В одной лесной деревушке жили-были старик со старухой. Однажды
пошли они сено косить. Косили, косили с ранней зорьки до жаркого полдня. Умаялись. Старик лег под кустик отдохнуть, а старуха взяла кошёлку и в ближний лесок подалась, грибков-ягодок поискать. Долго она ходила по знакомым местам, но всё неудачно. То не созрели ягоды, то вытоптанная уже кем-то поляна. Только и нашла два грибка-боровичка. Положила их бережно в кошёлку и села на пенёк, чтобы отдохнуть перед обратной дорогой. Уставшие ноженьки вытянула, рученьки сложила, а головушка сама опустилась. Задремала сердешная. А проснулась от сорочьего стрекотания. Беспокойная птица с ветки на ветку перелетает, хвостом машет и стрекочет без умолку.
- Экая бестия! Нигде от тебя покою нет!
Посмотрела старушка на солнышко и поднялась с пенёчка, чтоб домой
идти. Глядь, а кошелки на месте нет. Заозиралась растерянно.
- Да какой тебя леший унёс? - в сердцах сказала она.
А сорока прыг на кусток и ну стрекотать во всё горло. Посмотрела туда старуха
и диву далась.
- Кошёлка моя! А в кошёлке-то чего?
Заглянула в кошёлку, а в ней два мальца лежат, крепенькие да розовощёкие. Подхватила кошёлку старушка и домой заторопилась. А дед её дома дожидается. Старуха ему прямо с порога и говорит:
- Шла я по лесу. Нашла два грибочка. Села на пенёк, задремала
чуток. А Боженька подарил нам два сыночка...
- Радость какая в доме! - воскликнул старик. – Сразу, да два сына! Вот подрастут чуток, вместях и на речку, и на сенокос, и в лес за дровами зимой поедем. То-то ладно будет!
Посадили их в корыто, выкупали и на печи спать уложили. Утром
глядит старуха, а один из сынов с печи слезает и говорит:
- Здравствуй, матушка! К делу меня, какому приставь. Сегодня поучишь
минутку, завтра час сбережёшь...
Стал сынок за старухой следом ходить, и чего она делает - себе так же пробовать. Да так ловко у него получается да ладно. Начал старик
лапти плести, и он себе лапоточки сплёл. Начал ложку строгать, он
и тут не отстаёт. Худенький да вёрткий такой. Везде поспевает. А второй сынок на печи полёживает да на полку с хлебом поглядывает. Крепок да силён, только ленив и медлителен. Велит ему матушка в кадку воды натаскать. Он почешет в затылке и скажет:
- А чего это я буду туда-сюда с вёдрами бегать? Вот сразу кадку и принесу.
Схватит кадку в охапку и побежит к речке. Наберёт полную воды и
несёт домой. С ноги на ногу переваливается, чисто медведь. Половину
воды в пути расплещет. Домой придёт, за порог запнётся, кадку уронит -
та и рассыплется, избу водой зальёт, огонь в печи потушит. Старуха бранит непутёвого сына, а он только руками разводит: - Хотел, как лучше. Малость неладно получилось. Эх! Лучше я на
печи полежу...
И так каждый день. За что ни возьмётся, не столько сделает, сколько наломает.
- Медведь! Как есть, медведь! - жалуется на него старику старуха.
Так и стали его прозывать Михаилом. А второго - Ванюшей. И росли сынки, как грибочки лесные: в год за три поспевали. И умом, и
силушкой, и красотой не обойдены были. Уйдут мать с отцом в поле на
пашню, а сынам дома работу зададут. Да только за ворота они выйдут,
Михаил свой пудовый кулак под нос Ивану сунет и скажет:
- Видал кулак! Враз зашибу! То-то же... Вот иди и делай, чего
мать велела. А я вздремну малость.
- Полежи, полежи, Миша. А то сломаешь ещё чего-нибудь. Я и без
тебя управлюсь.
Целый день Иван дело рукам находит да песни поёт. Никакой работой
не гнушается. Всё у него быстро да ладно получается. Матушка с батюшкой
поздно вечером с поля вернутся. Глядь - ужин на столе. Работа вся,
переделана. А сыны, знай, на печи посапывают. И невдомёк
старикам, что всю работу один Иван переделал. Утром опять всё так
же повторяется.
Время шло. Незаметно годы пролетали, сыны мужали, а старики
старели. И пришёл тот час, о котором все знают, но вспоминать о нём
никому не хочется. Но коль солнце всходит, придет час, когда оно и зайти должно. Старики как-то вдруг занемогли, а денька через три покинули
этот мир. Погоревали сыны, да делать нечего. Нужно жить дальше. Иван
и в поле, и в доме работник. А Михаил полёживает да на Ивана покрикивает. Так и год прошёл, как схоронили стариков. Помянули их сыновья, а Михаил и говорит:
- Скучно мне дома-то сидеть...
- Так делом бы занялся. Чего сиднем сидеть?
- Неохота! Скучно! Тоска зелёная! А давай всё распродадим, разделим
поровну и подадимся Счастье искать?
Подумал Иван, подумал: "Кажись, дело говорит Михаил. Может, и впрямь
дало себе найдёт. И меня освободит. А то один всю работу управляю..."
- Ну что ж, - согласился Иван. - На том и порешим!
Распродали всё. Поделили деньги поровну и отправились в дорогу.
Шли, шли через леса, через поля, пили воду из ручья, через речки
вброд и вплавь перебирались. И зашли в края далёкие, о которых и не
слыхивали раньше. Вышли в чистое поле не паханое, ковыль-травою поросшее. Стоит на том поле глыба каменная. А на ней надпись начертана:
"Направо пойдёшь - праздники праздновать, а налево пойдёшь - горе мыкать".
Михаил прочитал и говорит:
- Это по мне! Пойду, развеюсь! На людей погляжу и себя покажу!
Затряс могучими кулачищами над головой и пошёл дорогой "праздники
праздновать". А Иван не стал с ним спорить. И тем был доволен,
что теперь сам себе голова. "А там поглядим..."- подумал он.
Идёт Михаил по чистому полю, песни во всю силушку поёт. Без слов,
без мелодии - просто орёт, что на ум взбредёт. Никого нигде не видать, только вороны испугано над головой кружат и никак понять не
могут: "То ли медведя в мужицкое платье вырядили, то ли человек
по-медвежьи рычит".
Целый день шёл Михаил. Ни дороги, ни тропинки не встретил. Ни
деревца, ни кустика, ни речки не увидел. Чистое поле, только кузнечики в траве стрекочут да вороны над головой каркают. Притомился
Михаил. Есть охота и в горле пересохло. А главное - Ивана рядом нет,
некому костёр развести и похлебку сварить. Почесал в затылке
и думает: "Вот те на! А написано было, что "праздники праздновать".
Какие там "праздники", коли кишка кишке стучит по башке?
И тут вдалеке послышался колокольный звон. Услышал Михаил и думает: "Ежели звонят, значит, на праздник зовут! А коли так, то и мне туда
нужно путь держать". И ну бежать, чтоб пораньше за стол попасть, чтоб
случаем крайним за столом не оказаться, а то жди потом, когда тебе поднесут..."
Долго бежать не пришлось. Видит Михаил средь поля сад. А на
деревьях всяких плодов уродилось, да столько, что ветки гнутся. Перескочил через забор и начал рвать с веток яблоки, груши, сливы. Одной рукой в рот пихает, а другой - за пазуху кладёт. Только видит, что
бегут к нему хозяйские слуги. Тогда-то и вспомнилось ему родительское
наставление: "Нельзя брать чужое! Грех это. Чужое добро пользы не
принесёт, а имя своё опозоришь..."
Растерялся Михаил и хотел пуститься наутёк, да только
видит, что слуги и не думают его ловить, а ещё издалека кланяются
ему. Приободрился парень, напустил на себя важности и ждет, что дальше будет.
- Просим тебя, гость дорогой, в дом! Хозяйка наша давно тебя дожидается! Все глазоньки проглядела тебя ожидавши.
Видит Михаил посреди сада большой дом. А на крыльце стоит хозяйка,
розовощекая девица в красном сарафане. Поклонился ей гость, а она
в дом приглашает, за стол сажает. Проголодавшийся Михаил важничать
не стал. Даже умыться с дороги забыл, ложку схватил и ну мести всё,
что на стол поставлено. А хозяйка, знай, подкладывает, да винца подливает. Наелся, напился гость. Дремота голову клонит. Слуги его раздели, спать уложили.
На другой день, только глазоньки открыл, банька уже готова. Вымыли,
выпарили парня и опять за стол усадили. Целую неделю Михаил пировал с
щедрой хозяйкой. А в воскресный день девица спрашивает его:
- Нравится ли тебе жить в моем доме, Мишенька?
- А чего? Жить можно!
- А коли, нравится, то женись на мне и оставайся тут жить навсегда.
Женился Михаил на хозяйке этой усадьбы и стал жить-поживать, спать
да пировать.
А тем временем Иван шёл в другую сторону. И встречались ему на
пути то глубокие яры, то перелески, то горелые пни да топкие болота. Проголодался он. Подошел к ручью, зачерпнул воды в котелок. Насобирал сушняку, развёл костерок, подвесил над ним котелок и стал похлебку варить. А когда
снял котелок с огня и достал ложку, откуда ни возьмись, подошла к нему
маленькая девочка и говорит:
- Дай мне ложку. Я тоже есть хочу.
- И я! И я! И я есть хочу! - окружили костёр детишки. И все руки
к нему протягивают, есть просят. А сами худые да оборванные.
- Откуда вы, дети? Где дом ваш? Кто ваши родители?
Мальчик, который постарше остальных был, отвечает:
- Дом наш недалече. А родителей у нас нет. Налетели грабители,
мамку с тятькой поубивали. Всё, что в доме было, позабирали.
- Кто ж о вас заботится?
- Дарьюшка! Сестрица наша старшая! Она теперь по дому хлопочет.
А нас в лес отправила: собирать грибы, ягоды да коренья разные.
Видит Иван, что горе постучалось в их дом. Надо бы помочь детишкам. Взял он котелок и говорит:
- Ведите меня в дом ваш. Там и поедим.
Пошли они к дому. Видит Иван: избенка покосилась, крыша на ней
прохудилась, а забор и вовсе упал. Невдалеке пасется корова да
такая худая - одни ребра да рога с копытами. А за домом кто-то постукивает. Пошёл Иван посмотреть. Глядит, а там девчонка щербатым
топором дрова рубит. Топор давно не точен и силёнок у неё не хватает для такой работы. Но она старается, из сил выбивается да где там...
Взял Иван топор, поплевал на ладони и начал рубить дрова. Пока рубил, детишки всё из котелка и выхлебали. Тут уже Дарьюшка захлопотала у печи. А когда ужин был готов, сели все за длинный стол,
и оказалось, что детишек семеро да Дарьюшка восьмая. А он, стало быть,
девятый.
Поели детишки, и спать легли. Дарьюшка посуду моет, а Иван спрашивает её:
- Как жить-то будете?
- Пока лето - продержимся. А вот зимой... - не договорила она, закрыла ладонями лицо и заплакала.
- Не плачь Дарьюшка. Свет не без добрых людей, а Бог не без милости. Ложись спать. А там поглядим.
Лег Иван на лавку, закрыл глаза, а сон не идёт. Слышит, как дети
посапывают во сне, и думает: "Пропадут детишки одни. Негоже их оставлять в беде. Вот немножко подмогну им и пойду себе дальше". С тем
повернулся на правый бок и уснул. Под утро пошёл дождь. Крыша худая.
Вскоре из потолка закапало. Проснулись детишки, сбились в один
угол, где на голову не каплет, сидят и вздыхают. Настало утро. Иван
и думает: "Крышу надо подчинить, а тогда уже и в путь".
Целую неделю чинил Иван крышу. Детишки, как могли, помогали ему.
"Ласковые детишки да умные, - думает Иван, - только силёнок маловато.
Вот подрастут и поправят хозяйство".
Починили крышу, поправили забор да попутно добрый десяток мелких
дел переделали. Преобразился дом. Повеселели детишки. "Вот и ладно!
Подмогнул, надо дальше идти", - думает Иван. А в душе
что-то заныло. Знать привыкать уже стал к детишкам. И они к нему
льнут, как к родному. Вечером стали ужинать, Иван и говорит:
- Завтра чуть свет пойду я дальше своим путем-дорогою. А вы живите
дружно. Может, даст Бог, свидимся когда-нибудь.
Замерли ложки в детских руках. Приуныла Дарьюшка. Заплакали младшие детишки. А старшенький вздохнул и говорит:
- Люди на покос собираются. А мы-то как? Чем корову кормить будем? - и с надеждой взглянул на Ивана. Начали тут детишки просить его:
"Хоть на недельку останься..." Подумал, подумал Иван и согласился.
- Никто меня нигде не ждёт. Раньше я пойду или позже, какая разница.
Вот, поужинаем, и пойду косу отбивать. А поутру и мы на покос выйдем.
Как все. А то, как же без сена...
Повеселели ребятишки, улыбнулась Дарьюшка. Потянулись ложки к вареву. "Вот и славно. А там поглядим", - думает Иван.
Всю следующую неделю провели на покосе. Старшенькие Ивану с
Дарьюшкой помогали. А младшие играли да за коровой присматривали.
Но, видать, заигрались, не уберегли Бурёнку. Нашли, потом от нее хвост
да рога, да еще волчьи следы. Заплакали дети. А Дарьюшка пуще всех
убивается.
- Как же мы теперь без коровушки-кормилицы жить будем? Зима придёт, чем детишек кормить стану?..
Сидит Иван, голову повесил. Не его горе, а душе больно. «Жаль
детишек - пропадут. Есть у меня деньжат немножко, - думает Иван, -
помогу им. А сам, потом, как жить буду? Ведь и мне когда-то надо будет своё хозяйство заводить. И детей жаль. Эх! Пока живём - наживём!
А не помогу им - помрут голодной смертью, до весны им не дотянуть. Грех
в беде оставлять. Да и как потом с этим грехом на душе дальше жить?"
Думал, думал Иван и говорит:
- Будет вам горевать! Завтра воскресенье. Пойдём поутру на ярмарку,
может, выберем коровёнку по сходной цене. А пока давайте баньку
топить, ужинать да спать ляжем пораньше.
Повеселели дети. Засуетились. Кто воду носит, кто дрова. А у Ивана
будто чирей в груди. И болеть-то не болит, а уснуть не даёт. Всё дума сердце гложет. Чем дольше живёт в этом доме, тем труднее из него уйти.
"А кто я им? - думает Иван. - Так, прохожий человек. Пристал и пристал. Подрастут, оперятся, да и выгонят взашей..." Так, с тяжёлой думой и вздремнул.
А утром удивился Иван. В столь ранний час, даже маленькие дети уже не спали, а тоже собирались на ярмарку. Каждый рисовал в своём воображении корову, придумывал ей имя, и как будет любить, и ухаживать за нею. Столько радости было в детских глазах, что парень подумал: "Отступать нельзя. Как обмануть детские надежды? Будь, что будет, а там поглядим".
Когда пришли на скотный рынок, дети кинулись искать такую коровку, которую каждый себе видел в своём воображении. Только самый старший из ребятишек, стал как вкопанный около не очень-то ухоженной лошади. Её продавал подвыпивший мужичок. Братья дергали его за рукав, а он всё глядел и глядел на неё.
- О чем задумался, сынок? - спросил Иван и сам себе удивился, что
назвал его "сыном", хотя сам был старше его не настолько, чтобы иметь
такого сына. Но, наверное, то чувство, с каким он относился к детям, и
позволяло его так назвать. А тот, кого назвал Иван "сыном", нисколько этому не удивился, будто слышал это обращение каждый день. Мальчик
доверчиво посмотрел на Ивана и тихо промолвил:
- Есть у нас немного земли, да только вспахать её нечем. Воры угнали нашу лошадь. Теперь земля зарастает чертополохом, а мы без хлеба в зиму идём.
Задумался Иван. "Корова в хозяйстве - кормилица, но и без лошади
никак не обойтись. А денег у меня не так уж и много. Да и муки надо
бы прикупить на зиму, да валенки, да мало ли чего ещё понадобится...
Как же быть?"
И опять шевельнулась в голове недобрая мысль: "Вот истрачу я свои
деньжата на чужих детей, а как потом жить самому?.."
Тут подбежали младшие детишки и каждый начал тянуть его в свою
сторону, чтоб показать ту корову, которая именно ему понравилась.
Кричат, спорят между собой, какая корова лучше. Только Дарьюшка,
одна, стоит в сторонке, взор потупивши. Посмотрел на нее Иван и догадка шевельнулась в его голове. "А ведь Дарьюшке пора о нарядах
думать. Вон как поднялась. А она, сердешная, стоит в поношенном коротковатом платьице... , а у неё семеро! детишек за плечами. Этакий
груз лёг на эти худенькие плечики. Наверное, хочется ей и цветной
сарафан, и бусы, как у той красотки, что мимо прошла. Эх, бедность,
бедность! За что ж так казнишь человека?" Он оглядел галдящих
детишек и сказал:
- Тише! Тише ребятки! Будем держать совет. Коровка в хозяйстве
нужна, но и лошадку надо купить. Так что же делать будем?
Притихли все. Заозирались друг на друга. А Дарьюшка и говорит:
- Выбирать нам не приходится. Дарёному коню в зубы не смотрят.
Но, коли спросил, отвечу. И корова, и лошадь в хозяйстве нужны. Видела я, на самом краю ряда продается старая коровёнка, со сломанным рогом. Коровка
стельная. Может быть уже в последний раз. И стоит она не дорого.
А принесёт телушку, даст Бог, и мы с коровкой будем. А коли будет
на то ваша воля, - обратилась она к Ивану, - то и лошадку эту тоже
надо купить...
Подвыпивший мужичок, который продавал лошадь, переминался с ноги
на ногу и прислушивался к их разговору. Ему явно не терпелось заглянуть в кабак с выцветшей вывеской. Он поминутно поглядывал то на вывеску, то на Ивана.
- Ну, чего тут рядиться? Ударим по рукам. Цену я маленько сбавлю.
Лошадь добрая... - И он похлопал ладонью по лошадиному крупу.
Иван обошел коня, погладил его. Лошадь, почуяв доброго хозяина,
потянулась к нему. Иван дал ей корку хлеба. Затем ударили по рукам
и недоуздок перешёл в руки названного сына. Вскоре и Дарьюшка вела домой коровку со сломанным рогом.
Детишки бежали впереди, радуясь удачной покупке. Только Иван приотстал. Он повернул к торговым рядам и домой воротился поздно, устало бросил в
угол мешок с покупками. А когда поужинали, раздал подарки.
Каждому досталась обновка. Дарьюшка залилась румянцем, теребя в руках отрез на сарафан. На девичьих плечах уже красовался шёлковый платок.
Радовался и Иван, глядя на ребятишек, думая про себя: "Вот пойдем завтра
с сыном пахать. - Слово "сын" уже не резало болью душу, а казалось
привычным, будто он давно его выговаривал и уже успел к нему привыкнуть. - А там поглядим".
Утром у каждого нашлось дело. А за работой незаметно потекли дни за днями. Поле вспахали, озимь посеяли. Взялись целик распахивать. Благо, земли в тех
местах были вольными - раскорчёвывай пни, паши да сей. До самого
снега трудился Иван с сыном в поле. А как дорогу выбелило снегом,
поехали в лес, чтоб выбрать лесу. Пора бы о новой избе подумать.
В этой уже тесновато большой семье.
Только стал Иван примечать, что Дарьюшка, не то, чтоб избегала его,
а как-то странно говорит с ним, а глаза долу опущены. То улыбнётся,
то краской зальётся, то вовсе в сени выбежит, вроде бы по-делу,
то перед зеркалом вертится, то песни поёт, то о чем-то вздыхает.
Раздумывая над этим, он неожиданно для себя понял, что "дочкой"
её, как остальных детишек, не называл даже в мыслях. Обращался к
ней, как к равной и советы её ценил, как слова взрослого, опытного человека.
И хозяйка она хорошая. Хлопотунья. И ласковая, и умница. Стал Иван
попристальней поглядывать на неё, а приглядевшись, отметил, что
и красотою девушку Бог не обделил. "А не взять ли Дарьюшку себе в жёны?.."-
так подумал Иван, едучи на санях груженых дровами. - Вот ворочусь
домой и поговорю со старшим сыном. Как он рассудит?.."
Так и сделал. Рассказал свою задумку старшему сыну. А тот, не
долго думая, позвал Дарьюшку и говорит:
- Она старшая среди нас. Вот пусть и рассудит.
Посмотрел Иван в глаза Дарьюшки и понял, что она уже давно решила
этот вопрос. Свадебку откладывать не стали. Обвенчались и стали
жить одной, большой семьей.
Год за годом пролетали. Выросли названные сыны и дочери. Внуки
подрастают. Земли распахали много. Каждое лето новый дом строят
для кого-то из подросших детей. Женятся они или замуж выходят,
но из своего хутора никуда не уходят. А все тут живут. Стали люди
прозывать то место Иванов хутор, а потом и село Иваново образовалось
Много воды утекло с тех самых пор, как Иван пришёл в эти края.
Не стал он богачом, но хозяйство было справное, дети почитали
его. Люди, завидят его, почтенно здороваются. Дождался и своих внуков.
Как-то раз решил Иван с женою поехать на ярмарку. Кое-чего продать
и купить внучатам гостинцев. Поехали. По дороге встретили старика и старушку - побирушек. Те брели по пыльной дороге тоже, видать,
на ярмарку, в надежде, что им там чего-нибудь подадут.
Дарья, увидела их уставший вид и сгорбленные спины, велела
Ивану придержать коней. Подала бедолагам краюху хлеба. Иван только мельком
взглянул, и они покатили дальше. Только с этой минуты, с
кем бы он ни говорил, какие бы товары ни глядел, а всё перед его взором
стояли глаза, обросшего седой бородой старика, что встретился по дороге.
- Тьфу ты! Что за наваждение такое?! - сплюнул в сердцах.
Домой возвращались той же дорогой. День был жарким, и как не свернуть
с дороги к колодцу: коней напоить и самим водицы испить. Только,
глядь, а в сторонке, в тени дерева, сидят те же старик со старухой.
Видать притомились от долгой ходьбы. Напоил Иван коней, а у самого
мысли крутятся: "Старики как старики. Мало ли я видал попрошаек на
своём веку. Может, показалось, что глаза старика мне знакомы?
Пойду-ка я порасспрошу его, чтоб потом не думалось..." С тем и подошёл
к ним, поклонился, стал расспрашивать:
- Откуда и куда путь держите? Кто вы, люди добрые? Какое горе
гонит вас на склоне лет?
- Долго сказывать. Только горе нам не от злого ворога, а от нашей
беспечности да от жизни разгульной, бесшабашной. Рос я в краю не здешнем, - печально стал рассказывать старик. - Двое нас было у отца и матери. А как родители наши, стало быть, померли, мы с братом всё хозяйство пораспродали и пустились в путь-дорогу, счастья искать. Шли, шли и дошли до камня, на котором было начертано: "Направо пойдешь - праздники праздновать, налево пойдешь - горе мыкать". Я и пошел направо, чтоб быстрее счастье найти. И нашёл его! Только Счастье как вода, промеж пальцев и вытекло. Набрёл на хуторок, хозяйкой коего
была она, - старик кивнул на свою спутницу. - Чего глядеть-то теперь
на неё? Тогда молодая была, красивая да весёлая. И я молод и силен был. Охо-хо-хо! Поженились мы. Жили, не тужили. Где пир, там и похмелье. А за похмельем, снова пир.
- Дом был полная чаша! - вступила в разговор старуха. - Родители
мои, царствие им небесное, - набожно перекрестилась старуха, - были
хозяйственные. Всего было вдоволь. Я единственная дочь.
Всё мне досталось. Думалось, что на век добра хватит... Так вот,
жили, не тужили. Вот и прожили всё! Нам бы опомниться, за дело взяться.
А мы в долг взяли. Раз, другой, а как пришло время отдавать... - выгнали нас из родительского дома. В чём были в том по миру пошли.
- Поскитались мы по белу свету! - продолжил печальный рассказ старик. - И делу всякому научились. Да только старость силёнки отняла.
- Кому теперь нужны такие работники? - старик горестно покачал головой.
- Вот и думаю я, иной раз, а каково же Ивану, брату моему, коли он пошёл
по дороге, где "горе мыкать"?..
Догадка мелькнула в голове у Ивана: "Вот они братовы глаза! Век
живи - не забудутся!" Но ничего не сказал. А только пригласил,
пожилых путников поехать с ними в их деревню. Они и поехали. А как
добрались домой, Иван велел натопить баньку, и большой стол посреди
двора накрыть. Всю родню за стол собрать. К вечеру всё было готово.
Стол накрыли. Сидит вся родня и на Ивана поглядывает. А он стариков из баньки
дождался, велел их нарядить в лучшее платье. А как вышли они к столу,
тут-то и говорит:
- Встречайте, детушки, брата моего, Михаила, с женою! Каждый
из нас шёл своим путем-дорогою. Каждому по-своему Счастье виделось.
Я его нашёл в сиротском доме, в труде и согласии. Так давайте же и
впредь жить так, чтоб довеку нам не расставаться!..
Так и остались Михаил с женою доживать свой век у брата Ивана.
Делали посильную работу, а всё больше за детишками приглядывали, да от беды остерегали. Каждый вечер, молясь перед сном, благодарили Вседержителя, что послал им тихую, счастливую старость.
Май 1999г.