Как мы страх прогоняли

Анна Боднарук
                Не бойся темноты, бойся того, что она скрывает.

     Случилось это лет десять назад, а может и больше. Напросилась я со своими знакомыми, в начале октября последний раз «на природу» съездить. Назначили день. Обговорили, кто и что брать будет. И вроде бы некстати, моя знакомая, которая была на двенадцать лет старше меня, пожаловалась мне:
     - С внуком беда. Ни на минутку его нигде нельзя оставить. Боится один оставаться.
     - А сколько ему лет?
     - Шестой годок уже. Большой. У нас в роду не было таких трусливых…
     Я посочувствовала ей и домой пошла, готовиться в поход. Но, дома, всё никак мне этот разговор из головы не шёл. И тут я вспомнила, как моя бабушка мой страх лечила.
     Отец мой всякие суеверия напрочь отвергал. Всё, что не укладывалось в норму его понимания, «лечил» ремнём. Под воздействием такого «лечения» я много раз обещала ему, что «больше не буду бояться». Но, к страху перед темнотой, прибавился страх отцовского наказания. Мало того, что я стала заикаться, когда нужно было ответить на какой-то вопрос, не могла вспомнить ответ. Меня тут же обвиняли, что я плохо учила и, опять, ремень гулял по моему телу. Жаловаться было некому, ибо – тёща зятю не указ. Я, хоть и маленькая была, но это высказывание одного папиного знакомого запомнила. Однако моя мудрая бабушка решила лечить мой испуг своими методами.
     Не знаю, помогло ли «выкачивание сырым яйцом по моей голове» и нашёптывание одной очень старенькой бабушки, но то, что придумала моя бабушка, мне помогло больше.
     Однажды моя, совсем неграмотная бабушка, заглянула мне через плечо и спросила:
     - Кого ты там нарисовала? Не приведи Бог встретить такую образину…
     - Это – баба Яга.
     - Погоди, дитятко. Не она ли прячется в тёмном углу?
     - Нет. Там прячется горбатый дядька с большими чёрными глазами, зубами и длинными ногтями. У него очень длинные руки. Он ими везде сможет достать.
     - Вот нечисть кривобокая! А ты его, как есть, на бумаге намалюй. Вот, каким ты его видишь, таким и малюй. Хорошо намалюй, чтоб он сам себя в нём узнал…
     И я старалась. На чистом листе бумаги такую страхолюдину нарисовала, что моя бабушка даже сплюнула, как увидела. Потом взяла тот мой рисунок и, на него со всех тёмных углов веником пыль смела.
     - Вот она, нечисть поганая! Вот, мы её…
     Свернула она тот мой рисунок в тоненькую тугую дудочку и ниткой перевязала. Пошла за хлев, где к стене были прислонённые снопы подсолнуха. Выбрала самую толстую и немного потоньше бодылку. Принесла их в избу. Аккуратно отпилила толстую бодылку и, отмеряв двумя пядями, отпилила с другой стороны. Потом бодылкой потоньше выдавила у толстой сердцевину, нанизав одну на другу. Взяла перевязанный рисунок и затолкала его во внутрь толстой бодылки. Белой выдавленной мякотью сердцевины заткнула с обеих сторон. Мне велела одеваться. Я наспех оделась. Мы вышли на огород и пошли к яру. Стояла поздняя осень. Под ореховым деревом, прислонённые к стволу стояли кукурузные снопы. Сухие листья шелестели на ветру. Бабушка наломала сухих веток сливы. Оторвала несколько кукурузных листов  и из этого всего соорудила маленький костерок. Подожгла кукурузную листву, а от неё загорелись ветки. Уже на разгоревшийся костёр, страшно ругая «чудо страшное», как в «гиену огненную» бросила запечатанную бодылку с моим рисунком.
     Я вся дрожала от напряжения. Смотрела на горящую бодылку, на то, как её корёжит в огне, как разваливается она на мелкие кусочки, и шептала: «Вот тебе! Вот тебе!..»
     Костёр догорел. Бабушка взяла лопату и, все угли сбросила в яр. Плюнула вслед, погрозила кулаком и торжественно сказала:
     - Всё! Теперь в нашем доме никакой нечисти нет! Теперь нам бояться нкого и мы спокойно заживём…
     Как мне было радостно на душе, что и не передать. Раздевшись, я залезла на печь, куда не доставал свет от керосиновой лампы и засмеялась счастливым смехом. Мне совсем не было страшно. Уже в следующую минуту я начала перетаскивать все свои любимые вещи на печь. Место, которого я боялась, теперь стало моим любимым местом в избе.
     «Ну, что ж, возьмём на вооружение бабушкин опыт и попытаемся выгнать страх из городской квартиры», - подумала я и занялась подготовкой к походу. А на завтра, я пришла к своей знакомой часа на полтора раньше времени, чем немало удивила хозяев.
     - У нас с Женькой секретное дело есть. Мы никому о нём не расскажем. И даже в комнату к нам не заходите.
     Мы уединились с мальчиком в его комнате и даже стул у дверей поставили, чтоб нам никто не мешал. Долго рисовали «чудище-страшище». Но, тут оказалось, что в доме два «чудища». И второго нарисовали. Свернули бумажки дудочками и затолкали в пластиковые бутылки, крепко завернули крышками. Бутылки отдельно сложили в пакет и стали одеваться. С таинственным видом сели в машину и, вместе со всеми поехали за город. Долго ехали, пока не добрались до излюбленного места над Енисеем. Все занялись обустройством пикника, а у нас с Женей своя задача. Нам нужно было устроить казнь «чудищу-страшищу». В сторонке мы развели свой костерок. И, поплевав на бутылку с рисунком внутри, бросили её в костёр. Мальчик даже приплясывал от радости, когда загорелась бутылка. А когда всё сгорело, мы попросили у папы сапёрную лопату. Вырыли ямку и все угли прикопали. Вторую же бутылку мы забросили, как можно дальше в Енисей и смотрели вслед уплывающей бутылке.
     Вряд ли Женя запомнил пикник над Енисеем, а костёр, на котором мы сожгли «чудище», он запомнил. Теперь Женя учится на третьем курсе техникума. Умный, самостоятельный парень. Хорошо рисует. Я смотрела его картины и радовалась за него. От его прошлых страхов и следа не осталось. Светлые, жизнеутверждающие сюжеты, какие бывают у счастливых людей.

                17 января 2010 года.