Грани войны.
Грань пятая. Фридрих.
Странная история, по своему абсурду похожая на вымысел.
С. Тарасовка. Сахновщанский район Харьковской области. Февраль 1943.
Горпина приготовила вареники. Муж привёз неизвестно откуда мешок муки и мешок картошки и снова уехал. Катрошка была мёрзлая, сладкая на вкус и её нужно было съесть, потому что долго бы она не пролежала. Полная макитра вареников, заправленных жаренным луком. Дети собрались у стола в ожидании пиршества.
Только расселись, как в дверь постучали. Настойчиво и сильно. Горпина встала, вытерла руки о фартук, пошла открывать. На пороге стоял немец – какой-то офицер. Горпина не разбиралась в чинах, но то, что не солдат – это точно.
Гость был худой и высокий, ему пришлось наклониться, чтоб пройти в дверной проём. Он сбил с сапогов снег, снял с плеча винтовку и улыбнулся широко и искренне.
- Я ночевать. Можно?
Хозяйка пропустила его вперёд. Он вошёл в комнату, всё ещё улыбаясь. Дети, увидев немца, вскочили с лавок и, распихивая друг друга, полезли на печь.
- Не бойтесь. Я не обижу. Пахнет вкусно.
- Сідайте вже, - сказала Горпина. – Голодні?
- Нет, спасибо, где можно лечь? – он говорил с акцентом, но довольно чисто.
Горпина показала на кровать в другой комнате.
- Он там лягайте. Зараз дам, чим вкритися.
Немец снял шинель, сапоги и прямо в форме лёг на кровать. Через минуту он уже спал. Дети, поняв, что опасности нет, слезли с печи и тихо, чтоб не разбудить чужака, поели.
Утром, проснувшись, гость попросил горячей воды. Побрившись и умывшись, он ушёл, даже не прикоснувшись к поставленной ему на столе еде.
Весь день его не было. Горпина видела пару раз его долговязую фигуру. Он разговаривал с проезжающими через село немцами. Когда начало темнеть, опять постучал в дверь. Всё с той же улыбкой попросил ночлега.
Но на этот раз он не отказался от ужина. Достал плитку шоколада, отдал старшей дочке. Та робко поблагодарила и пошла делить между сёстрами.
- Посиди со мной, - сказал он хозяйке. Горпина села напротив.
- Как тебя зовут? – спросил он.
- Горпина.
- А я Фридрих.
- Як Энгельса.
Он хихикнул.
- Да, как Энгельса. У тебя много детей.
- П’ятеро. Всі дівчата.
- У меня тоже есть сын. Ему восемь. Я не видел его два года. Очень скучаю.
- Та ото ж. – Горпина хотела встать, но он дотронулся до её руки, прося остаться.
Странный был немец. Совсем не похожий на тех надменных, чужих, непонятных и страшных людей, которых называли немцами. Этот и говорил понятно и улыбался искренне. И совсем не вызывал чувства страха и опасности.
- Ви гарно балакаете.
- Что?
- По - русски розмовляете.
- О, да. Нас учили русский. Русский красивый, но тяжёлый.
- А в вас легкий?
- Немецкий – да. Легкий. Русский – тяжёлый. Но я люблю русский. Язык люблю. Людей люблю.
Он всё ещё улыбался, но в глазах застряла тоска. Тоска и усталось.
- Русский хороший люди. Немецкий люди – хороший. Гитлер и Сталин – плохой. Гитлер и Сталин – капут. Война – страшная и ненужная. Зачем умирать людей? Зачем?
Вопросительно уставился на хазяйку. Та пожала плечами, не найдя ответа на вопрос.
Он ещё долго не шёл спать, расспрашивая Горпину о семье, о дочках, рассказывал о родных. О жене, которая до войны работала парикмахером, а сейчас на конвеере военного завода, о сыне, который, наверное, забыд, как выглядит его отец. Ей всё казалось, что он сей час заплачет. Но слёз не было, только в голосе лёгкое дрожание.
Утром он снова ушел. Вернулся под. вечер, расстроенный и грустный. Горпина поставила ему кашу, но он отказался, лёг в кровать и грыз с темноте сухари.
- Мне приснился отец. – сказал утром Фридрих. – Он звал меня на рыбалку. Мы с ним ловили рыбу. Когда я был ребёнок.
- А хто твій батько?
- Он умер. Семь, нет восемь лет назад. И никогда не снился. Никогда.
- Та то тебе, мабуть, вб’ють, синку. Так люди кажуть. Забере тебе батько до себе.-сказала Горпина и сразу пожалела о сказанном. Не язык, а помело.
Фридрих сразу поник, румянец пропал со щёк, глаза налилсь грустью. Он молча оделся и ушел.
В этот вечер он разложил на столе карту, водил пальцем, мерял линейкой, что-то писал на ней карандашом.
Горпину не трогал, и хорошо, у неё своих дел было по уши. К нему подошла дочка, двенадцатилетняя Шура, заглянула через плечо. Фридрих хотел погладить её по голове, но она отпрянула, отошла на пару шагов.
- Не бойся. Иди, посмотри. Это карта.
Девочка робко приблизилась и немец стал показывать ей на карте, где какие сёлаи города, где реки, а где леса.
- Когда придёт русский, я сдамся. Не хочу война. Я расскажу им всё. Много расскажу.
На следующий день Фридрих опять вышел к проезжающим мимо немцам. Остановил машину, долго разговаривал с офицером. И вернулся сразу же в дом. Лёг на кровать и пролежал весь день, уставившись в потолок. Даже есть не стал.
Русские пришли вечером, когда стемнело.. За окном мелькнули тени. В дверь постучали. Фридрих даже не пошевелился, хотя спал всегда с винтовкой, стоящей у изголовья.
- Хто там? – спросила Горпина.
- Свої, відчиняй.
- Хто свої?
- Тертишний з Плисової.
- Чорти вас носять. – Гопина открыла дверь. В сени вошли трое – полицай Гришко Тертишний из соседнего села, Макар Тягнибок – староста оттуда же и ещё один, незнакомый.
- Горпино, - зашептал Гришко. – німець в хаті?
Она кивнула.
- Що він робить?
- Не знаю. Лежить. А нашо вам?
И тут Гришко вытащил из кармана тулупа пистолет и бросился в комнату. Горпина глазом не успела моргнуть, как Фридрих, с разбитым носом, подняв руки, вышел в сени.
- Давай, а ну, пішов. – полицай, тыча в спину дулом, выгнал его на улицу. Макар вышел следом. Третий стоял, прислонившись к стене, кисло улыбаясь хозяйке.
Выстрел прозвучал неожиданно и так же неожиданно стало тихо, словно и не выстрел это был, а просто послышалось.
Через пару минут зашли Гришко и Макар, довольные и румяные.
- Все, Горпино, ми пішли. Капут твоєму фашистові. – Гришко подморгнул Горпине. – Як там Яків?
- Шо ж ви, падлюки, наробили? – закричала Горпина. – Тут німці цілий день їздять ! Як побачать – нас же повісять! І хату спалять! Та чи ви сдуріли? Ой, лишенько! Де ж ви взялись? Чи в вас в селі своїх німців мало?
- Та що ти верещиш? Ми його снігом присипали. Завтра вивеземо на санях. До ставка. Там ніхто його шукати не буде. А знайдуть, так і грець з ним.
- Я тобі дам - завтра! Зараз же! Бо піду до німців, скажу, що ти вбив!
- Добре, добре! Макар, гайда за санями. Швиденько. Горпино, ти ж, як наші прийдуть, не забудь, що ми німця розстріляли. Не забудеш?
Тело Фридриха сбросили в старый колодец на краю села.
У Гришка и Макара ничего не вышло. Их расстреляли наши. Даже не за то, что они работали на немцев, а за то, что они убили немецкого офицера, владеющего ценной информацией и готового сотрудничать.
(С)goos