Рисунки на стекле.
Рисунок первый.
2. 04.08
00.00
У подъезда обычной четырехэтажки был настоящий аврал. Машина скорой помощи, милиция, сирены, люди… Что-то случилось. Я просто прохожая, по сложившимся обстоятельствам так поздно возвращаясь домой, увидела то, что надолго оставило след в моем обывательском воображении. Под окнами на клумбе в весенней грязи лежала на спине молодая девушка. Ее руки были запрокинуты вверх, одна нога была подвернута в колене. На третьем этаже открыто окно. Все стало ясно сразу.
Девушка оказалась красивой и стройной. Яркая, о таких говорят. Светлые волосы ниже плеч, острый носик, пухлые губы. И, наверное, голубые глаза… Они были закрыты. И, наверное, уже неважно, какого же они были цвета. На ней было нечто вроде белого шелкового платьица с длинными широкими рукавами. Если бы не его короткость, можно было бы назвать его саваном.
Я впечатлительная, никогда такого не видела. У меня внутри что-то зашуршало, словно маленькие мухи летать начали, и отчего-то по щекам полетели слезы. Просто резко возникло ощущение потери, а еще обиды, что такая молодость поспешила оказаться там, откуда не возвращаются.
Немного успокоилась. Милиционеры делали свою работу, осматривали место происшествия, если выражаться протокольным языком. Я застланными туманными глазами наблюдала, как уехала скорая, приехала какая-то машина с холодильной установкой. Девушку завернули в черный плотный полиэтилен и погрузили в эту большую страшную машину. Наблюдатели разошлись, а я все не могла сдвинуться с места. И тут я четко ощутила на себе пристальный взгляд. Меня, безусловно, кто-то разглядывал. Осмотрелась. Никого нет – милиционеры не обращали на ревущую женщину никакого внимания. Снова повернулась. И поняла, откуда это чувство. С нижней ветки клена напротив злополучного окна на меня смотрели желтые глаза дымчатого кота. Он не просто смотрел, он буквально въедался в меня своими пятаками. Это был тот самый кот, который крутился у трупа девушки, под ногами у людей, мешал. Милиционеры грозно отгоняли его, а старенькие соседки сердобольно «кискали» и вспоминали, как погибшая подкармливала котяру…
1.04.08
23.00
Из настежь открытого окна в комнату прорывался еще прохладный сырой воздух. Апрель был ранним и стремительным: в две недели растаяли горки снега, городские улицы серели посвежевшим асфальтом. Зрачки остро реагировали на каждый зеленый шорох – так соскучилось человеческое существо, самое внутреннее, по свежей зелени… Но в запахе города она уже была. И если закрыть глаза, казалось, будто уже шумят на деревьях первые листья новой весны…
Нане открыла окно. В ночь. В безумие ночного апреля – из душной – сдержанной пересушенным батареями воздухом – кухни. Высоко подняла руки – на полет. Легкие рукава шелковой белой рубашки устремились к плечам, обняли их, а Нане заплакала. Громкие всхлипы смешивались с потоком неожиданно пьянящего, насыщенного озоном воздуха, ветра и гарканьем ворон на деревьях.
«Нане, ревииии!», - вскрикивали сквозь сон вороны. «Нане, смотрри…», - поддакивали ветки кленов. «Наане, Наааанее», - вторил ветер.
Из глубины легких, почти у самой диафрагмы, у Нане рождались хриплые комки, выкатывались через сосуды и ткани в горло, так больно резали и душили, что она не могла вытолкнуть их тихо, и помогала себе голосом…
Бедная девочка, так было тяжко ей плакать снова и снова. Я, старый потрепанный жизнью кот, наблюдаю за малышкой не первый год. У меня уже даже есть свое излюбленное местечко, здесь на нижней ветке плешивого клена, аккурат напротив ее окна. Каждый вечер, отметив за день территории, подрав парочку мышей и голубков, я отправляюсь в гости к Матильке. Это моя дворовая подружка, мы с ней встречаемся не первый год. Эх, сколько приятных минут подарила мне эта шальная сиамка. И сколько она за это схлопотала от хозяйки, ха-ха-ха, мррр… Впрочем, я отвлекся. После непродолжительной прогулки я провожаю Матильку домой, - она живет в соседнем с Наненым подъезде, - и устраиваюсь здесь, как в театральной ложе. Уж точно зная – будет хоть что-то. Я повторяю, я старый, потрепанный жизнью кот, повидал, натер бока, сочувствую этой молодой особе, поэтому так нагло и вмешиваюсь – анонимно – в ее экстравагантную и непутевую жизнь.
Что же обидело тебя сегодня, милая леди? Он опять не пришел? Или пришел и оставил?
Нане, не надо!!!
31.03.08
22.00
Ну, вот я и здесь. Конечно, Нане еще не пришла. Света нет, все вещи лежат на месте, все, как и было вчера. Где же ты ночевала? Пойми, не являться домой так долго – не хорошая примета. У нас, у котов, это значит: либо попал под машину, либо в руки живодерам, либо в цепкие лапки обольстительного или жестокого котяры. Берегись.
Нане, Нане... Помнишь лет десять назад, когда ты здесь жила еще с мамой, ты часто сидела на стуле у окошка и что-то читала. Мне всегда казалось, что это любовные романы. Ну не могли твои веселые голубые глазки печалиться над философскими трактатами. А иногда ты открывала форточку и пускала мыльные пузыри. И смеялась. Еще ты шалила порой, бросаясь в меня кусками котлет. Я соглашался доставить тебе удовольствие, спускаясь за каждым кусочком с ветки на землю. Ты специально выжидала, пока я не поднимусь обратно, и бросала новый кусочек. Ну, раз тебя это так забавляло…
Я наблюдал, как ты росла. Месяц за месяцем… Из нескладного пятнадцатилетнего подростка с двумя тонкими косичками превращалась в юную леди среднего роста: твои бедра стали круглее, плечи мягче. Тебя стали провожать мальчишки. Ты любила летом носить светлые короткие платья. Вечерами, спрятавшись в пушистой листве кленов, ты самозабвенно отрабатывала на юнцах практику поцелуев. Они обнимали тебя за талию, а я лишь тихонько посмеивался, потому что знал все последующие действия наперед. Постепенно руки парнишек опускались ниже и ниже, они явно на что-то рассчитывали. И в тот момент, когда ты, казалось бы, позволяла им дотронуться до ножек под платьем, руками отталкивала наглецов и говорила, что тебе – пора. Ошарашенные, они еще раз пытались, но получали в ответ лишь твое раздражение.
Ты стала все реже и реже появляться вечерами у окна, но я терпеливо приходил. Несколько вечеров сквозь открытые ставни я чуял вкусные запахи твоей готовки, твои разговоры с мамой. Она нервно бросала тебе обрывистые фразы, уговаривая куда-то уехать. Ты молчала. Молча раскладывала по тарелкам ужин, молча ела. Когда подходила к окну, я видел твои припухшие глаза, - ты плакала. Много и сильно плакала.
30. 03.08
21.00
Ты прибежала. Ты даже не успела открыть форточку, - а ведь так любишь наполнять квартиру потоками свежего воздуха. Включила на кухне свет, налила из крана полную кружку воды, залпом осушила ее. Побежал в зал. Ты все делала очень быстро. Сняла офисный костюм. Надела свое роскошное черное бархатное платье – в нем особенно выдавались плавные изгибы твоей красивой фигуры. Волосы из высокого пучка после пары взмахов расческой превратились в шикарный пшеничный каскад: ради него ты вчера вечером долго возилась с бигуди. Красные губы, красное пальто и лаковые черные сапожки, сумка на плечо. Свет погас, через минуту ты уже стучала шпильками по мокрому асфальту. Ах, Нане… ты даже забыла положить на нашем месте мои любимые крабовые палочки.
Значит, сегодня ты решила оставить меня в одиночестве. Я не жалуюсь. Но очень боюсь, что ты снова исчезнешь надолго. Как пять лет назад. Один вечер я наблюдал, как вы с матерью в спешке собирали вещи, а когда я пришел вечером следующего дня, то не увидел ни света, ни тебя. Я приходил снова и снова. Каждый вечер на протяжении многих недель, месяцев. Они слились в два утомительно длинных года.
Не скажу, что мне было совсем скучно, скорее тоскливо. Меня развлекали призраки твоей квартиры. Они устраивали ежевечерние посиделки, лазили по твоим шкафчикам, разговаривали о чем-то, целовались, спорили. Их было двое. Видеть их я начинал обычно, когда последние сумерки выгоняли светло. Парень и девушка. Очень красивые. Высокие и стройные, оба темноволосые. Бледные лица их никогда не меняли цвета, хотя эмоции в мимике ярко выражались. Девушка всегда приходила в голубом платье первой. Она возникала у окна. На ее ребрах чуть ниже груди были отчетливо заметны небольшие буро-черные пятна. С каждой стороны – по одному пугающему пятну. Длинные черные волосы спускались почти до самых колен, представляешь? Она дышала на стекло, а потом водила тонким пальцем по нему. Но рисунка не получалось, дыхание не оставляло пара. И это раздражало ее. Дышала ли она? Через пару минут являлся он. Подходил к ней сзади, обнимал. У него тоже были длинные волосы, ниже плеч, и сумасшедший взгляд. Он часто вращал ими так быстро, что казалось, они выпадут из больших глазниц. Я, конечно, видел парочку и раньше, до твоего отъезда. Но они приходили реже, и вели себя тише. Понимаешь, когда вы с мамой ночью просыпались от странных шорохов и стуков, это были они. Сосуществовали ночью рядом с вами. Нане, девушка иногда подходила к твоей кровати и низко-низко наклонялась над твоим лицом, смотрела на твои веки. А ее спутник стоял сзади. Он стоял ко мне спиной, и я не мог рассмотреть выражение лица, но мне чувствовалось, что при взгляде на тебя он становился мягче. Зато девушка очень сильно злилась, можно сказать, свирепела. Она бросалась на него взбесившейся кошкой. И что-то кричала. К сожалению, я не слышал слов. Нам, котам, дарована возможность слишком много видеть, но не всех слышать. Клянусь, я бы отдал восемь из своих девяти жизней, чтобы знать, о чем они говорили. Мое чутье подсказывало, что я раскрыл бы парочку секретов бытия. Но нет.
Однажды она даже ударила тебя, спящую. Ты тогда подскочила на кровати, как ошпаренная, кричала и плакала, и мама успокаивала тебя, давала валериану. Ты выпила ее очень много, этот чудный запах доносился до моего изрезанного шрамами носа. И заснула, уткнувшись маме в грудь, она гладила твою голову до самого утра.
Два утомительных года я провел с этой странной парой. Прежде, чем я снова увидел твое повзрослевшее лицо в окне. Я даже сначала подумал, что это галлюцинация, - но то, как ты изменилась, именно преображения в тебе – привели к уверенности, что это ты, моя Нане.
Нане, ты появилась в мае. Двор окутывал запах сирени и ландышей. И сочной зелени, и сладковатый, сиропный – от листьев кленов. И ты открыла окно. Нане, ты достала сигарету, чиркнула спичкой, лениво закурила. Ты была одна. Скулы твои стали резче, нос заострился, губы суше. И ключицы стали больше выдаваться, и плечи ушли немного вперед. Ты постарела тогда, Нане, на целую вечность, мне так казалось. И я инстинктивно стал привыкать к тебе – новой – более резкой и сухой.
29.03.08
20.30
Ну зачем ты так рвешь свои кудри. Расчесывай аккуратно, Нане. Если бы я так обходился со своей шерстью, с учетом того, сколько раз в бою меня драли соперники, я б был гол как мои египетские братья. Накручиваешь волосы, куда собираешься?
Странно, раньше поклонники приходили к тебе. Один, помнится, хаживал часто и долго – почти год. Симпатичный был мужчина, я одобрял. Нередко он подъезжал на такси подгулявший, с огромными охапками цветов и пакетом с продуктами. Поднимался быстро. Ты очень нравилась ему, Нане. Ты встречала его в красивых платьях, с ярко накрашенными губами. Ты готовила ему что-то вкусное – мне особенно нравился аромат рыбы, запеченной с сыром и овощами; он, пока ты сервировала стол, очень эмоционально рассказывал тебе о своих делах на работе. Если память еще не изменяет потрепанному шалопаю, ты называла его Киром. Вы красиво целовались. Почти как кинозвезды. О том, что происходило потом, я только догадываюсь, потому что ты всегда вплотную сдвигала в эти вечера шторы в комнате. Но я прекрасно видел, как реагировали на ваши свидания твои непрошенные сожители: женщина была исполнена злорадства, мужчина же походил на сумасшедшего еще больше. В один из таких вечеров он сильно запрокинул голову. Горло свитера опустилось, я заметил на шее отчетливые темно-лиловые, почти черные подтеки, - след от веревки.
Они постоянно в эти часы спорили. Он несколько раз пытался схватить ее за горло, но она отталкивалась и исчезала. Что терзало этих призраков, не знаю. Но это было явно старая обида, которая до сих пор не давала им покоя.
Ты накрутила свои великолепные волосы, Нане. Ты сейчас такая домашняя. Снова куришь. Сколько можно? Зачем ты портишь свое здоровье, милая, у тебя вся жизнь впереди…
28.03.08
20.25
Твой поздний ужин, Нане. Обычно ты не ешь так поздно. И вино в бокале. Тебе грустно, милая? Вчера вы обо всем поговорили, все выяснили, не так ли? И поэтому тебе грустно?
Честно признаюсь, этот мужчина из всех твоих ухажеров нравился мне меньше всего. Он был груб и не отесан. Даже внешность его напоминала мне чем-то обезьяну. Высокий, с чересчур широкими плечами, он обращался с тобой не так, как должен был. Ты – настоящая принцесса, Нане, а он остервенело хватал тебя за тонкую талию, мял в ручищах твои полупрозрачные хрупкие кисти, резко хватал за волосы. Это если бы шелк обмотали ржавыми цепями – также неестественно и разнородно…
И я окончательно возненавидел этого мужлана, когда он ударил тебя. Вы ругались. Ты кричала. Он молчал, а потом неожиданно выкинул свою пятерню вперед…
Ты еще долго после его ухода держала на разбитых губах смоченное в холодной воде полотенце.
10. 04.08
18.00
Прошла неделя с того страшного случая, невольной свидетельницей которого я стала. Я все пыталась не вспоминать увиденное, ходила в церковь, смотрела развлекательные фильмы, засиживалась на работе. Но что бы ни делала, меня неотступно преследовал жуткий образ молодой красивой девушки в грязи…
Подруга-психолог посоветовала вернуться туда, где произошла трагедия. Она посчитала, что когда я увижу это место без трупа, мое сознание успокоится, начнет воспринимать реальность иначе. Я и сама думала сходить в этот дворик, поговорить с соседками. Не из любопытства, из желания понять, что привело к столь печальному исходу девушку.
Было почти шесть вечера, когда я подошла к знакомой четырехэтажке. Погода случилась на удивление теплая, и пожилые женщины нежились на лавочке у подъезда, обсуждая последние события двора. Когда я к ним приблизилась, одна из женщин, как выяснилось после знакомства, Марина Сергеевна, узнала меня.
- Ах, вы же тоже были здесь, когда Нане выбросилась из окна, - ошпарила она меня резким напоминанием.
- Да, да, я проходила мимо. И вот вернулась. Не могу найти покоя, - не стала я врать.
- Бедная девочка, - добавила еще одна старушка.
- Надо сказать, что все к этому и шло. Странная она была, - уж слишком, на мой взгляд, - осудительно начала Марина Сергеевна. – Неустроенная жизнь, мужчины разные. Ей уже давно замужем нужно было быть, детей нарожать.
- Марина, ну ты же знаешь… Не все так просто в этой семье получилось. Бедная, несчастная девочка страдала, - собеседница Марины Сергеевны определенно внушала уважение.
- Мне мать ее жалко больше. Вот где у женщины судьба, - никому не пожелаешь, ни врагу, ни бесу.
Слушая их спор, я заинтересовалась еще больше. Что за судьба? Что за несчастья? Но как-то неловко было задавать вопросы. Я уже была готова вот так, ничего не узнав, уйти. Но в этот момент к подъезду подошла еще достаточно молодая красивая женщина. На ней было черное длинное платье, короткое черное пальто. Светлые волосы повязаны черным тонким шарфом.
- Здравствуй, Катерина, - притихшим голосом поздоровалась с женщиной Марина Сергеевна. – Ты от следователя?
Я догадалась, что это мама Нане. Тем более, рассмотрев ее ближе, заметила определенное сходство в лице с дочерью: такой же острый нос, пухлые губы.
- Да, - коротко отчеканила она в ответ соседке и присела на край скамейки – разговор не должен был быть долгим.
Катерина сначала посмотрела на лица старушек, а потом вдруг заметила меня.
- Здравствуйте, я вас не знаю, вы недавно здесь живете? – вдруг обратилась женщина.
У меня еще не успел открыться рот, а Марина Сергеевна сообщила, что я – свидетельница происшествия.
Левый краешек губ Катерины потянулся в сторону и дрогнул. Она порывисто поднялась и огорошила меня неожиданным предложением:
- Пойдемте чаю или кофе выпьем.
Отказаться было невозможно. Казалось, что Катерина хочет поговорить, выговориться. Мы с ней были почти ровесницами, я смотрела на нее влажными печальными глазами, и, видимо, она решила, что мне можно довериться.
Мы медленно поднялись на третий этаж. За это время не было сказано ни слова. В молчании она открыла дверь, пригласила войти. Не разуваясь, Катерина отправилась на кухню. Я замерла на выходе из коридора – он сообщался с залом. Звуки на кухне говорили о том, что хозяйка квартиры ставит чайник. Мое же внимание приковала комната. Обстановка – ничего особенного. Мебель давно вышла из моды, старый буфет, шкаф, диван, журнальный столик и кресло. На полу цветастый затертый ковер. Вещи разбросаны – беспорядок был во всем. На полу валялись какие-то бумаги, у дивана на полу лежала стопка книг, на журнальном столике - немытые чашки и бокал. За стеклом в буфете фотографии: Нане широко улыбается в камеру, Нане с собакой, Катерина с Нане у беседки.
- Вы, пожалуйста, простите за беспорядок. Я ничего не убирала после смерти Нане. И следователи перебирали вещи – моя девочка не оставила предсмертной записки. Но все-таки они уже сошлись на том, что это было самоубийство, - Катерина вышла из кухни, снимая пальто. – Думаю, лучше посидеть на кухне.
27.03.08
20.20
Нане, ты так хороша сегодня. Ты пишешь. Над столом горит бра. В тонкой тетради бегут, ускоряются ровные строки. Иногда ты поднимаешь голову, указательным пальцем трешь переносицу, зажимаешь край ручки зубами, закрываешь глаза. Потом отводишь их вправо и прикрываешь веками. И снова пишешь. В этот момент за твоей спиной стоят они. Женщина улыбается. Поворачивается к спутнику. Он быстро вращает глазами. Наверное, Нане, ты ощущаешь их присутствие. Отчего же, если не так, ты отмахиваешь от ее волос, когда она подходит слишком близко и задевает черными клоками твои плечи.
10.04.08
19.00
Круглый стол был покрыт голубой в белый горошек скатертью. Над столом на стене - бра под старину, темно-коричневые шкафчики, маленький холодильник. Занавески прозрачные белые. Очень уютная обстановка располагала к разговору. Хозяйка подала кофе, поставила корзинку с печеньем. Присела. Подперла подбородок кулаком и глубоко тяжко вздохнула.
- Вы угощайтесь, угощайтесь, пожалуйста, - сказала она и остановила на мне взгляд.
Мне в лицо смотрели голубые и очень уставшие глаза. Одно время, еще в молодости, я работала в доме престарелых. Ухаживала за стариками, которые доживали свой век в обшарпанных стенах казенного дома. Мне особенно запомнились две мои подопечные. Зинаида Павловна, 94-летняя интеллигентная женщина пережила революцию, репрессию родителей, гибель первого мужа на войне. Второй муж был ученым, они женились по любви, но он тоже рано ушел из жизни. С пятидесяти лет эта образованнейшая дама с аристократическими манерами жила одна – детей Бог не дал. Часто и много болела. И только, видно, чудом дотянула до таких лет. «Для меня неожиданный звонок по телефону последние лет тридцать стал определенным рефлексом – я просто поднимала трубку и спрашивала – «Кто?». Это было очередное приглашение на похороны либо подруги, либо родственника, либо бывшего сослуживца».
Я ухаживала за ней несколько месяцев, до самой ее смерти, тихой, во сне. Потом очень скучала по нашим беседам – мы много говорили. Она рассказывала об ужасах революции, Отечественной войны, одиночестве и детях, которых у нее так и не случилось. Вторая моя собеседница, Лидия Федоровна, была моложе ее лет на десять. В наше заведение она попала после смерти последнего своего ребенка – дочери. Четырех сыновей она потеряла еще будучи молодой женщиной - они не вернулись из боев. «Что осталось от моих мальчиков, моих красивых крепких мальчиков – только бумажки. Смертью храбрых пали они, так там написано, так написали их командиры. Но кто напишет матери, как ей дальше жить, когда она отдала так много?», - не раз, плача, говорила она.
Судьба этой женщины пугала меня больше всего. Пережив всех своих детей, она осталась зависимой от того, что могло дать ей государство. Много ли оно ей дало? Койку в сиром доме, пустой борщ да краюху хлеба с кашей больше напоминающей клей? Не слишком ли много за то, что она заплатила? Помню, я тогда много думала над тем, как страшно потерять ребенка. Тем более – несколько детей. И тогда решила, что не стану матерью. Слишком живо было воображение, слишком больно я пережила несуществующие в моей биографии потери. И обрекла себя – еще тогда – на одиночество.
Почему я вспомнила сейчас этих женщин? Глаза Катерины – неизлечимая тоска, опустошение и абсолютное смирение с фатумом в них – это те глаза, которыми смотрели на меня мои давние приятельницы.
- Может быть вам еще кофе? – мама Нане вывела меня из раздумий, и я только сейчас заметила, что выпила весь напиток.
- Нет, нет, - мне хотелось поговорить с ней. – Скажите, какой была Нане?
- Моя дочь была чудным ребенком, - тихо, растягивая слова, произнесла Катерина. – В детстве была так непоседлива, что хоть плач. Я поспеть не могла за этой егозой. Стоило отвернуться, а она уже или чашку сбросит, или влезет на шкафчик, как ей это удавалось… Она так меня веселила и радовала. Рано начала разговаривать. Быстро и легко научилась читать, писать. Любила крутиться перед зеркалом, натягивал на голову мои бусы и, знаете, я не запрещала, - помадой рисовала себе на щеках каракули.
Катерина замолчала. Сделала глоток кофе. Ногтями скрипнула по поверхности стола и вдруг предложила:
- Давайте конька выпьем. Так холодно внутри, что сил нет.
Ни произнося ни слова, согрелись.
- В пятнадцать лет у Нане начались кошмары, - продолжила женщина (я снова посмотрела ей в глаза и подумала, что у ее дочери они были такого же цвета). – Она резко просыпалась ночью, кричала, стала нервной и раздражительной. Я думала, что это из-за переходного возраста, потом стала подозревать, что она принимает какие-то наркотики – что можно было еще подумать, я не знала. С дочерью у меня всегда были хорошие отношения, я не била ее, тем паче было странно ее поведение. Так прошло несколько лет. В общем, я не знала, как поступить. Когда у нее начались серьезные проблемы с учебой в институте, навязчивые идеи, я одумалась и решилась отвести девочку к врачу. Нане очень не хотела, умоляла – не надо, мама. Но я все же сделала это… А теперь, мне кажется, вам стоит почитать кое-что.
Катерина резко поднялась и вышла в зал. Вернулась с тонкой тетрадью в руках. Обложка ее была измята и исцарапана.
- Здесь – Нане, которой я не знала. И не понимала.
Я открыла тетрадь…
10.04.08
19.30
Как я скучаю, Нане. Сейчас такая весна настала, девочка моя. На кленах уже появились клейкие зародыши. Скоро из липкого кокона почки пробьется нежно-зеленый ребенок. Он будет расти быстро, Нане, с каждым днем набирая в весе и росте. И когда ты почти растворишься в земле, он пышно отпразднует свое совершеннолетие под горячим солнцем июня.
Как я скучаю, Нане. Я поднимаю голову и вижу над собой в ветвях застрявший прошлогодний змей, который пускали мальчишки. Он помутнел, обмяк; яркость красок сменилась залитыми дождями и снегом подтеками. Но он не упадет, а может быть, перезимует и следующий год… Без тебя.
Нане. Вчера была потрясающая луна. Завораживающая. Полнолуние. Ночная хозяйка как славянская невеста нарядилась в красное: дымка оранжево-багровых облаков укутывала ее словно цыганский платок. И до самой земли спускались перламутровые бусы звезд.
Видела ли ты это, Нане?
10.04.08
20.00
«По настоятельной просьбе лечащего врача я должна описывать в этой тетради все свои внутренние переживания и все события, которые потрясают мое воображение. Это необходимо в целях терапии.
20 Сентября, 2005 год.
Нынешней ночью я опять плохо спала. Меня разбудили сны. Картинки менялись быстро, одна за одной. Это были сны-воспоминания. Слайды того, что было со мной раньше, когда мы жили в нашей квартире. Вот я лежу на кровати. Я сплю. Ко мне подходит странная женщина с очень длинными волосами, бледная. Она наклоняется надо мной. Но я не чувствую ее дыхания. И мне самой очень страшно дышать – вдруг она рассердится. Она итак сердита. Я не знаю, не знаю, почему. Она просто приближает свое лицо к моему. Пряди ее черных волос падают мне на грудь и плечи. Ноя не чувствую их, и от этого мне еще страшнее.
Щелчок. За ее спиной стоит мужчина и тоже смотрит на меня. Я готова слиться с кроватью в единое целое, у меня потеют ладони и живот. Я леденею от ужаса, ничего не могу сделать.
Женщина вдруг исчезает. Я вижу только его. Он длинноволосый, у него большие глаза. Очень пристально смотрит на меня и вдруг улыбается. Только для меня это не улыбка, а настоящий оскал.
Я просыпаюсь во сне. Меня мучает одышка, нет, я задыхаюсь. Я кричу, зову маму. Ну вот же она, моя родная, вот, успокаивает меня. Дает валериану. А потом долго гладит по голове.
Мамы нет. Где ты? Я лежу на полу в кухне. Мне холодно. Я ничего не вижу слишком темно. И вдруг – из темноты - клочок света - и на меня летит нож с большим лезвием.
В этот момент я по-настоящему проснулась. У кровати медсестра, она делает мне укол. Я лишь замечаю, что одеяло сброшено, простыня почти съехала, видно, я терзалась в кошмарах. Медсестра держит руку на голове, и я снова засыпаю, но теперь спокойно, до утра.
25 Октября, 2005 год.
Сегодня доктор расспрашивал о том, что я вижу, когда не сплю. Я рассказала ему о дымчатом коте с желтыми глазами, который каждый вечер сидит на ветке клена, напротив нашего окна. На самом деле, этот кот – исчадие ада. Я знаю, что он пришел, чтобы свести меня с ума, чтобы забрать меня в свой ужасный мир. Врач не поверил. Он сказал, что может быть, кот привязался ко мне, потому что я его подкармливала. Ну, как же он не понимает. Поначалу я и сама так думала. Еще будучи совсем ребенком, я действительно кормила его котлетами. Не очень-то обращала на него внимания. А потом, когда меня стали мучить кошмары, вдруг подсознательно ощутила, что между ними и этим котом есть какая-то связь. Разве это нормально? Каждый вечер, как по графику, кот приходил, садился на ветку и смотрел в мои окна. Я раньше любила сидеть у окошка, особенно в теплое время года, читать. Сквозь открытые ставни дул приятный свежий ветер… Но из-за кота я отказалась от этого скромного ритуала.
2 Декабря, 2005 год.
Мы сегодня с врачом снова спорили по поводу кота. Он спросил, как я считаю, если кота изловить и отдать живодерам, и он уже не будет приходить, как я себя буду чувствовать. Да я сама миллион раз хотела так сделать. А потом поняла. Уберут кота, Он явится в другой ипостаси. Но он не оставит меня в покое. Так пусть лучше будет привычный кот. Я хотя бы знаю, чего ожидать. Доктор не согласился.
5 Января, 2006 год.
Все эти разговоры о коте меня очень взволновали. Три ночи подряд были жуткие сны с пробуждениями и истериками. Сплошные уколы. Мне кажется, они уже не действуют. Еще таблетки, я пью их так много… Меня часто тошнит, не хочу есть, я плачу после каждого кошмара. Вчера я исцарапала себе руки так сильно, что пришлось бинтовать. Когда я рассказывала сюжет самого ужасного сна, доктор снимал меня на камеру. Он все время повторял – не может быть, не может быть, такого в моей практике не было. Что он имел в виду?
Мне снились они. Женщина и мужчина зашли в комнату, в их ногах крутился тот самый кот. Женщина сказала: «Ей не быть живой, я не позволю». А мужчина вдруг начал кричать на нее, он кричал матные слова, все не помню, я очень испугалась. Только что сказал в итоге – я в твоей голове ее поселю, и тебя снова уничтожу.
Доктор попросил описать внешность этих людей. Когда я это сделала, он вдруг сел на стул, снял очки и начал быстро руками тереть свою голову. Кто еще здесь сумасшедший?
10 Марта, 2006 год.
Прошло больше двух месяцев. Эти дни слились для меня в один большой шар эмоций и воспоминаний. Я жила в своей квартире, ко мне ежедневно приходил кот, со мной постоянно была пара бледных призраков. Они ругались, как и раньше, женщина, как и раньше, говорила мне странные слова, угрожала, мужчина бил ее, толкал. Иногда я проваливалась в полную темноту. Темноты становилось все больше и потом ничего не помню.
Очнулась вчера утром. В окно бил солнечный свет. И впервые за много месяцев я почувствовала себя легко. Врач сказал, что у меня началась новая жизнь. По своим ощущениям я понимала, что это правда. Сегодня в своем кабинете он вручил мне новую тетрадь и сказал, что заполнять я ее начну только, когда снова окажусь дома, в своей квартире, откуда мы с мамой уехали к ее сестре. Доктор сказал, что я должна туда вернуться, потому что только там я смогу начать новую жизнь полноценно, как у всех людей. Потом пришла мама. Врач сказал ей то же. Но мама сказала, что в эту квартиру мы не вернемся. Тогда врач попросил уйти меня, мама осталась, и они еще долго что-то обсуждали.
20 Апреля, 2006 год.
Я очень довольна. Я чувствую себя хорошо. Я примирилась с призраками. Они стали такой же частью меня, как руки, может быть, ногти. Я больше не боюсь кота. Это мой спутник на протяжении многих лет. Я чувствую себя настоящей повелительницей потусторонних сил. Чувствую свою власть над ними. Это доктор научил меня не бояться. Мы много говорили на эту тему. Пойми, убеждал он, ты уникальна. С древних времен у человечества было неутолимое желание соприкоснуться с таинством потустороннего. Шаманы приносили жертвы богам, буддисты научились достигать состояния нирваны, прорицательницы специально раздражают свое сознание, чтобы проникнуть еще глубже в свои дарованные природой возможности. Ты – же, Нане, оказалась небольшим звеном между ними и нами. Ты несешь в себе великие знания. Не бойся их, говори с ними, благодаря им ты станешь еще сильнее…
5 Мая, 2006 год.
Сегодня я еду домой. Сегодня я начну полноценную новую жизнь. И я верю, что все будет хорошо…»
Больше в этой тетради не было ни строчки. Я посмотрела на Катерину. Она была бледной.
- Она лежала в психиатрической больнице? Ведь так? – спросила я у нее.
Та кивнула.
- Я немного разбираюсь в психических расстройствах. Странные методы лечения выбрал ее доктор. Вас это не удивило? У нее налицо были симптомы шизофрении, ранней стадии. Лечение нужно было продолжить и… Простите, я совершенно не понимаю, как врач мог довести до ее до полной уверенности, что ее навязчивые идеи не только реальны, но и примирил с ними…
У женщины напротив вдруг задергались губы, она побледнела еще больше и закричала: «Господи, я сама убила свою дочь!»
10.04.08
21.10
Я выждала, пока Катерина немного успокоится, налила ей еще несколько рюмок коньяка. Она забросила их в себя одну за другой.
- Катенька, у вас горе. Но не стоит так себя винить в том, что произошло. Ваша дочь была больна. Доктор вел странную терапию. И кто виноват, так скорее он, но никак не вы, - приговаривала я, в совершенной растерянности.
- Вы же ничего, ровным счетом ничего не знаете. Как моя Нане страдала! Что она испытала одному Богу известно.
- Так расскажите мне все. Вам полегчает, - робко заметила я.
- В день происшедшего Нане позвонила мне. Она была очень сердита на меня и сказала, что приедет ко мне, что у нас будет очень серьезный разговор.
Нане влетела в квартиру ветром.
- Показывай фотографию отца, - она буквально кричала на меня.
Я стала отнекиваться, сказала, что фотографий нет, что ее папа бросил нас, когда та была совсем малюткой, и я слишком ненавидела его, чтобы сохранить фото.
- Я знаю, что ты любила его. Ты не могла выбросить все. Одну точно оставила, - Нане кричала на меня, она была не в себе.
Я достала из бумажника старое фото. Только кинув на него непродолжительный взгляд, она схватилась за голову.
- Так ты все знала! Ты знала все и ничего мне не сказала! – мне казалось, что она убьет меня.
Она схватила сумку и выбежала из квартиры. Крикнула только: «Позвоню».
- И что вы? Вы же видели, в каком она состоянии, с ее диагнозом, почему не побежали за ней? – я была ошарашена.
Катерина снова заплакала.
- Когда мне было девятнадцать, я влюбилась в однокурсника. Его звали Олег. Он был очень красив, умен, весельчак. Мы стали встречаться. Очень сильно друг друга любили. Вскоре я забеременела. Нас это известие только обрадовало – мы были счастливы так сильно, что нас не пугало будущее, и мы не задумывались, как будем на стипендию растить малыша. Мы расписались и поселились в этой квартире, здесь жила бабушка Олега, и по завещанию оставила ее внуку.
Мы просто летали от радости. Олег был замечательным мужем. Обходительный, добрый, внимательный. Мы даже не нуждались, потому что муж после учебы спешил на работу. Его стипендии и зарплаты, моей стипендии нам на все хватало.
И вот родилась наша Нане. Мы ее назвали в честь его бабушки – она была грузинкой. Наша девочка была самой красивой. Олег прыгал как ребенок, когда смотрел на дочь. Он так сильно ее любил.
Когда Нане было месяца три от роду, я заметила первые странности в поведении мужа. Иногда он подходил к дочери и начинал отмахивать от нее что-то. Я спрашивала, для чего это. А он смотрел на меня – в эти мгновения его глаза бегали быстро-быстро и были страшными – и говорил, что отгоняет от дочери мух.
На дворе был февраль. Какие мухи? Я пугалась и отходила от него.
Через несколько месяцев я однажды пришла из магазина и застыла на входе в комнату от ужаса. Девочка лежала на полу, вокруг нее был нарисован мелом круг, горели три свечи, а Олег стоял на коленях и шептал молитвы. Я начала кричать, допытываться, что это значит, называла его сумасшедшим, а он вдруг рассвирепел и ударил меня по лицу. Потом толкнул и сказал, что не позволит мне помешать, что дочь нужно спасти, что он уже пропал, но Нане должна выжить.
Как вы думаете, что я сделала? Конечно, на следующий день, пока его не было дома, я собрала вещи, взяла Нане и уехала к родителям в другой город. И, да простит меня Бог, предварительно позвонила его родителям и все рассказала.
Через несколько дней я говорила по телефону со свекровью. Она рассказала, что Олег в больнице, что диагноз неутешительный, шизофрения, что надежды на полное выздоровление нет. Неделями я плакала в подушку, моя Нане лишилась грудного молока – от стресса оно пропало. Я оплакивала своего молодого любимого мужа и наше уже бывшее - счастье.
А потом решила, что вместе с ним жить я не смогу, слишком боялась за дочь. В его голове могли родиться, какие угодно фантазии. Я подала на развод.
Суд запретил Олегу навещать дочь. Но я ему несколько раз устраивала свидания с Нане. В те периоды, когда он подлечивался и начинал вести себя адекватно некоторое время, конечно.
Спустя год после развода Олег познакомился в клинике с молодой женщиной, кажется, цыганкой. У нее тоже были проблемы, но с нервами, а не психические расстройства. Они стали жить вместе. Как рассказывала мама Олега, пара вела себя очень буйно. Они постоянно выясняли отношения, ругались. Она ревновала его буквально ко всему. Она ревновала его к прошлому – ко мне, и особенно к дочери.
Уж не знаю, что произошло в тот жуткий майский вечер. А только позвонила мне бывшая свекровь и кричала в трубку, и рыдала. И я ничего не могла понять из ее рассказа. Услышала только: приезжай, хоронить Олежку будем.
Руки у меня колотились всю дорогу. Дочь плакала, она еще сосем малютка, ничего не понимала, но, видимо, чувствовала, что отца уже нет.
Олег не просто умер. Он сделал то, что оставило проклятье на всех нас. Он убил свою новую жену, ударив два раза ножом – в грудь, по разу с каждой стороны. А потом повесился. Несчастный не справился с болезнью. Винить его невозможно – им управляло безумие.
Я же, боясь за будущее дочери, решила, что она не узнает о том, что натворил Олег. А еще я очень страшилась, что болезнь мужа передастся ей по наследству…
Мы переехали в эту квартиру. С соседями и родителями Олега договорились, что девочке будем говорить, что ее папа бросил нас. Я еще очень просила их не показывать его фото. Мне казалось, что она не должна видеть и помнить его лицо.
Родители Олега отказывались это делать. Они показывали ей фотографии. Но так вышло, что умерли они, когда девочка была еще мала, она не запомнила лицо отца.
- Ну все это доказывает, что Нане передалась по наследству страшная болезнь… - попыталась я скрыть шок.
- Тот мужчина, которого она видела в снах, который являлся к ней, как она говорила и наяву – и есть Олег. А женщина – его новая жена, - обреченно произнесла Катерина.
- Образ отца мог отложиться в памяти с детства, - начала было я…
- Она никогда и нигде не могла видеть эту женщину, она не знала, что произошло, она была защищена от этой истории. Я все сделала для этого. Врач, когда узнал обо всем, сказал, что это не совсем психическое расстройство, что здесь нечто большее. Он объяснил, что призраков что-то терзает, они не могут успокоиться, и если им не помочь, то и Нане не найдет покоя. Мы даже ездили с ним к какому-то старику, провидцу, и тот сказал, что моя девочка должна узнать, что нужно умершей много лет назад паре. А мы, живые, сделаем это для них, и все будет хорошо. Но о том, что это ее отец мы решили не рассказывать.
Врач настроил на это Нане. Она действительно перестала бояться. Она не была такой нервной, пыталась устроить личную жизнь. Но ничего не выходило. Мужчины, словно заговоренные, уходили от нее. Больше всех продержался только один – Кир, очень хороший человек. Но и он не выдержал. Он сказал, что от моей дочери постоянно исходил странный холод. И ему становилось страшно иногда рядом с ней. И страх пересилил его.
- Неужели неудачи в личной жизни заставили ее покончить собой? – мне не верилось.
- Точно не это. Я нашла тетрадь, я, конечно, не отдавала ее следователю. Не хочу, чтобы мою Нане считали окончательно сумасшедшей. Дочь написала это почти две недели назад.
Катерина протянула мне совсем новую тетрадь.
«Вчера мужчина-призрак сказал, что он мой отец. Я не верю ему, такого не может быть. Он пытается обнять меня и говорит, что очень скучает. Женщина с черными волосами ненавидит меня. При мне они начали ругаться и спорить. Она сказала, что не допустит того, чтобы мы с ним были рядом. Он же говорит, что только я могу развязать их и успокоить. Ему нужна я. Но как я могу быть с ним. Я – жива, я очень хочу жить.
Уйти из этой квартиры? Он сказал, что это бесполезно. Что пока я буду жить, без него, я буду несчастна.
Одна моя надежда – кот. Я уже поняла, что этот плешивый дымчатый ушастик – мой ангел-хранитель. Пока есть он, я могу терпеть. Он умен, он все понимает. И я знаю, что он тоже видит этих бледных призраков.
Он не убьет меня. Он не может. Но мое сознание в его власти. Я, хоть и устала, буду держаться так долго, как смогу. Мама, если вдруг меня не станет, и ты прочтешь это, а я знаю, что прочтешь, я спрячу тетрадь в нашем условленном месте, знай, чтобы и как ни произошло, я сделала это не сама».
Я, просто прохожая, я одинокая женщина, никогда не встречалась ни с чем, что могло бы хоть отдаленно напоминать мистику. В моей жизни события просты, по-человечески обыденны. Не поверить тому, что я читала, что происходило? Я привыкла объяснять любые странности метаморфозами подсознания. Девушка была больна.
Я поднялась со стула, подошла к окну. В этот момент Катерина выключила бра, подошла сзади.
- Смотрите, - прошептала она, указывая на дерево напротив.
С нижней ветки на нас смотрели желтые бусины дымчатого кота.
10.04.08
00.00
Нане, воет ветер в моих ушах. Сегодня твоя мама беседовала с женщиной, которая видела тебя там, под окном. Они говорили долго, читали тетради. Они ушли, Нане, потушили свет в квартире, спустились и пошли вместе в сторону метро. Они так и не узнают, что когда ты вылетела из окна, как маленькая ласточка, вскинув руки, бедная, я видел за твоей спиной злорадствующее лицо черноволосой женщины. Это она толкнула тебя, Нане.
Сегодня я совсем один. Даже призраки не беспокоят моего воображения. Что же это?
Так тяжело осознавать, что все безвозвратно изменилось. Как у человека: жизнь делится на то, что было, и то, что будет. Между разными частями есть какое-то событие, одно или несколько, которые напрочь лишают надежды, что эти пути пересекутся. События превращают части твоей жизни в бегущие параллельные. И между тем, что было и есть, находится временной круг, сплетенье, где собираются все эмоции, воспоминания и ощущения. Они смешиваются в невкусный коктейль, от которого под языком собирается горечь. И надо выпить его, иначе ты зависнешь между параллелями, не сможешь перейти из одной части в другую. Ты можешь оставить в памяти для ностальгии парочку лучших моментов – выбирай на свой вкус. Кое-что потянется самовольно, от чего не отмахнешься до последнего. Но самое главное, взяв все необходимое, никогда не ступать – ни шага туда, где ты был раньше. Параллелей может быть много. В них – мудрость, то, что ты приобрел.
Я слишком завис в одной части своей жизни, Нане, в той, где ты была. И теперь я готовлюсь жить в новой – той, где тебя не будет. Но я еще немного полелею свою тоску, я еще посижу в кругу, ладно? Нане?
Твои ставни закрыты наглухо. Я смотрю на них. Свет луны уже касается нижней части окна…
И снова в окне кажется бледное лицо. Рот приближается к стеклу и пытается дышать на него, а потом тонкий пальчик рисует кружок, которого не видно. Только бледное лицо обрамляют светлые кудри…
- Нане, ты вернулась!
Апрель, 2009 год.
Ирина Санкевич (И. Сан.)