Развод перед нарядом после глотка свободы - увольнения в бабье лето. Ритуал настраивающий организм и личность на несение службы, а вокруг золотая осень с ещё неукутанными в тёплую одежду девчонками. Но уже настойчиво твердят о том, что
на следующие сутки - ты надежда и опора Родины, а не какой-то штатский слизень,
и тебе предстоит выполнение боевой задачи в мирное время. И очень хочется верить этим самым нереализованным людям на свете, т.к. прямого применения своей камуфляжной профессии им заполучить не удалось и, вероятнее всего до пенсии уже и не дождутся. Ну,и дай Бог.
- Равняйсь!Смирно!
Вы не поверите, но это действует: сначала выравнивается спина, эти слова входят в организм именно через спинной мозг, головному в них ничего не осмыслить, затем меняется выражение лица, все в строю становятся похожими друг на друга, независимо от возраста, пола, образования. Невозможно понять какое у человека настроение, степень его удовлетворённости нахождением здесь, а она на самом деле очень разная, потому что кто-то
стоит в этом строю ради получки, пайковых, выслуги, а большинство, в том числе и я,
в связи с тем, что призвал военкомат, а возможностей откосить не было, или бабла
у родителей, или... Но не будем вдаваться. Как и с вариантом о Долге, который сюда привёл кого-то, это тема неоднозначная, и даже весьма интимная. В любом случае, после этих командных, командирских слов группа людей становится чем-то цельным, целью для чего-то не совсем понятного, и большого, потому что в это же время в других городах, и, возможно, странах, произносятся такие же слова, и также строятся, становятся солдатами придя из дома, от любовницы, или как я из увольнения.
Сначала долго изголялся заступающий дежурный по части старший лейтенант Прасол, позже подошёл ответственный из старших офицеров, заместитель начальника штаба капитан Соловей, которого большинство даже побаивалось, говорил что-то о важности добросовестного несения службы.
Развод всегда проводился в автопарке, куда нужно было идти через жилой сектор, после чего караул и наряд по парку оставался, а дневальные, дежурный по роте, дежурный по части с помощником возвращались в казарму. Построение заступающего наряда в автопарке производилось буквально под окнами пятиэтажек, в метрах сорока-пятидесяти от жилого сектора. Караульные вышки располагались вдоль забора, так что часовые, которым по Уставу запрещено есть, пить, сидеть и т.д., и разрешалось только бдительно нести службу ни на что не отвлекаясь, часто коротали своё нелегкое бремя под музыку, которая звучала из окон. В только что закончившееся лето, когда мне довелось охранять боевую, но большей частью, навсегда неподвижную технику, очень популярен был хит "Freestyler", вселявший веру в скорую неизбежную свободу демобилизации.
Посреди зажигательной речи капитана Соловья в одном из окон появилась особа женского пола лет тридцати-тридцати пяти, в расстёгнутой сорочке, и до нас донеслось радостно-нетрезвое:
- Эй,мальчики!
- У-уу, сучка бухая, - тихо провыл в ответ похмельный старший прапорщик Василько, стоявший рядом со мной.
Красавица пару минут махала руками и издавала высокие звуки, привлекая внимание заступающего караула и внутреннего наряда, что ей с определённым успехом удавалось, так как в строю находились в основном молодые люди от восемнадцати до двадцати лет, в силу своего настоящего военно-казарменного статуса, озабоченные распахнутостью гражданки.
У каждого из нас был внутренний порыв помахать или хоть заулыбаться в ответ, если бы не сдерживающий фактор - Соловей, мужик резкий и жёсткий.
Моноспектакль в окне был прерван подошедшим к актрисе сзади, из глубины комнаты, мужчиной примерно такого же возраста, который был настоен к нам приветливо, и, возможно, сочувственно, если лет десят назад ему доводилось быть в нашей шкуре. Какое-то время он нам тоже делал ручкой и улыбался, но вскоре, к нашему восторженному толи удивлению, толи недоумению, нагнул подругу и стал давать жизни. По-настоящему! Зрелище, естественно, привлекло больший интерес, и на капитана уже смотрел только самый последний дух.
Соловей быстро оценил обстановку, вышедшую из-под контроля, и несколько секунд пребывал в недоумении от наглости стоящих перед ним военнослужащих. Действо в окне происходило сбоку и немного позади от него, так что даже боковым зрением, он не мог видеть прелюдии. Теперь же для прояснения ситуации и понимания причины утраты своей власти над подчиненными, он повернул голову в сторону парочки, и не прерывая своих слов, почти не меняя командных интонаций, произнёс:
- А с теми, кто будет ненадлежащим образом нести службу в карауле и внутреннем наряде, я сделаю вот так, - и рукой указал на окно.