Юлька, десятилетняя девочка, чудом пережившая страшную блокадную зиму, очутилась вместе с матерью и младшей сестрёнкой по воле судьбы в жарком и пыльном Самарканде. Жили они в овечьем хлеву, разделённом чьим-то старым ковром на две половинки. Во второй половине ютилась с четырьмя детьми еврейская семья, успевшая бежать от немцев с оккупированной территории.
Сегодня Юлькина семья осталась без еды. Обычно мать приносила с работы в котелке тарелку супа, которую выделяли своим сотрудникам на обед в Медицинской академии. Но по дороге домой котелок обстреляли мальчишки, игравшие в войну и он перевернулся. Юлька с сестрёнкой остались голодными. А во второй половине хлева так пахло блинами! От этого запаха у Юльки защемило в груди: какие-то тяжёлые, смутные воспоминания были связанны с этим запахом. Юльке хотелось от них избавиться, убежать, но в это время в их половину хлева вошла соседка с миской блинов. Поставив миску на стол и глядя на мать, соседка строго сказала:
-- Съешь при мне хоть пару блинов, а то, я знаю, отдашь всё детям, а на тебе самой только кожа да кости остались, умрёшь с голоду, кому твои сироты нужны будут. Ешь!
И тут, глядя не отрываясь на блины, Юлька вспомнила всё. Перед ней начали всплывать очертания блокадного города, холодная, уже голодная осень, а у неё под пальто тёплый свёрток с двумя блинами для отца, дежурившего на заводе. Блины и хрупкое тельце девочки согревали друг друга от холодного осеннего ветра. Юлька торопилась принести отцу эти два блина тёплыми, но наткнулась на мужчину. Он лежал у стены дома и смотрел на Юльку каким–то усталым взглядом. Она вдруг поняла - он умирает! Умирает от голода! И жалость и страх пронзили Юльку. Спасти, как спасти? Что–то надо сделать! У неё же есть блины! А как же папа? Но мужчина сейчас умрёт! Мысли метались в Юлькиной голове, а дрожащие руки уже рвали бумагу. Скорей, скорей, спасти! Вытащив блин, протянула мужчине. Его губы слабо улыбнулись и что–то детское появилось на лице, он надкусил и по худому, бледному лицу пробежала счастливая волна. Проглотив блин, мужчина закрыл глаза, и, продолжая улыбаться, прошептал: «Мама». Блин для него в этот момент был воспоминанием о детстве, матери, счастье. Юлька наклонилась к мужчине и уговаривала: «Дяденька, не умирайте, съеште еще кусочек, вам сейчас станет лучше.» Но мужчина уже не слышал. И тут Юлька заплакала от ужаса смерти, от обиды, что отдала блин, оставив отца без обеда, от бессилия помочь, от жалости к себе, от несправедливости всего происходящего вокруг.
Но пришла холодная блокадная зима, с ее выжигающим душу морозом, постоянным ощущением голода, с трупами на улице , вмёрзшими в снег. И тот мужчина забылся. Детская душа пыталась выжить в этом аду, выжить здесь и сейчас, каждый день, каждый миг.
И вот теперь, в этом жарком, но тоже не сытом Самарканде, вновь явились перед ней блины. Как спасение, пришли из рук чужой женщины, обременённой своими заботами, своим большим семейством. И Юлька зарыдала в голос. Прижавшись к материнскому плечу, она плакала не от жалости к себе, не от радости, что есть еда, и даже не от благодарности. От какого-то не совсем ещё осознанного чувства глубинной связи между теми и этими блинами. Между прошлым и настоящим.