматься на вто-рой этаж. В поездках за пределы города его сопровождали двое ин-структоров горкома, но никто, даже самый услужливый помощник, не мог заменить ему ногу или руку. Да и утром все труднее и труднее вставать. В кабинете поставили диван, но он стеснялся лежать в ра-бочее время.
   Все чаще вспоминались тяжелейшие партизанские годы, Ни голод, ни холод, ни тяжелые горные переходы не могли тогда сломить его бодрый дух. Зато теперь какая-то болячка, даже не ранение, так его измочалила, что не проходит ночи, чтобы не думал о смерти. Эта ко-стлявая стерва так и ждет момента, чтобы прижать его к своей холод-ной груди.
   Поспелов, наблюдая, как сникает его старший товарищ и начальник, старался помочь ему, из-за чего подчас нарывался на грубость: «Что ты меня хоронишь?!» Разве объяснишь, что не хоронить, а помочь пытаешься? Особое неудовольствие проявлялось в тех случаях, ко-гда Поспелов взваливал на свои плечи проблемы торговли или ку-рорта. Савельев ни за что не хотел выпускать из своих рук эти сим-волы власти.
   Лишь в феврале 1963 года обком партии подобрал персону, которой можно было доверить руководство городской партийной организаци-ей. Ею оказался второй секретарь города Южный Николай Сергеевич Деркачев. Конференция Лимановской парторганизации, на которой был кооптирован новый первый секретарь, прошла спокойно. От-ставка Савельева нашла понимание у делегатов конференции, даже тот факт, что первым стал «залетный», не вызвало трений - воля высшего партийного органа была сильнее личных симпатий к незло-бивому и общительному второму секретарю.
   Савельев, окончательно скисший, сослался на плохое самочувст-вие, и не стал вводить своего приемника в курс дела, а перепоручил это второму секретарю. Три дня возил Поспелов Деркачева по город-ским объектам, знакомил с хозяйством, с руководителями и партсек-ретарями наиболее крупных предприятий. Остановились только то-гда, когда Деркачев сказал:
   - Достаточно. Остальное узнаю в рабочем порядке.
   На следующее утро, уже в своем кабинете, Деркачев сказал Поспе-лову:
   - Хочу сделать первые выводы. Проблемы Лимановска не выходят из ряда обычных. Что-то нравится, что-то нет, но это в пределах нор-мальных человеческих пристрастий, так что хвататься за голову и восклицать в истерике: «Куда я попал!» - нет причин. Будем работать. Теперь по существу. Лимановск напоминает мне старую коммуналь-ную квартиру. Нет, нет, я понимаю, горы сюда не перетащишь, но об-шарпанные фасады, асфальт даже на тротуарах в выбоинах, мусор накапливается, гниет в контейнерах. Представляю, сколько мух ле-том, а это город-курорт! Наверное, и сюда залетают?
   - Залетают, - согласился Поспелов.
   Еще некоторое время Деркачев «проезжал» по слабым местам го-рода Лимановска, потом сказал:
   - Должен отметить, - продолжал новый руководитель, - что вы, Вла-димир Николаевич, хорошо знаете город, отношение к вам тех людей, с которыми мы встречались, доброжелательное. Мне думается, что вы могли бы успешно руководить городом и без меня, но коль там так решили - подчинимся.
   - Подчинимся, - решительно поддержал Поспелов.
   По лицу Деркачева пробежала едва заметная усмешка. Он сказал:
   - Я просил бы вас, Владимир Николаевич, не настраивать себя на безоговорочную поддержку первого секретаря, а быть готовым кри-тически относиться к моим решениям и высказываниям и не стес-няться говорить об этом. Только так мы с вами сможем качественно делать свою работу.
   Поспелов не смог скрыть смущения.
   - Вы делаете поспешные выводы, Николай Сергеевич. На вопрос о мухах или о решении высшего партийного органа я не мог иначе отве-тить. Мухи летают, куда денешься? Обком решает, ему и карты в руки. Что касается вашей просьбы не стесняться критиковать, то учту.
   - В вашем взгляде, Владимир Николаевич, я уловил легкую обиду. Я не упрекаю вас в этом, рад, что вы   сохранили в себе ценные чело-веческие качества умение краснеть, обижаться… Многие партийные функционеры нашего с вами ранга, не говоря о высших чинах, расте-ряли свои прежние человеческие свойства, обзаведясь вместо них: «чего изволите» - при общении с начальством, и «пошел вон!» - ясно для кого. Я несколько утрирую, но в этом большая доля правды. Вы согласны?
   - Увы, Николай Сергеевич, я не спец по психологическим анализам, я строитель.
   - Что ж, строитель - полезная сфера деятельности, и вы правы, что отдаете ей предпочтение перед всякими психологическими выкрута-сами. Ну, а как вы относитесь к топонимике? Скажите, почему наш го-род имеет такое неблагозвучное имя? 
   - Раньше здесь была деревенька, и за близость к лиманам ее назы-вали Лимановкой. Разрослась деревня, стала городом, вот и полу-чился Лимановск.
   - Убедительно! - воскликнул Деркачев, - но какая жалость, что на-звания городам и улицам дают не поэты, а чинуши. Ну, как можно бы-ло город Нижний Новгород назвать Горьким!? Псевдоним был хорош писателю Пешкову в царское время, но назвать им советский город - нонсенс!
   - Согласитесь, что Лимановск для любого строя хорош, - сказал По-спелов.
   - Не согласен, - возразил Деркачев, - он плох! для любого строя! А были бы здесь болота, так бы Болотовском и назвали?
   Поспелов пожал плечами. Деркачев наморщил лоб и тут же сказал:
   Я читал, что Лимановск - рекордсмен по солнечным дням, почему бы не назвать его, ну, допустим, Гелиосполем?
   - Такая мысль витала, Николай Сергеевич, были предложения на-звать его Солнцеградом, но отложили до лучших времен из-за отсут-ствия средств.
   - Знакомая картина. В Южном на этот счет легче. Туда наезжают та-кие тузы, что удается с их помощью обходить не только облиспол-ком, но и обком партии. Приходит директива сделать то или другое, и ничего не остается, как взять под козырек и выполнять. Почему бы нам, Владимир Николаевич, не сделать наш город таким же привлека-тельным, и не только для шахтеров и учителей, а для людей более высокого ранга, которые распоряжаются финансами, фондами на ма-териалы и другими благами?
   Поспелов молчал. Мечты, мечты, где ваша сладость? Деркачев продолжал:
   - Нужно сделать из двух-трех санаториев, Владимир Николаевич, образцовые здравницы.
   - Но у нас, Николай Сергеевич, детский курорт.
   - О том и речь.
   - Так о каких финансовых тузах мы говорим?
   - У вас есть дети?
   - Двое.
   - Здоровенькие?
   - Не жалуюсь.
   - А если заболеют? Вы будете скаредничать?
   Поспелов вспомнил Москаля и, без подробностей, рассказал, как тот старался устроить своего ребенка в санаторий. Выслушав его, Деркачев спросил:
   - Вы знаете, в чем ошибка этого папы?
   - В чем?
   - Он, опираясь на авторитет партии, лез напролом, как носорог. Если бы он пообещал в облздравотделе путевку в Трускавец или Морши-но, которые в сфере его влияния, то у него в руках была бы путевка не на один заезд, а на два. К счастью, не все папы и дедушки так пря-молинейны. Как мы ни высмеиваем принцип «Ты мне - я тебе», он продолжает действовать. На что не пойдешь ради своего чада? Тем более, если из собственного кармана ничего, кроме ручки с золотым пером, вынимать не нужно. Достаточно написать на вашей слезной просьбе: «Отпустить в порядке исключения» или «Включить в фонды на такой-то год». Я вас не шокировал? - с некоторой долей язвитель-ности спросил Деркачев.
   - Продолжайте шокировать, - не менее иронично ответил Поспелов.
   - Вот когда приведем в порядок эти санатории и заполучим туда нужных нам детишек, то у города появятся средства не только на ре-монт фасадов и дорог, но и на переименование. Так что за дело, Вла-димир Николаевич. Исходя из того, что я решил заниматься только партийным строительством, вам придется браться за экономику. Ку-рорт - ее составная часть.
   - И торговлей? - неожиданно для себя спросил Поспелов.
   - А чем она хуже?
   - Дело в том, что Юрий Савельевич занимался ею сам.
   - Его нет, поэтому будем все делать так, как нам кажется лучше. Ну, что ж, идите. Я же еще пороюсь в бумагах.
   Выйдя в приемную, Поспелов услышал, как Мария Александровна разъясняла посетителю, почему первый секретарь сегодня не прини-мает.
   - Почему не принимает? Ведь черным по белому написано, что се-годня приемный день.
   Посетитель был невысокого роста средних лет, одет в потертую кожаную куртку, на голове фуражка, которую в народе зовут «аэро-дромом», лицо украшали тонкие усы под увесистым носом. Увидев Поспелова, секретарь обратилась к нему:
   - Владимир Николаевич, вот товарищ Кикнадзе хочет, чтобы его принял первый секретарь, но Николай Сергеевич сказал мне, что се-годня приема не будет.
   Поспелов примирительно сказал сыну кавказских гор:
   - Товарищ Деркачев только заступил на эту должность, поэтому, по-ка не ознакомится с делами, приема вести не будет.
   Увидев, как дернулся нос товарища Кикнадзе, поспешно добавил:
   - Если у вас неотлагательное дело, то я, второй секретарь горкома, готов принять вас прямо сейчас.
   Он удивился реакции на свои слова. Глаза у Кикнадзе, как притух-шие угли от порыва ветра, сверкнули, усы вздыбились, а зубы блес-нули желтым металлом.
   - Я не намерен обсуждать с вами свой вопрос, - твердо заявил он, - вы уже приложили руку к возвышению негодного человека, а меня затоптали в грязь!
   - Позвольте, - удивился Поспелов, - я вас впервые вижу!
   - Вот в этом весь вы, товарищ Поспелов. Коммуниста оболгали, а вы с Савельевым решаете его судьбу, не изволив даже в глаза ему посмотреть!
   - Успокойтесь, товарищ Кикнадзе, успокойтесь! - обратилась к нему секретарша, - сядьте за стол, напишите все, что посчитаете нужным, я передам вашу жалобу товарищу Деркачеву. Если он посчитает нуж-ным пригласить вас… 
   - Опять бумажка! Опять писанина! Когда в этом доме начнут об-щаться с людьми, а не с бумажками!?
   В дверях кабинета возник Деркачев.
   - Слышу шум, - сказал он спокойно, - и чем он вызван?
   - Николай Сергеевич, - начала было секретарша, но ее перебил Кик-надзе. Он подскочил к первому секретарю и почти прокричал:
   - Николай Сергеевич, товарищ первый секретарь, прошу вас, прими-те! У меня очень важное личное дело, и я не могу ждать целый месяц, пока у вас снова будет прием!
   - Коли так, заходите. Заходите и вы, Владимир Николаевич.
   - Его не надо! - воскликнул Кикнадзе. - Прошу вас, его не надо!
   - Почему? - удивился Деркачев.
   - Выслушайте, и вы поймете!
   - Будь по-вашему, - согласился первый секретарь. - Прошу вас, Вла-димир Николаевич, побудьте в своем кабинете, если понадобитесь, я вас приглашу.
   Деркачев занял место за столом.
   - Садитесь и назовите себя, - сказал он.
   - Вот мой партбилет, - с заметным вызовом ответил Кикнадзе.
   - Я вас слушаю, Самсон Ираклиевич, - сказал Деркачев.
   Собравшись с мыслями, Кикнадзе начал излагать:
   - В этом кабинете, Николай Сергеевич, примерно год назад произо-шел сговор между беспринципным городским партийным руково-дством и с одним совсем плохим человеком.
   - Начало многообещающее, продолжайте.
   - Весной прошлого года я, рыбный инспектор, на выезде из города Приморска задержал автомобиль «Победа». Его багажник был забит камбалой. Как положено в этих случаях, был составлен акт по поводу приобретения рыбы у тех, кто не имеет права на розничную торгов-лю. Рыба была приобретена на Приморском рыбном заводе. Камбалу я конфисковал. Одним из приобретателей был Вьюгин Виктор Викто-рович. С ним у меня давние неприязненные отношения.
   - Чем они были вызваны?
   - Одно время я работал директором моторо-рыболовецкой станции, а Вьюгин был главным инженером. Я не один раз заставал его распи-вающим водку с рыбаками. Вообще ему было все равно, с кем пить, где пить и когда пить. На мои обращения по инстанциям получал от-вет, что Вьюгин хороший специалист и к нему по работе нет претен-зий, а в беседах с глазу на глаз спрашивали: видел ли я здорового человека, который бы не пил? И нужно было дождаться того момен-та, когда он что-то натворил непосредственно в кабинете областного начальника. Я там не был, но как только он приехал оттуда, так сразу пришел приказ о его увольнении.
   Кикнадзе отпил из стакана воды и продолжал:
   - В это время у нас в городе организовали литейно-оцинковальный завод. Вьюгину предложили, якобы, место начальника техотдела, но потом я узнал, что он работает рядовым инженером. Вот оттуда он и организовал поездку за камбалой. Все бы кончилось конфискацией, но вдруг повестка в суд. Вьюгин опротестовал акт рыбнадзора. Если и случалось такое, то суд никогда не становился на сторону наруши-телей, а тут, не обращая внимания на мои доводы и ссылки на закон, суд оправдывает этих браконьеров! Я обратился в горком за прав-дой. Со мной поговорил Савельев и пообещал разобраться и нака-зать зло. Пока я ждал справедливости, Вьюгин становится инструкто-ром обкома партии.
   Он опять сделал глоток воды.
   - И это не все. Вьюгин не просто инструктор, он курирует всю рыб-ную промышленность области! Прошло некоторое время, и я полу-чаю уведомление об увольнении. Удивился. Ведь у меня ни одного взыскания, одни благодарности. Бросился в область, управляющий меня не принял. Секретарша отослала в отдел кадров, а там вручают мне трудовую книжку с записью, что я уволен по сокращению штатов.
   - Может, это совпадение?
   Кикнадзе подскочил на стуле.
   - Какое совпадение! Через месяц на моем месте уже работал другой человек!
   - Вы в суд обращались, Самсон Ираклиевич?
   Кикнадзе посмотрел на секретаря горкома со злым удивлением.
   - Я невнятно говорил и вы ничего не поняли? Повторить?
   - Не требуется, - жестко ответил Деркачев. - Я понял, Самсон Ирак-лиевич, с ваших слов, конечно, что советский суд неправедный, а партийные органы предвзяты.
   - И это так! Но за всем этим стоят отдельные нечистоплотные лица!
   - Вы можете назвать фамилию хоть одного «нечистого»?
   - К сожалению, все это делается втайне от людей!
   - Значит, что вы говорили, - только ваши догадки!
   Кикнадзе растерянно помолчал, потом встал и, протягивая руку за партийным билетом, сказал:
   - Я лучше пойду.
   - Успеется, - ответил Деркачев, прикрывая билет ладонью, - вы так рвались сюда. Стоит ли так сразу уходить?
   Он нажал кнопку, и в кабинет вошла секретарша.
   - Пригласите Поспелова.
   - Зачем он здесь? - вскричал Кикнадзе.
   - Чем он вам неугоден?
   - Он был эхом Савельева!
   - Странное обвинение. Вы, почему остановились, Мария Александ-ровна? Идите!
   Когда Поспелов вошел в кабинет, то удивился тишине. Кикнадзе пристально рассматривал портрет Хрущева, висевший на стене за спиной секретаря, а тот чинил бритвенным лезвием карандаш. По-спелов уселся на диван. Деркачев что-то записал в перекидном ка-лендаре и только после этого обратился к вошедшему:
   - Скажите, Владимир Николаевич, какое отношение имел горком партии к назначению товарища Вьюгина в штат обкома?
   - Никакого, если не считать, что ему была дана положительная пар-тийная характеристика. То был выбор обкома.
   - Второй вопрос. Вы знали, что в это время он судился с рыбнадзо-ром?
   - Впервые слышу.
   - А коммунист Кикнадзе утверждает, что горком помог Вьюгину от-мазаться…
   - Извините, товарищ первый секретарь, я такого слова не знаю! - го-рячо возразил Кикнадзе. - Я говорил, что Савельев знал, что Вьюгин нарушил закон, но все равно дал ему положительную характеристику.
   - Суд подтвердил ваше утверждение о незаконности поступка Вью-гина? - спросил Деркачев.
   - В том то и дело, что суд, получив указание горкома, быстренько решил дело в его пользу.
   - Отсюда следует, что у Савельева не было основания писать поро-чащую Вьюгина характеристику. У вас есть факты давления горкома на суд? - спросил Деркачев у Кикнадзе.
   - Так это же и ребенку понятно! Где вы видели, чтобы наш суд обер-нулся в один день, пусть с самым простым  делом?
   - Не видел, - ответил Деркачев, - но и это не основание для осужде-ния. Нужны факты. Ими и займемся. Выйдите в приемную, Самсон Ираклиевич, и подробно опишите все ваши претензии и предложения. Бумагу передадите секретарю, она при вас ее зарегистрирует. Потом она вернет вам партбилет.
   - Я не помню номер партбилета. Дайте я его перепишу.
   Деркачев написал карандашом номер и передал бумажку Кикнадзе. Тот повертел ее в руке и сказал:
   - Я не люблю писать.
   - Акты за вас кто писал? Идите и не крутите носом, Кикнадзе. Писать все равно придется.
   - Лучше я дома напишу.
   - Дома вы можете хоть на голове стоять, а сейчас пишите то, что я вам сказал.
   - Вы знаете, - сказал скучным голосом Кикнадзе, - я передумал жа-ловаться.
   - А что прикажете делать с вашими горячими обличениями?
   - Считайте, что их не было.
   - Не могу так считать, Самсон Ираклиевич. Говорила не базарная торговка, а коммунист. И говорил не жене на кухне, а первому секре-тарю горкома партии в его служебном кабинете.
   Когда Кикнадзе вышел, Деркачев сказал Поспелову:
   - Не в обиду будет сказано, но вы и Савельев слишком грубо ис-пользовали свои возможности. Вам нужен был этот Вьюгин?
   - Не нам. Как ихтиолог, он был нужен обкому.
   - Дали бы отрицательную характеристику, и о нем тут же бы забыли.
   - Возможно, но Савельев советовался с Дунаевам, и тот рекомендо-вал не заниматься мелочами. «Кто безгрешен?» - будто бы сказал он.
   - Понятно. Кстати, обкомовское «чистилище» я проходил в один день с Вьюгиным. Разговаривали. Нужно сказать, что он не глуп и в меру образован.
   Они улыбнулись друг другу. Это могло означать, что и сами не мно-гим ушли от Вьюгина. В одном политическом котле варились, а в мо-лодости, вслед за букварем, самой запоминающейся книгой был «Краткий курс истории ВКП(б)». Деркачев вызвал Марию Александ-ровну.
   - Что делает наш гордый грузин? - спросил он.
   - Думает.
   - Не мешайте ему, пусть думает. Напишет, зарегистрируете.
   Секретарь вышла, а Деркачев сказал Поспелову:
   - Что бы он там ни написал, звоните Вьюгину и попросите от моего имени помочь Кикнадзе трудоустроиться.
   Подумав, добавил:
   - И не карасем каким-нибудь, а щукой. Пусть не мелочится. Нельзя загонять человека в тупик, ведь и мышь, если ее прижать к стене, становится львом. Нам это нужно?
   Поспелов пожал плечами, а Деркачев продолжал:
   - Вообще, Владимир Николаевич, вы правильно заметили, что Вью-гин нужен был обкому. И знаете почему? Но это между нами. Столо-вая обкома, как вы могли заметить, обеспечивается продуктами по первому разряду, но предела нашим потребностям нет. Надоели ра-ботникам обкома хек с мерлузой, захотелось севрюги с белугой. Так вот, взяли в автоколонне ГАЗ-51 и отправили завхоза в командиров-ку, снабдив несколькими бутылями со спиртом. Помотался он по ры-бацким станам, заполнил кузов и назад. Так продолжалось до тех пор, пока не прихватил его рыбнадзор, да еще с милицией. «Что в кузо-ве?» - спрашивают. Завхоз отвечает: «Спецгруз». «Проверим», - гово-рит милиционер. «Только попробуй, - пригрозил завхоз, беря в руку монтировку, - мне приказано охранять, и я не отступлюсь!» Милицио-нер съездил куда-то и привез с собой кэгэбешника. Тот предъявил документ и приказал показать груз. Завхоз отвел его в сторону, пока-зал свою обкомовскую ксиву и честно сказал, что в машине. Чекист не стал заглядывать в кузов, а только сказал милиционеру: «Пропус-тить без досмотра».
   После этого случая в обкоме придумали ввести в штаты заместите-ля заведующего сельхозотдела и поручить ему курировать рыбную отрасль. Заместителя не дали, а утвердили инструктора-ихтиолога. Тут и подвернулся Вьюгин. Состоялась партийная конференция ра-ботников рыбной промышленности, на которую пригласили всех ры-бинспекторов, а там уж дело техники.
   В кабинет вошла Мария Александровна и положила на стол лист бумаги. Деркачев прочитал написанное и фыркнул.
   - От него зверств ждали, а он чижика съел! Улыбнувшись, пояснил:
   - Это я Салтыкова-Щедрина процитировал, и вот по какому поводу. Кикнадзе не стал повторять тех глупостей, что говорил здесь, а огра-ничился просьбой трудоустроить его. Так что, Владимир Николаевич, звоните Вьюгину. Хорошо, если бы он пригласил Кикнадзе к себе и поговорил по-человечески.
   Отдал секретарше партбилет Кикнадзе и сказал:
   - А теперь всем по дома       

                ГЛАВА YIII
                ЗАМЕНА
   Вернувшись как-то с совещания в обкоме партии, Деркачев сказал Поспелову, что в городе предстоят изменения. На вопросительный взгляд ответил:
   - Успокойтесь. На сей раз это коснется только горисполкома. На ме-сто нынешнего председателя готовится другой. А тому уже предло-жили должность директора областного энергосбыта. Ведь он, на-сколько помню, инженер-энергетик?
   - Прежде всего, он отличный администратор, - заметил Поспелов. - Кто вместо него?
   - Все на уровне слухов, не хочу их озвучивать. Вы же знаете, как мы любим темнить? Достоверно известно только то, что он имеет мохна-тую лапу в Верховном Совете Украины, поэтому все решается на уровне Киева. Он в чем-то серьезно провинился, но та лапа удержала его на плаву.
   - И такого зубра к нам?
   - Что вас испугало?
   - Не испугало, встревожило.
   - Вас встревожило, что в нашу провинциальную глушь ворвется один из киевских небожителей?
   - Не совсем. Видимо, моральные устои у него не на уровне. Возить-ся с ним придется.
   - Ах, вот вы о чем, - иронично удивился Деркачев, - вот это как раз и не должно вас беспокоить. Жизнь подсказывает, чем выше человек вознесся, тем больше у него возможностей проявить себя, не обяза-тельно с лучшей стороны. Здесь же все на виду, поостережется. А нет, покатится еще ниже. Думаю, мы не будем за него в ответе.
   Во время разговора Деркачев затачивал карандаши. Поспелов уже знал, что он любит это занятие и не позволяет Марии Александровне делать это за него.
   - Как вам, Владимир Николаевич, понравится такое высказывание Дунаева на пленуме обкома. Вот я записал, - Деркачев ткнул каранда-шом в лист блокнота, - «В Лимановске год от года все хуже проходят курортные сезоны. Горком партии не стимулирует расширение сферы услуг, самоустранился от решения коммунальных проблем. Город каждое лето испытывает нарастающий дефицит воды». Ну и так да-лее.
   Деркачев откинулся на спинку стула и пристально посмотрел на По-спелова. Тот, не отводя глаз, ответил:
   - Понравится, не понравится, но это правда. Прирост населения на-лицо, а коммунальное хозяйство, как всегда, на мели. Когда начина-ется курортный сезон, хоть за голову хватайся. Трубы трещат по швам даже при том дефиците воды, о котором говорит Дунаев. Дело в том, что многие из них проложены еще до войны. Наши неоднократ-ные просьбы включить город, который имеет статус всесоюзной дет-ской здравницы, в пятилетний план развития области, остаются без внимания не только в облисполкоме, но и в обкоме. Что прикажете делать?
   - То же, что делали, но более интенсивно.
   - То есть? - не понял Поспелов.
   - Писать! Усиленно писать! Это необходимо даже на тот случай, ес-ли случится что-то непредвиденное. Тогда какая-то часть нашей вины можно будет переложить на начальство, которое игнорировало наши сигналы. Мало этого. Нужно писать и в более высокие инстанции, ми-нуя областные органы, пусть злятся, пусть наказывают, но о наших бедах должны знать и в Киеве! Согласны? Тогда садитесь за письма. Готовьте черновики по вопросам канализации, водоснабжения, энер-гообеспечения, ну и тому подобное. Все должно выглядеть так, что, решив эти проблемы, мы превратим город в образцовый курорт. Я просмотрю и дам указание по адресам.
   Неделю Поспелов, подняв на ноги службы горисполкома, писал и обобщал справки. Накопилась изрядная кипа писем-болванок. Поспе-лов смотрит на нее и думает, если все это послать в область, то там посчитают, что в Лимановском горкоме все сошли с ума. С удовле-творением положил эту кипу перед Деркачевым. Тот стал ее просмат-ривать и раскладывать по стопкам. Закончив просмотр, сказал:
   - Вы свою часть работы сделали, теперь моя очередь. Некоторые письма я отвезу в Киев. Там есть ребята, которые, если захотят, смо-гут помочь. Вообще, Владимир Николаевич, время вспомнить пого-ворку: «Волка ноги кормят».
   Переложив несколько бумаг, взял одну из них.
   - Вы пишете о дряхлой водопроводной системе. Скажите, если мы заменим сто процентов труб, в городе станет больше воды?
   - Безусловно, - ответил, не задумываясь Поспелов, - в настоящее время водоканал и жэки не успевают устранять утечки.
   - И тогда воды хватит не только населению, но и гостям?
   - Нет, дефицит сохранится.
   - Значит, у Дунаева будут основания говорить, что Лимановску от-дали все, что они просили, а воды курортникам, как не хватало, так и не хватает. «Так зачем было огород городить?» - спросит он.
   - Да нет, - возразил Поспелов, - если все из задуманного сделать, то воды прибавится, но…
   - Вот от этого «но» и нужно будет избавиться. Как? Искать воду! Где? Не знаю. Подключайте гидрологов и еще кого и ищите источни-ки, иначе развитие города невозможно. Не сделаем этого, то впору будет спросить самих себя: для чего мы тут сидим? Займитесь этим, Владимир Николаевич, блесните своей строительной эрудицией!
                ***
   Поспелов стоял у окна кабинета и смотрел, как стекла полощет дождь со снегом - последний привет зимы. Еще месяц, и снова нач-нется курортная чехарда. С чем вернулся Деркачев? Вчера вечером звонил из обкома, куда заехал по дороге из Киева. Утром его еще не было.
   Звонок. Мария Александровна приглашает к шефу. Приехал! Дерка-чев был не один.
   - Проходите, проходите, Владимир Николаевич! Что застряли?
   Поспелов подошел к столу Деркачева, чтобы пожать протянутую руку.
   - С возвращением, Николай Сергеевич, - и, повернувшись к гостю, сказал: - Добрый день, товарищ Москаль.
   Тот вскочил со стула и протянул руку. Поспелов пожал ее без всяко-го энтузиазма.
   - Так вы знакомы? - удивился Деркачев.
   Радостно улыбаясь, ответил Москаль:
   - Да, я имел счастье побывать в этом кабинете, когда Владимир Ни-колаевич исполнял обязанности первого секретаря горкома.
   Поспелов занял место напротив Москаля за приставным столиком. Деркачев сделал вид, что не знал о знакомстве Поспелова с Моска-лем. Может, забыл о рассказанном конфликте с путевкой в санато-рий? Скорее всего, не захотел, чтобы Москаль думал, что о нем гово-рили.
   - Так вот, Владимир Николаевич, - торжественно произнес Деркачев, - имею честь сообщить, что Дмитрий Остапович направлен к нам на работу председателем горисполкома.
   - Это хорошо, будем назначать выборы?
   - Нет, первое время товарищ Москаль поработает исполняющим обязанности, а подойдут выборы, тогда и проведем все как положе-но.
   - Нужно было бы оговорить все это с членами исполкома.
   - Конечно. Вы и займитесь этим. Когда будет все готово, созовем горсовет и на нем утвердим товарища Москаля исполняющим обя-занности.
  Первый секретарь повернулся к сейфу и достал плотный конверт с сургучными печатями. Взломав их, начал вынимать из пакета бумаги. Поспелов, заметив как вытянулась шея Москаля, понял, что рассмат-ривается его личное дело.
   - Партбилет у вас с собой? - спросил Деркачев.
   Москаль молча достал его из внутреннего кармана пиджака и поло-жил перед секретарем. Тот сверил номер с учетной карточкой и оста-вил партбилет возле себя.
   - За какие грехи, товарищ Москаль, вас сняли с высокой должности в Львовском обкоме партии и направили сюда, я бы сказал, в ссылку.
   - Я не назову это ссылкой, - возразил Москаль, - вы, как я понимаю, не работали в Галиции и не знаете, как там неуютно чувствуют себя партийные работники. Меня метили председателем горисполкома в город Стрый, вполне благополучный городишко, но я попросился сюда. Здесь все свое, все родное.
   - Но вы так и не ответили на мой вопрос. Вы приехали сюда со стро-гим выговором за моральное разложение. Так нам, не ради пустого любопытства, необходимо знать истинную причину вынесения такого серьезного партийного взыскания.
   - Вы все равно мне не поверите и будете делать запрос.
   Поспелов впервые увидел, как в гневе потемнело лицо первого сек-ретаря. Это заметил и Москаль.
   - В принципе, - сказал он нервно, - это был поклеп. В раздутом кон-фликте я оказался крайним.
   - Конкретнее, Дмитрий Остапович.
   Москаль глубоко вздохнул.
   - Все произошло во время празднования Нового года. Проводили его в облисполкомовской столовой. Были только секретари, предсе-датель со своими заместителями, заведующие отделами и жены. Зал большой, мест хватило всем. Встретили Новый год, а там и началось. Не ошибусь, если скажу, что нет ничего опаснее для мужчины, как пьяная женщина.
   - Конечно, для пьяного мужчины.
   - Для выпившего, Николай Сергеевич, хотя на таком празднике не грех и напиться.
   - Продолжайте.
   - Без ложной скромности, скажу, что в обкоме обо мне ходила молва как о крепком мужике. Ни одна женщина, которая хоть раз общалась со мной, на меня не обижалась. Эта слава и сгубила меня.
   - Так уж и сгубила, - иронично заметил Деркачев.
   - А как, по-вашему, котироваться в секретари обкома, а попасть в исполняющие обязанности городского завхоза?
   - Продолжайте.
   - Надо было такому случиться, что на меня положила глаз жена пер-вого секретаря обкома. Она, ее зовут Мариной, лет на двадцать мо-ложе своего мужа, и ходили слухи, что он плохо с нею справляется. Видеть ее, я видел, но никогда не имел счастья разговаривать. Секре-тари и исполкомовское начальство после курантов удалились в от-дельный кабинет и там продолжали праздновать, а мы оставались в зале.
   Жена моя в это время серьезно болела, поэтому я скучал за столом один. Пил, ел, слушал байки и смотрел, как другие паясничают, счи-тая, что танцуют. Вижу, через зал идет Марина и скрывается за одной из дверей. Я еще поначалу подумал, что там женский туалет. Потом вспомнил, что он в другом месте. Марина вскоре вышла и сразу нача-ла с кем-то танцевать. Музыка смолкла, а она, проходя мимо меня, шепнула: «За той дверью вас ждет сюрприз». Кивок головы, и я по-нял, о какой двери она говорит.
   Сгорая от любопытства, направился туда. Это был обычный каби-нет функционера средней руки. Сюрприз отсутствовал. Хотел уже уходить, но в комнату впорхнула Марина. «Не ожидал? - спросила она игриво, - вот я принесла бутылочку и хочу с тобой выпить на бру-дершафт». Достает из серванта бутылку коньяка и фужеры. Как было отказаться? Выпили. Она как-то сразу опьянела. Я присел на стул и жду, что будет дальше.
   Москаль встал, налил из графина воды, отпил.
   - Я не утомил вас своим рассказом? - спросил он иронически.
   - Не беспокойтесь, продолжайте, - ответил  почти сердито Деркачев.
   - Понимаю, вам интересно. Ладно, не серчайте. Так вот Марина по-дошла ко мне, я хотел встать, но она нажала на мои плечи и со сло-вами «Сиди смирно» полезла к ширинке. Расстегнула пуговицы и бы-стро нашла то, что искала. Сказав «Ого!», стала на колени и приложи-лась губами. Какой мастерицей она оказалась! Я умирал от наслажде-ния! Минуту спустя подняла голову и томно прошептала: «Нет, такой шанс я не могу упустить! Теперь, Димушка, покажи сам свои способ-ности!» Отошла к дивану и легла поперек навзничь, расставив ноги. Она была без трусов! Что мне оставалось? Забил снаряд я в пушку туго… и услышал не томный вздох, а душераздирающий крик! Я опе-шил, а она так толкнула, что я отлетел в сторону. Зацепившись за ко-вер, упал на пол.
   Я еще не встал, как дверь в кабинет распахнулась. Сбегается народ, а она лежит на диване и кричит: «Он пытался меня изнасиловать!» Только когда появился ее муж, она вскочила и бросилась ему на шею, заливаясь слезами. Он оттолкнул ее и, найдя меня взглядом, прокри-чал: «Во-он!» Указующий перст показывал на дверь.
   После праздника - работа. Я впервые почувствовал, как тяжело при-говоренным к казни всходить на эшафот. В это утро я не пожал ни одной руки. Едва вошел в кабинет, как был вызван в Первую прием-ную. Позвольте не пересказывать все то, что пришлось выслушать. С бюро обкома я вышел не только уволенным, но и без партбилета. В приемной меня ждали милиционеры.
   Следователь, уже в отделении милиции, зачитал мне заявление Ма-рины. Якобы я, танцуя с ней, затолкал ее в какую-то комнату, завалил на диван и изнасиловал. Она пыталась кричать, но рот ее был зажат рукой насильника. Только когда изловчилась и отбросила меня, смогла позвать на помощь. Слушая этот бред, я понял, что обречен. Ни одна сволочь, из бывших на банкете сослуживцев, не подтвердит, что я с ней не танцевал, что она сама зашла в ту комнату, и никто ее туда не заталкивал.
   С трудом я добился разрешения позвонить жене. Коротко сообщил ей, где нахожусь и попросил срочно сообщить об этом в Киев. Жена-умница правильно оценила ситуацию, переговорила с кем надо, и в обкоме звонок: немедленно прекратить уголовное дело. Вот так я и попал сюда.
   - Но вы остались членом партии, - заметил Деркачев.
   - Вы правы. В Киеве отменили решение обкома о моем исключении из партии. Кстати, так подробно об этом случае я рассказываю здесь впервые.
   - Разве вам не приходилось докладывать об этом на бюро обкома или оправдываться перед следователем?
   - Сразу видно, Николай Сергеевич, что вам не приходилось бывать в подобных переделках.
   - Вы правы, бог миловал.
   - А вот меня нет. На бюро мне и слова промолвить не дали. Я вы-слушал потоки брани, а за этим решение. Вот и все. А следователь, зачитав заявление Марины, ткнул мне белый лист бумаги и предло-жил во всем чистосердечно признаться. Мои попытки объяснить ему, что все ею написанное - чушь собачья, он прерывал едкими смешка-ми. Он напомнил мне, кем возбуждено дело и, что суд в таких делах вообще больше верит женщине, чем мужчине. Вы первый, кто терпе-ливо выслушал меня.
   - Так кто вам в Киеве помог избежать беды? - спросил Деркачев.
   Москаль замялся.
   - Видите ли, назвать кого-то одного, это обидеть других. Лучше ни-кого не называть.
   - Как знаете.
   - У меня в Киеве действительно много друзей, - спохватился Мос-каль, - Я надеюсь, они помогут нам в решении городских проблем. Ведь они есть у вас?
   - Как, Владимир Николаевич, у нас есть проблемы? - спросил Дер-качев у Поспелова.
   Тот с трудом оторвался от охвативших его мыслей, поэтому отве-тил односложно:
   - Думаю, найдутся.
   Несмотря на лаконичность, ответ Деркачеву понравился. Он про-комментировал:
   - Как видите, Дмитрий Остапович, проблемы не хватают нас за руки, их придется еще поискать.
   - И последний вопрос. Чем вам приглянулся Лимановск?
   - Все очень просто, Николай Сергеевич. Я в этом городе был не один раз, здесь лечилась моя дочь. Город понравился мне тишиной и морем. - И, обращаясь к Поспелову, спросил: - Тот главный врач с са-натория «Ласточка» еще работает?
   - Уже не работает, - неохотно ответил Поспелов.
   - И где он, если не секрет?
   - Какой там секрет!. Он был уличен в противоправных действиях и осужден.
   - Почему так печально об этом сообщаете? - оживился Москаль.
   Поспелову ничего не оставалось делать, как откупиться избитой фразой:
   - Потеря коммуниста не может быть поводом для радости.
   - Да, вы правы, - притушил свой восторг Москаль, - говорят, он был крепким руководителем.
   - Крепким, - подтвердил Поспелов.
   Именно это было неприятно осознавать. После Тавровского в этом санатории началась чехарда с главными врачами. Ни одна здравница не приносила столько неприятностей. Чего стоило обрушение потол-ка с человеческими травмами, пожар на хоззоне!
   После ухода Москаля оба секретаря остались, чтобы обсудить ре-зультаты поездки в Киев. Увы, Лимановск не интересует чиновников стольного града, а значимость прежних связей оказалась недостаточ-ной, чтобы использовать их для пользы дела.
   - Неужели придется пользоваться услугами Москаля и его друзей? - предположил Поспелов.
   - Хорошо бы, и я не вижу в этом ничего предосудительного, - отве-тил Деркачев. -  Или у вас другое мнение?
   - Да нет, - смутился Поспелов. Он не хотел ворошить свои чувства по отношению к инициатору гадкого дела Тавровского.
   - Какая разница, лишь бы польза была.
                ***
   Горсовет утвердил Москаля Д.С. исполняющим обязанности пред-седателя исполкома города Лимановска, хотя он и не был депутатом городского совета.



                ГЛАВА IХ
                ЭПИДЕМИЯ
   В стране, называемой Советским Союзом, уже несколько лет, по-добно верховому таежному пожару, пылала хрущевская перестройка. Дробилось на множество совнархозов единое экономическое про-странство, территории без учета мнения их граждан передавались из одной республики в другую. Добрались и до партии. Единый партий-ный аппарат был поделен на городские и сельские парткомы. Эти и другие волюнтаристские решения привели к росту численности чи-новников и разбалансированию экономики, а в перспективе и к меж-национальной напряженности. Единственная радость: была указана точная дата начала коммунизма - 1980 год!
   Эти новшества аукнулись Лимановску возведением величественно-го здания районного комитета партии. На входе десять колонн, на фронтоне золотом написано: «Дело партии Ленина - вечно», позади здания тенистый сад. На первом этаже - большой актовый зал, на втором - кабинеты руководства. Кругом мрамор и паркет. Такое бла-гополучие сельского райкома не могло не вызвать зависть у город-ского комитета, который ютился в приспособленном здании со скри-пучей лестницей и крашеными полами, стыдливо прикрытыми потер-тыми дорожками. Такое завистливое чувство хорошо согласовыва-лось с тихим несогласием с новшествами внедряемыми руково-дством партии.
   В один из теплых солнечных дней Деркачеву позвонили из отдела КГБ и доложили, что в городе работает съемочная группа Всесоюзно-го киножурнала «Фитиль».
   - Что снимают?
   - Пока неизвестно, но крутятся в районе бывшего Конского пляжа.
   - Это где?
   - На Пересыпи, за трамвайным кольцом. Там до войны купали ко-ней, а сейчас районная станция осеменения там своих быков купает.
   - Попросите режиссера зайти в горком партии.
   - Пытались, Николай Сергеевич, но у них разрешение на съемки от сельского обкома партии.
   - Вот дела, - досадливо промолвил Деркачев, - осталось и Лима-новск разделить на сектора, как Берлин.
   - Так точно, товарищ первый секретарь, но пока это не сделано…
   - Наблюдайте и докладывайте.
   - Будем стараться!
                ***
   В летнее время, помимо отдыхающих, город заполняли командиро-вочные, посланные решать вопросы в конторах сельского профиля. Не будем присваивать себе функции госконтроля, отметим только, что командированные, конечно же, большую часть рабочего времени проводили на пляжах.
   Их легко отличить от истинно отдыхающих. Те приходят на пляж в минимуме одежды, обувь в виде подошв с перепонками небрежно сбрасывают с ног, вслед летят на песок рубахи и подобие брюк - они готовы к отдыху.
   Служивые раздеваются долго и суетливо. Пока снимают пиджак, га-зетка, приготовленная под него, сдувается легким бризом - приходит-ся ловить, бантики на шнурках туфель путаются от поспешных дви-жений пальцев. Тогда садись на песок и, если позволяет живот, рас-путывай, а нет, сдергивай туфли с носками. В обшлага брюк набива-ется песок, его вытряхивают, из карманов летят мелкие монеты. Под-бирать их бесполезно они юрко, как ящерицы, зарываются в песок. Брюки на пиджак, под него туфли с носками, все это прикрывается рубахой, рядом портфель. На свисающие полы рубахи, чтобы не сду-ло, насыпают песок.
   Теперь самое время познакомиться с содержанием кинофельетона «Быки на пляже», что снимали те киношники, о которых докладывали Деркачеву.
   На зрителя медленно надвигается бык. Сердце дрогнуло от испуга? Успокойтесь, вы ему не нужны, он идет к морю купаться. Этих кра-савцев несколько. Они утробно ревут, так как еще не знают, какое блаженство их ожидает. Курортники, расположившиеся на Конском пляже, хватая свои жалкие пожитки, разбегаются. Остаются только отдельные белесые особи, рядом с ними холмики из одежды и порт-фели разной пухлости. Для них быки не экзотика, а нечто родное. Прямо с песка звучат указания погонщикам. Отсюда зритель делает вывод, что пляж - не баня, здесь, как и в реальной жизни, равенства нет.
   Море послушно расступается перед быками. За ними лезут в воду и служивые курортники. Кто упустит редкую возможность взобраться на спину быка и спрыгнуть в пучину морскую? Они радуются. Море, рассыпаясь светозарными бликами, радуется с ними.
   Фильм, снятый в Лимановске, вызвал всесоюзный скандал. Он ока-зался той каплей, которая переполняет сосуд. В ту пору высокие ин-станции принимали решения быстро, а то и импульсивно. Буря про-неслась по полям и весям страны и каким-то боком коснулась Лима-новска. Был ликвидирован Лимановский район, все сельские руково-дящие органы (советские и партийные), конторы и станции сельского направления были выведены из города.
   А Лимановский горком партии обзавелся новым зданием. Деркачев занял кабинет на втором этаже. В ту же приемную выходили двери  второго и третьего секретаря.
                ***
   В начале августа Деркачев с легким сердцем уехал в Трускавец подлечиться, а Москаль в Киев по делам водовода, прокладка кото-рого могла бы улучшить снабжение города водой. Поспелов остался на хозяйстве.
   Ранним утром 17 августа в его квартире раздался телефонный зво-нок. Еще с закрытыми глазами, Поспелов протянул руку за трубкой, но то, что услышал, заставило его окончательно проснуться. Главный врач санэпидемстанции Блоцкий сообщил: в западном районе города, в одном из пионерских лагерей обнаружена дизентерия. По предвари-тельным сведениям заболело 150 человек.
   - Что вы предприняли? - спросил Поспелов.
   - На место выехала бригада во главе с главным инфекционистом города, туда же направляюсь и я.
   - Держите меня в курсе дела, но звоните уже в горком.
   Едва приехал на работу, еще звонок. Болезнь расползается.
   - Чем это объясняется?
   - Ищем причину, Владимир Николаевич, но очевидно, что возбуди-тели болезни не в грязных руках детишек. Ищем.
   - Приезжайте к 10 часам в горком, я соберу бюро, будем искать ре-шение проблемы.
                ***
   Бюро горкома партии собралось в кабинете первого секретаря. Яр-кое солнце, пробиваясь сквозь легкие шторы, ложилось жаркими пятнами на длинный стол, за которыми сидели члены бюро и при-глашенные.
   - Начали, товарищи, - сказал Поспелов. - Послушаем сначала това-рища Блоцкого. Прошу.
   Главный врач СЭС четкой скороговоркой стал излагать события.
   - Из 16 детских здравниц, функционирующих в городе, в четырех наблюдаются уже не случаи, а серьезные вспышки дизентерии. Еще в пяти - очаговые заболевания. Если первоначально заболевших было 150 человек, то сейчас, пять часов спустя, их уже 500! Источники ин-фекции пока не выявлены. На пищеблоках в здравницах обнаружено множество нарушений санитарных правил, но они не могли быть ис-точником столь массовых заболеваний.
   В конце своего выступления Блоцкий сказал, что, согласно инст-рукции, он обязан доложить в область о происшедшем. Поспелов по-думал, что и он будет вынужден сообщить об этом в обком партии. Доложит, и что дальше? В обкоме сделают нелицеприятные для него, Поспелова, выводы. Куда смотрел, почему не предупредил событие? Стоило Деркачеву и Москалю покинуть город, как все сразу и нача-лось! Пришлют ораву проверяющих, они, как голодные псы, накинут-ся на городское руководство, будут путаться в ногах, а когда все пой-дет на убыль, припишут все заслуги себе, а его сделают крайним. «Лучшим выходом из положения, - подумал Поспелов, - молчать, а если доложить, то постфактум».
   Когда закончилось обсуждение и были намечены мероприятия, По-спелов поставил на голосование вопрос о необходимости сообщить в областные инстанции о вспышке дизентерии в городе. Он понимал, что этот шаг не правомерен, но пресловутое обращение к массам, в данном случае к членам бюро и другим ответственным лицам, давало некоторую, пусть эфемерную, возможность объяснить в последую-щем свои незаконные действия. Не все, но большинство, как и ожи-далось, поддержало второго секретаря.
   Блоцкий, воздержавшийся при голосовании, посчитал нужным вы-ступить еще раз:
   - Дизентерия - не иголка в стоге сена, ее не спрячешь. Рано или поздно, но о ней узнают. Пусть я за несвоевременный доклад получу взыскание, но не это меня беспокоит. Мы до сих пор не нашли источ-ник инфекции, и она может развиться в эпидемию. Случится так, что мы не сможем с нею справиться. Что тогда? Умолчание может при-вести к тяжким последствиям. Вот об этом и следует помнить.
   Поспелов лихорадочно думал, как, не потеряв достоинство партий-ного руководителя, доказать, что беспокоить верхи преждевременно. В безмолвной тишине он спросил Блоцкого:
   - Скажите, Иосиф Абрамович, что из того, что мы сейчас наметили,
не соответствует положению дел? И второе: какая помощь от области нам нужна на данном этапе?
   - Решение принято правильное, - ответил главврач, - помощь облас-ти пока не нужна.
   - Вы сказали «пока», а в следующий час или день?
   - Я не знаю, что будет завтра, - неохотно проговорил Блоцкий.
   - Вот завтра и будем решать, а сегодня членов чрезвычайной ко-миссии, которую здесь назначили, прошу собраться в 14 часов, но уже  в горисполкоме.
                ***
   Несмотря на принятые меры, инфекция приобретала все признаки эпидемии. К 14 часам больных уже было 2400 человек, а к вечеру это-го же дня выявились очаги заболевания среди населения города и в санаториях для взрослых. Сообщив об этом Поспелову по телефону, Блоцкий добавил:
   - Я вижу, Владимир Николаевич, что принятых мер недостаточно. На очереди вопрос закрытия города, но это не наша прерогатива. Что будем делать?
   - Вы нашли источник инфекции?
   - Есть предположение, что он находится на молокозаводе. Сейчас идет повальная проверка санитарного состояния цехов и выпускае-мой продукции. Надеюсь, что уже сегодня будут результаты.
   - Завтра доложите, тогда и решим, что делать.
   Сказав это, Поспелов стремительно положил трубку - он не хотел слушать возражения.
   Утро следующего дня началось с заседания чрезвычайной комис-сии, но уже в горисполкоме. Число заболевших достигло четырех ты-сяч, появилась угроза холеры. Докладывая об этом, Блоцкий обра-тился непосредственно к Поспелову:
   - Владимир Николаевич, дальше тянуть с докладом некуда. Город явно не справляется с эпидемией. Необходима помощь области.
   - Что у них есть, чего нет у нас? - недовольно спросил тот.
   - Их возможности несоизмеримы с нашими, - заверил главный врач, - но и это не главное. Главное то, что наше молчание приобретает уже форму уголовного, а не административного нарушения.
   - Вот как! - вспылили Поспелов. - Звоните! Звоните во все колокола, но не забудьте при этом сказать, что главный врач санэпидемстанции проворонил дизентерию и теперь не может с нею справиться! А гор-ком партии во время не отреагировал на беспомощную работу этой мало уважаемой организации!
   В зале повисла гнетущая тишина. В это время дверь, что выходила в сторону президиума, приоткрылась. Поспелов гневно на нее взгля-нул. Голова секретарши приемной горисполкома сказала:
   - Извините, Владимир Николаевич, но вам звонят из обкома партии.
   На мгновение замер, но пересилил себя и направился к телефону. Трубка лежала на столе. Поднял ее и приложил к уху. Она обожгла хо-лодом.
   - Поспелов слушает.
   - Что у тебя стряслось? - спросила трубка голосом Юсина.
   - Владимир Кондратьевич, небольшая вспышка дизентерии. Забо-лело пятьсот человек, принимаем меры по локализации болезни.
   - Почему об этом я узнаю не от тебя, а от других людей? Почему на-гло врешь? Больных у тебя не пятьсот, а значительно больше! Сколько дней уже топчетесь там?!
   В голосе Юсина звучало презрение, оно вязало волю Поспелова, слова застревали в глотке.
   - Всего два дня, Владимир Кондратьевич, - проговорил, запинаясь, Поспелов.
   - Два дня! А я узнаю только сегодня! Учти, Поспелов, ты висишь на волоске! Случись, кто умрет - пойдешь под суд!
   Некоторое время Поспелов слышал сопение, а потом уже спокойно сказанное:
   - Жди гостей. Приедут врачи, кто-то из обкома профсоюза, ну и от нас. Не обойдется и без следователей прокуратуры. Тобой займусь лично.
   Поспелов некоторое время слушал гудки, потом рука с трубкой опустилась вдоль тела. Подошла секретарша:
   - Поговорили, Владимир Николаевич?
   Он молча отдал ей трубку и вернулся в зал. Сев на место, сказал:
   - Разговаривал с товарищем Юсиным. Обещал прислать помощь. Все свободны. Товарищ Блоцкий, останьтесь.
   Он сказал:
   - Получил нагоняй, теперь ваша очередь. Звоните отсюда. Сообщи-те, что заболевших пока 500 человек. Что таращите глаза?! Вы не ос-лышались! Впредь все цифры согласовывать со мной!
   - Зачем это вам? - спросил удивленно Блоцкий.
   - Не мне, городу это нужно! - зло ответил Поспелов. - Неужели вы думали, что я, запрещая информировать область, заботился о себе? Нет, я беспокоился о престиже города. Если мы растрезвоним на весь белый свет о случившемся, кто к нам поедет? Или вы хотите сорвать курортный сезон? Вы же знаете, что у страха глаза велики!
   - Знаю, Владимир Николаевич, знаю также, что страх не такое уж низкое чувство. Он оберегает человека от многих бед.
   - Речь идет не о естественном чувстве страха перед бедой, а о стра-хе, вызывающем панику, а еще хуже…
   Поспелов замолчал, что-то вспоминая, потом продолжил:
   - В 1961 году, в марте, я был в Киеве. Тогда на Куреневке произошел оползень. Погибли десяток-другой людей. Так об этом локальном случае «Голос Америки» так растрезвонил, что люди подумали, будто в Киеве начался конец света. Нам нужна такая слава?
   - Я как-то об этом не подумал, - смущаясь, сказал Блоцкий. - Так вы говорите, 500 человек? Но приедут специалисты из области и узнают, что больных значительно больше.
   - Чтобы этого не случилось, держите все цифры в своих руках. Пе-ред выдачей на сторону согласовывайте их со мной.
                ***
   Вечером в Лимановск въехал длинный кортеж легковых и специ-альных автомобилей с крестами и остановился у горисполкома. Сот-ни зевак удивленно рассматривали небывалое нашествие авто и лю-дей при галстуках. Никто еще не знал  о нависшей над городом беде, поэтому решили, что начались очередные учения по гражданской обороне.
   Как Поспелов и Блоцкий ни пытались представить обстановку в го-роде лучше, чем она есть, специалистов не проведешь. Уже к середи-не ночи они поняли, что без помощи Киева не обойтись. В столицу полетели телеграммы с просьбой помочь врачами, медикаментами, реактивами.
   Телефоны в горкоме и горисполкоме беспрерывно звонили. Дони-мали не только служебные запросы, но и частные - родственники от-дыхающих беспокоились об их здоровье. Случилось то, чего  Поспе-лов больше всего опасался - огласки. Теперь только и жди сообщения КГБ о том, что «Голос Америки» или какой другой голос пронюхал о случившемся и тогда тебе хана, товарищ исполняющий обязанности.
   Эпидемия продолжалась. Количество больных выросло до восьми тысяч, но и помощь городу расширялась. На путях товарной станции стояло два санитарных поезда, оснащенных новейшей аппаратурой и высококвалифицированными медицинскими работниками. В город-ских кабинетах заседали сотрудники министерства здравоохранения Украины, представители союзного управления курортами, следова-тели областной и республиканской прокуратур.
   На четвертый день после начала эпидемии приехали Деркачев и Москаль. Они активно взялись за решение множества вопросов, и По-спелов смог наконец  прийти домой и положить уставшую донельзя голову на родную подушку.
   На пятый день прекратилось увеличение числа больных, достигшее к тому времени пятнадцати тысяч. Начали разъезжаться главные специалисты и управленцы, дальше следовала рутина - выполнение оставленных ими  указаний и инструкций.   Деркачев добился того, что следователи прокуратуры информировали его о ходе разбира-тельств, заставил считаться со своим мнением при выработке реше-ний. Так ему удалось отвести обвинения от Блоцкого, но пришлось согласиться, что виноваты директор молокозавода и заведующая ла-боратории. По обвинению в халатности суд приговорил их к услов-ному заключению на два года каждого.
   При отъезде из города старший бригады следователей встретился  с Деркачевым. Он высказал мнение: не будь множества писем в ин-станции, служебная перспектива городских руководителей была бы плачевной. Они своевременно информировали руководство о недос-татке воды в городе, что и явилось причиной этого печального собы-тия.
                ***
   Когда  Деркачев и Поспелов ехали в одной машине в обком, первый спросил второго:
   - Скажите, Владимир Николаевич, вы из страха не сообщили в об-ласть о случившемся или вами двигали более высокие побуждения?
   - Хотя страх - не самый худший недостаток человека, - с некоторой обидой проговорил Поспелов, - но в таком экстремальном случае, Николай Сергеевич, личная судьба отходит на задний план. Я, как мог, защищал престиж города-курорта и конечно надеялся обойтись свои-ми силами.
   - Понятно. Вы не знаете, почему Блоцкий указал в справке общее число заболевших не пятнадцать тысяч, как было на самом деле, а десять?
   - Из политических соображений, Николай Сергеевич. Это я попросил его так написать.
   - Какая разница - десять или пятнадцать?
   - Не скажите. Где вы видели, чтобы кто-то давал действительные сведения о своих потерях? Помните, какую цифру потерь в Отечест-венной войне называл товарищ Сталин? Правильно - семь миллио-нов. Помните цифру Хрущева?
   - Как не помнить, все двадцать! Что ж, Владимир Николаевич, я по-нял вашу логику: если есть возможность приуменьшить свои потери - не упусти ее. Да, учителя у нас с вами был хорошие.
   На бюро обкома оба секретаря получили серьезную выволочку, но роль спасительной соломинки сыграла справка прокуратуры, где указывалось, что руководители города неоднократно сигнализирова-ли о неудовлетворительном состоянии коммунального хозяйства, причем сами делали все возможное, чтобы поддержать его в рабочем состоянии. Своевременная помощь не была оказана, что и привело к плачевному результату. И Деркачев, и Поспелов получили по строго-му выговору с занесением в учетную карточку.
   Во время обсуждения упоминали и факт фальсификации данных. Юсин вспомнил о пятистах заболевших, тогда как их к тому времени было уже более двух тысяч. Но самое интересное, что в постановле-нии о взыскании была указана заведомо фальсифицированная циф-ра - десять тысяч. Что ж, и в обкоме не забыта сталинская наука.
                ***
   Эпидемия дизентерии в Лимановске дала понять киевским властям, что игнорировать и дальше нужды города-курорта чревато серьез-ными последствиями. Снова закружилась карусель из бумаг. В сто-лицу полетели деловые предложения по развитию города, и вскоре было принято Постановление Совмина УССР «О мерах по дальней-шему улучшению коммунального, торгово-бытового и медицинского обслуживания населения и отдыхающих в городе Лимановске» а за-тем принято решение о создании треста «Лимановскстрой». Стоит вспомнить поговорку о счастье, которому несчастье помогло.
   Деркачев полностью доверился Поспелову, и тот, как океанский ко-рабль ракушками, оброс новыми обязанностями. Его строительные амбиции получили полное удовлетворение: город начал превращать-ся в большую строительную площадку.

                ГЛАВА Х
                УРОК ПОЛИТГРАМОТЫ
   В следующем году Деркачев, помня о предыдущих событиях, уехал в отпуск не в августе, а в сентябре. В начале октября вернулся и тут же был вызван в обком. Отправился туда без чувства тревоги. Дела в городе шли нормально. Постановление Совмина выполнялось ус-пешно. Здесь хорошо помогли киевские связи Москаля. Партийная организация города перешла во вторую категорию, что позволило от-крыть новые отделы, а сотрудники получили повышение окладов. Ехал, радуясь, а вернулся угрюмым и молчаливым. Это сразу заме-тили и по кабинетам пошли пересуды. К вечеру они дошли и до По-спелова.
   Пользуясь правом появления в кабинете первого секретаря без вы-зова, направился к нему. Постучал и вошел. Кабинет освещался толь-ко настольной лампой. Деркачева за столом не было, он стоял у окна и, отодвинув штору, всматривался в темноту. Не поворачивая голо-вы, сказал:
   - Подойдите сюда, Владимир Николаевич, и посмотрите на этот чу-десный домик.
   Поспелов подошел и увидел то, что и должен был увидеть: метрах в пятидесяти от здания горкома высился двухэтажный дом. По бокам башенки с зубчатыми парапетами, стрельчатые окна.
   - Часто любуюсь на него, чем не средневековый замок?! - восхи-щенно произнес Деркачев. - При тусклом свете фонарей он вообще становится архитектурным персонажем из романов Вальтера Скотта. Так и кажется, что вон с тех лесенок спустится во двор сам Айвенго!
   Он прервал свой панегирик и посмотрел в лицо Поспелову.
   - Владимир Николаевич, вы любили читать Вальтера Скотта?
   Тот пожал плечами.
   - Читать, читал, но, чтобы любить…. В детстве у меня было другое чтиво. Военная служба отца занесла нас в Охотск. Там я на всю жизнь полюбил Север. Амундсен, Седов, Шмидт, Папанин. А любимая книга - «Два капитана». Я ее еще в журнале «Костер» начал читать.
   - Что ж, прекрасное чтиво, как вы изволили выразиться, да и герои не выдуманные. А кем был ваш отец в Охотске?
   - Комендантом пограничной морской комендатуры. Я там пошел в первый класс, там же научился хорошо ходить на лыжах. Мы с отцом каждый вечер перед сном делали пробежки за город. Помнятся белые сумерки, скрипящий под лыжами снег, а мы, будто белые медведи, одни во всей округе.
   - А мне не суждено было побывать в такой экзотической обстанов-ке, видимо, поэтому больше по душе выдуманные рыцарские рома-ны. Этот домик, как мне кажется, не только возвращает в детство, но и снимает стресс. Только жаль…
   Он неожиданно прервал себя, но, встретившись с вопрошающим  взглядом Поспелова, продолжил:
   - Жаль только, что скоро с ним придется расстаться.
   Поспелов почувствовал, как у него окаменели ноги, голос дрогнул:
   - Это вы на что намекаете, Николай Сергеевич?
   - Какие там намуки - пошутил Деркачев, - разве я не ясно выразил-ся?
   - Вас переводят?
   - Переводят. И куда бы вы думали?
   - Куда?
   - Управляющим Облконсервтрестом.
   - Так это же…
   - Вы правы, милейший Владимир Николаевич, но обстоятельства, порою, бывают сильнее нас. Приходится подчиняться.
   - И откуда взялись эти обстоятельства? У нас будто все в порядке.
   - Вы обо всем узнаете, Владимир Николаевич, но не здесь. Пойдем-те, если не возражаете, в одно спокойное место, там и поговорим. Со-бирайтесь. Через минуту выход.
   - У меня в сейфе есть бутылочка коньяку. Взять?
   - Не требуется.
                ***
   Они миновали тот дом, которым только что любовались. Редкие прохожие не обращали внимания на двух рослых мужчин, которые уверенным шагом шли в сторону городского театра. Затем они свер-нули в переулок и остановились у калитки, встроенной в высокий ка-менный забор. Деркачев, открыв замок, распахнул калитку.
   - Проходите.
   На дорожку, прикрытую с двух сторон кустами сирени, свет улич-ных фонарей не попадал, поэтому не видно было, куда она ведет. Деркачев остановился у низкого крыльца сумрачного одноэтажного дома.
   - Вот мы у цели, - сказал он, открывая ключом замок.
   Вошли в здание, щелчок  выключателя - и тусклая лампочка осве-тила длинный коридор. По бокам две двери, впереди еще одна. К ней и привел Деркачев. Комнату осветила люстра. Единственное окно за-вешено плотной шторой. У противоположной стены простенький сер-вант, рядом холодильник, тумбочка, на ней телефон.
   - Присаживайтесь, - пригласил Деркачев, показывая на стул у стола, покрытого льняной скатертью. Сам он подошел к серванту и зазвенел посудой.
   Поспелов взял книгу, лежавшую на столе. Она была на немецком языке. Прочел на обложке «L. Feihwanher. Judin fon Toledo. Berlin. 1956»
   - Иудей из Толедо, - произнес он вслух. - Что-то я не помню такого романа у Фейхтвангера.
   - Позвольте вас поправить, - сказал Деркачев, не оборачиваясь. - Правильно будет «Иудейка из Толедо». У нас этот роман издан под названием «Испанская баллада», поэтому вы и не узнали его.
   - Кто же тут читает по-немецки?
   - Ваш покорный слуга, - ответил Деркачев, выкладывая на стол вил-ки, - Что вы так удивленно на меня посмотрели?
   - Я не знал, что вы владеете немецким.
   - И английским тоже, - улыбаясь растерянности Поспелова, ответил Деркачев.
   - Тогда почему в вашей анкете указано: «читаю со словарем»?
   Теперь пришло время удивляться хозяину.
   - Вы рылись в моем личном деле?
   - Просматривал, - без тени смущения ответил Поспелов, - доведись вам держать в руках личное дело Юсина, вы, наверное, не преминули бы его полистать?
   Деркачев скептически улыбнулся.
   - Что вам сказать на это? Возможно, от скуки и посмотрел бы, но не из любопытства. Я предпочитаю судить о человеке по его делам, а не по тому, как он изволит нам доложить о себе. На этот счет еще Уиль-ям Теккерей красиво выразился. Он сказал: «Я сомневаюсь во всех автобиографиях, какие когда-либо читал, разве только за исключени-ем автобиографии мистера Робинзона Крузо».
   - Разве мы не обязаны писать правду в автобиографиях и анкетах?
   - Обязаны, - согласился Деркачев, выставляя на стол бутылки с ви-ном и коньяком, - но иногда обстоятельства велят писать не всю правду. Мой случай из этого ряда.
   - Не знал, - сообщил Поспелов и, будто о чем-то вспомнил, спросил: - И эта комната в таком таинственном доме принадлежит вам?
   - К сожалению, не мне, а одному моему другу. Он сейчас в длитель-ной командировке. Кстати, все, что на столе, за исключением книги, из его запасов.
   - И все же непонятно, зачем скрывать знание языков?
   Деркачев некоторое время думал, а потом спросил:
   - Вы уже давно работаете в партийных органах, скажите, вам часто встречались штатные работники, знающие в совершенстве какой-либо иностранный язык? Нет? Вот видите. Поэтому и пишут в анкетах честно ту фразу, которую вы изволили вспомнить. Ну, а мне, чья должность требует знание только русского языка, позволительно не указывать избыточные анкетные данные.
   - Вы меня не убедили, Николай Сергеевич, сразу вы сказали, что вынуждены были так поступить, а теперь выдаете это как самодея-тельность.
   - Мне нравится ваша настойчивость, Владимир Николаевич, - улыб-нулся Деркачев, садясь за стол, - вы четко уловили виляния в моих ответах. Что ж, буду откровенен. Вы, конечно, понимаете, что недос-таточное рвение граждан нашей страны овладеть иностранным язы-ком не оттого, что они тупые, а потому, что в этих знаниях нет по-требности. Наша страна  хорошо изолирована от внешнего мира. Язы-ками владеют единицы, которым это положено по службе.
   - Вы работали в МИДе?
   - Если бы работал в этой уважаемой организации, то написал бы об этом в анкете, но, если помните, этого там нет. Давайте прервемся на некоторое время и уделим внимание прекрасному армянскому конья-ку.
   Деркачев плеснул на донышки рюмок, но, увидев удивление на ли-це гостя, долил ему до половины. Сдвинули рюмки и без тоста выпи-ли.
   - Извините, но лимона нет, - сказал Деркачев, нанизывая на вилку ветчину.
   - Шут с ним, - ответил Поспелов, - а вот хлеба…
   - И хлеба нет. Ведь я не знал, что буду сегодня пить с истинно рус-ским человеком, который когда выпьет - занюхивает корочкой хлеба. Шучу.
   - Понимаю, - улыбнулся в ответ Поспелов. - Так на чем мы остано-вились?
   - Да, вернемся к прерванному разговору, - сказал Деркачев - Вспом-ним историю. Первое советское правительство, возглавляемое Вла-димиром Ильичом, было самым образованным среди всех прави-тельств мира. В нем только нарком по делам национальностей не был высокообразованным и не владел иностранными языками. Че-рез каких-нибудь десять лет этот человек, так и не познавший ни од-ного иностранного языка, стал главой государства. Затем вспомните тридцатые годы, когда знание иностранного языка было одним из признаков шпиона. Таким образом, владение чужеземным языком стало не только лишним, но и опасным. Ушли те страшные времена, но память осталась, а с ней изоляция страны от внешнего мира. Вот, кстати, вспомнился случай, произошедший уже после смерти кори-фея. В штабе одной из воинских частей работал писарем солдат срочной службы. Через какое-то время становится известно, что этот юноша знает несколько иностранных языков. Особняк всполошился, доложил куда следует. Там схватились за голову: в таком возрасте, с заявленным средним образованием может знать иностранные языки только тот, кто прошел специальное обучение! Парня убрали из шта-ба и стали гадать, чьей разведке он служит. Было бы подобное во времена Ежова-Берии - посадили бы за милую душу и, поверьте, вы-били бы нужное признание, а так копаются в его подноготной, и все напрасно. Появляется предположение, что он никакой не шпион, а просто талантливый человек. Чтобы проверить это предположение, через врача санчасти подсовывают ему старинный индийско-тибетский учебник по акупунктуре с просьбой сделать подстрочный перевод на русский язык. Парень, конечно, не знал этого языка, но, не выходя из части, делает эту работу за месяц. Как ему удалось такое, органы не интересовало, им достаточно было знать, что смеси этих языков, за ненадобностью, ни одна разведка не учит. Когда доложили результаты по команде, там распорядились использовать его спо-собности в криптографии.
   - И получилось?
   - Кто знает? Эта служба - самая закрытая во всех разведках мира. Порою и жена не знает, чем в действительности занимается ее муж на работе.
   - Это интересно, - сказал Поспелов, - но вы обещали рассказать о причине нашего скорого расставания.
   - Расскажу, но давайте сначала выпьем.
   На этот раз Деркачев наполнил обе рюмки по самый ободок.
   - Вспомнилось, - сказал он, показывая на рюмки, - как выпивали в одной честной компании. Мне, как сейчас, пришлось разливать. Плес-нул и слышу: «Никогда не думал, Николай Сергеевич, что у вас так плохо со зрением». Я удивился. Мне объяснили, что у посуды есть край, вот на него и следует ориентироваться при разливе спиртного.
   - У меня такое чувство, Николай Сергеевич, что вы почему-то оття-гиваете свое сообщение.
   - Вам показалось, - ответил Деркачев и, поднимая рюмку, сказал: - Выпьем за то, благодаря чему мы, несмотря ни на что, остаемся людьми.
   Поспелов так и не понял, за что он пьет, но, решив, что Николай Сергеевич умничает не от хорошей жизни, промолчал. Деркачев же, выпив, не стал закусывать.
   - Как вы знаете, - сказал он, - я в этом году отдыхал в Трускавце. По-началу все было спокойно, но тут в санатории появилась весьма раз-вязная компания. Те три молодых человека были с большими день-гами, что сразу притянуло к ним многих женщин. По моим наблюде-ниям, их влиянию не поддалась только одна девушка. Как они ее ни обхаживали, не сдавалась. Но с помощью одной шлюшки им удалось заманить эту девушку в свой номер и изнасиловать. Юнцы разнесли слух о своей победе, что вынудило девчонку тут же уехать.
   - И вам захотелось кому-то из них набить морду, - предположил По-спелов.
   - Представьте себе, так и было. Но не кому-нибудь, а адресно - са-мому младшему из них. Он выделялся неуемной наглостью. К тому времени мы уже, увидев друг друга, не могли не оскалить зубы. Он и в бильярдной пытался установить свои порядки. Я видел, что он пе-реоценивает свои бильярдные способности, поэтому отказывался «сгонять» с ним партию. Дело дошло до того, что меня стали угова-ривать другие. Я согласился и за всю партию дал ему забить только один шар. Перемежая мат с угрозами, он стал требовать сыграть с ним еще две партии. Я отказывался, но когда ко мне подступили все трое, понял, что возможна, как минимум, потасовка. Чтобы избежать этого, согласился играть. Провел два шара, собираюсь сделать тре-тий удар, как вижу, он стоит по другую сторону стола. Меня будто кто-то подтолкнул под локоть. Я несколько изменил положение, и его до-вольная рожа попала в створ с кием. Он радовался тому, что из такой позиции мне не удастся загнать шар в лузу. Со всей злостью я ткнул кием шар, он взмыл над столом и влепился в лоб этому подонку. Он свалился. Все бросились к нему, а я, поставив кий в стойку, спокойно вышел.
   Юнца увезли. Через пару дней меня вызвали в кабинет главного врача. Там ждали двое из киевской прокуратуры. Они познакомили меня с заключением врачей - сотрясение мозга. Отвечая на вопрос, я сказал им, что был очень раздосадован поведением молодого чело-века и излишне сильно ударил по шару, и сам не могу понять, как он мог так высоко взлететь.
   Уже сейчас, в обкоме, я узнал, что в Киеве намерены возбудить про-тив меня уголовное дело. Юнец оказался любимым чадом ответст-венного работника ЦК. Юсин напомнил о висящем на мне строгом вы-говоре. Я и без него понимал, что в партийной иерархии взысканий - это потолок. Он дал мне возможность выбора между уголовной от-ветственностью и добровольным уходом из партийной номенклату-ры, но с сохранением партийного билета. Я выбрал второе. Хватит - поцарствовал, теперь буду управлять.
   - Печальная история, - искренне сказал Поспелов и в свою очередь опустошил налитую рюмку, после чего спросил:
   - Не пойму, Николай Сергеевич, с какой стати они пытались пришить вам уголовщину, если это чисто несчастный случай?
   - Вот за что уважаю партийных работников, - сказал Деркачев, - так за то, что они, даже изрядно выпивши, не теряют способности здраво мыслить!
   - Ну а все же?
   - «А все же», как я понял, в Киеве смогли докопаться до самой сути этого события. Видимо, ознакомились с моим, а не Робинзона Крузо, личным делом, поговорили со специалистами и узнали, что при соот-ветствующем обучении бильярдным шаром можно попасть не только в лоб, но и десятикопеечную монету. Приложили соответствующие справки.
   - Выходит, они доказали, что это не случайность?
   - При желании могли бы доказать. Да, что мы все обо мне! Юсин спросил о вас, и я сказал, что вы вполне способны стать первой скрипкой в городском партийном оркестре. Я не ошибся?
   - Думаю, что нет, - согласился Поспелов.
   - Вот и хорошо. Люблю нашу систему, которая не оставляет в беде своих верных служак. Если не возражаете, выпьем за это!
   Поспелов возражал. Сделав протестующий жест рукой, он сказал:
   - Согласитесь…
   - Не знаю с чем, но соглашаюсь, - перебил его Деркачев, - но согла-ситесь и вы, что лучше быть управляющим областным трестом, чем бесправным арестантом за Полярным кругом. Уж будьте уверены, выпусти меня обком из сферы своего влияния, на меня эти псы с удовольствием бы набросились.
   - Вы кого имеете в виду?
   - Кого еще, если не папу того молодого негодяя и иже с ними. По то-му, как они сумели разобраться в этом деле, я понял, что в их рядах есть весьма компетентные и влиятельные люди. Теперь вы согласны со мной, что партия, не в пример тому, что было раньше, сейчас не отдает на съедение своих сынов?
   - Согласен, но не в связи с вашим случаем. Вспомнил о бытующем в народе термине «Непотопляемый». Чиновник творит гадости, а его только тем и наказывают, что пересаживают из кресла в кресло. Раз-ве это не признак недовольства именно тем, что мы сейчас восхваля-ем?
   - Недовольство? Возможно. Вспомните, как лошадь, закусив удила, зло косится на ездока. Но, если поводья в крепких руках, это не страшно - она все равно идет в указанном ей направлении. И вообще, болтовня о тоталитаризме в нашей стране выеденного яйца не стоит. Поверьте мне, пребывавшему многие лета за кордоном, что их демо-кратия не так привлекательна, как ее рисуют. Вот один пример. До-пустим, некто обижен. Чтобы наказать обидчика, ему необходимо об-ратиться в суд. Платит немалую пошлину и ждет. Вы знаете, судебная система и там нетороплива. Тем временем богатый обидчик нанимает адвоката и с его помощью полностью оправдывается. А как у нас. Этот некто обращается в горком или в горисполком и совершенно бесплатно в предусмотренные законом сроки с его делом нелицепри-ятно разбираются.
   Несколько подумав, Деркачев продолжал:
   - Хотя и у нас проколы случаются. Вспомните Новочеркасск.
   - Лучше не вспоминать, - ответил Поспелов, - идиотизм Никиты здо-рово подпортил престиж нашей страны.
   - Еще как! На Западе за животики хватались, когда услышали его обещание экономически обогнать Соединенные штаты. По нашим официальным данным, мы отстаем от Штатов по производительно-сти труда в два-три раза, а на самом деле в четыре-пять раз. Да и ко-му не известно, что все наши экономические достижения находятся в плоскости создания вооружений. На остальное, как всегда, не хватает денег. Ну, кто всерьез примет такого руководителя? И вообще наша пропаганда бьет все рекорды тупости. Слыхали, конечно, лозунг: «СССР - самая богатая хлопком страна»? Кто бы возражал? Но ос-мотритесь. У нас магазины забиты изделиями из хлопка? Люди не ис-пытывают в них недостатка? Так кого может радовать такой рекорд? Вот как за рубежом проиллюстрировали этот парадокс. Публикуют фото. На первом плане бунт хлопка, а рядом узбек с вилами в руках. На нем разодранная белая майка. А внизу подпись: «СССР - богатая хлопком страна». Другой пример. Публикуют наш самый выспренний лозунг: «КПСС - ум, честь и совесть нашей эпохи». Его сопровождают списком проворовавшихся членов ЦК, самый свежий из них - Меду-нов. Жизнь уже в который раз доказывает, что обожествлять ни пар-тии, ни массы не следует. Святость, если так можно сказать, - штуч-ный товар. Ею удостаиваются единицы.
   Вспомните, как до войны мы восхваляли коммунистическую партию Германии. Так там немногие выдержали испытание фашизмом. Уже вскоре после прихода Гитлера к власти, из коммунистов было сфор-мировано несколько батальонов СА. Их и фашисты презирали, назы-вая «бифштексами». Это в том смысле, что снаружи коричневые, а внутри красные. Мы еще не знаем, что у нас произойдет, если пошат-нется Советская власть.
   - Разве такое возможно? - удивился Поспелов.
   - Нет, конечно, но чем черт не шутит. При таком жестком противо-стоянии между Западом и Востоком ничего нельзя исключать.
   Деркачев заметил, что Поспелов, услышав эти слова, перестал есть. Усмехнувшись, спросил:
   - Что, Владимир Николаевич, непривычно такое слушать? Не удив-ляюсь. Вы, как и миллионы советских граждан, слушаете, читаете, видите на экранах только то, что работники политпросвета вам пре-подносят. Противоречащее их установкам с порога отвергается как вражеские домыслы. Это о средних веках могут быть два разных мнения. Для одного это мракобесие инквизиции и дикие крестовые походы, для другого - торжество духа над плотью и неистовое стрем-ление к святыням. И ничего. Тогда как наша система не терпит двой-ного толкования ее капитальных основ. Вспомните Троцкого или Бу-харина. И в этом, как мне кажется, ее слабость. Стоит где-то проды-рявиться пресловутой занавеси, отделяющей нашу страну от Запада, как сюда хлынут потоки другого мнения о нашей системе. Это приве-дет к брожению умов. Что последует – догадайтесь сами.
   Заметив, как опечалилось лицо собеседника, Деркачев спохватился:
   - Чуть не забыл. Вы, наверное, помните того страдальца-грузина, что воевал против Вьюгина?
   - Что в Приморске рыбинспектором был? Кикнадзе?
   - Вы и фамилию помните. Так вот, приезжаю в обком, Юсин куда-то срочно выехал, и у меня образовалось окно. Зашел к Вьюгину, поин-тересовался Кикнадзе. С ним все в порядке, но Вьюгин рассказал не-которые подробности их отношений. Помните, как Кикнадзе конфи-сковал у него рыбу? Вы думаете, он поспешил сдать ее в торгующие организации, как это предписано законом? Увы, наш правдолюбец использовал ее для собственных нужд.
   - Ну, это в порядке вещей, - заметил Поспелов.
   - К сожалению, вы правы, - согласился Деркачев, - но эта банальная история имела весьма необычное продолжение. Здесь важна такая деталь: Кикнадзе и Вьюгин жили в одном доме, даже больше, двери их квартир выходили на одну лестничную площадку. Сам же Вьюгин проживал в коммунальной квартире. Две комнаты занимала его се-мья, а сосед его - одну. Кухня, туалет, ванная комната, понятно, об-щие. В тот злосчастный день пришел Вьюгин домой не в лучшем на-строении. Пропали денежки, уплаченные за рыбу, еще и штраф при-дется платить.
  Деркачев, прервав рассказ, сказал:
   - Я заметил, Владимир Николаевич, что вы улыбнулись, когда я об-молвился о тех трех рублях. Признаться, и я позволил себе улыб-нуться, посчитав это шуткой с его стороны. Вьюгин пояснил, что ме-сячный оклад у него в то время был девяносто рублей. Согласитесь, что при отсутствии премий и других побочных доходов, при семье в четыре человека три рубля - весьма существенная потеря.
   - Да, низко ценится у нас инженерный труд, - заметил Поспелов.
   - Ничтожно низко, - добавил Деркачев, - особенно в местной про-мышленности, которая, по идее, призвана насыщать рынок товарами первой необходимости. Не поэтому ли у нас, за что ни возьмись, вез-де дефицит, а что лежит на полках магазинов, то ужасного качества? Ну да ладно. Слушайте, что было дальше. Лежит наш герой на диване, заложив руки за голову, жена притихла. Вдруг до него донесся запах жареной рыбы. Догадался - это Кикнадзе упивается украденной у него камбалой. Хватает байковое одеяло и завешивает им входную дверь, чтобы меньше тянуло с площадки. Но чувствует, что запах становится все крепче. Одеяло упало? Нет, висит. И тут понял, что рыбный аро-мат идет с его же кухни! Вошел и остолбенел: соседка жарила камба-лу! Увидев его, она с невинной улыбкой спросила: «Правда, Виктор Викторович, хорошо проживать рядом с рыбинспектором. Глядишь, и рыбкой поделится».
   Бормоча ругательства, выскочил Вьюгин из кухни. Жена, видя, в ка-ком он состоянии, вышла в другую комнату, чтобы не нарваться на грубость. Через некоторое время услышала какой-то стук. Заглянула и увидела, что муж что-то лихорадочно толчет на столе. Чуть погодя, он сказал ей: «Иди в туалет и сиди там до той поры, пока я не сменю тебя. Постучу три раза, выскакивай», «Зачем это, Витя?» - «Так надо». А толок Вьюгин пурген. Затем изловчился и посыпал им самые аппе-титные кусочки жареной рыбы. Итак, туалет занят, а соседи топчутся возле него, торопят. Вьюгин выбрал момент и занял место жены. До-сидел до той поры, пока по квартире не разнеслись не совсем прият-ные запахи. Только тогда он вышел из туалета. Соседка, оттолкнув мужа, влетела на освободившееся место.
   Вьюгина спросила мужа: «Что случилось, Витя, зачем нам эти ми-азмы?» - «Послушай, что я тебе сейчас расскажу, и они покажутся те-бе, как мне сейчас, французскими духами», - ответил Вьюгин. Но меня тут вызвали к первому, и я так и не узнал, чем все это закончилось. Сами понимаете, что после разговора с Юсиным, мне было не до Вьюгина.
   - Понимаю, - сказал с улыбкой Поспелов, - но, как мне кажется, что Кикнадзе, что Вьюгин - оба хороши, вернее, противны.
   - Вы улыбнулись, и это хорошо, - заметил Деркачев. - Теперь самое время выпить на посошок и разойтись.
   Выпили. Поспелов встал, голова слегка закружилась, он облокотил-ся о спинку стула. Это заметил Деркачев.
   - Одну минутку, Владимир Николаевич, - сказал он, - я вызову ма-шину.
   - Уже два часа ночи, неудобно.
   - Я вызову не нашего водителя.
   Деркачев подошел к телефону. Поднял трубку и сказал:
   - Вышлите машину. Прямо сейчас.
   Деркачев не набирал номер - связь была прямая.
   - Кому вы звонили? - спросил Поспелов.
   - Не беспокойтесь, не в медвытрезвитель.
   - Я бы мог и своим ходом дойти.
   - Не сомневаюсь, но если есть возможность, то в таком состоянии лучше этого не делать. Пойдемте, я по дороге расскажу вам одну по-учительную историю.
   Они вышли в коридор и направились к выходу.
   - Вы не уедете? - спросил Поспелов.
   - Переночую здесь. Так вот обещанная история. Все произошло в славном шахтерском городе Донецке. Областной прокурор был не в ладах с областным начальником милиции. В обкоме партии об этом знали, но не вмешивались. Они считали, что будет хуже, если снюха-ются. Только областной милиционер по фамилии Луцук был мстите-лен не меньше, чем наш Кикнадзе. Он знал привычку прокурора по воскресеньям за обедом выпивать 150 граммов и есть украинский борщ, затолченный старым салом. Выпив и поев как обычно, проку-рор прямо в спортивном костюме вышел в соседний парк и, сев на солнышке, принялся просматривать газеты. Подходят два милицио-нера: «Ваши документы», «Идите, ребята, не мешайте», - отвечает прокурор. «Покажи документы, а потом можешь читать свою брехню». Прокурор чувствует, что милиционеры преднамеренно хамят, но что он может? Документов у него нет. Он называет свою фамилию и должность. «А нам до лампочки, - отвечают милиционеры, - нет доку-ментов, пошли с нами». «Как вы смеете!» - воскликнул прокурор, вскакивая со скамейки. Милиции это и нужно было. Его хватают под руки и волокут к машине, которая случилась где-то рядом. Привезли в вытрезвитель, составили акт. Задержанный в пьяном виде приставал к женщинам, а при задержании оказал милиции сопротивление. Отку-да ни возьмись, появились двое гражданских лиц, которые засвиде-тельствовали ложь как сущую правду. Луцук доложил об «улове» в обком. Как прокурор ни доказывал, что был слегка выпившим и нико-го не трогал, милиция победила. Как говорят англичане: «Catch as catch can», что по-русски звучит так: «Кто взял, тот и прав». Сняли прокурора с должности, а Луцук ему: «Говорил тебе, дураку, не свя-зывайся с милицией». Так что выпившему на улице лучше не показы-ваться, луцуков везде хватает.
   Они вышли за калитку. Рядом стоял «Москвич-412» с горящими подфарниками. Придержав Поспелова за локоть, Деркачев сказал ему приглушенным голосом:
   - Я не был бы так болтлив, если бы не уходил. Мне захотелось на-последок пооткровенничать с вами.
   Он махнул шоферу рукой, тот поспешно выскочил из машины и от-крыл заднюю дверь.


























                ЧАСТЬ  ВТОРАЯ



                ПОСПЕЛОВ И ДРУГИЕ














                ГЛАВА I
                НАЗНАЧЕНИЯ

   В январе 1967 года состоялся пленум горкома партии, на котором Деркачев был освобожден от занимаемой должности. Здесь же было объявлено, что выборы нового первого секретаря состоятся на бли-жайшей отчетно-выборной партийной конференции. Многие члены горкома сочувствовали Поспелову, считая, что ему по-прежнему уго-товано быть на вторых ролях. Их предположения исходили из того, что будь иначе, не тянули бы с назначением.
   Поспелов же спокойно реагировал на сочувственные реплики - он знал, что маховик назначения его первым секретарем закручен. Его уже вызывали в обком, и он благополучно прошел собеседования. Так назывался процесс, когда без стеснения спрашивают о самых со-кровенных деталях твоей жизни, проверяют политическую подготов-ку, интересуются родственниками и друзьями. В конце концов, ему сказали: «Езжайте домой, понадобитесь, вызовем».
   И вот звонок из Долгополя. Приказано ехать в Киев в ЦК КПУ на со-беседование. Дрогнуло сердце - началось.
   Бориспольский аэропорт встретил его спокойно падающим снеж-ком. В воздухе стоял густой запах керосиновой гари. Поспелов сел четвертым в такси и поехал в город. Место в гостинице было забро-нировано, поэтому проблем с размещением не было. Номер на одно-го. Дешевые обои и офорты с изображением киевских достопримеча-тельностей. Спустился в ресторан и поужинал без спиртного.
   В назначенное время он у здания ЦК. Над куполом в безветрии по-висло красное знамя. До назначенного срока у него было десять ми-нут. Решил половину из этого времени потратить на то, о чем под пыткой бы не рассказал. Он засек время и стал ждать. Загадал: если в течение пяти минут дунет ветер и знамя затрепещет, то все пройдет благополучно. Ветер не подул. Ругая себя за дурацкую выходку, про-шел между голубыми колоннами и очутился в вестибюле. Ему выпи-сали пропуск и направили в кабинет инструктора организационного отдела. Постоял мгновение у нужной двери и решительно шагнул за порог.
   Из-за стола вышел приветливый молодой человек. Взгляд его как бы обволакивал посетителя. Безукоризненно сшитый синий пиджак, застегнутый на одну пуговицу, четко вырисовывал атлетический торс его хозяина.
   - Здравствуйте, Владимир Николаевич, как доехали, как устрои-лись? - спросил он, крепко пожимая ладонь Поспелова, - проходите, присаживайтесь. Моя фамилия Дьяков.
   - Да, я прочел табличку на вашей двери, Владилен Алексеевич.
   - Ну и прекрасно. Теперь к делу. Долгопольский обком партии реко-мендует вас на должность первого секретаря Лимановской городской парторганизации. У вас нет возражений? Ну и хорошо. Теперь расска-жите о себе.
   - В каком смысле?
   - В самом прямом. Рассказывайте о себе, о своей семье, о том, как проводите свободное время. Подробнее о том, что обычно не упоми-нается в автобиографиях.
   Поспелову было понятно, что Дьякову интересен не сам рассказ, а то, как рассказчик строит предложения, как владеет словом. Так про-верят его мыслительные способности, владение русской речью. Это и понятно, сейчас не то время, чтобы у руководства городской парт-организацией стоял косноязычный человек. Сейчас на одних лозун-гах далеко не уедешь, да и шашкой махать не принято. Сознавая это, Поспелов строил фразы с использованием причастных оборотов, старался включать в них не вульгаризмы, а свежие выражения. При этом не забывал использовать обычные, проверенные жизнью фра-зеологизмы. Вот как, например, он рассказал о первых шагах горкома партии по организации треста «Лимановскстрой»:
   - Горком партии понимал, что от того, кто станет управляющим тре-стом, во многом будет зависеть его успешная работа. Этот человек, в первую очередь, должен быть проводником наших коммунистических идей, а потом уже опытным специалистом.
   На этом месте Дьяков позволил себе прервать его. Он сказал:
   - Прошу вас, Владимир Николаевич, обходиться без громких слов. Мы не хуже вас понимаем значение лозунгов, но только с трибуны. И другое. Время разброда и шатаний в партии кануло в Лету, она моно-литна как никогда, поэтому политическая благонадежность, оставаясь превалирующей при подборе руководящих кадров, только подразу-мевается, тогда как деловые качества выдвигаются на первое место. Образ политически подкованной кухарки, готовой управлять государ-ством, давно сдан в архив.
   Когда Поспелов перешел к рассказу о своем увлечении рыбалкой, Дьяков оживился. Задав несколько наивных вопросов, сказал:
   - Не имел счастья рыбачить на море. Это, должно быть, интересное занятие?
   - Бесподобное, - заверил Поспелов, - если вам доведется побывать в Лимановске, то обещаю хорошую рыбалку.
   - Я не уверен, что смогу воспользоваться вашей любезностью, - как-то смущенно сказал Дьяков.
   Это заявление удивило Поспелова. Неужели работники ЦК не воль-ны выбирать места своего отдыха? Нет, скорее всего, отдых в таком курортном захолустье, как Лимановск, претит этим людям. Он сказал:
   - Смотрите сами, но у нас порою отдыхают вполне приличные люди и, как я знаю, не разочаровываются. Горами и кипарисами похвастать не можем, но море у нас не хуже, а пляж вообще вне конкуренции.
   - Вы меня не совсем правильно поняли, Владимир Николаевич, - прервал его Дьяков, - но не будем об этом. Если приеду, тогда и пого-ворим.
   Закрутилась карусель утверждения, и вот Поспелов в кабинете вто-рого секретаря ЦК КПУ. Полусумрак полностью соответствует серому киевскому утру. Зажечь бы свет, но хозяин кабинета этого не делает. Он энергично перелистывает папку, чуть не рвет листы, вглядывает-ся в резолюции. Захлопнув, вышел из-за стола и, протягивая руку для пожатия, сказал:
   - Поздравляю вас, товарищ Поспелов. ЦК компартии Украины под-держивает мнение Долгопольского обкома партии и дает согласие на выдвижение вашей кандидатуры на должность первого секретаря Лимановского горкома партии.
   Поспелов энергично тряхнул крепкую руку и, не чувствуя под собой ног, вышел из кабинета. Прежде чем покинуть здание, решил зайти к Дьякову, чтобы попрощаться и напомнить, что в Лимановске его ждет шикарная рыбалка. Уже на площади, обернулся на знамя. Оно по-прежнему уныло свисало в безветрии. Вот и ждал бы. Всякие загады-вания, подумал он, - глупость несусветная и пустая трата времени.
                ***
   В аэропорту Долгополя Поспелова ждала его машина, черная «Вол-га». Поздоровавшись с шофером Виталием за руку, спросил:
   - Как там, всё на месте?
   - Так точно, Владимир Николаевич, - бодро ответил водитель, - море не вышло из берегов.
   - Я так и думал, - поддержал шутку Поспелов.
   Виталий отметил для себя, что шеф вернулся в хорошем настрое-нии, значит, еще поработаем.
   В обкоме уже знали о решении ЦК и тут же назначили срок проведе-ния партийной конференции.
   Въезжая в свой город уже почти первым секретарем, Поспелов взи-рал на давно примелькавшиеся обшарпанные фасады зданий с ка-ким-то новым чувством, в котором превалировала досада. Вспом-нился его первый въезд в Лимановск. Он, не желающий становиться вторым секретарем горкома, тогда равнодушно смотрел на эти же стены. И такое убожество зрят гости Всесоюзной детской здравницы! И куда Москаль смотрит?!
   Только вспомнил эту фамилию, как испортилось настроение. Мос-каль, беспрекословно подчиняясь Деркачеву, демонстративно игно-рировал его, Поспелова. Этот липовый кандидат исторических наук, ничего не смыслящий в строительстве и в коммунальном хозяйстве пытался если не учить его, то игнорировать его советы.
   Москаль с ретивостью дикого кабана, рвущегося через лесные за-росли, (кстати, он и похож на этого зверя) принялся сносить заборы, выстроенные в старой части города. Его главный аргумент: в Львове нет такого уродства! Мнение Поспелова, что Лимановск - сколок Азии, а Львов, как ни говори, уже Европа, не принималось Москалем с по-рога. Ограды сметали и улице открывались до этого скрытые убогие домишки.
   За каменными заборами последовал снос ажурных оград скверов и парков. Терпение Поспелова окончательно лопнуло, когда очередь дошла до ограды городского театра и украшавших центральную биб-лиотеку каменных львов.
   Заручившись поддержкой Деркачева, Поспелов вызвал к себе Мос-каля и, не скрывая досады, обрисовал ему последствия его разруши-тельной деятельности. Показывая на лежащую на столе пачку писем, сказал: «Горком партии, Дмитрий Остапович, засыпали письма горо-жан. Своими действиями вы взбудоражили весь город. Что изволите отвечать?» «Вот проблема! - воскликнул Москаль, - Если вам нечем больше заняться - отвечайте, меня же эти обывательские скарги со-вершенно не интересуют!»
   Поспелов вспомнил и о львах. Он заранее согласился с тем, что они не были архитектурными шедеврами, но жители города считали их местной достопримечательностью, а с этим нельзя не считаться. «Извините, Владимир Николаевич, - прервал его Москаль, - но я не знаю, как бы вы себя чувствовали, если бы за окнами вашего кабине-та каждодневно маячили эти две каменные глыбы, оштукатуренные цементом и побеленные известью. Меня они, признаться, корчат». «Но разрешите, Дмитрий Остапович, - прервал его Поспелов, - напом-нить вам, что о вкусах не спорят. Вам не нравится, мне не нравится, но для массы горожан это дорогая достопримечательность…» «Что вы заладили «достопримечательность, достопримечательность», - вспылил Москаль, - если какому-то дураку куча дерьма окажется чем-то дорога, то и я должен склонять перед нею голову?! Не дождетесь!» С этими словами председатель горисполкома бросился к двери и ис-чез за нею так стремительно, будто его и не было в этом кабинете.
   Поспелов не стал жаловаться Деркачеву на непочтительность хо-зяйственника к партийному функционеру, но, как когда-то изволил подметить Зощенко, хамство в душе затаил. Вот и пришло время ему выплеснуться. Он заставит Москаля вплотную заняться фасадами, выходящими на улицу Революции - лицо Всесоюзной детской здрав-ницы. Здесь пусть и тешит свои высокие эстетические вкусы.
                ***
   Партийная конференция, как и должно, собралась в установленный срок. Обком партии представлял Вьюгин. Поспелов удивился такому низкому уровню поддержки, но после некоторых размышлений при-шел к выводу, что  тем самым обком высказал ему самому высокое доверие. То, что его изберут первым секретарем, сомнений не было, но кандидата на должность второго опять привезли из Долгополя. Что интересно, с ним Поспелова даже не познакомили. В последнюю поездку в обком Поспелову сказали, что кандидатура еще в стадии обсуждения и знакомиться с ней придется в рабочем порядке.
   Поспелов закрылся в кабинете директора театра с кандидатом и представителем обкома. Соболев Аркадий Георгиевич - так звали бу-дущего второго секретаря горкома. Поспелову вспомнилось, что как-то встречал этого парня в «коридорах власти». Среди обитателей об-кома он был заметен необычной юношеской свежестью. Здоровый цвет лица, модная стрижка, легкий по сезону костюм, стройность фи-гуры. Тогда еще подумал, что парень, скорее всего, из резвых комсо-мольских работников районного масштаба. Теперь видит, что ошибся. Но времени для обстоятельного знакомства и сейчас нет.
   - Расскажите очень коротко о себе, - попросил он Соболева. Тот, по-жав плечами, сказал:
   - Коротко это будет выглядеть так: тридцать лет, женат, по образо-ванию инженер-электрик, работаю инструктором в оборонном отделе обкома,
   - Достаточно, - сказал Поспелов, - остальное узнаю на конференции. Теперь к вам, Виктор Викторович, - обратился Поспелов к Вьюгину, - будьте лаконичнее в своем выступлении. Ни просьб, ни сомнений не должно звучать.
   - Понятно, Владимир Николаевич, ведь я представляю не себя, а об-ком партии.
   - Учтите оба, - проговорил Поспелов, вставая, - ковровой дорожки не будет, а будут попытки выдвинуть своего, аборигена. Кстати, когда я был последний раз в обкоме, то меня спрашивали о возможных кандидатурах. Я назвал две фамилии, но, как вижу, с ними не согла-сились.
   - Я не напрашивался на это место, - заметил Соболев.
   - Но и не отказывался, - уточнил Вьюгин.
   - Правильно, - согласился Соболев, - мне оказана честь, почему я должен капризничать?
   Соболев направился в зал, а Поспелов и Вьюгин закулисьем вышли на сцену, чтобы  занять свои места за столом президиума.
   Всем знакомый Поспелов прошел в первые секретари на ура, на Соболева потребовались некоторые усилия. В конце концов, воля обкома партии была проведена в жизнь, и Соболев стал вторым сек-ретарем Лимановского горкома партии.
   Тут же, в кабинете директора театра, был накрыт стол, и наиболее видные люди города имели возможность поздравить сразу двух из-бранников. Уже стемнело, когда разъехались по домам, а Вьюгин и Соболев укатили в Долгополь. Аркадий Георгиевич должен был вер-нуться к новому месту работы к 13 часам следующего дня.

                ГЛАВА II
                БУДНИ
   Жизнь аппарата городского комитета партии и его руководства шла своим чередом. Поспелов сразу почувствовал преимущество новой должности - никто не мог ему указывать или перечить, он был сам себе умник! Теперь он может сколько угодно заниматься любимым делом - строительными  заботами, поэтому переложил на плечи Со-болева все политические проблемы.
   Изданное Киевом постановление об улучшении городского хозяйст-ва Лимановска выполнялось со скрипом. Фонды на материалы и фи-нансирование приходилось постоянно выбивать. Здесь, как никогда, пригодились столичные связи Москаля. Большую часть рабочего ка-лендаря он проводил в Киеве, превратившись в посла некой страны Лимановск. Такое положение устраивало и первого секретаря и само-го «посла». Поспелову легче было руководить заместителями Моска-ля, чем им самим, а тому интереснее было решать городские пробле-мы за рюмкой чая со своими старыми друзьями.
   Еще со времен Деркачева Поспелов понял, как полезно держать в своих руках размещение на курорте нужных городу людей. Просьбы об этом исходили, как правило, сверху. Просителей же с каждым го-дом становилось все больше, а мест в гостиницах не прибавлялось. У главных врачей санаториев были свои интересы, поэтому и из них не много выжмешь. При таком жутком дефиците мест в городе стояло «замороженным» строительство большой гостиницы. Работы бодро шли в стадии укладки фундамента, возведении остова, а потом пре-кратилось финансирование, и все замерло. Выяснилось, что Киев деньги перечислил облисполкому, но там они и застряли. Теребили область, но там отмалчивались.
   В период вынужденного затишья у Поспелова было время критиче-ски взглянуть на проект гостиницы. Ну, достроят …. Решат тем самым проблему размещения гостей? Однозначно - нет. Проект старый. В то время в Лимановске строили дома не выше трех этажей. Так гостини-цу и запроектировали. Вот если бы хоть четыре этажа…
   Поспелов затребовал рабочие чертежи и засел за расчеты. На книж-ных полках кабинета появились строительные справочники, а на сто-ле рядом с обычной электронной счетной машинкой - русские счеты. На недоуменные вопросы отвечал, что счеты, не в пример электрони-ке, никогда не подводят
   Многочасовые бдения над чертежами дали обнадеживающие ре-зультаты. По расчетам, если в зале ресторана усилить колонны, то можно смело достраивать четвертый этаж. Поручил проверить свои расчеты. Они подтвердились. Пришло время действовать.
   Позвонил Москалю в Киев и посоветовал пожаловаться в верхах, что известное Постановление о развитии Лимановска саботируется облисполкомом. Как пример - гостиница «Советская». Спустя не-сколько дней Москаль сообщил, что жалоба услышана и в Долгополь ушло нужное письмо, подготовленное самим «послом».
   Выждав еще некоторое время, Поспелов поехал в Долгополь. В помпезном здании облисполкома первого секретаря горкома партии встретили как рядового просителя. Достаточно сказать, что Самоду-ров, председатель облисполкома, недавно, кстати, назначенный, ка-тегорически отказался его принять. Поспелов решил идти ва-банк. Он через секретаря пригрозил пожаловаться в обком партии: в кои веки на прием к председателю облисполкома просится первый секретарь горкома и, видишь ли, ему отказывают!
   Самодуров сдался. В этом кабинете Поспелов впервые. Дубовые панели, «мятые» шелковые занавеси на окнах, китайский сизый ковер на полу. За большим полированным столом, будто бог-демиург, вос-седает величавый Самодуров. Стол пуст, как Красная площадь в предутренние часы. Председатель кивнул на приветствие и, не пода-вая руки, сказал:
   - Садись.
   Поспелов, еще не присаживаясь, начал расстегивать папку.
   - С бумагами не торопись, расскажи словами, что тебя ко мне при-вело.
   Обращение на «ты», да еще к первому секретарю горкома, иначе как хамством не назовешь. Едва сдерживая себя, чтобы не нагрубить в ответ, Поспелов сказал:
   - Облисполком, товарищ Самодуров, саботирует выполнение По-становление правительства Украины по дальнейшему улучшению…
   - Можешь не продолжать! - остановил его возглас председателя. - Ты, я вижу, забыл, с кем разговариваешь!
   - Я ничего не забыл, поэтому продолжаю, - резко ответил Поспелов, - облисполком саботирует выполнение указанного Постановления. Целевые средства, отпущенные Лимановску, ваши службы задержи-вают и расходуют по собственному усмотрению. Из-за этого в городе уже три года как заморожено строительство гостиницы. Я уже не го-ворю о более мелких объектах.
   - А ты говори, говори! Вали все в кучу! Это тебя в обкоме подгово-рили так со мной разговаривать?
   Поспелов опешил, а Самодуров продолжал:
   - Словечко-то какое подобрали - «саботирует»! По-вашему, если я не секретарь обкома, то в мой адрес можно ляпать что угодно?!
   - Что тут такого? - удивился Поспелов, - это слово широко исполь-зуется в разговорной речи.
   - Вот именно «широко»! На, читай!
   Самодуров выхватил из полуоткрытого ящика стола бумагу и бро-сил в сторону посетителя. Лист скользнул по столешнице и упал бы на пол, если бы Поспелов его не подхватил. Одного взгляда было достаточно, чтобы определить - письмо из обкома, внизу подпись Дунаева. Текст лаконичный: « По поступившим сведениям, аппарат облисполкома саботирует выполнение Постановления правительства Украины по городу Лимановску. Предлагаю в кратчайшие сроки разо-браться и принять меры по устранению указанных недостатков в ра-боте руководимого Вами учреждения».
   - Ну что, я не прав? - спросил Самодуров, пряча бумагу в стол.
   - Даю слово коммуниста, - ответил Поспелов, - что я на прошлой не-деле в обкоме не был, да и сегодня - прямо сюда.
   Это заявление озадачило председателя облисполкома, но тут лицо его осветилось хитрой улыбкой.
   - Скажи честно, где сейчас Москаль?
   - Москаль в командировке.
   - Где?
   - В Киеве.
   - Вот здесь собака и зарыта! А то «даю слово, даю слово». В обход пошел! Дунаев, небось, выволочку получил из Киева?
   Поспелов смолчал. Да что говорить, если все так и было.
   - Вот что, - решительно сказал Самодуров, - с сего дня я запрещаю посылать Москаля в командировки за пределы области!
   - Что ж, придется ездить самому, - с ложной покорностью ответил Поспелов.
   Самодуров неожиданно захохотал. Бросив руки на стол, он спро-сил:
   - Кому ты там нужен? Это Москаль двери в высокие кабинеты ногой открывает, а что ты там будешь делать? Даже в нашем захолустье я мог тебя не принять. Принял же не потому, что испугался твоих угроз, а просто пожалел. Человек столько проехал, выложился, устал. Не гнать же обратно.
   Поспелову не понравилась попытка чиновника сначала унизить по-сетителя, а затем снисходительно пожалеть его,
   - Все ваши утверждения, товарищ Самодуров, из мира запахов.
   - Какие еще запахи? - удивился Самодуров.
   - Если не поняли, расшифрую - из области слухов.
   - Да понял! Только необычно. Люблю меткие словечки. Ладно. Мо-жешь идти, оставь бумаги у секретаря. Так и быть, займусь вашим го-родом.
   Поспелов подходил к двери, когда услышал:
   - Постой!
   Обернулся. Самодуров, как бы стремясь к нему, навалился  грудью на стол.
   - Ты не поверишь, а я ведь собираюсь сделать тебе обрезание, - сказал он, широко улыбаясь.
   Поспелов остолбенел.
   - В каком смысле?
   - В переносном, конечно. Заберу у тебя Москаля!
   Преодолевая оцепенение, Поспелов спросил:
   - Как это заберу?
   - Да очень просто, - сообщил Самодуров, наслаждаясь его расте-рянностью. - Сделаю его председателем исполкома города Долго-поль!
   - Зачем это вам?
   - Не мне, городу нужно. Да что ты так расстроился? Ведь ты с ним не ладишь? Это правда?
   - Это опять из области запахов, - ответил Поспелов, выходя из ка-бинета. Вслед несся раскатистый хохот Самодурова.
   - Чем вы так развеселили нашего шефа? - спросила секретарша, принимая от Поспелова бумаги.
   - Пальчик ему показал! - неожиданно для себя зло ответил Поспе-лов.
   - Зачем вы так? - с укоризной спросила секретарша.
   Уже в обкоме партии, рассказывая Вьюгину о своей встрече с Са-модуровым, он спросил:
   - В Долгополе, по всей видимости, слабый  председатель гориспол-кома?
   - С чего вы взяли? По-моему, там  все в порядке.
   - Тогда почему Самодуров вздумал его менять? Выходит, голову морочит, - зло проговорил Поспелов, - делать нечего.
   - Если бы только вам, - отозвался Вьюгин, - он со всеми так.
   - Чего ему не хватает?
   - Благозвучной фамилии и власти.
   - Это как понимать?
   - Вы еще не знаете? - с восторгом первооткрывателя воскликнул Вьюгин. - Удивительно, у нас только об этом и говорят! Так вот, Са-модурова прочили вместо Юсина на пост первого секретаря обкома. Прошел он собеседование в Киеве, послали документы в Москву на утверждение, там и зарубили это дело.
   Вьюгин сделал паузу, убедился, что Поспелов внимательно слуша-ет, продолжил:
   - Документы вернули, но, что самое интересное, в сопроводиловке не была указана причина отвода его кандидатуры. Начали выяснять. Сугубо приватно узнали, что Суслову не понравилась его фамилия. «Самодуров и вдруг секретарь областного комитета партии! Не зву-чит», - будто бы сказал он. В качестве компенсации морального ущерба сделали его председателем облисполкома.
   - Жаль, я этого не знал раньше.
   - Что изменилось бы? - удивился Вьюгин.
   - Ничего, но легче было бы переносить его хамство.
                ***
   Когда Москаль вернулся из Киева, Поспелов не стал ему говорить о намерениях Самодурова. Если он сейчас себе цены не сложит, то что говорить, когда узнает о «сватанье» в столицу области? Вот и сейчас, показывая наряды на дефицитные материалы и распоряжения о фи-нансировании, надув зоб, спрашивает:
   - Что бы вы тут без меня делали?
   Поспелову претит это бахвальство, и он вспоминает, что буквально вчера у него был на приеме директор оцинковального завода. Он жа-ловался на то, что облплан, вопреки снижению спроса на его продук-цию, ежегодно, в среднем на 10 процентов, увеличивает заводу план. Председатель горисполкома знает об этом, но мер не принимает, не ставит вопрос о перепрофилировании завода на другой вид продук-ции.
   - Что будем делать с оцинковальным заводом? - спросил Поспелов, не отвечая на идиотский вопрос Москаля.
   - И до тебя Афоня добрался, - буркнул тот, продолжая перебирать бумаги.
   - Что ты так презрительно? Не для себя же просит.
   - Заелся он, хочет легкой жизни. Что ему еще надо? Снабжается ма-териалами, план посильный. Заелся твой Афоня.
   - Так уж и мой, - скептически заметил Поспелов, - да ладно. Вся беда завода в том, что торговля по горло сыта его продукцией.
   - А что ты хочешь, если на Украине больше двух десятков подобных заводов пятнадцать лет уже клепают одно и то же?. Госплан знает об этом, но по-прежнему включает все это в план, и не только включает, но и увеличивает. Ни для кого не секрет, что это увеличение преду-смотрено пятилетним планом развития народного хозяйства СССР. Так о чем спорить, о чем ходатайствовать? Я не баран, чтобы ло-миться в открытые ворота.
   Сказать, что всего этого Поспелов не знал, будет неверно, но в из-ложении Москаля эта истина звучала как-то кощунственно безразлич-но, вроде: «Моя хата с краю, ничего не знаю». Он это и хотел выска-зать, но неожиданно для себя с возмущением проговорил:
   - И это наше плановое хозяйство!
   - Чему удивляешься? - спросил Москаль. - Поставь себя на место Госплана. Закроешь половину этих заводов, уберешь избыток, и сра-зу ухудшатся показатели по выпуску товаров народного потребления. Ведь предложить что-то взамен никто не может, как и тот Афоня. И другое. Куда девать освободившихся рабочих? Плодить безработи-цу? Уж за это, сам понимаешь, по головке не погладят. Вот тебе, ба-бушка, и Юрьев день. Приехали. Так что, Владимир Николаевич, наша с тобой роль на этом этапе жизни схожа с функцией театрала - сиди и смотри, в нужный момент разрешат похлопать. Ну, а Афанасию поже-лай работать и не умничать.
   Поспелову тут же вспомнилось, как он и Москаль были прошлым летом в театре на концерте певицы Ружены Сикоры. Москаль со сво-ей свитой был в левой ложе, а он, Поспелов, в правой. Пела Ружена восхитительно, и восторженный Поспелов  не жалел ладоней. Другое дело Москаль. Он сидел сразу у барьера ложи, свита за его спиной. Дмитрию Остаповичу чем-то не нравилась эта московская певица с польскими корнями. Его ладони, сплетенные в пальцах, неподвижно лежали на животе, глаза тоскливо и бессмысленно смотрели куда-то вдаль.
   Певица заметила это. Да как было не заметить, если на фоне бес-нующегося от восторга зала и живого восприятия концерта правой ложей, левая - воплощение скуки (следуя примеру Москаля, не хлопа-ли и другие ее обитатели). Поспелову с его места была видна вся ле-вая часть сцены и поэтому он узрел, как Ружена, после исполнения очередной песни, не ушла за кулисы, а, остановившись за занавесью, стала делать знаки конферансье. Он же вышел, чтобы объявить сле-дующий номер. Она, потыкав большим пальцем правой руки в сторо-ну ложи Москаля, надула щеки и, обозначив большой живот, положи-ла на него руки. Посмотрев в сторону ложи и на артистку, конферан-сье чуть согнулся в пояснице и прыснул смехом. Кому-то этот непро-извольный и зажатый смех показался беспричинным, но зрители, си-девшие в правых ложах, засмеялись уже свободно, так как поняли, над кем смеются. Им было весело от созерцания живой пародии на их грозного председателя горисполкома. Через какую-то минуту смеялся весь зал. В этом всеобщем веселье ложа Москаля выглядела похо-ронным бюро на празднике жизни. На нее стали показывать пальца-ми. Чтобы успокоить зал, конферансье объявил антракт. После него левая ложа осталась пустой.
                ***
   В кабинет, нахохлившийся, как воробей зимой, вошел Соболев. За прошедшие месяцы он немного сдал. Похудел и несколько притух тот столичный лоск, которым он поражал всех в первые дни своей рабо-ты в горкоме. Чувствовалось, что парень с головой ушел в работу. Поспелов, отодвинув в сторону альбом с чертежами, участливо спро-сил:
   - Что-то случилось, Аркадий Георгиевич?
   - Случилось, Владимир Николаевич. Горисполком тормозит закры-тие той церкви.
   - Интересно, и чем они это объясняют?
   - Они не находят оснований для закрытия.
   - Им мало поддержанной обкомом партии рекомендации республи-канского комитета по делам религии?
   - Видимо, мало.
   - Да садись, чего стоишь? - великодушно предложил Поспелов. - Так в чем там дело?
   - Я вызывал к себе секретаря горисполкома, - продолжал, садясь, Соболев, - и выяснил, что вариант закрытия церкви в связи с аварий-ным состоянием отпадает, а другого еще не придумали.
   - Почему отпадает?
   - У попа оказалась свежая справка. о том, что колокольня, куда по-пал снаряд во время войны, не является аварийной и не представля-ет угрозы для населения.
   - Откуда справка? Кто выдал?
   - Архитектор города Шувалов.
   - Да как он посмел!? - возмутился Поспелов. - Ты его вызывал?
   - Пока нет, но выяснил, как все было. Священник, видимо, пронюхал о намерении закрыть его приход. Сделал вид, что встревожился по-следствиями попадания снаряда в колокольню и попросил Шувалова проверить его тревоги. Так и появилась нужная ему справка. Я сейчас вызову архитектора и мы решим, что можно сделать.
   - Нет, Аркадий Георгиевич, с этим негодяем мы не будем совето-ваться! - раздраженно возразил  Поспелов, - мы потребуем изъятия этой справки и все сделаем, как намечено.
   Поспелов нажал на кнопку вызова, и в кабинет вошла Мария Алек-сандровна.
   - Немедленно сюда архитектора города Шувалова!
   Секретарша замерла, удивившись резкому тону, но, встретившись с сердитым взглядом шефа, поспешно вышла из кабинета.
   Шувалов, одышливо сопя, влетел в приемную
   - Кому я понадобился, Мария Александровна?
   Та сказала участливо:
   - Вас, Петр Петрович, ждет Владимир Николаевич, но я бы посове-товала вам, прежде чем войти, несколько отдышаться.
   - Спасибо, милая Мария Александровна, но я все же войду сразу, пусть видит, какой я исполнительный.
   Только открыл дверь, как на него уставился сердитый взгляд пер-вого секретаря горкома партии. Ему не ответили на приветствие и не предложили присесть. Он так и остался стоять у приставного стола, за которым уже сидел молодой второй секретарь горкома.
   - Кто вам позволил, товарищ Шувалов, мешать партии проводить атеистическую работу? - резко спросил Поспелов.
   - Я что-то не понял вас, Владимир Николаевич, - недоуменно пожал плечами архитектор, - это совсем не моя сфера деятельности, как я могу ей мешать?
   Соболев видел, как передернулось лицо первого секретаря.
   - Так и не понял, - воскликнул он, - не понял! Тогда ответьте: почему государственный чиновник создает благоприятные условия служите-лю культа для его пагубной деятельности? Или вы не знаете, что цер-ковь отделена от государства?
   - Извините, Владимир Николаевич, - виновато сказал Шувалов, - но вы меня окончательно запутали.
   Соболев слышал, а теперь и сам мог убедиться в способности По-спелова иезуитскими вопросами сбить с толку провинившегося. По-сле такой серии он терял способность правильно оценивать обста-новку и легко признавал свои ошибки.
    - И мне не понятно, - продолжал Поспелов, - как это человек в эпоху грандиозных космических побед нашей страны может идти в услуже-ние к мракобесу в сутане! Это о вас речь, коммунист Шувалов!
   Архитектор густо покраснел, переступил с ноги на ногу, но промол-чал,
   - Долго будете отмалчиваться? Сколько вам заплатил поп за справ-ку?
   - Вот вы о чем, Владимир Николаевич! Вы имеете в виду заключе-ние об аварийном состоянии колокольни? Так это…
   - Что это? Или это не единственная услуга мракобесам?
   - Единственная, Владимир Николаевич.
   - Тогда почему юлите? Слушаю! Объясните, как умудрились дока-титься до такого?
   Шувалов посмотрел на стоящий рядом стул. Поспелов перехватил его взгляд, но не дал разрешения присесть. Вздохнув, Шувалов начал рассказывать. Примерно три месяца назад к нему обратился этот священник с просьбой обследовать поврежденную снарядом коло-кольню. Архитектор поставил на трещине маяки, через месяц прове-рил их целостность и решил, что в таком состоянии колокольня про-стоит не один десяток лет. По просьбе попа выдал ему письменное заключение.
   - Почему вы сами взялись за это дело, а не послали кого-то друго-го?
   Несколько помявшись, Шувалов ответил:
   - Все были заняты.
   - Почему вы по этой причине не отказали попу?
   - Неудобно как-то. Уж очень настойчиво просил.
   - И сколько он вам заплатили за эту липовую справку?
   - Почему липовую, Владимир Николаевич? С такой трещиной эта церковь еще сто лет простоит.
   - Утешил! Так сколько сребреников вы получили за столь оптими-стический прогноз?
   Шувалов с трудом выдавил из себя:
   - 250 рублей.
   - Не плохо. Это если не два, то полтора ваших месячных оклада! Вы расписались в ведомости?
   - Нет, он вынул деньги из кармана и отдал их мне.
   - Но вы заявили в бухгалтерию о дополнительном доходе и учли его при оплате членских партийных взносов?
   - Нет, Владимир Николаевич, я этого не сделал, - понурив голову, ответил архитектор.
   Обращаясь к Соболеву, Поспелов, не избежав пафоса, сказал:
   - Вот так, Аркадий Георгиевич, а мы удивляемся какому-то негодяю, продавшемуся с потрохами империалистам. Тут и ходить далеко не надо. Вот он, перед нами!:
   - Позвольте, товарищ первый секретарь, - хрипло возразил Шува-лов, - я воевал, у меня награды!
   - Вы их опозорили, Шувалов, - жестко ответил Поспелов.
 - Теперь слушайте! Если хотите остаться в партии, немедленно на-правляйтесь к своему попу и заберите у него индульгенцию, выдан-ную вами по глупости. Не сделаете - положите вот на этот стол свой партийный билет и вылетите с работы! Вам сколько до пенсии? Два года? Вот их и отработаете дворником.
   - Я все сделаю, как вы сказали, Владимир Николаевич, - заверил Шувалов.
   - Уж постарайтесь. А сейчас, прежде чем встретиться с попом, идите в приемную и пишите объяснительную. Подробно. Не забудьте рас-сказать, как обманывали государство и партию. Бумагу оставите у секретаря.
   Поспелов откинулся на спинку стула и глубоко вздохнул. Кивнув на дверь, за которой только что скрылся Шувалов, сказал:
   - Вернет он справку или нет, но с работы его придется снимать.
   - И ставить дворником?
   - Если принесет, то дадим поработать инспектором по архитектурно-строительному контролю.
   - Но там Мосолова.
   - Она засиделась на этой должности. Сделаем ее главным архитек-тором, вместо Шувалова, а ему вынесем выговор с занесением. Но главное - справка. Не выпускайте Шувалова из поля зрения.
   - Будет сделано, Владимир Николаевич, но позвольте вопрос. Мо-жет, если вернет справку, оставить его в прежней должности? Ведь до пенсии всего два года.
   Поспелов как-то затянуто посмотрел на Соболева, будто увидел на нем что-то ранее им не замеченное, а потом резко сказал:
   - Идите!
   Соболев направился к двери, но остановился.
   - Извините, Владимир Николаевич, мне вспомнилось, что на Мосо-лову была жалоба.
   - Что там?
   - Если не ошибаюсь, что-то связанное с незаконным получением са-наторной путевки.
   Поспелов нахмурил брови.
   - Подробности известны?
   - Я не вникал, Владимир Николаевич, но можно пригласить Макси-мову, я ей направил жалобу для подготовки ответа.
   - Приглашайте.
   В руках у Екатерины Сергеевны была тонкая папка.
   - Что там, докладывайте, - сказал Поспелов.
   - Жалоба гражданина Митина, рабочего винзавода. По его словам, профком завода незаконно выдал Мосоловой санаторную путевку, которая предназначалась ему самому.
   - Дальше.
   - На наш запрос получен ответ администрация завода. Он подписан также секретарем парбюро завода и председателем профкома. Из от-вета следует, что Мосолова награждена этой путевкой за активное участие в строительстве их ведомственного жилого дома.
   - Это законно?
    - К ответу приложена копия совместного решения администрации и профкома завода о выдаче путевки Мосоловой. Они имеют полное право самостоятельно распоряжаться своими путевками.
   Максимова вышла, Поспелов сказал Соболеву:
   - Решение о выдвижении Мосоловой остается в силе.
                ***
   Церковь святого Георгия в Лимановске была заложена в 1904 году. Для сооружений такого рода она была еще в младенческом возрасте. Во время Отечественной войны в нее попали два мелких артилле-рийских снаряда. Один врезался в глухую стену, оставив после себя выбоину, похожую на розочку, а второй угодил в основание коло-кольни, отколов кусок угла. Образовалась трещина, дошедшая до арочного проема.
  Прежде трещина никого не интересовала, хотя архитектор Шувалов о ней знал все. Когда-то по собственной инициативе он обследовал ее и пришел к выводу, что запас прочности колокольни остается доста-точным на ближайшие сто лет.
   Когда атеистическая комиссия, которую возглавляла секретарь гор-исполкома, получила указание закрыть церковь, тогда о трещине и вспомнили. Она была удобной зацепкой, дающей возможность более или менее законно осуществить эту операцию. Шувалова и попа, до поры до времени, решили не беспокоить. Все и без них ясно.
   Архитектура в неведении, но священник как-то узнает о готовящейся операции. Переодевшись в цивильный костюм, чтобы не смущать конторских, он пришел на прием к Шувалову и, представившись встревоженным, попросил его обследовать трещинку на звоннице. Тот затребовал чертежи церкви, уточнил расположение трещины и после глубокомысленного напускного раздумья дал согласие провес-ти обследование объекта. В результате священник стал обладателем справки на официальном бланке, а Шувалов 250 рублей.
   Теперь же, еще не зная, как ему удастся вернуть справку, Шувалов торопится увидеться с попом. На своем веку он многим челобитчикам попортил кровь и так вошел в роль важной персоны, что уже не мог представить себя просителем. Но обстоятельства так сложились, что придется кланяться и через «не хочу». Поспелов, судя по всему, не будет с ним нянькаться. Надо же было так проколоться!
   Он вошел в церковь и сразу увидел отца Василия, внимательно слушавшего лопотание какой-то старушки. Вот старуха поцеловала руку попу и, крестясь, отошла в сторону. Петр Петрович поспешил за-нять ее место, но отец Василий, будто не заметив его, устремился к северной двери иконостаса. Шувалову ничего не оставалось, как схватить его за рукав сутаны.
   - Вы что позволяете себе? - зашипел поп.
   - Нужно поговорить, - смиренно сообщил Шувалов.
   - Я занят!
   - Я не надолго. Верните мне заключение по колокольне.
   - Это с какой такой радости?
   - Так надо, отец Василий.
   - Кому надо?
   - Большим людям. Вы же знаете, что они хотят закрыть ваш храм?
   - Да, знаю. Никак не угомонятся.
   - Вы правы, святой отец, не успокоятся, пока не закроют. Отдайте справку, не подводите, я еще пригожусь вам. Я и деньги принес. А церковь все равно закроют.
   - Сколько принес?
   - Двести пятьдесят. Копейка в копейку.
   Отец Василий оглянулся по сторонам и, наклонившись к уху Шува-лова, прошипел:
   - За кого ты меня принимаешь, пес смердящий?
   - В каком смысле? - растерялся Шувалов.
   - Пес смердящий - это так, без смысла! А если со смыслом, то с те-бя, выжига, тысяча рублей!
   - Как тысяча? За что?
   - За то, что храм закрываешь, без работы оставляешь!
   - Так это ж не я!
   - У тебя и книжечки с образом Ильича нет?
   - Есть, конечно.
   - Считай эту тысячу одноразовым партийным взносом.
   - Так кто из нас выжига, святой отец?
   - Если будешь грубить, вообще ничего не получишь! Слезами умо-ешься, а не получишь! Сгинь с глаз моих, нечистая сила!
   С этими словами отец Василий сделал два широких шага и скрылся за дверью иконостаса. Шувалов некоторое время стоял в растерян-ности, бессмысленно взирая на огненное мерцание свечей. Он чувст-вовал себя мотыльком, опалившим крылышки.
   Через два дня Соболев показал Поспелову злополучную справку.
   - Теперь, - сказал Поспелов, возвращая бумагу Соболеву, - нужно получить заключение этого же Шувалова о непригодности церкви к дальнейшей эксплуатации.
   - Будем сносить?
   - Зачем?. Уберем аварийную колокольню и отдадим какому-нибудь спортобществу.
   - Это что ж получится, Владимир Николаевич?
   - Что вас смущает? - удивился Поспелов.
   Соболев будто спохватился:
   - Все ясно, Владимир Николаевич, я передам Шувалову ваше указа-ние.
   - Свое указание, Аркадий Георгиевич, свое.
                ***
   Два танковых тягача утробно стонут, выхлопные трубы исторгают клубы серого дыма, гусеницы высекают из диоритовой брусчатки искры, троса трещат, а колокольня церкви святого Георгия стоит, не шелохнется. Толпа, в которой большинство стариков, затаив дыха-ние, наблюдает за этим святотатственным деянием. Молятся, наде-ясь на чудо, но в советское время чудес не бывает. Этот постулат был тут же подтвержден: на колокольню полезли рабочие, подруби-ли основание, после чего тягачи и стащили колокольню наземь.
   В тот же день над зияющим провалом построили двускатную кры-шу, покрыв ее толем. Внутри забелили лики святых и вот зал готов к приему спортсменов. Так состоялась очередная победа материализ-ма над религиозным мракобесием.

                ГЛАВА III
                КИЕВСКИЙ ГОСТЬ
   В тенистом парке за высоким каменным забором располагается не-большой двухэтажный дом. Мало кто в Лимановске знает, что тот дом – гостиница. Принадлежит она горкому партии и предназначена для избранных гостей или, на иностранный манер - для эксклюзивных персон. Это, конечно, не «Националь» или «Балчуг», что в Москве, но там и моря нет. Шесть уютных люксов, оборудованных кондиционе-рами, конечно, не бакинского завода, шелковое или батистовое белье, прием пищи на выбор: можно в номере, нет - в небольшой столовой. Кухня удовлетворяет любые вкусы постояльцев. И последнее: для командированных оплата не обременительна и вполне укладывается в государственные расценки, а для приехавших за свой счет, сведена до приличного минимума. Приличного в том смысле, что не была тя-гостной для кармана и своей мизерностью не могла  быть отнесенной к скрытой взятке.
   К тому времени, как Дьяков удостоил Лимановск своим посещени-ем, он был уже повышен по должности до заместителя заведующего организационным отделом ЦК компартии Украины. Об этом он сооб-щил Поспелову при первой же встрече. Что ж, хороший повод, рас-пить бутылочку коньяку. Дьяков отказался от расширенного застолья и предложил отметить встречу в режиме тет-а-тет. Поспелов с пони-манием воспринял это желание - гость не хочет светиться перед не-известными ему, пусть близкими к горкому людьми.
   Они ведут неспешную беседу в гостиной номера Дьякова. Раздается предупреждающий стук, дверь тут же распахивается. Официантка вкатывает в номер тележку, верхняя полка которой уставлена сияю-щими судками. Вежливо поздоровавшись, она начала сервировать стол. Дьяков с интересом наблюдает за ее легкими движениями. Женщина с такими красивыми руками не может быть дурнушкой. Он поднял глаза, чтобы увидеть лицо, и на мгновение зажмурился, а сердце замерло. Зелено-желтые гиацинты сверкнули из-под густых черных ресниц, легкий румянец на матовой коже лица, чуть вздерну-тый носик и пухлые губки.
   Вполне возможно, пристальное разглядывание девичьего лица так затянулось, что не понравилось Поспелову, поэтому он сказал офи-циантке:
   - Идите, Варя, дальше мы сами. Если понадобитесь, мы вас пригла-сим.
   - Одну минуточку, - остановил ее Дьяков, - скажите, милочка, как вам удается так хорошо содержать серебро?
   Женщина зарделась и, мило растягивая слова, ответила:
   - После употребления мы опускаем все в кипящую воду с добавкой пищевой соды, потом чистим зубным порошком.
   - Благодарю вас, - учтиво сказал Дьяков.
   Женщина наклонила голову, украшенную туго накрахмаленным ко-кошником, и пошла к двери. Короткая серая юбка слегка колыхалась в такт ее легким шагам. Когда за нею закрылась дверь, Дьяков вос-кликнул:
   - Какая женщина!
   - Разве в Киеве нет таких? - слегка подтрунил Поспелов.
   - О чем вы говорите! Это штучный товар!
   - Так уж и штучный.
   - Точно! Как вы думаете, ею можно заняться?
   - Вам требуется решение бюро горкома партии?
   - Вы правы, Владимир Николаевич, глупый вопрос, - повинился Дьяков, - признаться, она меня ошеломила.
   - Бывает, - ответил Поспелов и начал раскладывать по тарелкам еду.
   Открыл одну из бутылок и вспомнил, как Деркачев плескал на до-нышки рюмок. Не стал повторять его опыт и налил коньяку по самый край. Наблюдая за ним, Дьяков сказал:
   - За что люблю провинцию, так это за непосредственность. Вот и рюмки налиты без всякого модничанья, от души. А то приедут наши с Запада и начинают: наливают на глоток, хоть и резать нечего, а все равно - нож в правую руку, вилка в левую.
   - Позвольте, - сказал Поспелов, поднимая рюмку.
   - Да что там, поехали!
   - И все-таки тост, Владилен Алексеевич, - возразил Поспелов.
   - Только короткий, а то коньяк выдыхается.
   - Желаю, Владилен  Алексеевич, чтобы у вашей Фортуны даже зад был приятным!
   - О, это в тему! Как у той, что вышла?
   - Как у той.
   - Согласен!
   Налили снова. Дьяков, хитро улыбаясь, сказал:
   - Теперь моя очередь. Выпьем за то, чтобы мы крепко любили нашу Советскую Родину, а она отвечала нам взаимностью!
   Киевский гость начал рассказывать столичные новости, а затем вдруг спросил:
   - Если не ошибаюсь, вы, Владимир Николаевич, родились на Даль-нем Востоке?
   - Вы не ошиблись, - подтвердил Поспелов, - в Читинской области, в богом забытой Олочи.
   - Так, выходит, мы земляки! - обрадовался Дьяков. - Я родился в Николаевске-на-Амуре. Да и отцы наши служили в органах. Мой отец в НКВД, а ваш?
   - В погранвойсках.
   - Да, да, вспомнил. Он жив?
   - Недавно умер.
   - Вот как, а мой еще живет. Звал его сюда с собой, но он не любит ваших мест. Жарко, говорит. У него, видите ли, мОзги от жары тают. Он у меня в слове «мозги» делает ударение на первом слоге.
   В затуманенной алкоголем голове Поспелова возникла какая-то ас-социация. Слушая разглагольствования Дьякова, он пытался поймать что-то ускользающее.
   - Вы в каком году родились? – спросил Поспелов.
   - В 37-м, а что?
   - Да так.
   - Мой отец, - продолжал Дьяков, - еще до войны попал под бериев-ский каток, но ему повезло, сохранил не только жизнь, но и в органах оставили. Дослужился до «Почетного чекиста» и генерала.
   Видимо, Дьяков ждал от Поспелова если не восхищения, то хотя бы вопросов, но тот угрюмо молчал, пытаясь поймать ускользающую мысль.
   - Что загрустил? - спросил Дьяков.
   - Давно не пил, вот и взгрустнулось по потерянному времени, - на-тянуто улыбаясь, ответил Поспелов.
   - А вот мой отец…
   Последовали перепевы давно известных баек, повторяемых обыч-но на пьяных встречах не связанных прошлым людей. Выпили еще несколько рюмок и разошлись.
                ***
   На следующее утро, еще лежа в постели с закрытыми глазами, По-спелов протянул руку и нащупал женино плечо.
   - Встаем? - спросил он.
   - Куда спешишь? Сегодня воскресенье.
   - Я и забыл.
   - Не удивительно. Ты вчера хорошеньким пришел.
   Помолчали. Он пытался вспомнить, о чем говорил с Дьяковым. Не сказал ли чего лишнего? Жена пыталась угадать, с кем он вчера пьянствовал. Говорил, что с начальством из Киева, но так ли?
   - Как ты думаешь, - сказал муж, - не пора ли нам приступить к суп-ружеским обязанностям?
   - Не дыши на меня, - попросила жена, - мне кажется, что с некоторых пор твоя главная обязанность - приходить домой трезвым.
   - Это самое трудное, что ты можешь от меня потребовать , - прого-ворил он, поворачиваясь снова на спину, - обстоятельства бывают сильнее нас.
   - Жаль, Володя, но чем выше ты поднимаешься по должностной ле-стнице, тем дальше уходишь от того милого Вовочки, каким я тебя знала в наши студенческие годы.
   - Оксаночка, так это же закономерно!
   - В чем закономерность? По-твоему, естественно, что человек с го-дами становится не лучше, а хуже?
   - Ты имеешь в виду меня?
   - Не придуривайся!
   Он ничего не ответил. Он думал. Скучно закончилась вчерашняя пьянка. Каким бахвалом оказался Дьяков! Особенно восхвалял отца. Это особенно задевало, ибо сам Поспелов не мог ответить тем же. Его родители разошлись еще до войны, а тут отца арестовали. Мать сразу же перевела детей на свою фамилию. Так он из Морозова стал По-спеловым. Стоп! Он вспомнил, что во время застолья его мучили ка-кие-то мысли. Что натолкнуло его на них? Оксана по-своему истолко-вала его задумчивость.
   - Что замолчал, или вчерашнее переживаешь?
   - Считай, угадала. Знаешь, с кем я вчера встретился?
   - Ты говорил о каком-то деятеле из Киева. Или соврал?
   - Ой, вечно ты со своими подозрениями!
   Вспомнил! Дьяков, говоря о своем отце, отметил его фирменную привычку неправильно делать ударение в слове «мозги». И отец рас-сказывал про человека с таким же отклонением от норм грамматики!
   - Так кто же на этот раз был твоим собутыльником? - поинтересова-лась жена.
   Поспелов досадливо поморщился - сбила с мысли, но ответил:
   - Я встречался с заместителем заведующего орготделом ЦК компар-тии Украины. Усекла?
   - Не только усекла, но и прониклась. Так чем он тебя очаровал?
   - Совсем нет. Не таких видел. Дело в другом. Ты недавно говорила, что перечитывала воспоминания моего отца. Где они сейчас?
   Поспелов был на похоронах отца и, как единственную память, при-вез оттуда две общие тетради отцовых воспоминаний.
   - Где им быть? Там, где положила. Что это ты о них вспомнил?
   - Пока смутные догадки, но если все подтвердится…
   - То что?
   - Пока не знаю. Надо читать.
   - Прямо сейчас?
   - А что откладывать? Сегодня же воскресенье. Если не трудно, при-неси.
   Оксана принесла тетради и протянула их мужу. Он отклонил ее руку.
   - Читай сама, у меня здесь нет очков.
   - Так что читать? - спросила жена, ложась снова в постель.
   - Найди то место, где его посадили.
   Оксана отложила одну тетрадь в сторону, полистала другую.
   - Вот, - сказала она и стала читать, - «Я сдал свои дела в Охотске и поехал в Хабаровск. Здесь получил путевку в санаторий НКВД, что в Кисловодске,  и отправился экспрессом в Москву».
   - Читай с того места, где он вернулся, - попросил Поспелов.
   - «10 июня 1938 года я был снова на Дальнем Востоке. В Хабаровске приказали ехать в Николаевск-на Амуре и там, не выезжая, ждать дальнейших указаний. И первое, что там узнаю - капитан Бухвальд, начальник 65-го погранотряда, арестован. Еще не успели назначить нового, и его обязанности исполнял начальник штаба. Я доложил ему, что в Хабаровске мне велели не выезжать к прежнему месту службы, а ждать здесь нового назначения. Он ответил, что у него такое же ука-зание, и предложил поселиться у помощника по хозчасти.
   Прошел месяц с моего возвращения на Дальний Восток, и я уже на-чал томиться бездельем, как 14 июля в 23 часа дежурный по штабу отряда позвонил мне и сказал,  что я должен немедленно к нему явиться. Кому я, не занимающий никаких должностей, мог понадо-биться в штабе среди ночи, да еще в выходной день? Дежурный не стал вступать в переговоры, сослался на занятость и прервал связь. Охватила тревога.
   Захожу к дежурному по отряду, чтобы выяснить причину вызова, а там полно народу. Вперед выступает начальник внутренней тюрьмы НКВД (я его знал) и тычет мне в нос ордер на арест. Сзади меня хва-тают, выворачивают руки, обезоруживают и тычками направляют вниз по лестнице в подвал. В подвале, уже у дежурного по тюрьме, сдергивают с меня китель и фуражку с остервенением срывают на-шивки и звезду. Все это сопровождается отборным тюремным матом. Смотрю - топчут в ярости эмблемы. Спрашиваю:
   - Что, уже свергли Советскую власть?
   Тут же получаю тычок по зубам и слышу разъяснение:
   - Это ты, враг народа, хотел свергнуть Советскую власть!
   После обыска меня повели наверх к следователю. Сидит молодень-кий, почти мальчик, лейтенант и называет себя:
   - Я - следователь Дьяков. Буду вести ваше дело».
   - Вот, вот! - воскликнул Поспелов, - именно это мне и нужно. Читай медленнее.
   -Так в чем дело? Ты можешь толком объяснить? - спросила Оксана.
   - Читай! Я еще и сам толком не разобрался.
   - «Я - следователь Дьяков. Буду вести ваше дело. Что ж, хорошо хоть без мата»
   - Это не к тебе относится, это твой отец о следователе так говорит, - пошутила Оксана.
   - Да, да, я понял.
   - « Он мне подсовывает несколько листов исписанной бумаги и предлагает подписать.
   - Что это? - спрашиваю я, не прикасаясь к ним.
   - Как что? Или вы с Луны свалились? - удивился следователь. - Это ваше признательное показание - подпишите.
   Удивившись, я твердо заявил:.
   - Никаких показаний я не давал и подписывать не собираюсь. Пусть подписывает тот, кто их сочинял!
   Дьяков что-то нечленораздельное хмыкнул, подошел к двери и ко-го-то позвал. В комнату ворвались двое верзил и, ни слова не говоря, стащили меня со стула и начали избивать. Избиение, как и началось, прекратилось внезапно. Стихла площадная брань. Слышалось только тяжелое дыхание истязателей и мои невольные стоны. Дьяков гово-рит:
   - Сейчас вам прочистили мозги (он сделал ударение на первом сло-ге) и вы, конечно, вспомнили, как рассказывали мне о своих преступ-лениях. Теперь подпишите?
   Я понимал, что, если откажусь, меня снова будут избивать. Решил оттянуть время и дать себе передышку, поэтому сказал:
   - Прежде чем подпишу, я должен хотя бы ознакомиться со своими показаниями и знать, в чем меня обвиняют.
   - Вот это дело, - миролюбиво согласился Дьяков и разрешил сесть.
   Читаю и глазам своим не верю. Оказывается, я был белым офице-ром! Сначала был завербован немецкой разведкой, а потом уже и японской! И самое страшное: я сознаюсь, что являюсь членом воен-ной фашистско-троцкистской организации, состоящей из 35 человек, участвовал в подготовке диверсионных актов. В результате одного из них был убит начальник охотского райотдела НКВД Белопольский. Я систематически занимался агитацией против Советской власти, шельмовал людей, преданных идеям коммунизма.
   Я отодвинул от себя листы с таким отвращением, что Дьяков понял все без слов. Он кивнул палачам, и те набросились на меня, как го-лодные псы на кости.
   Избив, заломили руки за спину и надели наручники, которые уже сами были орудием пытки. При малейшем движении кистями рук их кольца впивались в плоть, создавая страшную боль. Меня поставили к стенке в этом же кабинете. Дьяков ушел, а со мной остался один из истязателей. Я хотел сползти по стене на пол, но был остановлен ок-риком и тычком под дых.
   - Стоять, мать твою так!
   Ничего не оставалось делать, как подчиниться. Ноги немели, спину пронизывала боль. Я не мог опереться о стену - за спиной саднили руки.
   Поздно вечером пришел другой истязатель и скуки ради начал кос-терить меня, обзывая шкурой, продавшейся мировому империализ-му. Я снова попробовал  присесть, но был  поднят на ноги ударами в живот и по лицу. Понял, что мне предстоит так стоять, пока не подпи-шу «филькины грамоты». Мне, прошедшему белогвардейский плен, стало страшно. Страшно не то, что придется перенести, а то, что это делают советские люди с советским же человеком. Вот сидит передо мной истязатель, на нем советская военная форма, на столе фуражка с синим околышем - после праведных трудов ему жарко. Лицо не де-генеративное, видимо, не тупица. Но почему он так жестоко обраща-ется со мной? Неужели верит, что я, капитан пограничных войск, про-служивший в Красной армии двадцать лет и награжденный серебря-ной юбилейной медалью, действительно враг народа?
   Чувствую, что мысли начали бесцельно проноситься в голове. Я не могу уловить их смысла. Неужели брежу? Очнулся в луже воды. При-открыл глаза. Надо мной стоит надзиратель с графином. Чувствую, руки свободны, наручники сняты. Выходит, я терял сознание? При-шел Дьяков, и меня посадили на стул. Какое блаженство сидеть! Вкладывают в непослушные пальцы ручку, следователь подсовыва-ет листы.
   - Подписывай!
   Я молча сижу и мну пальцы, якобы для того, чтобы сподручнее бы-ло держать ручку, а на самом деле - тяну время. Дьяков с тревожной надеждой наблюдает за моими манипуляциями. И тут я говорю. Слы-шу, насколько ослаб мой голос, как он невнятен, но следователь слышит, следователь понимает. Он вскакивает, через стол бьет меня кулаком по лицу и кричит:
   - Не подпишешь – убью
   Я сваливаюсь на пол, ко мне бросаются его шавки. Их двое. Яловые сапоги мелькают перед моим лицом. Вот один из них вскакивает мне на спину и танцует на ней. Теряю сознание. Меня снова обливают во-дой, и я оживаю. Заламывают руки за спину, надевают наручники и ставят к стене.
   Сколько времени подобное продолжалось, не знаю. Несколько раз терял сознание, приходил в себя, садился и снова падал, сбитый ударом молодого садиста. На меня налетали, били и снова ставили к стене. На теле не было места, которое бы не болело.
   Потом, приведя в относительный порядок, меня повели по коридо-рам, и я очутился в светлом кабинете. Догадался, что привели к на-чальнику городского управления НКВД. Он сидел за столом и, каза-лось, не обращал внимания на мое появление. Вдруг вскакивает и бежит ко мне. Остановился в полушаге. Глаза бешеные, ненавидящие. Кричит:
   - Почему не подписываешь?! Ты, сволочь, стоишь одной ногой в могиле! Если не подпишешь, нас здесь 250 человек, и все будем бить тебя пока не сдохнешь!
   После этой злобной тирады забежал за стол и уже оттуда более спокойно говорит:
   - Ваша банда из 35-ти человек вся повязана. Все, кроме тебя, дали признательные показания. Так что твои показания нужны нам чисто символически. Мы не можем допустить, чтобы какой-то контрик дик-товал нам свои условия.
   И снова начал кричать:
   - На что надеешься?! Только себе хуже делаешь! Не таких ломали! Иди и подписывай, иначе хуже будет!
   Повели меня снова к Дьякову.
   - Будешь подписывать?
   - Хоть убейте - не подпишу! - кричу уже я.
   Нервы вконец сдали. Я боялся, что в полусознательном состоянии они вложат мне ручку в пальцы, и я накарябаю свою подпись. Потом доказывай. Лучше смерть, чем позор признания в несовершенных преступлениях!
   Дьяков хмуро посмотрел на меня и сказал:
   - Это был твой последний шанс по доброму завершить свое дело. Сейчас ты, никому не нужный, сядешь в подвал и будешь там гнить до скончания века.
   - Ничего, посидит, подумает и сам будет проситься на допрос, - уточнил один из истязателей.
   - Уведите, - приказал следователь.
   - Подождите, - сказал я.
   Дьяков просиял.
   - Надумал?
   - Я не об этом. У меня были вещи. Я хотел бы видеть их опись.
   Сначала засмеялся следователь, за ним его «помощники».
   - Ты посмотри на этого врага народа! - вскричал Дьяков. - На тот свет собрался, а о вещах думает! В могилу хочешь их унести?
   Я с сознанием дела сказал:
   - Вещи арестованного должны быть в любом случае описаны. В случае смерти они поступают в распоряжение государства или воз-вращаются родственникам.
   - Дайте ему, ребята, на прощание, - сказал Дьяков, и меня наградили несколькими тумаками».
   - Может, хватит? - спросила Оксана.
   - Дочитай этот эпизод до конца.
   - Читаю: «Первое, что я сделал, войдя в камеру, спросил:
   - Какое сегодня число, ребята?
   - Зачем тебе оно, враг народа?
   Я понял, что меня посадили к уголовникам. Кто-то все же сказал:
   - 21 июля.
   Я вздрогнул. Семь суток простоять у стены! Что творят негодяи! Изверги! Палачи! Никогда не прощу им это! Попадись мне Дьяков в темном переулке!»
   - Может хватит? – спросила Оксана.
   - Хватит, - согласился Поспелов.
   - Что-то прояснилось?
   - Киевский гость рассказывал, что его отец в слове «мозги» ставил ударение на первом слоге. Мой отец отмечает ту же особенность у своего палача лейтенанта НКВД Дьякова.
   - Ты не допускаешь совпадение?
   - Могло быть и так, если бы фамилия киевского гостя была Иванов, а то нет – Дьяков, И еще. Киевский Дьяков родился в 1937 году в Ни-колаевске-на-Амуре. Пытали отца в 1938 году в тюрьме этого же го-рода. Все одно к одному.
   - И что ты думаешь делать со своим открытием?
   - Не знаю. Но чувствую, теперь не смогу вести себя с ним, как рань-ше.
   Оксана, поднявшись на локте, сказала:
   - Вот и глупо. Что ты этим докажешь? Кстати, ты обратился к нему со своими бедами?
   - Когда было? Теперь и не знаю, как буду с ним объясняться.
   - Кому нужны твои переживания и что ты этим докажешь?
   - Ладно, давай вставать.



                ГЛАВА IY
                В МОРЕ
   Едва Поспелов сел за стол, чтобы позавтракать, как раздался теле-фонный звонок. В воскресенье беспокоили только в экстренных слу-чаях. Что на этот раз случилось?
Он узнал голос начальника спасательной станции.
   - Владимир Николаевич, это Пестун. Как было приказано, я готов и жду.
   Вспомнилось, что по приезду Дьякова велел Пестуну в воскресенье быть готовым  выйти в море.
   - Как там погода?
   - Нормальная. Слабый ветер, легкая зыбь.
   - Будь у телефона, Олег Леонтьевич, я тебе перезвоню.
   Тут же позвонил Дьякову. Тот долго не подходил к телефону. Нако-нец раздалось:
   - Слушаю.
   - Доброе утро, Владилен Алексеевич, Поспелов беспокоит. Есть возможность выйти в море.
   - А что, другого дня не будет?
   - Будет, Владилен Алексеевич, но синоптики обещают усиление ветра, а сейчас полный штиль.
   - Врут ваши синоптики!
   - Ну, смотрите.
   - Ладно, сейчас оденусь, позавтракаю и буду готов.
   - Одеться надо, Владилен Алексеевич, но завтракать не обязатель-но. Я сам еще не ел. Позавтракаем в море на катере. Хорошо? Тогда через пятнадцать минут вас будет ждать машина.
   - Постой, а кто еще будет?
   - Вы, я и еще два водителя.
   - Может, прихватить с собой второго секретаря? Веселее будет.
   Поспелов понял, что Дьяков остался недоволен их встречей тет-а-тет, поэтому ищет другого, кто бы мог его веселить. Дудки.
   - Видите ли, Владилен Алексеевич, Соболев не переносит качки, по-этому в море никогда не выходит.
   - Ты же говорил - штиль!
   - На море, Владилен Алексеевич, все относительно. У берега одно, а …
   - Ладно, - перебил его Дьяков, - присылай машину.
   Поспелов положил трубку, и ему расхотелось куда-либо выезжать. Вот как, на брудершафт не пили, а с ним уже на «ты». Этому пацану всего тридцать исполнилось, а он ему, сорокалетнему, тычет. На-чальство! И все его папочка-генерал! Подошла Оксана.
   - Вот видишь, и поговорил, - сказала она.
   - Разве я утверждал, что не буду с ним разговаривать?!
   - Не кипятись, - сказала она спокойно, - так и продолжай, без эмо-ций.
   - Не учи! - отрезал Поспелов, набирая номер гаража.
   - А ты мне рот не затыкай!
   «Аллё» услышал он в трубке.
   - Коля, вызывай срочно Виталю и пусть едет сразу за Владиленом Алексеевичем. Он его встречал в аэропорту. Из гостиницы сразу в хо-зяйство Пескуна. Сам же собери оснастку и ко мне.
   - Слушаюсь, Владимир Николаевич, - радостно прокричал Коля. - Владимир Николаевич, здесь товарищ Соболев, он только вышел из гаража. Позвать его?
   - Не нужно. Делай, что сказал.
   Поспелов покривил душой, говоря, что Соболев не переносит качки. На самом деле он не ведал, в каком состоянии вестибулярный аппа-рат у второго секретаря, но знал, что тот атлетически сложен и каждое утро пробегает десять километров. Поспелову не хотелось, чтобы Дьяков сравнивал их фигуры и, тем более, умственные способности.
   Позвонил Пестуну:
   - Разводи пары, Олег Леонтьевич, скоро будем.
   - Всегда готов, товарищ первый секретарь!
   - Еще пионерский галстук нацепи. Припасы заготовил?
   - Вчера завезли от…
   - Знаю от кого. Жди.
   Поспелов выглянул в окно и увидел подруливающую к подъезду черную «Волгу». Быстро собрался, поцеловал Оксану в щеку и на-правился к двери. Вслед услышал:
   - Рыбу домой не вези, от той еще не очухалась.
                ***
   Две черные «Волги» въехали в ворота спасательной станции почти одновременно. С борта катера Пестун видел, как из машин вышло на-чальство и, совсем как по телевизору показывают, потерлось друг о друга носами. Затем плечом к плечу поднялись по трапу на судно. За ними шофера тащили спиннинги, удочки и другую рыбацкую принад-лежность. Оба начальника пожали крепкую руку капитана.
   - Запускай, Олег Леонтьевич! - сказал Поспелов.
   - Слушаюсь, хозяин!
   Дьяков наклонился к уху Поспелова.
   - Что за обращение в наше время?
   - Вы имеете в виду «хозяин»?
   - Что же еще?
   - Не обращайте внимания. Ему так нравится - пусть называет. Кто тут слышит?
   Дьяков с любопытством рассматривал капитана. На голове потер-тая капитанка, торс обтягивает тельняшка, короткие брезентовые штаны, на ногах шлепанцы. Тоже мне гроза морей! Нажатием кнопки Пестун запустил двигатель, прислушался к его рокотанию и стал вы-водить катер из акватории станции.
   - Спустимся на минуту в каюту, - предложил Поспелов, - позавтрака-ем.
   Водители уже поглощали бутерброды, вынесенные им Пестуном. Небольшой стол в каюте был заставлен посудой с  разнообразной за-куской.
   - Кто это все готовит? - спросил Дьяков, - неужели тот старик?
   - Нет, тут рядом кафе. Пестун приглашает повара, и тот сервирует.
   Когда они вышли на палубу, катер шел вдоль берега. Пляжи были забиты отдыхающими.
   - Какая масса народу, - воскликнул Дьяков, - даже на днепровских пляжах я такого не видел!
   - Не забывайте, сегодня воскресенье.
   - А там что? - спросил Дьяков, указывая на признаки строительства на самом берегу.
   - Сооружаем защиту от волн. Каждую зиму набережную размывает штормами. Делаем ступенчатую отбойную стену из железобетона.
   - А как раньше обходились? Неужели шторма свирепее стали?
   - Совсем нет. Раньше вдоль отбойной стены лежал песок. Вот на нем и гасились волны. Сейчас песок ушел.
   - Куда?
   - В море. Изменилась экология, вот и получили.
   - Согласитесь, Владимир Николаевич, что словом «экология» мы часто прикрываем бесхозяйственность, а еще хуже, нежелание вник-нуть в существо проблемы. Какой вариант вы принимаете?
   - Право, не знаю, как оценить наш случай, но только не второй вари-ант. Дело в том, что песок и раньше уходил, но постоянно возвращал-ся. Сейчас же уходит с большей интенсивностью.
   - И вы знаете, чем это объяснить?
   - Экологи проследили за миграцией песка, изучили морские течения и пришли к выводу, что всему виной возведенное военными некоего сооружения
   Поспелов махнул рукой в восточном направлении.
   - И что же это?
   - Это нечто огромное из железобетона, имитирующее палубу авиа-носца. Оно уходит в глубь моря и, как оказалось, перекрывает есте-ственные пути миграции песков. Санаторий, находящийся справа от этого чудища, оказался без песка, а слева от него барханы.
   - И каково предназначение этого сооружения?
   - Летчики палубной авиации отрабатывают на нем взлет-посадку. Говорят, существенно ускоряет их подготовку.
   - А вы остались без песка, - заметил Дьяков. - Скажите, мы можем туда проехать, чтобы увидеть самим это чудо?
   - Олег Леонтьевич, выключи на минутку двигатель! - крикнул По-спелов Пестуну.
   Капитан выполнил просьбу «хозяина». Тот прислушался. Не плеск волны о борта катера интересовали его, он слушал высоту.
   - Слышите, самолеты гудят? - спросил Дьякова.
    - Не глухой.
   - Это там. Сейчас морские пограничники «держат воду» на подходе к молу и никого близко не подпускают. Не пустят и нас.
   Поспелов сделал отмашку, и Пестун запустил двигатель. Катер на-кренился на левый борт, и они стали обходить морской причал.
   - Я был бы несправедлив, - сказал Поспелов, - если бы все грехи списал на военных. Видите черпалку возле морского порта? Она дос-тает песок для городских строек. Песок с берега уходит в образовав-шиеся ямы.
   - Так это же безобразие! - воскликнул Дьяков.
   - Безобразие, - согласился Поспелов, - но узаконенное.
   - То есть?
   - Госстрой Украины установил нам стоимость песка из расчета до-бычи его в пределах города.
   - Экономим копейки, а тратим миллионы! Эта бетонная набережная сколько стоит?
   - Много, но дело не только в деньгах. Главное, что скоро санатории могут остаться совсем без пляжей.
   - Я понимаю, что на военных вы не можете повлиять, но прекратить добычу песка в своей зоне вы в состоянии?!
   - Можем, но это повлечет за собой удорожание строительства.
   - И черт с ним!
   - Там люди, Владилен Алексеевич. Они и так едва укладываются в сметы, а допусти удорожание песка, и вовсе не уложатся. Отсюда по-летят премии и достойные места в соцсоревновании. Текучесть кад-ров в строительстве и сейчас высока, а так мы вовсе останемся у разбитого корыта.
   - Через десяток лет этим людям, - Дьяков сделал широкий жест в сторону берега, - придется лежать на камнях! Поедут ли они к вам?
   - За это время что-либо придумаем, - ответил Поспелов.
   Пока говорили, катер подошел к «моргуну». Это буй, который, рас-качиваясь на волнах, днем включает сирену, а ночью мигает светом фонаря. Водитель Коля сноровисто набросил на выступающий штырь швартовый.
   - Рыбаки говорят, - сообщил Пестун, - что сегодня здесь появилась камбала.
   Водители, усвоившие навыки прислуживания на рыбалке не хуже вождения автомобиля, разложили принадлежности.
   - Вот эта закидуха на камбалу, - сказал Коля Дьякову, показывая на удочки.
   Тот взял спиннинг. По тому, как Дьяков держал его в руках, Поспе-лов понял, что тот не рыбак. Коля, видимо, это тоже заметил, он взял другой спиннинг и медленными движениями продемонстрировал, как с ним обращаться. Дьяков понял его урок. Размахнувшись, забросил удочку далеко в море.
   Поспелов, чтобы не смущать начальство, выбрал для рыбалки дру-гой борт. Он не собирался ловить камбалу, поэтому с помощью Вита-лия нанизал на крючки рачков. Вскоре леска натянулась, и он выта-щил несколько небольших ставридок. Снял их с крючков и снова за-бросил.
   В это время у другого борта началась суета: на удочку Дьякова что-то попало. Это «что-то» было громоздким и могло быть камбалой. Рыбак, отбросив удилище, стал руками выбирать леску, она впива-лась в ладони, но он не обращал на это внимание.
   - Не спешите, - сказал Коля, пытаясь помочь ему, - дайте ей погу-лять.
   - Не лезь! Я сам! - крикнул в ответ Дьяков.
   Коля отошел и посмотрел в сторону Поспелова. Может, от него по-ступят более разумные указания, но начальство сидело спиной и молчало, хотя не могло не слышать крика. Дьяков продолжал тащить леску, но натяжение внезапно ослабло, и он чуть не упал на спину. Из его груди вырвался такой стон, что Коле стало жалко его. Он сочувст-венно сказал:
   - С кем не бывает, но не беда, еще не вечер.
   - Я сказал – не мешай!
   К Дьякову подошел Пестун.
   - Возьмите, - сказал он, протягивая брезентовые рукавицы, - так не будет резать руки.
   Дьяков очумело посмотрел на изрезанные ладони и бросил взгляд в сторону Поспелова - на его руках не было рукавиц.
   - Обойдусь, - отверг Дьяков услугу.
   - Как знаешь, - сказал Пестун, - они вот тут рядом будут.
   К тому времени, когда у Поспелова в ведре было более десятка ставридок, у Дьякова плескались только два глоссика. Но тут леска дрогнула и натянулась. Дьяков снова за нее уцепился и начал тянуть. Оглянулся на рукавицы, но до них не дотянуться. Рыбина, еще ярост-ней, чем предыдущая, боролась за свою жизнь.
   Коля стоял рядом, но не вмешивался, он хорошо помнил: «Не лезь! Не мешай!» Зато Пестун не мог равнодушно смотреть на то, как горе-рыбак вот-вот упустит добычу.
   - Не дергайся, хозяин, держи леску, и все! - крикнул он и, оставив шлепанцы на палубе, солдатиком прыгнул в воду. В руках у него был нож.
   Леска задергалась еще больше, и Дьякову пришлось упереться но-гами в какой-то выступ. Вода окрасилась. Прямо в это пятно выныр-нул Пестун.
   - Тяни! - крикнул он и снова нырнул.
   Выбирать леску стало легче. Вот показалась тупая голова рыбины, а за ней руки и голова капитана - он поддерживал добычу. Тут под-скочил Коля и помог взгромоздить камбалу на палубу. Она сразу же затмила весь улов Поспелова - в ней было килограммов шесть!
   Когда улеглись первые восторги, обратили внимание на Пестуна. Он сидел на бухте каната и обрезал с ладоней ошметки кожи. Они падали в лужицу крови.
   - Откуда это все? - спросил Дьяков, глядя на свои ладони. Они были порезаны, но кожа не отслаивалась.
   - Все спешка, хозяин, - ответил Пестун, - поторопился и не надел ру-кавиц. Камбала - не ставридка, на ней шипов, как у собаки блох, - ка-питан усмехнулся и посмотрел на Поспелова, - взять ее голыми рука-ми, когда она еще не хочет обниматься, дохлое дело.
   Не отшвартовываясь от «моргуна», «обмыли» удачную рыбалку. Героями дня были Дьяков и Пестун. Дьяков пытался подарить камба-лу Поспелову, но тот наотрез отказался. Решили отвезти улов в гос-тиницу и поручить поварам включить рыбу в меню для гостей.
   Солнце склонилось к западу, задул прохладный ветерок, катер, пе-реваливаясь с боку на бок, пошел в сторону спасательной станции.
                ***
   Поздно вечером Дьяков позвонил домой Поспелову и возмущен-ным голосом спросил:
   - Что это у вас, Владимир Николаевич, творится?
   - Что вы имеете в виду?
   - Воды в душе нет!
   - Секунду. Сейчас проверю.
   Поспелов вышел на кухню и открыл кран. Послышалось шипение простуженной змеи. Вернулся к телефону.
   - По всей видимости, Владилен Алексеевич, авария на водоводе. У нас это часто бывает. Водовод собран из того, что было к моменту прокладки.
   - В каком смысле? разве не из труб вы его проложили?
   - Из труб, Владилен Алексеевич, из труб, но часть из них чугунные, часть стальные, а то и вовсе железобетонные.
   - Ну, даете! Это же…
   - Вы правы, Владилен Алексеевич, это винегрет, но все от бедности. Отсюда и аварии.
   - И что собираетесь делать?
   - Есть наряд на стальные трубы, но и тут проблемы.
   - Об этом потом, что сейчас делать? Когда дадут воду? Хоть холод-ную.
   - Позвоните дежурному. В гостинице предусмотрена аварийная сис-тема водоснабжения. Они, наверное, до сих пор не знают, что в горо-де авария.
   Положив трубку, Поспелов подумал, что случившееся очень кстати - хороший предлог поговорить на тему водовода.


                ГЛАВА Y
                ОПЕРАЦИЯ «ТРУБА»
   Первое, что сделал Поспелов, придя на работу, позвонил в трест «Лимановскстрой» и попросил принести наряд на поставку стальных труб большого диаметра. И вот желтый листок с красной полосой по-перек и подписью начальника главка «Укртрубэкспорт» у него на сто-ле. Скольких трудов он стоил горкому, сколько водки перепито, какие только услуги не были оказаны ответственному лицу из украинского Совмина, пока этот драгоценный документ не оказался в распоряже-нии города. Вспомнилось счастливое лицо Москаля, демонстриро-вавшему его Поспелову.
   Казалось бы, что еще надо? Езжай на завод и получай вожделенные трубы, строй вторую нитку водовода и забудь об авариях. Но не тут-то было. Наряд оказался тем краснобоким яблочком, внутри которого спрятался червячок. Красная черта на документе предписывала вы-дачу занаряженных материалов из сверхпланового выпуска. Перевы-полнил завод план - выдай сверхплановую продукцию по этому на-ряду, не перевыполнил -наряд не отоваривается..
   Если допустить, что завод работает с перевыполнением плана, то все равно нужное количество труб, а это тысяча тонн, в один присест выдать не сможет. Снова умоляй Киев продлить наряд на следующий год, и так до бесконечности. Чему радовался Москаль? Неужели не знал о червячке?
   Поспелов пытался использовать свои связи, но безрезультатно. Люди, знавшие конъюнктуру труб большого диаметра, единодушно заявляли, что это дохлое дело и советовали повесить эту бумагу на гвоздик в деревенском нужнике - там она будет использована по на-значению! Теперь следующая попытка - Дьяков. Признаться, Поспе-лов не тешил себя надеждами, но не использовать даже этот мизер-ный шанс, не мог.
   Предупрежденная Мария Александровна пропустила киевского гос-тя без малейшей задержки. От самой двери Дьяков прошел с протяну-той для пожатия рукой. Поспелов суетливо выскочил из-за стола, и они обнялись. Поспелов тут же поинтересовался, как спалось гостю.
   - Прекрасно, - восторженно воскликнул Дьяков, - ваш морской воз-дух лучше всякого снотворного! А рыбалка! Никогда не забуду, как тот старик бросился в воду. Ведь он спас меня от очередного позора!
   - Да, камбалу взять на крючок не так уж трудно, - сказал Поспелов, - а вот вытащить ее, да такую громадину, какая попалась вам - целая проблема.
   - Я уже, Владимир Николаевич, подумываю над тем, как отблагода-рить этого славного старика.
   - Успокойтесь, Владилен Алексеевич, Он не ждет никакой благодар-ности. Его тешит уже то, что удостоен быть рядом с вами и сумел ока-зать услугу.
   - А он знал, кто я?
   - Он знал вас как высокого киевского гостя. Своих отдыхающих мы обслуге не персонифицируем.
   - Правильно делаете, - одобрил Дьяков и тут же шутливым тоном спросил: - Похоже, что вы придерживаетесь той точки зрения, что наше общество становится классовым?
   - Не хочется об этом говорить, - замялся Поспелов, - но что-то близ-кое к этому намечается.
   - Согласен, не будем развивать эту мысль, чтобы о нас, не дай бог, плохо не подумали.
   - Можете быть спокойны, - заверил Поспелов, - без моего разреше-ния даже муха не вылетит из этого кабинета.
   - Вы в этом уверены? - с иронией в голосе спросил Дьяков и осмот-релся.
   Заметив удивление на лице хозяина кабинета, усмехнувшись, про-говорил:
   - Лучше вернемся к нашим баранам. Я почему заговорил о том капи-тане? Скоро мы начнем готовить разнарядку на ордена и медали для победителей в соцсоревновании, так я подумал: почему бы не вклю-чить в этот список работника спасательной службы? Разве мало они спасают утопающих?
   - В сезон сотни человек.
   - Вот и хорошо. Я сделаю так, что разнарядка на орден направится на ваш город, а вы уж тут умело ею распорядитесь.
   - Бу сделано! - шутливо ответил Поспелов.
   - Вот и хорошо. Теперь выкладывайте ваши беды. Глядишь, где-то и помогу.
   Поспелов вынул из папки заветную бумагу с красной полосой и протянул Дьякову. Тот повертел ее в руках и, возвращая, спросил:
   - В чем трудности?
   Поспелов обстоятельно объяснил гостю тонкости реализации до-кумента. По мере того, как Дьяков в них вникал, лицо его становилось сосредоточенно строгим. Свой экскурс Поспелов закончил словами:
   - Если в этом мы году не получим эти трубы, то город надолго мо-жет оставаться без воды. Аварии на водоводе учащаются, ремонты усложняются. Вот такая картина.
   - Вы не пробовали получить наряд, рассчитанный на плановый вы-пуск?
   - Пытались, но нам объясняли, что плановые поставки расписаны на годы вперед. Потребность в таких трубах настолько велика, что стоит вопрос об их импорте.
   - Так что вы хотите от меня?
   В интонации чувствовалась озабоченность.
   - Признаться, сам не знаю, - ответил Поспелов, - проблема настоль-ко трудная, что вешать ее на кого-либо не могу.
   - Похоже, вам захотелось поплакаться в жилетку.
   - Похоже, - согласился Поспелов, - и все оттого, что не знаю реше-ния этой проблемы. Будь я на вашем месте и ко мне бы с ней обрати-лись, я не знал бы, как к ней подступиться.
   - Я не обратил внимания на завод. Откуда предполагается поставка?
   - С Поливановского металлургического комбината.
   - Понятно, Донецкая область.
   Дьяков задумался, а Поспелов начал просматривать документы, принесенные утром Марией Александровной. Тишина в кабинете на-рушалась легким шелестом бумаги и чириканьем воробьев за окном.
   - Нужно звонить, - прервал тишину Дьяков.
   - Куда?
   - Начнем с Донецка, а там видно будет.
   Поспелов придвинул ему телефонный аппарат.
   - Не пойдет, - решительно сказал Дьяков.
   - Почему? - удивился Поспелов, - это самая надежная связь в горо-де.
   - Согласен, но мне нужна самая безопасная связь в городе.
   - В каком смысле?
   - В прямом. Я должен быть уверен, что она не прослушивается.
   Удивлению Поспелова не было предела.
   - Неужели вы думаете, что мой телефон прослушивается?
   - Не думаю, но чем черт не шутит? Вызовите какого-нибудь инструк-тора и прикажите сопровождать меня в ближайший ЖЭК. Там мне должны будут предоставить свободный кабинет с телефоном. Инст-руктор останется снаружи и будет следить, чтобы меня никто не под-слушивал.
   - Ну, совсем как в кино!
   Плечи Дьякова дернулись, а в глазах мелькнул гнев.
   - Вы хоть понимаете, что мы собираемся делать? - спросил он сер-дито, - Мы пытаемся взломать, нет, не паршивый сейф, а одну из ос-новополагающих догм нашего государства - плановые рогатки! Мы пытаемся получить вне плана не тонну, а тысячу тонн дефицитней-ших труб! Я не знаю, какова производительность того комбината, но догадываюсь, что, отгрузив вам тысячу тонн тех труб, он сделает из-рядную брешь в своих плановых обязательствах, а это повлечет за собой кучу неприятностей. И все это должен будет сделать директор, который, возможно, не догадывается о существовании города Лима-новска, и уж, конечно, не знает о ваших проблемах!
   Поспелов почувствовал себя не столько пристыженным, сколько ошеломленным. До сих пор, пытаясь решить трубный вопрос, он не вникал в последствия. Ведь с кем ни говорил, всё сходилось к тому, что проблема неразрешима. Дьяков - единственный, кто мысленно преодолел преграду неразрешимости и вышел на результат. Может, отказаться, может поискать другие пути? Его лихорадочные раздумья прервал Дьяков:
   - Размечтались? Рановато! Вызывайте инструктора.
                ***
   Через два часа Дьяков вернулся. Лицо его было сердитым. Поспе-лов даже обрадовался. Значит, не получилось. Ну и хорошо, не нужно будет переступать через закон.
   - Не получилось? - спросил он.
   Дьяков с некоторым удивлением посмотрел на него и, промокая но-совым платком лицо от пота, спросил:
   - У вас есть холодная вода?
   Поспелов открыл дверцу тумбочки, оказавшейся холодильником, и вынул бутылку минералки. Гость подержал ее в руках, поставил на стол, приложил холодные ладони к лицу. Только после этого  отве-тил:
   - Как обычно, появились непредвиденные трудности. Непредвиден-ные, но, как думается, преодолимые.
   - И что это?
   - Итак, позвонил я в Донецк другу нашей семьи. Он попросил пере-звонить через час. Звоню. Узнаю, что на Поливановском комбинате поменялся директор. Но не все потеряно. Прежний директор, уйдя на пенсию, продолжает влиять на дела завода. К сожалению, по телефо-ну его не удалось разыскать. Он появляется на людях только когда ему самому это нужно. Придется решать дела на месте. Нужно ехать в Поливаново. Я попросил забронировать в гостинице два двухмест-ных номера.
   Большей неопределенности Поспелов представить себе не мог.
   - И чем там заниматься?
   - Водку пить, чем еще в командировке занимаются? - раздраженно ответил Дьяков.
   - Я поручу это дело горисполкому.
   - Поручайте, - согласился Дьяков, - но заранее скажу, труб вы не по-лучите. Как мне представляется, ехать нужно вам.
   - В качестве снабженца? - удивился Поспелов.
   - А что? - в свою очередь удивился Дьяков. - Разве не вы говорили, что без этих труб вашему городу труба?
   - Говорил, но как на это посмотрят в обкоме? Скажут: «Опустился Поспелов, дальше некуда».
   - Дурак так и скажет, а умный поймет. Кстати, с вами поеду и я. С кем-то другим и не подумаю. Выбирайте.
   - Вам-то зачем ехать? - удивленно спросил Поспелов.
   - Вся подготовка к операции будет лежать на мне.
   - Как-то неудобно прерывать ваш отпуск.
   - Бросьте сантименты, Владимир Николаевич, ведь мы с вами зем-ляки! Вряд ли на этой благословенной украинской земле вы найдете сразу двух  человек, родившихся на Дальнем Востоке. Разве это не аргумент?
   - Аргумент, - согласился Поспелов, - завтра я поеду в обком за раз-решением на командировку и заодно закажу билеты на поезд.
   - Извините, Владимир Николаевич, но дорог каждый день. Ехать в обком вам придется сегодня - с тем, чтобы завтра утром выехать в Поливанов, но на машине. Кстати, у вас, как я понял, две машины. Это совсем хорошо, не надо арендовать чужую. Вторую машину вы загру-зите продуктами и выпивкой. В Поливанове будем встречаться с нужными людьми, а они, как известно, любят попировать за чужой счет.
   Поспелов тут же набросал список учреждений, которые должны укомплектовать машину нужными припасами, и передал Соболеву. Он же должен был потребовать от треста «Лимановскстрой» письмо на имя директора Поливановского комбината, незаполненные, но с печатями и подписями две доверенности и чековую книжку с доста-точным количеством денег. Отдав нужные распоряжения, первый секретарь горкома помчался в обком с надеждой успеть застать вто-рого секретаря и получить разрешение покинуть на несколько дней пределы области.
                ***
   Рано утром  две черные «Волги» выехали из города . Дьяков сразу же улегся на заднем сидении и уснул. Так началась операция «Труба»

                ГЛАВА YI
                ОПЕРАЦИЯ «ТРУБА»-2
   Поздно вечером того же дня они благополучно прибыли в славный город Поливанов. В единственной городской гостинице заняли два номера. В одном начальство, в другом шофера. Поели, немного вы-пили и легли спать.
   На утро, сразу после завтрака, Дьяков собрался уходить, заявив Поспелову, что он до семнадцати часов свободен и может сходить в кино.
   - Мы не пойдем на завод? - удивился Поспелов.
   - Вы думаете, нас там ждут?
   - Тогда куда вы?
   - Сначала сделаю несколько звонков, потом как сложится.
   Поспелов не стал брать машину (свободную от продуктов забрал Дьяков) - поехал на общественном транспорте. Наткнулся на горком партии, но не стал туда заходить. Представил, как удивятся коллеги внезапному появлению чужого секретаря, да еще в роли толкача. Ведь обязательно заинтересуются целью прибытия. Пришлось бы врать.
   Побывал у проходной завода. Это он насыщает город густыми про-мышленными запахами, они так и бьют в нос. Чем тут люди дышат? А может таким и должен быть городской воздух? Помнится, и в Долго-поле он не амбре. Это после животворного воздуха Лимановска все другие атмосферы кажутся зловонием. Накупил газет и, расположив-шись в чахлом саду гостиницы, принялся читать. Не успел перевер-нуть страницу, как она оказалась усыпанной сажей. Осмотрелся. Кто придумал строить гостиницу рядом с грузовой железнодорожной станцией?! Свернул газеты и пошел в номер.
   К семнадцати часам приехал Дьяков. С порога сказал:
   - Собирайтесь, поедем в заводской пансионат.
   - Что там делать?
   - Водку пить с нужными людьми.
   - Кто они?
   - Я же сказал - «нужные люди».
   Заметив, как Поспелов нахмурился, добавил:
   - Признаться, я и сам не знаю, кто будет. Пообещали привезти нуж-ных людей, я и поверил. Есть еще вопросы?
   - Есть. Что брать с собой?
   - На этот раз все за счет принимающей стороны.
   Место рядом с водителем было занято незнакомым Поспелову мужчиной. Сел сзади, рядом с Дьяковым. Выехали из города и скоро оказались в сосновом бору. Остановились у какого-то водоема. На мостках сидели угрюмые рыбаки, перед ними на гладкой воде торча-ли неподвижные поплавки. Мужчина вышел из машины и, открыв дверцу со стороны Поспелова, сказал:
   - Прошу.
   Поспелов до этого наблюдал его стриженый затылок, теперь уви-дел всего. Светлый костюм из тонкой шерсти с короткими рукавами и белая рубаха с широко расстегнутым воротом хорошо оттеняли его атлетическую фигуру. Добродушное лицо. Такое бывает, подумал По-спелов, у людей знающих себе цену.
   - Разрешите представиться, - обратился он, - меня зовут Сергей.
   - А отчество?
   - Позвольте без церемоний. Мы приехали сюда, чтобы провести время среди друзей. Так что разрешите, товарищ Поспелов, и вас звать только по имени и на «ты».
   - Не возражаю.
   - Может, хотите порыбачить? - предложил Сергей, улыбаясь одними глазами.
   Поспелов понял, что Дьяков успел рассказать Сергею о своей ры-балке в Лимановске.
   - Спасибо, - ответил он, - я не рыбак. Не знаю даже, с какой стороны удочку держать.
   - Ну-ну, не скромничайте, - улыбнулся Сергей, - но коль так, то по-шли.
   Обсаженная молодыми туями аллея привела их к столовой, сияю-щей зеркальными окнами. Тишина. Такое в санатории бывает между обедом и ужином. Послышались звуки подъехавшей машины, на ал-лею вышла группа людей. Они направились к ним. Сергей представил их, называя каждого по имени. Среди приехавших не было ни пожи-лых, ни юнцов. Это хорошо. Поспелов вынужденно терпел в компа-нии стариков, которые, подвыпив, пускались в воспоминания, и не переносил комсомольцев. Те ,  уже после первой стопки начинали гримасничать и нести ахинею.
   В вестибюле столовой их встретил учтивый молодой человек.
   - Проходите, товарищи, - сказал он, - прошу.
   Впереди Сергей, за ним потянулись остальные. Вошли в небольшой зал. Окна зашторены, небольшой стол уставлен запотевшими бутыл-ками и блюдами со снедью.
   - Рассаживайтесь, товарищи, - пригласил Сергей и занял место во главе стола.
   Поспелов очутился между другим Сергеем и Юрой, которого при-бывшие с ним звали Юрчиком. Дьяков занял место с краю и, как пока-залось Поспелову, старался не «высовываться». Всех за столом ока-залось семь человек. Без церемонии потянулись за бутылками. Вы-пили за знакомство. Как бывает в мало знакомых компаниях, разго-вор вертелся вокруг да около. Выпили еще и еще. Начали травить анекдоты. Из всех рассказанных, Поспелову запомнился один: «В ба-не слышится голос: «Абрам Моисеевич, или снимите крестик, или на-деньте трусы».
   Тамада, призывая выпить, чаще всего обращался к Поспелову, что делало его центральной фигурой в этом небольшом обществе. Чтобы оправдать этот имидж, пришлось и самому блеснуть остроумием, хо-тя, и он знал это, у него не получалось рассказывать анекдоты. Ре-шил использовать байку, слышанную когда-то от отца. «Спросили как-то у попа - сколько он за один присест может выпить водки? За-думался служитель культа, уж больно серьезный вопрос. Подумав, сказал: «Если при честной компании, да при хорошей закуси, да без доносу по начальству, то … до бесконечности… и еще пол-литра!» Все правильно оценили безмерную алчность попа.
   В гостиницу приехали ночью. У подъезда тепло распрощались с участниками выпивки. Собираясь ко сну, Поспелов сказал:
   - Пожалуй, первый раз в жизни пил с совершенно незнакомыми мне людьми.
   - Вас это мучит? - откликнулся Дьяков. - Так я, хоть и с опозданием, познакомлю вас с ними. Юра, которого вы, когда прощались, так лас-ково называли Юрчиком, не кто иной, как начальник транспортного цеха нужного нам комбината. Слева от вас сидел Сергей. Он - началь-ник диспетчерского бюро. Остальные два - начальники смен этого же бюро. Когда я наблюдал сцену прощания у гостиницы, то подумал, что вы с ролью рубахи-парня хорошо справились. Значит, выпитое и съеденное зря не пропало.
   - А кто конкретно понес расходы?
   - Вам и это хочется знать? Все за счет пансионата. Знакомый вам Сергей - его директор.
                ***
   На следующее утро Дьяков спустился в вестибюль, чтобы кому-то позвонить. Вернувшись, сообщил:
   - Вам, Владимир Николаевич, выписан одноразовый пропуск на за-вод.
   - Наконец-то.
   - Не суетитесь. Это еще не то, что вы думаете. Сегодня в качестве экскурсанта вы осмотрите наиболее интересные места гордости со-ветской металлургии. Чтобы не получилось так - в Париже побывал, а Лувра не видел. Машина в вашем распоряжении. На проходной вас ждет с пропуском Миша. Вы его знаете - один из тех  диспетчеров. Ве-чером встретимся здесь.
   - Позвольте, Владилен Алексеевич, а когда делом будем занимать-ся?
   - А чем же, по-вашему, мы занимаемся?
   - Развлекаемся. Не привык быть в роли американского наблюдате-ля.
   - Потерпите. Ну, а чтобы поднять настроение, скажу, что все идет хорошо. К тому времени, как вы появитесь в кабинете директора ком-бината, у Юрчика, то бишь в транспортном цехе, будет готова к от-правке в неизвестном пока направлении тысяча тонн нужных вам труб. Вот тут и начнется главное: переадресовка труб на Лимановск, это сделает Сережа, вам же останется оплатить товар - и сразу домой. Вас устраивает такой расклад?
   - Слишком просто. Кто такой Сережа, чтобы переадресовывать? Он исполнитель.
   - Вы правы. Тут понадобится калибр покрупнее, но об этом позже, а сейчас счастливой вам экскурсии.
   Гигант южной металлургии произвел на Поспелова ошеломляющее впечатление. Проходя по мартеновскому цеху, с осторожным востор-гом наблюдал за огненными змеями, а то и реками. С чувством облег-чения вышел за проходную этого монстра.
   Вечером Дьяков объявил, что скоро все завершится. Та тысяча тонн труб уже грузится на платформы и завтра в 17 часов может отпра-виться в два адреса. Добиться переадресовки предстоит бывшему директору комбината. Если это сейчас не удастся, то, считай, уже ни-когда не удастся.
   - Но есть надежда? - спросил с волнением Поспелов.
   - Руслан Имранович, так зовут бывшего директора, настроен по-боевому, но чем черт не шутит.
   - А почему он решил нам помогать? 
   - Не обижайтесь, но узнать это вы сможете только от него, если сам заговорит об этом. А, в общем, помогает человек, и ладно. Тем более, что ни вам, ни городу это ничего стоить не будет.
   - Как в сказке.
   - Вы правы. Кстати, Владимир Николаевич, приведите себя в поря-док. Свежая рубаха, скромный галстук. Вам предстоит встреча на высшем заводском уровне.
   - Вы сами будете с нами?
   - Зачем? В этой пьесе у меня роль мавра.
                ***
   Было около десяти часов утра, когда Дьяков и Поспелов вышли к подъезду гостиницы. Вскоре подкатила белая «Волга» импортного исполнения. Открылась передняя дверь, и навстречу протянулась левая рука. Дьяков пожал ее.
   - Привет, Владик! Твой товарищ готов?
   Голос спрашивающего был густым, но четким.
   - Все в порядке, Руслан Имранович, вот он, - ответил Дьяков.
   Та же рука протянулась в сторону Поспелова, и его ладонь утонула в крепкой длани.
   - Садись рядом, - сказал Руслан Имранович, - а ты, Владик, свобо-ден до вечера. Можешь сходить в кино.
   Поспелов занял указанное место. За рулем сидел крупный мужчина лет семидесяти, щеки иссиня выбриты, на светло-коричневом пиджа-ке сияет звезда Героя Социалистического труда.
   - Моя фамилия Жакаев, а вас как величать? Это правда, что вы пер-вый секретарь Лимановского горкома партии?
   - Правда, Руслан Имранович. Показать удостоверение?
   - Не требуется. Лучше покажите мне наряд на трубы.
   Ловким движением Поспелов открыл «змейку» шикарной папки жел-той тисненой кожи, распахнул ее у себя на коленях. Сверху лежал тот документ. Жакаев не стал брать его в руки - только глянул. Хмыкнув, сказал:
   - В следующий раз, Владимир Николаевич, на порог не пускай бла-годетелей с подобными бумажками. Ссылку на сверхплановый вы-пуск выдумали загребущие чиновники. Такие документы им ничего не стоят, а навар хороший. В нашей плановой системе разумный дирек-тор никогда не будет перевыполнять спущенный ему план. Ведь на следующий год тот же чиновник достигнутое примет за 100 процен-тов, а к нему приплюсует проценты роста. Вот и думайте. Какому ди-ректору захочется подставлять голову под топор?
   Лицо Поспелова поскучнело. Жакаев заметил это.
   - Что приуныл, секретарь? - спросил он. - Или не знаешь, как у нас пятилетки выполняются? Закрой пока эту папочку и поехали.
   Вскоре очутились у знакомой проходной, но не припарковались, а направились к воротному проему, перекрытому тонкой цепью. Пре-града опустилась на асфальт, и «Волга» проехала на территорию за-вода. Поколесив, остановились у приземистого здания, украшенного лозунгом: «Социалистическая дисциплина - гарантия реальности на-ших планов». По тому, что эти слова были набраны металлическими буквами, можно было судить, что проблема дисциплины на этом за-воде предполагает быть вечной.
   - Мы сейчас поднимемся к диспетчерам, - сказал Жакаев, выключая двигатель, - вам надлежит молчать и улыбаться. Все остальное за мной.
   Вошли в сравнительно небольшой густо прокуренный зал. На при-борах мигают лампочки индикаторов, из динамиков слышатся при-глушенные голоса. Из «стекляшки» вышел Сергей, знакомый по встрече в пансионате.
   - Здравствуйте, Руслан Имранович, - сказал он, приблизившись, - привет, Володя!
   После пожатия рук, Жакаев спросил:
   - Как дела, Сергей Иванович?
   - Все в порядке, Руслан Имранович, идет отгрузка девятисоток в двух направлениях: Нижний Тагил и Тюмень.
   - Сколько?
   - По пятьсот тонн в каждый адрес.
   - Хорошо. Когда отправка?
   - Как обычно - после семнадцати.
   - Сейчас я буду у директора. Жди оттуда команду на переадресовку.
   - А бумажка будет?
   - Какая бумажка?! Будет команда по селектору. Разве забыл, как я вас учил: слово директора важнее и надежнее любой бумажки!
   - То при вас было, Руслан Имранович.
   - А сейчас при ком? Разве не я стою перед тобой? Жди, Сережа, ко-манду и действуй, как учили.
   Сели в машину, сделали несколько поворотов и вот перед ними ад-министративное здание. Поднялись лифтом на шестой этаж, прошли коридором и остановились перед высокой дубовой дверью.
   - Можешь перекреститься, Владимир Николаевич, - сказал Жакаев и толкнул дверь.
   Вошли в приемную. Молоденькая секретарша приподняла голову от бумаг.
   - Слушаю вас, товарищи, - сказала она.
   - Ты меня не знаешь, красуля, а я - Жакаев.
   - Извините, Руслан Имранович, я действительно вас не знаю, но на-слышана. Вы к Анатолию Михайловичу? Сейчас доложу.
   - Не трудись, я сам ему доложусь.
   Жакаев подошел к директорской двери, нажал на сияющую латун-ную ручку,и дверь распахнулась. Поспелов поспешил за ним. Дирек-тор тут же выскочил из-за стола. Бывший и нынешний обнялись. Жа-каев казался горой Кавказа рядом с холмом Валдайской возвышен-ности. Когда разомкнулись объятия, директор подал руку Поспелову, представившись:
   - Коптев.
   Владимир Николаевич с усердием пожал протянутую руку и назвал-ся. Коптев, взяв Жакаева под руку, повел к столу и усадил на свое ме-сто, а сам сел напротив. Усевшись поудобнее, Жакаев сказал торже-ственно:
   - Привез к тебе, Анатолий Михайлович, первого секретаря Лиманов-ского горкома партии. Слыхал о таком городе?
   - Не только слыхал, но как-то отдыхал там, но это было лет десять тому назад.
   - Теперь можешь отдыхать каждый год. Владимир Николаевич со-орудит тебе лучший отдых. Такого и в Сочи не найдешь.
   - Интересно, - озаботился Коптев, - чем обязан?
   По знаку Жакаева, Поспелов раскрыл папку и развернул ее перед директором так, чтобы тому было удобно видеть злополучный наряд. Коптев мазнул его взглядом и тут же радостно воскликнул:
   - Так это ж на сверхплановый выпуск! А я еще не знаю, как удастся выполнить основной план.
   - Не прибедняйся, выполнишь, я проверял, - заверил Жакаев. - Ска-жи, Анатолий Михайлович, я давно к тебе обращался с какой-нибудь просьбой?
   - Что-то не припомню.
   - А что ты мне говорил, когда садился в это кресло? Первый раз пришел, и сразу отказ!
   - Руслан Имранович, речь шла о личной просьбе!
   - Разве не я лично сижу перед тобой? И не я лично к тебе обратил-ся?
   - Хорошо, Руслан Имранович, я подумаю. Пусть товарищ поживет у нас несколько дней. Прояснится обстановка с планом и все, что наме-тится сверх него, отправим в Лимановск.
   - Вот как ты заговорил со мной, Анатолий Михайлович.
   - Так план - это святое.
   - Не мне рассказывать, что такое план. Я тебе не раз говорил, как у нас в стране крутят, в том числе и с планом.
   И, обращаясь к Поспелову:
   - Расскажу я вам обоим одну историю, случившуюся в годы правле-ния Никиты Хрущева. Дело было в Калуге. Кто был там, знает, что этот город рассекается чуть не пополам рекой Окой. А через реку нет ни одного моста. Можете представить, как было добираться с одного берега на другой. Тонны бумаги исписали с просьбой построить мост через Оку. Отвечают: нет моста в плане. Так включите в план! Вы что?! Нам на космические программы средств не хватает, а тут какой-то мост! Кстати, сейчас в Лимановске не лучше обстановка. Город умирает от жажды! Не построят водовод, хоть из моря воду пей.
   Так вот, узнают, что в городе живет учительница, которая когда-то учила Никиту. Сообщили об этом в Москву. Хрущев пригласил ее в гости. В Калуге проинструктировали старушку, и она поехала. Никита тепло ее встретил, напоил чаем и спрашивает, как обычно, чем может ей помочь. Гостья от большого волнения не может четко выразить свою мысль. Все повторяет: «Мост, мост». Велел царь разобраться, про какой  это мост пытается рассказать его любимая учительница. Так он узнал о разделенном городе и о великой волоките. Вспылил Никита Сергеевич и приказал: мосту быть! Соответствующие службы взяли под козырек, и еще не приехала посолша в свои пенаты, как на обоих берегах реки развернулась грандиозная стройка. Так вот, доро-гие товарищи, как на самом деле обстоят у нас дела с планом. Он - подобие ширмы, за которую прячутся чиновники.
   - Все так, Руслан Имранович, - сказал Коптев, - но
есть одна закавыка - я не Хрущев и тем более не Брежнев.
   - Ерунда! На этом заводе ты и Хрущев, и Брежнев в одной бутылке! Разве не так?
   Коптев пожал плечами, а Жакаев повернулся к селекторному пульту и нажал сразу две кнопки. В динамике послышались производствен-ные шумы, невнятные голоса. Жакаев придвинул к себе микрофон и властным голосом спросил:
   - Главная диспетчерская и транспортный цех, вы меня слышите?
   - Слышим, Руслам Имранович, - чуть ли не в один голос ответили ему эти службы.
   Бывший директор жестко посмотрел в сторону нынешнего. Тот опустил глаза и стал рассматривать ногти на своих руках. Убедив-шись, что Коптев не собирается ему противоречить, Жакаев продол-жал:
   - Вы понимаете, что я говорю из кабинета Анатолия Михайловича. Он сидит рядом и кивает головой, соглашаясь с тем, что я сейчас го-ворю.
   Он сделал знак Поспелову, и тот подвинул к нему папку с докумен-тами.
   - Теперь слушайте приказ, - возвысил голос Жакаев. – Трубы - девя-тисотки в количестве тысячи тонн, направлявшиеся ранее в Нижний Тагил и Тюмень, переадресовать на станцию Лимановск-товарная, Приднепровской железной дороги. Получатель: трест «Лимановскст-рой». Все ясно?
   - Ясно-то ясно, Руслан Имранович, а нельзя ли услышать голос Ана-толия Михайловича?
   - Сколько угодно, - почти весело ответил Жакаев и, прикрыв сетку микрофона, властно сказал Коптеву: - Говори, что надо!
   Тот хотел взять микрофон в руки, но Жакаев отвел его от них и при-близил ко рту.
   - Говори!
   - Делайте так, как сказал Руслан Имранович.
   Голос был вялым, но хорошо услышан теми, кто хотел его услы-шать.
   - Ясно, Анатолий Михайлович, будем делать так, как сказал Руслан Имранович.
   Жакаев выключил селектор и, выудив из папки Поспелова гаран-тийное письмо треста «Лимановскстрой» с просьбой отпустить энное количество труб с гарантией немедленной оплаты чеком, подложил его Коптеву.
   - Подписывай! - сказал он строго. - А теперь вызови секретаршу, и пусть она проводит первого секретаря горкома партии в бухгалтерию и проследит, чтобы не было унизительной волокиты и глупых вопро-сов.
   Выходя и кабинета, Поспелов услышал, как Жакаев сказал Коптеву:
   - Вот это по-нашему, Анатолий Михайлович.
   Секретарша закрыла за собой дверь в кабинет, и Поспелов не ус-лышал ответ.
   Жакаев позвонил в бухгалтерию и, поинтересовавшись у Поспело-ва, все ли в порядке, сказал, что ждет его внизу в машине. Они поеха-ли в транспортный цех. Здесь Поспелов встретился с Юрчиком и убедился, что переадресовка сработала и один состав раньше срока уже отправлен в Лимановск, а второй уходит вслед за ним.
   Выехали за пределы завода и, не сговариваясь, оба глубоко вздох-нули. Заметив это, улыбнулись друг другу.
   Жакаев сказал:
   - Признаться, Владимир Николаевич, будь я сейчас директором, ты никогда не получил бы этих труб.
   - Коль так, Руслан Имранович, и я признаюсь, что до сих пор не ве-рю в этот успех. Спасибо вам. Я понимаю, что не будь здесь вашей доброй воли…
   - Брось, Владимир Николаевич, какая она добрая? Она самая под-лая! Ты понимаешь, какую свинью я подложил Коптеву?
   - Как не понять.
   - То-то, а ты говоришь «добрая воля». Но успокойся, этот гаденыш заслуживает большего. Тебе, конечно, не интересно знать подробно-сти…
   - Нет, почему?
   - Все равно, обойдемся без них. Верь мне, свое он получил по за-слугам. Ты думаешь, он всегда такой фетюк? Был бы таким, никогда не стал бы директором, а так, чувствует собака, чье сало съела.
   Поспелов подумал, что по пословице кошка, а не собака должна это чувствовать, но не стал уточнять. Еще он подумал, что в жизни мно-гое строится на противоречиях. Вот и ему удалось этим воспользо-ваться. Но где тот стратег, что смог свести все воедино? Дьяков? Нет, он - важное звено в этой цепи, но не золотое. И удивился Поспелов существованию подспудных сил в стране, которым ничего не стоит так, походя, взломать святая святых социалистического строя - пла-новую экономику и остаться при этом безнаказанными. На какой-то миг ему, секретарю партийного органа, стало неудобно от мысли, что, по сути он инициировал эту неприглядную операцию, но тут же ото-гнал эту мысль: не для себя старался, для города.
   Прощаясь, Жакаев сказал:
   - Признаться, Владимир Николаевич, будь я директором, ты никогда не получил бы этих труб.
                ***
   По приезду домой Поспелов предупредил начальника товарной станции о скором прибытии эшелона с трубами. На вторую ночь - звонок. Начальник товарной станции доложил, что составы пришли. Такого количества груза станция еще никогда не принимала. Будут трудности.
   - Так это же прекрасно! - неожиданно для себя воскликнул Поспе-лов.
   - Не понял, товарищ секретарь, - отозвался железнодорожник.
   - Что тут непонятного? Звоните в трест, пусть начинают работать.
  Поспелов сам поехал на товарную станцию. Вот они, вожделенные, лоснятся под лунным светом. Захотелось погладить трубы, заглянуть внутрь и представить себе, как по ним потечет живительная вода. Только собрался взобраться на платформу, как подошел начальник станции и сообщил, что пригнали кран, но у него вылет стрелы мал и он не сможет достать до грузовой площадки. Поспелов с досадой по-смотрел на начальника станции - такого удовольствия лишил. Резко спросил:
   - Вы можете пользоваться телефоном?
   - Понял, товарищ первый секретарь, - радостно воскликнул желез-нодорожник и резво  запрыгал по шпалам в сторону своей конторы.
                ***
   По окончании отпуска Дьяков тепло попрощался с Поспеловым. Ко-гда тот объявил, что чувствует себя должником перед высоким гос-тем, Дьяков еще раз напомнил, что они земляки и этим все сказано и посоветовал не тянуть с укладкой труб в землю.

                ГЛАВА YII
                СМУРЫЙ МЕСЯЦ
   И в этот ноябрь Поспелов вновь вспомнил Пушкина: «Над омрачен-ным Петроградом дышал ноябрь осенним хладом». Слякоть и повы-шенная влажность дурно воздействовали на его организм и вызыва-ли плохое настроение. Для него этот месяц был самым смурым в го-ду и по другому случаю. Он заметил, что именно в ноябре, осененным великим праздником, у него постоянно возникают всяческие неприят-ности. Чтобы не показаться суеверным, а то и аполитичным, он скрывал эти наблюдения, про себя называя их «контрреволюцион-ными».
   Первая декада «смурого» месяца проходили в обычной празднич-ной суете. Самым утомительным было почти двухчасовое стояние на трибуне. Глядя на ликующие полупьяные толпы, нужно было привет-ливо помахивать им рукой и широко улыбаться. Другой проблемой была массовость. Замечено, что в последнее время праздничные ко-лонны сокращаются, словно бальзаковская шагреневая кожа. Если такое не остановить, то в праздники единение партии и народа будут демонстрировать только школьники.
   Директорам предприятий было рекомендовано  использовать ад-министративный ресурс. Составляли список, и каждому работнику против своей фамилии предлагали расписаться, что подразумевало обязательство явиться на демонстрацию. Мало кто, глядя в глаза не-посредственному начальнику, осмеливался отказаться от подписи. Но и тут не было гарантий, что работник придет. Все понимали, что эти подписи не имеют правовой силы. Некоторые директора, учиты-вая это, премировали работников за участие в демонстрации. Это срабатывало лучше, чем подписи.
   Поспелов взошел на праздничную трибуну и с удовлетворением отметил, что она заполнена. Слева и справа от нее, но уже внизу на асфальте, стояли приглашенные «к трибуне». Поспелов со всеми, кто стоял рядом, поздоровался за руку, помахал влево и вправо знако-мым лицам у трибуны и посмотрел на часы. Десять утра. Пора. Из ре-продукторов вырвались бодрые звуки маршей, пошли колонны.
   Праздничное шествие в этом году открывал трест «Лимановскст-рой». Впереди колонны шел полуприцеп, кузов которого был украшен трубой, доставленной из Поливанова. Она символизировала ударную работу треста по прокладке второй нитки городского водовода. По-спелов с чувством благодарности приветливо махал работникам тре-ста, продолжившим начатое им дело.
   Когда пошла другая колонна, Поспелов почувствовал за спиной не-обычное оживление. Вслушаться мешали звуки музыки и разноголо-сые крики «Ура», оглянуться не позволяли восторженные демонст-ранты, которые, вкусив по ходу шествия изрядные дозы алкоголя, теперь ели глазами приветствующее их городское начальство. Тут он почувствовал возле щеки легкий ветерок, созданный промелькнув-шей рукой, и понял, что это Москаль, стоявший справа, уж очень рья-но приветствует демонстрантов. Скосил глаза и увидел, что он, во-преки обычаю, машет не одной рукой, а сразу двумя! Обратившись к Соболеву, стоявшему слева, спросил:
   - Что это с ним?
   - Он в дупель пьян, - сердито ответил тот.
   - Так уведите его!
   - Пробовали, не получается.
   Тем временем раздался восторженный вопль Москаля:
   - Привет, Федя! С праздником, Катюша!
   - Ужас, - только и проговорил Поспелов.
   Он повернулся к Москалю и решительно сказал:
   - Дмитрий Остапович, мне нужно с вами поговорить.
   - Нашел время!
   - Очень важный разговор, Дмитрий Остапович!
   - Не мешай! Видишь, люди приветствуют меня!
   Поспелов кивнул Соболеву, и они вдвоем, взяв Москаля под руки, повели с трибуны. И в отсутствие первых руководителей города ми-мо трибуны шли колонны, кричали «Ура», играла музыка. Кто-то не заметил их отсутствие, другие, приметив, посчитали, что начальники тоже люди и поэтому отошли в сторонку, чтобы пропустить по ма-ленькой для сугрева. Поспелов поспешил на трибуну, оставив Собо-лева организовывать доставку градоначальника домой.
   На площадь втягивалась колонна оцинковального завода. На этот раз в ее голове грузовик с жестяным макетом крейсера «Аврора». Идею макета «подбросил» директору завода сам Москаль. И вот, по стечению обстоятельств, ему не придется увидеть ее воплощение. Сейчас из нутра крейсера начнут взлетать ракеты, символизирующие победные залпы Октября. Началось. Первая, вторая, третья ракета взлетела, вызвав восторг не только у детишек. Едва успело сердце Поспелова возрадоваться удачному фейерверку, как случилось не-предвиденное. Четвертая ракета, едва взмыв над машиной, устреми-лась к земле и расцветилась уже в толпе. В эфире продолжала зву-чать музыка и здравицы в честь Великого Октября, а из-под трибуны неслись вопли и крики ужаса.
   На мгновение Поспелов оцепенел, но положение обязывало. Он на-чал отдавать четкие указания. Растерявшимся руководителям он сделал энергичную отмашку и, притормозившие было колонны про-должили свой путь. Пострадавших понесли и повели к дежурившим неподалеку санитарным машинам, которые, не включая сирен, пом-чались в больницу. Последующие колонны даже не догадывались о произошедшем.
                ***
   Сразу после праздника в Малом зале горкома было собрано парт-бюро, чтобы дать оценку прошедшим событиям. В качестве пригла-шенных присутствовали некоторые директора предприятий и глав-ный врач больницы. С него и начали.
   Врач доложил, что из десяти человек, доставленных в больницу, трое пострадали серьезно. У двух обожжены ноги, а у третьего трав-мирована сетчатка левого глаза. Остальным сделаны успокоитель-ные уколы, и они отпущены по домам. Нескольким незначительно пострадавшим была оказана помощь на месте.
   Начальник горотдела КГБ Бугров был краток:
   - Политического умысла со стороны горе - стрелков не отмечено. Они, а их двое, были в стельку пьяны. Кто из них сделал роковой вы-стрел, установить невозможно, да и нужно ли? Для определения уго-ловной ответственности дело передано в милицию.
   Директору оцинковального завода был тут же объявлен выговор с занесением в учетную карточку за недостаточную воспитательную работу в коллективе.
   Другим «именинником» был директор мотороремонтного завода. Его вина заключалась в том, что вместо заводской праздничной ко-лонны по площади проехала грузовая машина, груженная невостре-бованными знаменами и транспарантами. После прозвучавшей ин-формации, Поспелов спросил у директора:
   - Как вы смогли допустить, товарищ Гладильщиков, что вместо ра-бочего коллектива на праздничную площадь вышла машина, предна-значенная для перевозки грузов? Что вы этим демонстрировали?
   Директор посмотрел на секретаря глазами умирающей собаки и что-то невнятно пробормотал. Его не поняли. Кто-то спросил:
   - У вас каша во рту, товарищ директор?
   Ему подали стакан воды. Он судорожно отпил. Вздохнув, начал от-вечать:
   - Заверяю вас, товарищ первый секретарь, что все это получилось непреднамеренно.
   - Еще бы, - бросил кто-то реплику.
   - К началу движения, - продолжал Гладильщиков, - в колонне было человек пятьдесят. Раздали транспаранты и пошли. Остальные, ду-мали, подойдут. Все было хорошо до той поры, пока вдоль шествия колонны не появились лотки с водкой. Люди побежали пропустить по сто граммов, забывая праздничную атрибутику в кустах. Я приказал ее подбирать. Чем ближе к площади, тем меньше людей. Колонны фактически уже не было, оставшиеся люди примкнули к соседней ко-лонне, а водителю я приказал свернуть в первый же переулок и окольными путями возвращаться на завод. Позже он мне сказал, что ГАИ не позволило свернуть с маршрута, и он вынужден был проехать через площадь. Вот так все было.
   Гладильщиков допил оставшуюся в стакане воду и глубоко вздох-нул.
   - Вы понимаете, Гладильщиков, - спросил Поспелов, - что сейчас расписались в своей беспомощности? Вы не руководитель, вы - ка-питулянт! И какой вы после этого коммунист, спрашиваю я вас?
   Гладильщиков проглотил слюну и, преодолевая волнение, ответил:
   - Позволю напомнить, товарищ первый секретарь, что завод, кото-рым я руковожу уже много лет, ежемесячно и ежегодно выполняет го-сударственный план, а по итогам социалистического соревнования к годовщине Великой Октябрьской социалистической революции зане-сен на городскую Доску почета.
   Заметив смущение Поспелова, на выручку бросилась Смирнова, третий секретарь горкома. Она сказала Гладильщикову:
   - За то, что завод выполняет план, вы, Иван Федорович, получаете зарплату, а вот когда дело коснулось общественных обязанностей, вы и ваши рабочие оказались не на высоте. Кого вы, коммунист Гла-дильщиков, воспитываете? Строителей коммунизма или стяжателей? Чем отличаются ваши пролетарские гегемоны от обычного субъекта капиталистического общества, мечтающего только о наживе?
   Она перевела дух и, обращаясь уже к Поспелову, сказала:
   - И вообще, Владимир Николаевич, на заводе плохо с наглядной агитацией. На фасаде только один лозунг, да и тот выцветший, заво-дская Доска почета не обновляется уже второй год, в цехах нет не только лозунгов, но и политических плакатов.
   Слушая Смирнову, Поспелов все больше хмурился. И вот он ее пе-ребил:
   - Как же получилось, Нина Петровна, что коллектив, возглавляемый таким аполитичным директором, оказался на городской Доске поче-та? Вы, наверное, визировали решение горисполкома?
   - Я поверила, Владимир Николаевич, обещанию директора завода ликвидировать все недостатки в кратчайший срок.
   - Вот как? - удивился Поспелов. - Что же вам, товарищ директор, по-мешало выполнить свои же обещания? Признаться, я все больше не-доумеваю: вы ли это так долго ходите в руководителях? Может, вас подменили?
   - Нет, товарищ первый секретарь, я все тот же. И не обессудьте, ес-ли  выскажу крамольную мысль: Сталина нам не хватает, совсем распустился народ. Да, я обещал Нине Петровне изготовить несколь-ко лозунгов и большой портрет товарища Ленина. Обратился к ху-дожникам, те назвали цену. Я в бухгалтерию, но там категорически от-казались выделять деньги на оплату. Видите ли, у нас в смете нет статьи, которая бы оплачивала эти расходы. Что касается Доски по-чета, то профком решил, что лица, удостоенные этой чести в про-шлом году, вполне заслуживают ее и в этом, поэтому решили ничего не менять.
   - Экономия на фотографе? - спросил кто-то.
   Гладильщиков пожал плечами. Ему объявили выговор с занесением в учетную карточку за мелкобуржуазные проявления в воспитании коллектива.
   Когда в зале остались только члены партбюро и заведующие отде-лами горкома, Поспелов обвел их хмурым взглядом и сказал:
   - Да, трудно выходить из трясины показушного единодушия. Как ви-дим, запуганным народом было легче управлять. Зря, что ли, дирек-тор взмолился дать ему Сталина? Конечно, где был бы тот бухгалтер, который не нашел денег на изготовление политических лозунгов?
   - Ему ткнули бы пальцем в 58 статью, и он сразу бы прозрел, - под-сказал Соболев.
   - Вот именно, - согласился Поспелов, - исчез страх, несколько осла-били вожжи - и вот результат. Отсюда, товарищи, появилась настоя-тельная необходимость компенсировать издержки, так называемой, демократии. Чем? Возвращать товарища Сталина, конечно, не будем. Тогда чем? Усилением идеологической работы. И горком должен воз-главить ее. Мы просто обязаны быть проводниками коммунистиче-ских идей, неукоснительно связывая их с начертанными партией эко-номическими задачами.
   В ближайшее время мы должны составить реальный план идеоло-гических мероприятий с учетом тех ляпсусов, что допустили в период праздника. А вам, Нина Петровна, следует серьезно поработать над ошибками, чтобы впредь не допускать их. Вы, по сути, посадили гор-ком в лужу. Как случилось, что разгильдяй оказался на городской Доске почета!? Обратили внимание, как он гордился этим? При том, что на заводскую Доску почета плевать хотел!
   Несколько остыв от праведного гнева, Поспелов продолжал:
   - И последнее. Следует серьезно заняться Гладильщиковым. Как я понимаю, к нему, как к хозяйственнику, претензий нет. Зато как поли-тик он - нуль.
   - Может, подобрать ему крепкого секретаря партбюро? - высказала мысль Максимова.
   - Такой вариант, Екатерина Сергеевна, был бы хорош, если бы на этом заводе был предусмотрен освобожденный партработник, а так, кого ни поставь, все равно будут заглядывать в рот Гладильщикову. Отсюда следует - менять самого директора. Не способен он работать в новых условиях. Когда ему на пенсию?
   - Если не ошибаюсь, - ответила Максимова, - то в конце следующего года.
   - Так что мы ждем? - воскликнул Поспелов. - Он за этот год совсем развалит коллектив!
   Желающих выступить в защиту Гладильщикова не нашлось, не бы-ло и осуждающих его - люди устали. Все ждали окончания совещания, но подал голос Соболев.
   - Позвольте, Владимир Николаевич?
   Уловив кивок, сказал:
   - Все, что здесь было сказано, верно, но упущен, на мой взгляд, один немаловажный вопрос, вопрос трезвости в нашем городе.
   Послышался легкий шумок, Соболев нервно крутанул головой и продолжал:
   - Мы стыдливо упустили этот вопрос, хотя все рассмотренные эпи-зоды, случившиеся на демонстрации, вызваны чрезмерным употреб-лением алкоголя.
   - Вы предлагаете объявить сухой закон? - язвительно поинтересо-вался Москаль.
   - Нет, Дмитрий Остапович, я хоть и технарь, но читал о «сухом зако-не» в Америке и его последствиях, поэтому не могу предложить такую глупость, но, считаю, было бы разумным ограничить потребление ал-коголя в нашем городе.
   - Как вы себе это представляете? - спросил Поспелов.
   Соболева не смутило явное неудовольствие, прозвучавшее в голо-се начальника.
   - Нам нужно начинать с себя, Владимир Николаевич, - твердо отве-тил он, не заметив, как зарделось лицо первого секретаря. - Наш гор-комовский буфет превратился в заурядную забегаловку, в которой по любому поводу собираются компании и устаканиваются до положе-ния риз. Приходят туда и посторонние, приглашенные тем или иным именинником. Так что молва о пьяных застольях в стенах горкома партии расползается по городу и может служить оправданием для тех, кто захочет такие же сборища организовать у себя. И другое: за-чем разрешили курортторгу и тресту ресторанов выносную торговлю спиртным в местах прохождения праздничных колонн?
   Москаль уже давно ерзал, будто не на мягком стуле сидел, а на не-умело срубленном пеньке. Он с нескрываемым презрением сказал:
   - А затем разрешили, Аркадий Георгиевич, что конец года на носу, а план товарооборота у этих организаций под угрозой срыва! Вы пред-лагаете, невинный ангелочек, сидеть, сложа ручки и ждать, когда это случится?
   Соболев густо покраснел, но, собравшись духом, жестко ответил:
   - Ваши старания выполнить товарооборот, Дмитрий Остапович, бы-ли хорошо заметны на праздничной трибуне.
   - Сопляк! Ты еще смеешь мне указывать?!
   Поспелов, чтобы разрядить обстановку, объявил окончание сове-щания. Москаль, выходя из зала, метнул в сторону Соболева злой взгляд и кому-то громко сказал:
   - Ты посмотри, какая-то сосиска строит из себя Краковскую колбасу! Герой объявился! Видишь ли: пьянству бой!
   - Какой бой, - ответили ему, - тут сдаваться самое время!
                ***
   - Аркадий Георгиевич, зайдите ко мне, - пригласил Поспелов, оста-новившись у своего кабинета.
   Соболев вошел и остался у двери. Было заметно, что он еще не ос-тыл после стычки с Москалем: глаза смотрели настороженно, на ще-ках легкий румянец.
   - Проходите и садитесь, Аркадий Георгиевич, - сказал Поспелов, на-ливая в стакан воды.
   - Будете? - спросил он и, уловив отказ, сам сделал большой глоток, а остальную воду вылил в цветочный горшок. – Да, вода - не водка, много не выпьешь, - сказал он, улыбаясь, и уже из-за стола спросил: - Зачем вы завели эту бодягу с Москалем?
   - Вы говорите - бодягу? - несколько удивленно спросил Соболев. - Насколько я помню, «бодяга» - синоним слова «балагурить». Неужели вы так расцениваете мои претензии к этому человеку?
   - Расценивайте это как грустную иронию.
   - А к месту ли здесь ирония, Владимир Николаевич?
   - Кто-то, уважаемый Аркадий Георгиевич, метко заметил, что, сме-ясь, мир освобождается от своих недостатков. Но сейчас хотелось бы о другом. В приличных семьях не принято выносить на люди свои недостатки. В данном случае это ваша критика председателя горис-полкома…
   - Вы считаете бюро горкома - «на люди»?
   - В некотором роде. Пока не стоит вопрос о снятии председателя исполкома, мы обязаны беречь его авторитет. Кроме того, я намечал провести с ним воспитательную беседу.
   - Его лечить надо, а не воспитывать!
   - Возможно, Аркадий Георгиевич, но в свете сказанного прошу вас помнить вот о чем. Вы - не Зевс и поэтому должны метать молнии из-бирательно, согласуя свои намерения со мной.
   Соболев, борясь с желанием возразить, ответил:
   - Понятно, Владимир Николаевич.
   - Вот и хорошо, можете идти.
   - И это все? - удивился Соболев.
   - А что вы еще хотели? - не менее удивился Поспелов.
   - Разве мои высказывания о состоянии трезвости в городе не встревожили вас?
   - Состояние трезвости в городе, Аркадий Георгиевич, меня встре-вожило задолго до вашего выступления. Это далеко не новость.
   - Выходит, что можно закрыть глаза на то, что народ спивается?
   - А вы предлагаете бороться с пьянством в отдельно взятом горо-де? Может, уже и коммунизм начнем строить в Лимановске? Вы, Ар-кадий Георгиевич, наивны, как только что родившийся котенок. Да и у того, наверное, рефлексы развиты лучше, чем у вас.
   - За сомнение по поводу рефлексов, спасибо, Владимир Николае-вич, Мне претят коммунисты, которые только рефлексами и руково-дствуются. И другое. На мой взгляд, быть наивным не так уж постыд-но, если помнить, что наивные противостоят прожженным циникам.
   - И кого же вы относите к циникам, да еще прожженным?
   - Да хоть того же Москаля!
   - Дался вам этот Москаль!. Забудьте о нем. Он прекрасный руково-дитель, и на его плечах не меньший груз, чем на наших. Что касается трезвости в вашем понимании, то это действительно наивность. Вве-ди ограничения в городе, водку найдут в деревне или в другом месте. Город потеряет в бюджете, а число пьяниц не уменьшится. Кому от этого польза? И вы думаете, что в Политбюро не знают, что страна спивается? Знают. Пытаются что-то сделать, но все это пустые хло-поты. Как пили, так и будут пить.
   - В таком случае, Владимир Николаевич, мы зря наказали тех дирек-торов заводов. Ведь они не виноваты, что народ пьет.
   - Что народ пьет, они действительно не виноваты, но в задачу Гла-дильщикова входило поставить к ракетницам людей трезвых, а не пьяниц.
   - А где их взять, если все пьют?
   - Так уж и все. Среди инженеров и служащих, если покопаться, мож-но найти трезвенников. А второй вообще вожжи отпустил.
   - Хорошо, - согласился Соболев, - а что вы скажете о нашем буфете, в котором…
   - Знаю, знаю. По мне пусть пьют лучше в нашем подвале, чем в го-родских забегаловках.
   - Получается, Владимир Николаевич, что раньше было пороком, сейчас стало укладом жизни.
   - В каком-то смысле так и есть, - согласился Поспелов.
   - И это вас устраивает?
   Поспелов улыбнулся.
   - Надеюсь, вы меня за идиота не принимаете?
   - Нет, конечно, но надо же что-то делать!
   Их глаза встретились, и Поспелов уловил фанатичный блеск во взгляде визави, и тут же возникла дикая мысль. Он сказал, с трудом подбирая слова:
   - А вы знаете, если хотите, я бы мог предложить вам хороший поли-гон для претворения в жизнь ваших устремлений. Хотите попробо-вать?
   Соболев устремил на него вопрошающий взгляд.
   - Идите директором на мотороремонтный завод. Там вы сможете удовлетворить свое неуемное стремление бороться с пьянством.
   -Вы хотите избавиться от меня?
   - Зачем так примитивно трактовать мое предложение? Вами овла-дела идея, я предоставляю вам место для ее претворения. И вы в этом усмотрели стремление избавиться от вас?
   - Разве нельзя это же делать в условиях горкома и в масштабах го-рода?
   - Признаться, я, как первый секретарь горкома партии, не знаю, с че-го начинать. Предполагаю, что и председатель горисполкома не горит желанием за это браться.
   Поспелов бросил взгляд на часы и поднялся.
   - Девять часов. Пора и совесть знать.
   - Так. вы хотите отправить меня на завод? - спросил Соболев уже у двери.
   - Побойтесь бога, Аркадий Георгиевич, с чего вы это решили?
   - Так вы же сказали.
   - Сказал, поддавшись вашему стремлению бороться за трезвость.
   - Но я не хочу на завод.
   - Не хотите - и не надо.
   Внизу вахтер доложил, что у него все в порядке. Поспелов, улыб-нувшись ему, ответил:
   - И у нас все в порядке, - и, обращаясь к Соболеву, - так, Аркадий Георгиевич?
   - Полнейший порядок, Владимир Николаевич.
   Вахтер, закрывая за ними дверь, подумал: если не начальству ра-доваться жизни, то кому еще?

                ***
   Наступила последняя пятница ноября, казалось бы, все неприятно-сти позади, но нет. Едва Поспелов вошел в кабинет, как раздался те-лефонный звонок. Поднял трубку и услышал взволнованный голос главного врача больницы.
   - Владимир Николаевич, в шесть утра к нам привезли сбитого ма-шиной гражданина. Им оказался Соболев Аркадий Георгиевич.
   - В каком он состоянии?
   - Пятнадцать минут назад товарищ Соболев умер.
   Рука с трубкой, как чужая, опустилась вдоль тела. Телефон еще не-которое время «алёкал», но Поспелов этого не слышал. Он некоторое время стоял у стола неподвижно, словно памятник самому себе. В кабинет заглянула Мария Александровна: ей позвонили из больницы и попросили поинтересоваться здоровьем первого секретаря горко-ма. Она спросила:
   - С вами все в порядке, Владимир Николаевич?
   Тот вздрогнул и, не глядя на нее, опустился в кресло. Глухим голо-сом сказал:
   - Соедините меня с начальником ГАИ.
   - Что-то случилось, Владимир Николаевич?
   Поспелов вскинул на нее глаза (они ей показались белыми) и будто простонал:
   - Идите же!
   Едва положил трубку на рычаг, как звонок.
   - Майор Кизилов, товарищ первый секретарь.
   - Докладывайте.
   - В пять сорок пять нам на пульт позвонили с управляемого желез-нодорожного переезда, что на шестом километре долгопольского шоссе, и сказали, что видят сбитого машиной человека. Мы тут же по-ехали. В гражданине узнали второго секретаря горкома партии това-рища Соболева. Он лежал по правую сторону дороги. По тому, что был одет в спортивный костюм и кроссовки, мы предположили, что он совершал пробежку. Был туман, может, поэтому такое случилось.
   - Водитель остановился?
   - К сожалению, нет.
   - Вы выяснили, кто это был?
   - Пока нет, но этим занимаемся.
   - Вы сами там были?
   - Только оттуда, Владимир Николаевич.
   - Вы знаете, что Аркадий Георгиевич умер?
   - Да, нам позвонили из больницы.
                ***
   Соболева похоронили по месту проживания его родителей в Долго-поле. Водителя, виновного в этом происшествии, так и не нашли.

                ГЛАВА YIII
                ОПЯТЬ СОБОЛЕВ, СНОВА ВАРЯ
   После пленума горкома Поспелов принял в своем кабинете началь-ника городского отдела КГБ подполковника Бугрова. Гладко выбри-тое сухощавое лицо с тонким носом, будто вылепленным из глины, удлиненная стрижка, прикрывающая до половины слегка оттопырен-ные уши и спортивного покроя гражданский костюм делали его больше похожим на студента, чем на военного в чинах.
   - Я вас слушаю, Борис Семенович, - сказал Поспелов.
   - Я понимаю, Владимир Николаевич, что вы бы хотели отдохнуть после столь бурного совещания, но у меня, к сожалению, неотложное дело, - проговорил чекист
   - Давайте без церемоний, Борис Семенович.
   Поспелов обратил внимание, что Бугров без папки. Обычно он от-крывал ее и, вынимая бумагу за бумагой, вводил секретаря в тонко-сти человеческих отношений. На этот раз он вынул из бокового кар-мана блокнот. Показав Поспелову обложку, спросил:
   - Узнаете?
   Увидев недоумение на лице секретаря, раскрыл ее. На развороте была написана фамилия Соболева и его имя.
   - Почерк Соболева, - сказал Поспелов, - но вижу эту книжицу впер-вые. Откуда она у вас?
   - Не важно, - неохотно ответил Бугров. - Вы не знаете, Соболев со-чинял стихи?
   - На эту тему мы с ним никогда не говорили.
   - Ну, а так, по косвенным признакам, он мог бы сочинять стихи?
   Поспелову не нравился разговор вокруг да около. Он ответил:
   - Как-то приходилось слышать мнение специалиста от литературы, который сказал, что любой человек со средними способностями мо-жет, если постарается, состряпать вполне приличные строки. Собо-лев был многогранным человеком.
   - Язвительным?
   - Скорее - прямолинейным, но почему  это вас так интересует?
   Подполковник полистал блокнот и, раскрыв на нужной странице, протянул Поспелову.
   - Читайте, - и уточнил, - читайте вслух.
   - «Только сумасшедший может критиковать Советскую власть» Н. Хрущев, - прочел Поспелов. И чуть ниже приписка: «Вот сумасшед-шему это и не надо».
   - Это присказка, - прокомментировал Бугров, - читайте дальше. Пе-реверните листик.
   Поспелов перевернул и, вчитавшись в мелкий почерк Соболева, густо покраснел.
   - Не стесняйтесь, нас не убудет, - ободрил чекист, - читайте вслух.
   Запинаясь на первых словах, начал читать:
   - «Ум, честь и совесть всей эпохи, // Сказали блохи, это вши. // Но если вши так хороши, // то, стало быть, и мы не плохи».
   В кабинете стало так тихо, что из-за глухой двери, хоть и невнятно, но слышался голос Марии Александровны. Она с кем-то разговари-вала по телефону.
   - Ну, как? - спросил Бугров так равнодушно, будто спрашивал о вку-се пива местного разлива. Только глаза его смотрели настороженно.
   - Ужас! - промолвил Поспелов.
   - Вы это серьезно?
   Поспелов с укоризной посмотрел на него.
   - Хорошо. Поехали дальше.
   С явной неохотой, Поспелов продолжал:
   - «Сидела б страна родная и нету других забот». «Прошла зима, на-стало лето, спасибо партии за это». «За хлеб, за воду спасибо совет-скому народу». «Вот подавляющее большинство, // Мы сами называ-ем так его. // Так почему ж нас удивляет, // Что это большинство нас подавляет?» «Народ, как атомный реактор, работает, работает, а по-том как жахнет!»
   - Достаточно, - сказал Бугров, протягивая руку за блокнотом, - дальше все в этом же духе.
   - Ну и Соболев, ну и удружил, - только и проговорил Поспелов.
   - Он не делился с вами своими антисоветскими мыслями? - спросил офицер.
   - Нет, что вы! Разве я позволил бы?
   - Всяко бывает, - равнодушно заметил Бугров. - С кем в горкоме он был дружен?
   - По-моему, у него не было друзей, - сказал Поспелов, но, уловив недоуменный взгляд Бугрова, пояснил, - он был непьющим.
   - Понятно. Тогда чем вы объясните намерение коллектива горкома партии отметить в вашем буфете сороковины по усопшему?
   - Что за чушь? - растерянно спросил Поспелов, - я такого не слыхал.
   - Это совсем не чушь, уважаемый Владимир Николаевич, а самая настоящая действительность. И такое готовится не в каком-нибудь церковном приходе, а в горкоме партии!
   - Я разберусь и обязательно все поломаю.
   - Сделайте одолжение. И добейтесь такого положения, чтобы па-мять об этом человеке как можно быстрее выветрилась, а то еще до-думаетесь мемориальную доску присобачить на фасаде горкома!
   Бугров ушел, а Поспелов, приказав Марии Александровне не беспо-коить его, стал перебирать в памяти недолгое пребывание Соболева в горкоме. Что еще может всплыть и как это отразится на его карье-ре? Хорошо, что сняли строгий выговор за эпидемию. Вполне воз-можно, дело антисоветчика Соболева станет предметом обсуждения в обкоме, и тогда освободившееся место пригодится для нового вы-говора.
   В памяти всплыл недавний разговор с Соболевым. Поспелов за чем-то зашел к нему в кабинет и увидел стоящим у политической кар-ты мира. Такая карта была только у него, и многие считали ее некото-рым перебором. Работнику горкома достаточно иметь перед собой карту области или, в крайней случае, Украины. Увидев вошедшего, Соболев сказал, взмахнув рукой перед картой:
   - Сегодня годовщина начала Великой Отечественной войны, вот и захотелось освежить в памяти те события.
   - И освежили?
   - Освежил, и не только, - как-то многозначительно сказал Соболев.
   И закончи на этом разговор, но Поспелову интересно было узнать, что скрывается за «не только», и он спросил:
   - И что же?
   - Страшно подумать.
   - Не хотите ли и меня испугать? - так, помнится, он спросил.
   - Могу, если имеете желание, - ответил Соболев и обернулся к карте. - Смотрите: вот Франция, а вот Западная Украина, Западная Белорус-сия и Прибалтика. Сравните. Франция и названные мною наши земли по площади идентичны, наши даже несколько больше. Объединяет их и другое. И Франция и те наши земли были захвачены Германией примерно в одинаковые сроки, где-то за две недели. Отличает их только то, что за этот же срок потери в живой силе Советской армии были неизмеримо большими, чем у французов.
   - Ну и что?
   - А то, что Франция после такого удара капитулировала, а Советский Союз продолжал сражаться.
   - Так что же здесь…
   - Страшного, спросите вы? - перебил Поспелова Соболев и продол-жал: - Страшна сама мысль, посетившая меня при этих размышлени-ях. Я пришел к выводу, что не самоотверженность советского народа, не гений Сталина, а обширные территории спасли Советский Союз от поражения. В первые дни войны вермахт прошелся по нашей терри-тории с не меньшим успехом, чем по Франции. Та не устояла, а мы, потеряв уйму земель, сумели оправиться. Гитлер повторил, по сути, судьбу Наполеона. И тот и этот подавились русской землей. Одно де-ло рассматривать ее на карте, другое - месить собственными ногами.
   Поспелов не был шокирован выводами Соболева, понимая, что об-ширные территории СССР действительно стали поперек горла гитле-ровской военщине. Но понимал и другое: этот фактор, хоть и сущест-венный, не имел нужного идеологического ресурса. «Широка страна моя родная» - факт привычный, не поддающийся возвеличиванию. Сталин и народ - вот высокие идеи. Их и начали славить, да так, что всё другое ушло в небытие. В школе и в институте вдалбливают, что партия, а потом уж и народ под ее мудрым руководством - единст-венные творцы всех выдающихся достижений страны социализма, на лекциях об этом же говорят, в газетах пишут. Этот молодой человек думает, что сделал открытие. На самом деле он несколько раздвинул густые заросли, взращенные советской пропагандой, и увидел запу-тавшуюся в них истину.
   - Я понимаю, Владимир Николаевич, - закончил Соболев свое сооб-щение, - что в стенах горкома партии мои слова звучат не совсем привычно…
   - Кощунственно, а «не совсем привычно», - прервал его Поспелов. - Вас, Аркадий Георгиевич, природа не лишила ума, но жизнь, как вижу, не научила рационально его использовать, и он, можно догадаться, становится вам обузой. Не забывайте, работая в партийном органе, вы обязаны жить и мыслить в полном соответствии с идеологиче-скими установками партии, даже сны вы обязаны видеть в этом же ключе.
   Соболев заметно смутился и, попросив прощения, поинтересовал-ся, с чем пожаловал его начальник. Такая покорность позволила По-спелову не возвращаться к сказанному и забыть этот эпизод.
   И вот чем все это обернулось! Правда, гибель (язык не поворачива-ется сказать - своевременная) самого Соболева сняла необходимость в серьезных разбирательствах, результат которых мог быть самым неожиданным, но сам-то он живой и, как пионер, всегда должен быть готовым нести ответственность за поступки своих подчиненных, пусть и мертвых.
   Подумалось: нужно дать указание завхозу снять со стены кабинета второго секретаря политическую карту мира и повесить карту облас-ти. А то, не дай бог, и его преемник почувствует себя стратегом.
   Еще вспомнилось, что буквально перед праздником (опять ноябрь!) встревоженный Соболев сообщил ему, что из закрытого на ключ ящика его стола пропали бумаги. Потом выяснилось, что они были личными, а не служебными. Отнес это к разряду недоразумений и по-советовал держать такие бумаги дома. Вспомнив об этом, Поспелов подергал закрытые ящики своего стола. Собственно, чего он всполо-шился? Ни в столе, ни в сейфе у него антисоветчины не найдешь. Се-годня он и сейф не открывал. Присмотрелся к оттиску мастичной пе-чати. Все в порядке. Хватит, без паники. Пусть смотрят, он чист, и все это знают.
   Вообще-то идеологический климат в стране с каждым годом стано-вится все сложнее. Сверху приказывают добиваться максимальной иммунизации (слово-то какое придумали!) сознания трудящихся масс против империалистической пропаганды. Добейся, если сейчас кто только не слушает всякие там голоса и без излишней боязни разносит эти бредни по знакомым и родственникам.
   Уже на семинарах или пленумах горкома не стесняются заявлять, что распределительные отношения, культивируемые в стране, нару-шают принципы социализма. Им, видите ли, не нравится, что госу-дарство печется о всех сразу, а стремящихся к наживе, пресекает на корню. Не нравится, что Брежнева увешали орденами и медалями. Что это, мол, как не возрождение культа личности? Приходится объ-яснять, что такое необходимо для поднятия авторитета генсека на международном уровне. Говоришь и понимаешь, что тебе не верят.
                ***
   В кабинет как-то боком втиснулась Мария Александровна. Прикрыв за собой дверь, сказала шепотом:
   - Владимир Николаевич, там, - она показала за спину, - ждет приема Никитенко.
   - Кто это?
   - Официантка с нашей гостиницы, Варя.
   - Запишите ее на прием.
   - Я ей предлагала, но она настаивает на приеме сегодня, ссылаясь на то, что у нее письмо от Дьякова, того, что из Киева. Он был у нас.
   - Пусть оставит письмо и идет.
   - И это я ей предлагала. Говорит, велено доставить лично.
   - Пусть заходит, - со вздохом сказал Поспелов.
   За то время, как Поспелов ее не видел, Варвара еще больше похо-рошела. Лицо ухожено, на веках зеленые тени, в ушах клипсы с зеле-ными же камнями - все под цвет ее шальных кошачьих глаз. Одета в черную плиссированную юбку из тяжелого шелка и белую кофточку с рюшами.
   - Здравствуйте, Владимир Николаевич, - сказала она певучим голо-сом, - и извините за то, что оторвала вас от дел.
   - Присаживайтесь и показывайте, что там у вас, - не совсем привет-ливо отозвался Поспелов.
   Садясь у стола, Варвара открыла сумочку и вынула оттуда тетрад-ный листок в клеточку, сложенный вчетверо. Поспелов насторожил-ся: Дьяков определенно не станет писать на такой бумаге.
   - Что это? - спросил он, не принимая протянутый ему листок.
   - Сначала прочтите.
   - Я спрашиваю, что это?
   Варвара кокетливо улыбнулась и спросила игриво:
   - Чего вы боитесь? Он не кусается.
   Поспелову не хотелось казаться смешным, поэтому взял украшен-ный синими клеточками листок. Развернул. На нем крупным женским почерком было написано: «Владимир Николаевич, очень прошу вы-делить срочно В.И. Никитенко двухкомнатную квартиру. Земляк».
   - Что за чепуха? - только и произнес он.
   -Почему чепуха? - надув губки, спросила Варвара, - Владилен Алек-сеевич заверил меня, что вы все поймете и сделаете все как надо.
   - Чепуха потому, - пояснил Поспелов, - что записку не Дьяков писал.
   - Правильно, - почему-то радостно воскликнула женщина, - это я пи-сала, но под диктовку Владилена Алексеевича. Он еще просил по-рвать ее, когда прочтете. Вы порвете или мне это сделать?
   - Безразлично. Но разве он не знает, что горком партии квартиры не распределяет?
   - Владилен Алексеевич почему-то не говорил мне об этом, - сму-щенно заметила женщина, - он просто сказал, что это все в ваших ру-ках. Да, чуть не забыла. Он еще просил передать, что на этих днях на-значен начальником того отдела, где был заместителем.
   При этих словах Поспелов вскинул голову, и Варя отметила про се-бя, что Владик оказался прав, когда сказал, что Поспелов не пропус-тит мимо ушей это сообщение. А тот подумал, что бумагу, хоть и на-писанную ловкой шлюшкой, никак нельзя игнорировать. Попробуй не выполни просьбу заведующего организационным отделом ЦК ком-партии Украины, оказавшему, к тому же, городу неоценимую услугу. Уж кто-кто, но Поспелов знает, кому Лимановск обязан первокласс-ным водоводом. Только простой обыватель считает, что городу все преподносится на тарелочке с голубой каемочкой в соответствии с постановлениями и законами. Где были бы те трубы, действуй он в общепринятых рамках? Где угодно, но только не в Лимановске.
   Наглядный пример, преподнесенный Поспелову Дьяковым, не мог остаться втуне. Конечно, ему, Поспелову, не дотянуться до масшта-бов киевлянина, но такую малость, как квартира, он сможет сделать. Пусть это будет мизерной платой за услугу, оказанную Дьяковым Ли-мановску и одновременно сигналом в Киев, что Поспелов не какая-нибудь тварь неблагодарная. Спросил:
   - Вы хоть состоите на квартирном учете?
   Варвара, используя затянувшуюся паузу, рассматривала интерьер кабинета. Ее внимание привлек диван, обитый черной клеенкой. Та-кой же «сексодром» есть в кабинете управляющего трестом рестора-нов. Она вспомнила ощущения от прикосновения разгоряченного те-ла с холодной клеенкой, и ее передернуло.
   - Что с вами?
   - Ничего страшного, - ответила она, думая при этом: держат ли в этом кабинете простынку про запас? Наконец, до нее дошел заданный секретарем вопрос. Она ответила
   - Состою. Мы с сыном в общежитии треста ресторанов занимаем комнатку.
   - Тогда так, Варвара, сейчас я тебе ничего не обещаю. Позвони через две недели. За это время я попробую что-либо решить.
   - А что мне сказать Владилену Алексеевичу, когда он меня спросит?
   - Как это спросит? - удивился Поспелов.
   - Очень просто, - смиренно сказала женщина, - он просил меня по-звонить, как только побываю у вас. А когда получу квартиру, и у меня будет свой телефон, то он сам будет мне звонить.
   Поспелов был шокирован: эта шлюшка в постели зря время не те-ряла.
   - Так и передай, что через две недели получишь результат. Наде-юсь, он будет положительным. Квартирные вопросы быстро не ре-шаются.
   - Я это понимаю. Так мне позвонить вам или самой прийти?
   - Придешь. Накануне позвонишь Марии Александровне, и она назна-чит тебе время.
   Варвара вышла из кабинета, так и не узнав, приложена ли простын-ка к тому дивану, но зато была рада, что ее квартирным вопросом бу-дет заниматься сам Поспелов. Ай да Варя, ай да молодец!
   Поспелов же остался в раздумье. Как подступиться к этому вопро-су? Москаля не обойдешь, а он на Дьякова обижен. Когда они уже в Лимановске обмывали успех с трубами, Дьяков в глаза сказал Моска-лю:, что в этом вопросе тот сыграл роль клерка. «Если бы такую бу-мажку привез посыльный, с него и спрос такой, а вы-то - тертый ка-лач, могли бы и подумать, прежде чем класть ее, с благодарностью, в портфель».
                ***
   Несколько дней спустя после разговора с Бугровым приехала ко-миссия из обкома партии для проверки состояния идеологической работы в горкоме. Комиссия отметила, что работники городского ко-митета партии схоластически повторяют лозунги и фразы общего пользования и плохо разбираются в текущей международной обста-новке. Занятия и семинары проводятся регулярно, но без применения новых методов идеологической работы, как, например, слайды и ки-номатериалы, хотя соответствующая аппаратура в парткабинете есть. Первый же секретарь самоустранился от руководства идеологиче-ской работой, передоверив ее второму секретарю горкома (т. Собо-лев), который не справился с этой работой. Сам же т. Поспелов, в ущерб своим прямым обязанностям, занялся строительными делами. Вывод был убийственный: морально-политический климат коллекти-ва лимановского городского комитета партии находится на весьма низком уровне и не отвечает современным требованиям  идеологиче-ской борьбы с империализмом.
    Такие выводы не оставляли Поспелову надежды отделаться взы-сканием. На всякий случай начал готовить себе «запасной аэродром». Просмотрел список городских пансионатов и против двух из них по-ставил птички. Здесь он согласился бы работать после отставки. Для начала, нужно присмотреться к их директорам и подумать, как от од-ного из них избавиться.
   Партийное бюро обкома партии, на удивление, прошло благополуч-но. Его не выгнали с работы, легко пожурили и  вынесли выговор, даже не строгий. Тайна такого милостивого решения открылась для Поспелова на личной встрече с первым секретарем обкома товари-щем Чигирем (Юсин в обкоме уже не работал). Тот сказал:
   - Я пригласил вас, товарищ Поспелов, чтобы обсудить некоторые кадровые вопросы. Но прежде скажу, что стоял вопрос о снятии вас с должности. Этому воспротивилось ЦК КПУ в лице товарища Дьякова. Он охарактеризовал вас с лучшей стороны, и мы вынуждены были с ним согласиться. Вам надлежит сделать правильные выводы и в корне перестроиться.Проверки продолжатся до тех пор, пока мы не убедимся, что городской комитет выправил свою работу. А сейчас вот о чем. У вас освободилось место второго секретаря. Мы тут посо-ветовались и решили рекомендовать на эту должность Вьюгина Вик-тора Викторовича.
   Чигирь сделал паузу и, не услышав возражений, продолжил:
   - Дело в том, что Вьюгин уже несколько староват для инструктора. Вторым секретарем он еще может поработать. Он накопил изрядный опыт, работая в обкоме, и было бы расточительством не использо-вать его. Он, правда, не хватает звезд с неба, но хорошим соратником первого секретаря горкома может стать. Как вы считаете?
   - Я согласен, - поспешил ответить Поспелов.
   - Хорошо. Только настоятельно рекомендую не поручать ему идео-логическую работу, у него больше способности хозяйственника. Хо-тели назначить его директором вашего городского рыбзавода, но по-том передумали. Решили дать ему возможность еще поработать в партийных органах. Вы теперь согласны, что ваше решение о переда-че идеологического сектора Соболеву было ошибкой?
   - Еще какой ошибкой!
   - Вот и порешили. Теперь второй вопрос. Он, мне думается, не-сколько сложнее, но тоже решаем. Как вы посмотрите, Владимир Ни-колаевич, на то, чтобы вашего нынешнего председателя горисполко-ма, товарища Москаля, перевести на работу в Долгополь.
   - В распоряжение облисполкома?
   - Вы угадали. Председатель облисполкома прочит его в председа-тели Долгопольского горисполкома. Мы знаем, что вы с ним хорошо сработались, но жизнь не стоит на месте. Таккак?
   Поспелов не знал, радоваться или плакать. Москаль за последнее время поубавил строптивости и стал лучше разбираться в городских проблемах, но по-прежнему оставался единственным человеком в городе, который мог влепить первому секретарю горкома в лоб все, что он о нем думает.
   - Я согласен, - сказал он.
   - Вот и хорошо, - удовлетворенно заметил Чигирь. - Если у вас есть замена ему, говорите. Сразу же и обсудим.
   Поспелов сделал задумчивое лицо, хотя  ему и раздумывать было нечего. Он уже множество раз проигрывал ситуацию, когда председа-телем горисполкома был бы Филиппов, и представлял себе как с этим на редкость уравновешенным и доброжелательным человеком было бы легко работать.
   - Я думаю, Алексей Николаевич, что лучше кандидатуры, чем Фи-липпов Алексей Михайлович, в Лимановске не найти. Он сейчас пер-вый заместитель Москаля.
   - Что ж, я поручу изучить эту кандидатуру. Ответ вы получите еще до того, как Москаль освободит свое кресло.
                ***
   По возвращении в Лимановск, Поспелов поручил Марии Александ-ровне выяснить, кто в жилищном отделе горисполкома курирует спи-ски квартирного учета и велел затребовать его к первому секретарю со списком треста ресторанов.
   Как наскипидаренный, инспектор жилищного отдела Василий Афа-насьевич Владимирский мчался  в горком. За десять лет службы в жилотделе это первый случай, когда такой большой начальник затре-бовал именно его пред свои ясные очи. Мчась, он пытался угадать, почему первый секретарь горкома заинтересовался списком треста ресторанов и почему именно его, рядового работника, вызывает к се-бе, а не начальника отдела. Вспомнился и собственный грешок, когда, по убедительной просьбе управляющего трестом, оставил в льготной очереди некоего Зеленского. Потом были жалобы, но ему, при актив-ной поддержке управляющего трестом, удалось отстоять этого со-мнительного льготника. Не этот ли вопрос снова всплыл?
   Владимирского немного продержали в приемной, вот он в заветном кабинете.
   - Здравствуйте, Владимир Николаевич, - сказал он, переступая по-рог.
   - Здравствуйте и проходите, Василий Афанасьевич, - пригласил По-спелов, предварительно заглянув в бумажку. - Садитесь и давайте сюда список.
   Он сразу нашел фамилию Никитенко, но не стал на ней останавли-ваться и пролистал до конца. Оторвал взгляд от бумаг и встретился с преданными глазами инспектора жилотдела. Так доверительно смот-реть могла только хорошо прикормленная дворняга. Отметив этот факт, Поспелов сказал первое, что пришло в голову:
   - Работники треста жалуются, что у них крайне медленно движется очередь на получение квартир. Теперь вижу, что они правы: первые в списке состоят в очереди уже 15 лет. Чем вы это объясните?
   - Видите ли, Владимир Николаевич, - смущенно ответил инспектор, - мне по рангу не положено вникать в столь общие вопросы. Это пре-рогатива начальника.
   - И все же.
   - Коль вы настаиваете, то отвечу. Трест ресторанов выделяет мало средств на долевое участие в строительстве. Почему, не знаю. Но главное, по ходатайству управляющего трестом и по распоряжению председателя горисполкома там часто нарушается очередность. Квартиры получают нужные тресту люди, стоящие в очереди далеко не первыми, а то и вовсе не состоящие в списках.
   - Вот как, - удивился Поспелов, - выходит, нарушают жилищное за-конодательство.
   - Я это не сказал, Владимир Николаевич, - почти испуганно заявил инспектор.
   - Тогда как расценивать ваши слова о предоставлении квартир вне очереди?
   - Вы спросили, Владимир Николаевич, я ответил.
   - Пусть будет так, - успокоил инспектора Поспелов.
   Далее он называл фамилии и получал более или менее вразуми-тельные, хотя и не нужные ему ответы. Пришла очередь Никитенко. Владимирский посмотрел в свой экземпляр списка.
   - Никитенко Варвара Петровна стоит на двухкомнатную квартиру, но весной, при обновлении списков, она сможет претендовать только на однокомнатную.
   - Почему?
   - У нее был состав семьи два разнополых человека, поэтому ее и поставили на двушку, извините, на двухкомнатную квартиру. Теперь, по имеющимся у нас сведениям, ее сына посадили на пять лет. Таким образом, она осталась одна, и ей положена однокомнатная.
   - Но сын вернется.
   - Вот когда вернется и, если его пропишут к матери, тогда у нее во-зобновится право на двухкомнатную квартиру.
   Поспелов задал еще один ничего не значащий вопрос и отпустил инспектора, сказав ему, что доволен его ответами. Тот ушел окры-ленный похвалой, но так и не поняв, что хотел от него первый секре-тарь горкома.
   Отпустив Владимирского, Поспелов задумался. Дело оказалось много сложнее, чем казалось сразу. Варваре придется давать кварти-ру не только вне очереди, но и с нарушением существующих норм выделения жилой площади. Если останется Москаль председателем горисполкома, вряд ли удастся преодолеть его упрямство. Другое дело Филиппов. Кстати, если он займет место Москаля, нужно будет посоветовать уволить Владимирского. Как он: «Вы спросили, я отве-тил». А если прокурор спросит? Он болтун, поэтому не может зани-мать должность, при которой главное требование - держать рот на замке.
                ***
   Москаль без видимого восторга принял предложение перейти на работу в областной центр. На отвальной пирушке он сказал Поспело-ву:
   - Обложили, как волка. Не пускают, гады, на партийную работу. Ты бы знал, как мне осточертело чистить авгиевы конюшни.

                ГЛАВА IХ
                МОСОЛОВА
   Филиппов позвонил Поспелову и, не скрывая огорчения,  сказал:
   - У меня только сейчас закончился исполком. На нем рассматрива-лись случаи самовольного строительства на садовых участках. При-шлось столкнуться с таким вот неприятным явлением. Вы меня слу-шаете?
   - Слушаю, слушаю, - ответил Поспелов, отрывая взгляд от бумаги, которую только что читал. - Вы сказали, что столкнулись с неприят-ным явлением. Так в чем оно?
   - Мы выявляли нарушителей правил застройки садовых участков и наказывали их, а тут, оказывается, Мосолова, главный архитектор го-рода, сама выстроила дом, превысив норму в два раза, а подвал уг-лубила до двух с половиной метров. Некоторые нарушители показы-вают на нее пальцем. «Ей можно, а нам нельзя?» - говорят они. Я вы-звал Мосолову, но она заявила, что не намерена что-либо менять. Видите ли, она не для того строила, чтобы ломать. Может, ее напра-вить в горком?
   - Нет, Алексей Михайлович, занимайтесь ею сами. Всыпьте по пер-вое число. Если не поможет, тогда займемся мы. Я подключу под это дело Вьюгина. Пригласите его на тот исполком, где будете рассмат-ривать дело Мосоловой. Пусть послушает.
   - Хорошо, Владимир Николаевич, я так и сделаю.
   - Кстати, какая норма глубины подвала?
   - Метр семьдесят.
   - Надо быть коротышкой, чтобы в нем не согнуться! И какая кому разница, какой глубины я вырою подвал? Хоть до центра земли! С домом понятно, но с подвалом - абсурд!
   - Это так, Владимир Николаевич, но таковы нормы, установленные государством.
   - А нельзя на это закрыть глаза? Все же главный архитектор.
   - В том-то и дело! Люди показывают на нее пальцами: «Ей можно, а нам нельзя?!»
   - Понятно. Тогда действуйте, как договорились.
                ***
   Дней через двадцать  Вьюгин, зайдя в кабинет Поспелова, заявил, не скрывая досады, что Мосолова непробиваема. На исполкоме вела себя вызывающе, решение о сносе постройки выполнять не собира-ется.
   - Я ездил к ней на участок, - сказал он, - и видел тот злополучный дом. Она действительно перестаралась. По сравнению с ее домом другие выглядят сараями.
   - Вы не догадались сфотографировать?
   - Как-то не подумал.
   - Тогда позвоните редактору газеты и скажите ему, чтобы послал на ее участок корреспондента и фотографа. Пусть готовят материал, но не публикуют до нашего распоряжения.
   - А вы не хотели бы с нею побеседовать?
   - Разве мало того, что вы потратили на нее время? Готовьте мате-риал на партбюро.
   Последним вопросом на бюро горкома стояло персональное дело коммуниста Мосоловой: «О нарушении норм коммунистической эти-ки». Видимо, многочасовое сидение плохо повлияло на настроение членов бюро. Они с языческим остервенением набросились на нару-шительницу моральных устоев социалистического общества. Им не были интересны причины, побудившие Мосолову построить дом вместо сарая, их возмущал сам факт демонстративного выделения коммуниста из общей серой массы. Они говорили:
   - Будучи главным архитектором города, вы должны пресекать по-добные нарушения, а не становиться самой нарушительницей. У вас есть квартира, а вы, кроме этого, строите дом, хорошо зная, что со-ветский гражданин не имеет право иметь одновременно и то, и дру-гое. Выстроив дом, вы, коммунист, превращаетесь в собственника, что ведет к разрушению демократических устоев нашего социалисти-ческого общества. Какой путь вы, коммунист, своим мелкособствен-ническим поступком указываете пролетарским массам?
   Все эти вопросы Мосолова парировала острыми возражениями, чем подчеркивала свое несогласие с общепринятыми нормами мора-ли.  В результате выступающие были не только категоричны, но и единодушны: коммунист Мосолова, став на путь мелкобуржуазного разложения, нарушила основы социалистического общества, поэтому недостойна быть в партии Ленина. Ее единогласно исключили из ря-дов КПСС.
   - Вы свободны, Мосолова, - объявил Поспелов после зачтения ре-шения партбюро.
   Она не двинулась с места и тихим голосом произнесла:
   - Я прошу разрешения сказать пару слов уважаемому бюро.
   - Говорите.
   - Я, - начала она, - отмечу только то, что у вас не было желания объ-ективно разобраться в абсурде, продиктованном дурацкими инструк-циями, а было лишь одно стремление: засудить. И вы с этим блестя-ще справились. Это напомнило мне судилище инквизиции, да и лы-сины ваши вроде тонзур.
   - И вы, милочка, почувствовали себя Галилео Галилеем? - ехидно поинтересовался городской прокурор Латышев.
   - Нет, милашка Илья Иванович (раздались сдержанные смешки), вы ошиблись, я не тяну на него, ибо не покаялась. Я больше смахиваю на Джордано Бруно! Вы все, как тот иезуитский трибунал, убеждены в своей святости, поэтому в праведной ярости терзаете еретика, кото-рый своими собственными трудами хотел жить немного лучше, чем ему предписано церковью, то бишь партией. Да воздастся вам по за-слугам! Аминь.
   Мосолова резко повернулась и пошла к выходу. Ее худая спина бы-ла напряжена как гитарная струна. Поспелов, глядя вслед, подумал, что у нее рост выше, чем метр семьдесят, поэтому и вырыла более глубокий подвал. Его мысль прервал смешок Смирновой:
   - Как она вас, Илья Иванович? «Милашка»! Разве вы не в курсе, что этой бабе пальцы в рот не клади?
   - Не в пример Москалю, не имел счастья с ней близко знаться, - буркнул Латышев.
   - Товарищи, товарищи, - вмешался Поспелов, - давайте не пикиро-ваться.
   - Правильно, - поддержал его Бугров, - есть вопросы посерьезнее. Вот хотя бы. Скажите, Алексей Михайлович, - обратился он к Филип-пову, - почему вы не участвовали в обсуждении поступка этой мегеры и не выступили?
   - Видите ли, Борис Семенович, я с ней до этого успел всласть наго-вориться. Все, что вы тут ей говорили, она уже слыхала от меня.
   - Что будем делать дальше? - поинтересовался Латышев, - так и ос-тавим ей этот дом?
   Филиппов, нахмурив кустистые брови, сказал:
   - Видите ли, товарищи, мы имеем право сносить , самовольные за-стройки, если они сопровождаются захватом земли. В данном случае этого не произошло. Мосолова построила дом на участке, выделен-ном ей горисполкомом, даже больше, по условиям аренды, она обя-зана была построить дом. Конечно, не такой, но дом. Она нарушила инструкции, но не закон. За это мы ее оштрафовали и предписали привести дом в соответствие.
   - Она выплатит штраф, и все останется, как было?
   - Примерно так, - ответил Филиппов. - Вообще, товарищи, не будь того общественного резонанса, можно было бы спустить все на тор-мозах и не морочить с нею голову.
   Под недовольный шумок Бугров сказал:
   - Именно на закон она и рассчитывает, хотя не заслуживает снисхо-ждения.
   - Легко отделалась.
   - Товарищи, не совсем легко, как это кому-то показалось, - возразил Поспелов, - она исключена из рядов нашей партии и будет снята с должности.
   - Но дом остался! - заметил Латышев. - Завтра Мосолова будет го-нять чаи на той веранде и демонстрировать бессилие советской вла-сти перед хапугой. Какой пример людям?
   - Что вы предлагаете? - спросил Поспелов.
   Кто-то вспомнил:
   - Она даже «аминь» произнесла!
   - Дело не только в «амине», - заметил Бугров, - она оплевала выс-ший партийный орган нашего города и дискредитировала советскую власть. Такое не прощается. Дом однозначно нужно поломать, а ее саму на пару лет упрятать в места не столь отдаленные. Не на веран-де она должна сидеть, а в тюрьме!
   - Мне кажется, - сказал Латышев, - товарищ Филиппов несколько ос-торожничает. Дом можно поломать на вполне законных основаниях.
   - Она тут же побежит в прокуратуру с жалобой на неправомерные решения горисполкома, - возразил Филиппов, - и вы, Илья Иванович, покопавшись в законах, станете на ее сторону. Подобное уже было.
   - Это не тот случай, Алексей Михайлович, как придет, так и уйдет.
   - Хорошо, я учту ваше заявление, Илья Иванович, и завтра же под-пишу распоряжение о сносе.
   - Только не посчитайте за труд, - заметил Латышев, - грамотно обос-новать свое решение.
   - Вот-вот, - пробормотал Филиппов.
   - С домом решили, а как с самой мегерой? - спросил Бугров. - Так и утремся? Позволим каждой сволочи безнаказанно поносить партию и государство? Что вы думаете по этому поводу, Владимир Николае-вич?
   Поспелов слегка вздрогнул. После бюро обкома, когда просто чу-дом удалось избежать снятия с работы, он стал несколько побаи-ваться Бугрова.
   - Я не меньше вашего, Борис Семенович, возмущен ее поступком, - сообщил Поспелов многозначительно, - и считаю, что такое не может остаться без последствий.
   - Приятно слышать, - не менее выразительно ответил Бугров. - Нуж-на будет помощь - обращайтесь.
   - Моя служба готова подключиться, - добавил Латышев.
   На следующий день Поспелов вызвал к себе Максимову.
   - Мне помнится, на Мосолову была жалоба по поводу незаконного получении путевки. Принесите. Адресуем прокурору. Пусть разбира-ются.
                ***
   За получение взятки в виде санаторной путевки Мосолова И.П. была осуждена на четыре года заключения в колонии общего режима, а го-родская газета отметила это событие едким фельетоном, озаглавлен-ным «Мещанка на воеводстве». «Мосолова, - писала газета, - не вы-держала испытание властью. Люди, подобные ей, оказавшись у руля, теряют чувство реальности, лишаются способности жить честно, как живут миллионы советских граждан».
                ***
   Как кто-то заметил, жизнь неисчерпаема на проблемы, а, чтобы че-ловек не устал от однообразия, сделала их или скверными, или сует-ными. Не успели утихнуть ноябрьские и последующие за ними не со-всем приятные хлопоты, как появились новые. Из обкома партии прислали разнарядку на награждение орденами и медалями граждан Лимановска в связи с 50-летием образования СССР.
   Поспелов понимал, что и здесь будет много мороки, но она другого рода. Даже самому властному руководителю порою надоедает помы-кать людьми, и ему исподволь хочется приносить людям радость. А что может быть радостней, как высокая оценка его скромного труда? Каждый знает, что Указы о награждении подписывает Брежнев с сек-ретарем Президиума Верховного Совета, но подбирает кандидатов местный демиург, помимо воли которого и курица не чихнет.
   С высоким чувством ответственности и собственной значимости Поспелов просмотрел рекомендации и разнарядку. Выписал в кален-дарь количество орденов по их рангу. В списке не было ордена Лени-на, но значились два ордена Октябрьской революции. Они по орден-ской иерархии шли сразу за орденом Ленина. Вот и Трудовое Красное Знамя. Таким орденом был награжден и сам Поспелов еще до нашу-мевшей дизентерийной эпидемии. Сейчас бы не наградили.
   Так кому должны быть распределены высокие награды Родины? Один орден Октябрьской революции - заместителю главного врача санатория по медицинской части. А вот уточнение: награждаться должна женщина, к тому же - беспартийная, к тому же - украинка. Бу-дем подбирать. Что дальше? Второй предназначался водолазу ОСВОДа. Поспелов откинулся на спинку стула. Не забыл! Только раз виделся с Пестуном, только раз сболтнул о награде. Мог сто раз за-быть,а не забыл! Ну и Дьяков! Вот тебе пример соответствия слова и дела!
   Вспомнилась официантка Варвара. Хорошо, что дал ей квартиру. Как бы он сейчас выглядел, если бы своевременно не сделал этого? Только сейчас? А кто спас его от нападок КГБ? Изучать бы ему не разнарядку на ордена, а суточное меню с его кашами и котлетами. Как ни крути, а Дьяков сын оказался большой опорой ему, Поспелову, да такой, что о грехах его отца и вспоминать не хочется. Но вернемся к орденам. Он снова углубился в разнарядку.
   На следующий день Максимова принесла перечень всех заместите-лей главных врачей по медчасти. Поспелов взглянул на список и поднял недоуменные глаза.
   - Ведь я просил только женщин.
   - Я помню об этом, - смиренно сказала Максимова, - но посчитала, что и мужчины могут пригодиться.
   - Спасибо за такую предусмотрительность, но в данном случае, как мне думается, она излишняя. Ведь указано выдвигать только женщи-ну.
   - А если среди них не будет подходящей?
   - Будем отказываться от ордена.
   Максимова скептически улыбнулась.
   - Поверьте, Владимир Николаевич, - сказала она, - за всю мою служ-бу в горкоме я такого еще не видела.
   - Ладно, а сейчас, Екатерина Сергеевна, возьмите в парткабинете сборник законов о наградах и принесите сюда, а я тем временем по-знакомлюсь со списком.
   После внимательного просмотра списка заместителей главных вра-чей Поспелов пришел к выводу, что только одна женщина отвечала всем параметрам разнарядки - завмед санатория «Голубая волна». Сам санаторий был областного подчинения, поэтому бедный и, ко-нечно, не самый лучший. Можно предполагать, что от главного врача этого санатория и, тем более, от его заместителя заметных трудовых подвигов ждать не следует.
   Максимова принесла книгу, он ей с порога сообщил о своем откры-тии.
   - Удивительно не то, что она единственная, а то, что вообще на-шлась, - ответила она. - Ведь завмеды потенциально - главные врачи и, как правило, при назначении на должность мы им предлагаем вступить в партию. Почему этого завмеда обошли, не помню, но при-чина, наверное, была.
   Она протянула Поспелову книгу в темно-красном переплете. Он по-смотрел оглавление и открыл ее на 37 странице. Там начиналось из-ложение статута ордена Октябрьской революции.
   - Не то, не то, - бормотал он, переворачивая страницу. - Вот хоть что-то подходит: «За выдающиеся заслуги в построении социализма и строительстве коммунизма».
   Он поставил птичку против выбранной фамилии и протянул список Максимовой.
   - Пригласите к себе секретаря парторганизации санатория «Голубая волна» и сугубо конфиденциально поручите ему написать совместно с главным врачом обстоятельную характеристику, с упоминанием ее выдающихся заслуг в построении социализма и коммунизма. По-смотрим, что у них получится, а там решим, что делать дальше.
   - Насколько я помню, - сказала Максимова, - там нужна еще подпись председателя профкома.
   - Это потом. Сначала нужно самим определиться, а там и профком подключат.
   Через два дня Максимова положила на стол подготовленную сана-торием характеристику. Прочитав ее, Поспелов удивленно посмотрел на Максимову.
   - Что вы мне принесли? Вы сами читали ее? Да за такие, с позволе-ния сказать, «успехи» я бы ей и благодарности не объявил, а тут ор-ден!
   Максимова, несколько обидевшись, ответила:
   - Прочитав эту стряпню, Владимир Николаевич, я сама выразила удивление, но Ильин развел руками и сказал, что он и главный врач не фантасты. Писали то, что есть.
   - Придется самим писать, а может, и отказываться от ордена. Как вы думаете?
   - Да что тут думать? Если бы все, что пишут в наградных листа, от-вечало действительности, то мы бы уже давно жили в коммунизме. Эта процедура смахивает на заздравные тосты. Сколько ни желаем друг другу здоровья, его больше не становится.
   - А может, все же откажемся.
   - Вы хотите показаться смешным?
   - Не хочу.
   - Тогда придется писать самим.
   - Ну, хорошо. Кому поручим?
   - Мне кажется, что Вьюгин у нас самый велеречивый.
   - Вот как? Не замечал.
   - Вы не женщина, Владимир Николаевич.
   - Надеюсь, он не заменит нам достопочтенного Дмитрия Остапови-ча?
   - В отличие от него, Виктор Викторович - вегетарианец.
   - Успокоили, - шутливо вздохнул Поспелов. - Передайте ему мою просьбу заняться той врачихой. Заодно пусть и на Пестуна докумен-ты готовит. Боюсь, и в ОСВОДе такие же гомеопаты работают.
   Уже под вечер позвонил прокурор Латышев.
   - Владимир Николаевич из города Поливанова приехал следователь прокуратуры. Просит принять его для небольшого разговора.
   - Что ему надо?
   - Позвольте, я передам ему трубку?
   - Здравствуйте, Владимир Николаевич, - раздался бодрый басови-тый голос, - я следователь прокуратуры города Поливанова - Емель-яненко Владимир Михайлович.
   Поспелов записал и спросил:
   - Что вас привело в наш город?
   - Совершеннейший пустяк, Владимир Николаевич. Речь пойдет о трубах, которые вы получили с нашего металлургического комбината. Мне Илья Иванович сказал, что по ним уже вода поступает в город.
   - Да, это так. Что вам еще не ясно?
   - Небольшие уточнения, Владимир Николаевич.
   - С жильем определились?
   - Илья Иванович посодействовал. Я в гостинице «Советская» устро-ился.
   - Тогда отдыхайте, а завтра встретимся в…
   Поспелов перевернул листок календаря, посмотрел записи и только после этого закончил мысль:
   - Приходите в горком в десять. Договорились?
   Затем он попросил Марию Александровну связаться с главным врачом больницы и сказать, что встреча с ним переносится на другое время..
   Остаток дня не покидала мысль: «Что надо этому служителю Феми-ды?» Не найдя ответа, расстроенный, пришел домой. Наспех поужи-нал и закрылся в кабинете. Оксана не стала его тревожить. Но когда он ночью встал и прошел на кухню, где стал смолить сигарету за си-гаретой, не выдержала.
   - Что случилось, Володя? - спросила она, набрасывая на плечи ха-лат.
   - Ничего особенного, очередная комиссия.
   - Что это они зачастили?
   - Вот и я удивляюсь.
   - И от этого расстроился?
   - Ладно, пошли спать.
   Под утро ему приснился сон. Какая-то комната, на беленых стенах только портрет Ленина. За столом сидит незнакомый парень. Он стро-го смотрит на Поспелова и вдруг картаво говорит: - «Поспелов, вы перерожденец и политическая проститутка! Мы исключаем вас из партии рабочих и крестьян! Вон отсюда!»
   Проснулся в холодном поту и некоторое время лежал не шевелясь, осмысливая услышанное. Стало легче, когда понял, что это только сон.
                ***
   Мария Александровна вошла в кабинет и прошептала:
   - Там прокурор из Поливанова.
   - Почему вы шепчете, - удивился Поспелов, - разве никогда не виде-ли прокуроров?
   -  Этот особенный.
   - И что вас в нем удивило?
   - Не скажу, сами увидите.
   Поспелов посмотрел на часы.
   - Пусть заходит.
   Несмотря на жару, вошедший был при параде. Синий мундир обви-сал как на вешалке, на голове фуражка с высокой тульей. Увенчивая фигуру, она казалась шляпкой гвоздя. Поспелов с трудом удержал улыбку - он понял, почему Мария Александровна была так шокирова-на. Тем временем вошедший сказал:
   - Здравствуйте, Владимир Николаевич, я и есть Емельяненко - сле-дователь прокуратуры. Вот мое удостоверение.
   - Оставьте его у себя, - сказал Поспелов, вставая с кресла и протя-гивая руку. - Присаживайтесь. Чем могу быть полезен?
   Емельяненко положил клеенчатую папку на приставной столик, ря-дом с ней положил фуражку, вытер вспотевший лоб цветастым плат-ком и только после этого ответил:
   - Всего несколько вопросов, Владимир Николаевич.
   - Слушаю.
   - Два года назад вы лично получили с металлургического комбината нашего города тысячу тонн стальных труб большого диаметра. Это так?
   - Так.
   - А почему вы этим занимались сами, а не снабженец треста… - от-крыв папку, прочел: - треста «Лимановскстрой»?
   Память у тебя не прокурорская, подумал Поспелов.
   - Вам, наверное, известно, что наряд был на сверхплановую про-дукцию. Обыкновенный снабженец вряд ли бы его реализовал. Ка-юсь, но в данном случае понадобился авторитет партии. Как видите, эксперимент удался. Но, скажите, зачем эти подробности прокурату-ре?
   -Дело в том, Владимир Николаевич, что эти трубы предназначались уральским потребителям. Завод так и не смог до конца года воспол-нить их. А это серьезные организации: трест «Уралтяжтрубстрой» входит в систему «Главсредуралстрой», а тот, в свою очередь, в Ми-нистерство среднего машиностроения. Чувствуете, кого обидели?
   - Если и обидел, то не преднамеренно.
   - Не это главное. Высшие инстанции интересует: как получилось, что директор завода удовлетворил требования какого-то заштатного городишки за счет столь солидных организаций? 
   - А вы его самого спрашивали?
   - Безусловно.
   - И что он ответил?
   - Владимир Николаевич, я не хотел бы напоминать вам простую ис-тину: вопросы задаю я.
   - Не знаю, почему Коптев принял такое решение. Возможно, у него добрая душа. Я пришел к нему, представился, рассказал о наших бе-дах, и он…
   - Расчувствовался?
   - Что-то вроде этого.
   - А кто еще был в кабинете, кроме вас и Коптева?
   - Какой-то грузный мужчина.
   - Вы с ним вошли в кабинет?
   - Не помню, да и какое это имеет значение?
   - Имеет. Вспоминайте.
   - Затрудняюсь.
   - Тогда я вам напомню. В кабинет Коптева вы вошли вместе, и пред-ставил вас директору именно тот человек.
   Поспелов не хотел признаваться в знакомстве с Жакаевым только по той причине, что это могло вывести на Дьякова. А вот его-то По-спелов не хотел называть, понимая, чем все это может кончиться.
   - Я категорически отрицаю ваше утверждение, - твердо сказал он. - Тот человек не мог меня знать, как я не знаю его.
   Емельяненко после долгого молчания сказал:
   - Не хотелось этого говорить, Владимир Николаевич, но вы бессо-вестно врете!
   - Ну, знаете! - возмутился Поспелов.
   - Знаю, товарищ первый секретарь горкома, поэтому повторю: вы врете! А сейчас последний вопрос: вы или Жакаев давали взятку Коптеву?
   На этот раз возмущение Поспелова было не наигранным. Он гневно спросил:
   - Как вы посмели мне говорить об этом?!
   - А что тут такого? - пожал плечами прокурор, - дело житейское. Вам нужны трубы, ему…
   - Вон! Вон из моего кабинета! - закричал Поспелов, вскакивая с мес-та.
   Емельяненко поднялся, бросил на голову фуражку и, закрывая пап-ку, сказал:
   - Вы пожалеете об этом, товарищ Поспелов. К вашему сведению, я выполняю поручение Генеральной прокуратуры СССР.
   - Не забудьте сказать там, что Поспелов выгнал вас за хамское по-ведение!
   - До встречи в областной прокуратуре, - уже от двери сказал Емель-яненко.
   Поспелов подошел к окну и стал смотреть на дом, похожий на за-мок. Его созерцание снимало у Николая Сергеевича Деркачева стресс. Самое время проверить и свои ощущения. Рассматривая домик, бо-ковым зрением увидел, как по тротуару, подгоняемый ветром, про-мчался Емельяненко. Сердце тревожно сжалось.

                ГЛАВА Х
                ДРУГОЙ РАКУРС
   Поспелов не мог не думать о том, как обком партии отреагирует на претензии прокуратуры. Вот уже и взятку шьют. Конечно, их понять можно. Откуда знать прокуратуре, что операция с трубами никак не вписывается в обычную схему: «ты - мне, я - тебе». Что интересно, даже он, главное подозреваемое лицо, не сможет ничего убедительно объяснить. Всё знает только Дьяков. Значит, как бы ни копала, что бы ни шила ему прокуратура, она никогда не узнает истину.
   В обкоме, слушая следователей с их доступными восприятию до-водами, будут верить им. Будь у руля старое руководство обкома, оно бы вспомнило, как радовалось успеху лимановского секретаря. Хвалили так, что строгий выговор с него сняли. Новое же руково-дство, наоборот, поспешит избавиться от запятнанного подозрениями городского секретаря, заменив его другим, в белых одеждах.
   Чтобы предупредить такое развитие событий, собравшись с духом, позвонил в приемную Дьякова и попросил соединить с хозяином. Че-рез несколько минут в трубке раздался женский голос:
   - Соединяю, товарищ Дьяков вас слушает.
   - Здравствуйте, Владилен Алексеевич, это Поспелов.
   - Здравствуйте, Владимир Николаевич, слушаю.
   Едва Поспелов увязал с трубами прокуратуру и обком, как услы-шал:
   - Мне все ясно. Прежде чем начнете каяться в обкоме, попросите, чтобы Чигирь позвонил мне.
   Короткие гудки. Теперь, надеясь на помощь Дьякова, Поспелов стал спокойно ждать вызова в обком. И он последовал.
   Секретарем Лимановского горкома партии занялся было инструктор организационного отдела, но Поспелов потребовал встречи с заве-дующим отделом. Ему он и сказал о просьбе Дьякова. Прошел час, и Поспелова пригласил к себе все тот же инструктор. Он, сама любез-ность, попросил написать на имя первого секретаря обкома объясни-тельную записку со своим видением дела. Выполнив эту просьбу, Поспелов был отпущен на все четыре стороны.
                ***
   На другой день Мария Александровна сообщила, что на прием рвался секретарь партбюро мотороремонтного завода.
   - Что ему нужно?
   - Конкретно он ничего не сказал, - сообщила Мария Александровна. - Я предложила соединить его с Виктором Викторовичем, но он отка-зался, заявив, что его вопрос должен решать первый секретарь.
   - Соедините меня с ним.
   После снятия с должности Гладильщикова с этим заводом началась морока. Горком, как мог, помогал парторганизации бороться с пьян-ством на производстве. Результаты не замедлили сказаться. Сокра-тились приводы в медвытрезвитель, уменьшился травматизм на ра-бочих местах, жены перестали осаждать партбюро жалобами на му-жей-пьяниц. Но хуже стало с выполнением производственного плана. Переставших пить на рабочем месте невозможно было заставить по-работать сверхурочно. Куда там! У них с утра маковой росинки во рту не было! Душа горит, пивца просит. Ни уговоры, ни посулы, ни угро-зы - не могли никого удержать сверх положенного часа, что сразу ска-залось на выполнении производственного плана.
   Между новым директором завода и секретарем парторганизации на-чались трения. Директору нужен план любой ценой, а секретарю партбюро – трезвость, и тоже любой ценой. Горкому не раз приходи-лось мирить их, терпеливо повторяя прописные истины: производ-ственный план - закон, а трезвость - норма жизни. До сих пор обходи-лись без первого секретаря. Что случилось на этот раз?
   - Слушаю вас, товарищ Белоусов, - сказал Поспелов в трубку, когда Мария Александровна сообщила, что секретарь партбюро завода на проводе.
   - Владимир Николаевич, извините, что выхожу прямо на вас, но у меня терпение лопнуло.
   - Говорите без китайских церемоний. Что стряслось?
   Белоусов сообщил, что на днях на заводе прошло комсомольское собрание, на котором присутствовал  инструктор горкома комсомола Юра Калмыков. Так он в своем выступлении критиковал не только комсомольскую организацию, но и партийную и лично ее секретаря. Он огульно обличал увлечение развлекательными программами в ущерб целенаправленной идеологической работе.
   - Если это так, то какие к нему претензии? - спросил Поспелов.
   - Я же сказал, Владимир Николаевич, что это наговор! Этот юноша не смог разобраться в том, что мы отошли от лобовой пропаганды и ведем более тонкую идеологическую работу. Мы пытаемся ненавяз-чиво, через различные культурные мероприятия развивать коммуни-стические убеждения.
   - Например.
   - Мы практикуем коллективные походы в кино, в театр. Планируем поездку в Долгополь, в цирк. Регулярно читаем лекции.
   - Как это способствует выполнению государственного плана?
   - Коммунисты и комсомольцы, как один, выполняют производст-венные задания, но нехватка численности, в конечном счете, сказы-вается на плане.
   - А вы не задумывались над тем, что в таких условиях коммунисты и комсомольца обязаны не только выполнять производственные за-дания, но и перевыполнять их?
   - Люди отказываются работать по субботам, а по воскресеньям и говорить нечего.
   - А где в это время бывает парторганизация?
   - Как где? У нас почти каждый выходной день занят культмероприя-тиями.
   - Так что вы хотите от меня? - с раздражением спросил Поспелов, начиная понимать что секретарь несколько переусердствовал, и его придется осаживать.
   - Извините, Владимир Николаевич, я еще не все сказал. Этот Калмы-ков сорвал свежий номер комсомольской стенгазеты и увез с собой.
   - Зачем она ему?
   - Видите ли, ему показалось, что в ней имеют место призывы к бур-жуазному перерождению.
   - А вы как это трактуете?
   - Я не согласен.
   - Хорошо, Иван Иванович, я разберусь, о результатах вас проин-формируют.
   - А вы не могли бы пригласить меня на это разбирательство?
   - Вы думаете, я не справлюсь?
   - Не в этом дело…
   - Я приглашу вас, если мне будет что-то непонятно. Кстати, вы про-информировали секретаря горкома комсомола о поступке его подчи-ненного?
   - Он мне сам звонил и пытался доказать его правоту.
   Поспелов тут же дал команду разыскать обоих комсомольских во-жаков и пригласить к нему. Мария Александровна доложила, что Ко-нопко, секретарь горкома комсомола, на больничном, но Калмыков сейчас явится.
   Калмыков вошел в кабинет, и сразу стало светлей от его лучистого преданного взгляда. В руке рулон ватмана. Поспелов как-то видел этого парня, но не знал, или забыл, что он Калмыков.
   - Садись. Что там у тебя с парторгом мотороремонтного?
   - Позвольте показать вам, Владимир Николаевич, вот эту, с позво-ления сказать, комсомольскую газету.
   Поспелов освободил место на своем столе. Калмыков расстелил ватман. На первый глаз газета была сделана хорошо. Множество мел-ких заметок, что свидетельствовало о большом количестве авторов и то, что они не списаны из какого-то официального печатного издания. Красивые заголовки, приемлемые карикатуры. Да и название боевое: «За коммунизм!»
   - Вот прочтите начало этой заметки, - сказал Калмыков.
   - «Главной задачей комсомола является организация культурного отдыха молодежи», - прочел Поспелов.
   Дальше следовали рассуждения о том, что администрация завода неумело руководит производственным процессом, в результате чего у молодежи не остается времени на культурный досуг.
   - Ну и что? - спросил Поспелов.
   - Как что? - удивился Калмыков, - разве вы согласны, что главная задача…
    - Одна из задач, - перебил его Поспелов.
   - Правильно, но главная задача - коммунистическое воспитание мо-лодежи!
   - Ты прав, Юра, - согласился Поспелов, радуясь в душе его горячно-сти. - Что еще?
   - Просмотрите вот это, - перст Калмыкова уперся в заголовок: «Дру-гой ракурс».
    Поспелов читает: «Широко известно, что советский писатель Нико-лай Островский ослеп от ранений на фронтах борьбы за счастье на-рода, но, ознакомившись с его прекрасным романом «Как закалялась сталь», так и хочется взглянуть на Павку Корчагина в другом ракурсе. С чем столкнулся герой после гражданской войны? С непомерным трудом и с недобитой бюрократической машиной. Мне кажется, ему, боровшемуся за другую жизнь, стало тошно смотреть на действи-тельность, и он, по поговорке: «Глаза б мои не видели все это!» - ос-леп. Так и у нас на заводе. Выходные дни объявляются рабочими. За это ли боролись Корчагины, чтобы их внуки проводили дни и ночи своей и так короткой жизни в темных и задымленных цехах нашего завода?»
   Поспелов задумался. Из этого состояния его вывел вопрос Калмы-кова:
   - Что скажете, Владимир Николаевич?
   Поспелов как думал, так и сказал:
   - Лучше бы они пили.
   - Не понял.
   - Тут и понимать нечего, - ответил Поспелов, - так, мысли вслух. В общем, ты молодец, Юра. Иди, а это оставь у меня.
   - Свернуть?
   - Нет, пусть полежит, я еще почитаю.
   Белоусов был освобожден от обязанностей секретаря партийной организации завода и получил выговор с занесением в учетную кар-точку за грубые упущения и упрощения в идеологическом воспитании заводской молодежи. Юра Калмыков ходил гоголем - его фамилия не раз упоминалась на партийном бюро горкома в превосходных степе-нях.
   Несколько месяцев спустя завод выправил положение: план начали выполнять. Злые языки поговаривали, что это удалось сделать толь-ко после того, как прекратили бороться за трезвость.
                ***
   Мария Александровна доложила Поспелову, что звонит некий Вы-лейвода.
  - Что ему нужно?
   - Говорит, что от Владилена Алексеевича.
   - Соедините.
   - Здравствуйте, Николай Владимирович.
   - Владимир Николаевич, - поправил Поспелов.
   - Да, это я ошибся, простите.
   - Не отвлекайтесь.
   - Да, вы правы. Я два дня как виделся с Владиленом Алексеевичем. Он просил, чтобы я встретился с вами.
   - Вас устроит сегодня в 15 часов?
   - Вполне.
   Посланец Дьякова оказался крепким мужиком с вислыми усами на круглом румяном лице. Одет был в простенький синий костюм в бе-лую полоску, рубашка со стоячим воротником, вдоль планок петухи, вышитые красными нитками. Поспелов без энтузиазма пожал протя-нутую руку.
   - Садитесь, - сказал он.
   - Меня зовут Игнатий Богданович, - сказал гость.
   - Я вас слушаю, Игнатий Богданович.
   Тот достал из внутреннего кармана бумажник, зовущийся в народе «лопатником», сноровисто вынул оттуда лист бумаги и подал его По-спелову. Развернул и прочел: «Уважаемый Владимир Николаевич, прошу выделить Вылейводе И.Б. двухкомнатную квартиру. Земляк».
   - Эту записку писали вы сами?, - спросил Поспелов с грустью в го-лосе.
   - Сам, но под диктовку Владилена Алексеевича.
   - Понятно, -  пробормотал Поспелов.
   Что делать? Отказать? Как это воспримет Дьяков? Обидится. Ведь он помнит, что не один раз выручал секретаря лимановского горкома. Чем аукнется отказ? Самый мягкий вариант - перестанет помогать. Худший - подведет под отставку. А если дать этому потомку запорож-ских казаков квартиру? Все пройдет спокойно. В городе, как никогда, много строится  жилья, в чем немалая заслуга первого секретаря гор-кома. Так неужели он не может, для пользы дела, урвать оттуда всего одну квартиру? Если будут трудности, то только с оформлением.
   - Покажите документ, удостоверяющий вашу личность, - сказал По-спелов.
   - Вылейвода вынул из «лопатника» малиновую книжицу с гербом на обложке. Поспелов полистал паспорт и удивленно спросил:
   - Вы были прописаны в Нарьян-Маре?
   - Был, - подтвердил Вылейвода, - в молодости погнался за длинным рублем, а сейчас, заработав пенсию, решил выбираться оттуда.
   - Почему Владилен Алексеевич принял в вас участие?
   - Это имеет значение? - с вызовом спросил тот и добавил: - Мы с ним дальние родственники.
   От этого ответа у Поспелова не прибавилось желания помогать.
   - Вы представляете трудности, которые нас ожидают?
   - Догадываюсь, Владимир Николаевич. Я еще в Киеве ходил в биб-лиотеку и знакомился с Жилищным кодексом. Перво-наперво нужно прописаться.
   - Кроме кодекса, Игнат Богданович, есть еще областное Положение по распределению жилья, - уточнил Поспелов, - прочитав его, вы бы увидели, что прописка - самая легкая процедура, хотя сама по себе даже она сопряжена с массой условий.
   - Надеюсь, Владимир Николаевич, вы не заставите меня знакомить-ся с этим Положением и преодолевать милицейские рогатки?
   - Я хочу, чтобы вы понимали те трудности, которые нас ожидают на пути…
   - Владимир Николаевич, не тратьте зря время, я все прекрасно по-нимаю. Вы первый секретарь горкома партии, и милиция для вас не препятствие. Да и не пугайте меня проблемами, ведь решать их при-дется вам, а не мне.
   Поспелов чуть не задохнулся от наглости, появилось желание вы-гнать этого мнимого родственника киевского начальника, но, взяв се-бя в руки, спросил:
   - Кто вы по профессии?
   - Геодезист.
   - Да, в нашем городе это не самая нужная профессия.
   - А я и не собираюсь работать. Нам, с женой, за глаза хватит пенсии и имеющихся сбережений.
   Поспелов чувствовал, что Вылейвода все больше наглеет, но, соз-навая его неуязвимость, смирился.
   - Ладно, - сказал он, желая быстрее закончить эту встречу, - ищите квартиру, где могли бы прописаться. Чем больше будет в ней квад-ратных метров и меньше прописанных, тем легче будет это сделать. Когда заполните заявление на прописку и заверите в ЖЭКе, позвоните мне. Я утрясу дело с милицией.
   - Когда я пропишусь, я снова зайду к вам?
   - Когда пропишетесь, у вас появится возможность купить дом. Мо-жет, вы пойдете по этому пути?
   - Нет, щиро дякую, Владимир Николаевич, моей жене надоело то-пить печку и готовить пищу на керогазе. Мне нужно благоустроенное жилье. Так я смогу зайти к вам снова?
   - Заходите.
   - Но вы скажите секретарше, чтобы она без задержки докладывала вам о моем звонке, а то мне пришлось ее уговаривать.
   - Так будет и впредь, - как отрубил, сказал Поспелов, - я не могу подстраиваться под каждого звонящего. Вы, родственник Владилена Алексеевича, сразу к нему попали?
   - Это наше дело, - не менее жестко ответил Вылейвода и, подходя к двери, бросил: - Всего хорошего, удачи вам.
   «Без радости была любовь, без грусти было расставанье», - так как-то сказал поэт. Вспомнив эти слова, Поспелов глубоко вздохнул: с кем только ни приходится встречаться, ну и субчика подкинул ему Дьяков. Что если позвонить ему и поделиться своими впечатлениями о его родственнике? Положил руку на трубку, но тут же убрал ее. Глу-пее этой затеи ничего не придумал?
   В кабинет без стука вошел Вьюгин. Уловив неприязненный взгляд начальника, замер у порога.
   - Я не во время?
   - Нет, нет, Виктор Викторович, проходите. Не вы причина моего не-удовольствия. Только что побывал тут один неприятный тип.
   - Тот, что в вышиванке? Встретился с ним в коридоре.
   - Он самый, но забудем о нем. Так что хотели сказать?
   - А то, что Москалю конец.
   - В каком смысле? - не понял Поспелов, - умер?
   - Да нет, живой, только сняли с должности председателя долго-польского горсовета.
   - Вот как. Подробности известны?
   - Как без них, Владимир Николаевич?
   - Тогда рассказывайте. Опять, наверное, бабы?
   - Они, проклятущие.
                ***
   Дмитрий Остапович Москаль уехал к месту новой службы один, ос-тавив жену в своей прежней трехкомнатной квартире. Первое, что он сделал для Долгополя, это улучшил водоснабжение города, отобрав у Лимановска один из артезианских источников воды. За это он стал нежелательной персоной в своей прежней вотчине. Это его не сильно огорчило - появилась причина еще реже видеться с супругой. В своей новой трехкомнатной квартире он часто устраивал веселые попойки, но и этого оказалось мало его неуемной натуре.
   Если вспомнить, что рыбак рыбака видит издалека, то примерно так Москаль сумел разглядеть директора долгопольского «Плодовоще-торга». Они оба оказались любителями клубнички. Вот и привел ди-ректор председателя горисполкома в подведомственное ему общежи-тие, но не со строгой ревизией, а для знакомства с некоей Жанной. Дама приглянулась Москалю. Да и что удивляться - директор не стал бы позориться. Но у этой пассии уже был воздыхатель. Женщина, уловив возможность, при помощи свежеиспеченного любовника пе-ребраться из общежития в благоустроенную квартиру, тот-час же от-шила прежнего, заверив, что коротышки в ее новой квартире и близко не будет.
   Все шло, как задумано, и квартира уже маячила, но помешало этому счастью то, что отшитый любовник не меньше Москаля любил вы-пить. И вот как-то вечером они встретились. Оба изрядно выпившие, оба готовые отстаивать свои права на вожделенное место, на кото-ром в этот момент возлежал Москаль, прикрытый простыней. Разго-вор не получился. Старый любовник оказался не только непонятли-вым, но и физически сильным. Он сгреб соперника в охапку и выбро-сил в окно со второго этажа. Вслед полетела одежда.
   Говорят, как ни бросай кота, он все равно опустится на все четыре. Так и наш неудачник приземлился на ноги, но их только две, да и вес не в пример коту, поэтому кости не выдержали и сломались. Лежит и стонет. Подъехала вызванная кем-то милицейская машина. Взяли Москаля под руки и поставили на ноги. От боли он закричал, но вер-нулось сознание. Увидев милиционеров, прошептал через силу:
   - Я - Москаль, председатель горисполкома.
   Милиционеры поддержали разговор: один оказался Наполеоном, а другой Кутузовым. Они забросили одежду задержанного в крытый ку-зов, а вслед за ней и его самого.
   Уже в медвытрезвителе фельдшер обнаружил, что у доставленного гражданина поломаны ноги, а дежурный милиционер, покопавшись в карманах, нашел удостоверение. Развернул и замер. На него с фото-графии смотрел строгий лик председателя исполкома города Долго-поля. Начальник вытрезвителя, преодолев легкую панику, позвонил дежурному по обкому партии.
   Пока Москаль лежал в больнице, о нем вроде забыли, но стоило ему твердо стать на костыли и выписаться из лечебницы, как его пригла-сили в обком и после недолгого разбирательства сняли с должности. Из партии не исключили, хотя данная история на это тянула. Говорят, что в Киеве во-время махнули мохнатой лапой.
   - Остался бы в Лимановске, ничего подобного не случилось бы, - задумчиво сказал Поспелов.
   - Да, жена его как-то сдерживала.
   - Да и мы, зная его недостатки, как могли, одергивали, - добавил По-спелов.
   Вьюгин подумал, что жена по влиянию все же крепче горкома, по-этому супруг и оставил ее в Лимановске. Подумал так, но не стал спо-рить.

                ГЛАВА ХI
                БОЛЕЗНЬ
   Время - сволочь бессердечная. Корчась в цейтноте, просишь не спешить, а оно будто не слышит, несет тебя со скоростью света. Хотя , если нужно поспешить, плетется так, будто на дохлого ишака взо-брался. И так, и сяк борешься с ним, а на поверку выходит, что это вовсе не борьба, а только игра Времени с тобой. И имя этой забавы - Жизнь. Оказывается, кем бы ни был ты, плебеем или демиургом, у нее один конец - Смерть!
   Так думал Поспелов, приходя в себя после тяжелого гриппа. Он впервые явственно осознал, что смерть - непременная реальность. Ведь от той же гадкой болезни в 1919 году умер председатель ВЦИК Яков Свердлов. Чем он лучше Якова Михайловича?
   Раньше Поспелов переносил болезнь на ногах, чем, видимо, и оби-дел ее. Теперь она взялась за него всерьез, да так, что пришлось и ему подумать о той непривлекательной даме с косой.
   Оксана подошла к супругу и, вздохнув, вытерла ему капельки хо-лодного пота со лба. Заметив, как дрогнули веки больного, спросила:
   - Тебе легче?
   - Не знаю, - ответил он, не открывая глаз, и добавил: - Мне кажется, что я схожу с ума.
   - От гриппа с ума не сходят, - уверенно заявила жена.
   - Это так, - согласился муж, - но почему в голову всякая дрянь ле-зет?
   - Видимо, высокая температура действует, - предположила Оксана.
   Прошло еще два дня, и температура начала спадать. Воспользо-вавшись отсутствием жены, Поспелов, преодолевая головокружение, добрался до телефона и позвонил в горком. На вопрос, как идут дела, Вьюгин бодрым голосом ответил, что все в порядке. Вот только на самом верху произошли изменения: Чигиря перевели в аппарат ЦК Компартии Украины, а на его место назначили Прокопенко.
   - Кого, кого? - не веря ушам, спросил Поспелов.
   - Про-ко-пенко, - повторил Вьюгин и уточнил: он бывший первый секретарь Приморского горкома партии.
   Тут хлопнула входная дверь - пришла жена. Поспелов поспешно по-ложил трубку на аппарат и юркнул в постель. Не успел отдышаться, как зазвонил телефон. Оксана взяла трубку.
   - Здравствуйте, Оксана Олеговна, это Вьюгин. Я только сейчас раз-говаривал с Владимиром Николаевичем, но нас прервали.
   - Ему стало плохо, и он лег в постель, - ответила сердито Оксана и положила трубку.
   Она вошла в спальню и увидела, что муж приподнялся с постели.
   - Кто тебе разрешил вставать? - спросила она строго.
   - Надо было позвонить.
   - Еще назвонишься, а сейчас лежи. Ты знаешь, что не так страшен грипп, как его осложнения. В больницу хочешь загудеть?
   - Но мне нужно позвонить. Мне Вьюгин сообщил гадкую новость, и он подумает, что это от нее мне стало плохо.
   - Он не знает, что ты болен?
   - Знает, но в обкоме власть переменилась.
   - Первый раз, что ли?
   - Первым секретарем поставили Прокопенко, а у меня с ним были натянутые отношения.
   - Ну и черт с ним, пойдешь на пенсию.
   - Пожалуй, рано в старики записываться.
   - У тебя льготы, сможешь поработать директором какого-нибудь пансионата. Подожди, я положу мясо в холодильник.
   Она вышла на кухню, а он взял в руки книгу и пытался читать, но первая же фраза не удержалась в памяти. Перечитал, но она снова ускользнула. Отложил книгу и задумался. Оксана вернулась и увиде-ла, что муж лежит на спине с закрытыми глазами, но в очках. Раскры-тая книга на груди.
   - Ты не спишь, Володя? - спросила она.
   - Пока нет.
   - Тогда расскажи, что тебя так встревожило.
   - Да ничего меня не растревожило, - ответил он раздраженно.
   - Не петушись, а рассказывай, - сказала она, усаживаясь на край кровати.
   Он, не глядя, протянул руку, и она оказалась у нее на коленях. Они были прохладными. Это несколько успокоило, и он начал рассказы-вать.
                ***
   Поспелов близко не знал Прокопенко. Встречались на совещаниях, в приемных обкома, здоровались, даже иногда руки друг другу жали, но по душам никогда не разговаривали, вместе не выпивали. Короче говоря, друг другу в друзья не напрашивались.
   Но случилось так, что Поспелову довелось сидеть рядом с Проко-пенко в Голубом зале обкома на «изучении» книги Л. Брежнева «Ма-лая земля». Основные эпизоды этого шедевра монотонно читал сек-ретарь обкома по идеологии, а секретари горкомов и райкомов, как первоклашки, слушали сказку о жутких похождениях храброго пол-ковника. Если первые страницы воспринимали со вниманием, то по-следующие проходили под скрип кресел и перешептывания. Вот и Прокопенко отвлекся. Наклонившись к уху Поспелова, прошептал:
   - Ему мало орденов и маршальского звания, так еще в писатели по-лез.
   Поспелов отклонился от горячего дыхания и в тон ответил:
   - Это уже не тщеславие, это какие-то галлюцинации.
   - Неужели он думает, что люди не понимают, как такие книги пишут-ся?
   - Чему удивляться? Все они, может, за исключением Сталина, сами не писали.
   - Еще Ленин.
   - Да, и он.
   Спустя некоторое время Прокопенко снова зашептал:
   - Вряд ли кто-то будет читать эту галиматью по собственной воле. Вот так же соберем людей, попотчуем суррогатом и будем требовать восторгов.
   - Куда денешься, соберемся и будем восторгаться.
   Началось обсуждение. Поспелов боялся, что назовут его фамилию, и придется быть следующим восторгающимся лицемером. К счастью, как тогда подумал Поспелов, высказаться пригласили не его, а Про-копенко. Уже за трибуной тот отпил воды из только что принесенного стакана и начал говорить. Поспелов, как завороженный, слушал. Ё-моё, надо же так чесать!
   - Товарищи, - говорил Прокопенко, - мы сейчас с предельным вни-манием прослушали воспоминания дорогого Леонида Ильича и узна-ли о его выдающейся роли в Великой Отечественной войне. Вполне понятно, что раньше этого великого военного и партийного деятеля затирали всякие там хрущевы и жуковы. Но справедливость востор-жествовала! Все человечество, как и мы сейчас, узнает о несправед-ливо забытом выдающемся событии прошедшей войны - битве за Малую землю и ее славном руководителе. С не меньшим удовлетво-рением хочу отметить прекрасные литературные достоинства книги. Это, безусловно, лучшее произведение, когда-либо написанное о войне. Куда Симонову с его «Живыми и мертвыми» до «Малой зем-ли»? Да что Симонов? Лев Толстой с «Войной и миром» бледнеет пе-ред этим шедевром. Я не удивлюсь, если в скором времени Нобелев-ский комитет представит эту книгу на премию. Даже больше. Я пред-лагаю, не откладывая в долгий ящик, прямо сейчас, от имени нашего собрания ходатайствовать перед соответствующими органами о вы-движении Леонида Ильича на Ленинскую премию по литературе! Он достоин этой почетной премии!
   Прокопенко сошел со сцены под бурные аплодисменты всего зала. Хлопал и Поспелов. Прокопенко сел на свое место. Поспелов посмот-рел на него как на вновь родившегося.
   - Что вы на меня так смотрите? - неприязненно спросил Прокопенко.
   - Уже и посмотреть нельзя? - удивился Поспелов. - Я слушал вас и поражался вашей богатой фантазии и, признаться, завидовал. Так убедительно говорить не то, что думаешь, не каждый способен.
   - Смогли бы и вы, попади на мое место.
   - Нет, я плохой танцор, - ответил Поспелов.
                ***
   - Вот такой неприятный разговор был у меня с теперешним первым секретарем обкома, - заключил свой рассказ Поспелов.
   - Ничего страшного я в нем не нахожу, - ответила Оксана, - было простое обсуждение, сначала книги, а потом способностей врать каж-дого из вас. Мне кажется, он прав: очутись ты на его месте, справился бы не хуже.
   - Возможно, - неохотно согласился Поспелов.
   - Вот и хорошо, волноваться у тебя нет причин.
   Оксана ушла на кухню готовить обед, а он продолжал думать. Дело в том, что он скрыл от жены концовку разговора.
   Когда Поспелов произнес: «Я плохой танцор», услышал то, что по-вергло его в смущение. Прокопенко ответил с изрядной долей пре-небрежения: «Но это не мешает вам быть изрядным кобелем». «Ну, знаете!» - возмутился Поспелов. «Знаю, - с сардонической ухмылкой ответил Прокопенко, - знаю, как ваш лучший друг в белом халате по-ставляет вам девочек для утех!»
   Вот так закончился тот неприятный разговор. Оксане такое не рас-скажешь, поэтому она так легкомысленно отвергла мужнины тревоги.
                ***
   К Квиткину, главному врачу роддома, часто обращались женщины с просьбой сделать аборт. Он редко кому отказывал, поэтому слыл среди них добрым врачом. И когда он предлагал наиболее привлека-тельным провести пару часов в обществе приятных мужчин, то прак-тические не получал отказа. Перед ним лежала карточка пациентки, и он всегда знал, где та родилась и откуда явилась на прием. В число дам, приглашенных на рандеву, попадали лишь те, которые прожива-ли подальше от Лимановска. Они не могли знать первого секретаря горкома партии в лицо. Для них он был просто Мишей.
   Вскоре после той коллективной читки, но до болезни Поспелова, позвонил Квиткин и пригласил приехать в известное ему место для деловой встречи. Необычно долгое обдумывание ответа встревожи-ло врача, и он спросил:
   - Что-то случилось, Владимир Николаевич?
   - Случилось, Яков Иосифович, но я все же на этот раз приеду.
   - Так что случилось?
   - Все на месте, все на месте, а пока…, - и положил трубку.
   Намеченная встреча состоялась недалеко от родильного дома в трехкомнатной квартире. Ее парадная дверь выходила прямо на ули-цу, другая - во двор. Раньше, до отъезда в Израиль, здесь жили род-ственники Квиткина. Потом врач, не без помощи Поспелова, сумел переоформить лицевой счет на своего несовершеннолетнего сына и теперь использовал квартиру для альковных встреч.
   - Вот и Миша пришел, - сказал весело Квиткин, входя с ним в гости-ную.
   Две девицы были прекрасно молоды. Сердце Поспелова взыграло, и он, забыв о Прокопенко, стал гадать, которая из двух предназначена ему.
   Когда полупьяные девчата через парадный выход покинули греш-ную обитель, Поспелов поделился с Квиткиным своей тревогой, а так как это сообщение было сделано еще до роковой перестановки в об-коме, то их внимание было направлено на определение источника недоброй информации.
   От Квиткина Поспелов знал, что в роддоме об их мужских шалостях была осведомлена только санитарка Клава. Получая полторы ставки, она убирала только кабинеты главного врача и его заместителя, по итогам социалистического соревнования ей иногда перепадали пре-мии. У Клавы были ключи от явочной квартиры, и она делала в ней приборку, от чего здесь постоянно пахло хлоркой. Она же приводила сюда девиц. Клавке завидовали, не понимая, чем она заслужила та-кую благодать. Та же, зная, что секретность - гарантия ее благополу-чия, всячески старалась ее сохранить, и ей это удавалось.
   - А не могла та санитарка растрепаться? - спросил Поспелов.
   - Все может быть, - ответил мудрый Квиткин, - но она не знает, что ты сюда ходишь.
   - Тогда откуда знает Прокопенко, живущий, совсем в другом городе? Ведь я ставлю свою машину далеко за углом и иду сюда, буквально по стеночке.
   - Не ведаю, не знаю, - признался Квиткин, оглаживая холеное лицо ладонями.
   На лице возвышался горбик носа, который в народе с уважением кличут «румпелем». Яков Иосифович как-то рассказал Поспелову, что одна дама призналась ему в том, что только вид его носа бросает ее в дрожь.
   - Это все, что ты можешь сказать?
   - Да, собственно, чего ты встревожился? - бодренько спросил врач, - да он просто тебе завидует!
   - Возможно, - согласился Поспелов, - но это и опасно. Ты знаешь, скольких людей извела эта пагуба.
   - В первую очередь зависть провоцирует появление язвы. Твой ви-зави не жаловался на боли в желудке?
   - Брось, тебе все шуточки!
   Квиткин сделал большой глоток коньяку, после чего сказал:
   - Давай попробуем спокойно разобраться. Чем ты объяснишь тот факт, что секретарь из Приморска знает, а обком молчит?
   - Возможно, там не в курсе.
   - Значит, у твоего разоблачителя свой источник информации. Это раз. Второе, этот источник не вызывает у него доверия. Да и чего мы страдаем? За руку тебя никто не схватил, у ног со свечой никто не стоял.
   Слушая эти рассуждения, Поспелов подошел к окну и сквозь тюле-вую занавесь посмотрел на улицу, которая была провинциально ти-ха. Его взгляд скользнул по гладким камням мостовой и уперся в фа-сад противоположного одноэтажного дома. В одном из окон белая за-навеска была отдернута. За стеклом виднелся силуэт человека. Солнце выглянуло из-за туч, и очертания приобрели четкий вид по-жилого мужчины. Он смотрел в сторону парадной двери той кварти-ры, где находился Поспелов!
   - Яша, иди сюда, - позвал он. - Посмотри на этого старого зануду!
   Квткин выглянул из-за плеча и тут же воскликнул:
   - Ах ты, старый черт! Тебе делать нечего?!
   - Ему действительно делать нечего - пенсионер, - сказал Поспелов. - Сидит днями у окна и фиксирует все происходящее. Так и нас с тобой взял на карандаш.
   - Тебя - да, но меня он не мог взять на карандаш. Я прихожу и ухожу отсюда через двор, а калитка на другой улице. И потом, ты говорил что-то о белом халате. Я в халате сюда не прихожу. Клавку, девок и тебя, конечно, он мог видеть, но не меня.
   - Согласен, на карандаш он тебя не мог взять, но вычислить - эле-ментарно. Ведь он определенно знает, в чью квартиру ведет это па-радное.
   - Да, разговоры после отъезда родственников были. И охотников занять эту квартиру много было.
   - Вот и приехали, - заключил Поспелов. - Завтра же дам задание ми-лиции выяснить всю подноготную этого старца.
   - Что это тебе даст?
   - Пока ничего, но информация никогда не бывает лишней. И потом. Как Прокопенко узнал? Кто ему донес?
   Поспелов, посмотрев еще раз в сторону окна с силуэтом, отошел к столу, осушил налитую рюмку и сказал:
   - Пора идти.
   - Может, через двор пойдешь? - предложил Квиткин.
   - Там глаз еще больше.
   Квиткин выдвинул верхний ящик побитого шашелем комода.
   - Переоденешься. Вот темные очки. Правда, одно стекло лопнувшее, да тебе не красоваться.
   - А картуз какой-нибудь есть.
   - Картуза нет, но черная шляпа где-то была. Ее еще мой папа носил.
   - Реликвия?
   - Да нет, выбросишь за первым же углом.
   Пока Поспелов примерял шляпу и рассматривал себя сквозь тем-ные очки в замутненном зеркале, Квиткин говорил:
   - Вообще, Владимир Николаевич, зря ты всполошился. Кто в наше время безгрешен? Ты считаешь, что в обкоме одни ангелы восседа-ют? По моему, Прокопенко не распространяется по этому поводу, по-тому что понимает - не в сокола корм.
   - Все это так, грехом сейчас никого не удивишь, но для партии разо-блаченный грех - уже не грех, а моральное разложение. А оно карает-ся беспощадно. Ты бы знал, скольких достойных людей приходится лишать номенклатурных должностей. И все по той причине, что жены обоснованно пожаловались в горком. Наше старческое Политбюро строго блюдет нашу нравственность. Ну, как я? - спросил, поворачи-ваясь лицом к Квиткину.
   - Отлично. Можешь смело идти в горком и проситься на прием к са-мому себе.
   -Ну, тогда все, - сказал Поспелов, подходя к двери, ведущей во двор, - на этом, Яков Иосифович, я завязываю. Не хочу рисковать по пустякам.
   - Дело твое, Владимир Николаевич, но как надумаешь, звони. Бу-дешь идти по двору, не смотри в левую сторону, там, на веранде, по-добно тому типу в окне, одна стерва обязательно сидит.

                ГЛАВА ХII
                ТЕНЬ РИШЕЛЬЕ
   Закрыв больничный лист, Поспелов вышел на работу и сразу же позвонил в обком. Оттуда поступило распоряжение приехать на сле-дующий день для представления новому шефу. Весь день Поспелов решал накопившееся за время его отсутствия проблемы и лишь к ве-черу вспомнил о вызове. Невольно представил себя на ковре перед Прокопенко, а тот выговаривает ему. Нудно так выговаривает, а он стоит перед ним, переминаясь с ноги на ногу. Внезапно его охватил приступ гнева. Почему, почему он должен постоянно чего-то бояться? Надоело!
   Он схватил чистый лист бумаги, пригладил его ладонью и реши-тельно написал: «Первому секретарю Долгопольского обкома КПУ то-варищу В.Т. Прокопенко». Отступил две строки: «От первого секрета-ря Лимановского горкома КПУ Поспелова В.Н.» Затем: «Заявление» Еще ниже: «В связи с ухудшением здоровья, прошу освободить меня от занимаемой должности». Подпись.
   Этот документ он бросит Прокопенко на стол, как только тот заведет разговор о моральной деградации подвластного ему секретаря гор-кома. Не станет ни изворачиваться, ни раскаиваться.
   Вооруженный таким тайным для обкома оружием, Поспелов смело вошел в приемную и попросил Наташу, новую секретаршу, доложить о своем прибытии. Та нырнула в кабинет и тут же вышла.
   - Проходите, Владимир Николаевич. - сказала она, остановившись у открытой двери, чтобы прикрыть ее за ним.
   Не ожидавший столь стремительного развития событий, Поспелов в несколько растерянном состоянии шагнул в кабинет.
   - Проходите, Владимир Николаевич, - сказал Прокопенко, выходя из-за стола и протягивая ему руку, - присаживайтесь.
   Вошла Наташа с подносом, на котором стояли чайные приборы.
   - Попьем чайку и поговорим  по душам, - сказал Прокопенко и отки-нулся в кресле, чтобы не мешать Наташе сервировать стол.
   Только секретарша вышла, он потянулся к бару, находившемуся справа от него, и достал бутылку коньяку.
   - Выпьем по маленькой, - сказал, разливая по рюмкам армянский напиток.
   Уловив вопрошающий взгляд начальника, Поспелов приподнял рюмку.
   - За ваше назначение с пожеланием успехов.
   - Спасибо. 
 Размешивая сахар в чашке, Прокопенко задумчиво сказал:
   - Вот так повернулись события, Владимир Николаевич. Видимо, вам, как и мне, это назначение было неожиданностью. Как стало из-вестно, в этом деле большую роль сыграл Вилен Алексеевич. Вы знаете, о ком я говорю?
   - Если о товарище Дьякове, то он Владилен Алексеевич.
   - Вы правы! - спохватился Прокопенко. - Как это я мог ошибиться?! Как бы не проколоться в Киеве. Так вот, Владилен Алексеевич напра-вил в Москву собрание лучших отзывов о книге Леонида Ильича. С ними ознакомился сам автор «Малой земли» и, как думается, ему по-нравилось мое выступление. Так случилось, что в это же время об-суждался вопрос о назначении нового секретаря в Долгопольский об-ком. Среди кандидатов была и моя фамилия…
   - Поздравляю еще раз, - сказал Поспелов и подумал, что именно для этого сообщения Прокопенко и пригласил его на чай. Сейчас напом-нит, как Поспелов был не прав, осуждая его дифирамбы по поводу нетленного труда генерального секретаря. Ну, а затем и все осталь-ное. Вот тогда он и бросит ему заявление, он не станет медлить и вы-слушивать всякий бред в свой адрес.
   Между тем, Прокопенко продолжал делиться своими мыслями:
   - Признаться, Владимир Николаевич, работая еще в Приморске, я завидовал вашей удачливости и предприимчивости. Приезжая в ваш город инкогнито у меня там родственники (мы об этом уже знаем, - подумал Поспелов), я не мог не любоваться новыми кварталами и широкими проспектами. Ведь совсем недавно была голая степь! А вода! Так красиво решить проблему воды! Мне кажется, в вашем го-роде лучшая в области вода и, главное, в изобилии! И это все сдела-но при нашем скудном финансовом обеспечении! Вы просто моло-дец!
   Поспелов не вышел из кабинета первого секретаря обкома, а вы-порхнул. Грудь распирала гордость. Он тут же в приемной вынул из кармана пиджака не пригодившуюся бумагу и, разорвав ее на две час-ти, торжественно опустил в корзину для мусора.
   За ним с интересом наблюдала секретарша. Едва Поспелов вышел из приемной, она вынула из корзины разорванный лист, прочла, ак-куратно склеила его и, держа за краешек ухоженными пальчиками, внесла в кабинет шефа. Тот удивленно смотрел, как она торжествен-но несет впереди себя лист бумаги. Еще более удивился, когда про-чел написанное.
   - Откуда это у тебя?
   - Ваш гость, Виктор Тарасович, как только вылетел из кабинета, достал из кармана эту бумагу и тут же, на моих глазах разорвал. Я по-добрала ее и склеила.
   - Молодец, Наташа, и впредь будь такой же умницей.
   Девушка вышла, а Прокопенко, глядя на лист, задумался. Выходит, Поспелов готовил себя к отставке. А как радовался успеху товарища по партии, как проникновенно прозвучало его поздравление. Артист? Нет - лицемер! Если бы не Дьяков, попортил бы он ему кровушку. При установочной беседе в Киеве, тот лестно отозвался о первом секре-таре Лимановска и похвалил за достижения в развитии города. После столь весомой поддержки и в мыслях не могло быть сделать что-то пакостное Поспелову. Отсюда, вместо выволочки, похвала.
   Внезапно вспомнилось изречение кардинала Ришелье, гонителя мушкетеров, которое частенько повторял шеф по службе в органах: «Дайте мне шесть строчек, написанных рукой самого честного чело-века, и я найду в них что-нибудь, за что его можно будет повесить»
   Посчитал строчки на заявлении - шесть! Снова прочел. Нет, он, ви-димо, не Ришелье, если не нашел, за что можно было бы повесить Поспелова. Даже уволить не может - Дьяков мешает. Виктор Тарасо-вич сложил лист и закрыл его в сейф. Пусть полежит, авось приго-дится.
                ***
   - Выйдете, Павел Петрович, в приемную и подождите там. Я вас приглашу.
   Так сказал Поспелов очередному посланцу из Киева с бумажкой, подписанной «Земляк». Что делать? Когда он уймется? Неужели не понимает, что распределение жилья наиболее острая проблема в лю-бом городе и в этом процессе участвует масса народу? Один раз обошел, другой раз удалось, а на третий, глядишь, и проколешься. Как объяснить людям, что этот, ни с какой стороны не интересный городу человек, получил квартиру вне очереди? Кому расскажешь, что так долго сидишь в этом кресле только потому, что ублажаешь квартирами киевского начальника? Вспомнил, что у Филиппова с по-следним протеже Дьякова были трудности. За суетой не удосужился узнать подробности. Решил позвонить.
   - Алексей Михайлович, Поспелов беспокоит.
   - Так уж и беспокоит, - пробасил Филиппов. - Слушаю, Владимир Ни-колаевич.
   - Тут от Дьякова снова посланец.
   - Да он вконец обнаглел!
   - Не говори. Так что будем делать?
   - Гони этого оглоеда в три шеи!
   - Рад бы.
   - Тогда не знаю.
   - Зайди ко мне.
   - У меня прием. Давай после обеда.
   - Договорились, жду.
   Поспелов отложил встречу с посланцем из Киева на следующее ут-ро.
   Вечером пришел хмурый председатель горисполкома. Было бы странным увидеть его в веселом настроении.
   - Я понимаю тебя, Алексей Михайлович, - но что делать? Держит ме-ня этот прохиндей за глотку.
   Филиппов грузно поерзал на стуле, вздохнул и только после этого произнес:
   - Я не капризничаю, Владимир Николаевич, но обстановка действи-тельно осложнилась.
   - Что именно?
   - Схвачен за руку инспектор жилотдела. Он, договорившись, с пред-седателем профкома 24-й автобазы, незаконно включил в их жилищ-ный список нужного ему человека. Подошла очередь давать ему квартиру, и тут все вскрылось.
   - Экая невидаль, - воскликнул Поспелов, - уволь его, и дело с кон-цом.
   - Вот тут самое интересное, - сказал грустно Филиппов, - уволить можно, но он многое знает.
   - Что именно?
   - Через него проходили все люди Дьякова. Он будто бы уже загото-вил письмо в газету. И не куда-нибудь, а в «Труд».
   - Кто это? - грозно спросил Поспелов, наваливаясь грудью на стол.
   - Владимирский Василий Афанасьевич.
   - Постой, это не тот, кого я рекомендовал уволить?
   Филиппов кивнул головой. Поспелов вскипел, но, умерив пыл, спо-койно сказал:
   - Мог бы прислушаться.
   - Да вот так. Сначала замены не было, а потом позабылось.
   - Теперь расхлебывай. Может, убрать его оттуда с повышением по службе?
   - Думал, но у него образование всего 10 классов.
   - Как же вы держите такого неуча?
   - Ты понимаешь, когда принимали, меня там не было. Он учился в техникуме, потом бросил. Работник старательный, поэтому и удер-жался.
   - Может, послать его в ВПШ?
   - Он беспартийный.
   - Час от часу не легче. И что ты предлагаешь?
   - Я вынес ему выговор, пожалуй, все, что можно сделать в данной ситуации.
   - Ну, а Дьяков?
   - Предложи подождать. Позвони ему, ведь не дурак же?
   - Все ясно, Алексей Михайлович, если у тебя ничего нет, не буду за-держивать.
   Поспелов погрузился в раздумье. Перебрал в памяти все свои раз-говоры с Дьяковым и решил, что объясняться с ним бесполезно - для него понятие «не могу» не имеет право на существование. И все же нельзя держать человека в неведении. Позвонил. Киев ответил, что Владилен Алексеевич в командировке.
   На следующее утро Поспелов принял посланца Дьякова и сказал ему, что на какое-то время просьбу «Земляка» придется оставить без удовлетворения.
   - Почему?
   - Возникли трудности, через которые пока не перепрыгнешь.
   - Владилен Алексеевич знает о них?
   - Не знает, но я сообщу ему, как только он вернется из командиров-ки.
   - Знаем мы эти командировки, - мрачно заметил Павел Петрович, - он проводит их у моей дочери под Киевом.
   - Зачем так примитивно судить о человеке? - упрекнул Поспелов.
   - Да такой он и есть! - сказал в сердцах Павел Петрович. - Хотите с ним поговорить? Давайте прямо от вас позвоню домой, и вы его ус-лышите.
   - Лучше не надо.
   - Боитесь? Ну да ладно. Выходит, зря приезжал?
   - Я вас сюда не приглашал, - ответил Поспелов, но, заметив, как пе-рекосилось лицо киевлянина, поспешно добавил: - Потерпите какое-то время, как только все уляжется…
   Павел Петрович резко встал и, набросив на голову панаму, зло про-изнес:
   - Я не мальчик, чтобы меня завтраками кормить! А тот - трепач! Так и скажу ему! «Езжай, там все договорено!» - передразнил он «того». - А я, старый пень, поехал. Делать мне, что ли, нечего?!
   Посетитель рванул к двери. Поспелов не стал его останавливать.
               
                ГЛАВА ХIII
                БУМАГА ПЕРЕД ВАМИ
   Не прошло и двух месяцев, как из области в лимановский гориспол-ком нагрянула комиссия. Она проверяла соблюдение жилищного за-конодательства.
   Филиппов вызвал к себе Владимирского. Только глянул на него зверем, как тот взмолился:
   - Алексей Михайлович, клянусь жизнью своих детей, не я наслал эту комиссию!
   - Кто, кроме тебя?
   - Говорят, плановая.
   - Знаем мы эти плановые наезды! Иди и держи рот на замке!
   Филиппов тут же позвонил Поспелову. Тот спросил:
   - Владимирский?
   - Клянется, что не он.
   - Тогда тот, - как выдохнул, сказал Поспелов.
   - Возможно, - согласился Филиппов и услышал гудки отбоя.
   Через неделю на прием к Поспелову напросился Бучма, председа-тель комиссии. Он коротко представился и, вынув из папки лист бу-маги, положил на стол Поспелову.
   - Что это?
   - Список из пяти фамилий, Владимир Николаевич, - ответил Бучма, протирая стекла очков.
   - Вижу. Зачем он мне?
   - Они, как один, заявляют, что получили квартиры с вашей помо-щью. Вы подтверждаете это?
   Поспелову достаточно было одного взгляда, чтобы понять: это именно те люди, которых когда-то прислал к нему «Земляк». И запис-ки с этими фамилиями лежат у него в сейфе. Но он взял список в руки и, откинувшись на спинку кресла, начал его изучать. Он думал. Когда почувствовал, что пауза затянулась, а Бучма заерзал на стуле, спро-сил:
   - Откуда у вас эти фамилии?
   - Работали, Владимир Николаевич, работали. Так вы подтверждаете свою причастность к получению ими квартир?
   - Видите ли, за годы работы в горкоме, я многим помогал решать жилищные проблемы, поэтому не могу ни утверждать, ни отрицать, что помогал им.
   - Зря вы, Владимир Николаевич, уходите от прямого ответа. Список незаконно получивших квартиры значительно больший, но только эти люди указали на вас.
   - Есть документы, мною подписанные?
   - К сожалению, нет, но есть свидетельские показания. Кроме этой пятерки, подтверждают вашу причастность к разбазариванию квартир старший инспектор жилотдела Владимирский и начальник паспортно-го стола майор милиции Трубаченко.
   Поспелов скомкал список и бросил его в сторону Бучмы.
   - И вы с этой чепухой посмели ко мне явиться?! У вас нет докумен-тов, а только ля-ля-ля и эти надерганные откуда-то фамилии! Влади-мирского я не знаю вообще, а с Трубаченко встречаюсь только на со-вещаниях. Раздобудьте документы, милости прошу, а так я вас не за-держиваю! У меня нет времени слушать ваш бред!
   Бучма побагровел и, закрыв дрожащими руками папку, угрожающе сказал:
   - Уверен, что в обкоме партии более внимательно отнесутся к предъявленным вам обвинениям.
   - Чтобы меня обвинять, у вас кишка тонка! - прошипел вслед Бучме Поспелов.
   После отъезда комиссии Поспелов поговорил с Филипповым и вы-яснил, что проверяющие, будто заранее знали, что ищут. Они сразу заинтересовались теми пятью фамилиями, проследили прохождение документов, и нарушение жилищного законодательства сразу вы-плыло наружу. Ни во что другое они, фактически, не вникали. Свиде-тельские показания, по мнению Филиппова, им понадобились, чтобы усилить тезис виновности первого секретаря горкома. Что копали под него, сомнений нет. Теперь нужно определить позицию поведения в обкоме. Филиппов посоветовал, а Поспелов с ним согласился, что следует заявить о причастности Дьякова к этим квартирам, иначе По-спелову трудно будет объяснить свое непосредственное участие в реализации этих сомнительных дел. Поспелов решил прихватить с собой злополучные записки с подписью «Земляк». Надежды на то, что им поверят, не было, но других доказательств касательства Дья-кова к афере с квартирами у него не было.
   Когда Поспелов достал из сейфа роковые записки и пересчитал, то их оказалось шесть. Значит, комиссия одну квартиру недоглядела. Какую? Начал перечитывать фамилии и вскоре понял - упущена Вар-вара Никитенко. Неужели Дьяков пожалел ее и не стал впутывать? И он отложил эту записку в сторону, а остальные, сколов скрепкой, ос-тавил в сейфе на видном месте.
                ***
   Персональный вызов в обком последовал незамедлительно. На этот раз было велено явиться в организационный отдел. Инструктор орготдела провел Поспелова к своему начальнику. Им оказался не-знакомый ему крупный седовласый мужчина. Он кивком головы по-здоровался с клиентом и сказал:
   - Присаживайтесь. Меня зовут Михаил Дмитриевич Климентьев.
   Поспелов приподнялся на стуле, ожидая поданной для пожатия ру-ки, но не дождался. Он подумал, что так же сухо представляются об-виняемым милицейские следователи.
   Климентьев открыл лежащую перед ним папку и, вынув оттуда лист бумаги, протянул Поспелову.
   - Это вы писали, Владимир Николаевич?
   Это было его заявление, которое он порвал в приемной Прокопенко!
   - Как эта бумага оказалась у вас? Ведь я ее порвал и выбросил!
   - Не имеет значения, - жестко ответил Климентьев, - но в связи с тем, что ваше заявление было порвано, а затем склеено, вам придется его переписать и поставить сегодняшнюю дату. Да, не забудьте проста-вить номер партбилета.
   - Меня увольняют? - спросил Поспелов, еще не веря, что это проис-ходит в действительности.
   - Вы все правильно поняли, Владимир Николаевич. Бумага перед вами, вынимайте свой паркер и пишите.
   - Но позвольте, на каком основании вы меня увольняете?
   - Не я вас увольняю, - уточнил Климентьев, - это решение обкома. Ваша отставка связана с тем, что вы по своим моральным качествам не можете возглавлять городскую партийную организацию.
   - А Виктор Тарасович знает об этом?
   - Неужели вы думаете, что все это сделано за его спиной? Кстати, и Киев не возражает.
   - И кто это Киев?
   - Не будем персонифицировать.
   - Тогда, скажите, какие мои моральные качества не устраивают об-ком?
   - Неужели вам еще невдомек? Вы знакомы с результатами работы комиссии по жилищному законодательству?
   - В общих чертах.
   - Я вам напомню. Там прямо сказано, что вы, используя авторитет партии, преступно разбазаривали квартиры, раздавая их направо и налево темным личностям.
   Поспелова передернуло от столь резкого обвинения. Он расстегнул папку и вынул записки дьяковских протеже. Он снял скрепку и поло-жил листки веером на стол Климентьеву.
   - Посмотрите, - сказал он с отчаянным вызовом, - это записки от Дьякова, заведующего орготделом ЦК компартии Украины! По ним я и «разбазаривал» квартиры!
   Климентьев, насупив лоб, перечитал их и удивленно воскликнул:
   - Вы в своем уме, Владимир Николаевич? Что вы пытаетесь дока-зать этими бумажками?
   Поспелов скороговоркой описал процесс происхождения и получе-ния этих записок. Климентьев слушал не перебивая. Потом сказал:
   - Как ни печально, Владимир Николаевич, но вы невольно призна-лись в своем кретинизме. Здравый человек не мог поддаться на та-кую дешевую наживку. Ну, пусть раз, с кем не бывает, но пять раз! Вы хоть сверялись с Владиленом Алексеевичем о подлинности этих за-писок?
   - Я пытался ему звонить, но меня, под тем или другим предлогом, не соединяли. Я верил подписи «Земляк». При встречах он часто под-черкивал, что мы с ним земляки.
   - Вы родились в одном городе?
   - Вообще-то нет. Он родился в Николаевске-на-Амуре, а я в Олоче, что в Читинской области.
   - Вы согласны, что между этими пунктами сотни и сотни километ-ров? Какие же вы земляки?
   - Мы оба дальневосточники.
   - Слабый аргумент, да ладно. Вы поняли, Владимир Николаевич, что попали в сети какой-то преступной группировки?
   - И возглавлял ее Дьяков?
   - Зря вы так безответственно обвиняете уважаемого человека, Вла-димир Николаевич. Это не делает вам чести.
   - Куда уж мне.
   - Закончим дискуссию, - сказал Климентьев, отодвигая от себя дья-ковские записки.
 - Виктор Тарасович, разобравшись в этом деле, решил не выносить его на люди и предлагает вам уйти без шума. Перепишите текст преж-него заявления, и покончим с этой неприглядной историей.
   Отдавая заявление  Климентьеву, спросил:
   - Вместо меня останется Вьюгин?
   - Нет. В ближайшее время появится вакансия на рыбзаводе, и мы предложим ему должность директора. Откажется, будет трудоустраи-ваться самостоятельно.
   - А что со мной?
   - Ваше трудоустройство будет решать новый секретарь.
   - Кто им будет?
   - В свое время узнаете.
   - Вы говорите «с новым секретарем», но до перевыборов еще больше года.
   - Обойдемся без них. Обстановка не терпит. Соберем пленум горко-ма и на нем кооптируем нового первого секретаря.
   - Но это же нарушение устава.
   - Вспомнили!. Об этом нужно было раньше помнить. Вы свободны, Владимир Николаевич.
   Обратный путь в Лимановск казался дорогой на эшафот. Ведь это там состоится аутодафе и последующая за ним гражданская казнь. Подумал о Дьякове, и сердце невольно сжалось. Ведь это с его пода-чи так все получилось. Откуда он взялся на его голову? И вдруг… Сердце еще бешеней заколотило. Ведь и над отцом измывался Дья-ков! Прямо-таки «отцы и дети». Неужели где-то в мире окопались не-ведомые силы, решающие по собственной прихоти судьбы людей, сталкивая их лбами в нужной им комбинации? Ерунда какая-то! Что это бредни, давно доказано подлинно научным мировоззрением - диалектическим материализмом. Так Поспелов, даже наедине с собой, не посмел опуститься до суеверия.
                ***
   В Лимановск с целой свитой приехал Прокопенко. На заседании бю-ро горкома Поспелов поведал о пошатнувшемся здоровье и попросил освободить его от занимаемой должности. Члены бюро, потупив гла-за, молча удовлетворили просьбу своего старшего товарища.
   Поспелов, заметив торжествующий взгляд Прокопенко, подумал, что на пленуме горкома так гладко не пройдет. Ведь многих он рас-тил, ставил на крыло, помогал в трудную минуту. Они уж покажут, ко-го лишают должности.
   Пленум открыл Поспелов и предоставил слово для доклада второ-му секретарю горкома Вьюгину. Мало кто знал о предстоящей отстав-ке первого секретаря, поэтому удивились, что не он делает доклад. Поспелов понял это по шевелению и перешептыванию в рядах. Во-просов не было, по всей вероятности, оттого, что в президиуме сидел сам первый секретарь обкома.
   После обсуждения доклада слово попросил Прокопенко. Он сооб-щил пленуму о заявлении первого секретаря горкома и решении бю-ро. Вопросов не было. Прокопенко поставил заявление Поспелова на голосование. Процесс пошел вяло, но под взбадривающие реплики секретаря обкома руки были вздернуты, что и требовалось. К огорче-нию Поспелова, никто не попытался его отстоять. Зато сам Прокопен-ко сказал несколько слов похвалы в адрес «именинника» и выразил сожаление по поводу того, что с природой не поспоришь, и все мы с годами вынуждены уступать место молодым.
   - А теперь, Владимир Николаевич, - закончил свой дохлый дифи-рамб Прокопенко, - можете занять место в зале.
   Не ожидавший такого унизительного предложения Поспелов не-сколько замешкался. Прокопенко, услужливо вставший, чтобы осво-бодить место для прохода, поторопил его шепотом:
   - Ну-ка же, Владимир Николаевич, смелее.
   Это понукание вовсе опешило Поспелова. Он, покраснев, с усилием преодолел те три ступени, что вели в зал, и под гробовое молчание членов пленума пошел по проходу, игнорируя уступленное в первом ряду место. Он чувствовал себя обезглавленным, четвертованным и сожженным на костре одновременно.
                ***
   Некоторое время спустя первым секретарем был избран инструктор обкома партии Павел Машков. Поспелов с трудом вспомнил его при-земистую фигуру, белобрысые волосы, зачесанные назад, и колючие серые глаза. Чем этот бесцветный человек им приглянулся? Нет, идти к нему и вымаливать должность он не будет. Но это и не пришлось делать.
   Они встретились случайно. Поспелов шел мимо здания горкома, в это время подъехала, машина и из нее вышел Машков. Холодно, без рукопожатия поздоровались.
   - Что же ты, Владимир Николаевич, не заходишь? - с деланным ра-душием спросил первый секретарь. - А мы тебе уже и должность при-готовили.
   - И какую же? - спросил Поспелов, наблюдая, как плутовски загоре-лись глазки Машкова.
   - Может, зайдешь?
   - Нет, тороплюсь, - ответил Поспелов, - так куда?
   - Говорят, ты любишь море, рыбалку.
   - Ну и что?
   - А то, что мы предлагаем тебе занять вакантное место начальника спасательной станции!
   Они некоторое время молча смотрели друг на друга, глаза их гото-вы были вылезти из орбит. У одного от сдерживаемого смеха, а у другого от подавляемого гнева. Не хотел Поспелов опуститься до фи-зической расправы с этим ненавистным ему человеком. Он только сказал:
   - Ну и дурак ты, Пашка! Дать бы тебе, да ладно.
                ***
   Увидев собачью тоску в глазах мужа, Оксана встревожено спроси-ла:
   - Что случилось?
   Он, не скрывая обиды, рассказал о встрече с Машковым. Оксана в гневе воскликнула:
   - Как они смеют?! Не ходи к ним больше! Проживем без их подачек!
   У Поспелова неожиданно задрожали губы и он, шагнув к жене, креп-ко обнял ее и поцеловал в щеку.
   - Спасибо, Оксаночка, ты у меня единственный друг и товарищ!
   Потянулись тоскливые дни и ночи. Поспелов впервые узнал, как уг-нетает молчание телефона - беспощадное свидетельство твоей не-нужности.
   Постепенно тупое безразличие стало отходить. Он с трудом понял, что жизнь продолжается, нужно искать работу. Подсел к умолкнув-шему другу, снял с рычага трубку и стал накручивать телефонный номер.
               
 








           Скажите мне: в чем провинился я?
           Искал ли я богатства и почета?
           Набил сундук награбленной казной?
           Иль чересчур наряд роскошен мой?

               
           У. Шекспир, Генрих YI









                ЧАСТЬ  ПЕРВАЯ

                САВЕЛЬЕВ И ДРУГИЕ




                ГЛАВА I
                СОВЕЩАНИЕ В ОБКОМЕ

   Белый особняк Долгопольского областного комитета КПУ представ-лял собой большой четырехэтажный куб. По широкой улице Гоголя, на которую он выходил фасадом, было ограничено движение авто-транспорта, поэтому первый секретарь Лимановского горкома КПУ Юрий Савельевич Савельев оставил свою бежевую «Победу» в од-ном из близлежащих переулков, а сам направился к обкому пешком.
   Каждый раз, приезжая сюда, он вспоминал, что и его горком распо-ложен на улице Гоголя, и он бы тоже с удовольствием запретил дви-жение автотранспорта по ней, меньше было бы шума и гари, но рядом с горкомом находится милиция, КГБ и прокуратура, поэтому приходи-лось терпеть.
   Он шел и чувствовал, что ходьба дается с трудом - сказывалась си-дячая работа. Да и годы - уже за пятьдесят. А жизнь, какая была! Чего стоят три года в партизанском отряде. Голод и изматывающее лаза-ние по горам: то за немцами, то от них. Потом эти годы были призна-ны героическими, и ореол партизана вознес его на немыслимую вы-соту - первого секретаря горкома партии! И теперь ему, с семью клас-сами образования и партийными курсами, приходится руководить широколобыми педагогами и врачами. Трудно это дается, но усвоен-ные на курсах постулаты, до сих пор позволяют выходить победите-лем из любого трудного положения.
   Он вошел в широкий холл. Пусто. Неужели опоздал? Посмотрел на часы. Так и есть - уже минута как началось. Наскоро сбросил пальто гардеробщице и, отмахнувшись от вахтера, устремился вверх по мраморной лестнице к Голубому залу, где должно проходить совеща-ние. Уже в зале осторожно сел в ближайшее свободное кресло и на-чал слушать.
   С основным докладом выступал начальник управления областной милиции. Самый рядовой доклад. Цифры раскрытых преступлений, анализ работы городских и районных отделов, освещение нескольких проблем и, наконец, заверение, что милиция области готова выпол-нить поставленные перед органами ХХ съездом партии задачи по борьбе с «злочинцами». Потом поправился, сказав «преступниками». Под жидкие аплодисменты занял свое место в президиуме.
   Затем выступил областной прокурор. Его речь была насыщена фак-тами. Когда он коснулся дел в Лимановске, Савельев насторожился. Оказывается, прокурору не нравится, что, вместо того, чтобы выпол-нять четкие указания партии на искоренение преступности, некоторые народные судьи города, придираясь к процессуальным мелочам, прекращают судебные расследования и отправляют дела в милицию на доследование. Если так пойдет и дальше, сделал вывод прокурор, мы можем дожить и до того дня, когда преступников начнут освобож-дать из-под стражи прямо в зале суда. Послышались возмущенные выкрики. Председательствующий на совещании второй секретарь об-кома вынужден был наводить порядок.
   Юрий Савельевич мог бы возмущаться вместе со всеми. Мог, если бы это не задевало его самого. Ну, ничего. Впереди предстоит высту-пление начальника лимановской милиции. Возможно, он как-то смяг-чит тягостное впечатление от доклада прокурора. И вот Корнейчук на трибуне. О ужас! Даже обычные дежурные обещания, которые и про-жженные прохиндеи произносят с трибуны бодрым голосом, он мям-лит. Под молчание зала этот боевой офицер, как мокрая курица, по-плелся на свой насест.
   Когда выступили все записавшиеся и председательствующий, за-дав риторический вопрос: «Больше нет желающих?», собирался за-крывать прения, как из зала раздался крик: «Есть», и к сцене начал пробираться невысокий человек, одетый в черный костюм. Присмот-ревшись, Савельев узнал в нем судью второго городского участка Ивана Акимовича Ладыгина. Ну, уж этот не даст себя и город в обиду уж определенно выручит.
   Примерно год назад, Юрий Савельевич ознакомился с его личным делом. Ладыгин с 1939 по 1946 годы работал в центральном аппарате Лаврентия Берия, а затем был направлен в Ташкент, где возглавил Следственное управление Узбекской республики. Благодаря свое-временному отъезду из Москвы, он не попал под репрессивные жер-нова, которые перемололи весь аппарат Берии и его самого. В Лима-новск Ладыгин приехал, как писал в автобиографии, по причине бо-лезни жены. Став адвокатом, он завоевал авторитет и вскоре его из-брали заведующим адвокатской конторы.
   С судейскими кадрами в городе было трудно, поэтому Савельев и заинтересовался Ладыгиным. Вызвал к себе, и они быстро договори-лись. Кандидат в судьи поставил лишь одно условие (квартира у него была): никто не должен вмешиваться в его судейские дела. Никаких звонков. Даже первый секретарь горкома партии не должен влиять на судебные решения. Надзор за его работой, как и положено, по закону, будет осуществлять прокуратура. Такой ультиматум первому секре-тарю еще никто не выдвигал, но он согласился. Ладыгина выбрали судьей. С тех пор нареканий на его работу не было, а его личный кас-сационный показатель был равен ста процентам. Правда, жаловался на придирки судьи начальник милиции, но Савельев, доверяя судье, приказал милиционеру терпеть.
   Ладыгин зашел за трибуну. Над нею была видна только его голова, увенчанная торчащими во все стороны волосами. Его голос, усилен-ный микрофоном, звучал зычно и убедительно. Но слова… Лучше бы он их шептал.
   - Областной прокурор боится, что скоро судьи будут выпускать на свободу преступников, - напомнил выступающий. - Это полнейшая ерунда.
   Председательствующий что-то сказал в сторону трибуны, но судья продолжал, не обращая на него внимания.
   - Ерунда в том смысле, что народные судьи, в большинстве своем, люди благоразумные и лучше кого-либо знают, как опасен преступ-ник, гуляющий на свободе. Я действительно прекратил несколько дел и направил их на доследование. Скажу откровенно, некоторых фигу-рантов уголовных дел мне действительно хотелось отпустить на свободу из-за надуманности предъявленных им обвинений, но толь-ко отсутствие такого прецедента в нашей уголовной практике меня сдерживало.
   В зале послышался возмущенный шумок.
   - Вот и вам, как и мне, это кажется диким. А что прика¬жете делать, когда берешь  уголовное дело и видишь в нем белые нитки. Есть об-виняемый, есть его признательное заяв¬ление, но нет главного - веще-ственных улик! Обвиняемый на первом же судебном заседании отка-зывается от своих показаний, ссылаясь на то, что его принудили их дать, и не признает себя виновным. Дело начинает рассыпаться. Про-курор продолжает бездоказательно бубнить о виновности человека, а адвокат не оставляет камня на камне от этих обвинений. Что прикаже-те в этом случае делать судье? Вы все помните знаменитую формулу Вышинского о «царице доказательства». Так вот, даже в то бесправ-ное время карающие органы стремились соблюдать букву закона. Я не идеализирую то время, но хочу отметить, если, и получено было признательное показание, то оно, как правило, подтверждалось ве-щественными доказательствами. Сейчас знамя Вышинского продол-жают трепать наши славные милицейские следователи: расследова-ние считают законченным, если обвиняемый сломлен и послушно повторяет внушаемые ему слова. Дело уходит в суд, с подсудимым начинает работать адвокат, и дело сразу приобретает другую окраску. Если товарищ прокурор хочет, чтобы все сто процентов уголовных дел получали обвинительные решения, ему надо добиться от соот-ветствующих властей отмены института адвокатов, то есть убрать их вовсе из судебного процесса! И тогда безграмотному милиционеру будет очень легко протаскивать состряпанные им дела через суд. А пока на его пути стоит грамотный юрист, все неподтвержденные ма-териалами дела обвинения отметаются! Вспомните, как на Западе, - продолжал Ладыгин, - там адвокат вступает в следственный процесс с первой минуты задержания человека. Если бы так было и у нас, очень многие дела даже до суда не дошли бы. Я до сих пор говорил о вещественных доказательствах. А сколько допускается процессуаль-ных нарушений! Опять-таки на Западе только на этом основании суд зачастую оправдывает обвиняемого. Наш же адвокат, вступая в дело при передаче его в суд, хватается за голову. Он сталкивается с мас-сой нарушений как процессуального, так и уголовного кодекса. Отчего это происходит? Повторюсь. Это результат не злонамеренности, а повальной юридической неграмотности наших милиционеров. Что прикажете в этом случае делать грамотному судье, как не отправлять дела на доследование? Это и не нравится товарищу прокурору. В этой ситуации есть два пути исправления положения. Первый, убрать из судебного процесса адвокатов. Второй, научить следователей не только азам юриспруденции, но и многому другому, что делает чело-века полноценным юристом. Третьего пути нет.
   Судья вышел из-за трибуны и начал спускаться по ступеням в зал. Его остановил голос председательствующего:
   - Товарищ Ладыгин, вы понимаете, что охаяли всю милицию?
   Тот, оглянувшись через плечо, спросил:
   - Вы требуете от меня извинений?
   И, не дожидаясь ответа, направился к своему месту. Савельеву, си-дящему в конце зала, было видно, что многие, как диковинку, прово-жали Ладыгина взглядом. Чем для него обернется этот эпизод? Из зала стали выходить, а он все сидел, переживая случившееся. Подо-шел Корнейчук и, будто ничего не случилось, спросил:
   - Что это вы, Юрий Савельевич, не на своем месте сидите?
   - Это ты не на своем месте сидишь! - зло ответил Савельев.
   - Извините, Юрий Савельевич, но я имел в виду место в зале. Ведь мы всегда сидим в пятом ряду.
   Савельев не успел ответить: из-за спины милиционера выглянул молодой человек и, представившись инструктором обкома, сказал, что Юрия Савельевича вместе с товарищем Ладыгиным ждет Влади-мир Кондратьевич. «Началось», - подумал Савельев и, обращаясь к милиционеру, приказал:
   - Разыщи Ладыгина и пусть на полусогнутых летит в приемную пер-вого секретаря обкома. Проследи, чтобы не сбежал! - это он уже вы-крикнул вслед.
   - Вас проводить? - спросил услужливо инструктор.
   - Сам дорогу знаю, - буркнул Савельев и не спеша, пошел из зала.
   В приемной ему сказали, что ждут вместе с судьей. Вот и он пока-зался в дверях, а за его спиной Корнейчук. К нему и обратился Са-вельев:
   - Ты, Максим Петрович, побудь здесь, можешь понадобиться, а мы с Иваном Акимовичем зайдем к «хозяину».
   В громадном кабинете первого секретаря обкома Юсина
уже находился второй секретарь и областной прокурор.
Савельев в этом кабинете всегда чувствовал себя козявкой,
 а сейчас, когда назревала выволочка, вообще пал духом. Им
не предложили даже сесть. Юсин начал с судьи:
   - Товарищ Ладыгин, я слушал ваше выступление на совещании, и у меня возник к вам всего один вопрос. Критикуя милицию, вы имели в виду конкретных лиц, ну, скажем, Иванова, Петрова, Сидорова, или вообще всю милицию?
   Судья сделал шаг вперед и твердо ответил:
   - В массе своей милиция, товарищ первый секретарь, юридически безграмотна и развращена безнаказанностью. У меня есть основания говорить так обо всей милиции.
   Прокурор воскликнул:
   - Вы - злопыхатель, Ладыгин!
   - Подожди, Георгий Иванович, - остановил прокурора Юсин и, обра-щаясь к судье, сказал:
   - К вам, товарищ Ладыгин, больше вопросов нет. Можете идти.
   Зато к Савельеву вопросы были.
   - Как получилось, Юрий Савельевич, что человек с таким настрое-нием и такими космополитическими взглядами стал судьей?
   Савельев, переминаясь с ноги на ногу, ответил:
   - Судью очень трудно подобрать, Владимир Кондратьевич, поэто-му…
   Юсин его перебил.
   - Труднее, чем первого секретаря горкома?
   - Как сказать, - пожал плечами Савельев, - где-то, может быть, и труднее.
   Юсин, не скрывая неудовольствия, язвительно сказал:
   - И вы добровольно отказываетесь от партийного контроля над су-дом, считая это выходом из трудного положения? Кто вам позволил нарушать принцип верховенства партии над всеми сторонами жизни страны!? Почему вы не сказали ему, что судья в первую очередь коммунист, а только потом уж блюститель закона?! Мне говорили о ваших выкрутасах, но я до сих пор не верил, что такое может статься.
   Савельев промолчал. Не дождавшись возражения, Юсин заключил:
   - Даю тебе, Савельев, месяц сроку, чтобы этого космополита не только в суде, но и в адвокатуре не было! На помойку его! Иди!
   Уже выходя из кабинета, Савельев представил себе, какие трудно-сти его ожидают при выполнении приказа первого секретаря обкома. До выборов народных судей осталось чуть больше года, Ладыгина не переизберешь, значит, придется снимать. Допустим, он его вызо-вет и, под угрозой исключения из партии, заставит написать заявле-ние об освобождении от занимаемой должности. Но как он сможет помешать ему стать адвокатом? Ведь по знанию юридических наук ему нет равных в городе!
   - Приедешь домой и сразу ко мне, - сказал он Корнейчуку, выйдя из кабинета.
   Сидя на заднем сиденье «Победы», он всю дорогу молчал. Шофер, разгадав настроение начальника, вел машину осторожно, тщательно объезжая ухабы и колдобины.
   - Ты чего плетешься?! - недовольно спросил Савельев.
   Водитель прибавил газу, и машину тут же тряхнуло.
   - Ты что, ослеп?!
   Шофер продолжал молчать, понимая, что начальству досталось и теперь оно «выпускает пар».
   Войдя в свой кабинет, Савельев вызвал к себе заведующую секто-ром учета и потребовал справку об образовательном уровне мили-ционеров - коммунистов. Справку принесли, а Корнейчука все не бы-ло. Посмотрел на разграфленный лист и увидел, что графа о высшем юридическом образовании пустует. Были ветеринары, ученые агро-номы, механики, а юристов не было! Вот он, подбор кадров! Как он раньше не додумался вникнуть в эту проблему? Попросил личные дела адвокатов-коммунистов. Все они, если не с высшим юридиче-ским, то со средним специальным образованием.
   Корнейчука все не было. Приказал разыскать. С большим опоздани-ем тот появился.
   - Где ты шляешься?
   - Машина поломалась, Юрий Савельевич. На старье ездим.
   - Как ездите, так и работаете! Садись, разговор длинным будет.
   Показав Корнейчуку таблицу, спросил:
   - Ты знаешь об этом?
   - Для меня не новость, Юрий Савельевич, с беспартийными еще ху-же. Да и у меня-то за плечами всего милицейская школа. Учиться не-когда было, воевали. А что касается агрономов и ветеринаров бегут люди из села и сразу к нам.
   - Так, выходит, Ладыгин прав?
   - Не хотелось об этом говорить, Юрий Савельевич, но он прав
   - Так что? Теперь к ордену его представлять или путевку в санато-рий дать?
   - Тогда не только моя голова слетит, но и ваша, Юрий Савельевич.
   - Ты за мою голову не беспокойся. Первой все равно будет твоя!
   Корнейчук снял милицейскую фуражку и вытер платком вспотев-шую лысину. Положил фуражку на колени и только после этого ска-зал:
   - А не правильнее ли будет снять ее у «возмутителя спокойствия»?
   - Что ты ему предъявишь? Выборы через год, законы не нарушает.
   Маленькие глазки Корнейчука превратились в щелки.
   - Безгрешных людей, Юрий Савельевич, не бывает. Это еще Иисус Христос заметил. Извините, если не к месту сказано.
   - Болтун ты, Максим Петрович.
   Снисходительное замечание первого секретаря приободрило на-чальника милиции, и он сказал:
   - Я в курсе, Юрий Савельевич, что Ладыгин ваш человек, поэтому и не трогал его. Давно надо было прибрать его к рукам.
   - С чего ты решил, что он мой человек?
   - Так вы же его ставили.
   - Я и тебя ставил. Выходит, и ты «мой человек»?
   - До гроба, Юрий Савельевич!
   - Брось ты это, не люблю.
   - Понятно, товарищ первый секретарь. Так разрешите заняться Ла-дыгиным?
   - Как это заняться?
   - А так, что он через пару месяцев сам сядет на скамью подсудимых.
   Савельев задумался. Оказывается, не все потеряно. Правильно ум-ные люди говорят, что нет безвыходных положений, а есть безыс-ходные дураки. Только срок что-то велик.
   - Даю тебе на это двадцать дней, - сказал он.
   - За это время мы не успеем осудить.
   - Этого и не требуется. Достаточно снять с работы и посадить.
   - Будет сделано, Юрий Савельевич! - с пионерским энтузиазмом заявил милиционер.
   - Теперь иди. И не забудь - двадцать дней!
                ***
   Корнейчук завернул за угол и сразу очутился у своей вотчины. Де-журному приказал разыскать капитана Косихина и направить к нему.
   Не успел сесть за стол, как дверь распахнулась, и послышался бод-рый голос его заместителя:
   - Разрешите, товарищ подполковник?
   - Входи, - буркнул Корнейчук, усаживаясь за стол.
   - Слыхал, досталось нам, Максим Петрович? - спросил Косихин, са-дясь напротив.
   Начальник не спешил с ответом. Вынул из ящика стола пачку «Бе-ломора», вытолкнул из нее папиросу и щелчком пальца направил пачку к заместителю. Молча сделали несколько затяжек, и только по-сле этого Корнейчук проговорил:
   - Как говорят, нет худа без добра. На этот раз добра даже больше, чем худа.
   - Это хорошо, - ответил Косихин, усаживаясь поудобнее
   Подполковник сделал паузу и, увидев, как напряглось молодое ли-цо заместителя, чуть ли не выпалил:
   - Савельев сдал нам Ладыгина!
   Ему было приятно видеть радостное изумление подчиненного и слышать его глупый вопрос:
   - Как сдал?
   - С потрохами! Можно сажать!
   - Когда?
   - Да хоть сейчас! Чем раньше, тем лучше! - радостно ответил Кор-нейчук.
   - Вот это новость!
   - Дано двадцать дней, чтобы упрятать его в кутузку.
   - А там?
   - Все будет зависеть от нашего уменья. Сможем предъявить обви-нение и засудить - честь и хвала нам.
   - У-ух! Аж не верится! - проговорил капитан и прищурился в пред-вкушении «пиршества».
   - Берешься за это дело? - спросил Корнейчук.
   - С превеликим удовольствием!
   - Когда представишь соображения?
   - Хоть сейчас, товарищ подполковник.
   - Что-то очень быстро. Не забывай, с кем будешь иметь дело.
   - Не забываю, но и дело верное.
   - Говори.
   - Мы обвиним его во взяточничестве. В КПЗ сидят две мелкие спе-кулянтки. Мы хотели их уже сегодня отпускать, но теперь придержим. Пусть сначала дадут признательные показания о вручении взятки на-родному судье Ладыгину Ивану Акимовичу. Разработаем сценарий, и они будут повторять его даже  во сне.
   - А если на суде откажутся от своих показаний?
   - Припугнем. Откажутся - сядут вместо Ладыгина.
   - Согласен, Но не забывай, что срок всего двадцать дней.
   - И недели хватит, Максим Петрович!
   - Ну, иди, Борис Павлович, действуй.
   Уважительное обращение к подчиненному говорило о полном к не-му доверии.
   Капитан Косихин так и понял, поэтому с небывалым рвением взялся за дело. Он, после недолгого раздумья, пригласил к себе старшего лейтенанта Горелова. Этот следователь особенно часто «страдал» от строптивого судьи, поэтому усерднее всех будет «рыть землю копы-том».
   - Разрешите, товарищ капитан?
   - Входи, Горелов. Заждался.
   - Я уходил на место происшествия.
   - Что-нибудь серьезное?
   - Да нет. Обоюдная драка.
   - Тогда садись и слушай.
   Косихин поставил перед следователем задачу в недельный срок упрятать Ладыгина в кутузку. Горелов с энтузиазмом приступил к вы-полнению задания.
                ***
   Несколько дней спустя город узнал: за взятки арестован народный судья Ладыгин. Чуть позже появились подробности. По городским предприятиям стал ходить следователь милиции. Он рассказывал об успешной борьбе органов с преступностью. Главным фигурантом в его повествовании был судья Ладыгин. Он брал взятки с обвиняе-мых, снижал сроки или отправлял дела на доследование. Рабочий класс одобрительно хлопал в ладоши.

                ГЛАВА II
                БЕЗ КАССАЦИИ
   Как известно, беда не приходит одна. Только отрапортовал Савель-ев в обком, что судья Ладыгин уличен во взятке и находится под стражей, как со вторым секретарем горкома Филипповым случился непредвиденный казус. Этот уравновешенный и невозмутимый чело-век попался на крючок провокационной выходки некоей гражданки Латыповой.
   Она добивалась получения благоустроенной квартиры, положенной в связи с болезнью. Очередь, даже льготная, как сообщил жилотдел горисполкома, еще не подошла. На внеочередное получение кварти-ры не имела права.
   Филиппов, который вел личный прием граждан, так ей и сказал:
   - Ваша очередь, Эльвира Алексеевна, на получение благоустроен-ной квартиры еще не подошла, поэтому остается ждать.
   - Я буду ждать ее в вашем кабинете! - резко бросила Латыпова и, освободив стул, стоящий у стола, пересела к стене.
   Второй секретарь удивился подобному нахальству. В стенах горко-ма такого еще не было - это не домоуправление. Он некоторое время всматривался в худое, изможденное лицо, обрамленное плохо ухо-женными черными волосами, а потом, играя басовыми нотками в го-лосе, спокойно сказал:
   - Это бесполезно, Латыпова, квартиры дают в горисполкоме, а не здесь.
   - Ничего, я дождусь ее здесь, - ответила та с истерическими интона-циями, - вы позвоните куда следует, и мне принесут ордер на таре-лочке с голубой каемочкой.
   - Вы преувеличиваете мои возможности, - терпеливо разъяснил он. - Сидя здесь, вы квартиру никогда не получите.
   - Брехня! - воскликнула Латыпова. - Будто мы не знаем, как тут ваши делишки делаются!
   - И все же выйдите из кабинета, - чуть повысил голос Филиппов, - а то…
   - Что «а то…»? Милицию вызовете?
   Филиппов видел, как сверкнули ее глаза, еще царапаться бросится. Он закрыл журнал приемов, взял его под мышку и направился к две-ри, стараясь держаться подальше от этой истерички.
   - А то я выйду сам, - закончил он фразу и тут же очутился за две-рью, оставив Латыпову в кабинете.
   Машинистке сказал, чтобы поглядывала, а ожидавших его приема в коридоре пригласил следовать за собой:
   - Я буду работать в другом кабинете.
   Вечером, зайдя в свой кабинет, он увидел дремавшую Латыпову.
   - Вы все еще здесь?
   - А вы что, уже дали мне квартиру? - издевательски спросила та.
   Едва сдерживая гнев, Филиппов зашел в первую же комнату и по-звонил.. Два милиционера прибыли быстро.
   - Где она? - спросил сержант.
   - В моем кабинете, - ответил секретарь, показывая нужную дверь.
   Они вошли, и сразу же раздался истерический визг. Филиппов судо-рожно оглянулся - не слышит ли кто другой эту сумасшедшую? Кори-дор был пуст. Он зашел в ближайший кабинет и, прикрыв дверь, стал прислушиваться к происходящему в коридоре. Вот Латыпову вы-толкнули из кабинета и уже тащат вниз по деревянной лестнице к вы-ходу. Он подошел к окну и выглянул наружу. Милиционеры, ухватив ее под руки, волокут в отдел. «Так тебе и надо, дура набитая, еще и тумаков получишь», - злорадствуя, подумал он.
   Прошел месяц, суматошный курортный сезон 1961 года был в са-мом разгаре, и этот эпизод начал забываться. Но вот на стол Савель-ева положили июльский номер сатирического журнала «Крокодил», где черным по белому была описана неприглядная история произо-шедшая в городе Лимановске Долгопольской области. Второй секре-тарь горкома Филиппов А.М. был представлен в статье в роли сол-дафона, который терпеливую разъяснительную работу с массами подменяет грубым милицейским наскоком.
   - Как ты додумался до такого? - спросил Савельев строго, ударяя ладонью по развернутому журналу.
   Только вошедший Филиппов, не понял вопроса.
   - На, читай!
   - Неужели у нее «рука» в Москве? – спросил удивленный Филиппов, просмотрев статью.
   - Какая разница, где у нее рука, - досадливо ответил Савельев. - Те-перь отмываться придется.
   И чуть подумав, добавил:
   - Только отмоемся ли? Рассказывай, как было дело.
   Филиппов добросовестно, ничего не утаивая, доложил.
   - Почему со мной не посоветовался, прежде чем милицию вызы-вать?
   - Вас в этот день в горкоме не было, Юрий Савельевич.
   - А где я был?
   - Не знаю, - ответил Филиппов. - Кажется, утром позвонила ваша же-на и сказала, что вы приболели.
   - Ну вот, а говоришь, что не знаешь. Мог бы позвонить.
   Филиппов пожал плечами. Обычно «болел» Савельев после обиль-ной выпивки.
   - Не хотел беспокоить, - ответил он.
   - Не хотел, не хотел, а тут захотел.
   - Кто знал, что так получится?
   - На то мы тут и сидим, чтобы все знать и предвидеть. Жди теперь птичку-невеличку с когтями коршуна.
   Так он за глаза называл инструкторов обкома. Обычно он говорил: «Посмотреть не на что - просто птичка-невеличка, а сколько власти в коготках!» Все прекрасно знали, что инструкторы обкома партии - первые кандидаты на замещение руководящих партийных должно-стей в районах и городах области. От их усердия во многом зависела их будущая карьера, поэтому ни с кем не церемонясь, «копали» ста-рательно: каждое освободившееся с их помощью место предназна-чалось для одного из них.
   - А пока птичка не прилетела, - продолжал Савельев, - я сам займусь этим делом. Нужно побеседовать с теми милиционерами. Пусть они на бумаге изложат «прелести» той гражданки.
   - Она была похожа на сумасшедшую, - вставил Филиппов.
   - Ну, ты теперь что угодно наговоришь.
   - Да нет, Юрий Савельевич, у нее действительно не все дома. Есть смысл сделать запрос в психдиспансер.
   - Сам знаю, что делать. Иди.
                ***
   Сначала был звонок от второго секретаря обкома, а затем «приле-тела» и «птичка-невеличка». Ею был тот инструктор, который тогда, на совещании в обкоме, передавал Савельеву поручение явиться к первому секретарю. Юрий Савельевич узнал его улыбнулся и при-ветливо сказал, пожимая протянутую руку:
   - О, старый незнакомец! Садись и скажи, как тебя величать.
   - Поспелов Владимир Николаевич, Юрий Савельевич.
   - Очень приятно слышать такую известную фамилию. Не родствен-ник тому?
   - Однофамилец.
   - Да и о чем я спрашиваю? Был бы родственник, не ошивался бы здесь, на краю света.
   Поспелов слышал в обкоме о привычке первого секретаря лима-новского горкома партии грубовато-фамильярно обращаться с людьми. Там это относили на счет его истинно пролетарского проис-хождения, невысокого образования и партизанского прошлого, по-этому и не пытались перевоспитывать.
   - Наверное, - сухо согласился Владимир Николаевич и тут же сказал:
   - Может, перейдем к цели моего приезда? Вам звонил Анатолий Александрович?
   - Звонил, - односложно ответил Савельев. Полез в стол, достал от-туда серую папку скоросшивателя и, протянув гостю, сказал:
   - Тут то, что я уже успел сделать.
   Поспелов, беря папку, поднялся со стула.
   - Укажите, пожалуйста, комнату, в которой я бы мог работать.
   - А вы не хотели бы послушать мое мнение по этому вопросу? - спросил недовольно Савельев.
   - Чуть позже, Юрий Савельевич. Я сначала составлю собственное мнение, а потом послушаю вас. Сейчас могу сказать только одно: с народом надо обращаться очень осторожно.
   - Это что, огнестрельное оружие?
   - Опаснее, Юрий Савельевич. Вы знаете, с чего началась революция 1905 года?
   - Знамо дело. С Кровавого воскресенья, когда у Зимнего 9 января…
   - Не совсем точно, Юрий Савельевич. Кровавое воскресенье было последствием того, что случилось раньше, 3 января.
   Выдержав паузу, Поспелов продолжил:
   - На Путиловском заводе в Петербурге была такая незаметная фигу-ра, как мастер Тетявкин. Вот он и поджег, образно выражаясь, бик-фордов шнур революции, уволив с работы по пустому поводу четы-рех рабочих. В их защиту, можете себе представить, забастовали сра-зу 150 тысяч пролетариев. Сначала в Петербурге погас свет, переста-ли ходить трамваи, у магазинов сгрудились очереди, а уж потом со-стоялось то побоище, о котором вы вспомнили. Так что все возникло из-за пустяка. А какие последствия! Теперь понятно, почему партия должна заботливо относиться к жалобам и просьбам трудящихся?
   - А я-то, дурак, думал, что партия просто заботится о благе народа, исходя из своей пролетарской сущности, а тут, оказывается, револю-ции боится!
   - Не передергивайте, Юрий Савельевич. Забота о благе народа - первостатейная задача партии, но нельзя забывать и о капиталисти-ческом окружении. Там так и ловят наши ошибки и возводят в сте-пень. Нельзя лить воду на их мельницу.
   - Не теряйте времени на пустые разговоры, Владимир Николаевич.
   Поспелов умолк, а Савельев, не скрывая недовольства, вызвал секретаршу и сказал ей, куда провести представителя обкома партии.
   Папка хранила в себе три тетрадных в клеточку листика. Два испи-саны милиционерами, описывавшими одинаковыми словами хули-ганские действия гражданки Латыповой, а третий листочек содержал жалостливые слова ее самой о неблагоустроенной квартире, в кото-рой течет крыша и валятся потолки, но главное - нет туалета и ванны. Она осуждала себя за необдуманный поступок, просила простить ее и ускорить выделение ей благоустроенной квартиры.
   Поспелов удовлетворился этими бумагами, понимая, что с мили-ционеров он большего не вытянет, а Латыпова ничего нового не ска-жет. «Виноватая я, но дайте благоустроенную квартиру». Осталось побеседовать с самим Филипповым. Он созвонился с ним по теле-фону, и второй секретарь пришел к нему сам. Пожали друг другу руки, и началась неспешная беседа двух людей, которые одинаково мыс-лят и оба правильно понимают задачи момента, стоящие перед стра-ной. Поспелов с удовлетворением отметил, что второй секретарь приятный собеседник и добродушный человек. Он спросил:
   - Скажите, Алексей Михайлович, как получилось, что вы, мягко вы-ражаясь, некорректно поступили с гражданкой, которая пришла в гор-ком, как она думала, за правдой?
   - Хорошо, что вы задали мне этот вопрос. Мне его еще никто не за-давал, да и я никому не говорил о причине, приведшей к таким по-следствиям. Дело в том, Владимир Николаевич, что у меня серьезно больна жена. В то утро она просила меня пораньше прийти с работы. Я объяснил ей, что у меня сегодня приемный день, поэтому, наобо-рот, задержусь. Потом она звонила и просила прийти пораньше - ей было плохо. Когда я вошел в кабинет и увидел, что Латыпова все еще сидит там, то был просто ошарашен. Попросил ее выйти, но она про-должала свою песню. Я понял, что конца всему этому не будет. Сна-чала думал оставить ее в кабинете под присмотром вахтера, но пред-ставил, как приду утром, а там труп висит…. Ведь могло быть такое?
   - Вполне, - согласился Поспелов.
   - Вот тогда и пришла мысль вызвать милицию.
   - Вы перед этим поставили в известность первого секретаря?
   Филиппов замялся.
   - Видите ли, он был в тот день болен, его не было на работе.
   - Мы знаем о «болезни» Юрия Савельевича, продолжайте.
   - Собственно, и все. Пришли милиционеры, она подняла страшный визг и стала отбиваться
   - Вам не приходила мысль, что нужно было бы извиниться перед Латыповой?
   Филиппова будто ударили хлыстом по лицу. Увидев, что обидел че-ловека, поспешил исправиться:
   - Будем считать, что этого вопроса не было.
   Собеседник облегченно вздохнул.
   Поспелов уехал, и вскоре из обкома поступил звонок. Савельеву разрешалось разобрать персональное дело коммуниста Филиппова на бюро горкома и вынести ему выговор без занесения в карточку учета. Такое указание позволяло оставить Филиппова в прежней должности. Это устраивало Юрия Савельевича. Состоялось заседа-ние бюро, обком получил об этом сообщение и направил в «Кроко-дил» информацию о том, что зло наказано.
   К сожалению, редакция журнала с этим не согласилась и выступила с комментариями, в которых обвиняла горком и обком в том, что они прикрывают и даже оправдывают Филиппова, который недостоин быть секретарем горкома партии.
   Обкому ничего не оставалось, как вызвать Филиппова уже на свое бюро. Ему был вынесен выговор с занесением в учетную карточку, что равносильно увольнению с работы. Позже он был назначен ре-дактором городской газеты.
                ***
   А тем временем следователь Горелов, развернув активную дея-тельность, подвел дело Ладыгина до такого состояния, что его можно было передавать в суд. Он вызвал обвиняемого для последней бесе-ды. Бывшего судью привезли из областной тюрьмы, и вот он трет за-пястья, с которых только что сняли наручники.
   - Ваше «Дело» небольшое, Иван Акимович, поэтому прошу вас пря-мо в моем кабинете ознакомиться с ним, - сказал следователь, при-двинув к обвиняемому тощую папку.
   - Вы сплошь и рядом, Горелов, нарушаете процессуальный кодекс.
   - Давайте не будем об этом, - остановил его следователь. - Можете потом жаловаться прокурору, судье, а сейчас читайте и распишитесь.
   - Почему меня держат в одиночке?
   - Какой вы непонятливый, Иван Акимович. Это в ваших же интере-сах. Узнают уголовники, что рядом бывший судья с ними пребывает, могут невзначай и убить.
   - Я уже слышал эту отговорку и все равно требую посадить меня в общую камеру.
   - Вы выдвигали это требование прокурору?
   Ладыгин кивнул.
   - Видите, и прокурор не хочет рисковать.
   - Я не новичок в вашей казуистике, поэтому знаю…
   - В нашей казуистике, Ладыгин. Вы больше меня проработали в ор-ганах и поэтому более меня успели наворотить. Попадись я в ваши руки…. Да что там. Читайте.
   Бывший судья привычными движениями перелистал дело и распи-сался на последнем листе.
   - Когда у меня будет адвокат? - спросил он, отодвигая папку.
   Горелов, будто не слыша вопроса, открыл последнюю страницу, удовлетворенно хмыкнул и только после этого, сделав скорбную ми-ну, сказал:
   - К сожалению, Иван Акимович, ваши бывшие друзья - адвокаты, как сговорились. Отказываются вас защищать. Их письменные отказы у прокурора.
   - Я давал фамилию и адрес киевского адвоката.
   - Этот человек умер год тому назад. Справка об этом есть.
   - Я буду думать.
   - Думайте, Иван Акимович, ваше право, только, как говорят, «иных уж нет, а те далече». Соглашайтесь на адвоката от государства.
   - Кого вы мне предложите?
   - Не я, Иван Акимович, а кому положено. Видимо, адвокат будет от областной адвокатуры. Судить ведь вас будут там.
   - Это я знаю, - хмуро ответил Ладыгин - Согласен на того адвоката.
   - Вот и ладушки, Иван Акимович. Если у вас ко мне вопросов нет, то с Богом.
                ***
   Несколько дней спустя в камеру к Ладыгину пришел адвокат. Ему было не более тридцати лет. Он представился, назвав себя Михаилом Ивановичем Лобановым. Иван Акимович его не знал.
   - Вы давно в адвокатуре? - спросил он.
   - Как посмотреть, - ответил Лобанов. - Мне кажется, что уже целую вечность в ней мыкаюсь, а, если сверить с календарем, то чуть больше года.
   - Выходит, вам работа в тягость?
   - Видите ли, я привык разоблачать преступников, а тут приходится защищать.
   - Вас что, за уши тащили в адвокатуру?
   - Почти так, Иван Акимович. Побеседовали со мной в одном месте и сказали, что в адвокатуре работают одни старики с отсталыми взгля-дами. А нужна там молодая поросль, кипучая кровь. Я же в то время ходил в кандидатах партии, поэтому не мог отказаться. Только год прошел, а, кажется…
   - Вот что, Михаил Иванович, не обижайтесь, вы мне, как адвокат, не подойдете. Я от вас отказываюсь.
   На удивление, Лобанов не огорчился.
   - Я и сам не особенно стремился вас защищать, Иван Акимович. Де-ло, как мне показалось, абсолютно проигрышное. Есть явка с повин-ной взяткодательницы и свидетельские показания той, что подкинула ей деньги для этой цели. Эти показания вы ничем так и не смогли оп-ровергнуть.
   Лобанов посмотрел в свой блокнот и продолжал:
   - Демченко М.Е. заявляет, что отблагодарила вас за то, что вы не за-судили ее сына. Вы дали ему всего год, тогда как прокурор требовал пять лет. Этот факт подтверждается материалами дела.
   - Подтверждается и тот факт, - сердито заметил Ладыгин, - что про-куратура обжаловала этот приговор, а областной суд оставил их про-тест без удовлетворения.
   - Да, этот факт имеет место быть, - согласился Лобанов, - но вы знаете, что говорят по этому поводу?
   - И что же такое говорят?
   - Что председатель областного суда - ваш старый дружок, поэтому и шел у вас на поводу. Кстати, я слыхал, что его должны скоро переиз-брать.
   - Не вы ли метите на его место?
   Лобанов покраснел, как девица от первого поцелуя.
   - Что вы, Иван Акимович, мне еще рано, - воскликнул он горячо.
   Девица на его месте сказала бы, что она не такая…
   - Ну, что ж, Михаил Иванович, краснеть вы еще не разучились, по-этому посоветую, пока не поздно: бросьте адвокатуру, идите на ка-кое-нибудь предприятие юрисконсультом, там вы меньше принесете вреда.
   Лобанов молча защелкнул портфель и, когда открылась дверь ка-меры, сказал через плечо:
   - Не знаю как я, а вы уж точно лет восемь не будете приносить стра-не вреда.
   После тюрьмы Лобанов поехал не в свою контору, а прямиком в областную прокуратуру. В приемной областного прокурора он только назвал свою фамилию, как был пропущен. Было приятно осознавать, что Бабаев его ждал. В кабинете, кроме его хозяина, сидел почти не-знакомый Лобанову адвокат. Он только появился в их конторе.
   - Садись и рассказывай, - предложил прокурор Лобанову.
   Тот смущенно посмотрел на адвоката. Бабаев заметил этот взгляд.
   - Говори. Это свой человек.
   - Все получилось так, Георгий Иванович, как вы предвидели. Лады-гин наотрез от меня отказался.
   - Что он говорил?
   - Ничего существенного и тем более нового.
   - Ты сказал ему о безысходности его дела? И что он?
   - Промолчал.
   - Ну, хорошо, Михаил Иванович, иди. Ты хорошо справился со сво-им делом.
   Прокурор вышел из-за стола и пожал молодому адвокату руку. Тот густо покраснел. Почувствовав это, резко повернулся  и поспешил к двери.
   - Ишь, какой прыткий, - сказал Бабаев, садясь за стол. - Я уже давно заметил - чем резвее человек, тем он глупее. Видно, не зря его напра-вили в адвокатуру.
   - Там место для глупцов? - не скрывая иронии, спросил адвокат.
   Прокурор досадливо отмахнулся.
   - Да нет! Наоборот. Слишком умных, разбавили глупцом. Чем их там больше, тем нам легче. Но давай к делу, Борис Трофимович. Теперь твоя очередь. Надеюсь, от тебя Ладыгин не откажется. Заяви ему, что видишь возможность свести срок до минимума. Мы будем требовать восьмерку, а ты ему пообещай тройку. Мол, первый раз под судом, да еще такие заслуги перед родиной.
   - Не учи, Жора, не первый год замужем.
   «Глупец» Лобанов не знал, что новый адвокат - старый друг Бабае-ва и тот, согласовав вопрос в обкоме, пригласил его в Долгополь, по-обещав должность председателя областного суда,  а пока попросил помочь засудить строптивого судью.
   - Ты не знаешь, Боря, с кем будешь иметь дело. Это умный и опыт-ный человек. Он семь лет проработал в центральном аппарате Берии. Там почти всех шестерок Лаврентия посадили, а кого и расстреляли, а с него, как с гуся вода.
   Поразмыслив, продолжил:
   - Меня тревожит его спокойствие. Он-то знает, что обвиняют его об-лыжно. Что в подобных случаях делает обычный человек? Апелли-рует к прокурору, требует очных ставок, жалуется на предвзятость следователя и мало еще на что, а этот ничего подобного себе не по-зволяет, только и всего, что просится в общую камеру.
Не может быть, чтобы у него в рукаве не было прикупа. Так вот, дело в суд не пойдет, пока не будет ясности. Чувствую, здесь какая-то хит-рость.
   - Да какая тут может быть хитрость, - возразил Борис Трофимович. - Я читал дело. Оно небольшое, и все умело схвачено.
   - Это так. Прокола вроде не должно быть. Но зачем он из одиночки рвется в общую камеру? Не тебе говорить, что судьи и милиционеры не любят встречаться на равных со своими бывшими клиентами Оп-ределенно он что-то хочет передать на волю. Что?! Вот это и следует узнать.
   На следующий день к Ладыгину пришел новый адвокат - Лысенко Борис Трофимович. Его Иван Акимович видел впервые.
   - Вы давно в Долгополе? - спросил он.
   - Всего месяц, - ответил адвокат и пояснил: - заболела жена, и я был вынужден из Сибири ехать к теплу.
   - И у меня примерно такая же ситуация была, - сообщил Ладыгин, - только мы бежали из Средней Азии от жары.
   - Бывает и такое, - согласился Лысенко.
   - Вы познакомились с моим делом? - спросил Ладыгин, начиная проникаться доверием к человеку, который только недавно появился в области и наверняка не успел попасть в зависимость от властей.
   - Познакомился очень внимательно и могу сразу, Иван Акимович, сказать, что оправдательного решения не обещаю.
   - Если бы и пообещали, не поверил бы. Да и я, будучи судьей, не-смотря на полную абсурдность дела, не решился бы вынести оправ-дательный приговор, а отправил бы дело на доследование. И только тогда, если следователь не дурак, то должен был после этого отпус-тить человека на все четыре стороны.
   - Вот и хорошо. Но снизить срок до минимума постараюсь.
   - Как вы это думаете сделать? Разжалобить суд?
   - Ну, зачем так? У вас есть заслуги перед Родиной, да и, естествен-но, никогда не имели судимости.
   - Все это так, но, боюсь, не поможет. Уж очень жаждут они моей кро-ви.
   - Кто они, позвольте узнать?
   - Они. Не будем персонифицировать. Вы человек новый, поэтому нет смысла называть фамилии. Вы их все равно не знаете.
   - Выходит, адвокату нечего делать в этом суде? Так, по-вашему?
   - Почти так, но…
   Ладыгин посмотрел в зарешеченное окно и глубоко задумался. Лы-сенко не торопил его. Он спокойно рассматривал этого человека. Не-высок ростом, умный взгляд. Как же ты так сумел подзалететь, голу-бок? Чем насолил начальству?
   - Ладно, Борис Трофимович, - прервал его раздумья Ладыгин, - вы-бирать мне не из чего.
   Он всмотрелся в глаза адвоката, да так, что тому захотелось отвес-ти взгляд. Но Лысенко удержался, и, напрягшись, выдавил из себя обиду:
   - Вы мне не доверяете?
   Глаза Ладыгина недобро сверкнули и он, со злой иронией, ответил:
   - Я не в детском саду, Борис Трофимович, и не ведерко для песка у меня сейчас отбирают, а свободу. И поэтому хотел бы я доверить свою судьбу проверенному человеку. Да где его взять? Вот прислали вас. Допустим, я откажу вам, придет другой. Что от этого изменится? Тому хлыщу, что был перед вами, я однозначно никогда бы не дове-рил этого дела, а вам, пожалуй, доверю. И не потому, что у вас чест-ное лицо и взгляд спокойный. Скольких негодяев на своем веку я ви-дел с более кротким взглядом и с лицом ангела, поэтому и не явля-юсь последователем Ламброзо. А доверю вам лишь потому, что вы у нас новый человек и, думаю, не успели обрасти ракушками. Такие вот дела, Борис Трофимович.
   - Я вас внимательно слушаю, Иван Акимович.
   Ладыгин еще некоторое время всматривался в лицо адвоката, по-том, глотнув воздуху, проговорил:
   - Была, не была. Слушайте задачу, Борис Трофимович. Вам нужно будет завтра съездить в Лимановск и в городском обществе «Знание» получить справку о том, что я, имя рек, по их командировке с такого-то по такое-то число находился в городе Киеве. Я там выступал с докладом на конференции. Когда получите справку, передадите ее мне в тот же день. Повторяю - в этот же день.
   - Понятно, Иван Акимович, я выполню ваше поручение, - заверил адвокат, и они расстались.
   На другой день Лысенко в десять утра был уже на автостанции Ли-мановска. В обществе «Знание» ему выписали справку, в соответст-вии с записью в журнале. Он этим не удовлетворился и потребовал первичные документы. Бухгалтер снял с полки папку, полистал ее и, найдя нужную страницу, поднес адвокату.
   - Проверяйте, - сказал он, оставаясь стоять сзади.
   Тот обернулся и недовольно спросил:
   - Вы можете не стоять у меня за спиной?
   - Могу, - без смущения ответил бухгалтер и, выйдя из-за спины, стал сбоку.
   - Что-то не понял, - проговорил адвокат, вглядываясь в его одутло-ватое лицо.
   - Что тут не понять? -  удивился бухгалтер. - Я не могу допустить, чтобы из этой папки исчез хоть один документ, касающийся Ладыги-на. Если он прислал вас за этой справкой, значит, она очень важна для него.
   - Вы допускаете, что я могу изъять отсюда документы без вашего согласия? - не скрывая возмущения, спросил Борис Трофимович.
   - Отвечу однозначно: нет, не допускаю. Но я, как видите, человек далеко не молодой и всякого успел навидаться. К вашему сведению, я не всегда работал в этой конторе.
   - Дело ваше, - смирился Лысенко, - стойте, только я ничего не соби-рался отсюда тибрить.
   - Вот и смотрите внимательно. Все там на месте - и билетики, и гос-тиничные счета. Сверьте с ними отметки прибытия и убытия в коман-дировке.
   - Не учите, сам все знаю, - ответил адвокат, захлопывая папку.
   - Ну, как? Все в порядке?
   - Думаю, что да. Только почему вы так волнуетесь?
   - Это вам показалось. Хотя, по правде сказать, что-то подобное я действительно испытываю. Вы знаете, в нашем городе мало кто ве-рит, что Ладыгин мог связаться с теми спекулянтками. Не тот уро-вень. Люди думают, что все это подстроила милиция. Он им изрядно насолил. Так вот, я не хочу стать невольной жертвой этих разборок.
   Лысенко успел до шестнадцати часов побывать и у Ладыгина. Вру-чил ему справку. Тот посмотрел и удовлетворенно хмыкнул.
   - Спасибо, Борис Трофимович, этот документ останется у меня, и в нужный момент я уже в суде передам вам его для приобщения к делу.
   - Вы не боитесь, что вас обыщут и отнимут его?
   В ответ Ладыгин слегка улыбнулся:
   - Теперешние вертухаи - народ весьма неопытный.
   Лысенко уже подходил к двери камеры, когда Ладыгин его оклик-нул:
   - Извините, Борис Трофимович, у вас, конечно, есть записная книж-ка…
   Лысенко обернулся и вопросительно посмотрел на клиента.
   - Вы не могли бы показать мне свою последнюю запись?
   - Зачем это вам?
   - Не обижайтесь, так, небольшая проверочка.
   Адвокат достал из внутреннего кармана пиджака книжицу в черном клеенчатом переплете и протянул ее Ладыгину со словами:
   - Надеюсь, обыскивать не будете?
   Взглянув на последнюю запись, Ладыгин вернул книжку хозяину и сказал:
   - Будто все в порядке. А где тот листик, что вы отсюда вырвали?
   Лицо Лысенко передернулось.
   - Вы переходите все границы приличия, Иван Акимович, - гневно сказал он. - Если хотите знать, то я оставил этот листок в туалете об-щества «Знание»!
   - Извините и постарайтесь понять меня, ведь я вас абсолютно не знаю, - спокойно ответил Ладыгин и добавил: - Не могу вспомнить, по какому поводу, но было сказано: «Забудь надежду, всяк сюда входя-щий». Так вот, каждый, попадающий в это мерзкое место, - он топнул ногой, - забывает о приличиях, ибо для того, чтобы из него выбрать-ся, все средства хороши, в том числе и самые гадкие.
   - Понимаю вас и не обижаюсь, - поспешно заверил Лысенко и уси-ленно застучал в дверь.
   Из тюрьмы он направился прямо в областную прокуратуру. Бабаев внимательно выслушал его доклад и радостно воскликнул:
   - Я говорил тебе, что у него голова работает? Ты помнишь числа, когда он был в командировке?
   Лысенко достал из брючного карманчика для часов бумажный свер-точек, расправил его на ладони и подал прокурору. Тот подержал его перед собой и вернул со словами:
   - Перепиши в блокнот, а то, не дай бог, потеряешь. Завтра приедет следователь с делом, и тогда сверим даты. Постарайся после двух часов быть на месте. Перед тем, как выслать за тобой машину, я по-звоню.
                ***
   В приемную областного прокурора вошел незнакомый Горелову че-ловек и, кивнув секретарше, прошел в кабинет. Загудел зуммер, и та, не поднимая головы, буркнула старшему лейтенанту:
   - Заходите.
   Горелов переступил порог и остановился в дверях, прижимая к боку тощую папку.
   - Давай сюда, - сказал ему прокурор, показывая пальцем в сторону незнакомого милиционеру человека. Тот сидел у приставного стола, где лежал небольшой блокнот в черном переплете.
   Горелов положил папку рядом с блокнотом и остался стоять.
   - Садись, - разрешил прокурор.
   Лысенко полистал папку, положил на нее раскрытый блокнот и све-рил даты.
   - Совпадают, Георгий Иванович, - почти радостно сказал он.
   - Ну, ну, - проговорил прокурор и потянулся к папке.
   Лысенко пододвинул ее ближе. Бабаев всмотрелся, и лицо его при-няло цвет свекольного салата. Он пронзил взглядом милиционера. Тот еще не знал, в чем прокололся, но то, что это случилось - понял, поэтому съежился. Прокурор, кивая на Горелова, сказал тому, что с блокнотом:
   - Вот из-за таких мудаков разваливаются самые верные дела. Пока-жи ему!
   Лысенко пододвинул папку и блокнот к Горелову. Тот некоторое время тупо переводил взгляд с даты в блокноте на заявление Дем-ченко. Незнакомец ткнул пальцем в дату на заявлении:
   - Смотрите. В этот день ваш подследственный не мог получить взятку от этой женщины, он был в Киеве!
   - Откуда я мог это знать? - только и произнес ошеломленный мили-ционер.
   - Должен был знать! - закричал Бабенко, - Мало он лупил вас, без-мозглых, мордой об стол! Я видел Ладыгина всего один раз у Юсина, но и этого было достаточно, чтобы понять, что он из себя представ-ляет! А ты уши развесил. Сидит человек в одиночке, ни на что не жа-луется, ну и лады!
   Некоторое время прокурор отдыхал от праведного гнева, а потом сказал, обращаясь к Лысенко:
   - Найди свободный кабинет и поработай с этим мудаком над делом. Исправьте все даты в соответствии с той справкой.
   Потом, переведя взгляд на следователя, желчно произнес:
   - Вот так вы работаете в своем Лимановске! Если запорешь это де-ло, Горелов, добьюсь, что станешь рядовым советской милиции и весь остаток жизни простоишь столбом на углу самой паршивой ли-мановской улицы.
                ***               
   Еще через месяц, глубокой осенью, состоялся суд над Ладыгиным. Читались материалы дела, вызывались свидетели. Адвокат настой-чиво опрашивал Демченко, пытаясь поймать ее на противоречиях, но безуспешно. Она упрямо повторяла заученные слова, и Лысенко по-думал, что Горелов хорошо с ней поработал.
   Адвокат понимал, что справка о киевской командировке его подза-щитному теперь совершенно не нужна, но все же не преминул напом-нить о ней. Ладыгин, глядя куда-то в пространство, с горечью сказал:
   - Ты предал меня, Лысенко!
   Внутренности адвоката на мгновение дрогнули от осознания своей причастности к этой душевной трагедии, но он тут же взял себя в руки и, сделав огорченное лицо, ответил:
   - Вы ошибаетесь, Иван Акимович. Если вас кто-то и предал, так это бухгалтер из общества «Знание». Уж очень он суетился, когда выпи-сывал эту справку. Завтра я зайду к вам в камеру, и мы напишем кас-сацию.
   - Кассации не будет!
   - Даже если вам дадут на полную катушку?
   - Даже тогда!
   - Как знаете, - пожал плечами Лысенко.
Ладыгина осудили на восемь лет. Кассацию он не подавал.

                ГЛАВА III
                ВТОРОЙ СЕКРЕТАРЬ
   Петляет горная дорога, «ЗИМ» натужно преодолевает перевал и вот, после нескольких поворотов, открылся амфитеатр города-курорта Прибрежного. Машина затормозила у административного здания са-натория имени Орджоникидзе. Пассажиры прошли в вестибюль. В его центре произрастала большая финиковая пальма. Ее вершина уходи-ла в отверстие в потолке и скрывалась в высоте.
   Поспелову, инженеру-строителю по профессии, было интересно само решение вопроса по сохранению пальмы. Ведь строителей все-гда считают истребителями живой природы. Не успел он насладиться созерцанием южной красавицы, как к нему подошел кто-то из работ-ников санатория и спросил:
   - Вы  товарищ Поспелов?
   Получив утвердительный ответ, сообщил:
   - Для вас телефонограмма в приемной главного врача.
   Поспелов поднялся по мраморной лестнице на второй этаж и в при-емной прочитал: «Товарищу Поспелову. Вам надлежит немедленно вернуться в обком партии. Дунаев». Подписано вторым секретарем обкома. Это серьезно. Что могло случиться?
   Его размышления прервал тот же сотрудник санатория.
   - У входа, товарищ Поспелов, вас ждет «ЗИМ», на котором вы прие-хали. Я попросил водителя задержаться, зная, что одному из прие-хавших товарищей придется возвращаться.
   - Спасибо, - буркнул Поспелов и расписался под телефонограммой.
   В вестибюле остановился у большого зеркала в резной позолочен-ной раме. В сияющем стекле отражался представительный мужчина в сером костюме, чуть выше среднего роста, зачесанные назад свет-лые волосы слегка вились. Но лицо… Лицо было мрачным и слегка растерянным. Попробовал сам себе улыбнуться - губы не подчини-лись, и вышло что-то вроде жалкой ухмылки. Поправил сбитый в сторону галстук и направился к выходу.
   Всю обратную дорогу размышлял над причиной вызова. Отпуск был согласован на самом высоком уровне, вчера он получил отпуск-ные и путевку в санаторий, в кабинете устроил небольшой мальчиш-ник, принял пожелания хорошо отдохнуть и вот отдохнул. А что, если, уходя с работы, не закрыл сейф или оставил в нем ключи? Могли и по этой причине вызвать. Скажут: закрой сейф, получи выговор по административной линии и езжай снова туда, откуда приехал.
   Досадуя на себя и на неудачное начало отпуска, решил заехать вна-чале домой, а потом уже в обком. Удивил Оксану своим внезапным возвращением и сразу бросился к столу, в ящик которого всегда клал ключи. Они на месте. Значит, не забыл их в сейфе. Не переодеваясь, уже под вечер, поехал на работу. Стараясь никому не попадаться на глаза, прошел в свой кабинет и убедился, что сейф закрыт. Зачем то-гда вызывали?  Ничего не придумав, направился к заведующему строительным отделом, при котором состоял инструктором. Началь-ник, прямо с порога, сказал:
   - Иди сразу ко второму секретарю. Он тебя ждет.
   - А вы не пойдете?
   Не приучены инструктора самостоятельно посещать высокие каби-неты.
   - На этот раз иди один.
   Хотел спросить, зачем он понадобился Дунаеву, но, подгоняемый начальником, не спросил и направился к приемной второго секрета-ря. Увидев отпускника, секретарша вскочила с места и скрылась за высокой дверью, обитой коричневой кожей. Тут же выскочила и, ос-тавив дверь приоткрытой, сказала:
   - Заходите.
   Анатолий Александрович приветливо улыбался. Чему радуется? Какой подвох приготовил?
   - Хорошо отдохнул, Владимир Николаевич? - спросил Дунаев шут-ливо.
   - Лучше не бывает, - в тон ему ответил Поспелов.
   - Тогда поговорим о деле, - уже серьезно сказал второй секретарь, - садись.
   Установилась недолгая тишина.
   - Есть мнение, - прервал ее Дунаев, - рекомендовать тебя, коммуни-ста Поспелова, вторым секретарем Лимановского горкома партии.
   Если бы та пальма, которую он рассматривал несколько часов на-зад, внезапно завалилась, он не был бы так огорчен, как этим пред-ложением. Даже работая в обкоме, он не чувствовал себя партийным функционером. Большую часть рабочего времени он проводил на строительных площадках и никогда не скрывал, что после службы в обкоме хотел бы стать главным инженером, если не начальником, ка-кого-нибудь проектного института. Видя замешательство собеседни-ка, Дунаев сочувственно сказал:
   - Я понимаю неожиданность данного предложения, но уже завтра в Лимановске будет проходить партийная конференция, на которой те-бя  выдвинут на эту должность. Так что времени для раздумий нет. Соглашайся сразу.
   - Нет, Анатолий Александрович, я не хочу становиться вторым сек-ретарем. Подыщите другого.
   Спокойный кабинет взорвался бранью.
   - Ты где работаешь? Мать твою так! Ты что крутишь жопой?! Ты что строишь из себя целку?! Ты знаешь, что сам Юсин уже дал согласие на твое назначение?!
   Поспелов попытался что-то объяснить, ссылался на жену, которая не захочет ехать из областного города в почти деревню, но был оста-новлен негодующим возгласом:
   - Я тебя предупредил! - и затем: - Выйди и жди!
   Ждать фактически не пришлось. Дверь распахнулась, и Дунаев, махнув Поспелову рукой, направился в сторону первой приемной. Выдвиженец остался под дверью, а Дунаев скрылся в кабинете Юси-на. У секретарши раздался зуммер, и она сказала Поспелову:
   - Заходите.
   Он вошел в заветный кабинет и остался у двери, подперев ее спи-ной. Первый секретарь обкома, навалившись грудью на стол, некото-рое время рассматривал ослушника, потом угрожающе проговорил
   - Бунт на корабле? Знаешь, что с такими раньше делали? Вешали на реях. Сейчас не то время, но, учти, кара будет не менее суровой. Во-просы есть?
   Вопросов не было.
   - Иди, и чтобы завтра был в Лимановске на партконференции! Сво-боден!
   Поспелов невольно, как солдат, повернулся через левое плечо и вышел за дверь. Секретарша только мельком взглянула на него и сразу поняла, что парню досталось. Занялась бумагами. Вскоре из кабинета вышел Дунаев и на ходу сказал:
   - Отъезд от обкома завтра в восемь тридцать. Не опаздывай.
   Почти всю ночь Поспелов не спал, выслушивая упреки Оксаны в мягкотелости, слюнтяйстве и других смертных грехах. Его попытки объяснить жене обстановку и последствия ослушания не могли унять ее «справедливого» гнева.
   Убеждая Оксану в безвыходности положения, он и сам проникся по-ниманием того, что уготованная ему судьба стать вторым секретарем горкома партии имеет силу повеления небес и поэтому не подлежит обсуждению и тем более осуждению. Он - солдат партии и если ко-мандир приказал лечь грудью на амбразуру, то он, не раздумывая, должен сделать это.
   В назначенный час он был у парадных дверей обкома. Машина Ду-наева на месте. Потоптался возле нее, пока не вышел «сам».
   - Садись впереди, - приказал он Поспелову и остановился у задней дверцы машины. Тому ничего не оставалось делать, как распахнуть ее перед ним и бесшумно закрыть.
   Когда выехали за город, Дунаев спросил:
   - Что жена?
   - Остается в Долгополе, - мрачно ответил Поспелов.
   - Не вздумай изворачиваться. Если не пройдешь, пеняй на себя, предупредил Дунаев.
   - Не все будет зависеть от меня, - попытался возразить Поспелов.
   - Глупости! Я зачем туда еду?
   Всю остальную дорогу молчали. Въехали в город. Поспелов при-сматривается к неприглядным домам, будто первый раз видит их. Дунаев, проследив за движением его головы, сказал:
   - Не нравится? Станешь хозяином города, тебе и карты в руки.
   Подъехали к городскому театру. На площади множество машин де-легатов партконференции. Тут же, поигрывая полосатыми палками, прохаживаются гаишники.
   - Иди в зал, - сказал Дунаев, а сам направился в кабинет директора театра, где перед началом конференции обычно собираются наибо-лее значительные люди города. Перед входом в зал лицом к лицу столкнулся с Савельевым. Тот удивился и, пожимая руку Поспелову, спросил:
   - Что тебя занесло сюда?
   Увидев, как смутился гость, высказал догадку:
   - Наверное, Филиппова менять будешь?
   Поспелов что-то промычал в ответ - ему было велено не разглашать до поры до времени решение обкома.
   - Понятно, - проговорил Юрий Савельевич и направился к директор-скому кабинету.
   Догадываясь, что придется выступать, Поспелов прошел ближе к сцене и занял место у центрального прохода. Партер был заполнен, в ложах разместилась пресса, балкон и бельэтаж были пусты. Театр Поспелову понравился. Для такого невзрачного городка, как Лима-новск, он был даже очень хорош.
   Работа партийной конференции шла по обкатанному сценарию: от-четный доклад горкома и ревизионной комиссии, многочисленные выступления, растянувшиеся на весь день. Во время последнего пе-рерыва у сцены сгрудились члены горкома и секретари парторгани-заций для предварительного обсуждения состава горкома партии. Как обычно, предложенный список повторял уже знакомые фамилии, как вдруг промелькнула новая: Поспелов, инструктор строительного от-дела обкома. «Кто такой? Почему не знаем?» Вел совещание Дунаев, он и пригласил кандидата в состав горкома выступить перед товари-щами по партии. Рассказ Поспелова о себе был вялым и равнодуш-ным. Казалось, он говорит о неинтересном человеке, и как воспримут местные партийные тигры его биографию, ему безразлично. Под бди-тельным взглядом второго секретаря обкома все единодушно прого-лосовали за включение пришельца в список кандидатов в состав гор-кома.
   По окончании процедуры Дунаев, отозвав Поспелова в сторону, сказал:
   - Если ты и на конференции будешь так же бубнить, то я сам отведу твою кандидатуру, и тогда можешь в Долгополь не возвращаться.
   Теперь Поспелов на трибуне. На этот раз говорит более внятно. Его оставили в списках для тайного голосования. Против него проголо-совала треть делегатов. У него, как сейчас бы выразились, оказался самый низкий рейтинг из всех кандидатов в члены горкома.
   Закончилась конференция, и начался самый неинтересный, но са-мый значимый этап партийной жизни - выборы членов бюро и секре-тарей горкома. Неинтересный по той причине, что все предлагаемые персоналии заранее расставлены по намеченным местам. Членам горкома остается их поддержать, если хотят и в дальнейшем состоять в большом ансамбле под названием «КПСС».
   Значительной эта процедура была оттого, что избирали не просто партийных функционеров, а небожителей или, если хотите, вершите-лей судеб городского масштаба. Поэтому было важно примерить ка-ждую кандидатуру на себя, как платье или пиджак. Сам процесс при-мерки не предполагал выбора, но знать заранее, где будет жать или болтаться, хотелось.
   Дунаев предложил Савельева на должность первого секретаря гор-кома, и все за него проголосовали. Теперь Савельев ведет пленум и, сохраняя видимость демократии, спрашивает у членов горкома, кого бы они хотели видеть вторым секретарем. Посыпались фамилии из-вестных в городе партийных деятелей. Ни один из них не назвал фа-милию Поспелова. За них это сделал Дунаев, добавив, что это канди-датура обкома партии и ее поддержал сам Юсин. Открытое голосова-ние подтвердило авторитет областного комитета партии и политиче-скую зрелость членов горкома.
                ***            
   На следующий день состоялось принятие дел у Филиппова. Эта процедура не заняла много времени. Поспелов подумал, что второму секретарю отведено не так уж много обязанностей, а тем более прав. Эта мысль подтвердилась, когда он пришел к первому секретарю. Тот порылся в бумагах, что-то прочел и только после этого поднял глаза на Поспелова. Они были серого цвета, слегка мутными. Зато слова были четкими и резкими.
   - Итак, Поспелов, ты должен всегда помнить, кто здесь первый сек-ретарь. Не вздумай без меня решать какие-либо серьезные вопросы. Вот Филиппов засамовольничался и где он теперь? Даже в бюро не выбрали, хотя он, как редактор городской газеты мог туда попасть. Хорошо если членом исполкома выберут. Учти и другое: лимановцы не любят пришельцев. Это ты мог почувствовать во время выборов, поэтому без моей поддержки никак не обойдешься. Сегодня позна-комься с работниками горкома, а завтра посети горисполком. Тебе много придется работать с его председателем. Я поручу тебе кон-троль за работой городских служб. Там много недостатков, вот и бу-дешь их исправлять.
   Когда Поспелов выходил из кабинета, Савельев остановил его.
   - Забыл подсказать. Когда соберешься в горисполком, то предвари-тельно позвони председателю, а то просидишь под дверью и опозо-ришь не только себя, но и весь горком.
   Поспелову хотелось сказать, что до такой мелочи он бы и сам до-думался, но промолчал, понимая нежелательные последствия такого ответа.
   Замелькали трудовые будни. Поспелов с удовольствием вникал в строительные проблемы города и вскоре понял, что невыполнение планов строительно-монтажных работ приобрело в городе хрониче-ский характер. Много времени уходило на встречи, ублажения и про-воды республиканского и союзного начальства. С их потребностями, а порою и капризами, приходилось считаться, ибо от них во многом зависело обеспечение города самыми насущными материалами, ко-торые были в постоянном дефиците.
   Кончился курортный сезон и, казалось бы, должно стать легче, но тут навалилась другая беда. Зашел утром Поспелов в кабинет Са-вельева доложить о выполненной работе и получить указания на те-кущий день. Тот, не поднимая головы, читал свежую почту. Вдруг вы-ругался и, обращаясь к Поспелову, сказал:
   - Слушай, что пишет: «Поставка кровельной стали в ваш адрес будет осуществлена в объемах и сроках, предусмотренных нарядами»! Так это ж завалить годовой план оцинковальному заводу! А как обещал! Как распинался!
   Поспелов удивился опасению «завалить годовой план» при выпол-нении поставок в срок и в предусмотренных объемах. В осторожных словах высказал свое мнение. Тот изумленно посмотрел на второго секретаря, а потом спохватился:
   - Так ты всего не знаешь! Строители заваливали сдачу важного объ-екта из-за отсутствия кровельной стали. В нашем городе этот дефи-цитный материал есть только у оцинковального завода. Я позвонил в Киев и договорился, что этому заводу, в порядке исключения, выде-лят сверх лимита необходимый металл. Под мое честное слово ди-ректор завода отпустил строителям все, что они просили. Летом при-езжает тот тип из Киева, подтверждает договоренности. Я его пою, кормлю - и вот результат!
   Савельев как-то жалко посмотрел на Поспелова и, разведя руками, добавил:
   - Такого еще не было. Первый секретарь будет виноват в невыпол-нении государственного плана!
   Когда Поспелов перечитывал телеграмму, пытаясь уловить в ее тексте тайный смысл, послышался странный хрип и какой-то глухой стук. Посмотрел, а Савельев, склонив голову на столешницу, хрипло дышит.
   Поднятые по тревоге инструктора, положили его на диван и вызва-ли «Скорую помощь». Врач определил - инсульт сосудов головного мозга и увез его в больницу.
   Когда прошло первое потрясение, Поспелов позвонил в обком пар-тии и доложил о случившемся. В ответ долго молчали, и вот в трубке голос Дунаева.
   - Мы так поняли, что болезнь надолго?
   - Похоже на то, - ответил Поспелов завтра наведу справки в больни-це и тогда доложу более подробно.
   Только сказал это, как раздался возмущенный голос Дунаева:
   - От кого я слышу: «наведу справки?». Да ты должен поставить всех на уши, а не «наводить справки»! Тебе главный врач больницы дол-жен два раза в день докладывать о состоянии здоровья первого сек-ретаря горкома партии, а ты -«наводить справки»!
   - Понял, Анатолий Александрович.
   - И еще. Если Савельев будет транспортабельным, мы заберем его в свою больницу. Выясни этот вопрос обязательно.
   - Слушаюсь, Анатолий Александрович.
   - И последнее: на время болезни Савельева будешь исполнять его обязанности.
   - Слушаюсь.
   - Не слышу в голосе энтузиазма!
   Поспелову действительно нечему было радоваться, но он послуш-но взбодрился:
   - Слушаюсь, Анатолий Александрович!
   - То-то же. Ну, давай.
   Положив трубку на рычаг, Поспелов долго сидел в темноте, пыта-ясь представить себя в роли первого лица в городе.
   Вошла секретарша и спросила:
   - Свет зажечь?.
   - Не надо.
   Она вышла, а Поспелов продолжал думать. Как в городе воспримут его внезапное возвышение? Ореол партизана позволял первому сек-ретарю горкома быть порою просто бесцеремонным. В нем хорошо совмещались властность и благодушие, вспыльчивость и снисходи-тельность, но отрицательные черты все же преобладали. Но это все относили на «издержки производства».
   Каким быть Поспелову? Ведь сразу же начнут сравнивать. Как не хотелось юлить. Нужно быть самим собой. А какой он «сам собой»? Эх, нет Оксаны под боком, та бы подсказала. Как никогда почувство-вал себя одиноким. Заняться переездом? Нет, не время. Сколько проболеет Савельев, сумеет ли вообще вернуться на работу?
   Поспелов не стал занимать кабинет первого секретаря, остался в своем и сразу же понял, что совершил ошибку. Савельеву продолжа-ли звонить, даже из обкома. Далеко не всем технический секретарь могла посоветовать позвонить по другому номеру, поэтому Поспело-ву приходилось вскакивать и опрометью бежать через приемную, чтобы ответить на вызов. Поняв, что «китайские церемонии» излиш-ни, он уже на следующий день сидел за столом первого секретаря. Некоторые из посетителей добродушно интересовались: «Осваивае-тесь?» или «Этот стул пожестче?» Он в ответ кивал головой. На са-мом деле стул был мягче, но сознавать, что именно ты на нем си-дишь, было как-то жутковато. Как-никак, хоть и волей случая, но он стал первым лицом в городе и теперь его слова настолько значимы, что он почти физически ощущал их вес. Было от чего коленям задро-жать.
   При всем том его не оставляла мысль, что Савельев где-то рядом и наверняка думает: как этот зелень-парень без него обходится? Преж-де чем принять решение, он прикидывал, как бы Савельев поступил в этой ситуации? Было ощущение, что тот за ним подглядывает.
   Через две недели из Долгополя нагрянули врачи и, отметив улуч-шение здоровья Савельева, увезли его в столичную больницу имени Куйбышева. Поспелову стало легче от осознания того, что теперь за ним никто не подсматривает.

                ГЛАВА IY
                СТРОПТИВЕЦ
   Первый неприятный «щелчок по лбу» Поспелов получил совсем с неожиданной стороны. Шла зима и курортные проблемы отошли на второй план, как вдруг один лишь телефонный звонок повернул все вспять. Звонил человек, представившийся: Москаль Дмитрий Оста-пович, заведующий административными органами Львовского обко-ма партии. Он в Лимановске и просит принять его по личному вопро-су. Получив согласие, Москаль не заставил себя долго ждать, потому что звонил из горисполкома, который располагался недалеко от гор-кома.
   В кабинет вошел среднего роста мужчина, одетый в темный костюм, натянутый на животе, на груди орденские колодки, белая рубашка без галстука. Когда поздоровались, сказал, протягивая удостоверение личности:
   - Извини, что без галстука. Думал, обойдусь без захода в горком, но не получилось.
   - Так что случилось? Чем могу быть полезен? - спросил учтиво По-спелов.
   - Ничего страшного, но, признаться, неприятно. Я привез свою младшую дочь в санаторий «Ласточка». Она у меня там уже два раза была и всегда без проблем, а тут главный врач уперся и ни в какую.
   - Так и «ни в какую»?
   - Понимаешь, зима, а он заявляет, что у него нет свободных мест. И не принял дочь. Показал ему удостоверение, а он мне: «Езжайте в облздравотдел и там решайте свой вопрос. Дадут путевку, возьмем вашего ребенка, а так ничем помочь не могу». Это он со мной так раз-говаривает, а что с другими?
   От возмущения высокий лоб Москаля покраснел и покрылся испа-риной, а глаза из-под очков сверкнули недобрым огнем.
   - Поможешь? - с надеждой спросил он.
   - Попытаюсь, - неуверенно ответил Поспелов и потянулся к селек-тору.
   - Что значит «попытаюсь»? - удивился львовянин, - разве ты не первый секретарь?
   - Подождите с вопросами, - остановил его Поспелов, - дайте перего-ворить с человеком.
   Он приказал секретарю соединить его с главным врачом «Ласточ-ки». Пока это делалось, заглянул в список руководителей предпри-ятий города и против наименования санатория прочел: «Тавровский Аркадий Моисеевич». После первого же звонка поднял трубку и ска-зал:
   - Здравствуйте, Аркадий Моисеевич.
   И услышал в ответ:
   - Здравствуйте, Юрий Савельевич.
   - Вы разве не знаете, что Савельев болен?
   - Извините, привычка. Я вас слушаю, товарищ Поспелов.
   Этот небольшой обмен словами вызвал у Владимира Николаевича такой взрыв негодования, что он готов был прекратить разговор, но не сделал это, понимая, как важен он для его гостя.
   - У меня тут товарищ Москаль из Львовского обкома партии. Он го-ворит, что встречался с вами.
   - Да, был с ним разговор. К сожалению, товарищ Поспелов, ему я ничем помочь не могу. Видно, он вам пожаловался, и вы решили по-содействовать ему. Сразу скажу, что и вам ответ будет тот же.
   - Как вы смеете?! - невольно вырвалось у Поспелова.
   - Таков порядок, товарищ первый секретарь, не я его устанавливал, и нарушать его я не могу даже в угоду вам.
   Поспелов в гневе бросил трубку на рычаг и растерянно посмотрел на Москаля. Тот понял результат разговора, поэтому не стал ничего спрашивать, а только сказал:
   - По этому негодяю тюрьма плачет.
   - Почему ты так решил? - задал вопрос Поспелов, от растерянности и сам перейдя на «ты».
   - Таких типов учить надо, - жестко ответил Дмитрий Остапович. - Он не тебе плюнул в лицо, он партию ни во что поставил!
   - С этим человеком я разберусь, - заверил Поспелов, - а сейчас да-вай я позвоню в «Смену», это санаторий 4-го главного управления, и все улажу.
   - Если бы мне нужна была «Смена», я туда бы и пошел, а так мне нужна «Ласточка» и больше ничего!
   - Ты где остановился?.
   - В гостинице. Запиши мой номер телефона.
   Москаль, едва кивнув на прощанье, вышел из кабинета. Поспелову было очень стыдно - не смог выполнить простейшей просьбы высо-копоставленного партийного чиновника. Что уж тогда говорить о бо-лее сложных проблемах? Он приказал секретарю вызвать Тавровско-го, а пока пригласил к себе заведующую организационным отелом горкома. Поспелов за короткий срок своего пребывания в этом учре-ждении уже успел убедиться, что Екатерина Сергеевна Максимова о коммунистах знает все. О руководителях даже больше, чем они знают о себе.
   Ей было за пятьдесят, но двигалась легко, волосы пышной копной возвышались над головой, лицо моложавое и приятное. Она вошла и остановилась у двери.
   - Вызывали, Владимир Николаевич?
   - Мне нужны сведения о главном враче «Ласточка».
   - И вас Тавровский заинтересовал?
   - А кого еще?
   - Товарищ Савельев им уже занимался. Дело в том, что на Тавров-ского постоянно пишут жалобы две сотрудницы его санатория. Врач и бухгалтер. Проводили проверки, вызывали этих женщин в горком, объясняли, что главный врач никакой не преступник, а просто стро-гий руководитель. Тавровский сумел врача - жалобщицу уволить по статье, но она восстановилась через суд. И здесь не врач допустил нарушение закона, а председатель профкома, который решал вопрос увольнения при отсутствии кворума.
   - Вас послушаешь, Екатерина Сергеевна, так коммунист Тавровский сущий ангел.
   - Вы знаете, Владимир Николаевич, я так не заявила бы ни об одном коммунисте, но о нем, скажу. Нет, он не ангел, он просто глубоко по-рядочный человек.
   - Удивительно, - односложно ответил Поспелов.
   - Вам нужно что-то против него?
   - С чего вы взяли? - деланно удивился Поспелов. - Принесите мне все, касающиеся его, бумаги.
   Через минуту Максимова принесла нужную папку, при этом сказала:
   - Сегодня получена еще одна жалоба на Тавровского, но от тех же лиц.
   Он только успел их просмотреть, как секретарь доложила, что в приемной ждет главный врач санатория «Ласточка». Буркнул:
   - Пусть заходит.
   Тавровский стремительно, как будто прыгал в холодную воду, во-шел и от двери поздоровался. Поспелов указал ему на стул, но не по-дал руки для пожатия. Пусть знает, что им недовольны в этом доме. Одет главный врач был в простенький, но хорошо отглаженный кос-тюм. Лицо свежевыбрито, а на голове, как говорят, три волосинки.
   - Объясните, почему вы отказали львовскому товарищу в размеще-нии его ребенка в санатории? - спросил Поспелов официально отре-шенным тоном.
   - Все очень просто, Владимир Николаевич. Путевки распределяет облздравотдел через городские и районные поликлиники. Санаторий «Ласточка» областного подчинения, поэтому в нем бывает очень ма-ло детей из других мест.
   - Но неужели вы не могли, в порядке исключения, принять дочь Москаля?
   - Не мог, Владимир Николаевич. Меня постоянно проверяют, но до сих пор ни одна комиссия ничего предосудительного не нашла. Если я сделаю так, как хочет тот человек, это будет служебным нарушени-ем, и меня можно будет уже завтра привлекать к административной ответственности.
   - Это будет завтра, Аркадий Моисеевич, а я привлеку вас уже сего-дня к партийной ответственности!
   - Не привлечете, Владимир Николаевич. В уставе партии не написа-но, что горком должен и, тем более, имеет исключительное право за-ниматься устройством граждан в санатории без путевок.
   - Это демагогия, коммунист Тавровский! - в беспомощном гневе вос-кликнул Поспелов и добавил уже спокойнее, но с явной угрозой:
   - Я бы не советовал вам пререкаться с горкомом партии, иначе вам будет очень трудно работать.
   - Я вас понял, Владимир Николаевич.
   - Вы ничего не поняли, Аркадий Моисеевич! Поймете чуть позже, но тогда будет поздно каяться.
   - Посадите как Ладыгина?
   Поспелов чуть поперхнулся, но, взяв себя в руки, строго сказал:
   - Учтите, горком партии никого не сажает! А, насколько мне извест-но, Ладыгина осудил наш советский суд за взятку. Вывела же его на чистую воду гражданка, которой стало невмоготу терпеть его финан-совые притязания!
   - Извините, Владимир Николаевич, вы лично знали Ладыгина?
   - Я только слыхал его выступление на совещании в обкоме партии и был, как и другие коммунисты, очень возмущен.
   - Вот здесь и зарыта собака.
   - Что вы хотите этим сказать?!
   - А то, что Ладыгина посадили не за взятку, а за «неправильное» выступление.
   - Вы оспариваете решение советского суда?
   - Мы не дети, Владимир Николаевич. Просто я хорошо знаю Лады-гина, поэтому и утверждаю, что он не мог опуститься до взятки.
   - Откуда вы его знаете? - с подозрительным любопытством спросил Поспелов.
   - Это давняя и длинная история.
   - Ничего, коль завели о нем разговор, продолжайте.
   - Будет ли вам интересно?
   - Партии все интересно.
   - Тогда слушайте и, по возможности, не перебивайте. Это было в далеком 1946 году. Я тогда служил начальником госпиталя, который размещался в большом гарнизоне под Москвой. И вот повадился к нам генерал-майор, начальник гарнизона. Как выпьет, так и является в госпиталь, и каждый раз уводит с собой какую-нибудь медсестру. Врачи терпели, терпели и, в конце концов, пожаловались мне. Я при-казал никого без моего соизволения не отпускать.
   И вот сижу вечером в кабинете, как забегает дежурный врач и шеп-чет испуганно: «Пришел». Я сразу понял, в чем дело, и выхожу в ко-ридор. Генерал «беседует» с хирургической медсестрой. «Товарищ генерал, не могли бы вы пройти в мой кабинет?» - спросил я вежли-во. «Не мешай!» - отмахнулся он. «Тогда, - говорю, еле сдерживаясь, - покиньте госпиталь и больше сюда по своим амурным делам не при-ходите!» «Ты мне будешь указывать?! А ну-ка, смирно!»
   Вижу, со всех дверей высунулись мордочки в белых шапочках. «Ну, - думаю, - если сдамся, то уже от стыда мне здесь не работать». Отве-чаю ему: «Здесь госпиталь, товарищ генерал, а не плац и даже не ваш кабинет. Здесь лечат, а не маршируют. А сейчас покиньте помещение, иначе я призову персонал и вас выведут отсюда под белы ручки». - «Ты у меня поплатишься!» - взревел он и, как птичка, выпорхнул за дверь.
   Я не долго наслаждался одержанной победой. Уже на следующий вечер за мной приехали, и я очутился в камере временного содержа-ния при военной прокуратуре, а в госпиталь наехала комиссия и шер-стила всё и всех. Только она ничего не «накопала», и прокуратура за-нервничала. Ночью меня вызвали на допрос, и следователь доволь-но глупо предложил: «А ну рассказывай, что натворил!» Я попросил предъявить мне обвинение. «Предъявим! - пообещал следователь, - а теперь колись!» Мне не в чем было сознаваться, и под утро меня от-правили снова в камеру. Там не давали спать. Не положено, и всё. Вечером снова вызвали на допрос. На этот раз следователь настаи-вал, чтобы я сознавался в том, что сбывал на сторону лекарства, со-держащие наркотики, прелюбодействовал с сотрудницами. На это, видите ли, у него есть признательные показания аж пяти медсестер! На мою просьбу показать их показания что-то грубо ответил... Сижу некоторое время без допросов,и тут меня куда-то переводят. Посади-ли в машину, долго везли. По звукам многочисленных автомобиль-ных гудков определяю, что въехали в большой город. Это могла быть Москва. Заскрипели ворота, и меня вывели из машины. Не-большой, как колодец, двор, затем лестница вниз, и я в подвале. Той же ночью меня лифтом подняли на какой-то этаж, и я очутился в тускло освещенном коридоре. Завели в комнату, в которой сидел во-енный в чине майора. По синему канту на погонах я понял, что попал в КГБ. Сел на стульчик у стены и жду.
   Следователь представился: Ладыгин Иван Акимович. Меня еще удивила его необычная прическа. Она, как ореолом, обрамляла его голову. «Вы знаете, в чем вас обвиняют?» - спросил он. Я ответил от-рицательно. «Вот и я никак не пойму», - сказал он, листая дело. «Под протоколами, где стоит ваша подпись, нет криминала. В бумагах где доказывается вина, ваши подписи отсутствуют. Почему?» Я ответил, что не мог подписать явный наговор на себя. «Тогда как вы тут очу-тились?» Я пожал плечами.
   Он понял, что задал вопрос не по адресу, поэтому улыбнулся и предложил: «Рассказывайте что хотите. У нас впереди целая ночь, и я готов вас слушать». Я изложил ему все свои жизненные перипетии и, как сейчас вам, свою версию моего пребывания в заключении. Он пе-респросил фамилию генерала и записал ее. Он не стал меня задержи-вать до утра, и я имел возможность выспаться. Через два дня  Лады-гин вызвал меня к себе и объявил, что отпускает на все четыре сто-роны ввиду полной невиновности. «Неужели в военной прокуратуре это не могли понять?» «Наоборот, они это поняли, но не хотели пор-тить отношения с известным вам лицом. Под надуманным предлогом они направили вас к нам, надеясь, если мы вас и отпустим, то не на них обрушится гнев начальника. Как видите, «ларчик просто откры-вался».
   Я вернулся в госпиталь и там узнал, что приказом министра оборо-ны уволен из вооруженных сил. В партии, правда, и на том спасибо, оставили. Три года назад я приехал в Долгополь и получил назначе-ние в Лимановск главным врачом санатория «Ласточка». Ладыгин уже был в этом городе судьей. Я с ним созвонился, и мы много раз сиде-ли с ним за рюмкой чая и не могли наговориться. Это были чрезвы-чайно интересные встречи.
   Тавровский замолчал, углубившись в воспоминания. Поспелов же лихорадочно обдумывал свои дальнейшие действия. Он понял, что этого человека на испуг не возьмешь, и не из тех он лизоблюдов, ко-торые из желания угодить начальству пойдут на любые нарушения.
   - Беда еще и в том, - прервал его мысли врач, - что я не могу позво-нить в облздравотдел. Вернее, позвонить могу, но ответ, заранее знаю, будет отрицательный.
   - Почему вы так уверены?
   - Дело в том, что известные вам дамы пишут не только в горком. Они не оставляют своим вниманием и облздравотдел. Заведующий товарищ Миров, чувствует себя беспомощным под градом их обвине-ний в мой адрес.
   - Откуда вы знаете, как чувствует себя ваш начальник? - недоволь-но спросил Поспелов. - Он вам докладывал?
   - Конечно, нет, но говорил, что уже не рад что связался со мной, та-ким «правильным». Ему, видите ли, легче наказывать или миловать разгильдяев, чем сознавать, что к кому-то и придраться нельзя.
   - Не слишком ли вы высоко о себе мните?
   - Вы считаете, что это «высоко»? - искренне удивился Тавровский. - Нет, уважаемый Владимир Николаевич, я так не считаю. Я так же не-угоден начальству, как любой другой нарушитель инструкций, зако-нов и всего прочего. Со мной трудно работать, потому что я не иду на компромиссы, так как знаю, к чему они ведут.
   - И к чему они ведут?
   - К разгильдяйству.
   - Я вижу, у вас тут целая теория разработана.
   - Поверьте, Владимир Николаевич, что я сам чувствую свою ущерб-ность, вижу, как страдают люди от моей неуступчивости, внутренне мучаюсь, но ничего не могу с собой поделать.
   - Вам бы, Аркадий Моисеевич, не врачом быть, а командовать сол-датами.
   - Ошибаетесь. Армию цементируют уставы и наставления, там даже разгильдяй вынужден подтягиваться до среднего уровня. А в лечеб-ной работе главную роль играют совесть врача, чувство ответствен-ности и профессионализм. Средненькие врачи - плохие врачи, Вла-димир Николаевич, поэтому такие, как я, нужнее в медицине, чем в армии.
   - Вижу, у вас есть ответ на все жизненные проблемы.
   - Отнюдь, Владимир Николаевич, но кой что в запасе действительно есть. Вы не догадываетесь, почему товарищ из Львова хочет устро-ить своего ребенка именно в «Ласточку»?
   - Он говорит…
   - Я знаю, что он говорит. Он говорит, что дочь его уже два раза была у нас в санатории и необходимо принять ее и в третий. Согласен, ре-бенок нуждается в лечении, но в прошлые два раза у него были пу-тевки, а на этот раз нет. Почему? Подозреваю, что он уже побывал в облздравотделе и получил отказ. Тогда приехал сюда и пытается об-ходным путем устроить ребенка в санаторий.
   - Вы сами говорите, - напомнил Поспелов, - что ребенок нуждается в лечении, а прежде вспомнили о совести врача. Как это согласуется с вашим отказом лечить ребенка?
   - Это в больницу, Владимир Николаевич, принимают человека, до-вольствуясь показаниями болезни, и не спрашивают, в этом случае, даже паспорта, а в лечебные учреждения должно быть направление, то бишь путевка. В нашем здравоохранении других вариантов нет.
   - Вот и неправда. Я звонил в санаторий «Смена», а это не облздра-вовская лечебница, и главный врач согласен принять эту девочку да-же без путевки, потому что понимает, кто просит.
   Тавровский грустно посмотрел на высокого руководителя,  который по определению должен быть умным и понятливым, а оказался…. Вздохнул и ответил:
   - У того врача, Владимир Николаевич, начальство в Киеве, а у меня под боком. При этом ни вы, ни я не знаем, какие права ему отпущены. Мне, например, категорически запрещено принимать детей без путе-вок. Да, - как бы опомнился Тавровский, - я задавал вам вопрос: «По-чему львовский товарищ хочет именно в «Ласточку» поместить сво-его ребенка?» Сам же и отвечу. Он понял, что здесь его ребенку помо-гут лучше, чем в достославной «Смене». Там антураж богаче, кормят лучше и оклады у персонала повыше, но лечат хуже, чем в «Ласточ-ке». Вы удивились? А тут все понятно без вопросов. Наш санаторий беден, и это заставляет его персонал напрягать все силы, чтобы вы-жить. В «Смене» - сонные мухи, у нас - осы! Мы в постоянном поиске, и это приносит результаты. Не хочу сказать, что у нас нет недостат-ков. Они есть, но мы не скрываем их, выявляем и ликвидируем.
   - Ну, вы уж совсем загордились, Аркадий Моисеевич, - отметил По-спелов.
   - Пожалуй, вы правы, Владимир Николаевич. Я увлекся. Простите.
   Тавровский как-то сразу осунулся и стал похож на старого местеч-кового еврея. Он вытер лысину цветным платком и замолчал. Губы его опустились и стали напоминать дужку навесного замка. Поспелов понял, что его собеседник замкнулся и больше ничего интересного от него не услышит.
   Первый секретарь поднялся и, протягивая руку Тавровскому, груст-но сказал:
   - Я вас понял и больше не задерживаю.
   Ладонь врача оказалась вялой и влажной. От пожатия осталось не-приятное ощущение, как и от беседы с ним. В слабую плоть этого ев-рея вселился гордый и могучий дух его библейских предков и он, сам не сознавая этого, мучится от такого «подарка» судьбы
   Поспелов тут же набрал гостиничный телефонный номер Москаля и, услышав его ответное бормотание, сказал, что с «Ласточкой» ничего не выходит, но есть вариант со «Сменой».
   - Подавись ты своей «Сменой», - грубо ответил львовянин, и в труб-ке послышались гудки.
   Буквально на следующий день из Долгополя позвонил Дунаев и, не скрывая неудовольствия, спросил:
   - Это правда, что говорит товарищ Москаль?
   Поспелов похолодел - нажаловался!
   - А что он говорит?
   - Не придуривайся! - возмутился Дунаев. - Спасовал перед каким-то евреем из заштатной лечебницы! Как можно до такого опуститься?
   - У него, Анатолий Александрович, веская причина не принимать ре-бенка без путевки - запрет облздравотдела.
   - Да в гробу я видел этот облздравотдел! По-твоему, он выше пар-тии?!
   - У меня нет рычагов, чтобы заставить отменить это решение.
   - Авторитет партии - вот твой самый сильный рычаг! Почему им не воспользовался?
   - Пробовал, но Тавровский оказался крепким орешком. И потом, Анатолий Александрович, почему бы вам не позвонить заведующему облздравотделом и заставить его выдать ребенку Москаля путевку?
   - Ты еще учить меня будешь?
   - Извините, - проговорил Поспелов нерешительно, - но мне кажется, это самый верный путь помочь…
   - Вот так, - прервал его Дунаев, - даю тебе месяц сроку, но чтобы тот строптивец на своей шкуре испытал, что значит не выполнить волю партии! Если не отправишь его на помойку, то вместо него полетишь вверх тормашками! Все!
   Поспелов медленно положил трубку на рычаг. Что делать? При-знаться, ему до чертиков надоело стоять грозным утесом между высшими партийными органами и народом. Людям непрерывно вну-шается, что «партия и народ едины», предполагая под единством без-условное следование линии партии. Только она знает, что нужно на-роду, только она - носитель совести и ума. Даже ему, и. о. первого секретаря горкома, беспрерывно внушают, что его мнение ничего не значит, если оно хоть на йоту отклоняется от идеально правильных установок обкома. Чем выше взлетают ее обитатели, тем безгрешнее они становятся.
   Он знает, что даже самые точные инженерные расчеты, сделанные в тихих кабинетах, подвергаются критическому осмыслению на строительных объектах, и когда находят ошибку, никого это не вво-дит в шок, а наоборот, все замечания принимаются с благодарно-стью. Да и как иначе? А в общественной жизни, которую не выверишь математическими формулами, какое-то жуткое окостенение! К чему это приведет?
   Поспелов горько усмехнулся. Задал бы он сей вопрос Оксане, то определенно ответ был бы таким: «Думай о себе, а не о мировой ре-волюции!» А ведь она была бы права. Но кому нужны его стенания? Коли уж оказался на партийной стезе, и не хочешь очутиться на по-мойке, то будь добр иди по избранному пути и никуда не сворачивай.
   Он, конечно, может под каким-нибудь предлогом уйти с партийной работы, но кем он станет после этого? Мастером или прорабом на чахлой стройке? (Других в области нет). Сможет ли выматываться ради лишнего куба бетона или возиться с пьяницей, сорвавшим дневное задание? Заглядывать в рот прощелыге с удостоверением пожарного или другому инспектору? Это уже не для него. За годы ра-боты в партийных органах он привык к уважительному к себе отно-шению.
   А раз так, остается терпеть и не строить из себя стратега. Так что велел Дунаев? Отправить Тавровского «на помойку». Что ж, с этого и начнем. Он порылся в папке, которую принесла Максимова, и нашел последнюю «цидулку» жалобщиц,из «Ласточки». В ней были сплош-ные эмоции, но это не помешало Поспелову наложить резолюцию: «Городскому прокурору. Прошу внимательно рассмотреть изложен-ные в письме факты и принять по ним необходимые меры. Срок 20 дней». Он не знал, что до него Савельев давал такой же срок началь-нику милиции для расправы над Ладыгиным. Совпадение? Нет - сис-тема.

                ГЛАВА Y
                СТРОПТИВЕЦ-2
   Прошло пять дней отведенного Поспеловым срока, но ни прокура-тура, ни милиция не спешили порадовать успешным ходом разбира-тельства. После одного из совещаний в горкоме Владимир Николае-вич попросил городского прокурора зайти к нему. Не дожидаясь во-проса, Деев сообщил:
   - Признаться, Владимир Николаевич, я пока в тупике с делом Тав-ровского.
   Поспелову была неприятна такая голая откровенность. Прокурор может подумать, что у горкома партии нет других дел, как только на-казывать строптивых, поэтому недовольно сказал:
   - Об этом чуть позже, Петр Николаевич, а сейчас оцените, с точки зрения закона, вот такую практику. По представлению горисполкома городские суды принимают решения об административной высылке граждан за пределы области. Вина их, как правило, заключается в том, что они не регистрируют проживающих у них «диких» курортни-ков.
   - Вы правы, Владимир Николаевич, такие случаи в нашем городе есть, хотя их меньше, чем могло быть.
   - Продолжайте.
   - С точки зрения права, Владимир Николаевич, эти действия проти-возаконны. Наш облисполком при принятии решения по этому вопро-су не совсем корректно сослался на закон о тунеядстве. Областная прокуратура закрыла на это глаза и не подала протест. Я же, не стре-мясь быть католиком больше папы римского, все же стараюсь свести до минимума применение этого постановления в нашем городе. Это пока все, что я могу сделать.
   - Но жалобы по этому вопросу поступают. Как прикажете на них реа-гировать?
   - Отправляйте в прокуратуру. Мы найдем, что ответить. А от кого жалоба?
   Поспелов открыл папку и, перебрав бумаги, вынул одну из них.
   - Вот, пожалуйста. Общественный контролер коммунист Присядько М.М., жалуется на самого начальника милиции.
   Деев неожиданно улыбнулся.
   - Вам смешно? - удивился Поспелов.
   - Это вообще анекдот, Владимир Николаевич. Я знаю этот случай. Некто Григорьев очень насолил и милиции, и общественным контро-лерам. Он демонстративно не регистрировал своих курортников. Ко-гда его штрафовали, в сберкассу не торопился. Короче говоря, он был наиболее наглым из всех нарушителей. Я дал согласие на при-влечение его к ответственности. Суд приговорил его к двум годам административной высылки за пределы области. И что бы вы дума-ли? Уехал Григорьев, но на следующее лето являются инспектора в его дом для проверки и находят там Григорьева и кучу людей, прие-хавших аж из Якутии.
   Вызвали милицию, обвинили в нарушении постановления суда, а он, поиздевавшись вволю, предъявляет командировочное удостове-рение выданное ему якутским министерством здравоохранения для сопровождения в город Лимановск жителей Якутии. Вот так этот су-кин сын сумел обойти все мыслимые и немыслимые законы и поста-новления. Милиция взяла под козырек - человек на работе. Товарищ Присядько не смог с этим согласиться и теперь пишет во все инстан-ции. Писал в прокуратуру, мы ему отвечали. Теперь решил и вас по-беспокоить. Адресуйте эту жалобу прокуратуре, и я заберу ее с собой.
   Поспелов сделал нужную надпись.
   - Ну а теперь о Тавровском.
   - С ним дело сложнее, - ответил Деев, - мы подняли заключения ко-миссий и ничего существенного в них не нашли. Послали в санаторий следователя. И вот буквально вчера он доложил, что оснований для уголовного преследования Тавровского нет.
   Увидев, как поскучнело лицо секретаря, поспешно добавил:
   - Но мы не думаем на этом останавливаться. У Корнейчука есть, хо-рошо показавший себя следователь Горелов, и мы надеемся, ему удастся найти зацепочку в этом деле.
   После небольшой паузы, Деев, чуть смущаясь, спросил:
   - А, собственно, если не секрет, что натворил Тавровский?
   Поспелов смутился не меньше прокурора. Ответил, тщательно под-бирая слова:
   - Достаточно будет знать, Петр Николаевич, что он на прицеле у об-кома партии.
   - Понятно, Владимир Николаевич. Будем стараться. Разрешите ид-ти?
                ***
   Санаторий «Ласточка» находился в десяти километрах от города. Когда-то, еще до революции, какой-то меценат построил его за собст-венные деньги, предназначив для лечения детей. До войны здесь ле-чили костный туберкулез, а совсем недавно он стал кардиологиче-ским.
   Территория санатория поделена забором на две неравные части. В одной, меньшей, располагался непосредственно санаторий, а в дру-гой - его жилая и хозяйственная зона. Если до революции санаторий был рассчитан на 80 человек, то после войны в нем лечились уже 300. Росла и численность обслуживающего персонала. Селили его в хо-зяйственной зоне, под жилье приспосабливались дореволюционные и довоенные хозяйственные постройки. На большее не хватало средств.
   Капитан милиции Горелов (уже повысили) знал о неудачной попыт-ке своего сослуживца подвести Тавровского под уголовную статью, поэтому не стал копаться в бухгалтерских папках, а, одевшись в гра-жданский костюм, пошел в «народ».
   Жилые бараки располагались буквой «П», поэтому Горелов, нахо-дясь в середине двора, оказался в самой гуще событий, а они клоко-тали не хуже камчатских гейзеров. Бурлили внутри квартир, выпле-скивались наружу. Здесь не принято было считаться с чьим-либо са-молюбием. Если не помогали слова, в качестве «царицы доказа-тельств» выступали кулаки, а то и кухонный инвентарь. Среди этого бедлама, пугливо оглядываясь на незнакомца, прошмыгивали суту-лые фигуры со свертками под мышками.
   Сначала все это забавляло Горелова, но когда дело дошло до руко-прикладства, он едва сдержал себя, чтобы не ввязаться (инстинкт милиционера срабатывал). «Впору милицейский пост выставлять», подумал. Но тут заметил, что по квартирам  ходит какое-то должност-ное лицо, у которого под мышкой вместо папки потертый фибровый чемоданчик без ручки. Капитан вскоре понял, что этот грузный, нето-ропливый мужчина снимает показания с электросчетчиков. На гнев-ные протесты потребителей электричества он отвечал коротко: «Я научу вас советскую власть любить!» или «Вот обрежу провода, то-гда попрыгаете!»
   Но тут некая пожилая женщина вывела его из равновесия, и он раз-родился тирадой:
   - Ты шо, Клава, буровишь? У тебя не лампочки электричество жрут, а «козел». Вон какие «жучки»! Любишь греться, люби и платить. Вот составлю акт, тогда будешь знать, как воровать электричество.
   - Составляй! - крикнула та, возмутившись. - Составишь на нас, а мы составим на тебя! Ведь ты тоже воруешь!
   Электрик остановился, долго смотрел в глаза разоблачительницы. Потом сказал:
   - Я тебе сто раз говорил: «Воруй, Клава, но не жадничай». А ты? За месяц всего на 8 копеек нагорело. Совесть есть?
   - А ты сколько платишь?
   - Я плачу каждый месяц не меньше рубля.
   - Тебе хорошо говорить. Ты получаешь больше, да за халтуру в ме-сяц не меньше десятки имеешь!
   - Клавдия Игнатьевна, - перебил ее электрик, - знай: покуда не пере-станешь считать чужие, своих денег никогда не будет! Вот так, а пока пишу тебе пятьдесят копеек.
   - Не имеешь права! У меня счетчик в порядке!
   Электрик отмахнулся от нее и подошел к скамье, на которой сидел Горелов.
   - Есть закурить?
   - Вижу, трудная у тебя работа, - сказал милиционер участливо, про-тягивая пачку «Норда».
   - Да так ничего, но когда снимаешь показания счетчиков, изнервни-чаешься. А ты кто такой будешь?
   - Да вот работу ищу. Сантехник я.
   - Жилье понадобилось?
   - И жилье тоже.
   - Да, к нам только из-за прописки или жилья и идут. Платят гроши, а работаешь как на каторге. Ну да ладно, сам увидишь. Тебе надо к зав-хозу. Сейчас он должен быть дома. Поговори с ним.
   - А где он живет?
   - В «Дворянском гнезде».
   - Что за «Дворянское гнездо»?
   - Да так, дом, в котором живут наши «дворяне» - заместители глав-ного врача. Его недавно построили. Мы на нем почти даром вкалыва-ли.
   - Как это «почти даром»? Что, расценок не было?
   - Какие расценки? Завхоз, так мы называем заместителя по АХЧ, на-рисовал план, главный утвердил и лады.
   Горелов насторожился, но, чтобы не вспугнуть словоохотливого собеседника, спросил:
   - А что это ты с теткой ругался?
   - С Игнатьевной? Так она дура. Как говорят, жадность фраера сгуби-ла. Она накручивает счетчик так, что скоро санаторий ей будет дол-жен, а не она ему. Я им всем говорю: «Знайте меру». Большинство слушает, а она как сбесилась. За месяц, видишь ли, у нее нагорело всего два киловатта.
   - У вас разве не бывают контролеры энергосбыта?
   - А что им тут делать? У санатория общий счетчик, а в квартирах от-считывающие. Контролеры следят за показаниями главного счетчика, санаторий с него и платит, компенсируя часть денег за счет жильцов. Мне в бухгалтерии уже говорили, что доля оплаты санатория с каж-дым месяцем повышается. Вот и приходится ругаться.
   - А не лучше было бы строгость проявить? - задал вопрос Горелов и тут же прикусил язык.
   Монтер внимательно посмотрел на него и спросил удивленно:
   - Ты с луны свалился? Я же здесь живу. Только попытаюсь зажать, они мне такое устроят, что мало не покажется.  Понял?
   - Почти, - скромно ответил Горелов.
   Электрик докурил папиросу, бросил окурок в противопожарную бочку, наполненную протухшей водой, и раздумчиво сказал:
   - Хорошо, хоть Тавровскому еще не доложили, а то…
   - А кто такой Тавровский? - спросил Горелов, притворяясь простач-ком.
   - Да главный врач. Если он узнает, что тут нахально воруют элек-троэнергию, с ним кондрашка случится.
   Горелов, вспомнив «несунов» со свертками под мышкой, с издевкой сказал:
   - Пусть будет доволен, что только электричество и воруют.
   Удивленно взглянув на «сантехника», монтер заметил:
   - Наивный ты, видно, человек.
   И тут же, будто опомнившись, спросил:
   - А может, придуриваешься?
   - Ты угадал, - с усмешкой ответил капитан.
   - Что угадал? Наивный или дурак?
   - Что в лоб, что по лбу, какая разница? - ответил Горелов, поднима-ясь. - Так, где это «дворянское гнездо»?
   Электрик несколько растерянно посмотрел на него, хотел что-то спросить, но передумал и только махнул рукой.
   Горелов шел по аллее, обсаженной сиренью. Справа фруктовый сад, а слева пустошь. В конце сада, среди молодых туй увидел что-то среднее между сараем и домом. Строение было приземистое и нека-зистое, но на фоне того убожества, возле которого он только что си-дел, оно казалось дворцом.
   На обратном пути капитан немного заблудился, вздумав пойти не аллеей, а тропинкой. Очутился у глухого каменного забора, пошел вдоль него. Вот и дыра в заборе. Заглянул в нее и увидел две боль-шие кучи угля, березовые и еловые бревна. Вдалеке виднелись за-крытые металлические ворота, окрашенные в зеленый цвет. «Не ина-че, как топливный склад», - подумал Горелов и продолжил путь. Тро-па привела его к тем баракам, у которых просидел почти весь день.
   Пока ехал в город на попутной машине, обдумывал результаты «рейда», и в голове начал выстраиваться план. Он почувствовал в руках «бороду бога».
   Начальник горотдела милиции был на месте, и капитан направился прямо к нему, минуя своего непосредственного начальника майора Косихина.(и его повысили в звании) Он не хотел ни с кем делиться предполагаемым успехом.
   Корнейчук, увидев в дверях Горелова, заметно обрадовался.
   - Заходи, заходи, капитан. По лицу вижу - не пустой пришел.
   - Не знаю, - скромно ответил тот, садясь к приставному столу.
   - Говори, прокурор уже тобой интересовался.
   - Видите ли, товарищ подполковник, я подобрался к Тавровскому с тылу, - начал капитан с торжеством в голосе, - и оказалось, что с этой стороны он совсем не защищен.
   - Ну-ну, - поощрил Корнейчук.
   - По предварительным сведениям, - продолжил капитан, - он неза-конно построил на территории санатория дом.
   - Дом? Как это ему удалось?
   - Ну, дом - громко сказано. Домик на три небольших квартиры. А как удалось, не знаю. Это и следует узнать-проверить.
   - Это все? - почти разочарованно спросил начальник.
   - Не все, - твердо ответил Горелов. - У них там жильцы разворовы-вают электроэнергию, а оплачивает санаторий. Усматриваю халат-ность со стороны главного врача.
   - Согласен. Что еще?
   - Разохотились, Максим Петрович? - ласково поддел Горелов.
   - Давай, не томи душу.
   - Ну, дальше по мелочам. На топливном складе дыра в заборе. До-рожка от нее ведет к жилому фонду. Значит, разворовывают уголек у гражданина Тавровского. Провести инвентаризацию и привлечь его за разбазаривание народных средств.
   - А ты не задумывался над таким моментом? - спросил начальник. - Там есть жилфонд и, стало быть, прописка. Нет ли и тут злоупотреб-лений?
   - Как без них, Максим Петрович? Вы бы видели, какой там бардак.
   - Вот и хорошо. Мне кажется, что к главному врачу следует пристег-нуть и его заместителя по АХЧ.
   - Групповуха!? - воскликнул Горелов.
   - Вот именно, - подтвердил Корнейчук. - Начинай действовать. По-сылай из БТИ комиссию, пусть проверят, каким образом возвели тот дом, свяжись с энергосбытом - пусть направят туда контролеров. Придай им пару милиционеров, чтобы не побили. Я дам команду на-чальнику паспортного стола, чтобы провел самую тщательную про-верку паспортного режима. Что еще?
   - Направить из ОБХСС человека для проведения инвентаризации на складе?
   - Направь. Теперь все?
   - Кажется, все.
   - Ну, молодец, Иван Денисович. Иди, отдыхай, а завтра развернись так, чтобы не позже, чем через неделю Тавровский и его заместитель сели на казенные харчи.
                ***
   По истечении двадцатидневного срока прокурор Деев положил на стол секретарю горкома партии докладную записку. В ней сообща-лось, что следственный материал по делу главного врача санатория «Ласточка» коммуниста Тавровского поступил в суд. Прокуратура просит дать согласие на привлечение его к ответственности по соот-ветствующим статьям.
   Состоялось бюро горкома, и Тавровский был исключен из партии, что давало право прокуратуре продолжить его уголовное преследо-вание.
   Деев был уверен в том, что Тавровского иже с ним осудят, поэтому настоял, чтобы суд проводился показательно на территории санато-рия.
   Клуб санатория располагался на территории гаража в длинной по-лутемной комнате. На небольшой сцене поставили стол для суда, а рядом с ней, напротив друг другу, столы прокурора и адвоката. Под-судимых посадили на первой скамейке.
   «Суд идет!» - встали, сели. Началась нудная судебная процедура. Некоторое оживление у публики вызвала горячая речь прокурора, хо-тя и начал он ее с обычных, так знакомых всем, фраз: «Я думаю, что выражу общее мнение, если скажу, что наша жизнь, жизнь всего со-ветского народа после исторического ХХII съезда нашей коммунисти-ческой партии стала исполненной особого и нового звучания. Будто бы свежий бодрящий ветер пахнул нам в лицо, открыл перед взором далекие сияющие вершины того желанного будущего, к которому мы, безусловно, придем через каких-нибудь двадцать лет! Советский на-род и трудовой коллектив санатория «Ласточка» всецело одобряют политику партии и делают все возможное для осуществления ее предначертаний. Мы жили бы несравненно лучше, если бы нам не мешали всякие жулики - вольные или невольные слуги империализ-ма. И как же тут не выразить глубокое возмущение в связи с теми фактами, которые выявлены следствием и изложены в обвинитель-ном заключении. Тавровский и Маркович - два руководителя, кото-рым народ и партия доверили столь высокие посты, стали на путь хищений и попустительства массовым нарушениям в финансовой сфере деятельности санатория.
   Обвиняемый Тавровский грубо и целенаправленно, по-хамски, не побоюсь этого слова, в собственных интересах распоряжался фи-нансовыми средствами, отпущенными санаторию государством. Он строит хоромы своим приближенным, тогда как санаторные корпуса и палаты годами стоят без ремонта, чем подвергает опасности жизнь и здоровье больных детей, а сотни людей, работающих в санатории, живут в невыносимых условиях. О них бы вам побеспокоиться, граж-данин Тавровский, а не о каком-то Марковиче и иже с ним!
   Прокурор выдержал паузу и продолжил:
   - Обвиняемый Маркович хорошо усвоил методы руководства сво-его начальника и всюду следовал его примеру. Проверкой паспортно-го режима выявлено, что Маркович превышал свои должностные полномочия, заводил в заблуждение государственные органы, про-писывал на хозяйственной территории граждан, которые не имели к санаторию никакого отношения! Акт проверки имеется в деле. А что выяснили контролеры энергосбыта? Уму непостижимо!
   Горячая речь прокурора была выслушана при гробовом молчании присутствующих. Свидетели, а среди них были врач и бухгалтер, ко-торые неустанно жаловались, подтвердили факты, оглашенные в об-винительном заключении. Только адвокат посмел усомниться в их серьезности и достоверности. Он сказал в конце своего выступления:
   - Анализируя туманные и расплывчатые формулировки дела, мож-но сделать вывод, что мои подзащитные не так уж виноваты, как это хотел представить товарищ прокурор. Да, есть некоторые упущения в работе и у Тавровского, и у Марковича, но нет действий, подпадаю-щих под уголовную статью! Я прошу суд, при вынесении приговора, это учесть.
   Выступил и представитель облздравотдела, который по замыслу прокуратуры должен был выступить как общественный обвинитель. Он, обливаясь от волнения потом, заявил, что в практике облздрав-отдела известны нарушения, подобные изложенным в обвинитель-ном заключении, но никогда и никого еще за это не привлекали к уго-ловной ответственности.
   - Тем более, - сказал в заключение представитель, -
санаторий «Ласточка» на очень хорошем счету в облздравотделе, и в этом большая заслуга главного врача.
   Суд приговорил Тавровского к двум годам лишения свободы, а Марковича тоже к двум годам, но условно.
   После приговора Маркович так и остался сидеть на скамье подсу-димых, склонившись и обхватив голову руками. К нему подходили и сочувственно поздравляли. Тавровскому милиционеры не дали за-сиживаться. Проталкиваясь сквозь толпу, повели к выходу. Его со-провождали вздохи и напутственные слова. Чаще всего говорили:
   - Жалуйтесь, Аркадий Моисеевич, вас несправедливо засудили.
   «Преступника» Тавровского отправили этапом в сторону Воркуты. На его счастье, на одном пересыльном пункте ему удалось встре-титься с другим «преступником» - Ладыгиным. Тот выслушал эпопею друга, ознакомился с приговором и от имени Тавровского написал жалобу в Верховный суд СССР.
   Высшая судебная инстанция изучила дело и признала Тавровского невиновным в предъявленных к нему обвинениях. Через год он вы-шел на свободу, но глубоко больным и сломленным человеком. Он прожил еще два года и умер от сердечной недостаточности, вознеся на небеса мысль, что пререкаться с партией - это вредить здоровью и рисковать свободой.

                ГЛАВА YI
                ВОЗВРАЩЕНИЕ

   Разобравшись с Тавровским, Поспелов почувствовал удивитель-ный прилив энергии. Он постепенно  входил во вкус самостоятель-ной работы. Ему, партийному руководителю, было подвластно все, что может придумать самый изощренный ум. Перечить ему нельзя, игнорировать просьбы - тем более.
   Полновесной радости мешали мысли о возвращении в горком Са-вельева. Он пытался угадать разворот дальнейших событий, строил предположения, надеялся, но чаще всего очередной вызов в обком партии был не предложением занять вакансию, а что-то вроде выво-лочки или указания принять участие в каком-нибудь политическом мероприятии.
   Зная, что в обкоме будут спрашивать о здоровье Савельева, заез-жал в больницу, беседовал с врачами и обязательно заходил в пала-ту, чтобы перекинуться с больным двумя-тремя словами и иметь собственное соображение относительно его здоровья. Личные на-блюдения подтверждали прогнозы врачей в том, что выздоровление высокопоставленного пациента, если и наступит, то не скоро. Такая неопределенность давила. Так должна давить толща воды на боль-шой глубине. Имя силу, и скалу можно сдвинуть с себя, но не воду, которая окружает всего тебя и давит на каждую клеточку твоего орга-низма.
                ***
   И вот Савельева выписали из больницы. В обкоме не стали возра-жать против его стремления вернуться на работу, надеясь, что он сам попросит об отставке, когда поймет свою неспособность исполнять прежние обязанности.
   С трудом, поддерживаемый инструктором горкома, Савельев под-нимается по лестнице, ведущей к его кабинету. На площадке шефа встречают радостные сослуживцы. Среди них и Поспелов. Он широко распахивает дверь в кабинет перед Юрием Савельевичем, и тот пере-ступает порог. Остановился, словно птица повел головой и, отбросив руку инструктора, самостоятельно направился к столу. Поспелов ви-дел, как он тянет правую ногу, слышал тяжелое дыхание. Опершись о столешницу, плюхнулся на стул и на некоторое время замер, успо-каивая дыхание. Вот он провел ладонью по столешнице - нет ли пы-ли? Чуть придвинул к себе телефоны и сказал каким-то приглушен-ным голосом стоящему в дверях Поспелову:
   - Проходи и садись. А ты, - обращаясь к инструктору, - позаботься о чае.
   Инструктор вышел за дверь, а Савельев продолжал:
   - Знаешь, привык в больнице к чаю, теперь ничего другого пить не могу. Если бы я это раньше сделал, возможно, и не заболел бы так.
   - Да сколько вы там пили! - угодливо заметил Поспелов.
   Савельев хмуро посмотрел на второго секретаря и ничего не отве-тил. Инструктор неслышно поставил перед ними поднос с чайником и чашками на блюдечках, в тарелке лежали кубики сахара-рафинада и печенье.
   - Молодец, - похвалил его Савельев и, обращаясь к Поспелову, ска-зал:
   - Наливай, Володя.
   Тот невольно вздрогнул от непривычного обращения. Так называла его только жена. Неужели оценил? Дрожащей рукой разлил чай по чашкам. Савельев услышал дребезжание посуды.
   - Что, Володя, этой ночью кур воровал?
   - Нет, Юрий Савельевич, просто волнуюсь.
   - Понимаю, водку привычнее разливать.
   Принимая от Поспелова чашку, сказал:
   - Чокаться не будем.
   Отхлебнув, спросил:
   - Чем планировал сегодня заняться?
   - Вызывали в обком, но когда узнали, что вы выходите на работу, разрешили остаться. Особых мероприятий не назначал.
   - Что ж, так и будем весь день пить чай и смотреть друг на друга?
   - Да нет, Юрий Савельевич, работа всегда найдется. Видел в прием-ной человека, которого вчера не смог принять. Нужно будет с ним по-беседовать.
   - Что за человек?
   - Я о нем мало что знаю. Обком просил изучить его деловые и пар-тийные качества и доложить.
   - Так что ж ты тянешь?
   - Вчера задержался на кустовом партийном собрании работников торговли.
   - С этого дня заниматься торговлей я буду сам, - сказал твердо Са-вельев. - Ничего там не накуролесили?
   - Вроде бы нет. Вот, правда, реклама у нас плохо поставлена. На-пример, хлебный магазин. На витрине разложили глиняные подобия хлебных изделий. Противно смотреть.
   - А ты не смотри! Такие муляжи еще до войны на витринах лежали. И что?
   Несколько подумав, добавил:
   - Мне кажется, реклама это вообще мелкобуржуазный пережиток. Что, если убрать эти муляжи, и люди не найдут дорогу в хлебный ма-газин? Ерунда какая-то. По мне, так вообще, реклама тем нужна, кто хочет продать некачественную продукцию. Согласен?
   - Вполне.
   - Ну, вот и решили. Уберем те глиняные штучки, как не соответст-вующие нашему времени. У нас сейчас хлеба вдосталь, обойдемся без муляжей. А теперь давай займемся тем парнем, что ждет в прием-ной. Ты хоть фамилию его знаешь?
   - Вьюгин.
   - Сын Виктора Степановича?
   - Не знаю, - смущенно признался Поспелов.
   Затем спохватился:
   - Да, зовут его, если не ошибаюсь, Виктор Викторович.
   - Не ошибаешься.
   Савельев по внутренней связи приказал пригласить к нему заве-дующую организационным отделом Максимову с учетным делом Вьюгина В.В.
   Екатерина Сергеевна не заставила себя ждать. Она молча вошла и так же молча положила на стол папку. Савельев полистал ее и пред-ложил:
   - Рассказывайте.
   Максимова со знанием дела изложила биографию Вьюгина, заметив при этом:
   - Не пойму,  чем он мог заинтересовать обком партии.
   - А то, что он сын коммуниста с 1917 года, ни о чем вам не говорит?
   - Не говорит, Юрий Савельевич. Для обкома это не повод для вы-движения на руководящую должность.
   - А вы уверены, что это именно выдвижение, а не что-либо другое? Ну, например, взыскание.
   - Юрий Савельевич, вам ли не знать, что взыскания накладываются снизу вверх, а выдвижения идут сверху вниз?
   - Всяко бывает, - не согласился Савельев. – И кто сделал запрос?
   - Орготдел обкома.
   Савельев еще раз, более внимательно, пролистал учетное дело.
   - Вот, он работал главным инженером моторо-рыболовецкой стан-ции. Теперь я вспомнил, что у него был конфликт с директором Кик-надзе. Чем он закончился? Напомните.
   - Вьюгина перевели на оцинковальный завод инженером-конструктором. Планировали начальником техотдела с исполнением функций главного инженера, но директор возразил, мотивируя это тем, что ему нужен специалист по металлам, а не по рыбе.
   Теперь и Савельев вспомнил. Вьюгин по образованию ихтиолог, и Афанасий, когда его поставили директором завода, захотел назна-чить на это место специалиста. Он говорил: «Хватит, что директор не имеет специального образования, а тут еще и главный инженер. Это уже перебор». Он тогда поддержал его.
   И, обращаясь к Поспелову, пояснил:
   - Афанасий, его фамилия Бурага, заведовал у нас промышленно-транспортным отделом. Потом, когда решили выделить из горпром-комбината оцинковальный завод, он попросился туда директором. И какие отзывы сейчас о Вьюгине?
   - Звезд с неба не хватает.
   - Чем же он тогда привлек обком? - уже сам себя спросил Савельев. - Давай его сюда.
   - Мне выйти? - спросил Поспелов.
   - Сиди. Тебе, может, и придется им заниматься.
   Максимова вышла в приемную и вскоре вернулась с крупным муж-чиной, слегка припадающим на левую ногу. Волосы на голове вились, как у молодой модницы. Он остановился перед столом первого сек-ретаря. Савельев внимательно посмотрел ему в глаза и коротко ска-зал:
   - Садись. Как здоровье отца?
   - Какое уж тут здоровье, Юрий Савельевич, если ему уже далеко за семьдесят.
   - Да, ты прав. Тут только за пятьдесят, и уже…
   Савельев не договорил, а только взмахнул рукой, и всем стало по-нятным, что он хотел этим сказать. После небольшой паузы сообщил:
   - Вот тут тобою заинтересовался обком партии. Как ты думаешь, по-чему?
   - Не знаю, - виновато ответил Вьюгин.
   - А ты подумай. Без причины и чиряк не вскочит.
   - Разве только…
   - Ну-ну, - поощрил Савельев.
   - Отдыхал я этим летом в Гаграх и встретил на набережной своего старого друга Костю Воробьева. Вместе в Астрахани заканчивали ин-ститут. Разговорились. Он, оказывается, служит в аппарате ЦК партии в Москве, показывал корочки. Когда узнал, что я работаю рядовым инженером на лимановском оцинковальном заводе, удивился.
   - А почему он удивился? - спросил Савельев.
   - Ну, тут неудобно говорить.
   - А ты говори. Партии все надо знать.
   - Я хорошо успевал в институте, членом партии стал на фронте. Мне все предрекали хорошую карьеру, а тут…
   - Ясно. И что дальше?
   - При расставании Воробьев сказал, что поговорит обо мне в обкоме партии. Возможно, это и есть результат его разговора?
   - Возможно, - согласился Савельев. - А что у тебя было с Кикнадзе?
   - Честно?
   - В этом здании честно не только говорят, но и поступают, - заметил Савельев.
   - Извините. Кикнадзе боялся, что я стану вместо него директором.
   - А он говорил и писал, - вступила в разговор Максимова, - что вы, как главный инженер, не справлялись со своими обязанностями, пи-ли с рыбаками.
   Савельев, увидев, как смутился Вьюгин, поспешил ему на помощь.
   - Кикнадзе мог наговорить что угодно, лишь бы удержаться на сво-ем посту. Ведь он сейчас не директорствует?
   - Он сейчас работает инспектором рыбного надзора, - дала справку Максимова.
   Поспелов, слушая эту беседу и, созерцая одутловатое лицо Вьюги-на, подумал, что Кикнадзе, наверное, был недалек от истины. Поду-мал, но решил лучше промолчать, понимая, что его мнение чисто умозрительное и, что главное, идет в разрез с позицией начальника.
   - Ну, хорошо, - решил Савельев, - Екатерина Сергеевна на запрос подготовит положительный ответ. Иди, Вьюгин, передавай привет отцу.
   Виктор Викторович встал, но не спешил уходить.
   - Что-нибудь еще? - спросил Савельев.
   - Видите ли, Юрий Савельевич, неделю назад у меня был конфликт с Кикнадзе.
   - Подрались?
   - Хуже, Юрий Савельевич.
   - Тогда садись и рассказывай.
   Вьюгин рассказал, что на той неделе ездил с группой заводских то-варищей в Приморск для покупки камбалы. На обратном пути их ма-шину остановил патруль рыбнадзора во главе с Кикнадзе. Составили акт о нарушении правил торговли морепродуктами, выписали штраф и конфисковали рыбу. Если он еще не доложил в горком…
   - То доложит, - закончил фразу Савельев. - Разве он не мог сделать снисхождение старому знакомому?
   - Именно из-за меня и составил акт.
   - Значит, мстит, - заключил первый секретарь. - А он такой, что мо-жет через свое областное начальство выйти и на обком партии. Там тоже рыбкой интересуются. Если мы не укажем в партийной характе-ристике этот случай, то прослывем укрывателями, а укажем, то пла-кала твоя перспектива, Витя. Что будем делать? - спросил он и по-смотрел на Максимову.
   - Нужно выручать, - сказала та и добавила: - Пусть Виктор Викторо-вич подаст в суд на неправомерную конфискацию, купленной на рын-ке рыбы и…
   - Мы покупали непосредственно на рыбном заводе в Приморске, - уточнил Вьюгин.
   - А накладная была? - спросила Максимова.
   - Была, но Кикнадзе ее порвал. Он сказал, что таких накладных сот-ню выписать может.
   - Вот и хорошо. Езжайте снова в Приморск, выпишите дубликат на-кладной и укажите в исковом заявлении, помимо всего прочего, факт неправомерного действия рыбного инспектора.
   - Я уже думал об этом, - как-то кисло проговорил Вьюгин, - но бо-юсь, суд будет на стороне Кикнадзе, представляющего государство.
   - Это как сказать, - заметил Савельев. - Когда будешь знать, какому судье поручат рассмотрение дела, позвонишь Екатерине Сергеевне, и она передаст судье мое мнение. Понятно?
   - Так точно! - обрадовался Вьюгин.
   - Но как быть с ответом в обком, Юрий Савельевич? - спросила Максимова, - у нас осталась только неделя до отпущенного срока, а в суде вы знаете, как могут заволокитить.
   - А на что щука в озере? - задал вопрос Савельев и сам же ответил: - Чтобы карась не спал. Позвоните этому же судье и укажите ему нуж-ный нам срок. А ты, Виктор, не тяни резину и сегодня же езжай в При-морск за накладной, а завтра, чтобы исковое заявление было в суде. Понятно?
   - Будет сделано! Разрешите идти?
   Когда Вьюгин, припадая на левую ногу, вышел из кабинета, Савель-ев спросил:
   - А что это у него с ногой?
   - Фронтовое ранение, Юрий Савельевич, - ответила Максимова. - Он воевал в танковых частях.
   - А я подумал… - проговорил Савельев, но фразу так и не закончил.
   Он взял карандаш и что-то хотел отметить для себя, но карандаш выпал из пораженной болезнью руки, и покатился под стол. Взял другой, но результат был тот же. Откинулся на спинку стула, и было видно, как осунулось его лицо. Максимова поспешно спросила:
   - Я могу быть свободна, Юрий Савельевич?
   - Иди, - ответил тот и отодвинул от себя папку.
   Когда остались вдвоем, Савельев сказал:
   - Такие вот пироги, Володя. Левой рукой писать не научился, а пра-вой не могу. Что будем делать?
   - Будете вызывать стенографистку и диктовать ей.
   - Это так, но  кто будет резолюции на документах накладывать?
   Поспелов смущенно промолчал. Савельев, прикрыв глаза, ждал от-вета. Не дождавшись, спросил:
   - Чего молчишь?
   - Думаю, здесь я ничем не смогу вам помочь.
   - Вот и я так думаю. Останусь первым секретарем, люди будут по-прежнему подчиняться, а за спиной начнут посмеиваться. Какое ува-жение будет народ иметь к партии, если во главе городского комитета инвалид сидит? Если бы  я был председателем артели инвалидов, то в самый раз, а боевым отрядом советского общества должен руково-дить человек здоровый! Вот такое мое мнение. А твое?
   - Мне думается, Юрий Савельевич, что спешить с этим не надо. Пройдет время, здоровье восстановится. Какие еще ваши годы?
   - Эх, Володя, Володя, не ожидал я от тебя такого лицемерия. Ведь ты часто бывал в больнице, и разве тебе не говорили, что мозговые изменения неизлечимы? А все мои беды оттуда.
   Поспелов густо покраснел и стал оправдываться:
   - Никакого лицемерия, Юрий Савельевич, врачи как раз и говорят, что упорная тренировка может привести к возрождению функций ру-ки. А голова у вас как была светлая, так и осталась. А это главное для умственного работника. Помните Рузвельта? Каким больным был, на коляске возили, а избирали президентом целых четыре срока.
   - Сравнил что-то с пальцем, - недовольно пробурчал Савельев. - Неужели ты думаешь, что его поставили бы во главе ЦК нашей пар-тии? Ни в жизнь!
   - Хорошо, Юрий Савельевич, не понравился вам Рузвельт, напомню о Владимире Ильиче. Последний год жизни по болезни он не выезжал из Горок и руководил партией номинально.
   - Опять сравнил не то, с чем надо, - досадливо поморщился Савель-ев. - Кто Ленин, а кто я? Ленин был знаменем революции! Я же всего навсего партийный чиновник, которых у партии сотни тысяч!
   Раздался телефонный звонок. Савельев снял трубку левой рукой и прижал к уху. Что-то слушал, отвечая односложно «спасибо» или «да».
   - Приеду, - проговорил он и положил трубку на рычаг.
   Посидел некоторое время молча, потом сказал:
   - Звонил Юсин. Поздравлял с выходом на работу, и спрашивал, смогу ли я приехать в Долгополь. Вот так - первый секретарь обкома интересуется у городского секретаря: сможет ли он приехать? Дожи-ли. Нет, я все же, как бы ни хотелось продолжать работать, этого де-лать не буду. Завтра поеду в обком и прямо там сделаю заявление об отставке. Решено.
                ***
   Через день Поспелов снова встретился с Савельевым и тот сказал, что к его просьбе об отставке отнеслись с пониманием, но велели по-быть секретарем, пока не подыщут замену. Владимиру Николаевичу такое решение вопроса оставляло мало шансов на повышение в должности. Быть ему, наверное, вечно вторым лицом в горкоме. Зря он согласился идти на партийную работу. На хозяйственной службе были бы большие перспективы.
   Савельев увидел помрачневшее лицо второго, но успокаивать не стал. В обкоме так и сказали, что Поспелов еще не дорос до первого руководителя партийной организации города.

                ГЛАВА YII
                СМЕНА ВЛАСТИ
   Замену ждали полгода. Савельеву за это время здоровья не приба-вилось, наоборот, ему все труднее становилось подниматься на вто-рой этаж. В поездках за пределы города его сопровождали двое ин-структоров горкома, но никто, даже самый услужливый помощник, не мог заменить ему ногу или руку. Да и утром все труднее и труднее вставать. В кабинете поставили диван, но он стеснялся лежать в ра-бочее время.
   Все чаще вспоминались тяжелейшие партизанские годы, Ни голод, ни холод, ни тяжелые горные переходы не могли тогда сломить его бодрый дух. Зато теперь какая-то болячка, даже не ранение, так его измочалила, что не проходит ночи, чтобы не думал о смерти. Эта ко-стлявая стерва так и ждет момента, чтобы прижать его к своей холод-ной груди.
   Поспелов, наблюдая, как сникает его старший товарищ и начальник, старался помочь ему, из-за чего подчас нарывался на грубость: «Что ты меня хоронишь?!» Разве объяснишь, что не хоронить, а помочь пытаешься? Особое неудовольствие проявлялось в тех случаях, ко-гда Поспелов взваливал на свои плечи проблемы торговли или ку-рорта. Савельев ни за что не хотел выпускать из своих рук эти сим-волы власти.
   Лишь в феврале 1963 года обком партии подобрал персону, которой можно было доверить руководство городской партийной организаци-ей. Ею оказался второй секретарь города Южный Николай Сергеевич Деркачев. Конференция Лимановской парторганизации, на которой был кооптирован новый первый секретарь, прошла спокойно. От-ставка Савельева нашла понимание у делегатов конференции, даже тот факт, что первым стал «залетный», не вызвало трений - воля высшего партийного органа была сильнее личных симпатий к незло-бивому и общительному второму секретарю.
   Савельев, окончательно скисший, сослался на плохое самочувст-вие, и не стал вводить своего приемника в курс дела, а перепоручил это второму секретарю. Три дня возил Поспелов Деркачева по город-ским объектам, знакомил с хозяйством, с руководителями и партсек-ретарями наиболее крупных предприятий. Остановились только то-гда, когда Деркачев сказал:
   - Достаточно. Остальное узнаю в рабочем порядке.
   На следующее утро, уже в своем кабинете, Деркачев сказал Поспе-лову:
   - Хочу сделать первые выводы. Проблемы Лимановска не выходят из ряда обычных. Что-то нравится, что-то нет, но это в пределах нор-мальных человеческих пристрастий, так что хвататься за голову и восклицать в истерике: «Куда я попал!» - нет причин. Будем работать. Теперь по существу. Лимановск напоминает мне старую коммуналь-ную квартиру. Нет, нет, я понимаю, горы сюда не перетащишь, но об-шарпанные фасады, асфальт даже на тротуарах в выбоинах, мусор накапливается, гниет в контейнерах. Представляю, сколько мух ле-том, а это город-курорт! Наверное, и сюда залетают?
   - Залетают, - согласился Поспелов.
   Еще некоторое время Деркачев «проезжал» по слабым местам го-рода Лимановска, потом сказал:
   - Должен отметить, - продолжал новый руководитель, - что вы, Вла-димир Николаевич, хорошо знаете город, отношение к вам тех людей, с которыми мы встречались, доброжелательное. Мне думается, что вы могли бы успешно руководить городом и без меня, но коль там так решили - подчинимся.
   - Подчинимся, - решительно поддержал Поспелов.
   По лицу Деркачева пробежала едва заметная усмешка. Он сказал:
   - Я просил бы вас, Владимир Николаевич, не настраивать себя на безоговорочную поддержку первого секретаря, а быть готовым кри-тически относиться к моим решениям и высказываниям и не стес-няться говорить об этом. Только так мы с вами сможем качественно делать свою работу.
   Поспелов не смог скрыть смущения.
   - Вы делаете поспешные выводы, Николай Сергеевич. На вопрос о мухах или о решении высшего партийного органа я не мог иначе отве-тить. Мухи летают, куда денешься? Обком решает, ему и карты в руки. Что касается вашей просьбы не стесняться критиковать, то учту.
   - В вашем взгляде, Владимир Николаевич, я уловил легкую обиду. Я не упрекаю вас в этом, рад, что вы   сохранили в себе ценные чело-веческие качества умение краснеть, обижаться… Многие партийные функционеры нашего с вами ранга, не говоря о высших чинах, расте-ряли свои прежние человеческие свойства, обзаведясь вместо них: «чего изволите» - при общении с начальством, и «пошел вон!» - ясно для кого. Я несколько утрирую, но в этом большая доля правды. Вы согласны?
   - Увы, Николай Сергеевич, я не спец по психологическим анализам, я строитель.
   - Что ж, строитель - полезная сфера деятельности, и вы правы, что отдаете ей предпочтение перед всякими психологическими выкрута-сами. Ну, а как вы относитесь к топонимике? Скажите, почему наш го-род имеет такое неблагозвучное имя? 
   - Раньше здесь была деревенька, и за близость к лиманам ее назы-вали Лимановкой. Разрослась деревня, стала городом, вот и полу-чился Лимановск.
   - Убедительно! - воскликнул Деркачев, - но какая жалость, что на-звания городам и улицам дают не поэты, а чинуши. Ну, как можно бы-ло город Нижний Новгород назвать Горьким!? Псевдоним был хорош писателю Пешкову в царское время, но назвать им советский город - нонсенс!
   - Согласитесь, что Лимановск для любого строя хорош, - сказал По-спелов.
   - Не согласен, - возразил Деркачев, - он плох! для любого строя! А были бы здесь болота, так бы Болотовском и назвали?
   Поспелов пожал плечами. Деркачев наморщил лоб и тут же сказал:
   Я читал, что Лимановск - рекордсмен по солнечным дням, почему бы не назвать его, ну, допустим, Гелиосполем?
   - Такая мысль витала, Николай Сергеевич, были предложения на-звать его Солнцеградом, но отложили до лучших времен из-за отсут-ствия средств.
   - Знакомая картина. В Южном на этот счет легче. Туда наезжают та-кие тузы, что удается с их помощью обходить не только облиспол-ком, но и обком партии. Приходит директива сделать то или другое, и ничего не остается, как взять под козырек и выполнять. Почему бы нам, Владимир Николаевич, не сделать наш город таким же привлека-тельным, и не только для шахтеров и учителей, а для людей более высокого ранга, которые распоряжаются финансами, фондами на ма-териалы и другими благами?
   Поспелов молчал. Мечты, мечты, где ваша сладость? Деркачев продолжал:
   - Нужно сделать из двух-трех санаториев, Владимир Николаевич, образцовые здравницы.
   - Но у нас, Николай Сергеевич, детский курорт.
   - О том и речь.
   - Так о каких финансовых тузах мы говорим?
   - У вас есть дети?
   - Двое.
   - Здоровенькие?
   - Не жалуюсь.
   - А если заболеют? Вы будете скаредничать?
   Поспелов вспомнил Москаля и, без подробностей, рассказал, как тот старался устроить своего ребенка в санаторий. Выслушав его, Деркачев спросил:
   - Вы знаете, в чем ошибка этого папы?
   - В чем?
   - Он, опираясь на авторитет партии, лез напролом, как носорог. Если бы он пообещал в облздравотделе путевку в Трускавец или Морши-но, которые в сфере его влияния, то у него в руках была бы путевка не на один заезд, а на два. К счастью, не все папы и дедушки так пря-молинейны. Как мы ни высмеиваем принцип «Ты мне - я тебе», он продолжает действовать. На что не пойдешь ради своего чада? Тем более, если из собственного кармана ничего, кроме ручки с золотым пером, вынимать не нужно. Достаточно написать на вашей слезной просьбе: «Отпустить в порядке исключения» или «Включить в фонды на такой-то год». Я вас не шокировал? - с некоторой долей язвитель-ности спросил Деркачев.
   - Продолжайте шокировать, - не менее иронично ответил Поспелов.
   - Вот когда приведем в порядок эти санатории и заполучим туда нужных нам детишек, то у города появятся средства не только на ре-монт фасадов и дорог, но и на переименование. Так что за дело, Вла-димир Николаевич. Исходя из того, что я решил заниматься только партийным строительством, вам придется браться за экономику. Ку-рорт - ее составная часть.
   - И торговлей? - неожиданно для себя спросил Поспелов.
   - А чем она хуже?
   - Дело в том, что Юрий Савельевич занимался ею сам.
   - Его нет, поэтому будем все делать так, как нам кажется лучше. Ну, что ж, идите. Я же еще пороюсь в бумагах.
   Выйдя в приемную, Поспелов услышал, как Мария Александровна разъясняла посетителю, почему первый секретарь сегодня не прини-мает.
   - Почему не принимает? Ведь черным по белому написано, что се-годня приемный день.
   Посетитель был невысокого роста средних лет, одет в потертую кожаную куртку, на голове фуражка, которую в народе зовут «аэро-дромом», лицо украшали тонкие усы под увесистым носом. Увидев Поспелова, секретарь обратилась к нему:
   - Владимир Николаевич, вот товарищ Кикнадзе хочет, чтобы его принял первый секретарь, но Николай Сергеевич сказал мне, что се-годня приема не будет.
   Поспелов примирительно сказал сыну кавказских гор:
   - Товарищ Деркачев только заступил на эту должность, поэтому, по-ка не ознакомится с делами, приема вести не будет.
   Увидев, как дернулся нос товарища Кикнадзе, поспешно добавил:
   - Если у вас неотлагательное дело, то я, второй секретарь горкома, готов принять вас прямо сейчас.
   Он удивился реакции на свои слова. Глаза у Кикнадзе, как притух-шие угли от порыва ветра, сверкнули, усы вздыбились, а зубы блес-нули желтым металлом.
   - Я не намерен обсуждать с вами свой вопрос, - твердо заявил он, - вы уже приложили руку к возвышению негодного человека, а меня затоптали в грязь!
   - Позвольте, - удивился Поспелов, - я вас впервые вижу!
   - Вот в этом весь вы, товарищ Поспелов. Коммуниста оболгали, а вы с Савельевым решаете его судьбу, не изволив даже в глаза ему посмотреть!
   - Успокойтесь, товарищ Кикнадзе, успокойтесь! - обратилась к нему секретарша, - сядьте за стол, напишите все, что посчитаете нужным, я передам вашу жалобу товарищу Деркачеву. Если он посчитает нуж-ным пригласить вас… 
   - Опять бумажка! Опять писанина! Когда в этом доме начнут об-щаться с людьми, а не с бумажками!?
   В дверях кабинета возник Деркачев.
   - Слышу шум, - сказал он спокойно, - и чем он вызван?
   - Николай Сергеевич, - начала было секретарша, но ее перебил Кик-надзе. Он подскочил к первому секретарю и почти прокричал:
   - Николай Сергеевич, товарищ первый секретарь, прошу вас, прими-те! У меня очень важное личное дело, и я не могу ждать целый месяц, пока у вас снова будет прием!
   - Коли так, заходите. Заходите и вы, Владимир Николаевич.
   - Его не надо! - воскликнул Кикнадзе. - Прошу вас, его не надо!
   - Почему? - удивился Деркачев.
   - Выслушайте, и вы поймете!
   - Будь по-вашему, - согласился первый секретарь. - Прошу вас, Вла-димир Николаевич, побудьте в своем кабинете, если понадобитесь, я вас приглашу.
   Деркачев занял место за столом.
   - Садитесь и назовите себя, - сказал он.
   - Вот мой партбилет, - с заметным вызовом ответил Кикнадзе.
   - Я вас слушаю, Самсон Ираклиевич, - сказал Деркачев.
   Собравшись с мыслями, Кикнадзе начал излагать:
   - В этом кабинете, Николай Сергеевич, примерно год назад произо-шел сговор между беспринципным городским партийным руково-дством и с одним совсем плохим человеком.
   - Начало многообещающее, продолжайте.
   - Весной прошлого года я, рыбный инспектор, на выезде из города Приморска задержал автомобиль «Победа». Его багажник был забит камбалой. Как положено в этих случаях, был составлен акт по поводу приобретения рыбы у тех, кто не имеет права на розничную торгов-лю. Рыба была приобретена на Приморском рыбном заводе. Камбалу я конфисковал. Одним из приобретателей был Вьюгин Виктор Викто-рович. С ним у меня давние неприязненные отношения.
   - Чем они были вызваны?
   - Одно время я работал директором моторо-рыболовецкой станции, а Вьюгин был главным инженером. Я не один раз заставал его распи-вающим водку с рыбаками. Вообще ему было все равно, с кем пить, где пить и когда пить. На мои обращения по инстанциям получал от-вет, что Вьюгин хороший специалист и к нему по работе нет претен-зий, а в беседах с глазу на глаз спрашивали: видел ли я здорового человека, который бы не пил? И нужно было дождаться того момен-та, когда он что-то натворил непосредственно в кабинете областного начальника. Я там не был, но как только он приехал оттуда, так сразу пришел приказ о его увольнении.
   Кикнадзе отпил из стакана воды и продолжал:
   - В это время у нас в городе организовали литейно-оцинковальный завод. Вьюгину предложили, якобы, место начальника техотдела, но потом я узнал, что он работает рядовым инженером. Вот оттуда он и организовал поездку за камбалой. Все бы кончилось конфискацией, но вдруг повестка в суд. Вьюгин опротестовал акт рыбнадзора. Если и случалось такое, то суд никогда не становился на сторону наруши-телей, а тут, не обращая внимания на мои доводы и ссылки на закон, суд оправдывает этих браконьеров! Я обратился в горком за прав-дой. Со мной поговорил Савельев и пообещал разобраться и нака-зать зло. Пока я ждал справедливости, Вьюгин становится инструкто-ром обкома партии.
   Он опять сделал глоток воды.
   - И это не все. Вьюгин не просто инструктор, он курирует всю рыб-ную промышленность области! Прошло некоторое время, и я полу-чаю уведомление об увольнении. Удивился. Ведь у меня ни одного взыскания, одни благодарности. Бросился в область, управляющий меня не принял. Секретарша отослала в отдел кадров, а там вручают мне трудовую книжку с записью, что я уволен по сокращению штатов.
   - Может, это совпадение?
   Кикнадзе подскочил на стуле.
   - Какое совпадение! Через месяц на моем месте уже работал другой человек!
   - Вы в суд обращались, Самсон Ираклиевич?
   Кикнадзе посмотрел на секретаря горкома со злым удивлением.
   - Я невнятно говорил и вы ничего не поняли? Повторить?
   - Не требуется, - жестко ответил Деркачев. - Я понял, Самсон Ирак-лиевич, с ваших слов, конечно, что советский суд неправедный, а партийные органы предвзяты.
   - И это так! Но за всем этим стоят отдельные нечистоплотные лица!
   - Вы можете назвать фамилию хоть одного «нечистого»?
   - К сожалению, все это делается втайне от людей!
   - Значит, что вы говорили, - только ваши догадки!
   Кикнадзе растерянно помолчал, потом встал и, протягивая руку за партийным билетом, сказал:
   - Я лучше пойду.
   - Успеется, - ответил Деркачев, прикрывая билет ладонью, - вы так рвались сюда. Стоит ли так сразу уходить?
   Он нажал кнопку, и в кабинет вошла секретарша.
   - Пригласите Поспелова.
   - Зачем он здесь? - вскричал Кикнадзе.
   - Чем он вам неугоден?
   - Он был эхом Савельева!
   - Странное обвинение. Вы, почему остановились, Мария Александ-ровна? Идите!
   Когда Поспелов вошел в кабинет, то удивился тишине. Кикнадзе пристально рассматривал портрет Хрущева, висевший на стене за спиной секретаря, а тот чинил бритвенным лезвием карандаш. По-спелов уселся на диван. Деркачев что-то записал в перекидном ка-лендаре и только после этого обратился к вошедшему:
   - Скажите, Владимир Николаевич, какое отношение имел горком партии к назначению товарища Вьюгина в штат обкома?
   - Никакого, если не считать, что ему была дана положительная пар-тийная характеристика. То был выбор обкома.
   - Второй вопрос. Вы знали, что в это время он судился с рыбнадзо-ром?
   - Впервые слышу.
   - А коммунист Кикнадзе утверждает, что горком помог Вьюгину от-мазаться…
   - Извините, товарищ первый секретарь, я такого слова не знаю! - го-рячо возразил Кикнадзе. - Я говорил, что Савельев знал, что Вьюгин нарушил закон, но все равно дал ему положительную характеристику.
   - Суд подтвердил ваше утверждение о незаконности поступка Вью-гина? - спросил Деркачев.
   - В том то и дело, что суд, получив указание горкома, быстренько решил дело в его пользу.
   - Отсюда следует, что у Савельева не было основания писать поро-чащую Вьюгина характеристику. У вас есть факты давления горкома на суд? - спросил Деркачев у Кикнадзе.
   - Так это же и ребенку понятно! Где вы видели, чтобы наш суд обер-нулся в один день, пусть с самым простым  делом?
   - Не видел, - ответил Деркачев, - но и это не основание для осужде-ния. Нужны факты. Ими и займемся. Выйдите в приемную, Самсон Ираклиевич, и подробно опишите все ваши претензии и предложения. Бумагу передадите секретарю, она при вас ее зарегистрирует. Потом она вернет вам партбилет.
   - Я не помню номер партбилета. Дайте я его перепишу.
   Деркачев написал карандашом номер и передал бумажку Кикнадзе. Тот повертел ее в руке и сказал:
   - Я не люблю писать.
   - Акты за вас кто писал? Идите и не крутите носом, Кикнадзе. Писать все равно придется.
   - Лучше я дома напишу.
   - Дома вы можете хоть на голове стоять, а сейчас пишите то, что я вам сказал.
   - Вы знаете, - сказал скучным голосом Кикнадзе, - я передумал жа-ловаться.
   - А что прикажете делать с вашими горячими обличениями?
   - Считайте, что их не было.
   - Не могу так считать, Самсон Ираклиевич. Говорила не базарная торговка, а коммунист. И говорил не жене на кухне, а первому секре-тарю горкома партии в его служебном кабинете.
   Когда Кикнадзе вышел, Деркачев сказал Поспелову:
   - Не в обиду будет сказано, но вы и Савельев слишком грубо ис-пользовали свои возможности. Вам нужен был этот Вьюгин?
   - Не нам. Как ихтиолог, он был нужен обкому.
   - Дали бы отрицательную характеристику, и о нем тут же бы забыли.
   - Возможно, но Савельев советовался с Дунаевам, и тот рекомендо-вал не заниматься мелочами. «Кто безгрешен?» - будто бы сказал он.
   - Понятно. Кстати, обкомовское «чистилище» я проходил в один день с Вьюгиным. Разговаривали. Нужно сказать, что он не глуп и в меру образован.
   Они улыбнулись друг другу. Это могло означать, что и сами не мно-гим ушли от Вьюгина. В одном политическом котле варились, а в мо-лодости, вслед за букварем, самой запоминающейся книгой был «Краткий курс истории ВКП(б)». Деркачев вызвал Марию Александ-ровну.
   - Что делает наш гордый грузин? - спросил он.
   - Думает.
   - Не мешайте ему, пусть думает. Напишет, зарегистрируете.
   Секретарь вышла, а Деркачев сказал Поспелову:
   - Что бы он там ни написал, звоните Вьюгину и попросите от моего имени помочь Кикнадзе трудоустроиться.
   Подумав, добавил:
   - И не карасем каким-нибудь, а щукой. Пусть не мелочится. Нельзя загонять человека в тупик, ведь и мышь, если ее прижать к стене, становится львом. Нам это нужно?
   Поспелов пожал плечами, а Деркачев продолжал:
   - Вообще, Владимир Николаевич, вы правильно заметили, что Вью-гин нужен был обкому. И знаете почему? Но это между нами. Столо-вая обкома, как вы могли заметить, обеспечивается продуктами по первому разряду, но предела нашим потребностям нет. Надоели ра-ботникам обкома хек с мерлузой, захотелось севрюги с белугой. Так вот, взяли в автоколонне ГАЗ-51 и отправили завхоза в командиров-ку, снабдив несколькими бутылями со спиртом. Помотался он по ры-бацким станам, заполнил кузов и назад. Так продолжалось до тех пор, пока не прихватил его рыбнадзор, да еще с милицией. «Что в кузо-ве?» - спрашивают. Завхоз отвечает: «Спецгруз». «Проверим», - гово-рит милиционер. «Только попробуй, - пригрозил завхоз, беря в руку монтировку, - мне приказано охранять, и я не отступлюсь!» Милицио-нер съездил куда-то и привез с собой кэгэбешника. Тот предъявил документ и приказал показать груз. Завхоз отвел его в сторону, пока-зал свою обкомовскую ксиву и честно сказал, что в машине. Чекист не стал заглядывать в кузов, а только сказал милиционеру: «Пропус-тить без досмотра».
   После этого случая в обкоме придумали ввести в штаты заместите-ля заведующего сельхозотдела и поручить ему курировать рыбную отрасль. Заместителя не дали, а утвердили инструктора-ихтиолога. Тут и подвернулся Вьюгин. Состоялась партийная конференция ра-ботников рыбной промышленности, на которую пригласили всех ры-бинспекторов, а там уж дело техники.
   В кабинет вошла Мария Александровна и положила на стол лист бумаги. Деркачев прочитал написанное и фыркнул.
   - От него зверств ждали, а он чижика съел! Улыбнувшись, пояснил:
   - Это я Салтыкова-Щедрина процитировал, и вот по какому поводу. Кикнадзе не стал повторять тех глупостей, что говорил здесь, а огра-ничился просьбой трудоустроить его. Так что, Владимир Николаевич, звоните Вьюгину. Хорошо, если бы он пригласил Кикнадзе к себе и поговорил по-человечески.
   Отдал секретарше партбилет Кикнадзе и сказал:
   - А теперь всем по дома       

                ГЛАВА YIII
                ЗАМЕНА
   Вернувшись как-то с совещания в обкоме партии, Деркачев сказал Поспелову, что в городе предстоят изменения. На вопросительный взгляд ответил:
   - Успокойтесь. На сей раз это коснется только горисполкома. На ме-сто нынешнего председателя готовится другой. А тому уже предло-жили должность директора областного энергосбыта. Ведь он, на-сколько помню, инженер-энергетик?
   - Прежде всего, он отличный администратор, - заметил Поспелов. - Кто вместо него?
   - Все на уровне слухов, не хочу их озвучивать. Вы же знаете, как мы любим темнить? Достоверно известно только то, что он имеет мохна-тую лапу в Верховном Совете Украины, поэтому все решается на уровне Киева. Он в чем-то серьезно провинился, но та лапа удержала его на плаву.
   - И такого зубра к нам?
   - Что вас испугало?
   - Не испугало, встревожило.
   - Вас встревожило, что в нашу провинциальную глушь ворвется один из киевских небожителей?
   - Не совсем. Видимо, моральные устои у него не на уровне. Возить-ся с ним придется.
   - Ах, вот вы о чем, - иронично удивился Деркачев, - вот это как раз и не должно вас беспокоить. Жизнь подсказывает, чем выше человек вознесся, тем больше у него возможностей проявить себя, не обяза-тельно с лучшей стороны. Здесь же все на виду, поостережется. А нет, покатится еще ниже. Думаю, мы не будем за него в ответе.
   Во время разговора Деркачев затачивал карандаши. Поспелов уже знал, что он любит это занятие и не позволяет Марии Александровне делать это за него.
   - Как вам, Владимир Николаевич, понравится такое высказывание Дунаева на пленуме обкома. Вот я записал, - Деркачев ткнул каранда-шом в лист блокнота, - «В Лимановске год от года все хуже проходят курортные сезоны. Горком партии не стимулирует расширение сферы услуг, самоустранился от решения коммунальных проблем. Город каждое лето испытывает нарастающий дефицит воды». Ну и так да-лее.
   Деркачев откинулся на спинку стула и пристально посмотрел на По-спелова. Тот, не отводя глаз, ответил:
   - Понравится, не понравится, но это правда. Прирост населения на-лицо, а коммунальное хозяйство, как всегда, на мели. Когда начина-ется курортный сезон, хоть за голову хватайся. Трубы трещат по швам даже при том дефиците воды, о котором говорит Дунаев. Дело в том, что многие из них проложены еще до войны. Наши неоднократ-ные просьбы включить город, который имеет статус всесоюзной дет-ской здравницы, в пятилетний план развития области, остаются без внимания не только в облисполкоме, но и в обкоме. Что прикажете делать?
   - То же, что делали, но более интенсивно.
   - То есть? - не понял Поспелов.
   - Писать! Усиленно писать! Это необходимо даже на тот случай, ес-ли случится что-то непредвиденное. Тогда какая-то часть нашей вины можно будет переложить на начальство, которое игнорировало наши сигналы. Мало этого. Нужно писать и в более высокие инстанции, ми-нуя областные органы, пусть злятся, пусть наказывают, но о наших бедах должны знать и в Киеве! Согласны? Тогда садитесь за письма. Готовьте черновики по вопросам канализации, водоснабжения, энер-гообеспечения, ну и тому подобное. Все должно выглядеть так, что, решив эти проблемы, мы превратим город в образцовый курорт. Я просмотрю и дам указание по адресам.
   Неделю Поспелов, подняв на ноги службы горисполкома, писал и обобщал справки. Накопилась изрядная кипа писем-болванок. Поспе-лов смотрит на нее и думает, если все это послать в область, то там посчитают, что в Лимановском горкоме все сошли с ума. С удовле-творением положил эту кипу перед Деркачевым. Тот стал ее просмат-ривать и раскладывать по стопкам. Закончив просмотр, сказал:
   - Вы свою часть работы сделали, теперь моя очередь. Некоторые письма я отвезу в Киев. Там есть ребята, которые, если захотят, смо-гут помочь. Вообще, Владимир Николаевич, время вспомнить пого-ворку: «Волка ноги кормят».
   Переложив несколько бумаг, взял одну из них.
   - Вы пишете о дряхлой водопроводной системе. Скажите, если мы заменим сто процентов труб, в городе станет больше воды?
   - Безусловно, - ответил, не задумываясь Поспелов, - в настоящее время водоканал и жэки не успевают устранять утечки.
   - И тогда воды хватит не только населению, но и гостям?
   - Нет, дефицит сохранится.
   - Значит, у Дунаева будут основания говорить, что Лимановску от-дали все, что они просили, а воды курортникам, как не хватало, так и не хватает. «Так зачем было огород городить?» - спросит он.
   - Да нет, - возразил Поспелов, - если все из задуманного сделать, то воды прибавится, но…
   - Вот от этого «но» и нужно будет избавиться. Как? Искать воду! Где? Не знаю. Подключайте гидрологов и еще кого и ищите источни-ки, иначе развитие города невозможно. Не сделаем этого, то впору будет спросить самих себя: для чего мы тут сидим? Займитесь этим, Владимир Николаевич, блесните своей строительной эрудицией!
                ***
   Поспелов стоял у окна кабинета и смотрел, как стекла полощет дождь со снегом - последний привет зимы. Еще месяц, и снова нач-нется курортная чехарда. С чем вернулся Деркачев? Вчера вечером звонил из обкома, куда заехал по дороге из Киева. Утром его еще не было.
   Звонок. Мария Александровна приглашает к шефу. Приехал! Дерка-чев был не один.
   - Проходите, проходите, Владимир Николаевич! Что застряли?
   Поспелов подошел к столу Деркачева, чтобы пожать протянутую руку.
   - С возвращением, Николай Сергеевич, - и, повернувшись к гостю, сказал: - Добрый день, товарищ Москаль.
   Тот вскочил со стула и протянул руку. Поспелов пожал ее без всяко-го энтузиазма.
   - Так вы знакомы? - удивился Деркачев.
   Радостно улыбаясь, ответил Москаль:
   - Да, я имел счастье побывать в этом кабинете, когда Владимир Ни-колаевич исполнял обязанности первого секретаря горкома.
   Поспелов занял место напротив Москаля за приставным столиком. Деркачев сделал вид, что не знал о знакомстве Поспелова с Моска-лем. Может, забыл о рассказанном конфликте с путевкой в санато-рий? Скорее всего, не захотел, чтобы Москаль думал, что о нем гово-рили.
   - Так вот, Владимир Николаевич, - торжественно произнес Деркачев, - имею честь сообщить, что Дмитрий Остапович направлен к нам на работу председателем горисполкома.
   - Это хорошо, будем назначать выборы?
   - Нет, первое время товарищ Москаль поработает исполняющим обязанности, а подойдут выборы, тогда и проведем все как положе-но.
   - Нужно было бы оговорить все это с членами исполкома.
   - Конечно. Вы и займитесь этим. Когда будет все готово, созовем горсовет и на нем утвердим товарища Москаля исполняющим обя-занности.
  Первый секретарь повернулся к сейфу и достал плотный конверт с сургучными печатями. Взломав их, начал вынимать из пакета бумаги. Поспелов, заметив как вытянулась шея Москаля, понял, что рассмат-ривается его личное дело.
   - Партбилет у вас с собой? - спросил Деркачев.
   Москаль молча достал его из внутреннего кармана пиджака и поло-жил перед секретарем. Тот сверил номер с учетной карточкой и оста-вил партбилет возле себя.
   - За какие грехи, товарищ Москаль, вас сняли с высокой должности в Львовском обкоме партии и направили сюда, я бы сказал, в ссылку.
   - Я не назову это ссылкой, - возразил Москаль, - вы, как я понимаю, не работали в Галиции и не знаете, как там неуютно чувствуют себя партийные работники. Меня метили председателем горисполкома в город Стрый, вполне благополучный городишко, но я попросился сюда. Здесь все свое, все родное.
   - Но вы так и не ответили на мой вопрос. Вы приехали сюда со стро-гим выговором за моральное разложение. Так нам, не ради пустого любопытства, необходимо знать истинную причину вынесения такого серьезного партийного взыскания.
   - Вы все равно мне не поверите и будете делать запрос.
   Поспелов впервые увидел, как в гневе потемнело лицо первого сек-ретаря. Это заметил и Москаль.
   - В принципе, - сказал он нервно, - это был поклеп. В раздутом кон-фликте я оказался крайним.
   - Конкретнее, Дмитрий Остапович.
   Москаль глубоко вздохнул.
   - Все произошло во время празднования Нового года. Проводили его в облисполкомовской столовой. Были только секретари, предсе-датель со своими заместителями, заведующие отделами и жены. Зал большой, мест хватило всем. Встретили Новый год, а там и началось. Не ошибусь, если скажу, что нет ничего опаснее для мужчины, как пьяная женщина.
   - Конечно, для пьяного мужчины.
   - Для выпившего, Николай Сергеевич, хотя на таком празднике не грех и напиться.
   - Продолжайте.
   - Без ложной скромности, скажу, что в обкоме обо мне ходила молва как о крепком мужике. Ни одна женщина, которая хоть раз общалась со мной, на меня не обижалась. Эта слава и сгубила меня.
   - Так уж и сгубила, - иронично заметил Деркачев.
   - А как, по-вашему, котироваться в секретари обкома, а попасть в исполняющие обязанности городского завхоза?
   - Продолжайте.
   - Надо было такому случиться, что на меня положила глаз жена пер-вого секретаря обкома. Она, ее зовут Мариной, лет на двадцать мо-ложе своего мужа, и ходили слухи, что он плохо с нею справляется. Видеть ее, я видел, но никогда не имел счастья разговаривать. Секре-тари и исполкомовское начальство после курантов удалились в от-дельный кабинет и там продолжали праздновать, а мы оставались в зале.
   Жена моя в это время серьезно болела, поэтому я скучал за столом один. Пил, ел, слушал байки и смотрел, как другие паясничают, счи-тая, что танцуют. Вижу, через зал идет Марина и скрывается за одной из дверей. Я еще поначалу подумал, что там женский туалет. Потом вспомнил, что он в другом месте. Марина вскоре вышла и сразу нача-ла с кем-то танцевать. Музыка смолкла, а она, проходя мимо меня, шепнула: «За той дверью вас ждет сюрприз». Кивок головы, и я по-нял, о какой двери она говорит.
   Сгорая от любопытства, направился туда. Это был обычный каби-нет функционера средней руки. Сюрприз отсутствовал. Хотел уже уходить, но в комнату впорхнула Марина. «Не ожидал? - спросила она игриво, - вот я принесла бутылочку и хочу с тобой выпить на бру-дершафт». Достает из серванта бутылку коньяка и фужеры. Как было отказаться? Выпили. Она как-то сразу опьянела. Я присел на стул и жду, что будет дальше.
   Москаль встал, налил из графина воды, отпил.
   - Я не утомил вас своим рассказом? - спросил он иронически.
   - Не беспокойтесь, продолжайте, - ответил  почти сердито Деркачев.
   - Понимаю, вам интересно. Ладно, не серчайте. Так вот Марина по-дошла ко мне, я хотел встать, но она нажала на мои плечи и со сло-вами «Сиди смирно» полезла к ширинке. Расстегнула пуговицы и бы-стро нашла то, что искала. Сказав «Ого!», стала на колени и приложи-лась губами. Какой мастерицей она оказалась! Я умирал от наслажде-ния! Минуту спустя подняла голову и томно прошептала: «Нет, такой шанс я не могу упустить! Теперь, Димушка, покажи сам свои способ-ности!» Отошла к дивану и легла поперек навзничь, расставив ноги. Она была без трусов! Что мне оставалось? Забил снаряд я в пушку туго… и услышал не томный вздох, а душераздирающий крик! Я опе-шил, а она так толкнула, что я отлетел в сторону. Зацепившись за ко-вер, упал на пол.
   Я еще не встал, как дверь в кабинет распахнулась. Сбегается народ, а она лежит на диване и кричит: «Он пытался меня изнасиловать!» Только когда появился ее муж, она вскочила и бросилась ему на шею, заливаясь слезами. Он оттолкнул ее и, найдя меня взглядом, прокри-чал: «Во-он!» Указующий перст показывал на дверь.
   После праздника - работа. Я впервые почувствовал, как тяжело при-говоренным к казни всходить на эшафот. В это утро я не пожал ни одной руки. Едва вошел в кабинет, как был вызван в Первую прием-ную. Позвольте не пересказывать все то, что пришлось выслушать. С бюро обкома я вышел не только уволенным, но и без партбилета. В приемной меня ждали милиционеры.
   Следователь, уже в отделении милиции, зачитал мне заявление Ма-рины. Якобы я, танцуя с ней, затолкал ее в какую-то комнату, завалил на диван и изнасиловал. Она пыталась кричать, но рот ее был зажат рукой насильника. Только когда изловчилась и отбросила меня, смогла позвать на помощь. Слушая этот бред, я понял, что обречен. Ни одна сволочь, из бывших на банкете сослуживцев, не подтвердит, что я с ней не танцевал, что она сама зашла в ту комнату, и никто ее туда не заталкивал.
   С трудом я добился разрешения позвонить жене. Коротко сообщил ей, где нахожусь и попросил срочно сообщить об этом в Киев. Жена-умница правильно оценила ситуацию, переговорила с кем надо, и в обкоме звонок: немедленно прекратить уголовное дело. Вот так я и попал сюда.
   - Но вы остались членом партии, - заметил Деркачев.
   - Вы правы. В Киеве отменили решение обкома о моем исключении из партии. Кстати, так подробно об этом случае я рассказываю здесь впервые.
   - Разве вам не приходилось докладывать об этом на бюро обкома или оправдываться перед следователем?
   - Сразу видно, Николай Сергеевич, что вам не приходилось бывать в подобных переделках.
   - Вы правы, бог миловал.
   - А вот меня нет. На бюро мне и слова промолвить не дали. Я вы-слушал потоки брани, а за этим решение. Вот и все. А следователь, зачитав заявление Марины, ткнул мне белый лист бумаги и предло-жил во всем чистосердечно признаться. Мои попытки объяснить ему, что все ею написанное - чушь собачья, он прерывал едкими смешка-ми. Он напомнил мне, кем возбуждено дело и, что суд в таких делах вообще больше верит женщине, чем мужчине. Вы первый, кто терпе-ливо выслушал меня.
   - Так кто вам в Киеве помог избежать беды? - спросил Деркачев.
   Москаль замялся.
   - Видите ли, назвать кого-то одного, это обидеть других. Лучше ни-кого не называть.
   - Как знаете.
   - У меня в Киеве действительно много друзей, - спохватился Мос-каль, - Я надеюсь, они помогут нам в решении городских проблем. Ведь они есть у вас?
   - Как, Владимир Николаевич, у нас есть проблемы? - спросил Дер-качев у Поспелова.
   Тот с трудом оторвался от охвативших его мыслей, поэтому отве-тил односложно:
   - Думаю, найдутся.
   Несмотря на лаконичность, ответ Деркачеву понравился. Он про-комментировал:
   - Как видите, Дмитрий Остапович, проблемы не хватают нас за руки, их придется еще поискать.
   - И последний вопрос. Чем вам приглянулся Лимановск?
   - Все очень просто, Николай Сергеевич. Я в этом городе был не один раз, здесь лечилась моя дочь. Город понравился мне тишиной и морем. - И, обращаясь к Поспелову, спросил: - Тот главный врач с са-натория «Ласточка» еще работает?
   - Уже не работает, - неохотно ответил Поспелов.
   - И где он, если не секрет?
   - Какой там секрет!. Он был уличен в противоправных действиях и осужден.
   - Почему так печально об этом сообщаете? - оживился Москаль.
   Поспелову ничего не оставалось делать, как откупиться избитой фразой:
   - Потеря коммуниста не может быть поводом для радости.
   - Да, вы правы, - притушил свой восторг Москаль, - говорят, он был крепким руководителем.
   - Крепким, - подтвердил Поспелов.
   Именно это было неприятно осознавать. После Тавровского в этом санатории началась чехарда с главными врачами. Ни одна здравница не приносила столько неприятностей. Чего стоило обрушение потол-ка с человеческими травмами, пожар на хоззоне!
   После ухода Москаля оба секретаря остались, чтобы обсудить ре-зультаты поездки в Киев. Увы, Лимановск не интересует чиновников стольного града, а значимость прежних связей оказалась недостаточ-ной, чтобы использовать их для пользы дела.
   - Неужели придется пользоваться услугами Москаля и его друзей? - предположил Поспелов.
   - Хорошо бы, и я не вижу в этом ничего предосудительного, - отве-тил Деркачев. -  Или у вас другое мнение?
   - Да нет, - смутился Поспелов. Он не хотел ворошить свои чувства по отношению к инициатору гадкого дела Тавровского.
   - Какая разница, лишь бы польза была.
                ***
   Горсовет утвердил Москаля Д.С. исполняющим обязанности пред-седателя исполкома города Лимановска, хотя он и не был депутатом городского совета.



                ГЛАВА IХ
                ЭПИДЕМИЯ
   В стране, называемой Советским Союзом, уже несколько лет, по-добно верховому таежному пожару, пылала хрущевская перестройка. Дробилось на множество совнархозов единое экономическое про-странство, территории без учета мнения их граждан передавались из одной республики в другую. Добрались и до партии. Единый партий-ный аппарат был поделен на городские и сельские парткомы. Эти и другие волюнтаристские решения привели к росту численности чи-новников и разбалансированию экономики, а в перспективе и к меж-национальной напряженности. Единственная радость: была указана точная дата начала коммунизма - 1980 год!
   Эти новшества аукнулись Лимановску возведением величественно-го здания районного комитета партии. На входе десять колонн, на фронтоне золотом написано: «Дело партии Ленина - вечно», позади здания тенистый сад. На первом этаже - большой актовый зал, на втором - кабинеты руководства. Кругом мрамор и паркет. Такое бла-гополучие сельского райкома не могло не вызвать зависть у город-ского комитета, который ютился в приспособленном здании со скри-пучей лестницей и крашеными полами, стыдливо прикрытыми потер-тыми дорожками. Такое завистливое чувство хорошо согласовыва-лось с тихим несогласием с новшествами внедряемыми руково-дством партии.
   В один из теплых солнечных дней Деркачеву позвонили из отдела КГБ и доложили, что в городе работает съемочная группа Всесоюзно-го киножурнала «Фитиль».
   - Что снимают?
   - Пока неизвестно, но крутятся в районе бывшего Конского пляжа.
   - Это где?
   - На Пересыпи, за трамвайным кольцом. Там до войны купали ко-ней, а сейчас районная станция осеменения там своих быков купает.
   - Попросите режиссера зайти в горком партии.
   - Пытались, Николай Сергеевич, но у них разрешение на съемки от сельского обкома партии.
   - Вот дела, - досадливо промолвил Деркачев, - осталось и Лима-новск разделить на сектора, как Берлин.
   - Так точно, товарищ первый секретарь, но пока это не сделано…
   - Наблюдайте и докладывайте.
   - Будем стараться!
                ***
   В летнее время, помимо отдыхающих, город заполняли командиро-вочные, посланные решать вопросы в конторах сельского профиля. Не будем присваивать себе функции госконтроля, отметим только, что командированные, конечно же, большую часть рабочего времени проводили на пляжах.
   Их легко отличить от истинно отдыхающих. Те приходят на пляж в минимуме одежды, обувь в виде подошв с перепонками небрежно сбрасывают с ног, вслед летят на песок рубахи и подобие брюк - они готовы к отдыху.
   Служивые раздеваются долго и суетливо. Пока снимают пиджак, га-зетка, приготовленная под него, сдувается легким бризом - приходит-ся ловить, бантики на шнурках туфель путаются от поспешных дви-жений пальцев. Тогда садись на песок и, если позволяет живот, рас-путывай, а нет, сдергивай туфли с носками. В обшлага брюк набива-ется песок, его вытряхивают, из карманов летят мелкие монеты. Под-бирать их бесполезно они юрко, как ящерицы, зарываются в песок. Брюки на пиджак, под него туфли с носками, все это прикрывается рубахой, рядом портфель. На свисающие полы рубахи, чтобы не сду-ло, насыпают песок.
   Теперь самое время познакомиться с содержанием кинофельетона «Быки на пляже», что снимали те киношники, о которых докладывали Деркачеву.
   На зрителя медленно надвигается бык. Сердце дрогнуло от испуга? Успокойтесь, вы ему не нужны, он идет к морю купаться. Этих кра-савцев несколько. Они утробно ревут, так как еще не знают, какое блаженство их ожидает. Курортники, расположившиеся на Конском пляже, хватая свои жалкие пожитки, разбегаются. Остаются только отдельные белесые особи, рядом с ними холмики из одежды и порт-фели разной пухлости. Для них быки не экзотика, а нечто родное. Прямо с песка звучат указания погонщикам. Отсюда зритель делает вывод, что пляж - не баня, здесь, как и в реальной жизни, равенства нет.
   Море послушно расступается перед быками. За ними лезут в воду и служивые курортники. Кто упустит редкую возможность взобраться на спину быка и спрыгнуть в пучину морскую? Они радуются. Море, рассыпаясь светозарными бликами, радуется с ними.
   Фильм, снятый в Лимановске, вызвал всесоюзный скандал. Он ока-зался той каплей, которая переполняет сосуд. В ту пору высокие ин-станции принимали решения быстро, а то и импульсивно. Буря про-неслась по полям и весям страны и каким-то боком коснулась Лима-новска. Был ликвидирован Лимановский район, все сельские руково-дящие органы (советские и партийные), конторы и станции сельского направления были выведены из города.
   А Лимановский горком партии обзавелся новым зданием. Деркачев занял кабинет на втором этаже. В ту же приемную выходили двери  второго и третьего секретаря.
                ***
   В начале августа Деркачев с легким сердцем уехал в Трускавец подлечиться, а Москаль в Киев по делам водовода, прокладка кото-рого могла бы улучшить снабжение города водой. Поспелов остался на хозяйстве.
   Ранним утром 17 августа в его квартире раздался телефонный зво-нок. Еще с закрытыми глазами, Поспелов протянул руку за трубкой, но то, что услышал, заставило его окончательно проснуться. Главный врач санэпидемстанции Блоцкий сообщил: в западном районе города, в одном из пионерских лагерей обнаружена дизентерия. По предвари-тельным сведениям заболело 150 человек.
   - Что вы предприняли? - спросил Поспелов.
   - На место выехала бригада во главе с главным инфекционистом города, туда же направляюсь и я.
   - Держите меня в курсе дела, но звоните уже в горком.
   Едва приехал на работу, еще звонок. Болезнь расползается.
   - Чем это объясняется?
   - Ищем причину, Владимир Николаевич, но очевидно, что возбуди-тели болезни не в грязных руках детишек. Ищем.
   - Приезжайте к 10 часам в горком, я соберу бюро, будем искать ре-шение проблемы.
                ***
   Бюро горкома партии собралось в кабинете первого секретаря. Яр-кое солнце, пробиваясь сквозь легкие шторы, ложилось жаркими пятнами на длинный стол, за которыми сидели члены бюро и при-глашенные.
   - Начали, товарищи, - сказал Поспелов. - Послушаем сначала това-рища Блоцкого. Прошу.
   Главный врач СЭС четкой скороговоркой стал излагать события.
   - Из 16 детских здравниц, функционирующих в городе, в четырех наблюдаются уже не случаи, а серьезные вспышки дизентерии. Еще в пяти - очаговые заболевания. Если первоначально заболевших было 150 человек, то сейчас, пять часов спустя, их уже 500! Источники ин-фекции пока не выявлены. На пищеблоках в здравницах обнаружено множество нарушений санитарных правил, но они не могли быть ис-точником столь массовых заболеваний.
   В конце своего выступления Блоцкий сказал, что, согласно инст-рукции, он обязан доложить в область о происшедшем. Поспелов по-думал, что и он будет вынужден сообщить об этом в обком партии. Доложит, и что дальше? В обкоме сделают нелицеприятные для него, Поспелова, выводы. Куда смотрел, почему не предупредил событие? Стоило Деркачеву и Москалю покинуть город, как все сразу и нача-лось! Пришлют ораву проверяющих, они, как голодные псы, накинут-ся на городское руководство, будут путаться в ногах, а когда все пой-дет на убыль, припишут все заслуги себе, а его сделают крайним. «Лучшим выходом из положения, - подумал Поспелов, - молчать, а если доложить, то постфактум».
   Когда закончилось обсуждение и были намечены мероприятия, По-спелов поставил на голосование вопрос о необходимости сообщить в областные инстанции о вспышке дизентерии в городе. Он понимал, что этот шаг не правомерен, но пресловутое обращение к массам, в данном случае к членам бюро и другим ответственным лицам, давало некоторую, пусть эфемерную, возможность объяснить в последую-щем свои незаконные действия. Не все, но большинство, как и ожи-далось, поддержало второго секретаря.
   Блоцкий, воздержавшийся при голосовании, посчитал нужным вы-ступить еще раз:
   - Дизентерия - не иголка в стоге сена, ее не спрячешь. Рано или поздно, но о ней узнают. Пусть я за несвоевременный доклад получу взыскание, но не это меня беспокоит. Мы до сих пор не нашли источ-ник инфекции, и она может развиться в эпидемию. Случится так, что мы не сможем с нею справиться. Что тогда? Умолчание может при-вести к тяжким последствиям. Вот об этом и следует помнить.
   Поспелов лихорадочно думал, как, не потеряв достоинство партий-ного руководителя, доказать, что беспокоить верхи преждевременно. В безмолвной тишине он спросил Блоцкого:
   - Скажите, Иосиф Абрамович, что из того, что мы сейчас наметили,
не соответствует положению дел? И второе: какая помощь от области нам нужна на данном этапе?
   - Решение принято правильное, - ответил главврач, - помощь облас-ти пока не нужна.
   - Вы сказали «пока», а в следующий час или день?
   - Я не знаю, что будет завтра, - неохотно проговорил Блоцкий.
   - Вот завтра и будем решать, а сегодня членов чрезвычайной ко-миссии, которую здесь назначили, прошу собраться в 14 часов, но уже  в горисполкоме.
                ***
   Несмотря на принятые меры, инфекция приобретала все признаки эпидемии. К 14 часам больных уже было 2400 человек, а к вечеру это-го же дня выявились очаги заболевания среди населения города и в санаториях для взрослых. Сообщив об этом Поспелову по телефону, Блоцкий добавил:
   - Я вижу, Владимир Николаевич, что принятых мер недостаточно. На очереди вопрос закрытия города, но это не наша прерогатива. Что будем делать?
   - Вы нашли источник инфекции?
   - Есть предположение, что он находится на молокозаводе. Сейчас идет повальная проверка санитарного состояния цехов и выпускае-мой продукции. Надеюсь, что уже сегодня будут результаты.
   - Завтра доложите, тогда и решим, что делать.
   Сказав это, Поспелов стремительно положил трубку - он не хотел слушать возражения.
   Утро следующего дня началось с заседания чрезвычайной комис-сии, но уже в горисполкоме. Число заболевших достигло четырех ты-сяч, появилась угроза холеры. Докладывая об этом, Блоцкий обра-тился непосредственно к Поспелову:
   - Владимир Николаевич, дальше тянуть с докладом некуда. Город явно не справляется с эпидемией. Необходима помощь области.
   - Что у них есть, чего нет у нас? - недовольно спросил тот.
   - Их возможности несоизмеримы с нашими, - заверил главный врач, - но и это не главное. Главное то, что наше молчание приобретает уже форму уголовного, а не административного нарушения.
   - Вот как! - вспылили Поспелов. - Звоните! Звоните во все колокола, но не забудьте при этом сказать, что главный врач санэпидемстанции проворонил дизентерию и теперь не может с нею справиться! А гор-ком партии во время не отреагировал на беспомощную работу этой мало уважаемой организации!
   В зале повисла гнетущая тишина. В это время дверь, что выходила в сторону президиума, приоткрылась. Поспелов гневно на нее взгля-нул. Голова секретарши приемной горисполкома сказала:
   - Извините, Владимир Николаевич, но вам звонят из обкома партии.
   На мгновение замер, но пересилил себя и направился к телефону. Трубка лежала на столе. Поднял ее и приложил к уху. Она обожгла хо-лодом.
   - Поспелов слушает.
   - Что у тебя стряслось? - спросила трубка голосом Юсина.
   - Владимир Кондратьевич, небольшая вспышка дизентерии. Забо-лело пятьсот человек, принимаем меры по локализации болезни.
   - Почему об этом я узнаю не от тебя, а от других людей? Почему на-гло врешь? Больных у тебя не пятьсот, а значительно больше! Сколько дней уже топчетесь там?!
   В голосе Юсина звучало презрение, оно вязало волю Поспелова, слова застревали в глотке.
   - Всего два дня, Владимир Кондратьевич, - проговорил, запинаясь, Поспелов.
   - Два дня! А я узнаю только сегодня! Учти, Поспелов, ты висишь на волоске! Случись, кто умрет - пойдешь под суд!
   Некоторое время Поспелов слышал сопение, а потом уже спокойно сказанное:
   - Жди гостей. Приедут врачи, кто-то из обкома профсоюза, ну и от нас. Не обойдется и без следователей прокуратуры. Тобой займусь лично.
   Поспелов некоторое время слушал гудки, потом рука с трубкой опустилась вдоль тела. Подошла секретарша:
   - Поговорили, Владимир Николаевич?
   Он молча отдал ей трубку и вернулся в зал. Сев на место, сказал:
   - Разговаривал с товарищем Юсиным. Обещал прислать помощь. Все свободны. Товарищ Блоцкий, останьтесь.
   Он сказал:
   - Получил нагоняй, теперь ваша очередь. Звоните отсюда. Сообщи-те, что заболевших пока 500 человек. Что таращите глаза?! Вы не ос-лышались! Впредь все цифры согласовывать со мной!
   - Зачем это вам? - спросил удивленно Блоцкий.
   - Не мне, городу это нужно! - зло ответил Поспелов. - Неужели вы думали, что я, запрещая информировать область, заботился о себе? Нет, я беспокоился о престиже города. Если мы растрезвоним на весь белый свет о случившемся, кто к нам поедет? Или вы хотите сорвать курортный сезон? Вы же знаете, что у страха глаза велики!
   - Знаю, Владимир Николаевич, знаю также, что страх не такое уж низкое чувство. Он оберегает человека от многих бед.
   - Речь идет не о естественном чувстве страха перед бедой, а о стра-хе, вызывающем панику, а еще хуже…
   Поспелов замолчал, что-то вспоминая, потом продолжил:
   - В 1961 году, в марте, я был в Киеве. Тогда на Куреневке произошел оползень. Погибли десяток-другой людей. Так об этом локальном случае «Голос Америки» так растрезвонил, что люди подумали, будто в Киеве начался конец света. Нам нужна такая слава?
   - Я как-то об этом не подумал, - смущаясь, сказал Блоцкий. - Так вы говорите, 500 человек? Но приедут специалисты из области и узнают, что больных значительно больше.
   - Чтобы этого не случилось, держите все цифры в своих руках. Пе-ред выдачей на сторону согласовывайте их со мной.
                ***
   Вечером в Лимановск въехал длинный кортеж легковых и специ-альных автомобилей с крестами и остановился у горисполкома. Сот-ни зевак удивленно рассматривали небывалое нашествие авто и лю-дей при галстуках. Никто еще не знал  о нависшей над городом беде, поэтому решили, что начались очередные учения по гражданской обороне.
   Как Поспелов и Блоцкий ни пытались представить обстановку в го-роде лучше, чем она есть, специалистов не проведешь. Уже к середи-не ночи они поняли, что без помощи Киева не обойтись. В столицу полетели телеграммы с просьбой помочь врачами, медикаментами, реактивами.
   Телефоны в горкоме и горисполкоме беспрерывно звонили. Дони-мали не только служебные запросы, но и частные - родственники от-дыхающих беспокоились об их здоровье. Случилось то, чего  Поспе-лов больше всего опасался - огласки. Теперь только и жди сообщения КГБ о том, что «Голос Америки» или какой другой голос пронюхал о случившемся и тогда тебе хана, товарищ исполняющий обязанности.
   Эпидемия продолжалась. Количество больных выросло до восьми тысяч, но и помощь городу расширялась. На путях товарной станции стояло два санитарных поезда, оснащенных новейшей аппаратурой и высококвалифицированными медицинскими работниками. В город-ских кабинетах заседали сотрудники министерства здравоохранения Украины, представители союзного управления курортами, следова-тели областной и республиканской прокуратур.
   На четвертый день после начала эпидемии приехали Деркачев и Москаль. Они активно взялись за решение множества вопросов, и По-спелов смог наконец  прийти домой и положить уставшую донельзя голову на родную подушку.
   На пятый день прекратилось увеличение числа больных, достигшее к тому времени пятнадцати тысяч. Начали разъезжаться главные специалисты и управленцы, дальше следовала рутина - выполнение оставленных ими  указаний и инструкций.   Деркачев добился того, что следователи прокуратуры информировали его о ходе разбира-тельств, заставил считаться со своим мнением при выработке реше-ний. Так ему удалось отвести обвинения от Блоцкого, но пришлось согласиться, что виноваты директор молокозавода и заведующая ла-боратории. По обвинению в халатности суд приговорил их к услов-ному заключению на два года каждого.
   При отъезде из города старший бригады следователей встретился  с Деркачевым. Он высказал мнение: не будь множества писем в ин-станции, служебная перспектива городских руководителей была бы плачевной. Они своевременно информировали руководство о недос-татке воды в городе, что и явилось причиной этого печального собы-тия.
                ***
   Когда  Деркачев и Поспелов ехали в одной машине в обком, первый спросил второго:
   - Скажите, Владимир Николаевич, вы из страха не сообщили в об-ласть о случившемся или вами двигали более высокие побуждения?
   - Хотя страх - не самый худший недостаток человека, - с некоторой обидой проговорил Поспелов, - но в таком экстремальном случае, Николай Сергеевич, личная судьба отходит на задний план. Я, как мог, защищал престиж города-курорта и конечно надеялся обойтись свои-ми силами.
   - Понятно. Вы не знаете, почему Блоцкий указал в справке общее число заболевших не пятнадцать тысяч, как было на самом деле, а десять?
   - Из политических соображений, Николай Сергеевич. Это я попросил его так написать.
   - Какая разница - десять или пятнадцать?
   - Не скажите. Где вы видели, чтобы кто-то давал действительные сведения о своих потерях? Помните, какую цифру потерь в Отечест-венной войне называл товарищ Сталин? Правильно - семь миллио-нов. Помните цифру Хрущева?
   - Как не помнить, все двадцать! Что ж, Владимир Николаевич, я по-нял вашу логику: если есть возможность приуменьшить свои потери - не упусти ее. Да, учителя у нас с вами был хорошие.
   На бюро обкома оба секретаря получили серьезную выволочку, но роль спасительной соломинки сыграла справка прокуратуры, где указывалось, что руководители города неоднократно сигнализирова-ли о неудовлетворительном состоянии коммунального хозяйства, причем сами делали все возможное, чтобы поддержать его в рабочем состоянии. Своевременная помощь не была оказана, что и привело к плачевному результату. И Деркачев, и Поспелов получили по строго-му выговору с занесением в учетную карточку.
   Во время обсуждения упоминали и факт фальсификации данных. Юсин вспомнил о пятистах заболевших, тогда как их к тому времени было уже более двух тысяч. Но самое интересное, что в постановле-нии о взыскании была указана заведомо фальсифицированная циф-ра - десять тысяч. Что ж, и в обкоме не забыта сталинская наука.
                ***
   Эпидемия дизентерии в Лимановске дала понять киевским властям, что игнорировать и дальше нужды города-курорта чревато серьез-ными последствиями. Снова закружилась карусель из бумаг. В сто-лицу полетели деловые предложения по развитию города, и вскоре было принято Постановление Совмина УССР «О мерах по дальней-шему улучшению коммунального, торгово-бытового и медицинского обслуживания населения и отдыхающих в городе Лимановске» а за-тем принято решение о создании треста «Лимановскстрой». Стоит вспомнить поговорку о счастье, которому несчастье помогло.
   Деркачев полностью доверился Поспелову, и тот, как океанский ко-рабль ракушками, оброс новыми обязанностями. Его строительные амбиции получили полное удовлетворение: город начал превращать-ся в большую строительную площадку.

                ГЛАВА Х
                УРОК ПОЛИТГРАМОТЫ
   В следующем году Деркачев, помня о предыдущих событиях, уехал в отпуск не в августе, а в сентябре. В начале октября вернулся и тут же был вызван в обком. Отправился туда без чувства тревоги. Дела в городе шли нормально. Постановление Совмина выполнялось ус-пешно. Здесь хорошо помогли киевские связи Москаля. Партийная организация города перешла во вторую категорию, что позволило от-крыть новые отделы, а сотрудники получили повышение окладов. Ехал, радуясь, а вернулся угрюмым и молчаливым. Это сразу заме-тили и по кабинетам пошли пересуды. К вечеру они дошли и до По-спелова.
   Пользуясь правом появления в кабинете первого секретаря без вы-зова, направился к нему. Постучал и вошел. Кабинет освещался толь-ко настольной лампой. Деркачева за столом не было, он стоял у окна и, отодвинув штору, всматривался в темноту. Не поворачивая голо-вы, сказал:
   - Подойдите сюда, Владимир Николаевич, и посмотрите на этот чу-десный домик.
   Поспелов подошел и увидел то, что и должен был увидеть: метрах в пятидесяти от здания горкома высился двухэтажный дом. По бокам башенки с зубчатыми парапетами, стрельчатые окна.
   - Часто любуюсь на него, чем не средневековый замок?! - восхи-щенно произнес Деркачев. - При тусклом свете фонарей он вообще становится архитектурным персонажем из романов Вальтера Скотта. Так и кажется, что вон с тех лесенок спустится во двор сам Айвенго!
   Он прервал свой панегирик и посмотрел в лицо Поспелову.
   - Владимир Николаевич, вы любили читать Вальтера Скотта?
   Тот пожал плечами.
   - Читать, читал, но, чтобы любить…. В детстве у меня было другое чтиво. Военная служба отца занесла нас в Охотск. Там я на всю жизнь полюбил Север. Амундсен, Седов, Шмидт, Папанин. А любимая книга - «Два капитана». Я ее еще в журнале «Костер» начал читать.
   - Что ж, прекрасное чтиво, как вы изволили выразиться, да и герои не выдуманные. А кем был ваш отец в Охотске?
   - Комендантом пограничной морской комендатуры. Я там пошел в первый класс, там же научился хорошо ходить на лыжах. Мы с отцом каждый вечер перед сном делали пробежки за город. Помнятся белые сумерки, скрипящий под лыжами снег, а мы, будто белые медведи, одни во всей округе.
   - А мне не суждено было побывать в такой экзотической обстанов-ке, видимо, поэтому больше по душе выдуманные рыцарские рома-ны. Этот домик, как мне кажется, не только возвращает в детство, но и снимает стресс. Только жаль…
   Он неожиданно прервал себя, но, встретившись с вопрошающим  взглядом Поспелова, продолжил:
   - Жаль только, что скоро с ним придется расстаться.
   Поспелов почувствовал, как у него окаменели ноги, голос дрогнул:
   - Это вы на что намекаете, Николай Сергеевич?
   - Какие там намуки - пошутил Деркачев, - разве я не ясно выразил-ся?
   - Вас переводят?
   - Переводят. И куда бы вы думали?
   - Куда?
   - Управляющим Облконсервтрестом.
   - Так это же…
   - Вы правы, милейший Владимир Николаевич, но обстоятельства, порою, бывают сильнее нас. Приходится подчиняться.
   - И откуда взялись эти обстоятельства? У нас будто все в порядке.
   - Вы обо всем узнаете, Владимир Николаевич, но не здесь. Пойдем-те, если не возражаете, в одно спокойное место, там и поговорим. Со-бирайтесь. Через минуту выход.
   - У меня в сейфе есть бутылочка коньяку. Взять?
   - Не требуется.
                ***
   Они миновали тот дом, которым только что любовались. Редкие прохожие не обращали внимания на двух рослых мужчин, которые уверенным шагом шли в сторону городского театра. Затем они свер-нули в переулок и остановились у калитки, встроенной в высокий ка-менный забор. Деркачев, открыв замок, распахнул калитку.
   - Проходите.
   На дорожку, прикрытую с двух сторон кустами сирени, свет улич-ных фонарей не попадал, поэтому не видно было, куда она ведет. Деркачев остановился у низкого крыльца сумрачного одноэтажного дома.
   - Вот мы у цели, - сказал он, открывая ключом замок.
   Вошли в здание, щелчок  выключателя - и тусклая лампочка осве-тила длинный коридор. По бокам две двери, впереди еще одна. К ней и привел Деркачев. Комнату осветила люстра. Единственное окно за-вешено плотной шторой. У противоположной стены простенький сер-вант, рядом холодильник, тумбочка, на ней телефон.
   - Присаживайтесь, - пригласил Деркачев, показывая на стул у стола, покрытого льняной скатертью. Сам он подошел к серванту и зазвенел посудой.
   Поспелов взял книгу, лежавшую на столе. Она была на немецком языке. Прочел на обложке «L. Feihwanher. Judin fon Toledo. Berlin. 1956»
   - Иудей из Толедо, - произнес он вслух. - Что-то я не помню такого романа у Фейхтвангера.
   - Позвольте вас поправить, - сказал Деркачев, не оборачиваясь. - Правильно будет «Иудейка из Толедо». У нас этот роман издан под названием «Испанская баллада», поэтому вы и не узнали его.
   - Кто же тут читает по-немецки?
   - Ваш покорный слуга, - ответил Деркачев, выкладывая на стол вил-ки, - Что вы так удивленно на меня посмотрели?
   - Я не знал, что вы владеете немецким.
   - И английским тоже, - улыбаясь растерянности Поспелова, ответил Деркачев.
   - Тогда почему в вашей анкете указано: «читаю со словарем»?
   Теперь пришло время удивляться хозяину.
   - Вы рылись в моем личном деле?
   - Просматривал, - без тени смущения ответил Поспелов, - доведись вам держать в руках личное дело Юсина, вы, наверное, не преминули бы его полистать?
   Деркачев скептически улыбнулся.
   - Что вам сказать на это? Возможно, от скуки и посмотрел бы, но не из любопытства. Я предпочитаю судить о человеке по его делам, а не по тому, как он изволит нам доложить о себе. На этот счет еще Уиль-ям Теккерей красиво выразился. Он сказал: «Я сомневаюсь во всех автобиографиях, какие когда-либо читал, разве только за исключени-ем автобиографии мистера Робинзона Крузо».
   - Разве мы не обязаны писать правду в автобиографиях и анкетах?
   - Обязаны, - согласился Деркачев, выставляя на стол бутылки с ви-ном и коньяком, - но иногда обстоятельства велят писать не всю правду. Мой случай из этого ряда.
   - Не знал, - сообщил Поспелов и, будто о чем-то вспомнил, спросил: - И эта комната в таком таинственном доме принадлежит вам?
   - К сожалению, не мне, а одному моему другу. Он сейчас в длитель-ной командировке. Кстати, все, что на столе, за исключением книги, из его запасов.
   - И все же непонятно, зачем скрывать знание языков?
   Деркачев некоторое время думал, а потом спросил:
   - Вы уже давно работаете в партийных органах, скажите, вам часто встречались штатные работники, знающие в совершенстве какой-либо иностранный язык? Нет? Вот видите. Поэтому и пишут в анкетах честно ту фразу, которую вы изволили вспомнить. Ну, а мне, чья должность требует знание только русского языка, позволительно не указывать избыточные анкетные данные.
   - Вы меня не убедили, Николай Сергеевич, сразу вы сказали, что вынуждены были так поступить, а теперь выдаете это как самодея-тельность.
   - Мне нравится ваша настойчивость, Владимир Николаевич, - улыб-нулся Деркачев, садясь за стол, - вы четко уловили виляния в моих ответах. Что ж, буду откровенен. Вы, конечно, понимаете, что недос-таточное рвение граждан нашей страны овладеть иностранным язы-ком не оттого, что они тупые, а потому, что в этих знаниях нет по-требности. Наша страна  хорошо изолирована от внешнего мира. Язы-ками владеют единицы, которым это положено по службе.
   - Вы работали в МИДе?
   - Если бы работал в этой уважаемой организации, то написал бы об этом в анкете, но, если помните, этого там нет. Давайте прервемся на некоторое время и уделим внимание прекрасному армянскому конья-ку.
   Деркачев плеснул на донышки рюмок, но, увидев удивление на ли-це гостя, долил ему до половины. Сдвинули рюмки и без тоста выпи-ли.
   - Извините, но лимона нет, - сказал Деркачев, нанизывая на вилку ветчину.
   - Шут с ним, - ответил Поспелов, - а вот хлеба…
   - И хлеба нет. Ведь я не знал, что буду сегодня пить с истинно рус-ским человеком, который когда выпьет - занюхивает корочкой хлеба. Шучу.
   - Понимаю, - улыбнулся в ответ Поспелов. - Так на чем мы остано-вились?
   - Да, вернемся к прерванному разговору, - сказал Деркачев - Вспом-ним историю. Первое советское правительство, возглавляемое Вла-димиром Ильичом, было самым образованным среди всех прави-тельств мира. В нем только нарком по делам национальностей не был высокообразованным и не владел иностранными языками. Че-рез каких-нибудь десять лет этот человек, так и не познавший ни од-ного иностранного языка, стал главой государства. Затем вспомните тридцатые годы, когда знание иностранного языка было одним из признаков шпиона. Таким образом, владение чужеземным языком стало не только лишним, но и опасным. Ушли те страшные времена, но память осталась, а с ней изоляция страны от внешнего мира. Вот, кстати, вспомнился случай, произошедший уже после смерти кори-фея. В штабе одной из воинских частей работал писарем солдат срочной службы. Через какое-то время становится известно, что этот юноша знает несколько иностранных языков. Особняк всполошился, доложил куда следует. Там схватились за голову: в таком возрасте, с заявленным средним образованием может знать иностранные языки только тот, кто прошел специальное обучение! Парня убрали из шта-ба и стали гадать, чьей разведке он служит. Было бы подобное во времена Ежова-Берии - посадили бы за милую душу и, поверьте, вы-били бы нужное признание, а так копаются в его подноготной, и все напрасно. Появляется предположение, что он никакой не шпион, а просто талантливый человек. Чтобы проверить это предположение, через врача санчасти подсовывают ему старинный индийско-тибетский учебник по акупунктуре с просьбой сделать подстрочный перевод на русский язык. Парень, конечно, не знал этого языка, но, не выходя из части, делает эту работу за месяц. Как ему удалось такое, органы не интересовало, им достаточно было знать, что смеси этих языков, за ненадобностью, ни одна разведка не учит. Когда доложили результаты по команде, там распорядились использовать его спо-собности в криптографии.
   - И получилось?
   - Кто знает? Эта служба - самая закрытая во всех разведках мира. Порою и жена не знает, чем в действительности занимается ее муж на работе.
   - Это интересно, - сказал Поспелов, - но вы обещали рассказать о причине нашего скорого расставания.
   - Расскажу, но давайте сначала выпьем.
   На этот раз Деркачев наполнил обе рюмки по самый ободок.
   - Вспомнилось, - сказал он, показывая на рюмки, - как выпивали в одной честной компании. Мне, как сейчас, пришлось разливать. Плес-нул и слышу: «Никогда не думал, Николай Сергеевич, что у вас так плохо со зрением». Я удивился. Мне объяснили, что у посуды есть край, вот на него и следует ориентироваться при разливе спиртного.
   - У меня такое чувство, Николай Сергеевич, что вы почему-то оття-гиваете свое сообщение.
   - Вам показалось, - ответил Деркачев и, поднимая рюмку, сказал: - Выпьем за то, благодаря чему мы, несмотря ни на что, остаемся людьми.
   Поспелов так и не понял, за что он пьет, но, решив, что Николай Сергеевич умничает не от хорошей жизни, промолчал. Деркачев же, выпив, не стал закусывать.
   - Как вы знаете, - сказал он, - я в этом году отдыхал в Трускавце. По-началу все было спокойно, но тут в санатории появилась весьма раз-вязная компания. Те три молодых человека были с большими день-гами, что сразу притянуло к ним многих женщин. По моим наблюде-ниям, их влиянию не поддалась только одна девушка. Как они ее ни обхаживали, не сдавалась. Но с помощью одной шлюшки им удалось заманить эту девушку в свой номер и изнасиловать. Юнцы разнесли слух о своей победе, что вынудило девчонку тут же уехать.
   - И вам захотелось кому-то из них набить морду, - предположил По-спелов.
   - Представьте себе, так и было. Но не кому-нибудь, а адресно - са-мому младшему из них. Он выделялся неуемной наглостью. К тому времени мы уже, увидев друг друга, не могли не оскалить зубы. Он и в бильярдной пытался установить свои порядки. Я видел, что он пе-реоценивает свои бильярдные способности, поэтому отказывался «сгонять» с ним партию. Дело дошло до того, что меня стали угова-ривать другие. Я согласился и за всю партию дал ему забить только один шар. Перемежая мат с угрозами, он стал требовать сыграть с ним еще две партии. Я отказывался, но когда ко мне подступили все трое, понял, что возможна, как минимум, потасовка. Чтобы избежать этого, согласился играть. Провел два шара, собираюсь сделать тре-тий удар, как вижу, он стоит по другую сторону стола. Меня будто кто-то подтолкнул под локоть. Я несколько изменил положение, и его до-вольная рожа попала в створ с кием. Он радовался тому, что из такой позиции мне не удастся загнать шар в лузу. Со всей злостью я ткнул кием шар, он взмыл над столом и влепился в лоб этому подонку. Он свалился. Все бросились к нему, а я, поставив кий в стойку, спокойно вышел.
   Юнца увезли. Через пару дней меня вызвали в кабинет главного врача. Там ждали двое из киевской прокуратуры. Они познакомили меня с заключением врачей - сотрясение мозга. Отвечая на вопрос, я сказал им, что был очень раздосадован поведением молодого чело-века и излишне сильно ударил по шару, и сам не могу понять, как он мог так высоко взлететь.
   Уже сейчас, в обкоме, я узнал, что в Киеве намерены возбудить про-тив меня уголовное дело. Юнец оказался любимым чадом ответст-венного работника ЦК. Юсин напомнил о висящем на мне строгом вы-говоре. Я и без него понимал, что в партийной иерархии взысканий - это потолок. Он дал мне возможность выбора между уголовной от-ветственностью и добровольным уходом из партийной номенклату-ры, но с сохранением партийного билета. Я выбрал второе. Хватит - поцарствовал, теперь буду управлять.
   - Печальная история, - искренне сказал Поспелов и в свою очередь опустошил налитую рюмку, после чего спросил:
   - Не пойму, Николай Сергеевич, с какой стати они пытались пришить вам уголовщину, если это чисто несчастный случай?
   - Вот за что уважаю партийных работников, - сказал Деркачев, - так за то, что они, даже изрядно выпивши, не теряют способности здраво мыслить!
   - Ну а все же?
   - «А все же», как я понял, в Киеве смогли докопаться до самой сути этого события. Видимо, ознакомились с моим, а не Робинзона Крузо, личным делом, поговорили со специалистами и узнали, что при соот-ветствующем обучении бильярдным шаром можно попасть не только в лоб, но и десятикопеечную монету. Приложили соответствующие справки.
   - Выходит, они доказали, что это не случайность?
   - При желании могли бы доказать. Да, что мы все обо мне! Юсин спросил о вас, и я сказал, что вы вполне способны стать первой скрипкой в городском партийном оркестре. Я не ошибся?
   - Думаю, что нет, - согласился Поспелов.
   - Вот и хорошо. Люблю нашу систему, которая не оставляет в беде своих верных служак. Если не возражаете, выпьем за это!
   Поспелов возражал. Сделав протестующий жест рукой, он сказал:
   - Согласитесь…
   - Не знаю с чем, но соглашаюсь, - перебил его Деркачев, - но согла-ситесь и вы, что лучше быть управляющим областным трестом, чем бесправным арестантом за Полярным кругом. Уж будьте уверены, выпусти меня обком из сферы своего влияния, на меня эти псы с удовольствием бы набросились.
   - Вы кого имеете в виду?
   - Кого еще, если не папу того молодого негодяя и иже с ними. По то-му, как они сумели разобраться в этом деле, я понял, что в их рядах есть весьма компетентные и влиятельные люди. Теперь вы согласны со мной, что партия, не в пример тому, что было раньше, сейчас не отдает на съедение своих сынов?
   - Согласен, но не в связи с вашим случаем. Вспомнил о бытующем в народе термине «Непотопляемый». Чиновник творит гадости, а его только тем и наказывают, что пересаживают из кресла в кресло. Раз-ве это не признак недовольства именно тем, что мы сейчас восхваля-ем?
   - Недовольство? Возможно. Вспомните, как лошадь, закусив удила, зло косится на ездока. Но, если поводья в крепких руках, это не страшно - она все равно идет в указанном ей направлении. И вообще, болтовня о тоталитаризме в нашей стране выеденного яйца не стоит. Поверьте мне, пребывавшему многие лета за кордоном, что их демо-кратия не так привлекательна, как ее рисуют. Вот один пример. До-пустим, некто обижен. Чтобы наказать обидчика, ему необходимо об-ратиться в суд. Платит немалую пошлину и ждет. Вы знаете, судебная система и там нетороплива. Тем временем богатый обидчик нанимает адвоката и с его помощью полностью оправдывается. А как у нас. Этот некто обращается в горком или в горисполком и совершенно бесплатно в предусмотренные законом сроки с его делом нелицепри-ятно разбираются.
   Несколько подумав, Деркачев продолжал:
   - Хотя и у нас проколы случаются. Вспомните Новочеркасск.
   - Лучше не вспоминать, - ответил Поспелов, - идиотизм Никиты здо-рово подпортил престиж нашей страны.
   - Еще как! На Западе за животики хватались, когда услышали его обещание экономически обогнать Соединенные штаты. По нашим официальным данным, мы отстаем от Штатов по производительно-сти труда в два-три раза, а на самом деле в четыре-пять раз. Да и ко-му не известно, что все наши экономические достижения находятся в плоскости создания вооружений. На остальное, как всегда, не хватает денег. Ну, кто всерьез примет такого руководителя? И вообще наша пропаганда бьет все рекорды тупости. Слыхали, конечно, лозунг: «СССР - самая богатая хлопком страна»? Кто бы возражал? Но ос-мотритесь. У нас магазины забиты изделиями из хлопка? Люди не ис-пытывают в них недостатка? Так кого может радовать такой рекорд? Вот как за рубежом проиллюстрировали этот парадокс. Публикуют фото. На первом плане бунт хлопка, а рядом узбек с вилами в руках. На нем разодранная белая майка. А внизу подпись: «СССР - богатая хлопком страна». Другой пример. Публикуют наш самый выспренний лозунг: «КПСС - ум, честь и совесть нашей эпохи». Его сопровождают списком проворовавшихся членов ЦК, самый свежий из них - Меду-нов. Жизнь уже в который раз доказывает, что обожествлять ни пар-тии, ни массы не следует. Святость, если так можно сказать, - штуч-ный товар. Ею удостаиваются единицы.
   Вспомните, как до войны мы восхваляли коммунистическую партию Германии. Так там немногие выдержали испытание фашизмом. Уже вскоре после прихода Гитлера к власти, из коммунистов было сфор-мировано несколько батальонов СА. Их и фашисты презирали, назы-вая «бифштексами». Это в том смысле, что снаружи коричневые, а внутри красные. Мы еще не знаем, что у нас произойдет, если пошат-нется Советская власть.
   - Разве такое возможно? - удивился Поспелов.
   - Нет, конечно, но чем черт не шутит. При таком жестком противо-стоянии между Западом и Востоком ничего нельзя исключать.
   Деркачев заметил, что Поспелов, услышав эти слова, перестал есть. Усмехнувшись, спросил:
   - Что, Владимир Николаевич, непривычно такое слушать? Не удив-ляюсь. Вы, как и миллионы советских граждан, слушаете, читаете, видите на экранах только то, что работники политпросвета вам пре-подносят. Противоречащее их установкам с порога отвергается как вражеские домыслы. Это о средних веках могут быть два разных мнения. Для одного это мракобесие инквизиции и дикие крестовые походы, для другого - торжество духа над плотью и неистовое стрем-ление к святыням. И ничего. Тогда как наша система не терпит двой-ного толкования ее капитальных основ. Вспомните Троцкого или Бу-харина. И в этом, как мне кажется, ее слабость. Стоит где-то проды-рявиться пресловутой занавеси, отделяющей нашу страну от Запада, как сюда хлынут потоки другого мнения о нашей системе. Это приве-дет к брожению умов. Что последует – догадайтесь сами.
   Заметив, как опечалилось лицо собеседника, Деркачев спохватился:
   - Чуть не забыл. Вы, наверное, помните того страдальца-грузина, что воевал против Вьюгина?
   - Что в Приморске рыбинспектором был? Кикнадзе?
   - Вы и фамилию помните. Так вот, приезжаю в обком, Юсин куда-то срочно выехал, и у меня образовалось окно. Зашел к Вьюгину, поин-тересовался Кикнадзе. С ним все в порядке, но Вьюгин рассказал не-которые подробности их отношений. Помните, как Кикнадзе конфи-сковал у него рыбу? Вы думаете, он поспешил сдать ее в торгующие организации, как это предписано законом? Увы, наш правдолюбец использовал ее для собственных нужд.
   - Ну, это в порядке вещей, - заметил Поспелов.
   - К сожалению, вы правы, - согласился Деркачев, - но эта банальная история имела весьма необычное продолжение. Здесь важна такая деталь: Кикнадзе и Вьюгин жили в одном доме, даже больше, двери их квартир выходили на одну лестничную площадку. Сам же Вьюгин проживал в коммунальной квартире. Две комнаты занимала его се-мья, а сосед его - одну. Кухня, туалет, ванная комната, понятно, об-щие. В тот злосчастный день пришел Вьюгин домой не в лучшем на-строении. Пропали денежки, уплаченные за рыбу, еще и штраф при-дется платить.
  Деркачев, прервав рассказ, сказал:
   - Я заметил, Владимир Николаевич, что вы улыбнулись, когда я об-молвился о тех трех рублях. Признаться, и я позволил себе улыб-нуться, посчитав это шуткой с его стороны. Вьюгин пояснил, что ме-сячный оклад у него в то время был девяносто рублей. Согласитесь, что при отсутствии премий и других побочных доходов, при семье в четыре человека три рубля - весьма существенная потеря.
   - Да, низко ценится у нас инженерный труд, - заметил Поспелов.
   - Ничтожно низко, - добавил Деркачев, - особенно в местной про-мышленности, которая, по идее, призвана насыщать рынок товарами первой необходимости. Не поэтому ли у нас, за что ни возьмись, вез-де дефицит, а что лежит на полках магазинов, то ужасного качества? Ну да ладно. Слушайте, что было дальше. Лежит наш герой на диване, заложив руки за голову, жена притихла. Вдруг до него донесся запах жареной рыбы. Догадался - это Кикнадзе упивается украденной у него камбалой. Хватает байковое одеяло и завешивает им входную дверь, чтобы меньше тянуло с площадки. Но чувствует, что запах становится все крепче. Одеяло упало? Нет, висит. И тут понял, что рыбный аро-мат идет с его же кухни! Вошел и остолбенел: соседка жарила камба-лу! Увидев его, она с невинной улыбкой спросила: «Правда, Виктор Викторович, хорошо проживать рядом с рыбинспектором. Глядишь, и рыбкой поделится».
   Бормоча ругательства, выскочил Вьюгин из кухни. Жена, видя, в ка-ком он состоянии, вышла в другую комнату, чтобы не нарваться на грубость. Через некоторое время услышала какой-то стук. Заглянула и увидела, что муж что-то лихорадочно толчет на столе. Чуть погодя, он сказал ей: «Иди в туалет и сиди там до той поры, пока я не сменю тебя. Постучу три раза, выскакивай», «Зачем это, Витя?» - «Так надо». А толок Вьюгин пурген. Затем изловчился и посыпал им самые аппе-титные кусочки жареной рыбы. Итак, туалет занят, а соседи топчутся возле него, торопят. Вьюгин выбрал момент и занял место жены. До-сидел до той поры, пока по квартире не разнеслись не совсем прият-ные запахи. Только тогда он вышел из туалета. Соседка, оттолкнув мужа, влетела на освободившееся место.
   Вьюгина спросила мужа: «Что случилось, Витя, зачем нам эти ми-азмы?» - «Послушай, что я тебе сейчас расскажу, и они покажутся те-бе, как мне сейчас, французскими духами», - ответил Вьюгин. Но меня тут вызвали к первому, и я так и не узнал, чем все это закончилось. Сами понимаете, что после разговора с Юсиным, мне было не до Вьюгина.
   - Понимаю, - сказал с улыбкой Поспелов, - но, как мне кажется, что Кикнадзе, что Вьюгин - оба хороши, вернее, противны.
   - Вы улыбнулись, и это хорошо, - заметил Деркачев. - Теперь самое время выпить на посошок и разойтись.
   Выпили. Поспелов встал, голова слегка закружилась, он облокотил-ся о спинку стула. Это заметил Деркачев.
   - Одну минутку, Владимир Николаевич, - сказал он, - я вызову ма-шину.
   - Уже два часа ночи, неудобно.
   - Я вызову не нашего водителя.
   Деркачев подошел к телефону. Поднял трубку и сказал:
   - Вышлите машину. Прямо сейчас.
   Деркачев не набирал номер - связь была прямая.
   - Кому вы звонили? - спросил Поспелов.
   - Не беспокойтесь, не в медвытрезвитель.
   - Я бы мог и своим ходом дойти.
   - Не сомневаюсь, но если есть возможность, то в таком состоянии лучше этого не делать. Пойдемте, я по дороге расскажу вам одну по-учительную историю.
   Они вышли в коридор и направились к выходу.
   - Вы не уедете? - спросил Поспелов.
   - Переночую здесь. Так вот обещанная история. Все произошло в славном шахтерском городе Донецке. Областной прокурор был не в ладах с областным начальником милиции. В обкоме партии об этом знали, но не вмешивались. Они считали, что будет хуже, если снюха-ются. Только областной милиционер по фамилии Луцук был мстите-лен не меньше, чем наш Кикнадзе. Он знал привычку прокурора по воскресеньям за обедом выпивать 150 граммов и есть украинский борщ, затолченный старым салом. Выпив и поев как обычно, проку-рор прямо в спортивном костюме вышел в соседний парк и, сев на солнышке, принялся просматривать газеты. Подходят два милицио-нера: «Ваши документы», «Идите, ребята, не мешайте», - отвечает прокурор. «Покажи документы, а потом можешь читать свою брехню». Прокурор чувствует, что милиционеры преднамеренно хамят, но что он может? Документов у него нет. Он называет свою фамилию и должность. «А нам до лампочки, - отвечают милиционеры, - нет доку-ментов, пошли с нами». «Как вы смеете!» - воскликнул прокурор, вскакивая со скамейки. Милиции это и нужно было. Его хватают под руки и волокут к машине, которая случилась где-то рядом. Привезли в вытрезвитель, составили акт. Задержанный в пьяном виде приставал к женщинам, а при задержании оказал милиции сопротивление. Отку-да ни возьмись, появились двое гражданских лиц, которые засвиде-тельствовали ложь как сущую правду. Луцук доложил об «улове» в обком. Как прокурор ни доказывал, что был слегка выпившим и нико-го не трогал, милиция победила. Как говорят англичане: «Catch as catch can», что по-русски звучит так: «Кто взял, тот и прав». Сняли прокурора с должности, а Луцук ему: «Говорил тебе, дураку, не свя-зывайся с милицией». Так что выпившему на улице лучше не показы-ваться, луцуков везде хватает.
   Они вышли за калитку. Рядом стоял «Москвич-412» с горящими подфарниками. Придержав Поспелова за локоть, Деркачев сказал ему приглушенным голосом:
   - Я не был бы так болтлив, если бы не уходил. Мне захотелось на-последок пооткровенничать с вами.
   Он махнул шоферу рукой, тот поспешно выскочил из машины и от-крыл заднюю дверь.


























                ЧАСТЬ  ВТОРАЯ



                ПОСПЕЛОВ И ДРУГИЕ














                ГЛАВА I
                НАЗНАЧЕНИЯ

   В январе 1967 года состоялся пленум горкома партии, на котором Деркачев был освобожден от занимаемой должности. Здесь же было объявлено, что выборы нового первого секретаря состоятся на бли-жайшей отчетно-выборной партийной конференции. Многие члены горкома сочувствовали Поспелову, считая, что ему по-прежнему уго-товано быть на вторых ролях. Их предположения исходили из того, что будь иначе, не тянули бы с назначением.
   Поспелов же спокойно реагировал на сочувственные реплики - он знал, что маховик назначения его первым секретарем закручен. Его уже вызывали в обком, и он благополучно прошел собеседования. Так назывался процесс, когда без стеснения спрашивают о самых со-кровенных деталях твоей жизни, проверяют политическую подготов-ку, интересуются родственниками и друзьями. В конце концов, ему сказали: «Езжайте домой, понадобитесь, вызовем».
   И вот звонок из Долгополя. Приказано ехать в Киев в ЦК КПУ на со-беседование. Дрогнуло сердце - началось.
   Бориспольский аэропорт встретил его спокойно падающим снеж-ком. В воздухе стоял густой запах керосиновой гари. Поспелов сел четвертым в такси и поехал в город. Место в гостинице было забро-нировано, поэтому проблем с размещением не было. Номер на одно-го. Дешевые обои и офорты с изображением киевских достопримеча-тельностей. Спустился в ресторан и поужинал без спиртного.
   В назначенное время он у здания ЦК. Над куполом в безветрии по-висло красное знамя. До назначенного срока у него было десять ми-нут. Решил половину из этого времени потратить на то, о чем под пыткой бы не рассказал. Он засек время и стал ждать. Загадал: если в течение пяти минут дунет ветер и знамя затрепещет, то все пройдет благополучно. Ветер не подул. Ругая себя за дурацкую выходку, про-шел между голубыми колоннами и очутился в вестибюле. Ему выпи-сали пропуск и направили в кабинет инструктора организационного отдела. Постоял мгновение у нужной двери и решительно шагнул за порог.
   Из-за стола вышел приветливый молодой человек. Взгляд его как бы обволакивал посетителя. Безукоризненно сшитый синий пиджак, застегнутый на одну пуговицу, четко вырисовывал атлетический торс его хозяина.
   - Здравствуйте, Владимир Николаевич, как доехали, как устрои-лись? - спросил он, крепко пожимая ладонь Поспелова, - проходите, присаживайтесь. Моя фамилия Дьяков.
   - Да, я прочел табличку на вашей двери, Владилен Алексеевич.
   - Ну и прекрасно. Теперь к делу. Долгопольский обком партии реко-мендует вас на должность первого секретаря Лимановской городской парторганизации. У вас нет возражений? Ну и хорошо. Теперь расска-жите о себе.
   - В каком смысле?
   - В самом прямом. Рассказывайте о себе, о своей семье, о том, как проводите свободное время. Подробнее о том, что обычно не упоми-нается в автобиографиях.
   Поспелову было понятно, что Дьякову интересен не сам рассказ, а то, как рассказчик строит предложения, как владеет словом. Так про-верят его мыслительные способности, владение русской речью. Это и понятно, сейчас не то время, чтобы у руководства городской парт-организацией стоял косноязычный человек. Сейчас на одних лозун-гах далеко не уедешь, да и шашкой махать не принято. Сознавая это, Поспелов строил фразы с использованием причастных оборотов, старался включать в них не вульгаризмы, а свежие выражения. При этом не забывал использовать обычные, проверенные жизнью фра-зеологизмы. Вот как, например, он рассказал о первых шагах горкома партии по организации треста «Лимановскстрой»:
   - Горком партии понимал, что от того, кто станет управляющим тре-стом, во многом будет зависеть его успешная работа. Этот человек, в первую очередь, должен быть проводником наших коммунистических идей, а потом уже опытным специалистом.
   На этом месте Дьяков позволил себе прервать его. Он сказал:
   - Прошу вас, Владимир Николаевич, обходиться без громких слов. Мы не хуже вас понимаем значение лозунгов, но только с трибуны. И другое. Время разброда и шатаний в партии кануло в Лету, она моно-литна как никогда, поэтому политическая благонадежность, оставаясь превалирующей при подборе руководящих кадров, только подразу-мевается, тогда как деловые качества выдвигаются на первое место. Образ политически подкованной кухарки, готовой управлять государ-ством, давно сдан в архив.
   Когда Поспелов перешел к рассказу о своем увлечении рыбалкой, Дьяков оживился. Задав несколько наивных вопросов, сказал:
   - Не имел счастья рыбачить на море. Это, должно быть, интересное занятие?
   - Бесподобное, - заверил Поспелов, - если вам доведется побывать в Лимановске, то обещаю хорошую рыбалку.
   - Я не уверен, что смогу воспользоваться вашей любезностью, - как-то смущенно сказал Дьяков.
   Это заявление удивило Поспелова. Неужели работники ЦК не воль-ны выбирать места своего отдыха? Нет, скорее всего, отдых в таком курортном захолустье, как Лимановск, претит этим людям. Он сказал:
   - Смотрите сами, но у нас порою отдыхают вполне приличные люди и, как я знаю, не разочаровываются. Горами и кипарисами похвастать не можем, но море у нас не хуже, а пляж вообще вне конкуренции.
   - Вы меня не совсем правильно поняли, Владимир Николаевич, - прервал его Дьяков, - но не будем об этом. Если приеду, тогда и пого-ворим.
   Закрутилась карусель утверждения, и вот Поспелов в кабинете вто-рого секретаря ЦК КПУ. Полусумрак полностью соответствует серому киевскому утру. Зажечь бы свет, но хозяин кабинета этого не делает. Он энергично перелистывает папку, чуть не рвет листы, вглядывает-ся в резолюции. Захлопнув, вышел из-за стола и, протягивая руку для пожатия, сказал:
   - Поздравляю вас, товарищ Поспелов. ЦК компартии Украины под-держивает мнение Долгопольского обкома партии и дает согласие на выдвижение вашей кандидатуры на должность первого секретаря Лимановского горкома партии.
   Поспелов энергично тряхнул крепкую руку и, не чувствуя под собой ног, вышел из кабинета. Прежде чем покинуть здание, решил зайти к Дьякову, чтобы попрощаться и напомнить, что в Лимановске его ждет шикарная рыбалка. Уже на площади, обернулся на знамя. Оно по-прежнему уныло свисало в безветрии. Вот и ждал бы. Всякие загады-вания, подумал он, - глупость несусветная и пустая трата времени.
                ***
   В аэропорту Долгополя Поспелова ждала его машина, черная «Вол-га». Поздоровавшись с шофером Виталием за руку, спросил:
   - Как там, всё на месте?
   - Так точно, Владимир Николаевич, - бодро ответил водитель, - море не вышло из берегов.
   - Я так и думал, - поддержал шутку Поспелов.
   Виталий отметил для себя, что шеф вернулся в хорошем настрое-нии, значит, еще поработаем.
   В обкоме уже знали о решении ЦК и тут же назначили срок проведе-ния партийной конференции.
   Въезжая в свой город уже почти первым секретарем, Поспелов взи-рал на давно примелькавшиеся обшарпанные фасады зданий с ка-ким-то новым чувством, в котором превалировала досада. Вспом-нился его первый въезд в Лимановск. Он, не желающий становиться вторым секретарем горкома, тогда равнодушно смотрел на эти же стены. И такое убожество зрят гости Всесоюзной детской здравницы! И куда Москаль смотрит?!
   Только вспомнил эту фамилию, как испортилось настроение. Мос-каль, беспрекословно подчиняясь Деркачеву, демонстративно игно-рировал его, Поспелова. Этот липовый кандидат исторических наук, ничего не смыслящий в строительстве и в коммунальном хозяйстве пытался если не учить его, то игнорировать его советы.
   Москаль с ретивостью дикого кабана, рвущегося через лесные за-росли, (кстати, он и похож на этого зверя) принялся сносить заборы, выстроенные в старой части города. Его главный аргумент: в Львове нет такого уродства! Мнение Поспелова, что Лимановск - сколок Азии, а Львов, как ни говори, уже Европа, не принималось Москалем с по-рога. Ограды сметали и улице открывались до этого скрытые убогие домишки.
   За каменными заборами последовал снос ажурных оград скверов и парков. Терпение Поспелова окончательно лопнуло, когда очередь дошла до ограды городского театра и украшавших центральную биб-лиотеку каменных львов.
   Заручившись поддержкой Деркачева, Поспелов вызвал к себе Мос-каля и, не скрывая досады, обрисовал ему последствия его разруши-тельной деятельности. Показывая на лежащую на столе пачку писем, сказал: «Горком партии, Дмитрий Остапович, засыпали письма горо-жан. Своими действиями вы взбудоражили весь город. Что изволите отвечать?» «Вот проблема! - воскликнул Москаль, - Если вам нечем больше заняться - отвечайте, меня же эти обывательские скарги со-вершенно не интересуют!»
   Поспелов вспомнил и о львах. Он заранее согласился с тем, что они не были архитектурными шедеврами, но жители города считали их местной достопримечательностью, а с этим нельзя не считаться. «Извините, Владимир Николаевич, - прервал его Москаль, - но я не знаю, как бы вы себя чувствовали, если бы за окнами вашего кабине-та каждодневно маячили эти две каменные глыбы, оштукатуренные цементом и побеленные известью. Меня они, признаться, корчат». «Но разрешите, Дмитрий Остапович, - прервал его Поспелов, - напом-нить вам, что о вкусах не спорят. Вам не нравится, мне не нравится, но для массы горожан это дорогая достопримечательность…» «Что вы заладили «достопримечательность, достопримечательность», - вспылил Москаль, - если какому-то дураку куча дерьма окажется чем-то дорога, то и я должен склонять перед нею голову?! Не дождетесь!» С этими словами председатель горисполкома бросился к двери и ис-чез за нею так стремительно, будто его и не было в этом кабинете.
   Поспелов не стал жаловаться Деркачеву на непочтительность хо-зяйственника к партийному функционеру, но, как когда-то изволил подметить Зощенко, хамство в душе затаил. Вот и пришло время ему выплеснуться. Он заставит Москаля вплотную заняться фасадами, выходящими на улицу Революции - лицо Всесоюзной детской здрав-ницы. Здесь пусть и тешит свои высокие эстетические вкусы.
                ***
   Партийная конференция, как и должно, собралась в установленный срок. Обком партии представлял Вьюгин. Поспелов удивился такому низкому уровню поддержки, но после некоторых размышлений при-шел к выводу, что  тем самым обком высказал ему самому высокое доверие. То, что его изберут первым секретарем, сомнений не было, но кандидата на должность второго опять привезли из Долгополя. Что интересно, с ним Поспелова даже не познакомили. В последнюю поездку в обком Поспелову сказали, что кандидатура еще в стадии обсуждения и знакомиться с ней придется в рабочем порядке.
   Поспелов закрылся в кабинете директора театра с кандидатом и представителем обкома. Соболев Аркадий Георгиевич - так звали бу-дущего второго секретаря горкома. Поспелову вспомнилось, что как-то встречал этого парня в «коридорах власти». Среди обитателей об-кома он был заметен необычной юношеской свежестью. Здоровый цвет лица, модная стрижка, легкий по сезону костюм, стройность фи-гуры. Тогда еще подумал, что парень, скорее всего, из резвых комсо-мольских работников районного масштаба. Теперь видит, что ошибся. Но времени для обстоятельного знакомства и сейчас нет.
   - Расскажите очень коротко о себе, - попросил он Соболева. Тот, по-жав плечами, сказал:
   - Коротко это будет выглядеть так: тридцать лет, женат, по образо-ванию инженер-электрик, работаю инструктором в оборонном отделе обкома,
   - Достаточно, - сказал Поспелов, - остальное узнаю на конференции. Теперь к вам, Виктор Викторович, - обратился Поспелов к Вьюгину, - будьте лаконичнее в своем выступлении. Ни просьб, ни сомнений не должно звучать.
   - Понятно, Владимир Николаевич, ведь я представляю не себя, а об-ком партии.
   - Учтите оба, - проговорил Поспелов, вставая, - ковровой дорожки не будет, а будут попытки выдвинуть своего, аборигена. Кстати, когда я был последний раз в обкоме, то меня спрашивали о возможных кандидатурах. Я назвал две фамилии, но, как вижу, с ними не согла-сились.
   - Я не напрашивался на это место, - заметил Соболев.
   - Но и не отказывался, - уточнил Вьюгин.
   - Правильно, - согласился Соболев, - мне оказана честь, почему я должен капризничать?
   Соболев направился в зал, а Поспелов и Вьюгин закулисьем вышли на сцену, чтобы  занять свои места за столом президиума.
   Всем знакомый Поспелов прошел в первые секретари на ура, на Соболева потребовались некоторые усилия. В конце концов, воля обкома партии была проведена в жизнь, и Соболев стал вторым сек-ретарем Лимановского горкома партии.
   Тут же, в кабинете директора театра, был накрыт стол, и наиболее видные люди города имели возможность поздравить сразу двух из-бранников. Уже стемнело, когда разъехались по домам, а Вьюгин и Соболев укатили в Долгополь. Аркадий Георгиевич должен был вер-нуться к новому месту работы к 13 часам следующего дня.

                ГЛАВА II
                БУДНИ
   Жизнь аппарата городского комитета партии и его руководства шла своим чередом. Поспелов сразу почувствовал преимущество новой должности - никто не мог ему указывать или перечить, он был сам себе умник! Теперь он может сколько угодно заниматься любимым делом - строительными  заботами, поэтому переложил на плечи Со-болева все политические проблемы.
   Изданное Киевом постановление об улучшении городского хозяйст-ва Лимановска выполнялось со скрипом. Фонды на материалы и фи-нансирование приходилось постоянно выбивать. Здесь, как никогда, пригодились столичные связи Москаля. Большую часть рабочего ка-лендаря он проводил в Киеве, превратившись в посла некой страны Лимановск. Такое положение устраивало и первого секретаря и само-го «посла». Поспелову легче было руководить заместителями Моска-ля, чем им самим, а тому интереснее было решать городские пробле-мы за рюмкой чая со своими старыми друзьями.
   Еще со времен Деркачева Поспелов понял, как полезно держать в своих руках размещение на курорте нужных городу людей. Просьбы об этом исходили, как правило, сверху. Просителей же с каждым го-дом становилось все больше, а мест в гостиницах не прибавлялось. У главных врачей санаториев были свои интересы, поэтому и из них не много выжмешь. При таком жутком дефиците мест в городе стояло «замороженным» строительство большой гостиницы. Работы бодро шли в стадии укладки фундамента, возведении остова, а потом пре-кратилось финансирование, и все замерло. Выяснилось, что Киев деньги перечислил облисполкому, но там они и застряли. Теребили область, но там отмалчивались.
   В период вынужденного затишья у Поспелова было время критиче-ски взглянуть на проект гостиницы. Ну, достроят …. Решат тем самым проблему размещения гостей? Однозначно - нет. Проект старый. В то время в Лимановске строили дома не выше трех этажей. Так гостини-цу и запроектировали. Вот если бы хоть четыре этажа…
   Поспелов затребовал рабочие чертежи и засел за расчеты. На книж-ных полках кабинета появились строительные справочники, а на сто-ле рядом с обычной электронной счетной машинкой - русские счеты. На недоуменные вопросы отвечал, что счеты, не в пример электрони-ке, никогда не подводят
   Многочасовые бдения над чертежами дали обнадеживающие ре-зультаты. По расчетам, если в зале ресторана усилить колонны, то можно смело достраивать четвертый этаж. Поручил проверить свои расчеты. Они подтвердились. Пришло время действовать.
   Позвонил Москалю в Киев и посоветовал пожаловаться в верхах, что известное Постановление о развитии Лимановска саботируется облисполкомом. Как пример - гостиница «Советская». Спустя не-сколько дней Москаль сообщил, что жалоба услышана и в Долгополь ушло нужное письмо, подготовленное самим «послом».
   Выждав еще некоторое время, Поспелов поехал в Долгополь. В помпезном здании облисполкома первого секретаря горкома партии встретили как рядового просителя. Достаточно сказать, что Самоду-ров, председатель облисполкома, недавно, кстати, назначенный, ка-тегорически отказался его принять. Поспелов решил идти ва-банк. Он через секретаря пригрозил пожаловаться в обком партии: в кои веки на прием к председателю облисполкома просится первый секретарь горкома и, видишь ли, ему отказывают!
   Самодуров сдался. В этом кабинете Поспелов впервые. Дубовые панели, «мятые» шелковые занавеси на окнах, китайский сизый ковер на полу. За большим полированным столом, будто бог-демиург, вос-седает величавый Самодуров. Стол пуст, как Красная площадь в предутренние часы. Председатель кивнул на приветствие и, не пода-вая руки, сказал:
   - Садись.
   Поспелов, еще не присаживаясь, начал расстегивать папку.
   - С бумагами не торопись, расскажи словами, что тебя ко мне при-вело.
   Обращение на «ты», да еще к первому секретарю горкома, иначе как хамством не назовешь. Едва сдерживая себя, чтобы не нагрубить в ответ, Поспелов сказал:
   - Облисполком, товарищ Самодуров, саботирует выполнение По-становление правительства Украины по дальнейшему улучшению…
   - Можешь не продолжать! - остановил его возглас председателя. - Ты, я вижу, забыл, с кем разговариваешь!
   - Я ничего не забыл, поэтому продолжаю, - резко ответил Поспелов, - облисполком саботирует выполнение указанного Постановления. Целевые средства, отпущенные Лимановску, ваши службы задержи-вают и расходуют по собственному усмотрению. Из-за этого в городе уже три года как заморожено строительство гостиницы. Я уже не го-ворю о более мелких объектах.
   - А ты говори, говори! Вали все в кучу! Это тебя в обкоме подгово-рили так со мной разговаривать?
   Поспелов опешил, а Самодуров продолжал:
   - Словечко-то какое подобрали - «саботирует»! По-вашему, если я не секретарь обкома, то в мой адрес можно ляпать что угодно?!
   - Что тут такого? - удивился Поспелов, - это слово широко исполь-зуется в разговорной речи.
   - Вот именно «широко»! На, читай!
   Самодуров выхватил из полуоткрытого ящика стола бумагу и бро-сил в сторону посетителя. Лист скользнул по столешнице и упал бы на пол, если бы Поспелов его не подхватил. Одного взгляда было достаточно, чтобы определить - письмо из обкома, внизу подпись Дунаева. Текст лаконичный: « По поступившим сведениям, аппарат облисполкома саботирует выполнение Постановления правительства Украины по городу Лимановску. Предлагаю в кратчайшие сроки разо-браться и принять меры по устранению указанных недостатков в ра-боте руководимого Вами учреждения».
   - Ну что, я не прав? - спросил Самодуров, пряча бумагу в стол.
   - Даю слово коммуниста, - ответил Поспелов, - что я на прошлой не-деле в обкоме не был, да и сегодня - прямо сюда.
   Это заявление озадачило председателя облисполкома, но тут лицо его осветилось хитрой улыбкой.
   - Скажи честно, где сейчас Москаль?
   - Москаль в командировке.
   - Где?
   - В Киеве.
   - Вот здесь собака и зарыта! А то «даю слово, даю слово». В обход пошел! Дунаев, небось, выволочку получил из Киева?
   Поспелов смолчал. Да что говорить, если все так и было.
   - Вот что, - решительно сказал Самодуров, - с сего дня я запрещаю посылать Москаля в командировки за пределы области!
   - Что ж, придется ездить самому, - с ложной покорностью ответил Поспелов.
   Самодуров неожиданно захохотал. Бросив руки на стол, он спро-сил:
   - Кому ты там нужен? Это Москаль двери в высокие кабинеты ногой открывает, а что ты там будешь делать? Даже в нашем захолустье я мог тебя не принять. Принял же не потому, что испугался твоих угроз, а просто пожалел. Человек столько проехал, выложился, устал. Не гнать же обратно.
   Поспелову не понравилась попытка чиновника сначала унизить по-сетителя, а затем снисходительно пожалеть его,
   - Все ваши утверждения, товарищ Самодуров, из мира запахов.
   - Какие еще запахи? - удивился Самодуров.
   - Если не поняли, расшифрую - из области слухов.
   - Да понял! Только необычно. Люблю меткие словечки. Ладно. Мо-жешь идти, оставь бумаги у секретаря. Так и быть, займусь вашим го-родом.
   Поспелов подходил к двери, когда услышал:
   - Постой!
   Обернулся. Самодуров, как бы стремясь к нему, навалился  грудью на стол.
   - Ты не поверишь, а я ведь собираюсь сделать тебе обрезание, - сказал он, широко улыбаясь.
   Поспелов остолбенел.
   - В каком смысле?
   - В переносном, конечно. Заберу у тебя Москаля!
   Преодолевая оцепенение, Поспелов спросил:
   - Как это заберу?
   - Да очень просто, - сообщил Самодуров, наслаждаясь его расте-рянностью. - Сделаю его председателем исполкома города Долго-поль!
   - Зачем это вам?
   - Не мне, городу нужно. Да что ты так расстроился? Ведь ты с ним не ладишь? Это правда?
   - Это опять из области запахов, - ответил Поспелов, выходя из ка-бинета. Вслед несся раскатистый хохот Самодурова.
   - Чем вы так развеселили нашего шефа? - спросила секретарша, принимая от Поспелова бумаги.
   - Пальчик ему показал! - неожиданно для себя зло ответил Поспе-лов.
   - Зачем вы так? - с укоризной спросила секретарша.
   Уже в обкоме партии, рассказывая Вьюгину о своей встрече с Са-модуровым, он спросил:
   - В Долгополе, по всей видимости, слабый  председатель гориспол-кома?
   - С чего вы взяли? По-моему, там  все в порядке.
   - Тогда почему Самодуров вздумал его менять? Выходит, голову морочит, - зло проговорил Поспелов, - делать нечего.
   - Если бы только вам, - отозвался Вьюгин, - он со всеми так.
   - Чего ему не хватает?
   - Благозвучной фамилии и власти.
   - Это как понимать?
   - Вы еще не знаете? - с восторгом первооткрывателя воскликнул Вьюгин. - Удивительно, у нас только об этом и говорят! Так вот, Са-модурова прочили вместо Юсина на пост первого секретаря обкома. Прошел он собеседование в Киеве, послали документы в Москву на утверждение, там и зарубили это дело.
   Вьюгин сделал паузу, убедился, что Поспелов внимательно слуша-ет, продолжил:
   - Документы вернули, но, что самое интересное, в сопроводиловке не была указана причина отвода его кандидатуры. Начали выяснять. Сугубо приватно узнали, что Суслову не понравилась его фамилия. «Самодуров и вдруг секретарь областного комитета партии! Не зву-чит», - будто бы сказал он. В качестве компенсации морального ущерба сделали его председателем облисполкома.
   - Жаль, я этого не знал раньше.
   - Что изменилось бы? - удивился Вьюгин.
   - Ничего, но легче было бы переносить его хамство.
                ***
   Когда Москаль вернулся из Киева, Поспелов не стал ему говорить о намерениях Самодурова. Если он сейчас себе цены не сложит, то что говорить, когда узнает о «сватанье» в столицу области? Вот и сейчас, показывая наряды на дефицитные материалы и распоряжения о фи-нансировании, надув зоб, спрашивает:
   - Что бы вы тут без меня делали?
   Поспелову претит это бахвальство, и он вспоминает, что буквально вчера у него был на приеме директор оцинковального завода. Он жа-ловался на то, что облплан, вопреки снижению спроса на его продук-цию, ежегодно, в среднем на 10 процентов, увеличивает заводу план. Председатель горисполкома знает об этом, но мер не принимает, не ставит вопрос о перепрофилировании завода на другой вид продук-ции.
   - Что будем делать с оцинковальным заводом? - спросил Поспелов, не отвечая на идиотский вопрос Москаля.
   - И до тебя Афоня добрался, - буркнул тот, продолжая перебирать бумаги.
   - Что ты так презрительно? Не для себя же просит.
   - Заелся он, хочет легкой жизни. Что ему еще надо? Снабжается ма-териалами, план посильный. Заелся твой Афоня.
   - Так уж и мой, - скептически заметил Поспелов, - да ладно. Вся беда завода в том, что торговля по горло сыта его продукцией.
   - А что ты хочешь, если на Украине больше двух десятков подобных заводов пятнадцать лет уже клепают одно и то же?. Госплан знает об этом, но по-прежнему включает все это в план, и не только включает, но и увеличивает. Ни для кого не секрет, что это увеличение преду-смотрено пятилетним планом развития народного хозяйства СССР. Так о чем спорить, о чем ходатайствовать? Я не баран, чтобы ло-миться в открытые ворота.
   Сказать, что всего этого Поспелов не знал, будет неверно, но в из-ложении Москаля эта истина звучала как-то кощунственно безразлич-но, вроде: «Моя хата с краю, ничего не знаю». Он это и хотел выска-зать, но неожиданно для себя с возмущением проговорил:
   - И это наше плановое хозяйство!
   - Чему удивляешься? - спросил Москаль. - Поставь себя на место Госплана. Закроешь половину этих заводов, уберешь избыток, и сра-зу ухудшатся показатели по выпуску товаров народного потребления. Ведь предложить что-то взамен никто не может, как и тот Афоня. И другое. Куда девать освободившихся рабочих? Плодить безработи-цу? Уж за это, сам понимаешь, по головке не погладят. Вот тебе, ба-бушка, и Юрьев день. Приехали. Так что, Владимир Николаевич, наша с тобой роль на этом этапе жизни схожа с функцией театрала - сиди и смотри, в нужный момент разрешат похлопать. Ну, а Афанасию поже-лай работать и не умничать.
   Поспелову тут же вспомнилось, как он и Москаль были прошлым летом в театре на концерте певицы Ружены Сикоры. Москаль со сво-ей свитой был в левой ложе, а он, Поспелов, в правой. Пела Ружена восхитительно, и восторженный Поспелов  не жалел ладоней. Другое дело Москаль. Он сидел сразу у барьера ложи, свита за его спиной. Дмитрию Остаповичу чем-то не нравилась эта московская певица с польскими корнями. Его ладони, сплетенные в пальцах, неподвижно лежали на животе, глаза тоскливо и бессмысленно смотрели куда-то вдаль.
   Певица заметила это. Да как было не заметить, если на фоне бес-нующегося от восторга зала и живого восприятия концерта правой ложей, левая - воплощение скуки (следуя примеру Москаля, не хлопа-ли и другие ее обитатели). Поспелову с его места была видна вся ле-вая часть сцены и поэтому он узрел, как Ружена, после исполнения очередной песни, не ушла за кулисы, а, остановившись за занавесью, стала делать знаки конферансье. Он же вышел, чтобы объявить сле-дующий номер. Она, потыкав большим пальцем правой руки в сторо-ну ложи Москаля, надула щеки и, обозначив большой живот, положи-ла на него руки. Посмотрев в сторону ложи и на артистку, конферан-сье чуть согнулся в пояснице и прыснул смехом. Кому-то этот непро-извольный и зажатый смех показался беспричинным, но зрители, си-девшие в правых ложах, засмеялись уже свободно, так как поняли, над кем смеются. Им было весело от созерцания живой пародии на их грозного председателя горисполкома. Через какую-то минуту смеялся весь зал. В этом всеобщем веселье ложа Москаля выглядела похо-ронным бюро на празднике жизни. На нее стали показывать пальца-ми. Чтобы успокоить зал, конферансье объявил антракт. После него левая ложа осталась пустой.
                ***
   В кабинет, нахохлившийся, как воробей зимой, вошел Соболев. За прошедшие месяцы он немного сдал. Похудел и несколько притух тот столичный лоск, которым он поражал всех в первые дни своей рабо-ты в горкоме. Чувствовалось, что парень с головой ушел в работу. Поспелов, отодвинув в сторону альбом с чертежами, участливо спро-сил:
   - Что-то случилось, Аркадий Георгиевич?
   - Случилось, Владимир Николаевич. Горисполком тормозит закры-тие той церкви.
   - Интересно, и чем они это объясняют?
   - Они не находят оснований для закрытия.
   - Им мало поддержанной обкомом партии рекомендации республи-канского комитета по делам религии?
   - Видимо, мало.
   - Да садись, чего стоишь? - великодушно предложил Поспелов. - Так в чем там дело?
   - Я вызывал к себе секретаря горисполкома, - продолжал, садясь, Соболев, - и выяснил, что вариант закрытия церкви в связи с аварий-ным состоянием отпадает, а другого еще не придумали.
   - Почему отпадает?
   - У попа оказалась свежая справка. о том, что колокольня, куда по-пал снаряд во время войны, не является аварийной и не представля-ет угрозы для населения.
   - Откуда справка? Кто выдал?
   - Архитектор города Шувалов.
   - Да как он посмел!? - возмутился Поспелов. - Ты его вызывал?
   - Пока нет, но выяснил, как все было. Священник, видимо, пронюхал о намерении закрыть его приход. Сделал вид, что встревожился по-следствиями попадания снаряда в колокольню и попросил Шувалова проверить его тревоги. Так и появилась нужная ему справка. Я сейчас вызову архитектора и мы решим, что можно сделать.
   - Нет, Аркадий Георгиевич, с этим негодяем мы не будем совето-ваться! - раздраженно возразил  Поспелов, - мы потребуем изъятия этой справки и все сделаем, как намечено.
   Поспелов нажал на кнопку вызова, и в кабинет вошла Мария Алек-сандровна.
   - Немедленно сюда архитектора города Шувалова!
   Секретарша замерла, удивившись резкому тону, но, встретившись с сердитым взглядом шефа, поспешно вышла из кабинета.
   Шувалов, одышливо сопя, влетел в приемную
   - Кому я понадобился, Мария Александровна?
   Та сказала участливо:
   - Вас, Петр Петрович, ждет Владимир Николаевич, но я бы посове-товала вам, прежде чем войти, несколько отдышаться.
   - Спасибо, милая Мария Александровна, но я все же войду сразу, пусть видит, какой я исполнительный.
   Только открыл дверь, как на него уставился сердитый взгляд пер-вого секретаря горкома партии. Ему не ответили на приветствие и не предложили присесть. Он так и остался стоять у приставного стола, за которым уже сидел молодой второй секретарь горкома.
   - Кто вам позволил, товарищ Шувалов, мешать партии проводить атеистическую работу? - резко спросил Поспелов.
   - Я что-то не понял вас, Владимир Николаевич, - недоуменно пожал плечами архитектор, - это совсем не моя сфера деятельности, как я могу ей мешать?
   Соболев видел, как передернулось лицо первого секретаря.
   - Так и не понял, - воскликнул он, - не понял! Тогда ответьте: почему государственный чиновник создает благоприятные условия служите-лю культа для его пагубной деятельности? Или вы не знаете, что цер-ковь отделена от государства?
   - Извините, Владимир Николаевич, - виновато сказал Шувалов, - но вы меня окончательно запутали.
   Соболев слышал, а теперь и сам мог убедиться в способности По-спелова иезуитскими вопросами сбить с толку провинившегося. По-сле такой серии он терял способность правильно оценивать обста-новку и легко признавал свои ошибки.
    - И мне не понятно, - продолжал Поспелов, - как это человек в эпоху грандиозных космических побед нашей страны может идти в услуже-ние к мракобесу в сутане! Это о вас речь, коммунист Шувалов!
   Архитектор густо покраснел, переступил с ноги на ногу, но промол-чал,
   - Долго будете отмалчиваться? Сколько вам заплатил поп за справ-ку?
   - Вот вы о чем, Владимир Николаевич! Вы имеете в виду заключе-ние об аварийном состоянии колокольни? Так это…
   - Что это? Или это не единственная услуга мракобесам?
   - Единственная, Владимир Николаевич.
   - Тогда почему юлите? Слушаю! Объясните, как умудрились дока-титься до такого?
   Шувалов посмотрел на стоящий рядом стул. Поспелов перехватил его взгляд, но не дал разрешения присесть. Вздохнув, Шувалов начал рассказывать. Примерно три месяца назад к нему обратился этот священник с просьбой обследовать поврежденную снарядом коло-кольню. Архитектор поставил на трещине маяки, через месяц прове-рил их целостность и решил, что в таком состоянии колокольня про-стоит не один десяток лет. По просьбе попа выдал ему письменное заключение.
   - Почему вы сами взялись за это дело, а не послали кого-то друго-го?
   Несколько помявшись, Шувалов ответил:
   - Все были заняты.
   - Почему вы по этой причине не отказали попу?
   - Неудобно как-то. Уж очень настойчиво просил.
   - И сколько он вам заплатили за эту липовую справку?
   - Почему липовую, Владимир Николаевич? С такой трещиной эта церковь еще сто лет простоит.
   - Утешил! Так сколько сребреников вы получили за столь оптими-стический прогноз?
   Шувалов с трудом выдавил из себя:
   - 250 рублей.
   - Не плохо. Это если не два, то полтора ваших месячных оклада! Вы расписались в ведомости?
   - Нет, он вынул деньги из кармана и отдал их мне.
   - Но вы заявили в бухгалтерию о дополнительном доходе и учли его при оплате членских партийных взносов?
   - Нет, Владимир Николаевич, я этого не сделал, - понурив голову, ответил архитектор.
   Обращаясь к Соболеву, Поспелов, не избежав пафоса, сказал:
   - Вот так, Аркадий Георгиевич, а мы удивляемся какому-то негодяю, продавшемуся с потрохами империалистам. Тут и ходить далеко не надо. Вот он, перед нами!:
   - Позвольте, товарищ первый секретарь, - хрипло возразил Шува-лов, - я воевал, у меня награды!
   - Вы их опозорили, Шувалов, - жестко ответил Поспелов.
 - Теперь слушайте! Если хотите остаться в партии, немедленно на-правляйтесь к своему попу и заберите у него индульгенцию, выдан-ную вами по глупости. Не сделаете - положите вот на этот стол свой партийный билет и вылетите с работы! Вам сколько до пенсии? Два года? Вот их и отработаете дворником.
   - Я все сделаю, как вы сказали, Владимир Николаевич, - заверил Шувалов.
   - Уж постарайтесь. А сейчас, прежде чем встретиться с попом, идите в приемную и пишите объяснительную. Подробно. Не забудьте рас-сказать, как обманывали государство и партию. Бумагу оставите у секретаря.
   Поспелов откинулся на спинку стула и глубоко вздохнул. Кивнув на дверь, за которой только что скрылся Шувалов, сказал:
   - Вернет он справку или нет, но с работы его придется снимать.
   - И ставить дворником?
   - Если принесет, то дадим поработать инспектором по архитектурно-строительному контролю.
   - Но там Мосолова.
   - Она засиделась на этой должности. Сделаем ее главным архитек-тором, вместо Шувалова, а ему вынесем выговор с занесением. Но главное - справка. Не выпускайте Шувалова из поля зрения.
   - Будет сделано, Владимир Николаевич, но позвольте вопрос. Мо-жет, если вернет справку, оставить его в прежней должности? Ведь до пенсии всего два года.
   Поспелов как-то затянуто посмотрел на Соболева, будто увидел на нем что-то ранее им не замеченное, а потом резко сказал:
   - Идите!
   Соболев направился к двери, но остановился.
   - Извините, Владимир Николаевич, мне вспомнилось, что на Мосо-лову была жалоба.
   - Что там?
   - Если не ошибаюсь, что-то связанное с незаконным получением са-наторной путевки.
   Поспелов нахмурил брови.
   - Подробности известны?
   - Я не вникал, Владимир Николаевич, но можно пригласить Макси-мову, я ей направил жалобу для подготовки ответа.
   - Приглашайте.
   В руках у Екатерины Сергеевны была тонкая папка.
   - Что там, докладывайте, - сказал Поспелов.
   - Жалоба гражданина Митина, рабочего винзавода. По его словам, профком завода незаконно выдал Мосоловой санаторную путевку, которая предназначалась ему самому.
   - Дальше.
   - На наш запрос получен ответ администрация завода. Он подписан также секретарем парбюро завода и председателем профкома. Из от-вета следует, что Мосолова награждена этой путевкой за активное участие в строительстве их ведомственного жилого дома.
   - Это законно?
    - К ответу приложена копия совместного решения администрации и профкома завода о выдаче путевки Мосоловой. Они имеют полное право самостоятельно распоряжаться своими путевками.
   Максимова вышла, Поспелов сказал Соболеву:
   - Решение о выдвижении Мосоловой остается в силе.
                ***
   Церковь святого Георгия в Лимановске была заложена в 1904 году. Для сооружений такого рода она была еще в младенческом возрасте. Во время Отечественной войны в нее попали два мелких артилле-рийских снаряда. Один врезался в глухую стену, оставив после себя выбоину, похожую на розочку, а второй угодил в основание коло-кольни, отколов кусок угла. Образовалась трещина, дошедшая до арочного проема.
  Прежде трещина никого не интересовала, хотя архитектор Шувалов о ней знал все. Когда-то по собственной инициативе он обследовал ее и пришел к выводу, что запас прочности колокольни остается доста-точным на ближайшие сто лет.
   Когда атеистическая комиссия, которую возглавляла секретарь гор-исполкома, получила указание закрыть церковь, тогда о трещине и вспомнили. Она была удобной зацепкой, дающей возможность более или менее законно осуществить эту операцию. Шувалова и попа, до поры до времени, решили не беспокоить. Все и без них ясно.
   Архитектура в неведении, но священник как-то узнает о готовящейся операции. Переодевшись в цивильный костюм, чтобы не смущать конторских, он пришел на прием к Шувалову и, представившись встревоженным, попросил его обследовать трещинку на звоннице. Тот затребовал чертежи церкви, уточнил расположение трещины и после глубокомысленного напускного раздумья дал согласие провес-ти обследование объекта. В результате священник стал обладателем справки на официальном бланке, а Шувалов 250 рублей.
   Теперь же, еще не зная, как ему удастся вернуть справку, Шувалов торопится увидеться с попом. На своем веку он многим челобитчикам попортил кровь и так вошел в роль важной персоны, что уже не мог представить себя просителем. Но обстоятельства так сложились, что придется кланяться и через «не хочу». Поспелов, судя по всему, не будет с ним нянькаться. Надо же было так проколоться!
   Он вошел в церковь и сразу увидел отца Василия, внимательно слушавшего лопотание какой-то старушки. Вот старуха поцеловала руку попу и, крестясь, отошла в сторону. Петр Петрович поспешил за-нять ее место, но отец Василий, будто не заметив его, устремился к северной двери иконостаса. Шувалову ничего не оставалось, как схватить его за рукав сутаны.
   - Вы что позволяете себе? - зашипел поп.
   - Нужно поговорить, - смиренно сообщил Шувалов.
   - Я занят!
   - Я не надолго. Верните мне заключение по колокольне.
   - Это с какой такой радости?
   - Так надо, отец Василий.
   - Кому надо?
   - Большим людям. Вы же знаете, что они хотят закрыть ваш храм?
   - Да, знаю. Никак не угомонятся.
   - Вы правы, святой отец, не успокоятся, пока не закроют. Отдайте справку, не подводите, я еще пригожусь вам. Я и деньги принес. А церковь все равно закроют.
   - Сколько принес?
   - Двести пятьдесят. Копейка в копейку.
   Отец Василий оглянулся по сторонам и, наклонившись к уху Шува-лова, прошипел:
   - За кого ты меня принимаешь, пес смердящий?
   - В каком смысле? - растерялся Шувалов.
   - Пес смердящий - это так, без смысла! А если со смыслом, то с те-бя, выжига, тысяча рублей!
   - Как тысяча? За что?
   - За то, что храм закрываешь, без работы оставляешь!
   - Так это ж не я!
   - У тебя и книжечки с образом Ильича нет?
   - Есть, конечно.
   - Считай эту тысячу одноразовым партийным взносом.
   - Так кто из нас выжига, святой отец?
   - Если будешь грубить, вообще ничего не получишь! Слезами умо-ешься, а не получишь! Сгинь с глаз моих, нечистая сила!
   С этими словами отец Василий сделал два широких шага и скрылся за дверью иконостаса. Шувалов некоторое время стоял в растерян-ности, бессмысленно взирая на огненное мерцание свечей. Он чувст-вовал себя мотыльком, опалившим крылышки.
   Через два дня Соболев показал Поспелову злополучную справку.
   - Теперь, - сказал Поспелов, возвращая бумагу Соболеву, - нужно получить заключение этого же Шувалова о непригодности церкви к дальнейшей эксплуатации.
   - Будем сносить?
   - Зачем?. Уберем аварийную колокольню и отдадим какому-нибудь спортобществу.
   - Это что ж получится, Владимир Николаевич?
   - Что вас смущает? - удивился Поспелов.
   Соболев будто спохватился:
   - Все ясно, Владимир Николаевич, я передам Шувалову ваше указа-ние.
   - Свое указание, Аркадий Георгиевич, свое.
                ***
   Два танковых тягача утробно стонут, выхлопные трубы исторгают клубы серого дыма, гусеницы высекают из диоритовой брусчатки искры, троса трещат, а колокольня церкви святого Георгия стоит, не шелохнется. Толпа, в которой большинство стариков, затаив дыха-ние, наблюдает за этим святотатственным деянием. Молятся, наде-ясь на чудо, но в советское время чудес не бывает. Этот постулат был тут же подтвержден: на колокольню полезли рабочие, подруби-ли основание, после чего тягачи и стащили колокольню наземь.
   В тот же день над зияющим провалом построили двускатную кры-шу, покрыв ее толем. Внутри забелили лики святых и вот зал готов к приему спортсменов. Так состоялась очередная победа материализ-ма над религиозным мракобесием.

                ГЛАВА III
                КИЕВСКИЙ ГОСТЬ
   В тенистом парке за высоким каменным забором располагается не-большой двухэтажный дом. Мало кто в Лимановске знает, что тот дом – гостиница. Принадлежит она горкому партии и предназначена для избранных гостей или, на иностранный манер - для эксклюзивных персон. Это, конечно, не «Националь» или «Балчуг», что в Москве, но там и моря нет. Шесть уютных люксов, оборудованных кондиционе-рами, конечно, не бакинского завода, шелковое или батистовое белье, прием пищи на выбор: можно в номере, нет - в небольшой столовой. Кухня удовлетворяет любые вкусы постояльцев. И последнее: для командированных оплата не обременительна и вполне укладывается в государственные расценки, а для приехавших за свой счет, сведена до приличного минимума. Приличного в том смысле, что не была тя-гостной для кармана и своей мизерностью не могла  быть отнесенной к скрытой взятке.
   К тому времени, как Дьяков удостоил Лимановск своим посещени-ем, он был уже повышен по должности до заместителя заведующего организационным отделом ЦК компартии Украины. Об этом он сооб-щил Поспелову при первой же встрече. Что ж, хороший повод, рас-пить бутылочку коньяку. Дьяков отказался от расширенного застолья и предложил отметить встречу в режиме тет-а-тет. Поспелов с пони-манием воспринял это желание - гость не хочет светиться перед не-известными ему, пусть близкими к горкому людьми.
   Они ведут неспешную беседу в гостиной номера Дьякова. Раздается предупреждающий стук, дверь тут же распахивается. Официантка вкатывает в номер тележку, верхняя полка которой уставлена сияю-щими судками. Вежливо поздоровавшись, она начала сервировать стол. Дьяков с интересом наблюдает за ее легкими движениями. Женщина с такими красивыми руками не может быть дурнушкой. Он поднял глаза, чтобы увидеть лицо, и на мгновение зажмурился, а сердце замерло. Зелено-желтые гиацинты сверкнули из-под густых черных ресниц, легкий румянец на матовой коже лица, чуть вздерну-тый носик и пухлые губки.
   Вполне возможно, пристальное разглядывание девичьего лица так затянулось, что не понравилось Поспелову, поэтому он сказал офи-циантке:
   - Идите, Варя, дальше мы сами. Если понадобитесь, мы вас пригла-сим.
   - Одну минуточку, - остановил ее Дьяков, - скажите, милочка, как вам удается так хорошо содержать серебро?
   Женщина зарделась и, мило растягивая слова, ответила:
   - После употребления мы опускаем все в кипящую воду с добавкой пищевой соды, потом чистим зубным порошком.
   - Благодарю вас, - учтиво сказал Дьяков.
   Женщина наклонила голову, украшенную туго накрахмаленным ко-кошником, и пошла к двери. Короткая серая юбка слегка колыхалась в такт ее легким шагам. Когда за нею закрылась дверь, Дьяков вос-кликнул:
   - Какая женщина!
   - Разве в Киеве нет таких? - слегка подтрунил Поспелов.
   - О чем вы говорите! Это штучный товар!
   - Так уж и штучный.
   - Точно! Как вы думаете, ею можно заняться?
   - Вам требуется решение бюро горкома партии?
   - Вы правы, Владимир Николаевич, глупый вопрос, - повинился Дьяков, - признаться, она меня ошеломила.
   - Бывает, - ответил Поспелов и начал раскладывать по тарелкам еду.
   Открыл одну из бутылок и вспомнил, как Деркачев плескал на до-нышки рюмок. Не стал повторять его опыт и налил коньяку по самый край. Наблюдая за ним, Дьяков сказал:
   - За что люблю провинцию, так это за непосредственность. Вот и рюмки налиты без всякого модничанья, от души. А то приедут наши с Запада и начинают: наливают на глоток, хоть и резать нечего, а все равно - нож в правую руку, вилка в левую.
   - Позвольте, - сказал Поспелов, поднимая рюмку.
   - Да что там, поехали!
   - И все-таки тост, Владилен Алексеевич, - возразил Поспелов.
   - Только короткий, а то коньяк выдыхается.
   - Желаю, Владилен  Алексеевич, чтобы у вашей Фортуны даже зад был приятным!
   - О, это в тему! Как у той, что вышла?
   - Как у той.
   - Согласен!
   Налили снова. Дьяков, хитро улыбаясь, сказал:
   - Теперь моя очередь. Выпьем за то, чтобы мы крепко любили нашу Советскую Родину, а она отвечала нам взаимностью!
   Киевский гость начал рассказывать столичные новости, а затем вдруг спросил:
   - Если не ошибаюсь, вы, Владимир Николаевич, родились на Даль-нем Востоке?
   - Вы не ошиблись, - подтвердил Поспелов, - в Читинской области, в богом забытой Олочи.
   - Так, выходит, мы земляки! - обрадовался Дьяков. - Я родился в Николаевске-на-Амуре. Да и отцы наши служили в органах. Мой отец в НКВД, а ваш?
   - В погранвойсках.
   - Да, да, вспомнил. Он жив?
   - Недавно умер.
   - Вот как, а мой еще живет. Звал его сюда с собой, но он не любит ваших мест. Жарко, говорит. У него, видите ли, мОзги от жары тают. Он у меня в слове «мозги» делает ударение на первом слоге.
   В затуманенной алкоголем голове Поспелова возникла какая-то ас-социация. Слушая разглагольствования Дьякова, он пытался поймать что-то ускользающее.
   - Вы в каком году родились? – спросил Поспелов.
   - В 37-м, а что?
   - Да так.
   - Мой отец, - продолжал Дьяков, - еще до войны попал под бериев-ский каток, но ему повезло, сохранил не только жизнь, но и в органах оставили. Дослужился до «Почетного чекиста» и генерала.
   Видимо, Дьяков ждал от Поспелова если не восхищения, то хотя бы вопросов, но тот угрюмо молчал, пытаясь поймать ускользающую мысль.
   - Что загрустил? - спросил Дьяков.
   - Давно не пил, вот и взгрустнулось по потерянному времени, - на-тянуто улыбаясь, ответил Поспелов.
   - А вот мой отец…
   Последовали перепевы давно известных баек, повторяемых обыч-но на пьяных встречах не связанных прошлым людей. Выпили еще несколько рюмок и разошлись.
                ***
   На следующее утро, еще лежа в постели с закрытыми глазами, По-спелов протянул руку и нащупал женино плечо.
   - Встаем? - спросил он.
   - Куда спешишь? Сегодня воскресенье.
   - Я и забыл.
   - Не удивительно. Ты вчера хорошеньким пришел.
   Помолчали. Он пытался вспомнить, о чем говорил с Дьяковым. Не сказал ли чего лишнего? Жена пыталась угадать, с кем он вчера пьянствовал. Говорил, что с начальством из Киева, но так ли?
   - Как ты думаешь, - сказал муж, - не пора ли нам приступить к суп-ружеским обязанностям?
   - Не дыши на меня, - попросила жена, - мне кажется, что с некоторых пор твоя главная обязанность - приходить домой трезвым.
   - Это самое трудное, что ты можешь от меня потребовать , - прого-ворил он, поворачиваясь снова на спину, - обстоятельства бывают сильнее нас.
   - Жаль, Володя, но чем выше ты поднимаешься по должностной ле-стнице, тем дальше уходишь от того милого Вовочки, каким я тебя знала в наши студенческие годы.
   - Оксаночка, так это же закономерно!
   - В чем закономерность? По-твоему, естественно, что человек с го-дами становится не лучше, а хуже?
   - Ты имеешь в виду меня?
   - Не придуривайся!
   Он ничего не ответил. Он думал. Скучно закончилась вчерашняя пьянка. Каким бахвалом оказался Дьяков! Особенно восхвалял отца. Это особенно задевало, ибо сам Поспелов не мог ответить тем же. Его родители разошлись еще до войны, а тут отца арестовали. Мать сразу же перевела детей на свою фамилию. Так он из Морозова стал По-спеловым. Стоп! Он вспомнил, что во время застолья его мучили ка-кие-то мысли. Что натолкнуло его на них? Оксана по-своему истолко-вала его задумчивость.
   - Что замолчал, или вчерашнее переживаешь?
   - Считай, угадала. Знаешь, с кем я вчера встретился?
   - Ты говорил о каком-то деятеле из Киева. Или соврал?
   - Ой, вечно ты со своими подозрениями!
   Вспомнил! Дьяков, говоря о своем отце, отметил его фирменную привычку неправильно делать ударение в слове «мозги». И отец рас-сказывал про человека с таким же отклонением от норм грамматики!
   - Так кто же на этот раз был твоим собутыльником? - поинтересова-лась жена.
   Поспелов досадливо поморщился - сбила с мысли, но ответил:
   - Я встречался с заместителем заведующего орготделом ЦК компар-тии Украины. Усекла?
   - Не только усекла, но и прониклась. Так чем он тебя очаровал?
   - Совсем нет. Не таких видел. Дело в другом. Ты недавно говорила, что перечитывала воспоминания моего отца. Где они сейчас?
   Поспелов был на похоронах отца и, как единственную память, при-вез оттуда две общие тетради отцовых воспоминаний.
   - Где им быть? Там, где положила. Что это ты о них вспомнил?
   - Пока смутные догадки, но если все подтвердится…
   - То что?
   - Пока не знаю. Надо читать.
   - Прямо сейчас?
   - А что откладывать? Сегодня же воскресенье. Если не трудно, при-неси.
   Оксана принесла тетради и протянула их мужу. Он отклонил ее руку.
   - Читай сама, у меня здесь нет очков.
   - Так что читать? - спросила жена, ложась снова в постель.
   - Найди то место, где его посадили.
   Оксана отложила одну тетрадь в сторону, полистала другую.
   - Вот, - сказала она и стала читать, - «Я сдал свои дела в Охотске и поехал в Хабаровск. Здесь получил путевку в санаторий НКВД, что в Кисловодске,  и отправился экспрессом в Москву».
   - Читай с того места, где он вернулся, - попросил Поспелов.
   - «10 июня 1938 года я был снова на Дальнем Востоке. В Хабаровске приказали ехать в Николаевск-на Амуре и там, не выезжая, ждать дальнейших указаний. И первое, что там узнаю - капитан Бухвальд, начальник 65-го погранотряда, арестован. Еще не успели назначить нового, и его обязанности исполнял начальник штаба. Я доложил ему, что в Хабаровске мне велели не выезжать к прежнему месту службы, а ждать здесь нового назначения. Он ответил, что у него такое же ука-зание, и предложил поселиться у помощника по хозчасти.
   Прошел месяц с моего возвращения на Дальний Восток, и я уже на-чал томиться бездельем, как 14 июля в 23 часа дежурный по штабу отряда позвонил мне и сказал,  что я должен немедленно к нему явиться. Кому я, не занимающий никаких должностей, мог понадо-биться в штабе среди ночи, да еще в выходной день? Дежурный не стал вступать в переговоры, сослался на занятость и прервал связь. Охватила тревога.
   Захожу к дежурному по отряду, чтобы выяснить причину вызова, а там полно народу. Вперед выступает начальник внутренней тюрьмы НКВД (я его знал) и тычет мне в нос ордер на арест. Сзади меня хва-тают, выворачивают руки, обезоруживают и тычками направляют вниз по лестнице в подвал. В подвале, уже у дежурного по тюрьме, сдергивают с меня китель и фуражку с остервенением срывают на-шивки и звезду. Все это сопровождается отборным тюремным матом. Смотрю - топчут в ярости эмблемы. Спрашиваю:
   - Что, уже свергли Советскую власть?
   Тут же получаю тычок по зубам и слышу разъяснение:
   - Это ты, враг народа, хотел свергнуть Советскую власть!
   После обыска меня повели наверх к следователю. Сидит молодень-кий, почти мальчик, лейтенант и называет себя:
   - Я - следователь Дьяков. Буду вести ваше дело».
   - Вот, вот! - воскликнул Поспелов, - именно это мне и нужно. Читай медленнее.
   -Так в чем дело? Ты можешь толком объяснить? - спросила Оксана.
   - Читай! Я еще и сам толком не разобрался.
   - «Я - следователь Дьяков. Буду вести ваше дело. Что ж, хорошо хоть без мата»
   - Это не к тебе относится, это твой отец о следователе так говорит, - пошутила Оксана.
   - Да, да, я понял.
   - « Он мне подсовывает несколько листов исписанной бумаги и предлагает подписать.
   - Что это? - спрашиваю я, не прикасаясь к ним.
   - Как что? Или вы с Луны свалились? - удивился следователь. - Это ваше признательное показание - подпишите.
   Удивившись, я твердо заявил:.
   - Никаких показаний я не давал и подписывать не собираюсь. Пусть подписывает тот, кто их сочинял!
   Дьяков что-то нечленораздельное хмыкнул, подошел к двери и ко-го-то позвал. В комнату ворвались двое верзил и, ни слова не говоря, стащили меня со стула и начали избивать. Избиение, как и началось, прекратилось внезапно. Стихла площадная брань. Слышалось только тяжелое дыхание истязателей и мои невольные стоны. Дьяков гово-рит:
   - Сейчас вам прочистили мозги (он сделал ударение на первом сло-ге) и вы, конечно, вспомнили, как рассказывали мне о своих преступ-лениях. Теперь подпишите?
   Я понимал, что, если откажусь, меня снова будут избивать. Решил оттянуть время и дать себе передышку, поэтому сказал:
   - Прежде чем подпишу, я должен хотя бы ознакомиться со своими показаниями и знать, в чем меня обвиняют.
   - Вот это дело, - миролюбиво согласился Дьяков и разрешил сесть.
   Читаю и глазам своим не верю. Оказывается, я был белым офице-ром! Сначала был завербован немецкой разведкой, а потом уже и японской! И самое страшное: я сознаюсь, что являюсь членом воен-ной фашистско-троцкистской организации, состоящей из 35 человек, участвовал в подготовке диверсионных актов. В результате одного из них был убит начальник охотского райотдела НКВД Белопольский. Я систематически занимался агитацией против Советской власти, шельмовал людей, преданных идеям коммунизма.
   Я отодвинул от себя листы с таким отвращением, что Дьяков понял все без слов. Он кивнул палачам, и те набросились на меня, как го-лодные псы на кости.
   Избив, заломили руки за спину и надели наручники, которые уже сами были орудием пытки. При малейшем движении кистями рук их кольца впивались в плоть, создавая страшную боль. Меня поставили к стенке в этом же кабинете. Дьяков ушел, а со мной остался один из истязателей. Я хотел сползти по стене на пол, но был остановлен ок-риком и тычком под дых.
   - Стоять, мать твою так!
   Ничего не оставалось делать, как подчиниться. Ноги немели, спину пронизывала боль. Я не мог опереться о стену - за спиной саднили руки.
   Поздно вечером пришел другой истязатель и скуки ради начал кос-терить меня, обзывая шкурой, продавшейся мировому империализ-му. Я снова попробовал  присесть, но был  поднят на ноги ударами в живот и по лицу. Понял, что мне предстоит так стоять, пока не подпи-шу «филькины грамоты». Мне, прошедшему белогвардейский плен, стало страшно. Страшно не то, что придется перенести, а то, что это делают советские люди с советским же человеком. Вот сидит передо мной истязатель, на нем советская военная форма, на столе фуражка с синим околышем - после праведных трудов ему жарко. Лицо не де-генеративное, видимо, не тупица. Но почему он так жестоко обраща-ется со мной? Неужели верит, что я, капитан пограничных войск, про-служивший в Красной армии двадцать лет и награжденный серебря-ной юбилейной медалью, действительно враг народа?
   Чувствую, что мысли начали бесцельно проноситься в голове. Я не могу уловить их смысла. Неужели брежу? Очнулся в луже воды. При-открыл глаза. Надо мной стоит надзиратель с графином. Чувствую, руки свободны, наручники сняты. Выходит, я терял сознание? При-шел Дьяков, и меня посадили на стул. Какое блаженство сидеть! Вкладывают в непослушные пальцы ручку, следователь подсовыва-ет листы.
   - Подписывай!
   Я молча сижу и мну пальцы, якобы для того, чтобы сподручнее бы-ло держать ручку, а на самом деле - тяну время. Дьяков с тревожной надеждой наблюдает за моими манипуляциями. И тут я говорю. Слы-шу, насколько ослаб мой голос, как он невнятен, но следователь слышит, следователь понимает. Он вскакивает, через стол бьет меня кулаком по лицу и кричит:
   - Не подпишешь – убью
   Я сваливаюсь на пол, ко мне бросаются его шавки. Их двое. Яловые сапоги мелькают перед моим лицом. Вот один из них вскакивает мне на спину и танцует на ней. Теряю сознание. Меня снова обливают во-дой, и я оживаю. Заламывают руки за спину, надевают наручники и ставят к стене.
   Сколько времени подобное продолжалось, не знаю. Несколько раз терял сознание, приходил в себя, садился и снова падал, сбитый ударом молодого садиста. На меня налетали, били и снова ставили к стене. На теле не было места, которое бы не болело.
   Потом, приведя в относительный порядок, меня повели по коридо-рам, и я очутился в светлом кабинете. Догадался, что привели к на-чальнику городского управления НКВД. Он сидел за столом и, каза-лось, не обращал внимания на мое появление. Вдруг вскакивает и бежит ко мне. Остановился в полушаге. Глаза бешеные, ненавидящие. Кричит:
   - Почему не подписываешь?! Ты, сволочь, стоишь одной ногой в могиле! Если не подпишешь, нас здесь 250 человек, и все будем бить тебя пока не сдохнешь!
   После этой злобной тирады забежал за стол и уже оттуда более спокойно говорит:
   - Ваша банда из 35-ти человек вся повязана. Все, кроме тебя, дали признательные показания. Так что твои показания нужны нам чисто символически. Мы не можем допустить, чтобы какой-то контрик дик-товал нам свои условия.
   И снова начал кричать:
   - На что надеешься?! Только себе хуже делаешь! Не таких ломали! Иди и подписывай, иначе хуже будет!
   Повели меня снова к Дьякову.
   - Будешь подписывать?
   - Хоть убейте - не подпишу! - кричу уже я.
   Нервы вконец сдали. Я боялся, что в полусознательном состоянии они вложат мне ручку в пальцы, и я накарябаю свою подпись. Потом доказывай. Лучше смерть, чем позор признания в несовершенных преступлениях!
   Дьяков хмуро посмотрел на меня и сказал:
   - Это был твой последний шанс по доброму завершить свое дело. Сейчас ты, никому не нужный, сядешь в подвал и будешь там гнить до скончания века.
   - Ничего, посидит, подумает и сам будет проситься на допрос, - уточнил один из истязателей.
   - Уведите, - приказал следователь.
   - Подождите, - сказал я.
   Дьяков просиял.
   - Надумал?
   - Я не об этом. У меня были вещи. Я хотел бы видеть их опись.
   Сначала засмеялся следователь, за ним его «помощники».
   - Ты посмотри на этого врага народа! - вскричал Дьяков. - На тот свет собрался, а о вещах думает! В могилу хочешь их унести?
   Я с сознанием дела сказал:
   - Вещи арестованного должны быть в любом случае описаны. В случае смерти они поступают в распоряжение государства или воз-вращаются родственникам.
   - Дайте ему, ребята, на прощание, - сказал Дьяков, и меня наградили несколькими тумаками».
   - Может, хватит? - спросила Оксана.
   - Дочитай этот эпизод до конца.
   - Читаю: «Первое, что я сделал, войдя в камеру, спросил:
   - Какое сегодня число, ребята?
   - Зачем тебе оно, враг народа?
   Я понял, что меня посадили к уголовникам. Кто-то все же сказал:
   - 21 июля.
   Я вздрогнул. Семь суток простоять у стены! Что творят негодяи! Изверги! Палачи! Никогда не прощу им это! Попадись мне Дьяков в темном переулке!»
   - Может хватит? – спросила Оксана.
   - Хватит, - согласился Поспелов.
   - Что-то прояснилось?
   - Киевский гость рассказывал, что его отец в слове «мозги» ставил ударение на первом слоге. Мой отец отмечает ту же особенность у своего палача лейтенанта НКВД Дьякова.
   - Ты не допускаешь совпадение?
   - Могло быть и так, если бы фамилия киевского гостя была Иванов, а то нет – Дьяков, И еще. Киевский Дьяков родился в 1937 году в Ни-колаевске-на-Амуре. Пытали отца в 1938 году в тюрьме этого же го-рода. Все одно к одному.
   - И что ты думаешь делать со своим открытием?
   - Не знаю. Но чувствую, теперь не смогу вести себя с ним, как рань-ше.
   Оксана, поднявшись на локте, сказала:
   - Вот и глупо. Что ты этим докажешь? Кстати, ты обратился к нему со своими бедами?
   - Когда было? Теперь и не знаю, как буду с ним объясняться.
   - Кому нужны твои переживания и что ты этим докажешь?
   - Ладно, давай вставать.



                ГЛАВА IY
                В МОРЕ
   Едва Поспелов сел за стол, чтобы позавтракать, как раздался теле-фонный звонок. В воскресенье беспокоили только в экстренных слу-чаях. Что на этот раз случилось?
Он узнал голос начальника спасательной станции.
   - Владимир Николаевич, это Пестун. Как было приказано, я готов и жду.
   Вспомнилось, что по приезду Дьякова велел Пестуну в воскресенье быть готовым  выйти в море.
   - Как там погода?
   - Нормальная. Слабый ветер, легкая зыбь.
   - Будь у телефона, Олег Леонтьевич, я тебе перезвоню.
   Тут же позвонил Дьякову. Тот долго не подходил к телефону. Нако-нец раздалось:
   - Слушаю.
   - Доброе утро, Владилен Алексеевич, Поспелов беспокоит. Есть возможность выйти в море.
   - А что, другого дня не будет?
   - Будет, Владилен Алексеевич, но синоптики обещают усиление ветра, а сейчас полный штиль.
   - Врут ваши синоптики!
   - Ну, смотрите.
   - Ладно, сейчас оденусь, позавтракаю и буду готов.
   - Одеться надо, Владилен Алексеевич, но завтракать не обязатель-но. Я сам еще не ел. Позавтракаем в море на катере. Хорошо? Тогда через пятнадцать минут вас будет ждать машина.
   - Постой, а кто еще будет?
   - Вы, я и еще два водителя.
   - Может, прихватить с собой второго секретаря? Веселее будет.
   Поспелов понял, что Дьяков остался недоволен их встречей тет-а-тет, поэтому ищет другого, кто бы мог его веселить. Дудки.
   - Видите ли, Владилен Алексеевич, Соболев не переносит качки, по-этому в море никогда не выходит.
   - Ты же говорил - штиль!
   - На море, Владилен Алексеевич, все относительно. У берега одно, а …
   - Ладно, - перебил его Дьяков, - присылай машину.
   Поспелов положил трубку, и ему расхотелось куда-либо выезжать. Вот как, на брудершафт не пили, а с ним уже на «ты». Этому пацану всего тридцать исполнилось, а он ему, сорокалетнему, тычет. На-чальство! И все его папочка-генерал! Подошла Оксана.
   - Вот видишь, и поговорил, - сказала она.
   - Разве я утверждал, что не буду с ним разговаривать?!
   - Не кипятись, - сказала она спокойно, - так и продолжай, без эмо-ций.
   - Не учи! - отрезал Поспелов, набирая номер гаража.
   - А ты мне рот не затыкай!
   «Аллё» услышал он в трубке.
   - Коля, вызывай срочно Виталю и пусть едет сразу за Владиленом Алексеевичем. Он его встречал в аэропорту. Из гостиницы сразу в хо-зяйство Пескуна. Сам же собери оснастку и ко мне.
   - Слушаюсь, Владимир Николаевич, - радостно прокричал Коля. - Владимир Николаевич, здесь товарищ Соболев, он только вышел из гаража. Позвать его?
   - Не нужно. Делай, что сказал.
   Поспелов покривил душой, говоря, что Соболев не переносит качки. На самом деле он не ведал, в каком состоянии вестибулярный аппа-рат у второго секретаря, но знал, что тот атлетически сложен и каждое утро пробегает десять километров. Поспелову не хотелось, чтобы Дьяков сравнивал их фигуры и, тем более, умственные способности.
   Позвонил Пестуну:
   - Разводи пары, Олег Леонтьевич, скоро будем.
   - Всегда готов, товарищ первый секретарь!
   - Еще пионерский галстук нацепи. Припасы заготовил?
   - Вчера завезли от…
   - Знаю от кого. Жди.
   Поспелов выглянул в окно и увидел подруливающую к подъезду черную «Волгу». Быстро собрался, поцеловал Оксану в щеку и на-правился к двери. Вслед услышал:
   - Рыбу домой не вези, от той еще не очухалась.
                ***
   Две черные «Волги» въехали в ворота спасательной станции почти одновременно. С борта катера Пестун видел, как из машин вышло на-чальство и, совсем как по телевизору показывают, потерлось друг о друга носами. Затем плечом к плечу поднялись по трапу на судно. За ними шофера тащили спиннинги, удочки и другую рыбацкую принад-лежность. Оба начальника пожали крепкую руку капитана.
   - Запускай, Олег Леонтьевич! - сказал Поспелов.
   - Слушаюсь, хозяин!
   Дьяков наклонился к уху Поспелова.
   - Что за обращение в наше время?
   - Вы имеете в виду «хозяин»?
   - Что же еще?
   - Не обращайте внимания. Ему так нравится - пусть называет. Кто тут слышит?
   Дьяков с любопытством рассматривал капитана. На голове потер-тая капитанка, торс обтягивает тельняшка, короткие брезентовые штаны, на ногах шлепанцы. Тоже мне гроза морей! Нажатием кнопки Пестун запустил двигатель, прислушался к его рокотанию и стал вы-водить катер из акватории станции.
   - Спустимся на минуту в каюту, - предложил Поспелов, - позавтрака-ем.
   Водители уже поглощали бутерброды, вынесенные им Пестуном. Небольшой стол в каюте был заставлен посудой с  разнообразной за-куской.
   - Кто это все готовит? - спросил Дьяков, - неужели тот старик?
   - Нет, тут рядом кафе. Пестун приглашает повара, и тот сервирует.
   Когда они вышли на палубу, катер шел вдоль берега. Пляжи были забиты отдыхающими.
   - Какая масса народу, - воскликнул Дьяков, - даже на днепровских пляжах я такого не видел!
   - Не забывайте, сегодня воскресенье.
   - А там что? - спросил Дьяков, указывая на признаки строительства на самом берегу.
   - Сооружаем защиту от волн. Каждую зиму набережную размывает штормами. Делаем ступенчатую отбойную стену из железобетона.
   - А как раньше обходились? Неужели шторма свирепее стали?
   - Совсем нет. Раньше вдоль отбойной стены лежал песок. Вот на нем и гасились волны. Сейчас песок ушел.
   - Куда?
   - В море. Изменилась экология, вот и получили.
   - Согласитесь, Владимир Николаевич, что словом «экология» мы часто прикрываем бесхозяйственность, а еще хуже, нежелание вник-нуть в существо проблемы. Какой вариант вы принимаете?
   - Право, не знаю, как оценить наш случай, но только не второй вари-ант. Дело в том, что песок и раньше уходил, но постоянно возвращал-ся. Сейчас же уходит с большей интенсивностью.
   - И вы знаете, чем это объяснить?
   - Экологи проследили за миграцией песка, изучили морские течения и пришли к выводу, что всему виной возведенное военными некоего сооружения
   Поспелов махнул рукой в восточном направлении.
   - И что же это?
   - Это нечто огромное из железобетона, имитирующее палубу авиа-носца. Оно уходит в глубь моря и, как оказалось, перекрывает есте-ственные пути миграции песков. Санаторий, находящийся справа от этого чудища, оказался без песка, а слева от него барханы.
   - И каково предназначение этого сооружения?
   - Летчики палубной авиации отрабатывают на нем взлет-посадку. Говорят, существенно ускоряет их подготовку.
   - А вы остались без песка, - заметил Дьяков. - Скажите, мы можем туда проехать, чтобы увидеть самим это чудо?
   - Олег Леонтьевич, выключи на минутку двигатель! - крикнул По-спелов Пестуну.
   Капитан выполнил просьбу «хозяина». Тот прислушался. Не плеск волны о борта катера интересовали его, он слушал высоту.
   - Слышите, самолеты гудят? - спросил Дьякова.
    - Не глухой.
   - Это там. Сейчас морские пограничники «держат воду» на подходе к молу и никого близко не подпускают. Не пустят и нас.
   Поспелов сделал отмашку, и Пестун запустил двигатель. Катер на-кренился на левый борт, и они стали обходить морской причал.
   - Я был бы несправедлив, - сказал Поспелов, - если бы все грехи списал на военных. Видите черпалку возле морского порта? Она дос-тает песок для городских строек. Песок с берега уходит в образовав-шиеся ямы.
   - Так это же безобразие! - воскликнул Дьяков.
   - Безобразие, - согласился Поспелов, - но узаконенное.
   - То есть?
   - Госстрой Украины установил нам стоимость песка из расчета до-бычи его в пределах города.
   - Экономим копейки, а тратим миллионы! Эта бетонная набережная сколько стоит?
   - Много, но дело не только в деньгах. Главное, что скоро санатории могут остаться совсем без пляжей.
   - Я понимаю, что на военных вы не можете повлиять, но прекратить добычу песка в своей зоне вы в состоянии?!
   - Можем, но это повлечет за собой удорожание строительства.
   - И черт с ним!
   - Там люди, Владилен Алексеевич. Они и так едва укладываются в сметы, а допусти удорожание песка, и вовсе не уложатся. Отсюда по-летят премии и достойные места в соцсоревновании. Текучесть кад-ров в строительстве и сейчас высока, а так мы вовсе останемся у разбитого корыта.
   - Через десяток лет этим людям, - Дьяков сделал широкий жест в сторону берега, - придется лежать на камнях! Поедут ли они к вам?
   - За это время что-либо придумаем, - ответил Поспелов.
   Пока говорили, катер подошел к «моргуну». Это буй, который, рас-качиваясь на волнах, днем включает сирену, а ночью мигает светом фонаря. Водитель Коля сноровисто набросил на выступающий штырь швартовый.
   - Рыбаки говорят, - сообщил Пестун, - что сегодня здесь появилась камбала.
   Водители, усвоившие навыки прислуживания на рыбалке не хуже вождения автомобиля, разложили принадлежности.
   - Вот эта закидуха на камбалу, - сказал Коля Дьякову, показывая на удочки.
   Тот взял спиннинг. По тому, как Дьяков держал его в руках, Поспе-лов понял, что тот не рыбак. Коля, видимо, это тоже заметил, он взял другой спиннинг и медленными движениями продемонстрировал, как с ним обращаться. Дьяков понял его урок. Размахнувшись, забросил удочку далеко в море.
   Поспелов, чтобы не смущать начальство, выбрал для рыбалки дру-гой борт. Он не собирался ловить камбалу, поэтому с помощью Вита-лия нанизал на крючки рачков. Вскоре леска натянулась, и он выта-щил несколько небольших ставридок. Снял их с крючков и снова за-бросил.
   В это время у другого борта началась суета: на удочку Дьякова что-то попало. Это «что-то» было громоздким и могло быть камбалой. Рыбак, отбросив удилище, стал руками выбирать леску, она впива-лась в ладони, но он не обращал на это внимание.
   - Не спешите, - сказал Коля, пытаясь помочь ему, - дайте ей погу-лять.
   - Не лезь! Я сам! - крикнул в ответ Дьяков.
   Коля отошел и посмотрел в сторону Поспелова. Может, от него по-ступят более разумные указания, но начальство сидело спиной и молчало, хотя не могло не слышать крика. Дьяков продолжал тащить леску, но натяжение внезапно ослабло, и он чуть не упал на спину. Из его груди вырвался такой стон, что Коле стало жалко его. Он сочувст-венно сказал:
   - С кем не бывает, но не беда, еще не вечер.
   - Я сказал – не мешай!
   К Дьякову подошел Пестун.
   - Возьмите, - сказал он, протягивая брезентовые рукавицы, - так не будет резать руки.
   Дьяков очумело посмотрел на изрезанные ладони и бросил взгляд в сторону Поспелова - на его руках не было рукавиц.
   - Обойдусь, - отверг Дьяков услугу.
   - Как знаешь, - сказал Пестун, - они вот тут рядом будут.
   К тому времени, когда у Поспелова в ведре было более десятка ставридок, у Дьякова плескались только два глоссика. Но тут леска дрогнула и натянулась. Дьяков снова за нее уцепился и начал тянуть. Оглянулся на рукавицы, но до них не дотянуться. Рыбина, еще ярост-ней, чем предыдущая, боролась за свою жизнь.
   Коля стоял рядом, но не вмешивался, он хорошо помнил: «Не лезь! Не мешай!» Зато Пестун не мог равнодушно смотреть на то, как горе-рыбак вот-вот упустит добычу.
   - Не дергайся, хозяин, держи леску, и все! - крикнул он и, оставив шлепанцы на палубе, солдатиком прыгнул в воду. В руках у него был нож.
   Леска задергалась еще больше, и Дьякову пришлось упереться но-гами в какой-то выступ. Вода окрасилась. Прямо в это пятно выныр-нул Пестун.
   - Тяни! - крикнул он и снова нырнул.
   Выбирать леску стало легче. Вот показалась тупая голова рыбины, а за ней руки и голова капитана - он поддерживал добычу. Тут под-скочил Коля и помог взгромоздить камбалу на палубу. Она сразу же затмила весь улов Поспелова - в ней было килограммов шесть!
   Когда улеглись первые восторги, обратили внимание на Пестуна. Он сидел на бухте каната и обрезал с ладоней ошметки кожи. Они падали в лужицу крови.
   - Откуда это все? - спросил Дьяков, глядя на свои ладони. Они были порезаны, но кожа не отслаивалась.
   - Все спешка, хозяин, - ответил Пестун, - поторопился и не надел ру-кавиц. Камбала - не ставридка, на ней шипов, как у собаки блох, - ка-питан усмехнулся и посмотрел на Поспелова, - взять ее голыми рука-ми, когда она еще не хочет обниматься, дохлое дело.
   Не отшвартовываясь от «моргуна», «обмыли» удачную рыбалку. Героями дня были Дьяков и Пестун. Дьяков пытался подарить камба-лу Поспелову, но тот наотрез отказался. Решили отвезти улов в гос-тиницу и поручить поварам включить рыбу в меню для гостей.
   Солнце склонилось к западу, задул прохладный ветерок, катер, пе-реваливаясь с боку на бок, пошел в сторону спасательной станции.
                ***
   Поздно вечером Дьяков позвонил домой Поспелову и возмущен-ным голосом спросил:
   - Что это у вас, Владимир Николаевич, творится?
   - Что вы имеете в виду?
   - Воды в душе нет!
   - Секунду. Сейчас проверю.
   Поспелов вышел на кухню и открыл кран. Послышалось шипение простуженной змеи. Вернулся к телефону.
   - По всей видимости, Владилен Алексеевич, авария на водоводе. У нас это часто бывает. Водовод собран из того, что было к моменту прокладки.
   - В каком смысле? разве не из труб вы его проложили?
   - Из труб, Владилен Алексеевич, из труб, но часть из них чугунные, часть стальные, а то и вовсе железобетонные.
   - Ну, даете! Это же…
   - Вы правы, Владилен Алексеевич, это винегрет, но все от бедности. Отсюда и аварии.
   - И что собираетесь делать?
   - Есть наряд на стальные трубы, но и тут проблемы.
   - Об этом потом, что сейчас делать? Когда дадут воду? Хоть холод-ную.
   - Позвоните дежурному. В гостинице предусмотрена аварийная сис-тема водоснабжения. Они, наверное, до сих пор не знают, что в горо-де авария.
   Положив трубку, Поспелов подумал, что случившееся очень кстати - хороший предлог поговорить на тему водовода.


                ГЛАВА Y
                ОПЕРАЦИЯ «ТРУБА»
   Первое, что сделал Поспелов, придя на работу, позвонил в трест «Лимановскстрой» и попросил принести наряд на поставку стальных труб большого диаметра. И вот желтый листок с красной полосой по-перек и подписью начальника главка «Укртрубэкспорт» у него на сто-ле. Скольких трудов он стоил горкому, сколько водки перепито, какие только услуги не были оказаны ответственному лицу из украинского Совмина, пока этот драгоценный документ не оказался в распоряже-нии города. Вспомнилось счастливое лицо Москаля, демонстриро-вавшему его Поспелову.
   Казалось бы, что еще надо? Езжай на завод и получай вожделенные трубы, строй вторую нитку водовода и забудь об авариях. Но не тут-то было. Наряд оказался тем краснобоким яблочком, внутри которого спрятался червячок. Красная черта на документе предписывала вы-дачу занаряженных материалов из сверхпланового выпуска. Перевы-полнил завод план - выдай сверхплановую продукцию по этому на-ряду, не перевыполнил -наряд не отоваривается..
   Если допустить, что завод работает с перевыполнением плана, то все равно нужное количество труб, а это тысяча тонн, в один присест выдать не сможет. Снова умоляй Киев продлить наряд на следующий год, и так до бесконечности. Чему радовался Москаль? Неужели не знал о червячке?
   Поспелов пытался использовать свои связи, но безрезультатно. Люди, знавшие конъюнктуру труб большого диаметра, единодушно заявляли, что это дохлое дело и советовали повесить эту бумагу на гвоздик в деревенском нужнике - там она будет использована по на-значению! Теперь следующая попытка - Дьяков. Признаться, Поспе-лов не тешил себя надеждами, но не использовать даже этот мизер-ный шанс, не мог.
   Предупрежденная Мария Александровна пропустила киевского гос-тя без малейшей задержки. От самой двери Дьяков прошел с протяну-той для пожатия рукой. Поспелов суетливо выскочил из-за стола, и они обнялись. Поспелов тут же поинтересовался, как спалось гостю.
   - Прекрасно, - восторженно воскликнул Дьяков, - ваш морской воз-дух лучше всякого снотворного! А рыбалка! Никогда не забуду, как тот старик бросился в воду. Ведь он спас меня от очередного позора!
   - Да, камбалу взять на крючок не так уж трудно, - сказал Поспелов, - а вот вытащить ее, да такую громадину, какая попалась вам - целая проблема.
   - Я уже, Владимир Николаевич, подумываю над тем, как отблагода-рить этого славного старика.
   - Успокойтесь, Владилен Алексеевич, Он не ждет никакой благодар-ности. Его тешит уже то, что удостоен быть рядом с вами и сумел ока-зать услугу.
   - А он знал, кто я?
   - Он знал вас как высокого киевского гостя. Своих отдыхающих мы обслуге не персонифицируем.
   - Правильно делаете, - одобрил Дьяков и тут же шутливым тоном спросил: - Похоже, что вы придерживаетесь той точки зрения, что наше общество становится классовым?
   - Не хочется об этом говорить, - замялся Поспелов, - но что-то близ-кое к этому намечается.
   - Согласен, не будем развивать эту мысль, чтобы о нас, не дай бог, плохо не подумали.
   - Можете быть спокойны, - заверил Поспелов, - без моего разреше-ния даже муха не вылетит из этого кабинета.
   - Вы в этом уверены? - с иронией в голосе спросил Дьяков и осмот-релся.
   Заметив удивление на лице хозяина кабинета, усмехнувшись, про-говорил:
   - Лучше вернемся к нашим баранам. Я почему заговорил о том капи-тане? Скоро мы начнем готовить разнарядку на ордена и медали для победителей в соцсоревновании, так я подумал: почему бы не вклю-чить в этот список работника спасательной службы? Разве мало они спасают утопающих?
   - В сезон сотни человек.
   - Вот и хорошо. Я сделаю так, что разнарядка на орден направится на ваш город, а вы уж тут умело ею распорядитесь.
   - Бу сделано! - шутливо ответил Поспелов.
   - Вот и хорошо. Теперь выкладывайте ваши беды. Глядишь, где-то и помогу.
   Поспелов вынул из папки заветную бумагу с красной полосой и протянул Дьякову. Тот повертел ее в руках и, возвращая, спросил:
   - В чем трудности?
   Поспелов обстоятельно объяснил гостю тонкости реализации до-кумента. По мере того, как Дьяков в них вникал, лицо его становилось сосредоточенно строгим. Свой экскурс Поспелов закончил словами:
   - Если в этом мы году не получим эти трубы, то город надолго мо-жет оставаться без воды. Аварии на водоводе учащаются, ремонты усложняются. Вот такая картина.
   - Вы не пробовали получить наряд, рассчитанный на плановый вы-пуск?
   - Пытались, но нам объясняли, что плановые поставки расписаны на годы вперед. Потребность в таких трубах настолько велика, что стоит вопрос об их импорте.
   - Так что вы хотите от меня?
   В интонации чувствовалась озабоченность.
   - Признаться, сам не знаю, - ответил Поспелов, - проблема настоль-ко трудная, что вешать ее на кого-либо не могу.
   - Похоже, вам захотелось поплакаться в жилетку.
   - Похоже, - согласился Поспелов, - и все оттого, что не знаю реше-ния этой проблемы. Будь я на вашем месте и ко мне бы с ней обрати-лись, я не знал бы, как к ней подступиться.
   - Я не обратил внимания на завод. Откуда предполагается поставка?
   - С Поливановского металлургического комбината.
   - Понятно, Донецкая область.
   Дьяков задумался, а Поспелов начал просматривать документы, принесенные утром Марией Александровной. Тишина в кабинете на-рушалась легким шелестом бумаги и чириканьем воробьев за окном.
   - Нужно звонить, - прервал тишину Дьяков.
   - Куда?
   - Начнем с Донецка, а там видно будет.
   Поспелов придвинул ему телефонный аппарат.
   - Не пойдет, - решительно сказал Дьяков.
   - Почему? - удивился Поспелов, - это самая надежная связь в горо-де.
   - Согласен, но мне нужна самая безопасная связь в городе.
   - В каком смысле?
   - В прямом. Я должен быть уверен, что она не прослушивается.
   Удивлению Поспелова не было предела.
   - Неужели вы думаете, что мой телефон прослушивается?
   - Не думаю, но чем черт не шутит? Вызовите какого-нибудь инструк-тора и прикажите сопровождать меня в ближайший ЖЭК. Там мне должны будут предоставить свободный кабинет с телефоном. Инст-руктор останется снаружи и будет следить, чтобы меня никто не под-слушивал.
   - Ну, совсем как в кино!
   Плечи Дьякова дернулись, а в глазах мелькнул гнев.
   - Вы хоть понимаете, что мы собираемся делать? - спросил он сер-дито, - Мы пытаемся взломать, нет, не паршивый сейф, а одну из ос-новополагающих догм нашего государства - плановые рогатки! Мы пытаемся получить вне плана не тонну, а тысячу тонн дефицитней-ших труб! Я не знаю, какова производительность того комбината, но догадываюсь, что, отгрузив вам тысячу тонн тех труб, он сделает из-рядную брешь в своих плановых обязательствах, а это повлечет за собой кучу неприятностей. И все это должен будет сделать директор, который, возможно, не догадывается о существовании города Лима-новска, и уж, конечно, не знает о ваших проблемах!
   Поспелов почувствовал себя не столько пристыженным, сколько ошеломленным. До сих пор, пытаясь решить трубный вопрос, он не вникал в последствия. Ведь с кем ни говорил, всё сходилось к тому, что проблема неразрешима. Дьяков - единственный, кто мысленно преодолел преграду неразрешимости и вышел на результат. Может, отказаться, может поискать другие пути? Его лихорадочные раздумья прервал Дьяков:
   - Размечтались? Рановато! Вызывайте инструктора.
                ***
   Через два часа Дьяков вернулся. Лицо его было сердитым. Поспе-лов даже обрадовался. Значит, не получилось. Ну и хорошо, не нужно будет переступать через закон.
   - Не получилось? - спросил он.
   Дьяков с некоторым удивлением посмотрел на него и, промокая но-совым платком лицо от пота, спросил:
   - У вас есть холодная вода?
   Поспелов открыл дверцу тумбочки, оказавшейся холодильником, и вынул бутылку минералки. Гость подержал ее в руках, поставил на стол, приложил холодные ладони к лицу. Только после этого  отве-тил:
   - Как обычно, появились непредвиденные трудности. Непредвиден-ные, но, как думается, преодолимые.
   - И что это?
   - Итак, позвонил я в Донецк другу нашей семьи. Он попросил пере-звонить через час. Звоню. Узнаю, что на Поливановском комбинате поменялся директор. Но не все потеряно. Прежний директор, уйдя на пенсию, продолжает влиять на дела завода. К сожалению, по телефо-ну его не удалось разыскать. Он появляется на людях только когда ему самому это нужно. Придется решать дела на месте. Нужно ехать в Поливаново. Я попросил забронировать в гостинице два двухмест-ных номера.
   Большей неопределенности Поспелов представить себе не мог.
   - И чем там заниматься?
   - Водку пить, чем еще в командировке занимаются? - раздраженно ответил Дьяков.
   - Я поручу это дело горисполкому.
   - Поручайте, - согласился Дьяков, - но заранее скажу, труб вы не по-лучите. Как мне представляется, ехать нужно вам.
   - В качестве снабженца? - удивился Поспелов.
   - А что? - в свою очередь удивился Дьяков. - Разве не вы говорили, что без этих труб вашему городу труба?
   - Говорил, но как на это посмотрят в обкоме? Скажут: «Опустился Поспелов, дальше некуда».
   - Дурак так и скажет, а умный поймет. Кстати, с вами поеду и я. С кем-то другим и не подумаю. Выбирайте.
   - Вам-то зачем ехать? - удивленно спросил Поспелов.
   - Вся подготовка к операции будет лежать на мне.
   - Как-то неудобно прерывать ваш отпуск.
   - Бросьте сантименты, Владимир Николаевич, ведь мы с вами зем-ляки! Вряд ли на этой благословенной украинской земле вы найдете сразу двух  человек, родившихся на Дальнем Востоке. Разве это не аргумент?
   - Аргумент, - согласился Поспелов, - завтра я поеду в обком за раз-решением на командировку и заодно закажу билеты на поезд.
   - Извините, Владимир Николаевич, но дорог каждый день. Ехать в обком вам придется сегодня - с тем, чтобы завтра утром выехать в Поливанов, но на машине. Кстати, у вас, как я понял, две машины. Это совсем хорошо, не надо арендовать чужую. Вторую машину вы загру-зите продуктами и выпивкой. В Поливанове будем встречаться с нужными людьми, а они, как известно, любят попировать за чужой счет.
   Поспелов тут же набросал список учреждений, которые должны укомплектовать машину нужными припасами, и передал Соболеву. Он же должен был потребовать от треста «Лимановскстрой» письмо на имя директора Поливановского комбината, незаполненные, но с печатями и подписями две доверенности и чековую книжку с доста-точным количеством денег. Отдав нужные распоряжения, первый секретарь горкома помчался в обком с надеждой успеть застать вто-рого секретаря и получить разрешение покинуть на несколько дней пределы области.
                ***
   Рано утром  две черные «Волги» выехали из города . Дьяков сразу же улегся на заднем сидении и уснул. Так началась операция «Труба»

                ГЛАВА YI
                ОПЕРАЦИЯ «ТРУБА»-2
   Поздно вечером того же дня они благополучно прибыли в славный город Поливанов. В единственной городской гостинице заняли два номера. В одном начальство, в другом шофера. Поели, немного вы-пили и легли спать.
   На утро, сразу после завтрака, Дьяков собрался уходить, заявив Поспелову, что он до семнадцати часов свободен и может сходить в кино.
   - Мы не пойдем на завод? - удивился Поспелов.
   - Вы думаете, нас там ждут?
   - Тогда куда вы?
   - Сначала сделаю несколько звонков, потом как сложится.
   Поспелов не стал брать машину (свободную от продуктов забрал Дьяков) - поехал на общественном транспорте. Наткнулся на горком партии, но не стал туда заходить. Представил, как удивятся коллеги внезапному появлению чужого секретаря, да еще в роли толкача. Ведь обязательно заинтересуются целью прибытия. Пришлось бы врать.
   Побывал у проходной завода. Это он насыщает город густыми про-мышленными запахами, они так и бьют в нос. Чем тут люди дышат? А может таким и должен быть городской воздух? Помнится, и в Долго-поле он не амбре. Это после животворного воздуха Лимановска все другие атмосферы кажутся зловонием. Накупил газет и, расположив-шись в чахлом саду гостиницы, принялся читать. Не успел перевер-нуть страницу, как она оказалась усыпанной сажей. Осмотрелся. Кто придумал строить гостиницу рядом с грузовой железнодорожной станцией?! Свернул газеты и пошел в номер.
   К семнадцати часам приехал Дьяков. С порога сказал:
   - Собирайтесь, поедем в заводской пансионат.
   - Что там делать?
   - Водку пить с нужными людьми.
   - Кто они?
   - Я же сказал - «нужные люди».
   Заметив, как Поспелов нахмурился, добавил:
   - Признаться, я и сам не знаю, кто будет. Пообещали привезти нуж-ных людей, я и поверил. Есть еще вопросы?
   - Есть. Что брать с собой?
   - На этот раз все за счет принимающей стороны.
   Место рядом с водителем было занято незнакомым Поспелову мужчиной. Сел сзади, рядом с Дьяковым. Выехали из города и скоро оказались в сосновом бору. Остановились у какого-то водоема. На мостках сидели угрюмые рыбаки, перед ними на гладкой воде торча-ли неподвижные поплавки. Мужчина вышел из машины и, открыв дверцу со стороны Поспелова, сказал:
   - Прошу.
   Поспелов до этого наблюдал его стриженый затылок, теперь уви-дел всего. Светлый костюм из тонкой шерсти с короткими рукавами и белая рубаха с широко расстегнутым воротом хорошо оттеняли его атлетическую фигуру. Добродушное лицо. Такое бывает, подумал По-спелов, у людей знающих себе цену.
   - Разрешите представиться, - обратился он, - меня зовут Сергей.
   - А отчество?
   - Позвольте без церемоний. Мы приехали сюда, чтобы провести время среди друзей. Так что разрешите, товарищ Поспелов, и вас звать только по имени и на «ты».
   - Не возражаю.
   - Может, хотите порыбачить? - предложил Сергей, улыбаясь одними глазами.
   Поспелов понял, что Дьяков успел рассказать Сергею о своей ры-балке в Лимановске.
   - Спасибо, - ответил он, - я не рыбак. Не знаю даже, с какой стороны удочку держать.
   - Ну-ну, не скромничайте, - улыбнулся Сергей, - но коль так, то по-шли.
   Обсаженная молодыми туями аллея привела их к столовой, сияю-щей зеркальными окнами. Тишина. Такое в санатории бывает между обедом и ужином. Послышались звуки подъехавшей машины, на ал-лею вышла группа людей. Они направились к ним. Сергей представил их, называя каждого по имени. Среди приехавших не было ни пожи-лых, ни юнцов. Это хорошо. Поспелов вынужденно терпел в компа-нии стариков, которые, подвыпив, пускались в воспоминания, и не переносил комсомольцев. Те ,  уже после первой стопки начинали гримасничать и нести ахинею.
   В вестибюле столовой их встретил учтивый молодой человек.
   - Проходите, товарищи, - сказал он, - прошу.
   Впереди Сергей, за ним потянулись остальные. Вошли в небольшой зал. Окна зашторены, небольшой стол уставлен запотевшими бутыл-ками и блюдами со снедью.
   - Рассаживайтесь, товарищи, - пригласил Сергей и занял место во главе стола.
   Поспелов очутился между другим Сергеем и Юрой, которого при-бывшие с ним звали Юрчиком. Дьяков занял место с краю и, как пока-залось Поспелову, старался не «высовываться». Всех за столом ока-залось семь человек. Без церемонии потянулись за бутылками. Вы-пили за знакомство. Как бывает в мало знакомых компаниях, разго-вор вертелся вокруг да около. Выпили еще и еще. Начали травить анекдоты. Из всех рассказанных, Поспелову запомнился один: «В ба-не слышится голос: «Абрам Моисеевич, или снимите крестик, или на-деньте трусы».
   Тамада, призывая выпить, чаще всего обращался к Поспелову, что делало его центральной фигурой в этом небольшом обществе. Чтобы оправдать этот имидж, пришлось и самому блеснуть остроумием, хо-тя, и он знал это, у него не получалось рассказывать анекдоты. Ре-шил использовать байку, слышанную когда-то от отца. «Спросили как-то у попа - сколько он за один присест может выпить водки? За-думался служитель культа, уж больно серьезный вопрос. Подумав, сказал: «Если при честной компании, да при хорошей закуси, да без доносу по начальству, то … до бесконечности… и еще пол-литра!» Все правильно оценили безмерную алчность попа.
   В гостиницу приехали ночью. У подъезда тепло распрощались с участниками выпивки. Собираясь ко сну, Поспелов сказал:
   - Пожалуй, первый раз в жизни пил с совершенно незнакомыми мне людьми.
   - Вас это мучит? - откликнулся Дьяков. - Так я, хоть и с опозданием, познакомлю вас с ними. Юра, которого вы, когда прощались, так лас-ково называли Юрчиком, не кто иной, как начальник транспортного цеха нужного нам комбината. Слева от вас сидел Сергей. Он - началь-ник диспетчерского бюро. Остальные два - начальники смен этого же бюро. Когда я наблюдал сцену прощания у гостиницы, то подумал, что вы с ролью рубахи-парня хорошо справились. Значит, выпитое и съеденное зря не пропало.
   - А кто конкретно понес расходы?
   - Вам и это хочется знать? Все за счет пансионата. Знакомый вам Сергей - его директор.
                ***
   На следующее утро Дьяков спустился в вестибюль, чтобы кому-то позвонить. Вернувшись, сообщил:
   - Вам, Владимир Николаевич, выписан одноразовый пропуск на за-вод.
   - Наконец-то.
   - Не суетитесь. Это еще не то, что вы думаете. Сегодня в качестве экскурсанта вы осмотрите наиболее интересные места гордости со-ветской металлургии. Чтобы не получилось так - в Париже побывал, а Лувра не видел. Машина в вашем распоряжении. На проходной вас ждет с пропуском Миша. Вы его знаете - один из тех  диспетчеров. Ве-чером встретимся здесь.
   - Позвольте, Владилен Алексеевич, а когда делом будем занимать-ся?
   - А чем же, по-вашему, мы занимаемся?
   - Развлекаемся. Не привык быть в роли американского наблюдате-ля.
   - Потерпите. Ну, а чтобы поднять настроение, скажу, что все идет хорошо. К тому времени, как вы появитесь в кабинете директора ком-бината, у Юрчика, то бишь в транспортном цехе, будет готова к от-правке в неизвестном пока направлении тысяча тонн нужных вам труб. Вот тут и начнется главное: переадресовка труб на Лимановск, это сделает Сережа, вам же останется оплатить товар - и сразу домой. Вас устраивает такой расклад?
   - Слишком просто. Кто такой Сережа, чтобы переадресовывать? Он исполнитель.
   - Вы правы. Тут понадобится калибр покрупнее, но об этом позже, а сейчас счастливой вам экскурсии.
   Гигант южной металлургии произвел на Поспелова ошеломляющее впечатление. Проходя по мартеновскому цеху, с осторожным востор-гом наблюдал за огненными змеями, а то и реками. С чувством облег-чения вышел за проходную этого монстра.
   Вечером Дьяков объявил, что скоро все завершится. Та тысяча тонн труб уже грузится на платформы и завтра в 17 часов может отпра-виться в два адреса. Добиться переадресовки предстоит бывшему директору комбината. Если это сейчас не удастся, то, считай, уже ни-когда не удастся.
   - Но есть надежда? - спросил с волнением Поспелов.
   - Руслан Имранович, так зовут бывшего директора, настроен по-боевому, но чем черт не шутит.
   - А почему он решил нам помогать? 
   - Не обижайтесь, но узнать это вы сможете только от него, если сам заговорит об этом. А, в общем, помогает человек, и ладно. Тем более, что ни вам, ни городу это ничего стоить не будет.
   - Как в сказке.
   - Вы правы. Кстати, Владимир Николаевич, приведите себя в поря-док. Свежая рубаха, скромный галстук. Вам предстоит встреча на высшем заводском уровне.
   - Вы сами будете с нами?
   - Зачем? В этой пьесе у меня роль мавра.
                ***
   Было около десяти часов утра, когда Дьяков и Поспелов вышли к подъезду гостиницы. Вскоре подкатила белая «Волга» импортного исполнения. Открылась передняя дверь, и навстречу протянулась левая рука. Дьяков пожал ее.
   - Привет, Владик! Твой товарищ готов?
   Голос спрашивающего был густым, но четким.
   - Все в порядке, Руслан Имранович, вот он, - ответил Дьяков.
   Та же рука протянулась в сторону Поспелова, и его ладонь утонула в крепкой длани.
   - Садись рядом, - сказал Руслан Имранович, - а ты, Владик, свобо-ден до вечера. Можешь сходить в кино.
   Поспелов занял указанное место. За рулем сидел крупный мужчина лет семидесяти, щеки иссиня выбриты, на светло-коричневом пиджа-ке сияет звезда Героя Социалистического труда.
   - Моя фамилия Жакаев, а вас как величать? Это правда, что вы пер-вый секретарь Лимановского горкома партии?
   - Правда, Руслан Имранович. Показать удостоверение?
   - Не требуется. Лучше покажите мне наряд на трубы.
   Ловким движением Поспелов открыл «змейку» шикарной папки жел-той тисненой кожи, распахнул ее у себя на коленях. Сверху лежал тот документ. Жакаев не стал брать его в руки - только глянул. Хмыкнув, сказал:
   - В следующий раз, Владимир Николаевич, на порог не пускай бла-годетелей с подобными бумажками. Ссылку на сверхплановый вы-пуск выдумали загребущие чиновники. Такие документы им ничего не стоят, а навар хороший. В нашей плановой системе разумный дирек-тор никогда не будет перевыполнять спущенный ему план. Ведь на следующий год тот же чиновник достигнутое примет за 100 процен-тов, а к нему приплюсует проценты роста. Вот и думайте. Какому ди-ректору захочется подставлять голову под топор?
   Лицо Поспелова поскучнело. Жакаев заметил это.
   - Что приуныл, секретарь? - спросил он. - Или не знаешь, как у нас пятилетки выполняются? Закрой пока эту папочку и поехали.
   Вскоре очутились у знакомой проходной, но не припарковались, а направились к воротному проему, перекрытому тонкой цепью. Пре-града опустилась на асфальт, и «Волга» проехала на территорию за-вода. Поколесив, остановились у приземистого здания, украшенного лозунгом: «Социалистическая дисциплина - гарантия реальности на-ших планов». По тому, что эти слова были набраны металлическими буквами, можно было судить, что проблема дисциплины на этом за-воде предполагает быть вечной.
   - Мы сейчас поднимемся к диспетчерам, - сказал Жакаев, выключая двигатель, - вам надлежит молчать и улыбаться. Все остальное за мной.
   Вошли в сравнительно небольшой густо прокуренный зал. На при-борах мигают лампочки индикаторов, из динамиков слышатся при-глушенные голоса. Из «стекляшки» вышел Сергей, знакомый по встрече в пансионате.
   - Здравствуйте, Руслан Имранович, - сказал он, приблизившись, - привет, Володя!
   После пожатия рук, Жакаев спросил:
   - Как дела, Сергей Иванович?
   - Все в порядке, Руслан Имранович, идет отгрузка девятисоток в двух направлениях: Нижний Тагил и Тюмень.
   - Сколько?
   - По пятьсот тонн в каждый адрес.
   - Хорошо. Когда отправка?
   - Как обычно - после семнадцати.
   - Сейчас я буду у директора. Жди оттуда команду на переадресовку.
   - А бумажка будет?
   - Какая бумажка?! Будет команда по селектору. Разве забыл, как я вас учил: слово директора важнее и надежнее любой бумажки!
   - То при вас было, Руслан Имранович.
   - А сейчас при ком? Разве не я стою перед тобой? Жди, Сережа, ко-манду и действуй, как учили.
   Сели в машину, сделали несколько поворотов и вот перед ними ад-министративное здание. Поднялись лифтом на шестой этаж, прошли коридором и остановились перед высокой дубовой дверью.
   - Можешь перекреститься, Владимир Николаевич, - сказал Жакаев и толкнул дверь.
   Вошли в приемную. Молоденькая секретарша приподняла голову от бумаг.
   - Слушаю вас, товарищи, - сказала она.
   - Ты меня не знаешь, красуля, а я - Жакаев.
   - Извините, Руслан Имранович, я действительно вас не знаю, но на-слышана. Вы к Анатолию Михайловичу? Сейчас доложу.
   - Не трудись, я сам ему доложусь.
   Жакаев подошел к директорской двери, нажал на сияющую латун-ную ручку,и дверь распахнулась. Поспелов поспешил за ним. Дирек-тор тут же выскочил из-за стола. Бывший и нынешний обнялись. Жа-каев казался горой Кавказа рядом с холмом Валдайской возвышен-ности. Когда разомкнулись объятия, директор подал руку Поспелову, представившись:
   - Коптев.
   Владимир Николаевич с усердием пожал протянутую руку и назвал-ся. Коптев, взяв Жакаева под руку, повел к столу и усадил на свое ме-сто, а сам сел напротив. Усевшись поудобнее, Жакаев сказал торже-ственно:
   - Привез к тебе, Анатолий Михайлович, первого секретаря Лиманов-ского горкома партии. Слыхал о таком городе?
   - Не только слыхал, но как-то отдыхал там, но это было лет десять тому назад.
   - Теперь можешь отдыхать каждый год. Владимир Николаевич со-орудит тебе лучший отдых. Такого и в Сочи не найдешь.
   - Интересно, - озаботился Коптев, - чем обязан?
   По знаку Жакаева, Поспелов раскрыл папку и развернул ее перед директором так, чтобы тому было удобно видеть злополучный наряд. Коптев мазнул его взглядом и тут же радостно воскликнул:
   - Так это ж на сверхплановый выпуск! А я еще не знаю, как удастся выполнить основной план.
   - Не прибедняйся, выполнишь, я проверял, - заверил Жакаев. - Ска-жи, Анатолий Михайлович, я давно к тебе обращался с какой-нибудь просьбой?
   - Что-то не припомню.
   - А что ты мне говорил, когда садился в это кресло? Первый раз пришел, и сразу отказ!
   - Руслан Имранович, речь шла о личной просьбе!
   - Разве не я лично сижу перед тобой? И не я лично к тебе обратил-ся?
   - Хорошо, Руслан Имранович, я подумаю. Пусть товарищ поживет у нас несколько дней. Прояснится обстановка с планом и все, что наме-тится сверх него, отправим в Лимановск.
   - Вот как ты заговорил со мной, Анатолий Михайлович.
   - Так план - это святое.
   - Не мне рассказывать, что такое план. Я тебе не раз говорил, как у нас в стране крутят, в том числе и с планом.
   И, обращаясь к Поспелову:
   - Расскажу я вам обоим одну историю, случившуюся в годы правле-ния Никиты Хрущева. Дело было в Калуге. Кто был там, знает, что этот город рассекается чуть не пополам рекой Окой. А через реку нет ни одного моста. Можете представить, как было добираться с одного берега на другой. Тонны бумаги исписали с просьбой построить мост через Оку. Отвечают: нет моста в плане. Так включите в план! Вы что?! Нам на космические программы средств не хватает, а тут какой-то мост! Кстати, сейчас в Лимановске не лучше обстановка. Город умирает от жажды! Не построят водовод, хоть из моря воду пей.
   Так вот, узнают, что в городе живет учительница, которая когда-то учила Никиту. Сообщили об этом в Москву. Хрущев пригласил ее в гости. В Калуге проинструктировали старушку, и она поехала. Никита тепло ее встретил, напоил чаем и спрашивает, как обычно, чем может ей помочь. Гостья от большого волнения не может четко выразить свою мысль. Все повторяет: «Мост, мост». Велел царь разобраться, про какой  это мост пытается рассказать его любимая учительница. Так он узнал о разделенном городе и о великой волоките. Вспылил Никита Сергеевич и приказал: мосту быть! Соответствующие службы взяли под козырек, и еще не приехала посолша в свои пенаты, как на обоих берегах реки развернулась грандиозная стройка. Так вот, доро-гие товарищи, как на самом деле обстоят у нас дела с планом. Он - подобие ширмы, за которую прячутся чиновники.
   - Все так, Руслан Имранович, - сказал Коптев, - но
есть одна закавыка - я не Хрущев и тем более не Брежнев.
   - Ерунда! На этом заводе ты и Хрущев, и Брежнев в одной бутылке! Разве не так?
   Коптев пожал плечами, а Жакаев повернулся к селекторному пульту и нажал сразу две кнопки. В динамике послышались производствен-ные шумы, невнятные голоса. Жакаев придвинул к себе микрофон и властным голосом спросил:
   - Главная диспетчерская и транспортный цех, вы меня слышите?
   - Слышим, Руслам Имранович, - чуть ли не в один голос ответили ему эти службы.
   Бывший директор жестко посмотрел в сторону нынешнего. Тот опустил глаза и стал рассматривать ногти на своих руках. Убедив-шись, что Коптев не собирается ему противоречить, Жакаев продол-жал:
   - Вы понимаете, что я говорю из кабинета Анатолия Михайловича. Он сидит рядом и кивает головой, соглашаясь с тем, что я сейчас го-ворю.
   Он сделал знак Поспелову, и тот подвинул к нему папку с докумен-тами.
   - Теперь слушайте приказ, - возвысил голос Жакаев. – Трубы - девя-тисотки в количестве тысячи тонн, направлявшиеся ранее в Нижний Тагил и Тюмень, переадресовать на станцию Лимановск-товарная, Приднепровской железной дороги. Получатель: трест «Лимановскст-рой». Все ясно?
   - Ясно-то ясно, Руслан Имранович, а нельзя ли услышать голос Ана-толия Михайловича?
   - Сколько угодно, - почти весело ответил Жакаев и, прикрыв сетку микрофона, властно сказал Коптеву: - Говори, что надо!
   Тот хотел взять микрофон в руки, но Жакаев отвел его от них и при-близил ко рту.
   - Говори!
   - Делайте так, как сказал Руслан Имранович.
   Голос был вялым, но хорошо услышан теми, кто хотел его услы-шать.
   - Ясно, Анатолий Михайлович, будем делать так, как сказал Руслан Имранович.
   Жакаев выключил селектор и, выудив из папки Поспелова гаран-тийное письмо треста «Лимановскстрой» с просьбой отпустить энное количество труб с гарантией немедленной оплаты чеком, подложил его Коптеву.
   - Подписывай! - сказал он строго. - А теперь вызови секретаршу, и пусть она проводит первого секретаря горкома партии в бухгалтерию и проследит, чтобы не было унизительной волокиты и глупых вопро-сов.
   Выходя и кабинета, Поспелов услышал, как Жакаев сказал Коптеву:
   - Вот это по-нашему, Анатолий Михайлович.
   Секретарша закрыла за собой дверь в кабинет, и Поспелов не ус-лышал ответ.
   Жакаев позвонил в бухгалтерию и, поинтересовавшись у Поспело-ва, все ли в порядке, сказал, что ждет его внизу в машине. Они поеха-ли в транспортный цех. Здесь Поспелов встретился с Юрчиком и убедился, что переадресовка сработала и один состав раньше срока уже отправлен в Лимановск, а второй уходит вслед за ним.
   Выехали за пределы завода и, не сговариваясь, оба глубоко вздох-нули. Заметив это, улыбнулись друг другу.
   Жакаев сказал:
   - Признаться, Владимир Николаевич, будь я сейчас директором, ты никогда не получил бы этих труб.
   - Коль так, Руслан Имранович, и я признаюсь, что до сих пор не ве-рю в этот успех. Спасибо вам. Я понимаю, что не будь здесь вашей доброй воли…
   - Брось, Владимир Николаевич, какая она добрая? Она самая под-лая! Ты понимаешь, какую свинью я подложил Коптеву?
   - Как не понять.
   - То-то, а ты говоришь «добрая воля». Но успокойся, этот гаденыш заслуживает большего. Тебе, конечно, не интересно знать подробно-сти…
   - Нет, почему?
   - Все равно, обойдемся без них. Верь мне, свое он получил по за-слугам. Ты думаешь, он всегда такой фетюк? Был бы таким, никогда не стал бы директором, а так, чувствует собака, чье сало съела.
   Поспелов подумал, что по пословице кошка, а не собака должна это чувствовать, но не стал уточнять. Еще он подумал, что в жизни мно-гое строится на противоречиях. Вот и ему удалось этим воспользо-ваться. Но где тот стратег, что смог свести все воедино? Дьяков? Нет, он - важное звено в этой цепи, но не золотое. И удивился Поспелов существованию подспудных сил в стране, которым ничего не стоит так, походя, взломать святая святых социалистического строя - пла-новую экономику и остаться при этом безнаказанными. На какой-то миг ему, секретарю партийного органа, стало неудобно от мысли, что, по сути он инициировал эту неприглядную операцию, но тут же ото-гнал эту мысль: не для себя старался, для города.
   Прощаясь, Жакаев сказал:
   - Признаться, Владимир Николаевич, будь я директором, ты никогда не получил бы этих труб.
                ***
   По приезду домой Поспелов предупредил начальника товарной станции о скором прибытии эшелона с трубами. На вторую ночь - звонок. Начальник товарной станции доложил, что составы пришли. Такого количества груза станция еще никогда не принимала. Будут трудности.
   - Так это же прекрасно! - неожиданно для себя воскликнул Поспе-лов.
   - Не понял, товарищ секретарь, - отозвался железнодорожник.
   - Что тут непонятного? Звоните в трест, пусть начинают работать.
  Поспелов сам поехал на товарную станцию. Вот они, вожделенные, лоснятся под лунным светом. Захотелось погладить трубы, заглянуть внутрь и представить себе, как по ним потечет живительная вода. Только собрался взобраться на платформу, как подошел начальник станции и сообщил, что пригнали кран, но у него вылет стрелы мал и он не сможет достать до грузовой площадки. Поспелов с досадой по-смотрел на начальника станции - такого удовольствия лишил. Резко спросил:
   - Вы можете пользоваться телефоном?
   - Понял, товарищ первый секретарь, - радостно воскликнул желез-нодорожник и резво  запрыгал по шпалам в сторону своей конторы.
                ***
   По окончании отпуска Дьяков тепло попрощался с Поспеловым. Ко-гда тот объявил, что чувствует себя должником перед высоким гос-тем, Дьяков еще раз напомнил, что они земляки и этим все сказано и посоветовал не тянуть с укладкой труб в землю.

                ГЛАВА YII
                СМУРЫЙ МЕСЯЦ
   И в этот ноябрь Поспелов вновь вспомнил Пушкина: «Над омрачен-ным Петроградом дышал ноябрь осенним хладом». Слякоть и повы-шенная влажность дурно воздействовали на его организм и вызыва-ли плохое настроение. Для него этот месяц был самым смурым в го-ду и по другому случаю. Он заметил, что именно в ноябре, осененным великим праздником, у него постоянно возникают всяческие неприят-ности. Чтобы не показаться суеверным, а то и аполитичным, он скрывал эти наблюдения, про себя называя их «контрреволюцион-ными».
   Первая декада «смурого» месяца проходили в обычной празднич-ной суете. Самым утомительным было почти двухчасовое стояние на трибуне. Глядя на ликующие полупьяные толпы, нужно было привет-ливо помахивать им рукой и широко улыбаться. Другой проблемой была массовость. Замечено, что в последнее время праздничные ко-лонны сокращаются, словно бальзаковская шагреневая кожа. Если такое не остановить, то в праздники единение партии и народа будут демонстрировать только школьники.
   Директорам предприятий было рекомендовано  использовать ад-министративный ресурс. Составляли список, и каждому работнику против своей фамилии предлагали расписаться, что подразумевало обязательство явиться на демонстрацию. Мало кто, глядя в глаза не-посредственному начальнику, осмеливался отказаться от подписи. Но и тут не было гарантий, что работник придет. Все понимали, что эти подписи не имеют правовой силы. Некоторые директора, учиты-вая это, премировали работников за участие в демонстрации. Это срабатывало лучше, чем подписи.
   Поспелов взошел на праздничную трибуну и с удовлетворением отметил, что она заполнена. Слева и справа от нее, но уже внизу на асфальте, стояли приглашенные «к трибуне». Поспелов со всеми, кто стоял рядом, поздоровался за руку, помахал влево и вправо знако-мым лицам у трибуны и посмотрел на часы. Десять утра. Пора. Из ре-продукторов вырвались бодрые звуки маршей, пошли колонны.
   Праздничное шествие в этом году открывал трест «Лимановскст-рой». Впереди колонны шел полуприцеп, кузов которого был украшен трубой, доставленной из Поливанова. Она символизировала ударную работу треста по прокладке второй нитки городского водовода. По-спелов с чувством благодарности приветливо махал работникам тре-ста, продолжившим начатое им дело.
   Когда пошла другая колонна, Поспелов почувствовал за спиной не-обычное оживление. Вслушаться мешали звуки музыки и разноголо-сые крики «Ура», оглянуться не позволяли восторженные демонст-ранты, которые, вкусив по ходу шествия изрядные дозы алкоголя, теперь ели глазами приветствующее их городское начальство. Тут он почувствовал возле щеки легкий ветерок, созданный промелькнув-шей рукой, и понял, что это Москаль, стоявший справа, уж очень рья-но приветствует демонстрантов. Скосил глаза и увидел, что он, во-преки обычаю, машет не одной рукой, а сразу двумя! Обратившись к Соболеву, стоявшему слева, спросил:
   - Что это с ним?
   - Он в дупель пьян, - сердито ответил тот.
   - Так уведите его!
   - Пробовали, не получается.
   Тем временем раздался восторженный вопль Москаля:
   - Привет, Федя! С праздником, Катюша!
   - Ужас, - только и проговорил Поспелов.
   Он повернулся к Москалю и решительно сказал:
   - Дмитрий Остапович, мне нужно с вами поговорить.
   - Нашел время!
   - Очень важный разговор, Дмитрий Остапович!
   - Не мешай! Видишь, люди приветствуют меня!
   Поспелов кивнул Соболеву, и они вдвоем, взяв Москаля под руки, повели с трибуны. И в отсутствие первых руководителей города ми-мо трибуны шли колонны, кричали «Ура», играла музыка. Кто-то не заметил их отсутствие, другие, приметив, посчитали, что начальники тоже люди и поэтому отошли в сторонку, чтобы пропустить по ма-ленькой для сугрева. Поспелов поспешил на трибуну, оставив Собо-лева организовывать доставку градоначальника домой.
   На площадь втягивалась колонна оцинковального завода. На этот раз в ее голове грузовик с жестяным макетом крейсера «Аврора». Идею макета «подбросил» директору завода сам Москаль. И вот, по стечению обстоятельств, ему не придется увидеть ее воплощение. Сейчас из нутра крейсера начнут взлетать ракеты, символизирующие победные залпы Октября. Началось. Первая, вторая, третья ракета взлетела, вызвав восторг не только у детишек. Едва успело сердце Поспелова возрадоваться удачному фейерверку, как случилось не-предвиденное. Четвертая ракета, едва взмыв над машиной, устреми-лась к земле и расцветилась уже в толпе. В эфире продолжала зву-чать музыка и здравицы в честь Великого Октября, а из-под трибуны неслись вопли и крики ужаса.
   На мгновение Поспелов оцепенел, но положение обязывало. Он на-чал отдавать четкие указания. Растерявшимся руководителям он сделал энергичную отмашку и, притормозившие было колонны про-должили свой путь. Пострадавших понесли и повели к дежурившим неподалеку санитарным машинам, которые, не включая сирен, пом-чались в больницу. Последующие колонны даже не догадывались о произошедшем.
                ***
   Сразу после праздника в Малом зале горкома было собрано парт-бюро, чтобы дать оценку прошедшим событиям. В качестве пригла-шенных присутствовали некоторые директора предприятий и глав-ный врач больницы. С него и начали.
   Врач доложил, что из десяти человек, доставленных в больницу, трое пострадали серьезно. У двух обожжены ноги, а у третьего трав-мирована сетчатка левого глаза. Остальным сделаны успокоитель-ные уколы, и они отпущены по домам. Нескольким незначительно пострадавшим была оказана помощь на месте.
   Начальник горотдела КГБ Бугров был краток:
   - Политического умысла со стороны горе - стрелков не отмечено. Они, а их двое, были в стельку пьяны. Кто из них сделал роковой вы-стрел, установить невозможно, да и нужно ли? Для определения уго-ловной ответственности дело передано в милицию.
   Директору оцинковального завода был тут же объявлен выговор с занесением в учетную карточку за недостаточную воспитательную работу в коллективе.
   Другим «именинником» был директор мотороремонтного завода. Его вина заключалась в том, что вместо заводской праздничной ко-лонны по площади проехала грузовая машина, груженная невостре-бованными знаменами и транспарантами. После прозвучавшей ин-формации, Поспелов спросил у директора:
   - Как вы смогли допустить, товарищ Гладильщиков, что вместо ра-бочего коллектива на праздничную площадь вышла машина, предна-значенная для перевозки грузов? Что вы этим демонстрировали?
   Директор посмотрел на секретаря глазами умирающей собаки и что-то невнятно пробормотал. Его не поняли. Кто-то спросил:
   - У вас каша во рту, товарищ директор?
   Ему подали стакан воды. Он судорожно отпил. Вздохнув, начал от-вечать:
   - Заверяю вас, товарищ первый секретарь, что все это получилось непреднамеренно.
   - Еще бы, - бросил кто-то реплику.
   - К началу движения, - продолжал Гладильщиков, - в колонне было человек пятьдесят. Раздали транспаранты и пошли. Остальные, ду-мали, подойдут. Все было хорошо до той поры, пока вдоль шествия колонны не появились лотки с водкой. Люди побежали пропустить по сто граммов, забывая праздничную атрибутику в кустах. Я приказал ее подбирать. Чем ближе к площади, тем меньше людей. Колонны фактически уже не было, оставшиеся люди примкнули к соседней ко-лонне, а водителю я приказал свернуть в первый же переулок и окольными путями возвращаться на завод. Позже он мне сказал, что ГАИ не позволило свернуть с маршрута, и он вынужден был проехать через площадь. Вот так все было.
   Гладильщиков допил оставшуюся в стакане воду и глубоко вздох-нул.
   - Вы понимаете, Гладильщиков, - спросил Поспелов, - что сейчас расписались в своей беспомощности? Вы не руководитель, вы - ка-питулянт! И какой вы после этого коммунист, спрашиваю я вас?
   Гладильщиков проглотил слюну и, преодолевая волнение, ответил:
   - Позволю напомнить, товарищ первый секретарь, что завод, кото-рым я руковожу уже много лет, ежемесячно и ежегодно выполняет го-сударственный план, а по итогам социалистического соревнования к годовщине Великой Октябрьской социалистической революции зане-сен на городскую Доску почета.
   Заметив смущение Поспелова, на выручку бросилась Смирнова, третий секретарь горкома. Она сказала Гладильщикову:
   - За то, что завод выполняет план, вы, Иван Федорович, получаете зарплату, а вот когда дело коснулось общественных обязанностей, вы и ваши рабочие оказались не на высоте. Кого вы, коммунист Гла-дильщиков, воспитываете? Строителей коммунизма или стяжателей? Чем отличаются ваши пролетарские гегемоны от обычного субъекта капиталистического общества, мечтающего только о наживе?
   Она перевела дух и, обращаясь уже к Поспелову, сказала:
   - И вообще, Владимир Николаевич, на заводе плохо с наглядной агитацией. На фасаде только один лозунг, да и тот выцветший, заво-дская Доска почета не обновляется уже второй год, в цехах нет не только лозунгов, но и политических плакатов.
   Слушая Смирнову, Поспелов все больше хмурился. И вот он ее пе-ребил:
   - Как же получилось, Нина Петровна, что коллектив, возглавляемый таким аполитичным директором, оказался на городской Доске поче-та? Вы, наверное, визировали решение горисполкома?
   - Я поверила, Владимир Николаевич, обещанию директора завода ликвидировать все недостатки в кратчайший срок.
   - Вот как? - удивился Поспелов. - Что же вам, товарищ директор, по-мешало выполнить свои же обещания? Признаться, я все больше не-доумеваю: вы ли это так долго ходите в руководителях? Может, вас подменили?
   - Нет, товарищ первый секретарь, я все тот же. И не обессудьте, ес-ли  выскажу крамольную мысль: Сталина нам не хватает, совсем распустился народ. Да, я обещал Нине Петровне изготовить несколь-ко лозунгов и большой портрет товарища Ленина. Обратился к ху-дожникам, те назвали цену. Я в бухгалтерию, но там категорически от-казались выделять деньги на оплату. Видите ли, у нас в смете нет статьи, которая бы оплачивала эти расходы. Что касается Доски по-чета, то профком решил, что лица, удостоенные этой чести в про-шлом году, вполне заслуживают ее и в этом, поэтому решили ничего не менять.
   - Экономия на фотографе? - спросил кто-то.
   Гладильщиков пожал плечами. Ему объявили выговор с занесением в учетную карточку за мелкобуржуазные проявления в воспитании коллектива.
   Когда в зале остались только члены партбюро и заведующие отде-лами горкома, Поспелов обвел их хмурым взглядом и сказал:
   - Да, трудно выходить из трясины показушного единодушия. Как ви-дим, запуганным народом было легче управлять. Зря, что ли, дирек-тор взмолился дать ему Сталина? Конечно, где был бы тот бухгалтер, который не нашел денег на изготовление политических лозунгов?
   - Ему ткнули бы пальцем в 58 статью, и он сразу бы прозрел, - под-сказал Соболев.
   - Вот именно, - согласился Поспелов, - исчез страх, несколько осла-били вожжи - и вот результат. Отсюда, товарищи, появилась настоя-тельная необходимость компенсировать издержки, так называемой, демократии. Чем? Возвращать товарища Сталина, конечно, не будем. Тогда чем? Усилением идеологической работы. И горком должен воз-главить ее. Мы просто обязаны быть проводниками коммунистиче-ских идей, неукоснительно связывая их с начертанными партией эко-номическими задачами.
   В ближайшее время мы должны составить реальный план идеоло-гических мероприятий с учетом тех ляпсусов, что допустили в период праздника. А вам, Нина Петровна, следует серьезно поработать над ошибками, чтобы впредь не допускать их. Вы, по сути, посадили гор-ком в лужу. Как случилось, что разгильдяй оказался на городской Доске почета!? Обратили внимание, как он гордился этим? При том, что на заводскую Доску почета плевать хотел!
   Несколько остыв от праведного гнева, Поспелов продолжал:
   - И последнее. Следует серьезно заняться Гладильщиковым. Как я понимаю, к нему, как к хозяйственнику, претензий нет. Зато как поли-тик он - нуль.
   - Может, подобрать ему крепкого секретаря партбюро? - высказала мысль Максимова.
   - Такой вариант, Екатерина Сергеевна, был бы хорош, если бы на этом заводе был предусмотрен освобожденный партработник, а так, кого ни поставь, все равно будут заглядывать в рот Гладильщикову. Отсюда следует - менять самого директора. Не способен он работать в новых условиях. Когда ему на пенсию?
   - Если не ошибаюсь, - ответила Максимова, - то в конце следующего года.
   - Так что мы ждем? - воскликнул Поспелов. - Он за этот год совсем развалит коллектив!
   Желающих выступить в защиту Гладильщикова не нашлось, не бы-ло и осуждающих его - люди устали. Все ждали окончания совещания, но подал голос Соболев.
   - Позвольте, Владимир Николаевич?
   Уловив кивок, сказал:
   - Все, что здесь было сказано, верно, но упущен, на мой взгляд, один немаловажный вопрос, вопрос трезвости в нашем городе.
   Послышался легкий шумок, Соболев нервно крутанул головой и продолжал:
   - Мы стыдливо упустили этот вопрос, хотя все рассмотренные эпи-зоды, случившиеся на демонстрации, вызваны чрезмерным употреб-лением алкоголя.
   - Вы предлагаете объявить сухой закон? - язвительно поинтересо-вался Москаль.
   - Нет, Дмитрий Остапович, я хоть и технарь, но читал о «сухом зако-не» в Америке и его последствиях, поэтому не могу предложить такую глупость, но, считаю, было бы разумным ограничить потребление ал-коголя в нашем городе.
   - Как вы себе это представляете? - спросил Поспелов.
   Соболева не смутило явное неудовольствие, прозвучавшее в голо-се начальника.
   - Нам нужно начинать с себя, Владимир Николаевич, - твердо отве-тил он, не заметив, как зарделось лицо первого секретаря. - Наш гор-комовский буфет превратился в заурядную забегаловку, в которой по любому поводу собираются компании и устаканиваются до положе-ния риз. Приходят туда и посторонние, приглашенные тем или иным именинником. Так что молва о пьяных застольях в стенах горкома партии расползается по городу и может служить оправданием для тех, кто захочет такие же сборища организовать у себя. И другое: за-чем разрешили курортторгу и тресту ресторанов выносную торговлю спиртным в местах прохождения праздничных колонн?
   Москаль уже давно ерзал, будто не на мягком стуле сидел, а на не-умело срубленном пеньке. Он с нескрываемым презрением сказал:
   - А затем разрешили, Аркадий Георгиевич, что конец года на носу, а план товарооборота у этих организаций под угрозой срыва! Вы пред-лагаете, невинный ангелочек, сидеть, сложа ручки и ждать, когда это случится?
   Соболев густо покраснел, но, собравшись духом, жестко ответил:
   - Ваши старания выполнить товарооборот, Дмитрий Остапович, бы-ли хорошо заметны на праздничной трибуне.
   - Сопляк! Ты еще смеешь мне указывать?!
   Поспелов, чтобы разрядить обстановку, объявил окончание сове-щания. Москаль, выходя из зала, метнул в сторону Соболева злой взгляд и кому-то громко сказал:
   - Ты посмотри, какая-то сосиска строит из себя Краковскую колбасу! Герой объявился! Видишь ли: пьянству бой!
   - Какой бой, - ответили ему, - тут сдаваться самое время!
                ***
   - Аркадий Георгиевич, зайдите ко мне, - пригласил Поспелов, оста-новившись у своего кабинета.
   Соболев вошел и остался у двери. Было заметно, что он еще не ос-тыл после стычки с Москалем: глаза смотрели настороженно, на ще-ках легкий румянец.
   - Проходите и садитесь, Аркадий Георгиевич, - сказал Поспелов, на-ливая в стакан воды.
   - Будете? - спросил он и, уловив отказ, сам сделал большой глоток, а остальную воду вылил в цветочный горшок. – Да, вода - не водка, много не выпьешь, - сказал он, улыбаясь, и уже из-за стола спросил: - Зачем вы завели эту бодягу с Москалем?
   - Вы говорите - бодягу? - несколько удивленно спросил Соболев. - Насколько я помню, «бодяга» - синоним слова «балагурить». Неужели вы так расцениваете мои претензии к этому человеку?
   - Расценивайте это как грустную иронию.
   - А к месту ли здесь ирония, Владимир Николаевич?
   - Кто-то, уважаемый Аркадий Георгиевич, метко заметил, что, сме-ясь, мир освобождается от своих недостатков. Но сейчас хотелось бы о другом. В приличных семьях не принято выносить на люди свои недостатки. В данном случае это ваша критика председателя горис-полкома…
   - Вы считаете бюро горкома - «на люди»?
   - В некотором роде. Пока не стоит вопрос о снятии председателя исполкома, мы обязаны беречь его авторитет. Кроме того, я намечал провести с ним воспитательную беседу.
   - Его лечить надо, а не воспитывать!
   - Возможно, Аркадий Георгиевич, но в свете сказанного прошу вас помнить вот о чем. Вы - не Зевс и поэтому должны метать молнии из-бирательно, согласуя свои намерения со мной.
   Соболев, борясь с желанием возразить, ответил:
   - Понятно, Владимир Николаевич.
   - Вот и хорошо, можете идти.
   - И это все? - удивился Соболев.
   - А что вы еще хотели? - не менее удивился Поспелов.
   - Разве мои высказывания о состоянии трезвости в городе не встревожили вас?
   - Состояние трезвости в городе, Аркадий Георгиевич, меня встре-вожило задолго до вашего выступления. Это далеко не новость.
   - Выходит, что можно закрыть глаза на то, что народ спивается?
   - А вы предлагаете бороться с пьянством в отдельно взятом горо-де? Может, уже и коммунизм начнем строить в Лимановске? Вы, Ар-кадий Георгиевич, наивны, как только что родившийся котенок. Да и у того, наверное, рефлексы развиты лучше, чем у вас.
   - За сомнение по поводу рефлексов, спасибо, Владимир Николае-вич, Мне претят коммунисты, которые только рефлексами и руково-дствуются. И другое. На мой взгляд, быть наивным не так уж постыд-но, если помнить, что наивные противостоят прожженным циникам.
   - И кого же вы относите к циникам, да еще прожженным?
   - Да хоть того же Москаля!
   - Дался вам этот Москаль!. Забудьте о нем. Он прекрасный руково-дитель, и на его плечах не меньший груз, чем на наших. Что касается трезвости в вашем понимании, то это действительно наивность. Вве-ди ограничения в городе, водку найдут в деревне или в другом месте. Город потеряет в бюджете, а число пьяниц не уменьшится. Кому от этого польза? И вы думаете, что в Политбюро не знают, что страна спивается? Знают. Пытаются что-то сделать, но все это пустые хло-поты. Как пили, так и будут пить.
   - В таком случае, Владимир Николаевич, мы зря наказали тех дирек-торов заводов. Ведь они не виноваты, что народ пьет.
   - Что народ пьет, они действительно не виноваты, но в задачу Гла-дильщикова входило поставить к ракетницам людей трезвых, а не пьяниц.
   - А где их взять, если все пьют?
   - Так уж и все. Среди инженеров и служащих, если покопаться, мож-но найти трезвенников. А второй вообще вожжи отпустил.
   - Хорошо, - согласился Соболев, - а что вы скажете о нашем буфете, в котором…
   - Знаю, знаю. По мне пусть пьют лучше в нашем подвале, чем в го-родских забегаловках.
   - Получается, Владимир Николаевич, что раньше было пороком, сейчас стало укладом жизни.
   - В каком-то смысле так и есть, - согласился Поспелов.
   - И это вас устраивает?
   Поспелов улыбнулся.
   - Надеюсь, вы меня за идиота не принимаете?
   - Нет, конечно, но надо же что-то делать!
   Их глаза встретились, и Поспелов уловил фанатичный блеск во взгляде визави, и тут же возникла дикая мысль. Он сказал, с трудом подбирая слова:
   - А вы знаете, если хотите, я бы мог предложить вам хороший поли-гон для претворения в жизнь ваших устремлений. Хотите попробо-вать?
   Соболев устремил на него вопрошающий взгляд.
   - Идите директором на мотороремонтный завод. Там вы сможете удовлетворить свое неуемное стремление бороться с пьянством.
   -Вы хотите избавиться от меня?
   - Зачем так примитивно трактовать мое предложение? Вами овла-дела идея, я предоставляю вам место для ее претворения. И вы в этом усмотрели стремление избавиться от вас?
   - Разве нельзя это же делать в условиях горкома и в масштабах го-рода?
   - Признаться, я, как первый секретарь горкома партии, не знаю, с че-го начинать. Предполагаю, что и председатель горисполкома не горит желанием за это браться.
   Поспелов бросил взгляд на часы и поднялся.
   - Девять часов. Пора и совесть знать.
   - Так. вы хотите отправить меня на завод? - спросил Соболев уже у двери.
   - Побойтесь бога, Аркадий Георгиевич, с чего вы это решили?
   - Так вы же сказали.
   - Сказал, поддавшись вашему стремлению бороться за трезвость.
   - Но я не хочу на завод.
   - Не хотите - и не надо.
   Внизу вахтер доложил, что у него все в порядке. Поспелов, улыб-нувшись ему, ответил:
   - И у нас все в порядке, - и, обращаясь к Соболеву, - так, Аркадий Георгиевич?
   - Полнейший порядок, Владимир Николаевич.
   Вахтер, закрывая за ними дверь, подумал: если не начальству ра-доваться жизни, то кому еще?

                ***
   Наступила последняя пятница ноября, казалось бы, все неприятно-сти позади, но нет. Едва Поспелов вошел в кабинет, как раздался те-лефонный звонок. Поднял трубку и услышал взволнованный голос главного врача больницы.
   - Владимир Николаевич, в шесть утра к нам привезли сбитого ма-шиной гражданина. Им оказался Соболев Аркадий Георгиевич.
   - В каком он состоянии?
   - Пятнадцать минут назад товарищ Соболев умер.
   Рука с трубкой, как чужая, опустилась вдоль тела. Телефон еще не-которое время «алёкал», но Поспелов этого не слышал. Он некоторое время стоял у стола неподвижно, словно памятник самому себе. В кабинет заглянула Мария Александровна: ей позвонили из больницы и попросили поинтересоваться здоровьем первого секретаря горко-ма. Она спросила:
   - С вами все в порядке, Владимир Николаевич?
   Тот вздрогнул и, не глядя на нее, опустился в кресло. Глухим голо-сом сказал:
   - Соедините меня с начальником ГАИ.
   - Что-то случилось, Владимир Николаевич?
   Поспелов вскинул на нее глаза (они ей показались белыми) и будто простонал:
   - Идите же!
   Едва положил трубку на рычаг, как звонок.
   - Майор Кизилов, товарищ первый секретарь.
   - Докладывайте.
   - В пять сорок пять нам на пульт позвонили с управляемого желез-нодорожного переезда, что на шестом километре долгопольского шоссе, и сказали, что видят сбитого машиной человека. Мы тут же по-ехали. В гражданине узнали второго секретаря горкома партии това-рища Соболева. Он лежал по правую сторону дороги. По тому, что был одет в спортивный костюм и кроссовки, мы предположили, что он совершал пробежку. Был туман, может, поэтому такое случилось.
   - Водитель остановился?
   - К сожалению, нет.
   - Вы выяснили, кто это был?
   - Пока нет, но этим занимаемся.
   - Вы сами там были?
   - Только оттуда, Владимир Николаевич.
   - Вы знаете, что Аркадий Георгиевич умер?
   - Да, нам позвонили из больницы.
                ***
   Соболева похоронили по месту проживания его родителей в Долго-поле. Водителя, виновного в этом происшествии, так и не нашли.

                ГЛАВА YIII
                ОПЯТЬ СОБОЛЕВ, СНОВА ВАРЯ
   После пленума горкома Поспелов принял в своем кабинете началь-ника городского отдела КГБ подполковника Бугрова. Гладко выбри-тое сухощавое лицо с тонким носом, будто вылепленным из глины, удлиненная стрижка, прикрывающая до половины слегка оттопырен-ные уши и спортивного покроя гражданский костюм делали его больше похожим на студента, чем на военного в чинах.
   - Я вас слушаю, Борис Семенович, - сказал Поспелов.
   - Я понимаю, Владимир Николаевич, что вы бы хотели отдохнуть после столь бурного совещания, но у меня, к сожалению, неотложное дело, - проговорил чекист
   - Давайте без церемоний, Борис Семенович.
   Поспелов обратил внимание, что Бугров без папки. Обычно он от-крывал ее и, вынимая бумагу за бумагой, вводил секретаря в тонко-сти человеческих отношений. На этот раз он вынул из бокового кар-мана блокнот. Показав Поспелову обложку, спросил:
   - Узнаете?
   Увидев недоумение на лице секретаря, раскрыл ее. На развороте была написана фамилия Соболева и его имя.
   - Почерк Соболева, - сказал Поспелов, - но вижу эту книжицу впер-вые. Откуда она у вас?
   - Не важно, - неохотно ответил Бугров. - Вы не знаете, Соболев со-чинял стихи?
   - На эту тему мы с ним никогда не говорили.
   - Ну, а так, по косвенным признакам, он мог бы сочинять стихи?
   Поспелову не нравился разговор вокруг да около. Он ответил:
   - Как-то приходилось слышать мнение специалиста от литературы, который сказал, что любой человек со средними способностями мо-жет, если постарается, состряпать вполне приличные строки. Собо-лев был многогранным человеком.
   - Язвительным?
   - Скорее - прямолинейным, но почему  это вас так интересует?
   Подполковник полистал блокнот и, раскрыв на нужной странице, протянул Поспелову.
   - Читайте, - и уточнил, - читайте вслух.
   - «Только сумасшедший может критиковать Советскую власть» Н. Хрущев, - прочел Поспелов. И чуть ниже приписка: «Вот сумасшед-шему это и не надо».
   - Это присказка, - прокомментировал Бугров, - читайте дальше. Пе-реверните листик.
   Поспелов перевернул и, вчитавшись в мелкий почерк Соболева, густо покраснел.
   - Не стесняйтесь, нас не убудет, - ободрил чекист, - читайте вслух.
   Запинаясь на первых словах, начал читать:
   - «Ум, честь и совесть всей эпохи, // Сказали блохи, это вши. // Но если вши так хороши, // то, стало быть, и мы не плохи».
   В кабинете стало так тихо, что из-за глухой двери, хоть и невнятно, но слышался голос Марии Александровны. Она с кем-то разговари-вала по телефону.
   - Ну, как? - спросил Бугров так равнодушно, будто спрашивал о вку-се пива местного разлива. Только глаза его смотрели настороженно.
   - Ужас! - промолвил Поспелов.
   - Вы это серьезно?
   Поспелов с укоризной посмотрел на него.
   - Хорошо. Поехали дальше.
   С явной неохотой, Поспелов продолжал:
   - «Сидела б страна родная и нету других забот». «Прошла зима, на-стало лето, спасибо партии за это». «За хлеб, за воду спасибо совет-скому народу». «Вот подавляющее большинство, // Мы сами называ-ем так его. // Так почему ж нас удивляет, // Что это большинство нас подавляет?» «Народ, как атомный реактор, работает, работает, а по-том как жахнет!»
   - Достаточно, - сказал Бугров, протягивая руку за блокнотом, - дальше все в этом же духе.
   - Ну и Соболев, ну и удружил, - только и проговорил Поспелов.
   - Он не делился с вами своими антисоветскими мыслями? - спросил офицер.
   - Нет, что вы! Разве я позволил бы?
   - Всяко бывает, - равнодушно заметил Бугров. - С кем в горкоме он был дружен?
   - По-моему, у него не было друзей, - сказал Поспелов, но, уловив недоуменный взгляд Бугрова, пояснил, - он был непьющим.
   - Понятно. Тогда чем вы объясните намерение коллектива горкома партии отметить в вашем буфете сороковины по усопшему?
   - Что за чушь? - растерянно спросил Поспелов, - я такого не слыхал.
   - Это совсем не чушь, уважаемый Владимир Николаевич, а самая настоящая действительность. И такое готовится не в каком-нибудь церковном приходе, а в горкоме партии!
   - Я разберусь и обязательно все поломаю.
   - Сделайте одолжение. И добейтесь такого положения, чтобы па-мять об этом человеке как можно быстрее выветрилась, а то еще до-думаетесь мемориальную доску присобачить на фасаде горкома!
   Бугров ушел, а Поспелов, приказав Марии Александровне не беспо-коить его, стал перебирать в памяти недолгое пребывание Соболева в горкоме. Что еще может всплыть и как это отразится на его карье-ре? Хорошо, что сняли строгий выговор за эпидемию. Вполне воз-можно, дело антисоветчика Соболева станет предметом обсуждения в обкоме, и тогда освободившееся место пригодится для нового вы-говора.
   В памяти всплыл недавний разговор с Соболевым. Поспелов за чем-то зашел к нему в кабинет и увидел стоящим у политической кар-ты мира. Такая карта была только у него, и многие считали ее некото-рым перебором. Работнику горкома достаточно иметь перед собой карту области или, в крайней случае, Украины. Увидев вошедшего, Соболев сказал, взмахнув рукой перед картой:
   - Сегодня годовщина начала Великой Отечественной войны, вот и захотелось освежить в памяти те события.
   - И освежили?
   - Освежил, и не только, - как-то многозначительно сказал Соболев.
   И закончи на этом разговор, но Поспелову интересно было узнать, что скрывается за «не только», и он спросил:
   - И что же?
   - Страшно подумать.
   - Не хотите ли и меня испугать? - так, помнится, он спросил.
   - Могу, если имеете желание, - ответил Соболев и обернулся к карте. - Смотрите: вот Франция, а вот Западная Украина, Западная Белорус-сия и Прибалтика. Сравните. Франция и названные мною наши земли по площади идентичны, наши даже несколько больше. Объединяет их и другое. И Франция и те наши земли были захвачены Германией примерно в одинаковые сроки, где-то за две недели. Отличает их только то, что за этот же срок потери в живой силе Советской армии были неизмеримо большими, чем у французов.
   - Ну и что?
   - А то, что Франция после такого удара капитулировала, а Советский Союз продолжал сражаться.
   - Так что же здесь…
   - Страшного, спросите вы? - перебил Поспелова Соболев и продол-жал: - Страшна сама мысль, посетившая меня при этих размышлени-ях. Я пришел к выводу, что не самоотверженность советского народа, не гений Сталина, а обширные территории спасли Советский Союз от поражения. В первые дни войны вермахт прошелся по нашей терри-тории с не меньшим успехом, чем по Франции. Та не устояла, а мы, потеряв уйму земель, сумели оправиться. Гитлер повторил, по сути, судьбу Наполеона. И тот и этот подавились русской землей. Одно де-ло рассматривать ее на карте, другое - месить собственными ногами.
   Поспелов не был шокирован выводами Соболева, понимая, что об-ширные территории СССР действительно стали поперек горла гитле-ровской военщине. Но понимал и другое: этот фактор, хоть и сущест-венный, не имел нужного идеологического ресурса. «Широка страна моя родная» - факт привычный, не поддающийся возвеличиванию. Сталин и народ - вот высокие идеи. Их и начали славить, да так, что всё другое ушло в небытие. В школе и в институте вдалбливают, что партия, а потом уж и народ под ее мудрым руководством - единст-венные творцы всех выдающихся достижений страны социализма, на лекциях об этом же говорят, в газетах пишут. Этот молодой человек думает, что сделал открытие. На самом деле он несколько раздвинул густые заросли, взращенные советской пропагандой, и увидел запу-тавшуюся в них истину.
   - Я понимаю, Владимир Николаевич, - закончил Соболев свое сооб-щение, - что в стенах горкома партии мои слова звучат не совсем привычно…
   - Кощунственно, а «не совсем привычно», - прервал его Поспелов. - Вас, Аркадий Георгиевич, природа не лишила ума, но жизнь, как вижу, не научила рационально его использовать, и он, можно догадаться, становится вам обузой. Не забывайте, работая в партийном органе, вы обязаны жить и мыслить в полном соответствии с идеологиче-скими установками партии, даже сны вы обязаны видеть в этом же ключе.
   Соболев заметно смутился и, попросив прощения, поинтересовал-ся, с чем пожаловал его начальник. Такая покорность позволила По-спелову не возвращаться к сказанному и забыть этот эпизод.
   И вот чем все это обернулось! Правда, гибель (язык не поворачива-ется сказать - своевременная) самого Соболева сняла необходимость в серьезных разбирательствах, результат которых мог быть самым неожиданным, но сам-то он живой и, как пионер, всегда должен быть готовым нести ответственность за поступки своих подчиненных, пусть и мертвых.
   Подумалось: нужно дать указание завхозу снять со стены кабинета второго секретаря политическую карту мира и повесить карту облас-ти. А то, не дай бог, и его преемник почувствует себя стратегом.
   Еще вспомнилось, что буквально перед праздником (опять ноябрь!) встревоженный Соболев сообщил ему, что из закрытого на ключ ящика его стола пропали бумаги. Потом выяснилось, что они были личными, а не служебными. Отнес это к разряду недоразумений и по-советовал держать такие бумаги дома. Вспомнив об этом, Поспелов подергал закрытые ящики своего стола. Собственно, чего он всполо-шился? Ни в столе, ни в сейфе у него антисоветчины не найдешь. Се-годня он и сейф не открывал. Присмотрелся к оттиску мастичной пе-чати. Все в порядке. Хватит, без паники. Пусть смотрят, он чист, и все это знают.
   Вообще-то идеологический климат в стране с каждым годом стано-вится все сложнее. Сверху приказывают добиваться максимальной иммунизации (слово-то какое придумали!) сознания трудящихся масс против империалистической пропаганды. Добейся, если сейчас кто только не слушает всякие там голоса и без излишней боязни разносит эти бредни по знакомым и родственникам.
   Уже на семинарах или пленумах горкома не стесняются заявлять, что распределительные отношения, культивируемые в стране, нару-шают принципы социализма. Им, видите ли, не нравится, что госу-дарство печется о всех сразу, а стремящихся к наживе, пресекает на корню. Не нравится, что Брежнева увешали орденами и медалями. Что это, мол, как не возрождение культа личности? Приходится объ-яснять, что такое необходимо для поднятия авторитета генсека на международном уровне. Говоришь и понимаешь, что тебе не верят.
                ***
   В кабинет как-то боком втиснулась Мария Александровна. Прикрыв за собой дверь, сказала шепотом:
   - Владимир Николаевич, там, - она показала за спину, - ждет приема Никитенко.
   - Кто это?
   - Официантка с нашей гостиницы, Варя.
   - Запишите ее на прием.
   - Я ей предлагала, но она настаивает на приеме сегодня, ссылаясь на то, что у нее письмо от Дьякова, того, что из Киева. Он был у нас.
   - Пусть оставит письмо и идет.
   - И это я ей предлагала. Говорит, велено доставить лично.
   - Пусть заходит, - со вздохом сказал Поспелов.
   За то время, как Поспелов ее не видел, Варвара еще больше похо-рошела. Лицо ухожено, на веках зеленые тени, в ушах клипсы с зеле-ными же камнями - все под цвет ее шальных кошачьих глаз. Одета в черную плиссированную юбку из тяжелого шелка и белую кофточку с рюшами.
   - Здравствуйте, Владимир Николаевич, - сказала она певучим голо-сом, - и извините за то, что оторвала вас от дел.
   - Присаживайтесь и показывайте, что там у вас, - не совсем привет-ливо отозвался Поспелов.
   Садясь у стола, Варвара открыла сумочку и вынула оттуда тетрад-ный листок в клеточку, сложенный вчетверо. Поспелов насторожил-ся: Дьяков определенно не станет писать на такой бумаге.
   - Что это? - спросил он, не принимая протянутый ему листок.
   - Сначала прочтите.
   - Я спрашиваю, что это?
   Варвара кокетливо улыбнулась и спросила игриво:
   - Чего вы боитесь? Он не кусается.
   Поспелову не хотелось казаться смешным, поэтому взял украшен-ный синими клеточками листок. Развернул. На нем крупным женским почерком было написано: «Владимир Николаевич, очень прошу вы-делить срочно В.И. Никитенко двухкомнатную квартиру. Земляк».
   - Что за чепуха? - только и произнес он.
   -Почему чепуха? - надув губки, спросила Варвара, - Владилен Алек-сеевич заверил меня, что вы все поймете и сделаете все как надо.
   - Чепуха потому, - пояснил Поспелов, - что записку не Дьяков писал.
   - Правильно, - почему-то радостно воскликнула женщина, - это я пи-сала, но под диктовку Владилена Алексеевича. Он еще просил по-рвать ее, когда прочтете. Вы порвете или мне это сделать?
   - Безразлично. Но разве он не знает, что горком партии квартиры не распределяет?
   - Владилен Алексеевич почему-то не говорил мне об этом, - сму-щенно заметила женщина, - он просто сказал, что это все в ваших ру-ках. Да, чуть не забыла. Он еще просил передать, что на этих днях на-значен начальником того отдела, где был заместителем.
   При этих словах Поспелов вскинул голову, и Варя отметила про се-бя, что Владик оказался прав, когда сказал, что Поспелов не пропус-тит мимо ушей это сообщение. А тот подумал, что бумагу, хоть и на-писанную ловкой шлюшкой, никак нельзя игнорировать. Попробуй не выполни просьбу заведующего организационным отделом ЦК ком-партии Украины, оказавшему, к тому же, городу неоценимую услугу. Уж кто-кто, но Поспелов знает, кому Лимановск обязан первокласс-ным водоводом. Только простой обыватель считает, что городу все преподносится на тарелочке с голубой каемочкой в соответствии с постановлениями и законами. Где были бы те трубы, действуй он в общепринятых рамках? Где угодно, но только не в Лимановске.
   Наглядный пример, преподнесенный Поспелову Дьяковым, не мог остаться втуне. Конечно, ему, Поспелову, не дотянуться до масшта-бов киевлянина, но такую малость, как квартира, он сможет сделать. Пусть это будет мизерной платой за услугу, оказанную Дьяковым Ли-мановску и одновременно сигналом в Киев, что Поспелов не какая-нибудь тварь неблагодарная. Спросил:
   - Вы хоть состоите на квартирном учете?
   Варвара, используя затянувшуюся паузу, рассматривала интерьер кабинета. Ее внимание привлек диван, обитый черной клеенкой. Та-кой же «сексодром» есть в кабинете управляющего трестом рестора-нов. Она вспомнила ощущения от прикосновения разгоряченного те-ла с холодной клеенкой, и ее передернуло.
   - Что с вами?
   - Ничего страшного, - ответила она, думая при этом: держат ли в этом кабинете простынку про запас? Наконец, до нее дошел заданный секретарем вопрос. Она ответила
   - Состою. Мы с сыном в общежитии треста ресторанов занимаем комнатку.
   - Тогда так, Варвара, сейчас я тебе ничего не обещаю. Позвони через две недели. За это время я попробую что-либо решить.
   - А что мне сказать Владилену Алексеевичу, когда он меня спросит?
   - Как это спросит? - удивился Поспелов.
   - Очень просто, - смиренно сказала женщина, - он просил меня по-звонить, как только побываю у вас. А когда получу квартиру, и у меня будет свой телефон, то он сам будет мне звонить.
   Поспелов был шокирован: эта шлюшка в постели зря время не те-ряла.
   - Так и передай, что через две недели получишь результат. Наде-юсь, он будет положительным. Квартирные вопросы быстро не ре-шаются.
   - Я это понимаю. Так мне позвонить вам или самой прийти?
   - Придешь. Накануне позвонишь Марии Александровне, и она назна-чит тебе время.
   Варвара вышла из кабинета, так и не узнав, приложена ли простын-ка к тому дивану, но зато была рада, что ее квартирным вопросом бу-дет заниматься сам Поспелов. Ай да Варя, ай да молодец!
   Поспелов же остался в раздумье. Как подступиться к этому вопро-су? Москаля не обойдешь, а он на Дьякова обижен. Когда они уже в Лимановске обмывали успех с трубами, Дьяков в глаза сказал Моска-лю:, что в этом вопросе тот сыграл роль клерка. «Если бы такую бу-мажку привез посыльный, с него и спрос такой, а вы-то - тертый ка-лач, могли бы и подумать, прежде чем класть ее, с благодарностью, в портфель».
                ***
   Несколько дней спустя после разговора с Бугровым приехала ко-миссия из обкома партии для проверки состояния идеологической работы в горкоме. Комиссия отметила, что работники городского ко-митета партии схоластически повторяют лозунги и фразы общего пользования и плохо разбираются в текущей международной обста-новке. Занятия и семинары проводятся регулярно, но без применения новых методов идеологической работы, как, например, слайды и ки-номатериалы, хотя соответствующая аппаратура в парткабинете есть. Первый же секретарь самоустранился от руководства идеологиче-ской работой, передоверив ее второму секретарю горкома (т. Собо-лев), который не справился с этой работой. Сам же т. Поспелов, в ущерб своим прямым обязанностям, занялся строительными делами. Вывод был убийственный: морально-политический климат коллекти-ва лимановского городского комитета партии находится на весьма низком уровне и не отвечает современным требованиям  идеологиче-ской борьбы с империализмом.
    Такие выводы не оставляли Поспелову надежды отделаться взы-сканием. На всякий случай начал готовить себе «запасной аэродром». Просмотрел список городских пансионатов и против двух из них по-ставил птички. Здесь он согласился бы работать после отставки. Для начала, нужно присмотреться к их директорам и подумать, как от од-ного из них избавиться.
   Партийное бюро обкома партии, на удивление, прошло благополуч-но. Его не выгнали с работы, легко пожурили и  вынесли выговор, даже не строгий. Тайна такого милостивого решения открылась для Поспелова на личной встрече с первым секретарем обкома товари-щем Чигирем (Юсин в обкоме уже не работал). Тот сказал:
   - Я пригласил вас, товарищ Поспелов, чтобы обсудить некоторые кадровые вопросы. Но прежде скажу, что стоял вопрос о снятии вас с должности. Этому воспротивилось ЦК КПУ в лице товарища Дьякова. Он охарактеризовал вас с лучшей стороны, и мы вынуждены были с ним согласиться. Вам надлежит сделать правильные выводы и в корне перестроиться.Проверки продолжатся до тех пор, пока мы не убедимся, что городской комитет выправил свою работу. А сейчас вот о чем. У вас освободилось место второго секретаря. Мы тут посо-ветовались и решили рекомендовать на эту должность Вьюгина Вик-тора Викторовича.
   Чигирь сделал паузу и, не услышав возражений, продолжил:
   - Дело в том, что Вьюгин уже несколько староват для инструктора. Вторым секретарем он еще может поработать. Он накопил изрядный опыт, работая в обкоме, и было бы расточительством не использо-вать его. Он, правда, не хватает звезд с неба, но хорошим соратником первого секретаря горкома может стать. Как вы считаете?
   - Я согласен, - поспешил ответить Поспелов.
   - Хорошо. Только настоятельно рекомендую не поручать ему идео-логическую работу, у него больше способности хозяйственника. Хо-тели назначить его директором вашего городского рыбзавода, но по-том передумали. Решили дать ему возможность еще поработать в партийных органах. Вы теперь согласны, что ваше решение о переда-че идеологического сектора Соболеву было ошибкой?
   - Еще какой ошибкой!
   - Вот и порешили. Теперь второй вопрос. Он, мне думается, не-сколько сложнее, но тоже решаем. Как вы посмотрите, Владимир Ни-колаевич, на то, чтобы вашего нынешнего председателя горисполко-ма, товарища Москаля, перевести на работу в Долгополь.
   - В распоряжение облисполкома?
   - Вы угадали. Председатель облисполкома прочит его в председа-тели Долгопольского горисполкома. Мы знаем, что вы с ним хорошо сработались, но жизнь не стоит на месте. Таккак?
   Поспелов не знал, радоваться или плакать. Москаль за последнее время поубавил строптивости и стал лучше разбираться в городских проблемах, но по-прежнему оставался единственным человеком в городе, который мог влепить первому секретарю горкома в лоб все, что он о нем думает.
   - Я согласен, - сказал он.
   - Вот и хорошо, - удовлетворенно заметил Чигирь. - Если у вас есть замена ему, говорите. Сразу же и обсудим.
   Поспелов сделал задумчивое лицо, хотя  ему и раздумывать было нечего. Он уже множество раз проигрывал ситуацию, когда председа-телем горисполкома был бы Филиппов, и представлял себе как с этим на редкость уравновешенным и доброжелательным человеком было бы легко работать.
   - Я думаю, Алексей Николаевич, что лучше кандидатуры, чем Фи-липпов Алексей Михайлович, в Лимановске не найти. Он сейчас пер-вый заместитель Москаля.
   - Что ж, я поручу изучить эту кандидатуру. Ответ вы получите еще до того, как Москаль освободит свое кресло.
                ***
   По возвращении в Лимановск, Поспелов поручил Марии Александ-ровне выяснить, кто в жилищном отделе горисполкома курирует спи-ски квартирного учета и велел затребовать его к первому секретарю со списком треста ресторанов.
   Как наскипидаренный, инспектор жилищного отдела Василий Афа-насьевич Владимирский мчался  в горком. За десять лет службы в жилотделе это первый случай, когда такой большой начальник затре-бовал именно его пред свои ясные очи. Мчась, он пытался угадать, почему первый секретарь горкома заинтересовался списком треста ресторанов и почему именно его, рядового работника, вызывает к се-бе, а не начальника отдела. Вспомнился и собственный грешок, когда, по убедительной просьбе управляющего трестом, оставил в льготной очереди некоего Зеленского. Потом были жалобы, но ему, при актив-ной поддержке управляющего трестом, удалось отстоять этого со-мнительного льготника. Не этот ли вопрос снова всплыл?
   Владимирского немного продержали в приемной, вот он в заветном кабинете.
   - Здравствуйте, Владимир Николаевич, - сказал он, переступая по-рог.
   - Здравствуйте и проходите, Василий Афанасьевич, - пригласил По-спелов, предварительно заглянув в бумажку. - Садитесь и давайте сюда список.
   Он сразу нашел фамилию Никитенко, но не стал на ней останавли-ваться и пролистал до конца. Оторвал взгляд от бумаг и встретился с преданными глазами инспектора жилотдела. Так доверительно смот-реть могла только хорошо прикормленная дворняга. Отметив этот факт, Поспелов сказал первое, что пришло в голову:
   - Работники треста жалуются, что у них крайне медленно движется очередь на получение квартир. Теперь вижу, что они правы: первые в списке состоят в очереди уже 15 лет. Чем вы это объясните?
   - Видите ли, Владимир Николаевич, - смущенно ответил инспектор, - мне по рангу не положено вникать в столь общие вопросы. Это пре-рогатива начальника.
   - И все же.
   - Коль вы настаиваете, то отвечу. Трест ресторанов выделяет мало средств на долевое участие в строительстве. Почему, не знаю. Но главное, по ходатайству управляющего трестом и по распоряжению председателя горисполкома там часто нарушается очередность. Квартиры получают нужные тресту люди, стоящие в очереди далеко не первыми, а то и вовсе не состоящие в списках.
   - Вот как, - удивился Поспелов, - выходит, нарушают жилищное за-конодательство.
   - Я это не сказал, Владимир Николаевич, - почти испуганно заявил инспектор.
   - Тогда как расценивать ваши слова о предоставлении квартир вне очереди?
   - Вы спросили, Владимир Николаевич, я ответил.
   - Пусть будет так, - успокоил инспектора Поспелов.
   Далее он называл фамилии и получал более или менее вразуми-тельные, хотя и не нужные ему ответы. Пришла очередь Никитенко. Владимирский посмотрел в свой экземпляр списка.
   - Никитенко Варвара Петровна стоит на двухкомнатную квартиру, но весной, при обновлении списков, она сможет претендовать только на однокомнатную.
   - Почему?
   - У нее был состав семьи два разнополых человека, поэтому ее и поставили на двушку, извините, на двухкомнатную квартиру. Теперь, по имеющимся у нас сведениям, ее сына посадили на пять лет. Таким образом, она осталась одна, и ей положена однокомнатная.
   - Но сын вернется.
   - Вот когда вернется и, если его пропишут к матери, тогда у нее во-зобновится право на двухкомнатную квартиру.
   Поспелов задал еще один ничего не значащий вопрос и отпустил инспектора, сказав ему, что доволен его ответами. Тот ушел окры-ленный похвалой, но так и не поняв, что хотел от него первый секре-тарь горкома.
   Отпустив Владимирского, Поспелов задумался. Дело оказалось много сложнее, чем казалось сразу. Варваре придется давать кварти-ру не только вне очереди, но и с нарушением существующих норм выделения жилой площади. Если останется Москаль председателем горисполкома, вряд ли удастся преодолеть его упрямство. Другое дело Филиппов. Кстати, если он займет место Москаля, нужно будет посоветовать уволить Владимирского. Как он: «Вы спросили, я отве-тил». А если прокурор спросит? Он болтун, поэтому не может зани-мать должность, при которой главное требование - держать рот на замке.
                ***
   Москаль без видимого восторга принял предложение перейти на работу в областной центр. На отвальной пирушке он сказал Поспело-ву:
   - Обложили, как волка. Не пускают, гады, на партийную работу. Ты бы знал, как мне осточертело чистить авгиевы конюшни.

                ГЛАВА IХ
                МОСОЛОВА
   Филиппов позвонил Поспелову и, не скрывая огорчения,  сказал:
   - У меня только сейчас закончился исполком. На нем рассматрива-лись случаи самовольного строительства на садовых участках. При-шлось столкнуться с таким вот неприятным явлением. Вы меня слу-шаете?
   - Слушаю, слушаю, - ответил Поспелов, отрывая взгляд от бумаги, которую только что читал. - Вы сказали, что столкнулись с неприят-ным явлением. Так в чем оно?
   - Мы выявляли нарушителей правил застройки садовых участков и наказывали их, а тут, оказывается, Мосолова, главный архитектор го-рода, сама выстроила дом, превысив норму в два раза, а подвал уг-лубила до двух с половиной метров. Некоторые нарушители показы-вают на нее пальцем. «Ей можно, а нам нельзя?» - говорят они. Я вы-звал Мосолову, но она заявила, что не намерена что-либо менять. Видите ли, она не для того строила, чтобы ломать. Может, ее напра-вить в горком?
   - Нет, Алексей Михайлович, занимайтесь ею сами. Всыпьте по пер-вое число. Если не поможет, тогда займемся мы. Я подключу под это дело Вьюгина. Пригласите его на тот исполком, где будете рассмат-ривать дело Мосоловой. Пусть послушает.
   - Хорошо, Владимир Николаевич, я так и сделаю.
   - Кстати, какая норма глубины подвала?
   - Метр семьдесят.
   - Надо быть коротышкой, чтобы в нем не согнуться! И какая кому разница, какой глубины я вырою подвал? Хоть до центра земли! С домом понятно, но с подвалом - абсурд!
   - Это так, Владимир Николаевич, но таковы нормы, установленные государством.
   - А нельзя на это закрыть глаза? Все же главный архитектор.
   - В том-то и дело! Люди показывают на нее пальцами: «Ей можно, а нам нельзя?!»
   - Понятно. Тогда действуйте, как договорились.
                ***
   Дней через двадцать  Вьюгин, зайдя в кабинет Поспелова, заявил, не скрывая досады, что Мосолова непробиваема. На исполкоме вела себя вызывающе, решение о сносе постройки выполнять не собира-ется.
   - Я ездил к ней на участок, - сказал он, - и видел тот злополучный дом. Она действительно перестаралась. По сравнению с ее домом другие выглядят сараями.
   - Вы не догадались сфотографировать?
   - Как-то не подумал.
   - Тогда позвоните редактору газеты и скажите ему, чтобы послал на ее участок корреспондента и фотографа. Пусть готовят материал, но не публикуют до нашего распоряжения.
   - А вы не хотели бы с нею побеседовать?
   - Разве мало того, что вы потратили на нее время? Готовьте мате-риал на партбюро.
   Последним вопросом на бюро горкома стояло персональное дело коммуниста Мосоловой: «О нарушении норм коммунистической эти-ки». Видимо, многочасовое сидение плохо повлияло на настроение членов бюро. Они с языческим остервенением набросились на нару-шительницу моральных устоев социалистического общества. Им не были интересны причины, побудившие Мосолову построить дом вместо сарая, их возмущал сам факт демонстративного выделения коммуниста из общей серой массы. Они говорили:
   - Будучи главным архитектором города, вы должны пресекать по-добные нарушения, а не становиться самой нарушительницей. У вас есть квартира, а вы, кроме этого, строите дом, хорошо зная, что со-ветский гражданин не имеет право иметь одновременно и то, и дру-гое. Выстроив дом, вы, коммунист, превращаетесь в собственника, что ведет к разрушению демократических устоев нашего социалисти-ческого общества. Какой путь вы, коммунист, своим мелкособствен-ническим поступком указываете пролетарским массам?
   Все эти вопросы Мосолова парировала острыми возражениями, чем подчеркивала свое несогласие с общепринятыми нормами мора-ли.  В результате выступающие были не только категоричны, но и единодушны: коммунист Мосолова, став на путь мелкобуржуазного разложения, нарушила основы социалистического общества, поэтому недостойна быть в партии Ленина. Ее единогласно исключили из ря-дов КПСС.
   - Вы свободны, Мосолова, - объявил Поспелов после зачтения ре-шения партбюро.
   Она не двинулась с места и тихим голосом произнесла:
   - Я прошу разрешения сказать пару слов уважаемому бюро.
   - Говорите.
   - Я, - начала она, - отмечу только то, что у вас не было желания объ-ективно разобраться в абсурде, продиктованном дурацкими инструк-циями, а было лишь одно стремление: засудить. И вы с этим блестя-ще справились. Это напомнило мне судилище инквизиции, да и лы-сины ваши вроде тонзур.
   - И вы, милочка, почувствовали себя Галилео Галилеем? - ехидно поинтересовался городской прокурор Латышев.
   - Нет, милашка Илья Иванович (раздались сдержанные смешки), вы ошиблись, я не тяну на него, ибо не покаялась. Я больше смахиваю на Джордано Бруно! Вы все, как тот иезуитский трибунал, убеждены в своей святости, поэтому в праведной ярости терзаете еретика, кото-рый своими собственными трудами хотел жить немного лучше, чем ему предписано церковью, то бишь партией. Да воздастся вам по за-слугам! Аминь.
   Мосолова резко повернулась и пошла к выходу. Ее худая спина бы-ла напряжена как гитарная струна. Поспелов, глядя вслед, подумал, что у нее рост выше, чем метр семьдесят, поэтому и вырыла более глубокий подвал. Его мысль прервал смешок Смирновой:
   - Как она вас, Илья Иванович? «Милашка»! Разве вы не в курсе, что этой бабе пальцы в рот не клади?
   - Не в пример Москалю, не имел счастья с ней близко знаться, - буркнул Латышев.
   - Товарищи, товарищи, - вмешался Поспелов, - давайте не пикиро-ваться.
   - Правильно, - поддержал его Бугров, - есть вопросы посерьезнее. Вот хотя бы. Скажите, Алексей Михайлович, - обратился он к Филип-пову, - почему вы не участвовали в обсуждении поступка этой мегеры и не выступили?
   - Видите ли, Борис Семенович, я с ней до этого успел всласть наго-вориться. Все, что вы тут ей говорили, она уже слыхала от меня.
   - Что будем делать дальше? - поинтересовался Латышев, - так и ос-тавим ей этот дом?
   Филиппов, нахмурив кустистые брови, сказал:
   - Видите ли, товарищи, мы имеем право сносить , самовольные за-стройки, если они сопровождаются захватом земли. В данном случае этого не произошло. Мосолова построила дом на участке, выделен-ном ей горисполкомом, даже больше, по условиям аренды, она обя-зана была построить дом. Конечно, не такой, но дом. Она нарушила инструкции, но не закон. За это мы ее оштрафовали и предписали привести дом в соответствие.
   - Она выплатит штраф, и все останется, как было?
   - Примерно так, - ответил Филиппов. - Вообще, товарищи, не будь того общественного резонанса, можно было бы спустить все на тор-мозах и не морочить с нею голову.
   Под недовольный шумок Бугров сказал:
   - Именно на закон она и рассчитывает, хотя не заслуживает снисхо-ждения.
   - Легко отделалась.
   - Товарищи, не совсем легко, как это кому-то показалось, - возразил Поспелов, - она исключена из рядов нашей партии и будет снята с должности.
   - Но дом остался! - заметил Латышев. - Завтра Мосолова будет го-нять чаи на той веранде и демонстрировать бессилие советской вла-сти перед хапугой. Какой пример людям?
   - Что вы предлагаете? - спросил Поспелов.
   Кто-то вспомнил:
   - Она даже «аминь» произнесла!
   - Дело не только в «амине», - заметил Бугров, - она оплевала выс-ший партийный орган нашего города и дискредитировала советскую власть. Такое не прощается. Дом однозначно нужно поломать, а ее саму на пару лет упрятать в места не столь отдаленные. Не на веран-де она должна сидеть, а в тюрьме!
   - Мне кажется, - сказал Латышев, - товарищ Филиппов несколько ос-торожничает. Дом можно поломать на вполне законных основаниях.
   - Она тут же побежит в прокуратуру с жалобой на неправомерные решения горисполкома, - возразил Филиппов, - и вы, Илья Иванович, покопавшись в законах, станете на ее сторону. Подобное уже было.
   - Это не тот случай, Алексей Михайлович, как придет, так и уйдет.
   - Хорошо, я учту ваше заявление, Илья Иванович, и завтра же под-пишу распоряжение о сносе.
   - Только не посчитайте за труд, - заметил Латышев, - грамотно обос-новать свое решение.
   - Вот-вот, - пробормотал Филиппов.
   - С домом решили, а как с самой мегерой? - спросил Бугров. - Так и утремся? Позволим каждой сволочи безнаказанно поносить партию и государство? Что вы думаете по этому поводу, Владимир Николае-вич?
   Поспелов слегка вздрогнул. После бюро обкома, когда просто чу-дом удалось избежать снятия с работы, он стал несколько побаи-ваться Бугрова.
   - Я не меньше вашего, Борис Семенович, возмущен ее поступком, - сообщил Поспелов многозначительно, - и считаю, что такое не может остаться без последствий.
   - Приятно слышать, - не менее выразительно ответил Бугров. - Нуж-на будет помощь - обращайтесь.
   - Моя служба готова подключиться, - добавил Латышев.
   На следующий день Поспелов вызвал к себе Максимову.
   - Мне помнится, на Мосолову была жалоба по поводу незаконного получении путевки. Принесите. Адресуем прокурору. Пусть разбира-ются.
                ***
   За получение взятки в виде санаторной путевки Мосолова И.П. была осуждена на четыре года заключения в колонии общего режима, а го-родская газета отметила это событие едким фельетоном, озаглавлен-ным «Мещанка на воеводстве». «Мосолова, - писала газета, - не вы-держала испытание властью. Люди, подобные ей, оказавшись у руля, теряют чувство реальности, лишаются способности жить честно, как живут миллионы советских граждан».
                ***
   Как кто-то заметил, жизнь неисчерпаема на проблемы, а, чтобы че-ловек не устал от однообразия, сделала их или скверными, или сует-ными. Не успели утихнуть ноябрьские и последующие за ними не со-всем приятные хлопоты, как появились новые. Из обкома партии прислали разнарядку на награждение орденами и медалями граждан Лимановска в связи с 50-летием образования СССР.
   Поспелов понимал, что и здесь будет много мороки, но она другого рода. Даже самому властному руководителю порою надоедает помы-кать людьми, и ему исподволь хочется приносить людям радость. А что может быть радостней, как высокая оценка его скромного труда? Каждый знает, что Указы о награждении подписывает Брежнев с сек-ретарем Президиума Верховного Совета, но подбирает кандидатов местный демиург, помимо воли которого и курица не чихнет.
   С высоким чувством ответственности и собственной значимости Поспелов просмотрел рекомендации и разнарядку. Выписал в кален-дарь количество орденов по их рангу. В списке не было ордена Лени-на, но значились два ордена Октябрьской революции. Они по орден-ской иерархии шли сразу за орденом Ленина. Вот и Трудовое Красное Знамя. Таким орденом был награжден и сам Поспелов еще до нашу-мевшей дизентерийной эпидемии. Сейчас бы не наградили.
   Так кому должны быть распределены высокие награды Родины? Один орден Октябрьской революции - заместителю главного врача санатория по медицинской части. А вот уточнение: награждаться должна женщина, к тому же - беспартийная, к тому же - украинка. Бу-дем подбирать. Что дальше? Второй предназначался водолазу ОСВОДа. Поспелов откинулся на спинку стула. Не забыл! Только раз виделся с Пестуном, только раз сболтнул о награде. Мог сто раз за-быть,а не забыл! Ну и Дьяков! Вот тебе пример соответствия слова и дела!
   Вспомнилась официантка Варвара. Хорошо, что дал ей квартиру. Как бы он сейчас выглядел, если бы своевременно не сделал этого? Только сейчас? А кто спас его от нападок КГБ? Изучать бы ему не разнарядку на ордена, а суточное меню с его кашами и котлетами. Как ни крути, а Дьяков сын оказался большой опорой ему, Поспелову, да такой, что о грехах его отца и вспоминать не хочется. Но вернемся к орденам. Он снова углубился в разнарядку.
   На следующий день Максимова принесла перечень всех заместите-лей главных врачей по медчасти. Поспелов взглянул на список и поднял недоуменные глаза.
   - Ведь я просил только женщин.
   - Я помню об этом, - смиренно сказала Максимова, - но посчитала, что и мужчины могут пригодиться.
   - Спасибо за такую предусмотрительность, но в данном случае, как мне думается, она излишняя. Ведь указано выдвигать только женщи-ну.
   - А если среди них не будет подходящей?
   - Будем отказываться от ордена.
   Максимова скептически улыбнулась.
   - Поверьте, Владимир Николаевич, - сказала она, - за всю мою служ-бу в горкоме я такого еще не видела.
   - Ладно, а сейчас, Екатерина Сергеевна, возьмите в парткабинете сборник законов о наградах и принесите сюда, а я тем временем по-знакомлюсь со списком.
   После внимательного просмотра списка заместителей главных вра-чей Поспелов пришел к выводу, что только одна женщина отвечала всем параметрам разнарядки - завмед санатория «Голубая волна». Сам санаторий был областного подчинения, поэтому бедный и, ко-нечно, не самый лучший. Можно предполагать, что от главного врача этого санатория и, тем более, от его заместителя заметных трудовых подвигов ждать не следует.
   Максимова принесла книгу, он ей с порога сообщил о своем откры-тии.
   - Удивительно не то, что она единственная, а то, что вообще на-шлась, - ответила она. - Ведь завмеды потенциально - главные врачи и, как правило, при назначении на должность мы им предлагаем вступить в партию. Почему этого завмеда обошли, не помню, но при-чина, наверное, была.
   Она протянула Поспелову книгу в темно-красном переплете. Он по-смотрел оглавление и открыл ее на 37 странице. Там начиналось из-ложение статута ордена Октябрьской революции.
   - Не то, не то, - бормотал он, переворачивая страницу. - Вот хоть что-то подходит: «За выдающиеся заслуги в построении социализма и строительстве коммунизма».
   Он поставил птичку против выбранной фамилии и протянул список Максимовой.
   - Пригласите к себе секретаря парторганизации санатория «Голубая волна» и сугубо конфиденциально поручите ему написать совместно с главным врачом обстоятельную характеристику, с упоминанием ее выдающихся заслуг в построении социализма и коммунизма. По-смотрим, что у них получится, а там решим, что делать дальше.
   - Насколько я помню, - сказала Максимова, - там нужна еще подпись председателя профкома.
   - Это потом. Сначала нужно самим определиться, а там и профком подключат.
   Через два дня Максимова положила на стол подготовленную сана-торием характеристику. Прочитав ее, Поспелов удивленно посмотрел на Максимову.
   - Что вы мне принесли? Вы сами читали ее? Да за такие, с позволе-ния сказать, «успехи» я бы ей и благодарности не объявил, а тут ор-ден!
   Максимова, несколько обидевшись, ответила:
   - Прочитав эту стряпню, Владимир Николаевич, я сама выразила удивление, но Ильин развел руками и сказал, что он и главный врач не фантасты. Писали то, что есть.
   - Придется самим писать, а может, и отказываться от ордена. Как вы думаете?
   - Да что тут думать? Если бы все, что пишут в наградных листа, от-вечало действительности, то мы бы уже давно жили в коммунизме. Эта процедура смахивает на заздравные тосты. Сколько ни желаем друг другу здоровья, его больше не становится.
   - А может, все же откажемся.
   - Вы хотите показаться смешным?
   - Не хочу.
   - Тогда придется писать самим.
   - Ну, хорошо. Кому поручим?
   - Мне кажется, что Вьюгин у нас самый велеречивый.
   - Вот как? Не замечал.
   - Вы не женщина, Владимир Николаевич.
   - Надеюсь, он не заменит нам достопочтенного Дмитрия Остапови-ча?
   - В отличие от него, Виктор Викторович - вегетарианец.
   - Успокоили, - шутливо вздохнул Поспелов. - Передайте ему мою просьбу заняться той врачихой. Заодно пусть и на Пестуна докумен-ты готовит. Боюсь, и в ОСВОДе такие же гомеопаты работают.
   Уже под вечер позвонил прокурор Латышев.
   - Владимир Николаевич из города Поливанова приехал следователь прокуратуры. Просит принять его для небольшого разговора.
   - Что ему надо?
   - Позвольте, я передам ему трубку?
   - Здравствуйте, Владимир Николаевич, - раздался бодрый басови-тый голос, - я следователь прокуратуры города Поливанова - Емель-яненко Владимир Михайлович.
   Поспелов записал и спросил:
   - Что вас привело в наш город?
   - Совершеннейший пустяк, Владимир Николаевич. Речь пойдет о трубах, которые вы получили с нашего металлургического комбината. Мне Илья Иванович сказал, что по ним уже вода поступает в город.
   - Да, это так. Что вам еще не ясно?
   - Небольшие уточнения, Владимир Николаевич.
   - С жильем определились?
   - Илья Иванович посодействовал. Я в гостинице «Советская» устро-ился.
   - Тогда отдыхайте, а завтра встретимся в…
   Поспелов перевернул листок календаря, посмотрел записи и только после этого закончил мысль:
   - Приходите в горком в десять. Договорились?
   Затем он попросил Марию Александровну связаться с главным врачом больницы и сказать, что встреча с ним переносится на другое время..
   Остаток дня не покидала мысль: «Что надо этому служителю Феми-ды?» Не найдя ответа, расстроенный, пришел домой. Наспех поужи-нал и закрылся в кабинете. Оксана не стала его тревожить. Но когда он ночью встал и прошел на кухню, где стал смолить сигарету за си-гаретой, не выдержала.
   - Что случилось, Володя? - спросила она, набрасывая на плечи ха-лат.
   - Ничего особенного, очередная комиссия.
   - Что это они зачастили?
   - Вот и я удивляюсь.
   - И от этого расстроился?
   - Ладно, пошли спать.
   Под утро ему приснился сон. Какая-то комната, на беленых стенах только портрет Ленина. За столом сидит незнакомый парень. Он стро-го смотрит на Поспелова и вдруг картаво говорит: - «Поспелов, вы перерожденец и политическая проститутка! Мы исключаем вас из партии рабочих и крестьян! Вон отсюда!»
   Проснулся в холодном поту и некоторое время лежал не шевелясь, осмысливая услышанное. Стало легче, когда понял, что это только сон.
                ***
   Мария Александровна вошла в кабинет и прошептала:
   - Там прокурор из Поливанова.
   - Почему вы шепчете, - удивился Поспелов, - разве никогда не виде-ли прокуроров?
   -  Этот особенный.
   - И что вас в нем удивило?
   - Не скажу, сами увидите.
   Поспелов посмотрел на часы.
   - Пусть заходит.
   Несмотря на жару, вошедший был при параде. Синий мундир обви-сал как на вешалке, на голове фуражка с высокой тульей. Увенчивая фигуру, она казалась шляпкой гвоздя. Поспелов с трудом удержал улыбку - он понял, почему Мария Александровна была так шокирова-на. Тем временем вошедший сказал:
   - Здравствуйте, Владимир Николаевич, я и есть Емельяненко - сле-дователь прокуратуры. Вот мое удостоверение.
   - Оставьте его у себя, - сказал Поспелов, вставая с кресла и протя-гивая руку. - Присаживайтесь. Чем могу быть полезен?
   Емельяненко положил клеенчатую папку на приставной столик, ря-дом с ней положил фуражку, вытер вспотевший лоб цветастым плат-ком и только после этого ответил:
   - Всего несколько вопросов, Владимир Николаевич.
   - Слушаю.
   - Два года назад вы лично получили с металлургического комбината нашего города тысячу тонн стальных труб большого диаметра. Это так?
   - Так.
   - А почему вы этим занимались сами, а не снабженец треста… - от-крыв папку, прочел: - треста «Лимановскстрой»?
   Память у тебя не прокурорская, подумал Поспелов.
   - Вам, наверное, известно, что наряд был на сверхплановую про-дукцию. Обыкновенный снабженец вряд ли бы его реализовал. Ка-юсь, но в данном случае понадобился авторитет партии. Как видите, эксперимент удался. Но, скажите, зачем эти подробности прокурату-ре?
   -Дело в том, Владимир Николаевич, что эти трубы предназначались уральским потребителям. Завод так и не смог до конца года воспол-нить их. А это серьезные организации: трест «Уралтяжтрубстрой» входит в систему «Главсредуралстрой», а тот, в свою очередь, в Ми-нистерство среднего машиностроения. Чувствуете, кого обидели?
   - Если и обидел, то не преднамеренно.
   - Не это главное. Высшие инстанции интересует: как получилось, что директор завода удовлетворил требования какого-то заштатного городишки за счет столь солидных организаций? 
   - А вы его самого спрашивали?
   - Безусловно.
   - И что он ответил?
   - Владимир Николаевич, я не хотел бы напоминать вам простую ис-тину: вопросы задаю я.
   - Не знаю, почему Коптев принял такое решение. Возможно, у него добрая душа. Я пришел к нему, представился, рассказал о наших бе-дах, и он…
   - Расчувствовался?
   - Что-то вроде этого.
   - А кто еще был в кабинете, кроме вас и Коптева?
   - Какой-то грузный мужчина.
   - Вы с ним вошли в кабинет?
   - Не помню, да и какое это имеет значение?
   - Имеет. Вспоминайте.
   - Затрудняюсь.
   - Тогда я вам напомню. В кабинет Коптева вы вошли вместе, и пред-ставил вас директору именно тот человек.
   Поспелов не хотел признаваться в знакомстве с Жакаевым только по той причине, что это могло вывести на Дьякова. А вот его-то По-спелов не хотел называть, понимая, чем все это может кончиться.
   - Я категорически отрицаю ваше утверждение, - твердо сказал он. - Тот человек не мог меня знать, как я не знаю его.
   Емельяненко после долгого молчания сказал:
   - Не хотелось этого говорить, Владимир Николаевич, но вы бессо-вестно врете!
   - Ну, знаете! - возмутился Поспелов.
   - Знаю, товарищ первый секретарь горкома, поэтому повторю: вы врете! А сейчас последний вопрос: вы или Жакаев давали взятку Коптеву?
   На этот раз возмущение Поспелова было не наигранным. Он гневно спросил:
   - Как вы посмели мне говорить об этом?!
   - А что тут такого? - пожал плечами прокурор, - дело житейское. Вам нужны трубы, ему…
   - Вон! Вон из моего кабинета! - закричал Поспелов, вскакивая с мес-та.
   Емельяненко поднялся, бросил на голову фуражку и, закрывая пап-ку, сказал:
   - Вы пожалеете об этом, товарищ Поспелов. К вашему сведению, я выполняю поручение Генеральной прокуратуры СССР.
   - Не забудьте сказать там, что Поспелов выгнал вас за хамское по-ведение!
   - До встречи в областной прокуратуре, - уже от двери сказал Емель-яненко.
   Поспелов подошел к окну и стал смотреть на дом, похожий на за-мок. Его созерцание снимало у Николая Сергеевича Деркачева стресс. Самое время проверить и свои ощущения. Рассматривая домик, бо-ковым зрением увидел, как по тротуару, подгоняемый ветром, про-мчался Емельяненко. Сердце тревожно сжалось.

                ГЛАВА Х
                ДРУГОЙ РАКУРС
   Поспелов не мог не думать о том, как обком партии отреагирует на претензии прокуратуры. Вот уже и взятку шьют. Конечно, их понять можно. Откуда знать прокуратуре, что операция с трубами никак не вписывается в обычную схему: «ты - мне, я - тебе». Что интересно, даже он, главное подозреваемое лицо, не сможет ничего убедительно объяснить. Всё знает только Дьяков. Значит, как бы ни копала, что бы ни шила ему прокуратура, она никогда не узнает истину.
   В обкоме, слушая следователей с их доступными восприятию до-водами, будут верить им. Будь у руля старое руководство обкома, оно бы вспомнило, как радовалось успеху лимановского секретаря. Хвалили так, что строгий выговор с него сняли. Новое же руково-дство, наоборот, поспешит избавиться от запятнанного подозрениями городского секретаря, заменив его другим, в белых одеждах.
   Чтобы предупредить такое развитие событий, собравшись с духом, позвонил в приемную Дьякова и попросил соединить с хозяином. Че-рез несколько минут в трубке раздался женский голос:
   - Соединяю, товарищ Дьяков вас слушает.
   - Здравствуйте, Владилен Алексеевич, это Поспелов.
   - Здравствуйте, Владимир Николаевич, слушаю.
   Едва Поспелов увязал с трубами прокуратуру и обком, как услы-шал:
   - Мне все ясно. Прежде чем начнете каяться в обкоме, попросите, чтобы Чигирь позвонил мне.
   Короткие гудки. Теперь, надеясь на помощь Дьякова, Поспелов стал спокойно ждать вызова в обком. И он последовал.
   Секретарем Лимановского горкома партии занялся было инструктор организационного отдела, но Поспелов потребовал встречи с заве-дующим отделом. Ему он и сказал о просьбе Дьякова. Прошел час, и Поспелова пригласил к себе все тот же инструктор. Он, сама любез-ность, попросил написать на имя первого секретаря обкома объясни-тельную записку со своим видением дела. Выполнив эту просьбу, Поспелов был отпущен на все четыре стороны.
                ***
   На другой день Мария Александровна сообщила, что на прием рвался секретарь партбюро мотороремонтного завода.
   - Что ему нужно?
   - Конкретно он ничего не сказал, - сообщила Мария Александровна. - Я предложила соединить его с Виктором Викторовичем, но он отка-зался, заявив, что его вопрос должен решать первый секретарь.
   - Соедините меня с ним.
   После снятия с должности Гладильщикова с этим заводом началась морока. Горком, как мог, помогал парторганизации бороться с пьян-ством на производстве. Результаты не замедлили сказаться. Сокра-тились приводы в медвытрезвитель, уменьшился травматизм на ра-бочих местах, жены перестали осаждать партбюро жалобами на му-жей-пьяниц. Но хуже стало с выполнением производственного плана. Переставших пить на рабочем месте невозможно было заставить по-работать сверхурочно. Куда там! У них с утра маковой росинки во рту не было! Душа горит, пивца просит. Ни уговоры, ни посулы, ни угро-зы - не могли никого удержать сверх положенного часа, что сразу ска-залось на выполнении производственного плана.
   Между новым директором завода и секретарем парторганизации на-чались трения. Директору нужен план любой ценой, а секретарю партбюро – трезвость, и тоже любой ценой. Горкому не раз приходи-лось мирить их, терпеливо повторяя прописные истины: производ-ственный план - закон, а трезвость - норма жизни. До сих пор обходи-лись без первого секретаря. Что случилось на этот раз?
   - Слушаю вас, товарищ Белоусов, - сказал Поспелов в трубку, когда Мария Александровна сообщила, что секретарь партбюро завода на проводе.
   - Владимир Николаевич, извините, что выхожу прямо на вас, но у меня терпение лопнуло.
   - Говорите без китайских церемоний. Что стряслось?
   Белоусов сообщил, что на днях на заводе прошло комсомольское собрание, на котором присутствовал  инструктор горкома комсомола Юра Калмыков. Так он в своем выступлении критиковал не только комсомольскую организацию, но и партийную и лично ее секретаря. Он огульно обличал увлечение развлекательными программами в ущерб целенаправленной идеологической работе.
   - Если это так, то какие к нему претензии? - спросил Поспелов.
   - Я же сказал, Владимир Николаевич, что это наговор! Этот юноша не смог разобраться в том, что мы отошли от лобовой пропаганды и ведем более тонкую идеологическую работу. Мы пытаемся ненавяз-чиво, через различные культурные мероприятия развивать коммуни-стические убеждения.
   - Например.
   - Мы практикуем коллективные походы в кино, в театр. Планируем поездку в Долгополь, в цирк. Регулярно читаем лекции.
   - Как это способствует выполнению государственного плана?
   - Коммунисты и комсомольцы, как один, выполняют производст-венные задания, но нехватка численности, в конечном счете, сказы-вается на плане.
   - А вы не задумывались над тем, что в таких условиях коммунисты и комсомольца обязаны не только выполнять производственные за-дания, но и перевыполнять их?
   - Люди отказываются работать по субботам, а по воскресеньям и говорить нечего.
   - А где в это время бывает парторганизация?
   - Как где? У нас почти каждый выходной день занят культмероприя-тиями.
   - Так что вы хотите от меня? - с раздражением спросил Поспелов, начиная понимать что секретарь несколько переусердствовал, и его придется осаживать.
   - Извините, Владимир Николаевич, я еще не все сказал. Этот Калмы-ков сорвал свежий номер комсомольской стенгазеты и увез с собой.
   - Зачем она ему?
   - Видите ли, ему показалось, что в ней имеют место призывы к бур-жуазному перерождению.
   - А вы как это трактуете?
   - Я не согласен.
   - Хорошо, Иван Иванович, я разберусь, о результатах вас проин-формируют.
   - А вы не могли бы пригласить меня на это разбирательство?
   - Вы думаете, я не справлюсь?
   - Не в этом дело…
   - Я приглашу вас, если мне будет что-то непонятно. Кстати, вы про-информировали секретаря горкома комсомола о поступке его подчи-ненного?
   - Он мне сам звонил и пытался доказать его правоту.
   Поспелов тут же дал команду разыскать обоих комсомольских во-жаков и пригласить к нему. Мария Александровна доложила, что Ко-нопко, секретарь горкома комсомола, на больничном, но Калмыков сейчас явится.
   Калмыков вошел в кабинет, и сразу стало светлей от его лучистого преданного взгляда. В руке рулон ватмана. Поспелов как-то видел этого парня, но не знал, или забыл, что он Калмыков.
   - Садись. Что там у тебя с парторгом мотороремонтного?
   - Позвольте показать вам, Владимир Николаевич, вот эту, с позво-ления сказать, комсомольскую газету.
   Поспелов освободил место на своем столе. Калмыков расстелил ватман. На первый глаз газета была сделана хорошо. Множество мел-ких заметок, что свидетельствовало о большом количестве авторов и то, что они не списаны из какого-то официального печатного издания. Красивые заголовки, приемлемые карикатуры. Да и название боевое: «За коммунизм!»
   - Вот прочтите начало этой заметки, - сказал Калмыков.
   - «Главной задачей комсомола является организация культурного отдыха молодежи», - прочел Поспелов.
   Дальше следовали рассуждения о том, что администрация завода неумело руководит производственным процессом, в результате чего у молодежи не остается времени на культурный досуг.
   - Ну и что? - спросил Поспелов.
   - Как что? - удивился Калмыков, - разве вы согласны, что главная задача…
    - Одна из задач, - перебил его Поспелов.
   - Правильно, но главная задача - коммунистическое воспитание мо-лодежи!
   - Ты прав, Юра, - согласился Поспелов, радуясь в душе его горячно-сти. - Что еще?
   - Просмотрите вот это, - перст Калмыкова уперся в заголовок: «Дру-гой ракурс».
    Поспелов читает: «Широко известно, что советский писатель Нико-лай Островский ослеп от ранений на фронтах борьбы за счастье на-рода, но, ознакомившись с его прекрасным романом «Как закалялась сталь», так и хочется взглянуть на Павку Корчагина в другом ракурсе. С чем столкнулся герой после гражданской войны? С непомерным трудом и с недобитой бюрократической машиной. Мне кажется, ему, боровшемуся за другую жизнь, стало тошно смотреть на действи-тельность, и он, по поговорке: «Глаза б мои не видели все это!» - ос-леп. Так и у нас на заводе. Выходные дни объявляются рабочими. За это ли боролись Корчагины, чтобы их внуки проводили дни и ночи своей и так короткой жизни в темных и задымленных цехах нашего завода?»
   Поспелов задумался. Из этого состояния его вывел вопрос Калмы-кова:
   - Что скажете, Владимир Николаевич?
   Поспелов как думал, так и сказал:
   - Лучше бы они пили.
   - Не понял.
   - Тут и понимать нечего, - ответил Поспелов, - так, мысли вслух. В общем, ты молодец, Юра. Иди, а это оставь у меня.
   - Свернуть?
   - Нет, пусть полежит, я еще почитаю.
   Белоусов был освобожден от обязанностей секретаря партийной организации завода и получил выговор с занесением в учетную кар-точку за грубые упущения и упрощения в идеологическом воспитании заводской молодежи. Юра Калмыков ходил гоголем - его фамилия не раз упоминалась на партийном бюро горкома в превосходных степе-нях.
   Несколько месяцев спустя завод выправил положение: план начали выполнять. Злые языки поговаривали, что это удалось сделать толь-ко после того, как прекратили бороться за трезвость.
                ***
   Мария Александровна доложила Поспелову, что звонит некий Вы-лейвода.
  - Что ему нужно?
   - Говорит, что от Владилена Алексеевича.
   - Соедините.
   - Здравствуйте, Николай Владимирович.
   - Владимир Николаевич, - поправил Поспелов.
   - Да, это я ошибся, простите.
   - Не отвлекайтесь.
   - Да, вы правы. Я два дня как виделся с Владиленом Алексеевичем. Он просил, чтобы я встретился с вами.
   - Вас устроит сегодня в 15 часов?
   - Вполне.
   Посланец Дьякова оказался крепким мужиком с вислыми усами на круглом румяном лице. Одет был в простенький синий костюм в бе-лую полоску, рубашка со стоячим воротником, вдоль планок петухи, вышитые красными нитками. Поспелов без энтузиазма пожал протя-нутую руку.
   - Садитесь, - сказал он.
   - Меня зовут Игнатий Богданович, - сказал гость.
   - Я вас слушаю, Игнатий Богданович.
   Тот достал из внутреннего кармана бумажник, зовущийся в народе «лопатником», сноровисто вынул оттуда лист бумаги и подал его По-спелову. Развернул и прочел: «Уважаемый Владимир Николаевич, прошу выделить Вылейводе И.Б. двухкомнатную квартиру. Земляк».
   - Эту записку писали вы сами?, - спросил Поспелов с грустью в го-лосе.
   - Сам, но под диктовку Владилена Алексеевича.
   - Понятно, -  пробормотал Поспелов.
   Что делать? Отказать? Как это воспримет Дьяков? Обидится. Ведь он помнит, что не один раз выручал секретаря лимановского горкома. Чем аукнется отказ? Самый мягкий вариант - перестанет помогать. Худший - подведет под отставку. А если дать этому потомку запорож-ских казаков квартиру? Все пройдет спокойно. В городе, как никогда, много строится  жилья, в чем немалая заслуга первого секретаря гор-кома. Так неужели он не может, для пользы дела, урвать оттуда всего одну квартиру? Если будут трудности, то только с оформлением.
   - Покажите документ, удостоверяющий вашу личность, - сказал По-спелов.
   - Вылейвода вынул из «лопатника» малиновую книжицу с гербом на обложке. Поспелов полистал паспорт и удивленно спросил:
   - Вы были прописаны в Нарьян-Маре?
   - Был, - подтвердил Вылейвода, - в молодости погнался за длинным рублем, а сейчас, заработав пенсию, решил выбираться оттуда.
   - Почему Владилен Алексеевич принял в вас участие?
   - Это имеет значение? - с вызовом спросил тот и добавил: - Мы с ним дальние родственники.
   От этого ответа у Поспелова не прибавилось желания помогать.
   - Вы представляете трудности, которые нас ожидают?
   - Догадываюсь, Владимир Николаевич. Я еще в Киеве ходил в биб-лиотеку и знакомился с Жилищным кодексом. Перво-наперво нужно прописаться.
   - Кроме кодекса, Игнат Богданович, есть еще областное Положение по распределению жилья, - уточнил Поспелов, - прочитав его, вы бы увидели, что прописка - самая легкая процедура, хотя сама по себе даже она сопряжена с массой условий.
   - Надеюсь, Владимир Николаевич, вы не заставите меня знакомить-ся с этим Положением и преодолевать милицейские рогатки?
   - Я хочу, чтобы вы понимали те трудности, которые нас ожидают на пути…
   - Владимир Николаевич, не тратьте зря время, я все прекрасно по-нимаю. Вы первый секретарь горкома партии, и милиция для вас не препятствие. Да и не пугайте меня проблемами, ведь решать их при-дется вам, а не мне.
   Поспелов чуть не задохнулся от наглости, появилось желание вы-гнать этого мнимого родственника киевского начальника, но, взяв се-бя в руки, спросил:
   - Кто вы по профессии?
   - Геодезист.
   - Да, в нашем городе это не самая нужная профессия.
   - А я и не собираюсь работать. Нам, с женой, за глаза хватит пенсии и имеющихся сбережений.
   Поспелов чувствовал, что Вылейвода все больше наглеет, но, соз-навая его неуязвимость, смирился.
   - Ладно, - сказал он, желая быстрее закончить эту встречу, - ищите квартиру, где могли бы прописаться. Чем больше будет в ней квад-ратных метров и меньше прописанных, тем легче будет это сделать. Когда заполните заявление на прописку и заверите в ЖЭКе, позвоните мне. Я утрясу дело с милицией.
   - Когда я пропишусь, я снова зайду к вам?
   - Когда пропишетесь, у вас появится возможность купить дом. Мо-жет, вы пойдете по этому пути?
   - Нет, щиро дякую, Владимир Николаевич, моей жене надоело то-пить печку и готовить пищу на керогазе. Мне нужно благоустроенное жилье. Так я смогу зайти к вам снова?
   - Заходите.
   - Но вы скажите секретарше, чтобы она без задержки докладывала вам о моем звонке, а то мне пришлось ее уговаривать.
   - Так будет и впредь, - как отрубил, сказал Поспелов, - я не могу подстраиваться под каждого звонящего. Вы, родственник Владилена Алексеевича, сразу к нему попали?
   - Это наше дело, - не менее жестко ответил Вылейвода и, подходя к двери, бросил: - Всего хорошего, удачи вам.
   «Без радости была любовь, без грусти было расставанье», - так как-то сказал поэт. Вспомнив эти слова, Поспелов глубоко вздохнул: с кем только ни приходится встречаться, ну и субчика подкинул ему Дьяков. Что если позвонить ему и поделиться своими впечатлениями о его родственнике? Положил руку на трубку, но тут же убрал ее. Глу-пее этой затеи ничего не придумал?
   В кабинет без стука вошел Вьюгин. Уловив неприязненный взгляд начальника, замер у порога.
   - Я не во время?
   - Нет, нет, Виктор Викторович, проходите. Не вы причина моего не-удовольствия. Только что побывал тут один неприятный тип.
   - Тот, что в вышиванке? Встретился с ним в коридоре.
   - Он самый, но забудем о нем. Так что хотели сказать?
   - А то, что Москалю конец.
   - В каком смысле? - не понял Поспелов, - умер?
   - Да нет, живой, только сняли с должности председателя долго-польского горсовета.
   - Вот как. Подробности известны?
   - Как без них, Владимир Николаевич?
   - Тогда рассказывайте. Опять, наверное, бабы?
   - Они, проклятущие.
                ***
   Дмитрий Остапович Москаль уехал к месту новой службы один, ос-тавив жену в своей прежней трехкомнатной квартире. Первое, что он сделал для Долгополя, это улучшил водоснабжение города, отобрав у Лимановска один из артезианских источников воды. За это он стал нежелательной персоной в своей прежней вотчине. Это его не сильно огорчило - появилась причина еще реже видеться с супругой. В своей новой трехкомнатной квартире он часто устраивал веселые попойки, но и этого оказалось мало его неуемной натуре.
   Если вспомнить, что рыбак рыбака видит издалека, то примерно так Москаль сумел разглядеть директора долгопольского «Плодовоще-торга». Они оба оказались любителями клубнички. Вот и привел ди-ректор председателя горисполкома в подведомственное ему общежи-тие, но не со строгой ревизией, а для знакомства с некоей Жанной. Дама приглянулась Москалю. Да и что удивляться - директор не стал бы позориться. Но у этой пассии уже был воздыхатель. Женщина, уловив возможность, при помощи свежеиспеченного любовника пе-ребраться из общежития в благоустроенную квартиру, тот-час же от-шила прежнего, заверив, что коротышки в ее новой квартире и близко не будет.
   Все шло, как задумано, и квартира уже маячила, но помешало этому счастью то, что отшитый любовник не меньше Москаля любил вы-пить. И вот как-то вечером они встретились. Оба изрядно выпившие, оба готовые отстаивать свои права на вожделенное место, на кото-ром в этот момент возлежал Москаль, прикрытый простыней. Разго-вор не получился. Старый любовник оказался не только непонятли-вым, но и физически сильным. Он сгреб соперника в охапку и выбро-сил в окно со второго этажа. Вслед полетела одежда.
   Говорят, как ни бросай кота, он все равно опустится на все четыре. Так и наш неудачник приземлился на ноги, но их только две, да и вес не в пример коту, поэтому кости не выдержали и сломались. Лежит и стонет. Подъехала вызванная кем-то милицейская машина. Взяли Москаля под руки и поставили на ноги. От боли он закричал, но вер-нулось сознание. Увидев милиционеров, прошептал через силу:
   - Я - Москаль, председатель горисполкома.
   Милиционеры поддержали разговор: один оказался Наполеоном, а другой Кутузовым. Они забросили одежду задержанного в крытый ку-зов, а вслед за ней и его самого.
   Уже в медвытрезвителе фельдшер обнаружил, что у доставленного гражданина поломаны ноги, а дежурный милиционер, покопавшись в карманах, нашел удостоверение. Развернул и замер. На него с фото-графии смотрел строгий лик председателя исполкома города Долго-поля. Начальник вытрезвителя, преодолев легкую панику, позвонил дежурному по обкому партии.
   Пока Москаль лежал в больнице, о нем вроде забыли, но стоило ему твердо стать на костыли и выписаться из лечебницы, как его пригла-сили в обком и после недолгого разбирательства сняли с должности. Из партии не исключили, хотя данная история на это тянула. Говорят, что в Киеве во-время махнули мохнатой лапой.
   - Остался бы в Лимановске, ничего подобного не случилось бы, - задумчиво сказал Поспелов.
   - Да, жена его как-то сдерживала.
   - Да и мы, зная его недостатки, как могли, одергивали, - добавил По-спелов.
   Вьюгин подумал, что жена по влиянию все же крепче горкома, по-этому супруг и оставил ее в Лимановске. Подумал так, но не стал спо-рить.

                ГЛАВА ХI
                БОЛЕЗНЬ
   Время - сволочь бессердечная. Корчась в цейтноте, просишь не спешить, а оно будто не слышит, несет тебя со скоростью света. Хотя , если нужно поспешить, плетется так, будто на дохлого ишака взо-брался. И так, и сяк борешься с ним, а на поверку выходит, что это вовсе не борьба, а только игра Времени с тобой. И имя этой забавы - Жизнь. Оказывается, кем бы ни был ты, плебеем или демиургом, у нее один конец - Смерть!
   Так думал Поспелов, приходя в себя после тяжелого гриппа. Он впервые явственно осознал, что смерть - непременная реальность. Ведь от той же гадкой болезни в 1919 году умер председатель ВЦИК Яков Свердлов. Чем он лучше Якова Михайловича?
   Раньше Поспелов переносил болезнь на ногах, чем, видимо, и оби-дел ее. Теперь она взялась за него всерьез, да так, что пришлось и ему подумать о той непривлекательной даме с косой.
   Оксана подошла к супругу и, вздохнув, вытерла ему капельки хо-лодного пота со лба. Заметив, как дрогнули веки больного, спросила:
   - Тебе легче?
   - Не знаю, - ответил он, не открывая глаз, и добавил: - Мне кажется, что я схожу с ума.
   - От гриппа с ума не сходят, - уверенно заявила жена.
   - Это так, - согласился муж, - но почему в голову всякая дрянь ле-зет?
   - Видимо, высокая температура действует, - предположила Оксана.
   Прошло еще два дня, и температура начала спадать. Воспользо-вавшись отсутствием жены, Поспелов, преодолевая головокружение, добрался до телефона и позвонил в горком. На вопрос, как идут дела, Вьюгин бодрым голосом ответил, что все в порядке. Вот только на самом верху произошли изменения: Чигиря перевели в аппарат ЦК Компартии Украины, а на его место назначили Прокопенко.
   - Кого, кого? - не веря ушам, спросил Поспелов.
   - Про-ко-пенко, - повторил Вьюгин и уточнил: он бывший первый секретарь Приморского горкома партии.
   Тут хлопнула входная дверь - пришла жена. Поспелов поспешно по-ложил трубку на аппарат и юркнул в постель. Не успел отдышаться, как зазвонил телефон. Оксана взяла трубку.
   - Здравствуйте, Оксана Олеговна, это Вьюгин. Я только сейчас раз-говаривал с Владимиром Николаевичем, но нас прервали.
   - Ему стало плохо, и он лег в постель, - ответила сердито Оксана и положила трубку.
   Она вошла в спальню и увидела, что муж приподнялся с постели.
   - Кто тебе разрешил вставать? - спросила она строго.
   - Надо было позвонить.
   - Еще назвонишься, а сейчас лежи. Ты знаешь, что не так страшен грипп, как его осложнения. В больницу хочешь загудеть?
   - Но мне нужно позвонить. Мне Вьюгин сообщил гадкую новость, и он подумает, что это от нее мне стало плохо.
   - Он не знает, что ты болен?
   - Знает, но в обкоме власть переменилась.
   - Первый раз, что ли?
   - Первым секретарем поставили Прокопенко, а у меня с ним были натянутые отношения.
   - Ну и черт с ним, пойдешь на пенсию.
   - Пожалуй, рано в старики записываться.
   - У тебя льготы, сможешь поработать директором какого-нибудь пансионата. Подожди, я положу мясо в холодильник.
   Она вышла на кухню, а он взял в руки книгу и пытался читать, но первая же фраза не удержалась в памяти. Перечитал, но она снова ускользнула. Отложил книгу и задумался. Оксана вернулась и увиде-ла, что муж лежит на спине с закрытыми глазами, но в очках. Раскры-тая книга на груди.
   - Ты не спишь, Володя? - спросила она.
   - Пока нет.
   - Тогда расскажи, что тебя так встревожило.
   - Да ничего меня не растревожило, - ответил он раздраженно.
   - Не петушись, а рассказывай, - сказала она, усаживаясь на край кровати.
   Он, не глядя, протянул руку, и она оказалась у нее на коленях. Они были прохладными. Это несколько успокоило, и он начал рассказы-вать.
                ***
   Поспелов близко не знал Прокопенко. Встречались на совещаниях, в приемных обкома, здоровались, даже иногда руки друг другу жали, но по душам никогда не разговаривали, вместе не выпивали. Короче говоря, друг другу в друзья не напрашивались.
   Но случилось так, что Поспелову довелось сидеть рядом с Проко-пенко в Голубом зале обкома на «изучении» книги Л. Брежнева «Ма-лая земля». Основные эпизоды этого шедевра монотонно читал сек-ретарь обкома по идеологии, а секретари горкомов и райкомов, как первоклашки, слушали сказку о жутких похождениях храброго пол-ковника. Если первые страницы воспринимали со вниманием, то по-следующие проходили под скрип кресел и перешептывания. Вот и Прокопенко отвлекся. Наклонившись к уху Поспелова, прошептал:
   - Ему мало орденов и маршальского звания, так еще в писатели по-лез.
   Поспелов отклонился от горячего дыхания и в тон ответил:
   - Это уже не тщеславие, это какие-то галлюцинации.
   - Неужели он думает, что люди не понимают, как такие книги пишут-ся?
   - Чему удивляться? Все они, может, за исключением Сталина, сами не писали.
   - Еще Ленин.
   - Да, и он.
   Спустя некоторое время Прокопенко снова зашептал:
   - Вряд ли кто-то будет читать эту галиматью по собственной воле. Вот так же соберем людей, попотчуем суррогатом и будем требовать восторгов.
   - Куда денешься, соберемся и будем восторгаться.
   Началось обсуждение. Поспелов боялся, что назовут его фамилию, и придется быть следующим восторгающимся лицемером. К счастью, как тогда подумал Поспелов, высказаться пригласили не его, а Про-копенко. Уже за трибуной тот отпил воды из только что принесенного стакана и начал говорить. Поспелов, как завороженный, слушал. Ё-моё, надо же так чесать!
   - Товарищи, - говорил Прокопенко, - мы сейчас с предельным вни-манием прослушали воспоминания дорогого Леонида Ильича и узна-ли о его выдающейся роли в Великой Отечественной войне. Вполне понятно, что раньше этого великого военного и партийного деятеля затирали всякие там хрущевы и жуковы. Но справедливость востор-жествовала! Все человечество, как и мы сейчас, узнает о несправед-ливо забытом выдающемся событии прошедшей войны - битве за Малую землю и ее славном руководителе. С не меньшим удовлетво-рением хочу отметить прекрасные литературные достоинства книги. Это, безусловно, лучшее произведение, когда-либо написанное о войне. Куда Симонову с его «Живыми и мертвыми» до «Малой зем-ли»? Да что Симонов? Лев Толстой с «Войной и миром» бледнеет пе-ред этим шедевром. Я не удивлюсь, если в скором времени Нобелев-ский комитет представит эту книгу на премию. Даже больше. Я пред-лагаю, не откладывая в долгий ящик, прямо сейчас, от имени нашего собрания ходатайствовать перед соответствующими органами о вы-движении Леонида Ильича на Ленинскую премию по литературе! Он достоин этой почетной премии!
   Прокопенко сошел со сцены под бурные аплодисменты всего зала. Хлопал и Поспелов. Прокопенко сел на свое место. Поспелов посмот-рел на него как на вновь родившегося.
   - Что вы на меня так смотрите? - неприязненно спросил Прокопенко.
   - Уже и посмотреть нельзя? - удивился Поспелов. - Я слушал вас и поражался вашей богатой фантазии и, признаться, завидовал. Так убедительно говорить не то, что думаешь, не каждый способен.
   - Смогли бы и вы, попади на мое место.
   - Нет, я плохой танцор, - ответил Поспелов.
                ***
   - Вот такой неприятный разговор был у меня с теперешним первым секретарем обкома, - заключил свой рассказ Поспелов.
   - Ничего страшного я в нем не нахожу, - ответила Оксана, - было простое обсуждение, сначала книги, а потом способностей врать каж-дого из вас. Мне кажется, он прав: очутись ты на его месте, справился бы не хуже.
   - Возможно, - неохотно согласился Поспелов.
   - Вот и хорошо, волноваться у тебя нет причин.
   Оксана ушла на кухню готовить обед, а он продолжал думать. Дело в том, что он скрыл от жены концовку разговора.
   Когда Поспелов произнес: «Я плохой танцор», услышал то, что по-вергло его в смущение. Прокопенко ответил с изрядной долей пре-небрежения: «Но это не мешает вам быть изрядным кобелем». «Ну, знаете!» - возмутился Поспелов. «Знаю, - с сардонической ухмылкой ответил Прокопенко, - знаю, как ваш лучший друг в белом халате по-ставляет вам девочек для утех!»
   Вот так закончился тот неприятный разговор. Оксане такое не рас-скажешь, поэтому она так легкомысленно отвергла мужнины тревоги.
                ***
   К Квиткину, главному врачу роддома, часто обращались женщины с просьбой сделать аборт. Он редко кому отказывал, поэтому слыл среди них добрым врачом. И когда он предлагал наиболее привлека-тельным провести пару часов в обществе приятных мужчин, то прак-тические не получал отказа. Перед ним лежала карточка пациентки, и он всегда знал, где та родилась и откуда явилась на прием. В число дам, приглашенных на рандеву, попадали лишь те, которые прожива-ли подальше от Лимановска. Они не могли знать первого секретаря горкома партии в лицо. Для них он был просто Мишей.
   Вскоре после той коллективной читки, но до болезни Поспелова, позвонил Квиткин и пригласил приехать в известное ему место для деловой встречи. Необычно долгое обдумывание ответа встревожи-ло врача, и он спросил:
   - Что-то случилось, Владимир Николаевич?
   - Случилось, Яков Иосифович, но я все же на этот раз приеду.
   - Так что случилось?
   - Все на месте, все на месте, а пока…, - и положил трубку.
   Намеченная встреча состоялась недалеко от родильного дома в трехкомнатной квартире. Ее парадная дверь выходила прямо на ули-цу, другая - во двор. Раньше, до отъезда в Израиль, здесь жили род-ственники Квиткина. Потом врач, не без помощи Поспелова, сумел переоформить лицевой счет на своего несовершеннолетнего сына и теперь использовал квартиру для альковных встреч.
   - Вот и Миша пришел, - сказал весело Квиткин, входя с ним в гости-ную.
   Две девицы были прекрасно молоды. Сердце Поспелова взыграло, и он, забыв о Прокопенко, стал гадать, которая из двух предназначена ему.
   Когда полупьяные девчата через парадный выход покинули греш-ную обитель, Поспелов поделился с Квиткиным своей тревогой, а так как это сообщение было сделано еще до роковой перестановки в об-коме, то их внимание было направлено на определение источника недоброй информации.
   От Квиткина Поспелов знал, что в роддоме об их мужских шалостях была осведомлена только санитарка Клава. Получая полторы ставки, она убирала только кабинеты главного врача и его заместителя, по итогам социалистического соревнования ей иногда перепадали пре-мии. У Клавы были ключи от явочной квартиры, и она делала в ней приборку, от чего здесь постоянно пахло хлоркой. Она же приводила сюда девиц. Клавке завидовали, не понимая, чем она заслужила та-кую благодать. Та же, зная, что секретность - гарантия ее благополу-чия, всячески старалась ее сохранить, и ей это удавалось.
   - А не могла та санитарка растрепаться? - спросил Поспелов.
   - Все может быть, - ответил мудрый Квиткин, - но она не знает, что ты сюда ходишь.
   - Тогда откуда знает Прокопенко, живущий, совсем в другом городе? Ведь я ставлю свою машину далеко за углом и иду сюда, буквально по стеночке.
   - Не ведаю, не знаю, - признался Квиткин, оглаживая холеное лицо ладонями.
   На лице возвышался горбик носа, который в народе с уважением кличут «румпелем». Яков Иосифович как-то рассказал Поспелову, что одна дама призналась ему в том, что только вид его носа бросает ее в дрожь.
   - Это все, что ты можешь сказать?
   - Да, собственно, чего ты встревожился? - бодренько спросил врач, - да он просто тебе завидует!
   - Возможно, - согласился Поспелов, - но это и опасно. Ты знаешь, скольких людей извела эта пагуба.
   - В первую очередь зависть провоцирует появление язвы. Твой ви-зави не жаловался на боли в желудке?
   - Брось, тебе все шуточки!
   Квиткин сделал большой глоток коньяку, после чего сказал:
   - Давай попробуем спокойно разобраться. Чем ты объяснишь тот факт, что секретарь из Приморска знает, а обком молчит?
   - Возможно, там не в курсе.
   - Значит, у твоего разоблачителя свой источник информации. Это раз. Второе, этот источник не вызывает у него доверия. Да и чего мы страдаем? За руку тебя никто не схватил, у ног со свечой никто не стоял.
   Слушая эти рассуждения, Поспелов подошел к окну и сквозь тюле-вую занавесь посмотрел на улицу, которая была провинциально ти-ха. Его взгляд скользнул по гладким камням мостовой и уперся в фа-сад противоположного одноэтажного дома. В одном из окон белая за-навеска была отдернута. За стеклом виднелся силуэт человека. Солнце выглянуло из-за туч, и очертания приобрели четкий вид по-жилого мужчины. Он смотрел в сторону парадной двери той кварти-ры, где находился Поспелов!
   - Яша, иди сюда, - позвал он. - Посмотри на этого старого зануду!
   Квткин выглянул из-за плеча и тут же воскликнул:
   - Ах ты, старый черт! Тебе делать нечего?!
   - Ему действительно делать нечего - пенсионер, - сказал Поспелов. - Сидит днями у окна и фиксирует все происходящее. Так и нас с тобой взял на карандаш.
   - Тебя - да, но меня он не мог взять на карандаш. Я прихожу и ухожу отсюда через двор, а калитка на другой улице. И потом, ты говорил что-то о белом халате. Я в халате сюда не прихожу. Клавку, девок и тебя, конечно, он мог видеть, но не меня.
   - Согласен, на карандаш он тебя не мог взять, но вычислить - эле-ментарно. Ведь он определенно знает, в чью квартиру ведет это па-радное.
   - Да, разговоры после отъезда родственников были. И охотников занять эту квартиру много было.
   - Вот и приехали, - заключил Поспелов. - Завтра же дам задание ми-лиции выяснить всю подноготную этого старца.
   - Что это тебе даст?
   - Пока ничего, но информация никогда не бывает лишней. И потом. Как Прокопенко узнал? Кто ему донес?
   Поспелов, посмотрев еще раз в сторону окна с силуэтом, отошел к столу, осушил налитую рюмку и сказал:
   - Пора идти.
   - Может, через двор пойдешь? - предложил Квиткин.
   - Там глаз еще больше.
   Квиткин выдвинул верхний ящик побитого шашелем комода.
   - Переоденешься. Вот темные очки. Правда, одно стекло лопнувшее, да тебе не красоваться.
   - А картуз какой-нибудь есть.
   - Картуза нет, но черная шляпа где-то была. Ее еще мой папа носил.
   - Реликвия?
   - Да нет, выбросишь за первым же углом.
   Пока Поспелов примерял шляпу и рассматривал себя сквозь тем-ные очки в замутненном зеркале, Квиткин говорил:
   - Вообще, Владимир Николаевич, зря ты всполошился. Кто в наше время безгрешен? Ты считаешь, что в обкоме одни ангелы восседа-ют? По моему, Прокопенко не распространяется по этому поводу, по-тому что понимает - не в сокола корм.
   - Все это так, грехом сейчас никого не удивишь, но для партии разо-блаченный грех - уже не грех, а моральное разложение. А оно карает-ся беспощадно. Ты бы знал, скольких достойных людей приходится лишать номенклатурных должностей. И все по той причине, что жены обоснованно пожаловались в горком. Наше старческое Политбюро строго блюдет нашу нравственность. Ну, как я? - спросил, поворачи-ваясь лицом к Квиткину.
   - Отлично. Можешь смело идти в горком и проситься на прием к са-мому себе.
   -Ну, тогда все, - сказал Поспелов, подходя к двери, ведущей во двор, - на этом, Яков Иосифович, я завязываю. Не хочу рисковать по пустякам.
   - Дело твое, Владимир Николаевич, но как надумаешь, звони. Бу-дешь идти по двору, не смотри в левую сторону, там, на веранде, по-добно тому типу в окне, одна стерва обязательно сидит.

                ГЛАВА ХII
                ТЕНЬ РИШЕЛЬЕ
   Закрыв больничный лист, Поспелов вышел на работу и сразу же позвонил в обком. Оттуда поступило распоряжение приехать на сле-дующий день для представления новому шефу. Весь день Поспелов решал накопившееся за время его отсутствия проблемы и лишь к ве-черу вспомнил о вызове. Невольно представил себя на ковре перед Прокопенко, а тот выговаривает ему. Нудно так выговаривает, а он стоит перед ним, переминаясь с ноги на ногу. Внезапно его охватил приступ гнева. Почему, почему он должен постоянно чего-то бояться? Надоело!
   Он схватил чистый лист бумаги, пригладил его ладонью и реши-тельно написал: «Первому секретарю Долгопольского обкома КПУ то-варищу В.Т. Прокопенко». Отступил две строки: «От первого секрета-ря Лимановского горкома КПУ Поспелова В.Н.» Затем: «Заявление» Еще ниже: «В связи с ухудшением здоровья, прошу освободить меня от занимаемой должности». Подпись.
   Этот документ он бросит Прокопенко на стол, как только тот заведет разговор о моральной деградации подвластного ему секретаря гор-кома. Не станет ни изворачиваться, ни раскаиваться.
   Вооруженный таким тайным для обкома оружием, Поспелов смело вошел в приемную и попросил Наташу, новую секретаршу, доложить о своем прибытии. Та нырнула в кабинет и тут же вышла.
   - Проходите, Владимир Николаевич. - сказала она, остановившись у открытой двери, чтобы прикрыть ее за ним.
   Не ожидавший столь стремительного развития событий, Поспелов в несколько растерянном состоянии шагнул в кабинет.
   - Проходите, Владимир Николаевич, - сказал Прокопенко, выходя из-за стола и протягивая ему руку, - присаживайтесь.
   Вошла Наташа с подносом, на котором стояли чайные приборы.
   - Попьем чайку и поговорим  по душам, - сказал Прокопенко и отки-нулся в кресле, чтобы не мешать Наташе сервировать стол.
   Только секретарша вышла, он потянулся к бару, находившемуся справа от него, и достал бутылку коньяку.
   - Выпьем по маленькой, - сказал, разливая по рюмкам армянский напиток.
   Уловив вопрошающий взгляд начальника, Поспелов приподнял рюмку.
   - За ваше назначение с пожеланием успехов.
   - Спасибо. 
 Размешивая сахар в чашке, Прокопенко задумчиво сказал:
   - Вот так повернулись события, Владимир Николаевич. Видимо, вам, как и мне, это назначение было неожиданностью. Как стало из-вестно, в этом деле большую роль сыграл Вилен Алексеевич. Вы знаете, о ком я говорю?
   - Если о товарище Дьякове, то он Владилен Алексеевич.
   - Вы правы! - спохватился Прокопенко. - Как это я мог ошибиться?! Как бы не проколоться в Киеве. Так вот, Владилен Алексеевич напра-вил в Москву собрание лучших отзывов о книге Леонида Ильича. С ними ознакомился сам автор «Малой земли» и, как думается, ему по-нравилось мое выступление. Так случилось, что в это же время об-суждался вопрос о назначении нового секретаря в Долгопольский об-ком. Среди кандидатов была и моя фамилия…
   - Поздравляю еще раз, - сказал Поспелов и подумал, что именно для этого сообщения Прокопенко и пригласил его на чай. Сейчас напом-нит, как Поспелов был не прав, осуждая его дифирамбы по поводу нетленного труда генерального секретаря. Ну, а затем и все осталь-ное. Вот тогда он и бросит ему заявление, он не станет медлить и вы-слушивать всякий бред в свой адрес.
   Между тем, Прокопенко продолжал делиться своими мыслями:
   - Признаться, Владимир Николаевич, работая еще в Приморске, я завидовал вашей удачливости и предприимчивости. Приезжая в ваш город инкогнито у меня там родственники (мы об этом уже знаем, - подумал Поспелов), я не мог не любоваться новыми кварталами и широкими проспектами. Ведь совсем недавно была голая степь! А вода! Так красиво решить проблему воды! Мне кажется, в вашем го-роде лучшая в области вода и, главное, в изобилии! И это все сдела-но при нашем скудном финансовом обеспечении! Вы просто моло-дец!
   Поспелов не вышел из кабинета первого секретаря обкома, а вы-порхнул. Грудь распирала гордость. Он тут же в приемной вынул из кармана пиджака не пригодившуюся бумагу и, разорвав ее на две час-ти, торжественно опустил в корзину для мусора.
   За ним с интересом наблюдала секретарша. Едва Поспелов вышел из приемной, она вынула из корзины разорванный лист, прочла, ак-куратно склеила его и, держа за краешек ухоженными пальчиками, внесла в кабинет шефа. Тот удивленно смотрел, как она торжествен-но несет впереди себя лист бумаги. Еще более удивился, когда про-чел написанное.
   - Откуда это у тебя?
   - Ваш гость, Виктор Тарасович, как только вылетел из кабинета, достал из кармана эту бумагу и тут же, на моих глазах разорвал. Я по-добрала ее и склеила.
   - Молодец, Наташа, и впредь будь такой же умницей.
   Девушка вышла, а Прокопенко, глядя на лист, задумался. Выходит, Поспелов готовил себя к отставке. А как радовался успеху товарища по партии, как проникновенно прозвучало его поздравление. Артист? Нет - лицемер! Если бы не Дьяков, попортил бы он ему кровушку. При установочной беседе в Киеве, тот лестно отозвался о первом секре-таре Лимановска и похвалил за достижения в развитии города. После столь весомой поддержки и в мыслях не могло быть сделать что-то пакостное Поспелову. Отсюда, вместо выволочки, похвала.
   Внезапно вспомнилось изречение кардинала Ришелье, гонителя мушкетеров, которое частенько повторял шеф по службе в органах: «Дайте мне шесть строчек, написанных рукой самого честного чело-века, и я найду в них что-нибудь, за что его можно будет повесить»
   Посчитал строчки на заявлении - шесть! Снова прочел. Нет, он, ви-димо, не Ришелье, если не нашел, за что можно было бы повесить Поспелова. Даже уволить не может - Дьяков мешает. Виктор Тарасо-вич сложил лист и закрыл его в сейф. Пусть полежит, авось приго-дится.
                ***
   - Выйдете, Павел Петрович, в приемную и подождите там. Я вас приглашу.
   Так сказал Поспелов очередному посланцу из Киева с бумажкой, подписанной «Земляк». Что делать? Когда он уймется? Неужели не понимает, что распределение жилья наиболее острая проблема в лю-бом городе и в этом процессе участвует масса народу? Один раз обошел, другой раз удалось, а на третий, глядишь, и проколешься. Как объяснить людям, что этот, ни с какой стороны не интересный городу человек, получил квартиру вне очереди? Кому расскажешь, что так долго сидишь в этом кресле только потому, что ублажаешь квартирами киевского начальника? Вспомнил, что у Филиппова с по-следним протеже Дьякова были трудности. За суетой не удосужился узнать подробности. Решил позвонить.
   - Алексей Михайлович, Поспелов беспокоит.
   - Так уж и беспокоит, - пробасил Филиппов. - Слушаю, Владимир Ни-колаевич.
   - Тут от Дьякова снова посланец.
   - Да он вконец обнаглел!
   - Не говори. Так что будем делать?
   - Гони этого оглоеда в три шеи!
   - Рад бы.
   - Тогда не знаю.
   - Зайди ко мне.
   - У меня прием. Давай после обеда.
   - Договорились, жду.
   Поспелов отложил встречу с посланцем из Киева на следующее ут-ро.
   Вечером пришел хмурый председатель горисполкома. Было бы странным увидеть его в веселом настроении.
   - Я понимаю тебя, Алексей Михайлович, - но что делать? Держит ме-ня этот прохиндей за глотку.
   Филиппов грузно поерзал на стуле, вздохнул и только после этого произнес:
   - Я не капризничаю, Владимир Николаевич, но обстановка действи-тельно осложнилась.
   - Что именно?
   - Схвачен за руку инспектор жилотдела. Он, договорившись, с пред-седателем профкома 24-й автобазы, незаконно включил в их жилищ-ный список нужного ему человека. Подошла очередь давать ему квартиру, и тут все вскрылось.
   - Экая невидаль, - воскликнул Поспелов, - уволь его, и дело с кон-цом.
   - Вот тут самое интересное, - сказал грустно Филиппов, - уволить можно, но он многое знает.
   - Что именно?
   - Через него проходили все люди Дьякова. Он будто бы уже загото-вил письмо в газету. И не куда-нибудь, а в «Труд».
   - Кто это? - грозно спросил Поспелов, наваливаясь грудью на стол.
   - Владимирский Василий Афанасьевич.
   - Постой, это не тот, кого я рекомендовал уволить?
   Филиппов кивнул головой. Поспелов вскипел, но, умерив пыл, спо-койно сказал:
   - Мог бы прислушаться.
   - Да вот так. Сначала замены не было, а потом позабылось.
   - Теперь расхлебывай. Может, убрать его оттуда с повышением по службе?
   - Думал, но у него образование всего 10 классов.
   - Как же вы держите такого неуча?
   - Ты понимаешь, когда принимали, меня там не было. Он учился в техникуме, потом бросил. Работник старательный, поэтому и удер-жался.
   - Может, послать его в ВПШ?
   - Он беспартийный.
   - Час от часу не легче. И что ты предлагаешь?
   - Я вынес ему выговор, пожалуй, все, что можно сделать в данной ситуации.
   - Ну, а Дьяков?
   - Предложи подождать. Позвони ему, ведь не дурак же?
   - Все ясно, Алексей Михайлович, если у тебя ничего нет, не буду за-держивать.
   Поспелов погрузился в раздумье. Перебрал в памяти все свои раз-говоры с Дьяковым и решил, что объясняться с ним бесполезно - для него понятие «не могу» не имеет право на существование. И все же нельзя держать человека в неведении. Позвонил. Киев ответил, что Владилен Алексеевич в командировке.
   На следующее утро Поспелов принял посланца Дьякова и сказал ему, что на какое-то время просьбу «Земляка» придется оставить без удовлетворения.
   - Почему?
   - Возникли трудности, через которые пока не перепрыгнешь.
   - Владилен Алексеевич знает о них?
   - Не знает, но я сообщу ему, как только он вернется из командиров-ки.
   - Знаем мы эти командировки, - мрачно заметил Павел Петрович, - он проводит их у моей дочери под Киевом.
   - Зачем так примитивно судить о человеке? - упрекнул Поспелов.
   - Да такой он и есть! - сказал в сердцах Павел Петрович. - Хотите с ним поговорить? Давайте прямо от вас позвоню домой, и вы его ус-лышите.
   - Лучше не надо.
   - Боитесь? Ну да ладно. Выходит, зря приезжал?
   - Я вас сюда не приглашал, - ответил Поспелов, но, заметив, как пе-рекосилось лицо киевлянина, поспешно добавил: - Потерпите какое-то время, как только все уляжется…
   Павел Петрович резко встал и, набросив на голову панаму, зло про-изнес:
   - Я не мальчик, чтобы меня завтраками кормить! А тот - трепач! Так и скажу ему! «Езжай, там все договорено!» - передразнил он «того». - А я, старый пень, поехал. Делать мне, что ли, нечего?!
   Посетитель рванул к двери. Поспелов не стал его останавливать.
               
                ГЛАВА ХIII
                БУМАГА ПЕРЕД ВАМИ
   Не прошло и двух месяцев, как из области в лимановский гориспол-ком нагрянула комиссия. Она проверяла соблюдение жилищного за-конодательства.
   Филиппов вызвал к себе Владимирского. Только глянул на него зверем, как тот взмолился:
   - Алексей Михайлович, клянусь жизнью своих детей, не я наслал эту комиссию!
   - Кто, кроме тебя?
   - Говорят, плановая.
   - Знаем мы эти плановые наезды! Иди и держи рот на замке!
   Филиппов тут же позвонил Поспелову. Тот спросил:
   - Владимирский?
   - Клянется, что не он.
   - Тогда тот, - как выдохнул, сказал Поспелов.
   - Возможно, - согласился Филиппов и услышал гудки отбоя.
   Через неделю на прием к Поспелову напросился Бучма, председа-тель комиссии. Он коротко представился и, вынув из папки лист бу-маги, положил на стол Поспелову.
   - Что это?
   - Список из пяти фамилий, Владимир Николаевич, - ответил Бучма, протирая стекла очков.
   - Вижу. Зачем он мне?
   - Они, как один, заявляют, что получили квартиры с вашей помо-щью. Вы подтверждаете это?
   Поспелову достаточно было одного взгляда, чтобы понять: это именно те люди, которых когда-то прислал к нему «Земляк». И запис-ки с этими фамилиями лежат у него в сейфе. Но он взял список в руки и, откинувшись на спинку кресла, начал его изучать. Он думал. Когда почувствовал, что пауза затянулась, а Бучма заерзал на стуле, спро-сил:
   - Откуда у вас эти фамилии?
   - Работали, Владимир Николаевич, работали. Так вы подтверждаете свою причастность к получению ими квартир?
   - Видите ли, за годы работы в горкоме, я многим помогал решать жилищные проблемы, поэтому не могу ни утверждать, ни отрицать, что помогал им.
   - Зря вы, Владимир Николаевич, уходите от прямого ответа. Список незаконно получивших квартиры значительно больший, но только эти люди указали на вас.
   - Есть документы, мною подписанные?
   - К сожалению, нет, но есть свидетельские показания. Кроме этой пятерки, подтверждают вашу причастность к разбазариванию квартир старший инспектор жилотдела Владимирский и начальник паспортно-го стола майор милиции Трубаченко.
   Поспелов скомкал список и бросил его в сторону Бучмы.
   - И вы с этой чепухой посмели ко мне явиться?! У вас нет докумен-тов, а только ля-ля-ля и эти надерганные откуда-то фамилии! Влади-мирского я не знаю вообще, а с Трубаченко встречаюсь только на со-вещаниях. Раздобудьте документы, милости прошу, а так я вас не за-держиваю! У меня нет времени слушать ваш бред!
   Бучма побагровел и, закрыв дрожащими руками папку, угрожающе сказал:
   - Уверен, что в обкоме партии более внимательно отнесутся к предъявленным вам обвинениям.
   - Чтобы меня обвинять, у вас кишка тонка! - прошипел вслед Бучме Поспелов.
   После отъезда комиссии Поспелов поговорил с Филипповым и вы-яснил, что проверяющие, будто заранее знали, что ищут. Они сразу заинтересовались теми пятью фамилиями, проследили прохождение документов, и нарушение жилищного законодательства сразу вы-плыло наружу. Ни во что другое они, фактически, не вникали. Свиде-тельские показания, по мнению Филиппова, им понадобились, чтобы усилить тезис виновности первого секретаря горкома. Что копали под него, сомнений нет. Теперь нужно определить позицию поведения в обкоме. Филиппов посоветовал, а Поспелов с ним согласился, что следует заявить о причастности Дьякова к этим квартирам, иначе По-спелову трудно будет объяснить свое непосредственное участие в реализации этих сомнительных дел. Поспелов решил прихватить с собой злополучные записки с подписью «Земляк». Надежды на то, что им поверят, не было, но других доказательств касательства Дья-кова к афере с квартирами у него не было.
   Когда Поспелов достал из сейфа роковые записки и пересчитал, то их оказалось шесть. Значит, комиссия одну квартиру недоглядела. Какую? Начал перечитывать фамилии и вскоре понял - упущена Вар-вара Никитенко. Неужели Дьяков пожалел ее и не стал впутывать? И он отложил эту записку в сторону, а остальные, сколов скрепкой, ос-тавил в сейфе на видном месте.
                ***
   Персональный вызов в обком последовал незамедлительно. На этот раз было велено явиться в организационный отдел. Инструктор орготдела провел Поспелова к своему начальнику. Им оказался не-знакомый ему крупный седовласый мужчина. Он кивком головы по-здоровался с клиентом и сказал:
   - Присаживайтесь. Меня зовут Михаил Дмитриевич Климентьев.
   Поспелов приподнялся на стуле, ожидая поданной для пожатия ру-ки, но не дождался. Он подумал, что так же сухо представляются об-виняемым милицейские следователи.
   Климентьев открыл лежащую перед ним папку и, вынув оттуда лист бумаги, протянул Поспелову.
   - Это вы писали, Владимир Николаевич?
   Это было его заявление, которое он порвал в приемной Прокопенко!
   - Как эта бумага оказалась у вас? Ведь я ее порвал и выбросил!
   - Не имеет значения, - жестко ответил Климентьев, - но в связи с тем, что ваше заявление было порвано, а затем склеено, вам придется его переписать и поставить сегодняшнюю дату. Да, не забудьте проста-вить номер партбилета.
   - Меня увольняют? - спросил Поспелов, еще не веря, что это проис-ходит в действительности.
   - Вы все правильно поняли, Владимир Николаевич. Бумага перед вами, вынимайте свой паркер и пишите.
   - Но позвольте, на каком основании вы меня увольняете?
   - Не я вас увольняю, - уточнил Климентьев, - это решение обкома. Ваша отставка связана с тем, что вы по своим моральным качествам не можете возглавлять городскую партийную организацию.
   - А Виктор Тарасович знает об этом?
   - Неужели вы думаете, что все это сделано за его спиной? Кстати, и Киев не возражает.
   - И кто это Киев?
   - Не будем персонифицировать.
   - Тогда, скажите, какие мои моральные качества не устраивают об-ком?
   - Неужели вам еще невдомек? Вы знакомы с результатами работы комиссии по жилищному законодательству?
   - В общих чертах.
   - Я вам напомню. Там прямо сказано, что вы, используя авторитет партии, преступно разбазаривали квартиры, раздавая их направо и налево темным личностям.
   Поспелова передернуло от столь резкого обвинения. Он расстегнул папку и вынул записки дьяковских протеже. Он снял скрепку и поло-жил листки веером на стол Климентьеву.
   - Посмотрите, - сказал он с отчаянным вызовом, - это записки от Дьякова, заведующего орготделом ЦК компартии Украины! По ним я и «разбазаривал» квартиры!
   Климентьев, насупив лоб, перечитал их и удивленно воскликнул:
   - Вы в своем уме, Владимир Николаевич? Что вы пытаетесь дока-зать этими бумажками?
   Поспелов скороговоркой описал процесс происхождения и получе-ния этих записок. Климентьев слушал не перебивая. Потом сказал:
   - Как ни печально, Владимир Николаевич, но вы невольно призна-лись в своем кретинизме. Здравый человек не мог поддаться на та-кую дешевую наживку. Ну, пусть раз, с кем не бывает, но пять раз! Вы хоть сверялись с Владиленом Алексеевичем о подлинности этих за-писок?
   - Я пытался ему звонить, но меня, под тем или другим предлогом, не соединяли. Я верил подписи «Земляк». При встречах он часто под-черкивал, что мы с ним земляки.
   - Вы родились в одном городе?
   - Вообще-то нет. Он родился в Николаевске-на-Амуре, а я в Олоче, что в Читинской области.
   - Вы согласны, что между этими пунктами сотни и сотни километ-ров? Какие же вы земляки?
   - Мы оба дальневосточники.
   - Слабый аргумент, да ладно. Вы поняли, Владимир Николаевич, что попали в сети какой-то преступной группировки?
   - И возглавлял ее Дьяков?
   - Зря вы так безответственно обвиняете уважаемого человека, Вла-димир Николаевич. Это не делает вам чести.
   - Куда уж мне.
   - Закончим дискуссию, - сказал Климентьев, отодвигая от себя дья-ковские записки.
 - Виктор Тарасович, разобравшись в этом деле, решил не выносить его на люди и предлагает вам уйти без шума. Перепишите текст преж-него заявления, и покончим с этой неприглядной историей.
   Отдавая заявление  Климентьеву, спросил:
   - Вместо меня останется Вьюгин?
   - Нет. В ближайшее время появится вакансия на рыбзаводе, и мы предложим ему должность директора. Откажется, будет трудоустраи-ваться самостоятельно.
   - А что со мной?
   - Ваше трудоустройство будет решать новый секретарь.
   - Кто им будет?
   - В свое время узнаете.
   - Вы говорите «с новым секретарем», но до перевыборов еще больше года.
   - Обойдемся без них. Обстановка не терпит. Соберем пленум горко-ма и на нем кооптируем нового первого секретаря.
   - Но это же нарушение устава.
   - Вспомнили!. Об этом нужно было раньше помнить. Вы свободны, Владимир Николаевич.
   Обратный путь в Лимановск казался дорогой на эшафот. Ведь это там состоится аутодафе и последующая за ним гражданская казнь. Подумал о Дьякове, и сердце невольно сжалось. Ведь это с его пода-чи так все получилось. Откуда он взялся на его голову? И вдруг… Сердце еще бешеней заколотило. Ведь и над отцом измывался Дья-ков! Прямо-таки «отцы и дети». Неужели где-то в мире окопались не-ведомые силы, решающие по собственной прихоти судьбы людей, сталкивая их лбами в нужной им комбинации? Ерунда какая-то! Что это бредни, давно доказано подлинно научным мировоззрением - диалектическим материализмом. Так Поспелов, даже наедине с собой, не посмел опуститься до суеверия.
                ***
   В Лимановск с целой свитой приехал Прокопенко. На заседании бю-ро горкома Поспелов поведал о пошатнувшемся здоровье и попросил освободить его от занимаемой должности. Члены бюро, потупив гла-за, молча удовлетворили просьбу своего старшего товарища.
   Поспелов, заметив торжествующий взгляд Прокопенко, подумал, что на пленуме горкома так гладко не пройдет. Ведь многих он рас-тил, ставил на крыло, помогал в трудную минуту. Они уж покажут, ко-го лишают должности.
   Пленум открыл Поспелов и предоставил слово для доклада второ-му секретарю горкома Вьюгину. Мало кто знал о предстоящей отстав-ке первого секретаря, поэтому удивились, что не он делает доклад. Поспелов понял это по шевелению и перешептыванию в рядах. Во-просов не было, по всей вероятности, оттого, что в президиуме сидел сам первый секретарь обкома.
   После обсуждения доклада слово попросил Прокопенко. Он сооб-щил пленуму о заявлении первого секретаря горкома и решении бю-ро. Вопросов не было. Прокопенко поставил заявление Поспелова на голосование. Процесс пошел вяло, но под взбадривающие реплики секретаря обкома руки были вздернуты, что и требовалось. К огорче-нию Поспелова, никто не попытался его отстоять. Зато сам Прокопен-ко сказал несколько слов похвалы в адрес «именинника» и выразил сожаление по поводу того, что с природой не поспоришь, и все мы с годами вынуждены уступать место молодым.
   - А теперь, Владимир Николаевич, - закончил свой дохлый дифи-рамб Прокопенко, - можете занять место в зале.
   Не ожидавший такого унизительного предложения Поспелов не-сколько замешкался. Прокопенко, услужливо вставший, чтобы осво-бодить место для прохода, поторопил его шепотом:
   - Ну-ка же, Владимир Николаевич, смелее.
   Это понукание вовсе опешило Поспелова. Он, покраснев, с усилием преодолел те три ступени, что вели в зал, и под гробовое молчание членов пленума пошел по проходу, игнорируя уступленное в первом ряду место. Он чувствовал себя обезглавленным, четвертованным и сожженным на костре одновременно.
                ***
   Некоторое время спустя первым секретарем был избран инструктор обкома партии Павел Машков. Поспелов с трудом вспомнил его при-земистую фигуру, белобрысые волосы, зачесанные назад, и колючие серые глаза. Чем этот бесцветный человек им приглянулся? Нет, идти к нему и вымаливать должность он не будет. Но это и не пришлось делать.
   Они встретились случайно. Поспелов шел мимо здания горкома, в это время подъехала, машина и из нее вышел Машков. Холодно, без рукопожатия поздоровались.
   - Что же ты, Владимир Николаевич, не заходишь? - с деланным ра-душием спросил первый секретарь. - А мы тебе уже и должность при-готовили.
   - И какую же? - спросил Поспелов, наблюдая, как плутовски загоре-лись глазки Машкова.
   - Может, зайдешь?
   - Нет, тороплюсь, - ответил Поспелов, - так куда?
   - Говорят, ты любишь море, рыбалку.
   - Ну и что?
   - А то, что мы предлагаем тебе занять вакантное место начальника спасательной станции!
   Они некоторое время молча смотрели друг на друга, глаза их гото-вы были вылезти из орбит. У одного от сдерживаемого смеха, а у другого от подавляемого гнева. Не хотел Поспелов опуститься до фи-зической расправы с этим ненавистным ему человеком. Он только сказал:
   - Ну и дурак ты, Пашка! Дать бы тебе, да ладно.
                ***
   Увидев собачью тоску в глазах мужа, Оксана встревожено спроси-ла:
   - Что случилось?
   Он, не скрывая обиды, рассказал о встрече с Машковым. Оксана в гневе воскликнула:
   - Как они смеют?! Не ходи к ним больше! Проживем без их подачек!
   У Поспелова неожиданно задрожали губы и он, шагнув к жене, креп-ко обнял ее и поцеловал в щеку.
   - Спасибо, Оксаночка, ты у меня единственный друг и товарищ!
   Потянулись тоскливые дни и ночи. Поспелов впервые узнал, как уг-нетает молчание телефона - беспощадное свидетельство твоей не-нужности.
   Постепенно тупое безразличие стало отходить. Он с трудом понял, что жизнь продолжается, нужно искать работу. Подсел к умолкнув-шему другу, снял с рычага трубку и стал накручивать телефонный номер.