Я войду в душный зал, с порога отыскивая тебя глазами в лицемерно воркующей толпе.
Искусство владения лицом еще не вышло из моды, и понять, что на самом деле думает чей-либо собеседник, не представляется никакой возможности.
Найти тебя несложно – ты выше всех, ты светлее всех и твоя улыбка единственно искренняя на весь салон.
Ты чуть склоняешь голову к дамам, которые что-то щебечут тебе, и они тут же чувствуют себя польщенными. Рядом с тобой люди всегда верили в то, что они особенные, ты дарил им это чувство. И продолжаешь дарить сейчас.
Вопреки тону этого месяца, заданному каким-то молодым франтом с запада, ты не в темно-сером, а в светлом, ты в бежевом, и на фоне темных фраков и брюк твое одеяние кажется мне ослепительно белым, ангельским, небесным, неземным.
Я подойду, рассекая серую толпу, приподнимусь на цыпочки и, взяв твое лицо в свои руки, поцелую тебя в губы.
Затем, избегая твоих глаз, я повернусь к людям, покрывшимся пеленой гробового молчания, обезоруживающе улыбнусь, разведу руками и доверительно сообщу, что карточный долг – это святое. Тут я позволю вьющемуся локону упасть мне на глаза, чтобы непосредственным детским движением завернуть его за ухо.
В страшной тишине раздастся натянутый смех дамы с черной вуалью на глазах, и вместе с этим смехом рассыплется и со стеклянным звоном бросится к ногам салонных завсегдатаев атмосфера напряженности, все с облегчением вздохнут: дерзкая выходка обернулась трогательной историей проигравшегося в карты юнца и ужасно грубым чувством юмора победителей.
Толпа старательно возвращается к прерванным разговорам, умело имитируя равнодушие к произошедшему. Им будет что обсудить за чаем в ближайшие дни.
Я поспешу к выходу, но буду пойман за локоть хозяйкой салона. Шипящим от ярости шепотом, осыпая меня искрами неистово сверкающих от злости глаз она уточнит у меня, много ли я выпил перед тем, как явиться в этот дом, и, получив ответ о сущей мелочи – пяти пинтах красного сухого, попросит меня впредь воздерживаться от подобных действий, даже если их требует священный карточный долг.
Разумеется, я пообещаю ей все, что она захочет, я поцелую ей руку, мазнув губами по нежному шелку перчаток.
На секунду я замру у самых дверей, чтобы посмотреть на тебя так вызывающе, как я только могу. Ты почувствуешь мой взгляд, и я позволю яркому румянцу высыпать на щеки, а губам – заалеть так ярко, как только могут алеть губы влюбленных. Тогда ты улыбнешься понимающе, легко, многообещающе – тебе всегда нравились молодые, дерзкие и презирающие правила люди. Ты даешь мне понять, что запомнил меня.
Мои глаза робко скроет тень от ресниц, застенчивая улыбка оттенит румянец, и я выйду из залы.
Но меня тронет за плечо высокий военный с рассеченной скулой – брат хозяйки салона.
- Послушайте, К., мы собираемся играть в преферанс, не составите ли компанию?
Я виновато разведу руками:
- Благодарю вас, но в карты я совершенно не играю.