Авторская страница:http://www.proza.ru/avtor/moonhare
Собака на улицу хочет,
Но хозяина не тревожит…
Ведь всю ночь он читал и думал,
Мыслей в доме, что осенью блох…
Хорошо, что мозгов не много
У собаки,
Не то, что шерсти…
Первый раз в жизни, и уже год, как я живу без собаки, и моя левая рука проваливается в пустоту…
Вообще-то слово «собака» тюркского происхождения, но слышится, что от слова – «с боку»,– со мной с боку идет моя собака.
С двух недельного возраста и лет до пяти со мной неразлучно и неотлучно была собака – Альма, очень старая и умная восточносибирская лайка. На охоту она уже не ходила, а жить ей позволялось в комнатах, в дедушкином кабинете, других собак дальше кухни не пускали. А мне позволялось засыпать с ней в обнимку на ее подстилке. Так тепло и приятно было уткнуться в эту чуть колючую, волчью, зонарносерого окраса, густую шерсть.
Я даже не знал, что Альма – собака, все время с ней разговаривал, помню, обижался на нее, когда мы играли в прядки, потому что она меня сразу находила, а я долго не мог найти: «Альма, ну где ты, я больше не играю». И каждый раз, засыпая, я просил ее рассказать мне сказку, и до сих пор помню все ее сказки, и до сих пор в глубине души не верю, что собака не говорила со мной.
Собака со мной говорила, а последний раз – совсем даже недавно…
Была ночь, я возвращался от друзей, после долгих философских бесед, и был изрядно пьян, шел и напряженно думал о самом главном.
И, вдруг,– милиция…
Я рванулся и побежал, потому что пьяных они забирают, потому что они ни чего не понимают в философии. В общем, я побежал, а они молодые и трезвые за мной. И не одного подходящего дерева, на которое я мог бы залезть и спастись, ведь по деревьям я и пьяный лучше всех лазаю. Думал, уж все – поймают, но тут, вдруг, увидел открытый люк, – если не вверх, то вниз…
Вот я и кинулся туда, в кромешную тьму, стараясь двигаться как можно быстрей, а то вдруг – погонятся следом…
Но милицейские, видимо, постояв наверху в крайнем изумлении, удалились вылавливать для «галочки» другого – нормального, нормально пьяного мужика.
Шел дождь, бурлили грязные потоки, я постоянно бился головой в бетонные стены, плутая в подземных коммуникациях, и ни где не малейшего просвета. Только часа через два, увидел вверху слабый свет, и, поднявшись по лестнице колодца, последним усильем, упираясь головой, сдвинул чугунную крышку. И выполз в ночь, в дождь, не известно где, а в уме была, только одна мысль,– я шептал и думал: «Собака, собака, собака…».
Ведь если бы со мной была собака, то ни чего этого бы не было, с собакой они не забирают, и я бы спокойно дошел до дома. А у меня тогда был огромный, мощный, черный дог: « Против Тома нет приема, если нет другого Тома» – звали его, как вы догадались, Том.
Так вот, мокрый, грязный, я лежал на асфальте не известно где, и звал собаку. И собака пришла, ткнулась в меня носом, горячим языком слизывая с лица слезы, и говорит: « Чего ты хочешь?» … Это была не моя, а другая, тоже крупная, но лохматая и белая собака. Это была – Собака!
Я встал, несмотря на усталость, и поздоровался с ней: « Здравствуй, Главный Пес, спасибо, что ты снова пришел ко мне! Отведи меня, пожалуйста, домой!». И мы пошли, разговаривая по дороге, и добрались до дома, думаю, что самой короткой дорогой. Моя черная большая собака ушла спать под стол, а мы с белой устроились на собачей подстилке, и я снова, как в детстве, слушал и видел чудесные сказки. Мы сидели у костра, мы охотились, да разве расскажешь обо всех приключениях, но всегда мы были вместе, – всегда была собака.
Наутро я открыл дверь, и белая собака, – уже просто собака, – ушла.
А в гостях у меня в ту ночь был сам Главный Пес, обще собачья индивидуальность, «собачьность», некто вполне разумный, давний друг и спутник Человека – СОБАКА, КОТОРАЯ УМЕЕТ ГОВОРИТЬ.
На правде своей стою упрямо.
Не станет собака меня кусать,
Потому что могу я прямо
На собаку взглянуть и понять,
Потому что я чту собаку,
И во мне пес читает аншлаг:
На Вашу уважаемую лапу
Не наступит мой грубый башмак!
………………………………
С чудесами, встречаясь на свете,
Вводим в этику эстетизм:
Ни какой-то при встрече – «Приветик!»,
А шляпой…–
справа налево и вниз.
(ОБОРОТЕНЬ)
Мой дедушка был страстным охотником,– с 8 лет брал меня на охоту, а в 16 подарил ружье,– и всегда были собаки. Мой черный дог, несмотря на то, что прошел все курсы служебного собаководства, в основном был собакой охотничьей: я брал его с собой в лес, и он мне уток приносил, сплавлялся на плотах, и даже как-то ехал на крыше поезда. И вот, наконец, мы отправились с ним ловить мамонта.
Это была серьезная экспедиция, есть авторитетные свидетельства, что в 20х годах 20ого века в марийской тайге видели мамонта, а так же многочисленные рассказы аборигенов. Мне, на пример, мариец – собиратель сосновой смолы показывал покинутую деревню и говорил: «Очень большой лохматый все время приходил, и все топтал, пришлось людям уйти. Этот большой – Обло зовут, под землей живет…» А ведь в «Марийке» столько карстовых провалов и озер,– значит, есть под землей и огромные пустоты, пещеры. Кто там живет, ни туда ли мамонты ушли?
Вообще-то, марийцы народ суеверный, у них в лесах и лешие, и водяные, и оборотни водятся. С нами, в этом смысле, где-то на 8 – 7 день путешествия, приключилось нечто весьма забавное.
Наша экспедиция состояла из меня, двух моих друзей, и, конечно, с нами была собака. Мы шли с тяжелыми рюкзаками, и ружье висело на шее. Была ранняя весна, не устойчивая холодная погода, иногда даже шел снег. Когда по лесному завалу мы переходили небольшую, но стремительно бурлящую речку, мой пес сорвался туда – в черную ледяную воду…
Все обошлось, мы его достали, но Черный так дрожал от холода, аж посинел. Недолго думая, я выдернул из-под клапана рюкзака меховую куртку и одел на собаку. Она еле сошлась на его могучей груди, а в талии болталась, тогда, я затянул ее своим ремнем, на котором так и остался висеть большей охотничий нож. И пес, согревшись, радостно побежал вверх из поймы реки.
А вот когда следом поднялись мы, то – нарочно не придумаешь!
На полянке стоял мариец, в совершенно не мыслимой позе, и, чтобы не упасть, опирался на старенькую одностволку, к ногам его, жалобно скуля, жался маленький тощий гончак. А мой пес важно ходил вокруг, поливая кустики. Увидев нас, и все же, не отводя глаз от чудовища, мариец прошептал: «Кто это?». Понимая, что дело не ладное, я стал говорить ему, что это просто собака, просто большая, и стал рассказывать о породе…
«А почему ОН в шубе?»…
Тогда я стал рассказывать, как мы переходили речку, о том, что шерсть у него короткая, что замерз…
Но тут мариец, покрутив пальцем над головой, сказал: «Е-е-е, а ножик у НЕГО зачем?»
И больше никто ничего не сказал. Я не смог ответить, не смогли и мои друзья объяснить ему, с какой целью вооружилась собака таким очень даже не маленьким ножиком. Мы молча ушли, а марийский охотник так и остался………………………………….
Интересно было бы съездить еще раз, и узнать – в какого мамонта превратился мой дог, или, может быть, собиратели фольклора знают…