Похождения капитана Мишеля и других военных...
Капитан медицинской службы Михаил Леонтьевич Криволап, начальник лазарета 441-го зенитно-ракетного полка, прибыв в полк из командировки с эшелоном призывников, неожиданно исчез из поля зрения начальства на трое суток. Так же неожиданно появившись, в весьма помятом виде, и с солидных объемов «выхлопом», он со смиренным видом принял заслуженные «фитили» от начмеда и начальника штаба и приступил к своей обычной работе.
А вот свою-то повседневную работу бравый капитан (по жизни любитель экстремальных развлечений и эпатажного поведения) не особенно жаловал, вполне справедливо считая ее скучной и рутинной, и при каждом удобном случае переваливая ее на нас – фельдшеров, солдат срочной службы. Но мы особенно не обижались – капитан Мишель (так все в нашем полку его звали, за глаза конечно) был мужиком незаурядным, неисчерпаемым источником острот и экстравагантных поступков. Был в нем некий шарм, позволявший избегать серьезных последствий своих подвигов. Его широкая натура не вписывалась в жесткие рамки армейской гарнизонной службы, и начальство старалось его запихивать с глаз долой -то на целину, то на полигоны, то в сопровождение эшелонов, то в командировках по пограничным дивизионам.. Мишель относился к категории «пятнадцатилетних капитанов», и командиры полка ( а он пережил четверых) не раз представляли его то к званию майора, то грозились разжаловать до старшего лейтенанта в зависимости от результатов его похождений. Круче Мишеля был в этом деле только«старший лейтенант Советского Союза» запойный алкоголик Коля Лескив из седьмого дивизиона (тринадцать лет «старшелейтенантского» стажа!), отец которого закончил службу в Отечественную старшим лейтенантом, а дед в Первую мировую - поручиком.
Вообще-то Михаил Леонтьевич был мужик весьма и весьма неглупый- в свое время он с отличием закончил морской факультет Военно-медицинской академии и был направлен начальником медслужбы на один из новых тогда черноморских эсминцев-«тридцаток-бис». Он был чемпионом ЧФ по легкой атлетике, активным комсомольцем и просто счастливым молодоженом. Но грянуло хрущевское сокращение, эсминец пошел на слом, а лейтенант Криволап был скоропостижно обут в сапоги и направлен вместе с рыдающей женой в зенитно-ракетные войска на Дальний Восток.
С тех пор Мишель тихо взбунтовался, и возложил на службу приличных размеров болт. В знак протеста против пехотного засилья он всегда носил тельняшку и повсеместно применял заковыристые морские словечки.
Впрочем, в части было много офицеров, переведенных в ЗРВ из флота и береговой артиллерии и все они, поголовно, носили тельняшки и тихо тосковали по морю. Кипучая натура Мишеля могла бы полностью развернуться где-нибудь на войне, однако (к нашему счастью) войн поблизости не было. Он постоянно где-то разъезжал, но его редкие появления в части всегда сопровождались всякого рода событиями и приключениями. Вот лишь некоторые из историй его подвигов.
На приеме
Конец ноября, между сопок дует промозглый ветер с Японского моря. Холодно и сыро. Мы с капитаном сидим на приеме больных в полковом медпункте. Мишель, облаченный в белый халат, выглядит непривычно серьезным, кучерявая неуставная прическа задорно вылезает из-под колпака. Он задумчиво смотрит в окно на казарму, откуда должны появиться «больные и увечные воины», жаждущие сострадания и медицинской помощи. Неожиданно его взгляд оживляется - из казармы вывалила кучка солдат в шапках и одних гимнастерках и бодрой рысью, громыхая подковками по асфальту, шустро понеслась в сторону медпункта.
- Ага, поперли, с-симулянты хреновы! Вот смотри и учись, сейчас каждый из них будет жалобно кашлять и непременно прихрамывать на правую ногу. Это, брат, мое личное наблюдение на грани кандидатской диссертации. Я этих орлов насквозь вижу. Шоферня из автороты, мля, не желает в караул идти. Но пара человек, не больше, те точно больные. Ну-с, вот и поглядим кто кого…Я им ,мля, покажу, как старого военного доктора дурить! Сколько служу – ни хрена не меняется!
Входит бравый, белобрысый сержант, дежурный по роте, с книгой записи больных под мышкой. Руку под козырек, лихо рапортует:
- Тащщь ктан! Больные в количестве восьми человек доставлены! Дежурный по роте сержант Теребилов!
- А ты случайно не армянин?
- Нет, русский, вятский! С Уржума я, деревня Теребиловка! А с чего это вы взяли, товарищ капитан, про армянина-то?
- Да, вишь, были у нас как-то в части несколько армян. Тер - Гукасян, Тер –Маркарян… Вот и ты тоже вроде как «Тер-…», только не скажу какой! Ну, ладно, давай своих доходяг…Озадаченный сержант, оставив книгу, выходит.
Натужно кашляя в кулак и подволакивая правую ногу, заходит первый солдат, снимает гимнастерку. Капитан сует ему градусник и подчеркнуто внимательно слушает его фонендоскопом. Ничего, разумеется, не находит, температуры тоже нет.
- Ладно.Подожди в коридоре
Солдат выходит, прихрамывая уже на левую ногу. Мишель радостно подмигивает - один симулянт есть!
Входит следующий - снова надсадный сухой кашель, жалобный вид побитой собаки и попеременная хромота на обе ноги. Мишель его прослушивает и простукивает
- Ты чего это, братец, так странно ходишь? Задница болит, что ли?
- Дык это…, тоже маленько побаливает.
- Так, значитца, приступообразный кашель, плохое самочувствие, боль в заднем проходе опять же.. Классический случай, коллеги! Все симптомы геморроидальной астмы налицо! Редкостная вещь в наших краях! Сам первый раз вижу. Стас (это уже мне), тащи сюда ректоскоп, глядеть в кишку будем .
Я вытаскиваю из шкафа устрашающего вида никелированную трубу ректоскопа (давно списанного и немного ржавого). Побледневший боец, оценив внушительный диаметр трубы и предстоящие приятные ощущения в заднице, испуганно спрашивает- А что это еще что такое? Зачем?
- Инструмент для чтения задних мыслей, мля - злорадно говорит Мишель ,с чувством хлопая резинкой перчаток. -Значит так ,воин, спускай штаны и ж… - на Полярную звезду.
- Солдат с истерическим воплем «Не надо!» вылетает в коридор.
Вот видишь, и хромота сразу прошла и кашля нет - наставительно говорит мне Мишель, снимая резиновые перчатки- а вот тебя бы он в два счета надурил. Зеленые вы еще…
Робко прихрамывая входит Витька Ли – знакомый шофер с хлебовозки. Сачок еще тот, хотя и наполовину китаец! Но радикулит-то у него и правда есть. Витька, сощурив хитрые узкие глаза, артистично войдя в образ страждущего, сразу начинает жаловаться на ангину, головные боли, спазмы в животе, ломоту в ногах и еще на кучу всяческих болячек. Мишель, подперев подбородок рукой, с выражением неискреннего сочувствия на лице рассеянно слушает, рисуя чертей на бланке рецепта.
-Слушай, Ли, как же ты в армию-то попал с такими болячками, ты же мне уже весь справочник врача рассказал, кроме гинекологии? Ты хоть ходить- то еще можешь?
- Могу!
- Ну так и пошел на х…! Будешь мне тут мозги засорять!
Ли пулей вылетает из кабинета.
- Прошло еще несколько солдат – кто с фурункулом, кто с ангиной (его оформили в лазарет). Остальные понуро ждали в коридоре. Последний боец как-то робко пожаловался на головную боль.
- А это, братец, не ко мне, это к гинекологу- наставительным тоном произнес капитан- Головная боль- это, братец ты мой, женская болезнь, а у нормального советского солдата может только башка трещать или жбан раскалываться. Вот тебе таблетка аспирина и гуляй .
Мишель, выйдя с сигаретой в коридор, дал указания Теребилову: – один в лазарет, двоим освобождение от нарядов и работ на трое суток, остальных -признать годными к строевой без ограничений -и к старшине за нарядами, да в караул. Да еще, сжалившись, дал для караула полулитровую банку «Гексавита»- ночью холодно, а съешь перед выходом на пост штук пять витаминок - и кожа начинает гореть от «никотинки»,в аккурат на два часа хватает- старый солдатский приемчик.
Амбулаторный прием окончен, и Мишель, с сознанием выполненного долга, направляется в аптеку – «накатить спиртику» с последующим снятием пробы на полковой кухне и отдохновением в свободной палате до обеда. А перед сном почитать пару страничек из своего любимого «Декамерона», заботливо упакованного в обложку от «Устава внутренней службы ВС СССР» для пущей конспирации.
Шли учения…
Войска противовоздушной обороны страны - это постоянная готовность к бою. И нас «жучили» по полной программе, что называется «без дураков». Тревоги и учения были постоянным и привычным делом, и вой сирены народ уже воспринимал без должного пиетета, делая все автоматически.
Вот и сегодня завыла с утра сирена, забегали солдаты и офицеры в полевой форме, касках, и с оружием, взревели в парке КрАЗы и гусеничные тягачи. Возле штаба писаря сноровисто закидывали в кузов зеленые ящики с документами. С выпученными глазами носился потный, усатый и пузатый начфин- его вольнонаемные подчиненные (в основном офицерские жены) активно не желали грузить ящики. Кого-то зычно разносил хорошо поставленным командным голосом начальник штаба, активно применяя ненормативную лексику. Несчастный офицер в ответ только что-то жалобно блеял.
-Да выньте вы член изо рта, когда разговариваете со старшим по званию! – безапелляционно гремел басом НШ. В общем, все шло обыденно и нормально. Ждали комиссию из штаба корпуса. Соответственно был вычищен плац, перед штабом посажены свежие кусты и елки, и кое-где подкрашена пожухлая трава.
Мы отстраненно наблюдали за всей этой суетой из окон санчасти, так как медиков это обычно не касалось. Ну, поставили в коридоре пару зеленых ящиков-укладок, приколотили таблички-указатели с красным крестом, забрали в «оружейке» автоматы, каски и противогазы- вот и вся подготовка!
Невозмутимый начмед, майор Кулешов, что-то писал в своем кабинете. Мишель, одетый в полевое офицерское х\б - галифе пузырями, расстегнутую гимнастерку с пожеванными погонами (шерстяную полевую форму он сбагрил дембелям) и мятую фуражку набекрень, позевывая, созерцал ситуацию из окна второго этажа. В новенькой кобуре у него вместо табельного «Макарова» лежал облезлый игрушечный наган, стрелявший бумажными пистонами- однажды Мишель по пьяни приревновал соседа-прапорщика к своей жене и долго за ним гонялся, ведя беспорядочную и бесприцельную пальбу, переполошившую весь гарнизон Русского острова. С тех пор ему по указанию комполка никогда пистолет в руки не давали, и Мишель для заполнения кобуры и пущего эпатажа засовывал туда детский пугач.
Неожиданно Мишель удивленно присвистнул, матюгнулся и помчался вниз - к нам направлялся полковник – начмед корпуса с целой оравой офицеров.
Полковник медслужбы Лев Абрамович Танкелевич, по прозвищу «Лева- танк», крупный мужчина брутальной внешности, в течение пятнадцати минут истерических воплей нагнал на нас такой жути, что даже бывалый наш майор стал напоминать по цвету боевое красное знамя. А Мишеля он просто – таки вывернул наизнанку в выражениях, далеких от парламентских- и за «половую форму одежды» и за тельняшку и за «чубчик кучерявый». Пообещав напоследок офицерам «порвать задницы на британский флаг»и «вывернуть матки», удовлетворенный Лева заглянул в аптеку, где изысканно-вежливо поприветствовал аптекаршу и галантно поцеловал руку зубной врачихе Лиде- признанной полковой красавице-блондинке, разбившей немало офицерских сердец.
За это время сопровождавшие его корпусные офицеры-медики с радостным азартом выпущенных на волю служебных собак, повизгивая от удовольствия, нарыли в лазарете кучу всяческих недостатков -от неуставных бирок на противогазах, старых тапочек на больных и до отсутствия инструкции по постановке клизм в процедурном кабинете.
Мы все это прослушали, стоя навытяжку и поедая глазами ретивых офицеров, ибо свято чтили мудрое изречение Петра 1 гласящее, что «подчиненный перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и слегка придурковатый, дабы своей разумностью не смутить начальствующего». Получив общую «тройку» наш майор вместе с полковником и свитой удалились на командный пункт, оставив вконец раздосадованного Мишеля «на хозяйстве». Командный пункт располагался на вершине сопки в мощных подземельях старого форта, и был окружен бетонированными рвами и казематами. На вершине из густого приморского тумана были видны только антенны релейной связи. Позывной КП был «Саман», и местные военные остряки передавали из поколения в поколение как пароль : «На «Самане» все в тумане».
Мишель тихо исходил витиеватыми военно-морскими матами, «выпуская пар» в процедурном кабинете, когда раздался звонок телефона.
Из политотдела позвонил майор Запорожец с требованием от «Левы-танка» прислать на командный пункт врача с санитарной машиной «на всякий случай». Мол, там много генералов, вдруг кому-то из них плохо станет. И заодно туалеты хлоркой обработать.
- Слушай ты, Жопорожец - Задунайский !- взъерепенился Мишель на старого своего приятеля и собутыльника - запомни, генералов много, а я ,мля, - один ! Меня сейчас очень крупно поимели, и плохо сейчас только мне, мне, а не этим, мля, генералам! И вообще я сейчас болен, у меня посткоитальная абстиненция, и я поеду, нет, я уже уехал в госпиталь! Так Танку и передай, по слогам - пост-коитальная аб-сти-нен-ция. Он сразу поймет! А на КП пойдет фельдшер с санитарной сумкой и пешком! Не царское это дело, целому капитану по сортирам хлорку размазывать!
- Стас! Быстро одеваться! По–боевому: каска, вещмешок, скатка, противогаз, саперная лопатка, автомат, подсумок, фляжка. Еще -санитарная сумка, повязка с красным крестом на руку и канистра с хлоркой. Иди по дороге, да морда чтобы была самая несчастная, адекватно отражающая тяготы и лишения воинской службы. Как зайдешь, сразу туалеты залей хлоркой- скажешь: то для профилактики дизентерии. Пару раз появись на глаза, оставь сумку шефу и быстро сматывайся!
- И я, навьюченный военным скарбом как ишак, поплелся на КП, но не по дороге (нема дурных вокруг сопки круги нарезать!),а по подземному ходу – старой потерне тускло освещенной редкими лампочками, которая вела прямо в дизельный отсек и сокращала дорогу на КП почти втрое. Попутно избавился от лишнего барахла- притырил его в нише, оставив себе только автомат, магазины, санитарную сумку да хлорку. Прошмыгнув через грохочущий дизельный отсек, я нашел на КП своего майора, кратко изложил ситуацию, отдал сумку и быстренько отвалил, на совесть залив сортиры раствором хлорки. Туда потом без противогаза долго зайти нельзя было! Тем же порядком быстро помчался вниз по ступенькам.
Мишель с кислым видом объявил мне «строгую благодарность с занесением в жалобную книгу ресторана «Челюскин» и скоропостижно отбыл в город на «санитарке».
Учения кончились для полка хорошо, пограничные дивизионы «сбили» все учебные цели, генералы (после славного обеда с коньяком) уехали довольными. «Лева-танк», после коньяка, тоже быстро отошел и не стал особенно наезжать на майора за наши в принципе не такие уж и крупные недостатки. А обиженного на жизнь Мишеля пришлось ночью отлавливать в городе, на его любимой явочной квартире, и транспортировать в бездыханном виде, завернувши в одеяло, в часть.
То-то он был удивлен, увидев поутру вместо лица своей подружки наши, уже изрядно ему приевшиеся радостные физиономии. Майор сделал угнетенному духом Мишелю обычную ритуальную «клизму», протекавшую в неофициальной обстановке аптеки, после чего Мишель также ритуально поклялся этого больше не делать. Хотя оба прекрасно знали, то все останется по-прежнему.
Пополнение
В часть прибыло новое пополнение - бритые наголо испуганные пацаны с цыплячьими шеями, в мешковатой, еще не обмявшейся форме и колом стоящих кирзачах.
Начался карантин и курс молодого бойца. На третий день всем начали заполнять медицинские книжки, проводить медосмотр и делать положенные прививки.
Мы с Мишелем, облаченные в белые халаты, сидели на приеме и потихоньку развлекались, заполняя книжки и глядя, как юные воины пачками валятся в обморок при виде шприца.
- Гляди, Стас, кого только тут нет, один, мля, смешней другого- удивлялся капитан, разглядывая список –Сплошь немцы- Гартман, Швальб, Классен, Герклец, один испанец- Мартинес, даже итальянец вроде -В.К. Понини. Так, «В.П. Пырэу»- этот вроде чукча, а уж узбеков, мля - язык поломаешь, ты смотри, а у молодняка даже Рокоссовский и Малиновский есть. Ладно, давай их всех сюда по алфавиту.
И пошла потеха…
- Абдурахманов ! Вошел худой узкоглазый парнишка, с испуганным взглядом.
- Имя?
- -Насралла
- Национальность?
- Уйгур
- Ну ни хрена себе, такой молодой, а уже уйгур, да еще и Насралла. Эк тебя угораздило-то!
Парнишка молча потупился и едва не заплакал. Его отловили в степи, где он безмятежно пас баранов, и на вертолете доставили в другую, чужую и непонятную жизнь.
«Проскочив» десяток узбеков, и обозвав одного (по аналогии) Полупердыевым , Мишель утомился и потребовал предъявить ему чукчу Пырэу.
Однако вошел совершенно славянского вида кучерявый парень, с носом картошкой. Капитан удивленно на него воззрился.
-Национальность?
- Молдаванин
- Ни хера не пойму – писатель Рытхеу - вроде как чукча, а Пырэу- так почему-то молдаванин. А что твоя фамилия обозначает
- По –молдавски «рыу»-река,а «пырэу»-ручеек !
- Н-да, явно не чукча. Жаль, а то у нас на свинарнике один коряк обитает. Оленевод, мля, свиней лихо арканом ловит, форму стервец поддерживает…К ракете ж его не подпустишь- шесть классов и коридор, но скотину здорово понимает. Все по напарнику скучает, в одиночку-то про тундру петь скучно. Он поет, свиньи с испугу визжат… Красота…
-Интересно, кто же тогда итальянец? А давай-ка его сюда!
Вошел высокий парень, сильно смахивающий на японца .
-Фамилия?
-Надзира По-ни-ни
-Имя?
-Владимир
-Национальность ?
-Кореец! С Сахалина. Но можно считать хохлом, призвался с Киева!
-Да что за невезуха такая, никак отгадать не могу. Старею видать!
Давай Рокоссовского с Малиновским, у меня уже плохие предчувствия. Сегодня явно не мой день.
Вошли два не совсем типичных бурята, лет по 25.
-Откуда такие фамилии, ребята?
- А у нас в улусе после войны «рокоссовцы» стояли !
-С вами понятно.
Стас (это уже мне) выясни кто такие Шкарапуз и Бздюлев и хорош с загадками на сегодня. Утомили, мля! Дальше вы уж сами.
Я выяснил. Шкарапуз был из «западенских» хохлов. А верткий маленький русак Бздюлев, с детдома привыкший к повседневному отстаиванию своего достоинства, утром в одиночку отметелил пятерых узбеков, слишком уж буквально понявших его фамилию.
Так что, судить о человеке по одной фамилии, очень даже опрометчиво! Особенно в армии.
Господа офицеры
Полковые офицеры-медики, наши отцы-командиры, были хорошими врачами и вполне нормальными мужиками. Хотя и весьма своеобразными.
Начмед, майор Кулешов, был в свое время сразу после института отловлен военкоматом где-то в подмосковной деревне, где он скрывался, и поставлен перед выбором - или немножко посидеть, или славно послужить. Как человек разумный, он выбрал второй вариант, и без особой охоты отправился на Дальний Восток, в захолустную Промысловку.
Человек невозмутимый и гуманный, он спокойно тянул служебную лямку, философски относясь ко всякого рода военным заморочкам. Своим беспрецедентным доверием он ставил нас, солдат-срочников,в такое положение, что подвести его было просто немыслимо. Даже спирт доверял. Мы, порой, добросовестно сидели в санчасти, имея на руках по дюжине увольнительных с печатями и подписями и с открытой датой. Уважали майора и не хотели подставлять. А после службы дружно шли поступать в мединститут, чтобы стать такими же врачами.
Капитан Мишель- по жизни «пофигист» и мастер эпатажного поведения проявлял чудеса хладнокровия во время экстремальных ситуаций. Мы с ним однажды по уши в крови помогали мужикам, придавленным перевернувшимся трактором, и там я увидел его настоящее лицо. Полнейшее хладнокровие и четкие действия в условиях воплей и бабьих причитаний. Не смогли спасти только одного, с безнадежно раздавленным углом кабины горлом.
Однажды к нам на пополнение прибыл еще один оригинал. Врач-терапевт из солнечной Одессы Боря Зильберблюм ,кучерявый весельчак и умница, с наивными книжными представлениями о военной службе, был призван на два года и отправлен на аэродром ПВО «Великая Кема» на побережье. На аэродроме базировался полк безнадежно устаревших к тому времени истребителей МиГ-17,наспех переделанных в штурмовой вариант установкой НУРСов и бомбовыми подвесками. По замыслу наших стратегов весь этот хлам должен был (в случае предстоящей войны) раздолбать лихим штурмовым ударом ближайшие вражеские аэродромы, причем горючего на обратный путь заведомо было в обрез, а брони не было вовсе. Шансов вернуться после налета было бы немного. Поскольку в полку служили опытные пилоты, по каким-то причинам не попавшие в сверхзвуковую авиацию, и прекрасно знавшие свои радужные перспективы, настроение у них было соответствующее.
Спирту в авиации всегда хватало и народ пил, что называется, «по-черному». Ранее не пивший Боря после месяца службы вперемешку с пьянками, впал в жуткую депрессию, а после двух месяцев службы попытался повеситься в туалете офицерского общежития. Был вовремя снят с веревки, наспех приведен в порядок и срочно переведен к нам. От греха подальше.
С тех пор Боря возненавидел военную службу отчаянно и неистово. При звуке зычных командных голосов полкового начальства его начинало просто трясти от злости.
После окончания рабочего дня он переодевался в «гражданку» и немедленно сваливал из городка, куда глаза глядят. Поскольку служить ему оставалось еще полтора года, Боря, начал подумывать, как бы от службы удалиться.
Добром – это вряд ли. Советская армия как-то очень неохотно расставалась с офицерскими кадрами, пусть даже и с безнадежными «пиджаками». Пить Боря уже физически не мог, второй раз повеситься – уже как-то не хотелось. Оставалось придумать что-нибудь неординарное.
И вот Боря, явно по чьему-то наущению,(не иначе как хитромудрого Мишеля),начал вести себя неадекватно (по тогдашним офицерским меркам конечно).
Взяв в библиотеке части невостребованный десятилетиями, пожелтевший том «Капитала» Маркса, Боря демонстративно начал его активное изучение, периодически наведываясь в политотдел для консультаций с офицерами, причем отлавливал первого попавшегося и настойчиво требовал разъяснить ему непонятные политэкономические термины. Он так достал начальника политотдела, что тот, завидев идущего Борю в окно штаба, запирался в своем кабинете и шепотом матерился. А Борино заявление о вступлении в ряды КПСС с пафосными словами «очень хочу умереть коммунистом» прочно осело в его сейфе.
Поскольку параллельно с изучением «Капитала» Боря с демонстративным упоением читал и абсолютно неуместную в армии книгу «Двенадцать цезарей» Светония (постоянно таская ее с собой), полковое начальство начало прозревать, что лейтенант медслужбы Зильберблюм ведет себя очень и очень странно. Вместо того, чтобы в свободное от службы время, как все, пить водку и бегать по гарнизонным бабам, молодой офицер читает странные книжки и как-то странно выражается (в смысле витиевато и без матов!).
Но окончательно командование прозрело, когда Боря в очередной приезд корпусного начальства попросил у «Левы-танка», глядя на него по- детски наивными карими глазами, разъяснить ему непонятные места ленинской работы «Материализм и эмпириокритицизм». Ошарашенный такой борзостью, Лева впал в ступор и начал заикаться. «Шибко умного» Борю шустро спровадили в госпиталь и через месяц тихонько комиссовали.
- Шиза косит наши ряды- констатировал Мишель, глядя на радостного Борю, паковавшего чемоданы в офицерской общаге, и щедро раздаривавшего предметы ненавистной военной амуниции..
- Кто бы сомневался - хладнокровно сказал майор Кулешов. И оба понимающе ухмыльнулись.
Через месяц из солнечной Одессы пришло радостное письмо от Бори. Он намеревался жениться и продолжить врачебную карьеру в качестве микробиолога. С «шизой»(пусть и липовой) в терапевты не пускали, даже в Одессе-маме и даже по блату. А такой диагноз можно было снять только в институте Сербского в Москве, что и было успешно сделано через полгода.
Доктора тихо порадовались Бориному счастью и продолжили тянуть армейскую лямку дальше.
На замену прислали еще одного лейтенанта – «двухгадючника», тот пил водку стаканами, открыто волочился за зубной врачихой и выражался как биндюжник - в общем, был как все, нормальным молодым советским офицером.
А «Двенадцать цезарей» Боря оставил мне с дарственной надписью. Осилить ее я так и не смог, вернее не очень и хотел-побаивался. Кабы чего не вышло. Книга потом (через 10 лет) здорово пригодилась одному морскому офицеру, старлею Сане, по кличке «Румпель» . Но это уже другая история.
Любовные страдания молодого Лехи.
Леха Болтиков, рядовой автороты, был крепко сбитым, налитым как ядреный гриб-боровик, парнем. На тугих щеках гулял румянец, карие глазки маслянисто поблескивали. Ростом, правда, Леха не удался - штык карабина, находившийся у солдата обычно на уровне пуговицы кармана гимнастерки, торчал у него на уровне ушей. Да и нос картошкой явно не относился к украшающим его лицо частям.
Но по части женской в роте он числился в «страдальцах», ибо бьющие через край гормоны толкали Леху на самые невероятные подвиги. Он возвращался из увольнений и «самоволок» еле волоча ноги.
Леха любил и страдал- он страстно любил женщин и страдал от их недостатка. Беда его была в том что он, как все маленькие мужчины, любил очень крупных женщин - а вот они его, надо сказать , не очень жаловали.
На Лехину беду командир автороты, старший лейтенант Шаров, привез из родной сибирской деревни жену Машу- женщину выдающихся женских достоинств. В смысле габаритов. Мясо - молочной породы!
Красавица Маша как будто сошла с плакатов про счастливую колхозную жизнь. Она с радостной белозубой улыбкой несла по гарнизону свой выдающийся бюст, плавно покачивая мощными бедрами, мимо обалдевших военных, провожавших ее плотоядными взорами и давившихся слюной. Ее пристроили работать на склад КЭЧ, после чего посещаемость невзрачного сарайчика с банками краски возросла в несколько раз.
Однажды Маша, в легкомысленном ситцевом сарафанчике, облеплявшем все ее достоинства, проплывала белой лебедушкой мимо солдат автороты, стоявших с оружием перед построением на развод караула.
Остолбеневший Леха покрылся красными пятнами и замер, разинув рот- рядом с ним, обдавая теплым ароматом духов, проходил предмет его дерзновенных мечтаний и сладких утренних эротических сновидений. Этого он просто не мог вынести.
Из вдруг ослабевших рук вывалился карабин и , лязгнув штыком, задребезжал по асфальту. Солдаты дружно заржали, а Маша, обернувшись, насмешливо улыбнулась.
Раздосадованный Леха поднял карабин, и неожиданно, со всей дури, ткнул штыком в колесо стоявшей рядом пожарной машины. Штык пробил шину насквозь, воздух со свистом вышел, и «пожарка» накренилась набок, погнув штык. Леху тут же сняли с караула, обматерили, и с ходу определили на трое суток на полковую«губу» за порчу казенного имущества. Штык, правда, потом разогнули. Так он пострадал за любовь в первый раз.
Прошел месяц. Авторота находилась в карауле. Лехин пост был на складе химслужбы, который расположился у подножия сопки, совсем рядом с офицерскими домами, но немного выше их. Стемнело. В домах начал зажигаться свет и Леха вдруг увидел в одном ближайшем окне с незакрытыми занавесками переодевающуюся Машу. Мелькающие пышные женские прелести буквально потрясли бедного солдата, мощный гормональный поток тестостерона ударил по мозгам. Леха взвыл, и, смаху перескочив проволочное заграждение, рванул с поста к офицерскому дому. Прислонив карабин к стене, он вскарабкался к открытой форточке кухни, и попытался влезть в нее. Но зацепился ремнем с подсумками и завис, наполовину находясь в кухне, в то время как нижняя половина отчаянно болтала сапогами снаружи. Впоследствии злые языки из автороты утверждали, что Леха зацепился в форточке вовсе не ремнем, а одной из возбужденных частей тела.
Зашедшая на шум в кухне Маша, увидев в оконной форточке красную от натуги Лехину голову с выпученными глазами, на секунду опешила ,а потом пронзительно завизжала. Прибежавшим соседям предстала живописная картина из свисающего из форточки бойца и, визжащей в ультразвуковом диапазоне на весь городок, полуодетой Маши. Общими усилиями соседей Леху выпихнули обратно, филейной частью прямо в объятия подбежавших караульных, которые и утащили его на гауптвахту.
Рыдающую Машу соседи едва отпоили валерьянкой. Ротный был на выезде, а то бы Лехе несдобровать. Крутой был мужик ротный, да и кулак имел приличный.
Утром вся авторота была собрана на плацу перед штабом. Привели с «губы» Леху, поставили перед строем. Комполка зычным голосом произнес получасовую, проникновенную речь, несколько малоинформативную и в печатном варианте состоявшую бы из одних предлогов и многоточий. Поскольку состояла из простонародных описаний мужских и женских гениталий, циничных способов их применения по отношению к Лехе, и сложных речевых конструкций на базе слова «мать». Кроме того, красочному описанию подверглось и Лехино генеалогическое древо.
Суть речи вкратце сводилась к тому, что рядовой Болтиков (далее следовала его подробная служебно-политическая характеристика в сочных народных выражениях) возжелал супругу своего командира, что привело к оставлению вверенного ему поста, подрыву боеготовности части и войск противовоздушной обороны СССР в целом. А посему подобным типам место не в доблестном 441-м полку, а на гарнизонной гауптвахте и лучше до конца службы безвылазно.
По шеренгам автороты пронесся вздох- на гарнизонной «губе» в Красных казармах в то время свирепствовал мичман по кличке Джага, именем которого пугали детей во всех военных городках. Его боялись даже офицеры, а на «губе» царил полный беспредел и тихий ужас.
Старшина роты с двумя солдатами затолкали понурого Леху в грузовик и повезли на Угловую. После гауптвахты Леху перевели в стройбат - от греха подальше. Так он пострадал за любовь во второй раз.
Через полгода я встретил Леху в госпитале, где он в дерматологическом отделении залечивал сугубо специфическую болезнь, полученную при тесном общении стройбатовцев с разбитными доярками подшефного колхоза. Тяга к крупным женщинам мясо-молочной породы опять его подвела. Такая вот интересная была у Лехи любовь
С.Сахончик..