-- Мамочка.
Нина склонилась над умирающей от белокровия матерью, дотронулась до ее исхудавшей руки. Сколько оттенков может быть в этом слове! Сколько их было! Любовь, жалость, нежность, даже укоризна (зачем уходишь так рано, внучка родилась, мы, дети, выросли, определились, только жить и жить).
--Доченька, - мать смотрела на Нину огромными, ввалившимися глазами. Они блестели на бледном, осунувшемся лице. И в этом слове тоже слились все оттенки любви, нежности, заботы, отчаяния и обиды. Невыразимой и невыносимой обиды на мужа.
-- Доктор сказал, что мне уже мало осталось, а он ушел, совсем ушел. Конечно, я понимаю, она молодая, женщина в силе, а я больна, уже одной ногой там… Но ведь можно потерпеть немного, вечером приходить, воды принести, слово доброе сказать. Какую жизнь вместе прожили, пятерых детей ему родила, верной была… После меня-то уж ладно, понимаю, мужик еще, но по человечески ко мне…
Мать замолчала, задохнувшись обидой и отчаянием. Нина молча гладила материнскую руку. Она не находила слов. Будь то молодая девчонка, от которой ушел парень, даже любая другая женщина, Нина нашла бы ободряющие слова. Но мать, умирающая мать! И отец!.. Нина знала, какая трудная жизнь была у родителей, все эти революции, белые, красные, голод, пятеро детей. И они это вместе вынесли, выстояли. Да, отец был не очень то разговорчив, но справедлив. Нина - его любимица. И вот теперь, когда все дети выросли и хорошо устроились, им, родителям, только жить да радоваться, такое несчастье! Мать умирает, а отец в этот самый трудный и нужный момент предал, бросил, ушел, оставив умирать одну в пустом в доме! Жестоко и непонятно.
Мать закрыла глаза, утомленная разговором. Говорить не было сил. Нина сидела рядом, не зная как помочь. Здоровье матери не вернешь, а вот с отцом надо поговорить. Задумчивый взгляд машинально скользил по комнате, с детства такой знакомой! Каждая вещь на своем месте. Мать любила порядок. Но сейчас на всем пыль и серость. Вот фотография. Отец с матерю. Молодые. Мать, чуть раздобревшая после первых родов, на руках - первенец Саша. А рядом отец. Какой он здесь щупленький, по сравнению с гордо восседающей матерью. И вид у отца, как у молоденького, еще не нагулявшегося паренька. А ведь он старше матери на десять лет!
«Как я этого раньше не замечала? Конечно, я его таким не помню, я родилась, когда отец был степенным отцом большого семейства, которое надо одевать и кормить. Да, мать, видно, своей волей держала его под контролем, у нее сильный был характер. Это сейчас она ослабела и всё, что держалось зажатым внутри отца, выплеснулось неудержимо. Да, я теперь понимаю. Но всё таки мама права, хоть бы по-человечески жалел.»
Нина давно не видела отца. После института осталась в Ленинграде, работала, вышла замуж, с мужем жили дружно, растили дочурку. И вот теперь - это несчастье. Конечно, надо поговорить с отцом. Мать дремала. Нина тихонько оделась и вышла.
Падал снег, мороз немного ослаб, подобрел. Такую погоду Нина любила. Сухой, легкий морозец и белый, большими хлопьями спокойно падающий снег. Так бы шла и шла. А вокруг все такое родное, до грусти знакомое, и в тоже время, как за легкой занавесью, все уже в прошлом.
Вот и дом, где теперь её отец. Мгновенно спокойствие, умиротворение, вызванное снегопадом, прошло. Отяжелевшей рукой постучала.
-- Входите.
"Господи, такой родной, знакомый голос в этом чужом доме!»
Отец сидел за столом, ужинал. Глаза отца и дочери встретились. Столько чувств мгновенно возникло: удивление, радость, неловкость. Спокойно положил ложку, встал ей навстречу.
-- Здравствуй, дочка, проходи, будем вместе ужинать. Евдокия, принеси нам еще тарелочку борща, дочка в гости пришла.
Нина только теперь заметила застывшую у печки женщину. Не молодая и не старая, не красавица, с огромными испуганными глазами и добрым простым лицом.
Нина сняла пальто, села к столу. Было неловко. Как начать разговор? Евдокия принесла тарелку с горячим борщом и спокойным, мягким голосом сказала:
-- Я к соседке пойду, кой какие бабьи дела обсудить надо, а вы тут без меня поговорите, давно не виделись.
Оставшись с отцом наедине, Нина почувствовала облегчение.
-- Пап, как же так, мать умирает, а ты… в такой момент одну…
Отец сидел молча, смотрел куда то мимо тарелки. Тяжело вздохнул.
-- Знаешь, дочка, трудно это объяснить. Это сильнее меня, сильнее разума. Я всё себе сам говорил, что ты мне хочешь сказать. Но не могу,не могу я иначе! Я Евдокию полюбил и ожил. Наконец, почувствовал себя человеком. Когда есть не только вечная борьба, необходимость, а просто доброта, тепло душевное, нежность. Я даже не знаю, как и объяснить. Я здесь живой. Без Евдокии не могу. Удивляюсь, как жил всю жизнь без неё. Теперь каждая минута с ней дорога, каждый час, каждый день с ней драгоценный. Сколько нам этой жизни достанется? Пойми меня, дочка, попробуй. Ты меня всегда понимала.
Отец смотрел на Нину измученными, умоляющими глазами.
-- Но ведь это жестоко, отец, великий грех - бросить умирающую жену! Ты же всю жизнь был верующим, смеялся над нами, комсомольцами, ругался, когда церковь закрыли. Учил нас жить по заповедям. Что же теперь? Кары за грех не боишься? Ох, папа, папа….
Нина встала, молча оделась и вышла.
Снегопад прошёл. Было морозно, тихо и светло.
Вечером мать умерла. На похороны отец не пришёл. Нина вызвала всех своих сестёр и брата. Пришли соседки и подружки. За столом сидели молча и скорбно, на душе было тяжело. Вдвойне тяжело. Вдруг кто-то из женщин сказал и слова прозвучали в тягостной тишине как то особенно значительно:
-- Ох, воздастся ему за всё, вот увидите.
И все поняли кому и за что. А через месяц отец, работавший на железной дороге сцепщиком вагонов, сорвался, упав на рельсы, и сломал позвоночник. У него отнялись ноги. Евдокия ухаживала за ним до самой смерти, но мучился он недолго и все время твердил:
-- Это нам с тобой, Евдокиюшка, кара Господня за любовь нашу. Права Нина - то. Жаль только, что мало мы успели дать доброты друг другу.
На кладбище Нина вместе с Евдокией молча стояли у двух свежих могил. Нина с печалью думала:
"Вот и соединились, мои дорогие. Теперь в Высшем мире друг другу ответы будете давать и судье самому беспристрастному. А отец ведь чувствовал, что мало ему осталось, что дорога каждая минута. Господи, прости их, грешных и помоги нам всё понять и всех простить».