Памяти Сталинградской битвы
Окопы, что копала стойко,
замерзли в сердца уголке.
Мама помнит окопы под Сталинградом зимой 1942, куда еще несовершеннолетней была срочно мобилизована из бывшего немецкого села Крафт в Немповолжье. Там они, эвакуированные из Кишинева с матерью и сестрой, работали в местном колхозе.
Позади – молниеносно оставленный дом, горящие дороги, временные пристанища в Средней Азии. Когда их, вместе с другими эвакуированными, поселили в спешно брошенный немецкой семьей дом, и бабушка, жалея их, плакала. Мирные обрусевшие немцы с детьми ни в чем не виноваты, но время было тяжелое.
Пошли морозы, а бабушка еще ходила на ферму в тонкой шинели (Позднее она обменяет поросенка, полученного в премию за лучшие надои, на теплую одежду, но ее ногти так и остались обмороженными). Мама ездила в обозе за сеном в старых легких ботиночках. А в чем же утром отправляться к месту назначения? Именно в этот день открылась дверь, и вошел к ним, как им представилось, генерал с двумя денщиками. С таким почтением конвоиры относились к ссыльному, чье истинное имя не разглашалось. Единственное, впоследствии узнали, что он был из ближайшего окружения Сталина. Так вот, этот человек и выручил тогда маму, привез ей мужские баканы с портянками и там же научил ими пользоваться. Эта положило начало добрым отношениям с интересным человеком всей семьи.
Теперь мама, вместе со старшими девушками из окрестных cёл, находились в бараке по соседству с мужским. Там никогда не сообщалось, куда именно их вывозят на работу, но фронт всегда был слышен рядом. Заранее окопов не готовили.
И хотя, у них вымерзали и лицо, и руки (морозы стояли такие, что верхний слой земли удавалось пробить ломом только мужчинам), и было страшно фронта, все держались бодро и даже оживлённо.
- Молодость - везде молодость! –
Говорит моя старенькая мама и по-девичьи улыбается.
Страшнее им было ночью, когда в медицинский пересыльный пункт привозили раненых для оказания необходимой помощи и отправки в тыл. Когда с улицы слышался шум, девушки застывали, пока не распознавалась родная речь. Потом выходили, разговаривали с ранеными солдатами, подбадривали их, обычно столь же молодых.
Один случай мама часто пересказывает сквозь слёзы.
- Чем дальше, больше тяжелых, в конце – уже живые обрубки!
Это невозможно видеть. Среди многих тяжелораненых в тот день, один совсем молоденький солдатик сразу привлёк внимание девушек. Весь в бинтах, из-под которых видны только очень красивые грустные глаза. И эти глаза уже никого не отпускали. Подруги, окружившие его, наперебой шутили, стараясь как-то развеселить. Та, что была бойче, попросила указать самую красивую из них.
Это - мамин кульминационный момент. Она даже затаивает дыхание, и я понимаю, что сейчас далеко.
- А он, представляешь, вдруг плеснул из-под бинтов своими удивительными глазами на меня, почти девчонку, застенчиво стоявшую в стороне, и только тихо произнёс:
- Солнышко!
Мама не может забыть эти глаза.
Все ожило прежней болью через десять лет после окончания войны, когда мне уже было пять. Она тогда работала бухгалтером в Динамо. Вышла в перерыв и увидела на небольшой площади группу калек. Наверное, не каждый воспримет такое зрелище! Кто-то из них без обеих ног передвигался на прикрепленных досках. Кто-то просил милостыню, один сидел на краю тротуара, мешая проходу.
Может, потому что они не выглядели старыми, ей представились те солдаты, державшие последние бои. А если это кто-то из таких, не устроившийся потом в жизни? Хотела подойти, что-то подать, и не успела.
Остановившийся грузовик выпустил спортивного парня, и он, поднимая их как щепки, одного за другим покидал в кузов, увести подальше, чтобы не портили общий вид.
Она не выдержала, закричав непривычно грубо облагораживающему город рабочему:
- Что делаешь, сволочь?! Это же люди! Калеки!
Как можешь с ними так... А если они с войны такие?
Видел, какие они с войны?..
Фото Интернета. Советские солдаты идут в наступление под Сталинградом. Зима 1942—1943 года.