(Из «Записок Белой Вороны, 11-10)
Командиру - главному инженеру Компании и начальнику нашего отдела логистики - пятьдесят пять. Из них тридцать он провел на Северном флоте, где дослужился до капитана 1 ранга и стал командиром атомной подводной лодки. Увольнение в запас не повлияло ни на сложившийся у него образ мышления, ни на его привычки. Профессия подводника полностью определила характер. Попав на гражданку, этот человек продолжал чувствовать себя в военном строю, более того, всех своих коллег по работе он привычно продолжал делить на «наших», то есть североморцев, и на всех остальных, к которым относимся мы, гражданские, другого и явно худшего качества. Все подчиненные Командира сразу же автоматически становились членами его личной «Подводной лодки», с разным набором полномочий и обязанностей. И он для них - и отец, и судья в одном лице.
У Командира маниакальная страсть к дисциплине и порядку, четкость мышления, ответственность и следование субординации в любых отношениях. А еще у него блестящая инженерная подготовка. Командир приучен принимать на себя ответственность, не сваливая неудач на просчеты своих подчиненных перед вышестоящими. При наличии двух последних его добродетелей, все его мелкие недостатки уже не имеют особого значения.
Недостатков у Командира хватает. Он неусыпно нас контролирует и крайне скуп на похвалу, хотя на каждый наш промах непременно ткнет носом. Он терпеть не может давать своим подчиненным свободу решений и действий: свобода - исключительно его прерогатива! Впрочем, все его решения почти всегда оказываются наилучшими.
Еще один милый, типично армейский недостаток Командира, это его любимая присказка «бля», добавляемая им в речь постоянно и, невзирая на лица. Чему она служит сокращением – всем понятно. Например, Командир может долго «трепаться» по телефону с женщиной из какой-нибудь нужной нам организации и в качестве комплимента вставить ей нечто вроде «ну, вы, бля, вчера и шикарно выглядели!» Если вдуматься в смысл получившийся фразы, то звучит она шокирующее. Тем не менее, на него никто не обижается. Это «бля» - неискоренимый аналог матершины - порожден длительным пребыванием Командира среди мужчин. К тому же, обычно его речь в обществе женщин - просто музыка в сравнении с тем языком, на котором наш Командир излагает свои мысли в чисто мужском обществе!
Несмотря на частое обрушение на наш маленький коллектив целой серии незапланированных происшествий, я хожу на работу с удовольствием. Может, потому, что мне нравится работа, а может у меня просто такой странный характер. Люблю я, когда на работе некогда присесть и все время происходит что-то неожиданное. Именно в это время я больше всего заряжена энергией. Думаю, что сейчас меня мало кто поймет. То ли время стало другим, то ли я - настолько убогая, что все еще нахожу себе радость в работе!
Большинство ходит на работу ради зарплаты. Со мной вечно получается как-то иначе. Деньги, конечно, нужны, но обычно я люблю именно работу. По крайней мере, хочу ее любить. Праздники и дни отдыха меня не зажигают: я не умею их проводить. Все мои редкие вылазки в злачные заведения максимального комфорта и роскоши не оставили в памяти никаких хороших воспоминаний. Так уж получилось.
Умение замечать внутренние срезы происходящего и размышлять о нем, используя мистическое понимание жизни – это важное умение. Пока удается смотреть на событие со стороны – оно полезно и познавательно, но стоит им захватиться всерьез, испытав к происходящему ненависть – событие обязательно оставит за собой неприятные последствия. Подобных событий за год работы в на нашей общей «Подводной лодке» случилось уже немало. Постараюсь рассказать о самых ярких.
31 октября – День Разгула бесов, Хеллоуин. Погода соответствует дате – с утра частит мелкий осенний дождь, короткий световой день заставляет все окружающее пространство ощущать темным и таинственным. На исходе рабочего дня меня отправили на склад, находящийся в другом конце города, чтобы забрать оттуда отчеты по работе кранов. Отрапортовав по телефону в офис Командиру, я получила от него указание заодно и оформить документы на отправку вагона. Заполнив акты и квитанции, я села дожидаться начала погрузки. До нее дело все еще не доходило – то обслуживали клиентские машины, то разгружали прибывшие на станцию вагоны. Мой рабочий день давно уже закончился. Местным работникам базы было не впервой оставаться там до поздней ночи, но им за это хорошо приплачивали.
Обиженной я себя не чувствовала, наоборот, бразды правления во мне приняла та самая моя Персона, для которой «общественное превыше личного». К тому же – романтика. Поздняя ночь. Я - единственная женщина на всей базе. Кинолог уже привел на территорию склада собак-охранников. Сквозь дождь, прожектора выхватывают из кромешной тьмы то кассеты с металлом, то стрелу крана, движущуюся с пачкой листа по воздуху, то черные фигуры стропальщиков...
После загрузки вагона по инструкции положено проверить, все ли в вагоне сделано правильно, после чего надо отнести документы на станцию. На документах стоит моя подпись. Чтобы произвести осмотр – необходимо влезть в грязный товарный полувагон, а для этого надо сперва пробраться через штабеля металла, обойти в кромешной тьме стену базы и уже на другой ее стороне, прямо на путях, отыскать нужный вагон, влезть на него по двухметровой вертикальной стенке и заглянуть внутрь. Я – на каблуках, одета как положено одеваться женщине, работающей в офисе. И что делать? Впрочем, лезть в вагон меня никто и не просит. Начальник участка, ведущий погрузку, в вагон влезать даже не планирует и мне не предлагает. Начальник металлобазы, отвечающий за погрузку, вообще стоит рядом и курит… Все при деле.
Словом, где-то уже в одиннадцатом часу ночи, дождавшись завершения погрузки, я отношу, наконец, документы на станцию без осмотра вагона. В кромешной тьме, среди грязных луж добираюсь до ближайшей остановки и поджидаю автобуса. У всех работников базы свои машины, им что... Бывшие подводники, занятые своим, подбросить не предлагают, а я напрашиваться не привыкла.
На следующий день, точно как черт из табакерки, на станцию нагрянули коммерческие ревизоры с проверкой. Им нужно было провести плановый шмон, что они с успехом и сделали. Штрафанули начальника станции, тот – тут же наехал на нашу «Компанию», его постоянного клиента! Нашли недочеты погрузки. То, что они у нас, конечно были (как и у всех остальных организаций на станции) это понятно! Но прихватили нас. Заставили разгрузить вагон, составили акт и выписали большой штраф за простой. Тут сразу же целый комплекс самых разных проблем развернулся. А поскольку подпись на документах в этот день была моя, то на меня спустили указание пересдавать экзамен по погрузке. По большому счету этот экзамен был мне не нужен: на месте погрузки я во второй раз в жизни присутствовала, и то случайно. Пересдала. И в качестве необычного «козла отпущения» надолго запомнилась нашему начальнику станции.
Обиды на все эти случайные стечения обстоятельств во мне не было, как и каких-то претензий ко мне со стороны Командира. Все всё понимали. Я смотрела на эту историю, как на внезапно пролившийся дождь, который ничего не имел в виду, когда промочил меня насквозь. Хотя ощущение абсурдности произошедшего присутствовало.
Под Новый год случилось новое приключение. Проглядели наши мужчины на станции один наш неразгруженный вагон, заранее списанный ими по документам. Железнодорожники лихо подцепили этот вагон в состав вместе с порожними и погнали в Сибирь. Анекдотическое происшествие грозило уже не столько штрафами за разгильдяйство, сколько большой вероятностью того, что наш вагон с металлом разворуют по дороге, а по имеющимся у нас документам мы ничего уже не сможем доказать – он числится «порожним»! За пропавший груз – век не расплатишься! Всех зарплат не хватит! К счастью, начальник станции, который, тоже прошляпил это дело, доверившись нам, нашел «своих» людей и сумел вернуть вагон обратно без лишней огласки. На солидную величину «благодарности» его «людям» наши мужчины скинулись, разделив ее сумму между собой. Меня в долю не взяли, хотя могли бы. Я бы не возражала, более того, даже сама предложила включить меня в этот список. Но мужчины решили, что у меня для этого не подходящая зарплата, да и формально обвинить меня было не в чем. А в прошлый случай – разве не я отправила вагон, не проверив качество погрузки? В этот раз коллеги поступили со мной благородно, по-мужски, но мне было грустно. Ни в радостях, ни в горестях не берут меня «подводники» в свою долю по причине того, что «бабам на корабле – не место!». Обидно, однако!
А вот еще одна история. После отпуска Командир направили меня на недельное обучение в качестве инженера по охране труда. Предприятию нужен был человек с таким документом, а всем, действительно отвечающим у нас за безопасность, от работы на целую неделю никак было не оторваться! Согласно приказу обучалась я с удовольствием, почему-то решив, что все это всерьез, и что я действительно буду заниматься этой работой. Но все оказалось не так. Командир приказал мне не дергаться, и делать только то, что всегда: у меня в должностной инструкции техника безопасности не прописана! Ну, я и не дергалась. И некогда, и не положено у нас проявлять инициативу в присутствии старшего по званию. У Командира все, как на подлодке!
Наступил январь. Я уже совсем уже было начала забывать, что формально числюсь инженером по охране труда. А тут как раз в организации, где мы арендуем краны, обидели крановщика. То ли не доплатили ему, то ли обругали за скверность характера. А характер у него был – хуже некуда. Он, не долго думая, тут же написал жалобу в госнадзор, что у нас не соблюдается техника безопасности, а его, бедолагу, вынуждают работать в нечеловеческих условиях. Правды в его словах не было ни на грош, но выстрел попал в цель. Как раз в это же время в городе только что произошло сразу два несчастных случая с кранами. К нам по письму крановщика тут же примчалась комиссия с проверкой. Пока суть да дело, краны остановили, а потом, как водится, и отдельные недочеты нашли. Время для проверок – до ужаса неподходящее: московское начальство как раз собиралось к нам приехать, погостить…
Беда всегда не ко времени! Чтобы снова запустить кран, мы стали срочно исправлять недочеты и писать приказы о выговорах и снятиях. В этот приказ, написанный исключительно для Надзора, попали, конечно, не те, кто был в недочетах виноват, а те, кто обычно больше всех горбатится, но именно в этот день оказался перед ясными очами проверяющих. Мне, как записанному в приказе «инженеру по охране труда», тоже влепили строгий выговор. И опять, все всё понимают. На моих деньгах этот выговор никак не отразился, но ситуация, когда впервые в своей жизни я вдруг попала в приказ о «строгом выговоре», взбодрила меня чрезвычайно!
И снова во мне не было никакой обиды, снова я смотрела на ситуацию, как на внезапный дождь, хотя и выпустила из себя пару истерических реплик. А потом почти две недели активно разбиралась с документами по охране труда, печатая нужные, недостающие инструкции согласно Предписанию. Четких указаний от Командира на все это я не получила, ошибусь в пустяке – опять я буду виноватой. Не ввязалась бы вообще – сидела бы белая и пушистая. Дурацкий характер! Но меняться не хочу. То, что с точки зрения людей, глупость, с точки зрения более высоких миров, необходимость. Главное не отождествляться. Дождь, он и есть дождь – он нас мочить обязан.
Последний эпизод из жизни нашей «подлодки» случился опять на металлобазе. Командир поручил мне сделать там инвентаризацию имущества. В комиссию назначили пять человек, я – одна из них. Нужно было пересчитать меховые рабочие куртки, висящие на крюках вдоль стен ангара на металлических штырях, протянутых на высоте 2,5 метров от пола в центре помещения. Считать крюки нужно было, поднявшись на высокую лестницу, передвигать которую женщине было и не по силам и не по рангу. С этой лестницы приходилось взбираться на верхние узкие металлические стержни навеса, по которым можно передвигаться только, опираясь на лист фанеры, держа ее перед собой обеими руками. Только пройдя по стержням до конца, можно точно просчитать количество крюков, на которых висели куртки. Оступиться и рухнуть с высоты вниз между шуб ничего не стоит! Прецедент уже был, кто-то из наших стропальщиков уже слетал оттуда однажды и даже что-то себе ломал. Но, стоя внизу, эти шубы ни за что не пересчитаешь. Предполагалось, что в инвентаризации мне, единственной женщине, отводится роль той, кто записывает данные и оформляет протокол.
Как всегда, все оказались занятыми по горло. В результате инвентаризацию свалили на пожилого кладовщика Женю и на меня. Я должна была перепроверить его подсчеты. Стоять наверху оказалось страшновато. Я всегда на высоте не очень… Но меня об этом особо не спрашивали. Когда все уже было сосчитано и стало ясно, что наши цифры совпадают, я, возвращаясь к лестнице, вдруг почувствовала, как моя фанера куда-то заваливается на бок, а я плавно лечу вниз между рядами шуб. Шубы мой полет несколько притормозили, но ржавый крюк, на котором я зависла, прорвал мне джинсы и проехался по ноге. Два других крюка сделали прорехи на рукавах спецовки. Женя с ужасом взирал на мое исчезновение с крыши навеса и передохнул с облегчением только тогда, когда я подала ему снизу голос.
Рана на ноге, рваные брюки и стыд от собственной неуклюжести были пустяком по сравнению с тем, что могло бы случиться! Инженер по охране труда лично устраивает себе несчастный случай прямо на производстве! Не человек, а тридцать три несчастья! Формально лезть наверх мне ведь никто команды не давал, я, собственно говоря, сама захотела поскорее закончить с подсчетами! По уговору с Женей о случившемся со мной мы никому не рассказали.
Иногда мне кажется, что я приношу организациям, где работаю, одни только несчастья. Где бы я ни работала, там вечно что-нибудь случается. Чем больше я хочу помочь, тем быстрее ввязываюсь в разные неприятности. А, может быть, это только мне кажется? Может, я просто жизни не знаю, может вся наша страна сейчас так живет – от одного счастливо закончившегося «авось» до другого? Хороший вопрос…