Мы поколение детей, которые не видели себя в цветном изображении.Только чёрно-белые или серенькие бумажные открытки. До сих пор, эти поломанные фотографии хранят наши образы без отличительных цветовых признаков. Без цвета глаз или волос, без веснушек и розовых щёчек. Выглядели мы все одинаково: веселые пупсики, разложенные в голом виде на столе для пеленания. Только родители могли безошибочно отличить свое дитя от чужого. А может быть и не всегда отличали? Кто сейчас может поручиться за это.
Все наши фотографии были были сняты любительскими камерами на пленке "Свема" и напечатаны в домашних условиях на фотобумаге такого же качества. Глянец снимкам придавало обычное оконное стекло. Высохшие и блестящие фотографии отваливались от окон как осенние листья, свернувшись трубочками. После чего, снимки разглаживались и бережно вставлялись в толстенные фотоальбомы, которые затем выдавались на просмотр дальним родственникам и просто всем желающим, полюбоваться на голопузых и голозадых малышей. Когда я немного подрос, то стал стесняться этих моментов демонстрации моего обнаженного тела малознакомым людям. Мне казалось, что они излишне бурно реагируют разглядывая мои гениталии на первом году жизни. А родители, как назло, подсовывали им самые откровенные фото, абсолютно не замечая моего смущения и неудовольствия. В то время, я еще не знал существовании педофилии, а то обязательно бы педупредил родителей об этой опасности и заставил бы спрятать эти НЮ фотосессии в самый глубокий подвал. Мало-ли кто по дому шастает, и каждый так и норовит полюбоваться на оголенное тельце беззащитной малютки.
По особо торжественным случаям, нас водили в фотоателье. Предварительно поглумившись в парикмахерской над прической. Мальчиков обривали под полубокс или молодежную а девочкам прикручивали невероятной величины банты с горошками. Затем надевали самую неудобную и нелюбимую одежду, на вроде колючих шерстяных штанов или дурацких костюмчиков с накладными кармашками, в которые не влезало ничего, что было больше монетки. А уж достать из них, что нибудь обратно, и вовсе было немыслимо. В пыльном и полутемном помещении фотосалона, нам совали в руки устрашающих размеров игрушки. Они были яркими и цветными, для того чтобы на фотографии, испуганное и бледное лицо ребенка, гармонично контрастировало с этими монстрами. Получив через пару месяцев вожделенную фотографию мы уже не узнавали себя на карточке а родители с гордостью вставив её в металлическую рамку, вывешивали на самом видном месте квартиры. Снимок был цветным, но выглядел так, будто он провисел на солнце лет двести, все краски были блеклыми и ненатуральными. Но зато, когда приходили гости, то им с чувством глубокого морального удовлетворения демонстрировался огромный голубоватый крокодил или грязно-рыжий медведь из за которых выглядывал маленький испуганный дошкольник. Все они были заключены в рамочку с оригинальной памятной подписью наискосок, типа "Свердловск 1970" исполненной высокохудожественным шрифтом, плакатным пером.
Во время поездок за пределы родного края, родители постоянно что-то фотографировали Зенитами или Сменами. Фотографии появлялись позже, когда воспоминания о поездке забывались и замыливались новыми событиями. Но вот что странно, когда я видел эти блеклые, сероватые снимки из какого-нибудь Крыма или Кавказа, то явственно ощущал запахи травы, прогретой курортным солнцем, необычайную синеву неба и слышал далекий шум морского прибоя. Черно - белая фотография будила память, обостряла чувства, развивала воображение и фантазию. Нецветные картины и образы оставляли настолько глубокий след в сознании, что любая фотография моментально расширяла видение на 360 градусов. При этом, заполняла пространство материальными подтверждениями событий связанных с этим местом. Вспоминалась теплота камней, шорох гальки, запах опавших листьев эвкалипта и дым из кофейни на набережной. Все это было внутри, в подсознании а фотография являлась как бы, паролем к определенному пласту сознания. И она открывала эту страницу жизни во времени и пространстве. Особенно приятно, было рассматривать эти южные снимки долгой Уральской зимой, когда за окном была почти полярная ночь, страшный холод и вьюга, а каждое утро нужно было тащиться в школу и сидеть там за мерзкими партами воняющими краской.
Фотографии с юга были реальны, так же как была реальной запечатленная на них действительность но в то же время, они были лишь отражением той реальности и попасть в которую не было никакой возможности.Оставалось только лишь ждать следующего лета, а лето было так далеко и так зыбко что даже мечты о нём вызывали муки и страдания.
Все наши любимые мультфильмы тоже были черно-белыми. Впервые Ну Погоди“ в цвете я посмотрел на кинопроэкторе Луч счастливым обладателем, которого был соседский мальчик.Качество было говённым, как и вся остальная продукция из города Шостка, да и звука не было вовсе. Поначалу прилагалась гибкая грампластинка с саундтреком, но она так быстро запилилась, что слушать её стало невозможно. Узкая, 8 мм кинопленка прожила дольше, и глядя на немой мультфильм я радовался не меньше чем раньше, когда он был озвучен проигрывателем "Юность". Телевидение еще не было цветным, и все что там происходило, было серым, хотя официально называлось голубым экраном. Почему голубым? Неясно. Надо было так и говорить Дорогие телезрители, вы собралисьу ваших серых экранов чтобы посмотреть новогодний Серый Огонек, в черно-белом изображении! Ну а как еще? Если не было там ничего голубого. Однажды, в доме, все у того же соседского мальчика я увидел странную вещь. Экран его телевизора был не серым, как у всех а с радужным переливом - снизу он был зеленоватым, в центре розоватым а поверху голубоватым. Это меня поразило и подойдя ближе я обнаружил пленку. Прозрачную лавсановую пленку, приклеенную пластырем к экрану. Эта плёнка и была подкрашена в в три цвета с градиентной растяжкой, синий, розовый, зеленый. Нахрена это было нужно я не понял. Разве что для просмотра пейзажей с полем и небом. Но таких пейзажей по ТВ не показывали, показывали каменные рожи дикторов, приобретающих какой-то странный трупный оттенок по нижнему краю лица, а сверху синеватую волосяную шапку. Зрелище было не из лёгких. Воспринимать такое изображение было мучительно и оно никак не вписывалось в ряд визуальных образов, окружающей действительности. На то время, цветными были только репродукции, кинематограф и сама жизнь. Телевидение и фотографии были серыми и в таком виде они существовали в сознании. А тут, с этой плёнкой, происходило натуральное жульничество. Попытка представить одно другим. Примитивная маскировка серого под цветное.
Позже, чуть чуть повзрослев, я понял, что все демонстрируемое по телевизору, никак не соответствует той жизни, в которой мы все жили. Телевидение показывало одно, а в жизни происходило совсем другое. Это было уже не примитивно, это уже серьезно. Разрыв в сознании был чудовищным - все детские фильмы, рассказывающие об увлекательной и интересной жизни в пионерлагерях, самым диким образом извращали реальное положение дел в тех же лагерях, в которых мне довелось отсиживать по 2 смены за лето. Мультфильмы сплошь и рядом насаждали чувства обожания к родине, преданности идеалам коммунизма, любви к труду и патологической честности. Ни один фильм 60-70 годов прошлого века, показанный широкой аудитории, ни один мультфильм не сделал нас лучше. Вся наша детская жзнь строилась и развивалась вопреки тому идиотизму, котрый проэцировался на наши неокрепшие мозги. Если в дни школьных каникул, я видел по ТВ кино про пионеров, которые вне школы ходят с красными галстуками, при этом что-то честно и убежденно говорят, помогают всем кому не лень и вообще ведут себя неестественно, то сразу возникало сильное желание выйти на улицу, поймать пионера и забить его до полусмерти. Такое же чувство появлялось при виде детских хоровых коллективов, с подобострастием и энтузиазмом распевающим тупые песни про дружбу, честность и искренность, размахивая бантичными головами в разные стороны. И такими вот, кукольно-лживыми образами было заполнено все телевизионное и радио вещание.
Журналы "Костер" и "Пионер" печатали откровенную блевотину, которую даже в туалете читать было противно. Про театры Юного Зрителя я уже не говорю, только репертуар тех лет мог вызвать зубную боль а личное присутствие на спектакле, надолго отбивало охоту для следующего посещения. Ненатуральность и неестественность происходящего на сцене, откладывалась в сознании как тяжелый ком, как балласт, мешающий воспринимать чарующую магию актерской игры. Располеневшие травести, визгливо покрикивая на партнеров, трясли грудями едва прикрытыми пионерским галстуком. Толстые жопы тетенек, всунутые в болгарские шорты, по замыслу режиссера должны были убедить детей в том, что перед ними настоящий Тимур или его команда. Подлинного и реального во всем этом было столько-же, сколько там было выдумки и фантазии, то есть ноль.
Сейчас пересматриваю какие нибудь старые черно-белые фотографии и удивляюсь, вот где было настоящее детство, вот где была реальная жизнь, где были настоящие, подлинные чувства и искренние эмоции! Не грамоты с трубами и барабанами, не значки и галстуки, не прочая дребедень, которой коммунистическая пропаганда заполняла наши умы, сердца и души. А Чёрно-Белые снимки, именно те самые - наши простецкие фотографии, с пятнами фиксажа на самых важных местах. Только они были и остаются, единственным подлинным отображением нашего счастливого детства. Ну и еще чугунные игрушки ( если у кого и сохранились)